Текст книги "Без царства земного"
Автор книги: Дарья Торгашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
Глава 7
Вечером того же дня, когда все хозяева были дома, Эйрик ускользнул в квартал Святого Маманта, в портовую харчевню. Он, случалось, угощался там пивом и отводил душу, беседуя с соплеменниками. Даны и свеи не так уж редко прибывали в Миклагард1616
Древнескандинавское название Константинополя.
[Закрыть] на своих грозных кораблях.
Но сегодня он крепко выпил – так, что почти не разбирал дороги, возвращаясь впотьмах обратно. Какой-то оборванец пристал к нему в надежде ограбить, и Эйрик не глядя швырнул его об стену. Ему было так скверно, как давно уже не бывало.
Когда он добрался до особняка Мелитов, ворота оказались уже заперты. Воин постоял – в пьяном раздумье, постучать или нет; потом, подпрыгнув, ухватился за кирпичную ограду. Для силача его роста это была не препона; подтянувшись, Эйрик перемахнул на другую сторону. Он пересек задний двор и, войдя через черный ход, отправился спать в свою каморку.
На другое утро голова гудела, тело ломило и во рту было мерзко. Эйрик сел на своей лежанке, с трудом соображая: видел кто в доме его вчерашнюю вылазку или нет. А потом дверь его комнаты скрипнула, и показалась бабка Фекла, нянька молодой госпожи.
– Ишь набрался-то! Вот скажу хозяину!
В руках у нее была большая кружка с рассолом. Эйрик, усмехнувшись, поблагодарил и взял. Он ополовинил кружку, утерев усы рукавом; и ему полегчало.
– Не говори ничего патрикию, бабка Фекла, – попросил он. – Больше не повторится.
А нянька вдруг наклонилась к самому его лицу и помахала пальцем перед мутными глазами.
– Не твое, и рот на чужое не разевай!
Она ушла, и дверь захлопнула. А Эйрик со стоном повалился обратно на постель. Догадалась, старая ведьма! Что ж, у кого есть глаза, тот видит.
Повторялась его судьба…
Ромеи ценили удаль и силу северных наемников, но никого здесь не интересовало, кем Эйрик Бьернсон был у себя на родине. А между тем, происхождением он мог бы помериться со многими местными господами. Он вырос свободным и благородным человеком, средним сыном хозяина большой усадьбы и предводителя славной дружины. Тогда, восемь лет назад, Эйрик был молод и удачлив в боях – и, как люди говорили, хорош собой. И он был женат.
Эйрик получил в жены женщину знатнее себя – младшую дочь самого ярла1717
Ярл – племенной вождь в средневековой Скандинавии; позднее верховный правитель.
[Закрыть] Гуннара Счастливого, белокожую и золотоволосую Асу. Он полюбил ее, и она полюбила его. Два года они прожили в согласии, у них родился сын Харальд. А третья зима после свадьбы выдалась особенно холодной; Аса, застудившись, схватила жестокую горячку. Она умерла, и младенец тоже умер.
Ярл очень горевал и гневался; и больше всего гневался на самого Эйрика, что тот не уберег его дочь и внука. Гуннар Счастливый сложил Асе и маленькому Харальду погребальный костер до небес, и с ними сожгли много сокровищ и всякого добра. А Эйрика ярл не пожелал больше видеть ни в своей дружине, ни на каком-либо своем корабле. Там, где они жили, было мало земли, лишь камень да лед; и Эйрик ушел в чужие края, искать свою долю. Он продавал свой меч, как делали многие его сородичи, – те, кто не устраивал набегов и не брал богатой добычи с боя.
Миклагард, куда в конце концов привели его ноги, оказался именно таков, как о нем рассказывали, – величайшим, чудеснейшим и богатейшим из всех городов. Эйрик нанялся на службу к Роману Мелиту, охранять самого патрикия и его семью. И вот сейчас…
Дочь Романа Мелита посмотрела на Эйрика так, как никто из этих надменных ромеев никогда не смотрел. И после того, как она защитила его в храме от своих соплеменников и служителей своего христианского Бога, он даже возмечтал… Дурень несчастный!
Ни один из этих разряженных, высокоумных ромеев не выстоял бы против Эйрика Бьернсона в честном бою – если бы только они умели сражаться честно. Византийцы не совершали набегов, они торговали, улещали и обманывали все другие народы: и называли это волей своего Всевышнего Бога. Для них Эйрик был лишь варваром, немногим выше животного.
То, что началось между ним и Феано, заново пробудило и сердце его, и тело, его мужскую силу. В тот день, когда они вместе с дочерью Романа Мелита отыскали на Крите ящик с древними письменами, их судьбы навсегда переплелись! Эйрику даже не нужно было раскидывать руны, чтобы понять это.
Но позавчера вечером его молодая госпожа отправилась кататься на лодке с сыном Дионисия Мартинака. Эйрик видел, как тот долго с ней говорил, в чем-то убеждал; а потом почти поцеловал, и она не уклонилась. А на другое утро его хозяева отправили посланца к Мартинакам. Не требовалось большого ума, чтобы понять, что между двумя уважаемыми семьями состоялся сговор. Феано Мелитена была обещана Варде Мартинаку…
Эйрик тяжело встал и тряхнул головой, прогоняя зряшные мысли. Сбросив куртку и рубашку, он обнаженным по пояс вышел на задний двор, облегчился и достал из колодца ведро студеной воды. Жадно напился из горсти. После чего, не поморщившись, облился с головой. И, бросив ведро, отправился погреться – помахать мечом. Пусть не скажут про него, что он отлынивает от службы и утратил сноровку!
Хозяева по просьбе наемника подвесили на заднем дворе между двумя столбами деревянного болвана на цепях, для упражнений. И он долго бил деревянным мечом увесистую колоду, которая, раскачавшись, вполне могла покалечить новичка. Проскальзывал справа, слева и, извернувшись, рубил вновь и вновь…
Несколько раз ему представлялся вместо этой колоды Варда Мартинак, и Эйрик смеялся зло и весело. Особенно его развеселила мысль, какое лицо сделалось бы у этого утонченного ромея, если бы им и вправду привелось подраться. Тот, кто привык всегда полагаться на чужую силу, разучивается стоять сам за себя… И разучивается отвечать за себя самого, не то что за других!
Намахавшись вдосталь, Эйрик опять ополоснулся холодной водой из колодца и вернулся в дом. Надел свежую рубашку и, пройдя на кухню, поел в одиночестве. Молодой хозяйки он не видел: и легко мог понять, что Феано Мелитена намеренно избегает его.
Однако после обеда, когда Эйрик вышел в атриум и, присев на нижнюю ступеньку портика, принялся чистить оружие, Феано неожиданно появилась в дверях. Она прошла наружу и опустилась на верхнюю ступеньку лестницы.
Эйрик поднялся и поприветствовал госпожу; он не осмеливался больше любоваться ею открыто, и решил сразу уйти со своей работой в другое место, чтобы не мешать ее уединению. Однако Феано попросила его остаться.
– Я хочу, чтобы ты рассказал мне о себе, – произнесла госпожа. Лицо у нее было холодное и чужое, и большие темные глаза тоже чужие; но в голосе звучала решимость. – Я не спрашиваю, чем ты промышлял, когда ушел из дома… об этом тебя уже спрашивал отец, когда принимал на службу.
Девушка невесело рассмеялась.
– Я хочу знать, как ты жил у себя на родине. Расскажи про свою семью.
Он наконец поднял на нее глаза.
– Зачем?
Им не нужно было много слов, чтобы понимать друг друга. Феано крепко сцепила руки на коленях и, слегка покраснев, повторила:
– Расскажи. Я твоя хозяйка, и я велю.
Он подчинился. Эйрик понял, что именно ей хочется услышать; и рассказал и про Асу с маленьким сыном, и про свое изгнание. Прежние боль и гнев опять заговорили в нем… Глаза Феано блеснули, и Эйрик понял: она тоже угадывает в том, что началось сейчас, повторение прежнего.
Когда он закончил, Феано коротко поблагодарила телохранителя за откровенность и, поднявшись, сразу ушла. Эйрику было неведомо, как молодая госпожа воспользовалась услышанным; однако потом она продолжила избегать его. И больше почти не выходила на люди – нужда в охраннике отпала; теперь Эйрик в основном сопровождал только самого Романа Мелита, когда тот отправлялся по различным делам.
А потом к Мелитам зачастили гости. Эйрик не помнил такого нашествия уже давно. Эта семья жила не то чтобы уединенно – просто они проводили в Константинополе не так уж много времени; каждую весну Роман Мелит выходил в море, по разным государственным и торговым делам, хотя сам купцом не был. А зимой хозяева уезжали в имение; иногда уезжали и летом. Феано, случалось, подолгу оставалась без отца, под надзором одной только старой тетки, которую приглашали к ним пожить. Но, разумеется, тогда не могло быть и речи о том, чтобы принимать гостей-мужчин.
А сейчас гостей набралось столько, сколько не перебывало за иные полгода. И Эйрика осенила догадка. Молодую хозяйку опять сватали! Стало быть, Варда Мартинак еще не считался ее женихом!..
Сын Дионисия Мартинака тоже приходил к Мелитам раза два или три, и беседовал с Феано. Но его не слишком выделяли среди прочих. Значит, Эйрик не ошибся.
Но все одно – Варда Мартинак или другой, мужем Феофании Мелитены станет только равный по происхождению и положению. Или же тот, кого счастливый случай вознесет до нее. Но слишком самонадеянно думать, что это будет он.
Эйрик Бьернсон положил себе: как только произойдет то, что должно произойти, он немедленно покинет этот дом и не будет больше служить у Мелитов. Сколько бы ему здесь ни платили! Если Феано достанется другому, видеть счастливого соперника будет невыносимо. Возможно, Эйрик опять уйдет на север, к своим, и станет хирдманном1818
Хирдманн – воин в хирде, скандинавской дружине.
[Закрыть], снова примется добывать славу и богатство в бою; и сорвет с шеи постылый символ христианства, который почти ничего не значил даже для многих приверженцев этого учения.
Феоктист надолго забыл о своем обещании разобраться с критскими свитками. Возможно, ему попросту было недосуг: Роман Мелит привлек сына для того, чтобы выяснить побольше о Мартинаках. Оказалось, что в целом Варда не солгал. Имение Мартинаков располагалось в трех днях пути от столицы. Оно было большим, но запущенным. И, однако же, Варда регулярно сносился с управляющим, а то и сам ездил туда и подолгу оставался в провинции, пытаясь извлечь из имения доход. Он никогда не служил при дворе, в отличие от Михаила Мартинака… возможно, чтобы не привлекать слишком много внимания к своей особе? А еще Варда занимался торговлей, у него была доля в продаже некоторых товаров на севере. Для придворных, получавших императорскую ругу, торговля считалась малопочтенным занятием – или попросту василевс не желал, чтобы его приближенные имели независимый источник прибыли.
Тридцатилетний Михаил Мартинак разительно отличался от брата: он был опустившимся и откровенно развратным человеком, одним из многочисленных придворных паразитов. И, однако же, именно Михаилу по завещанию должна была достаться львиная доля семейного имущества. Феано даже предложила отцу – может быть, помочь Варде в торговле, вложить общие средства в какое-нибудь предприятие? Ведь Роман Мелит, будучи придворным, также не мог заниматься этим открыто. Патрикий признал, что это недурная мысль.
Что же касалось других соискателей… С тех пор, как Феано объяснилась с Вардой, отец с необычайной энергией взялся наверстывать упущенное. У них за два месяца перебывало не меньше двадцати новых человек, отцов с сыновьями, которые приходили в их дом как на смотрины. Некоторым Феано не показывалась вовсе; с другими женихами говорила в присутствии отца. Но никто не задел ее чувств так, как Варда.
И уж подавно – так, как Эйрик…
Феано услышала историю викинга из его собственных уст, и убедилась, что он человек благородного происхождения. И он был однажды счастливо женат, пока не лишился жены и сына по трагической случайности. Однако никто из двоих даже не заикался о том, чтобы Эйрик Бьернсон мог породниться с семейством Мелитов. Пропасть между ними была непреодолима; по крайней мере, сейчас.
Отец рассматривал выгоды новых возможных союзов, и сама Феано тоже; однако внутри нее крепло ощущение, что она уже сделала выбор – и теперь изменяет человеку, которому предназначена! Феано со всеми мужчинами оставалась одинаково холодной и вежливо-равнодушной. Она даже скоро почти перестала различать их лица. Конечно, многие родители в подобном случае не задумались бы о чувствах дочери, располагая ее рукой по своему усмотрению. Но Роман Мелит к числу таких не принадлежал.
К зиме эти смотрины прекратились. Не только потому, что Феано никого из женихов не отличала; а еще и потому, что о Мелитах в Константинополе пошли дурные толки. Над патрикием и его дочерью на выданье даже начали посмеиваться. Такое стерпеть было нельзя.
Кстати пришлось то, что они собирались к Рождеству в имение. В любом случае, следовало дать слухам улечься.
Перед отъездом Феано попрощалась с Вардой наедине.
– Я пока не обещаю себя вам, – серьезно сказала она. – Подождем, пока мы не вернемся с отцом в город. Но если ничего не стрясется, то…
Феано протянула патрикию руку. Он нежно привлек девушку к себе и, склонившись, коснулся губами ее щеки.
– Вы позволите мне писать вам? Для меня это было бы отрадно. Мне думается, мы могли бы вести занимательные беседы даже на расстоянии.
Феано помедлила, не зная, сколь многое сможет ему доверить… Потом улыбнулась.
– Почту за честь.
Она проводила Варду Мартинака, почти своего жениха, со щемящим чувством. Как быстро все совершалось в ее судьбе! И как будто без ее на то воли: хотя и отец, и другие мужчины позволяли ей решать самой…
Наконец семья покинула Константинополь. Эйрик был с ними, в свите патрикия Мелита. Но Феано чувствовала, что это уже ненадолго.
Глава 8
В доме началась суета: таскали туда-сюда и укладывали вещи, делали важнейшие покупки, писали длинные списки и сверяли счета. Сам патрикий, Феано и управляющий Фома были заняты по горло.
В один из таких дней к молодой хозяйке пришел брат. Когда Феано спустилась к нему в атриум, Феоктист смущенно и вместе с тем гордо улыбнулся, протягивая сестре длинный папирусный свиток.
У нее уже рябило в глазах от того, сколько приходилось перечитывать и сверять за последнее время; и, однако же, Феано с восторгом схватила свиток.
– Что это? Ты разобрал мои папирусы?..
Феоктист кивнул.
– По большей части. Здесь краткое изложение того, что там содержится. Прочтешь на досуге.
Феано опять просияла от радости. Но тут же ее улыбка исчезла, сменившись выжидательным выражением. Феоктист понял и развел руками.
– Извини, дорогая сестра, сами свитки я тебе не верну. У меня они будут в большей сохранности. И впереди у вас такая долгая дорога.
Феано хотела рассердиться; но поняла, что это будет бесполезно. Она поблагодарила брата за помощь. И в ней опять проснулось жгучее любопытство к тайне, о которой она сама в последнее время напрочь позабыла.
Они прошли в триклиний, и Феано налила брату вина.
– Что там, можешь пересказать своими словами? Читать сейчас мне некогда.
Молодой евнух откашлялся.
– Много рассказывается о царице Артемисии – Артемисии Первой, царе Ксерксе и его приближенных. Это… записки частного лица и придворного Артемисии, человека по имени Питфей Гефестион. Там много бытовых подробностей и подробностей жизни автора и его родственников, которые очень занимательны, но для истории важности не имеют…
– А кто был этот Питфей Гефестион? Дипломат, вроде нашего отца? – спросила Феано.
– Можно и так сказать, – ответил Феоктист. Сделав глоток вина, красивым движением головы он откинул назад длинные черные волосы. – Многое попорчено временем и разобрать не удалось. Но ясно, что царица Артемисия неоднократно посылала автора этих записок на Крит для переговоров. А тот дом, где ты отыскала ящик со свитками, принадлежал его семье, родителям его жены.
– Ну надо же! – воскликнула Феано.
Феоктист улыбнулся.
– Конечно, это очень интересно. Но еще интереснее политические подробности. Как там утверждается, царица Артемисия при поддержке этого самого Питфея пыталась создать целостное государство – монархию, объединив разрозненные карийские полисы. Но все их усилия, как мы знаем, пошли прахом. Язычники так не смогли создать государство, хоть сколько-нибудь подобное нашему. Кария была персидской сатрапией, а позднее, во времена первого Рима, – всего лишь провинцией. Как и теперь, собственно говоря: и даже само название забыто… Однако меня воодушевляет мысль, что все это происходило на нашей собственной земле!
Феоктист рассмеялся.
– Право, даже жаль, что я не смогу отправиться с вами. В Рождество я должен неотлучно состоять при светлейшем и благочестивейшем. А вдруг бы удалось отыскать другие следы этого Питфея Гефестиона и древних царей!
У Феано загорелись глаза. Та же мысль посетила и ее!
Она подлила брату вина, но тут вспомнила еще кое о чем.
– А древний персидский текст, он чей?
– О, это еще любопытней, – Феоктист встрепенулся. – Персидский текст написан рукой некоего Артабаза, личного слуги и вольноотпущенника Питфея. Он был персом… и евнухом, как я.
Феоктист кашлянул в кулак.
– Этот слуга уже после смерти господина написал дополнения к его труду. В тех папирусах, что я дал тебе, я изложил все вместе, самую суть.
Феано кивнула. Ей опять стало ужасно жаль, что Феоктист припрятал оригинал и не желает его отдавать. Но заставить брата было нельзя; да и неразумно.
Она еще раз поблагодарила Феоктиста за проделанную титаническую работу. Потом он отправился поприветствовать отца, а Феано, поднявшись в свою спальню, тщательно припрятала перевод. После чего опять занялась домашними делами, надолго выбросив критскую находку из головы.
Когда сборы были почти закончены, Феано вышла посидеть в атриум, у фонтана. Девушка прикрыла глаза, отдыхая и наслаждаясь плеском струй. Потом услышала чьи-то тяжелые шаги и вздрогнула, сразу узнав их.
– Садись рядом, – пригласила она.
Эйрик присел на скамью, не возражая.
– Завтра уезжать… Когда я вернусь в город, все уже будет иным. И тебя больше не будет.
Он изумился.
– Как ты поняла? Что я хотел сразу уйти?..
– Это не слишком трудно.
Феано так опечалилась, словно ее ждала не свадьба, а похороны любимого. Эйрик долго молчал, не сводя с нее глаз. А потом вдруг сказал:
– Я могу увезти тебя! Сейчас, клянусь Одином и светлыми асами! Что мне твой отец… и этот твой жених, которого ты даже не числишь в женихах!
Феано покраснела до ушей и вскочила с места.
– Ты с ума сошел?..
– Да. Это безумие, которое посылают нам боги, – он протянул к ней руки, потом тоже вскочил. Подошел вплотную, оказавшись выше почти на голову. Светло-голубые глаза, горевшие неистовым пламенем, заворожили ее.
– Только скажи! Мы уедем куда захочешь!
– Нет… Нет, я не могу.
С огромным усилием Феано освободилась от власти минуты, от власти этого мужчины. Она попятилась, замотав головой, и вскинула ладонь, когда Эйрик хотел опять приблизиться.
– Ты знаешь сам, я не могу! Я не предам любовь отца, который так надеется на меня. И я не могу погубить имя сестры. Что станут говорить в Константинополе и при дворе о нашей семье?..
– Что Феофания Мелитена сбежала с варваром и язычником, – мрачно усмехнулся он. – Великий позор.
А ведь он мог бы теперь стать не простым хирдманном, а хевдингом – грозным и почитаемым военным вождем… Даже начальником корабля или крепости! Конечно, предлагать такое дочери Романа Мелита было безумием. Но все же на какой-то миг Эйрик опять поверил в эту мечту и зримо представил: то богатое приданое, которое Феано принесет никчемному Варде Мартинаку, вместе с его собственными деньгами, накопленными за годы службы, могло бы послужить им двоим куда лучше. Феано дочь теплых морей и не прижилась бы на севере – ну так они могли бы поселиться в другом богатом греческом городе! В провинциях люди не столь высокомерны, как константинопольские ромеи; и там всегда нужны такие воины, как он!
Эйрик вдруг почувствовал, что Феано с глубокой грустью смотрит на него. На его грудь, где по-прежнему висел амулет Тора вместе с распятием.
– Ты ведь опять стал язычником?
Он помедлил, склонив голову; точно стоял перед судом ярла. Потом ответил правду.
– Я чту твоего бога, пока я на его земле. Но от своих богов отрекаться не стану.
– Понимаю. Но я христианка, Эйрик. Я так жить не могу… и дети мои тоже не будут.
Девушка опять покраснела.
– Я пойду, а не то меня хватятся.
Феано подхватила юбки и убежала. Эйрик остался один, горько усмехаясь. Он почти не сомневался, что она так скажет.
Они с ней вновь увиделись только на другой день, когда из конюшни за амбаром уже выводили лошадей. Запрягли пару телег – для поклажи и слуг; и одну крытую ковровую кибитку, для молодой хозяйки с сестрой и нянькой.
Феано сосредоточенно укладывала что-то под сиденье своей повозки. Она низко нагнулась, и юбка задралась, открывая высокие сапоги. Эйрик улыбнулся, в голове забродили совсем не пристойные мысли. Он мог бы поклясться, что под этим дорожным темным суконным платьем на Феано надеты штаны.
Почувствовав его присутствие, девушка вскрикнула и выпрямилась.
– Напугал!..
– Прошу простить, хозяйка.
Эйрик преувеличенно церемонно поклонился.
– Охальник, – фыркнула нянька Фекла. – Иди лучше спроси, как хозяин будет слуг вооружать! Твоя ведь забота!
– Я уже спросил, – хладнокровно ответил Эйрик. И снова повернулся к Феано, не желая отчитываться перед бабкой. – Госпожа, четверо наших слуг будут оружными, с кинжалами, а Андрей и Фарид возьмут луки. Они будут стрелять, если заметят далекую опасность. Я возглавлю всех и вступлю в ближний бой, если на нас нападут.
Он выдержал паузу.
– Надеюсь, до этого не дойдет.
Феано кивнула.
Как ни хорошо охранялись дороги империи, в каждом путешествии приходилось стеречься разбойников. Три года назад, когда Эйрик только поступил на службу к отцу Феано, на них напали грабители по пути в Константинополь. И слуги Мелитов могли дать отпор, хотя до Эйрика им было далеко. Вэринг в свободное время тренировал четверых вольных слуг Романа Мелита во владении луком и кинжалом. Да и сам патрикий не гнушался брать у него уроки.
Хозяева дали последние наставления управляющему, который с четырьмя слугами оставался следить за порядком. И наконец тронулись в путь.
Поезд патрикия Мелита, проследовав до конца Месы, покинул Константинополь через Золотые ворота. Им предстояло двигаться с севера на юг – вглубь материка, целых восемь дней на лошадях. Далекая и небезопасная дорога, но они были уже привычны к ней; и усадьба была хороша, хотя и так неудобно расположена. Прадед Романа Мелита, Леонид Мелит, получил эту землю за боевые подвиги в Армении, и потомок храброго комита1919
Комит – командующий.
[Закрыть] ни в какую не желал с ней расстаться.
Первые несколько часов Феано ехала в кибитке, но потом устала от тряски и неподвижности и пожелала вылезти. Она попросила разрешения у отца сесть на запасную лошадь. Патрикий для порядка нахмурился; но потом позволил. Маленькая Анна была изнеженной городской девочкой, а Феано воспитала в себе склонности, приличествовавшие скорее мужчинам. Но именно это Роману Мелиту нравилось в старшей дочери.
Тем более, что вряд ли их сейчас увидел бы кто-нибудь из городских знакомых…
Феано вскочила на лошадь; юбка слегка задралась, показав кожаные штаны. Лисий мех ее теплой накидки льнул к раскрасневшемуся лицу.
Она поймала задорный взгляд Эйрика – и рассмеялась. Уж ему-то мальчишество хозяйки нравилось особенно…
Вэринг ехал на своем коне чуть позади хозяина, впереди кибитки женщин. Феано нагнала его.
Здесь даже как-то забылось, что скоро их пути должны были навсегда разойтись. Это был мост между прежней жизнью и будущей…
– Эйрик, а мой брат ведь перевел наши критские свитки, – вполголоса сказала она.
Викинг бросил быстрый взгляд вперед: патрикий не смотрел на них, а ветер относил слова в сторону.
– И о чем же там говорится?
Феано рассказала. Эйрик слушал с явным интересом. Но когда госпожа упомянула, что надеется найти в имении что-нибудь еще, "связанное с этим", он нахмурился.
– Опять будешь тревожить мертвых?
– Те мертвые сами просили, чтобы их выслушали, – столь же серьезно заметила Феано. – И кто же еще выслушает, если не я?
Она показала себе на лоб, как сделал он когда-то, напоминая о ее таланте. Эйрик почтительно кивнул.
Феано огляделась по сторонам и совсем тихо спросила:
– Поможешь мне, если что?
Некоторое время охранитель не отвечал. Потом произнес, с непонятной усмешкой:
– Христиане осуждают таких людей, как ты. С таким даром: особенно женщин. Потому ты и просишь меня?
– И поэтому тоже. И кого мне еще просить?.. Ну, так ты согласен?
Эйрик кивнул. И они оба надолго замолчали.
Вскоре путники сделали привал, чтобы перекусить и дать отдых лошадям. Потом поехали дальше, уже в сумерках, чтобы успеть к ночи добраться до постоялого двора. Феано опять пересела в повозку.
Уже часто дождило, дороги во многих местах раскисли. Было холодно, и Анна схватила лихорадку, хотя и ехала закутанная в два теплых плаща. Но они добрались до имения благополучно.
