Текст книги "Драконофобия в контракт не входит (СИ)"
Автор книги: Дарья Гусина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Хлопнула дверь. Ракитников пронесся мимо меня в сторону лестницы, над его свитером висело облачко пара, из укоротившихся рукавов смешно торчали жилистые руки. Вот безобразник, одежду испортил. Петенька тоже хорош.
– Да, я маг, – на ходу буркнул несносный тип. – А твоя нежить называется уморт, костяной дракон, огнедышащий, кстати.
– Ты все вспомнил?
– Нет. У меня случайно состоялся случайный эксперимент, не больше, – нервно проговорил маг, поднимаясь. – Телевизоры показывают новости, линзы светят кораблям, уморты водятся на Северных Отрогах. Я – Петр Ракитников, пустота, вакуум. Пойду переоденусь.
Глава 11
Глава 11
Синтия
– Очень интересное кулинарное решение, – сказал Петр, рассматривая накрытый стол. – Утка, запеченная на подушке… из чего?
– Репы, – вздохнула я. – В оригинальном рецепте была морковь. Много моркови. А вот яблоки – это не мое.
Во дворе замка росли три яблони. Поздние, с кисленькими, дичающими плодами. Мачеха никогда не считала фрукты и овощи необходимой частью рациона, а я очень без них страдала, потому наелась яблок на всю оставшуюся жизнь. И орехов, крупных, терпко пахнущих, из рощи неподалеку – мне их приносили кошки. Приходилось общаться с ними на балконах, мурки остро реагировали на мою «свиту» грызунов. Кошек я подкармливала мясными объедками, уж чего-чего, а мяско мачеха уважала, как и ее любовники.
– Дикие утки обладают специфическим жиром, – тем временем бормотал несносный маг, водя носом у утиной тушки, – он сильно горит при запекании и воняет.
– Нужно подливать в противень воду по мере испарения, – объяснила я. – Эй, ты сейчас ее обцелуешь!
– Я есть хочу! Если я маг, значит, должен много есть. У меня были огромные затраты магии.
– Отличное оправдание!
– Нож. Быстро! Есть что-то поострее?
Румяная утка с поджаристой корочкой требовала особого подхода. Из недр покалеченного чемодана я достала свой кожаный футляр с ножами. Развернула, выбирая подходящий инструмент для нарезки мяса.
– Дай! – жадно велел над ухом маг.
Я протянула ему футляр. Да что происходит? Этот тип тут на птичьих правах, а я его уже слушаюсь! Если бы я не знала, что он владелец ресторана…
– Осторожно, они стоят дороже, чем этот маяк.
– Знаю, – бросил Петр, вытягивая из отделения остро заточенный традиционный дэба(* – нож для нарезки мяса и рыбы) и любовно касаясь лезвия. – Вот этот, например, можно купить в Восточном квартале примерно за тысячу серебряных солидов.
– Девятьсот. Мне уступили как постоянному покупателю.
– Отличная заточка. Откуда я все это знаю?
Я обреченно вздохнула:
– Ладно, признаюсь. Ты не нежить-нянька. Ты мой ассистент. Ну прости! Обманула! Хотела устроить стресс-встряску для пробуждения памяти. Я же не знала, что вы с Петенькой так подружитесь!
– Подружимся? Он меня водой окатил!
– Он любя и тоже для встряски! Я наняла тебя для съемок своего шоу. Кулинарного шоу о еде Сильверграда. Ну… национальные рецепты людей и нелюдей, особо приглашенные гости, экскурсы в историю и так далее. А поскольку ты немного разбираешься в кухне…
– Немного? Я знаю название всех этих ножей и какой для чего применяется! Не думаю, что этим может похвастаться любой обыватель, немного разбирающийся в кухне!
– Хорошо, хорошо! Много! Но это не значит, что я в курсе твоей истории. Мы познакомились… недавно. Пересеклись… в одном ресторане и познакомились. А потом… ты нашел меня здесь, – почти не соврала.
– Уф, – маг выдохнул с заметным облегчением. – Это меняет дело. Я уж подумал, у меня все совсем плохо. Шоу на маяке? Смысл? Атмосферно, конечно, со всей этой стариной и грубоватостью, но…
– Здесь особый свет. С одной стороны мыса в эту точку выходит Солнечный квартал, с другой – Дождливый. Увидишь, когда уйдут снежные облака.
И это будет потрясающе. Однажды я видела семь радуг одновременно. Говорят, это к стабильному счастью в делах и любви, но в моем случае примета почему-то не сработала.
Я приняла решение. Не буду ждать вызова Ледкова и восстановления на канале, все равно ничего хорошего из этого не выйдет. Репутация моя подпорчена навсегда. А еще маячит за спиной тень мачехи, и я уверена, что Арман рано или поздно сдаст меня ее поисковикам, особенно после провала мероприятия по очернению Ракитникова (и проделки с машиной, надеюсь, собаки не попались с поличным).
Когда сойдут снежные завалы, отвезу Ракитникова в город, найду его родню или друзей. Рано или поздно память к нему вернется, особенно если амнезия вызвана использованием магии. А я просто уеду, снова пущусь в бега. Сильверград – врата множества миров, уж в каком-то из них моим талантам найдется применение.
И хорошо бы, чтобы Петенька вернулся к своему хозяину. В мутноватых картинках, которые я иногда считывала из его памяти, не было ни боли, ни злобы, наоборот, там «царила» глиняная миска с вкусной едой, мышка из меха на веревочке и почему-то… бантик на хвосте. Сдается мне, уморт сбежал просто от скуки, в поисках впечатлений. Возможно, его приручил кто-то из сильных ведунов Тридевятого Царства, в который переходит за предгорьем клин Солнечного квартала. И попав на волю, как следует нагулявшись, нежить снова потянулась к людям. Ко мне.
Петр нарезал утку. Такое виртуозное владение ножом я видела лишь в Восточном квартале. Мясо ложилось на старое блюдо тонкими темными ломтиками, во рту у меня заклокотала слюна. Вернувшийся с прогулки Петенька тоже заинтересовался. Маг кинул ему кусочек утиной шейки. Уморт принялся обгладывать ее, зажав коротенькими лапками.
«Ничего так», – милостиво отрапортовала нежить.
– Это была последняя репа, – сообщила я магу, когда мы сели есть. – На мясе и рыбе мы какое-то время продержимся, но рацион так себе, сам понимаешь. Жестянка с чаем – моя последняя отрада – пуста. Завтра переходим на отвары трав.
– Нужно идти за холм, – сказал Петр.
– Опасно. Раз сюда еще никто из поселка не пришел, значит, сильно завалило. Здесь и прежде такое бывало: маячники в ловушку попадали, в февральские снежные бури. Насколько я знаю, Рой эти места раньше цеплял лишь краем, а в этот раз все серьезно. Есть вариант дойти по подтаявшей части берега до пляжа в курортной зоне, там есть спасательная лодка, вот только не знаю, в каком она состоянии. Если укрыта, стоит в лодочном сарае и есть запас горючего, можно попробовать добраться до поселка по воде. Завтра, – подумав, решила я, – пойдем туда завтра.
– Я пойду, – сказал Петр, отрезая от утки еще несколько кусочков. – Ты ждешь меня дома. Готовишь ужин, в косынке и фартуке.
– Чего это?! – возмутилась я.
– Такие прогулки – дело не женское. И сапоги резиновые у нас одни. Я не сбегу, обещаю. Но если ты опять переохладишься, скажи «прощай навсегда» здоровью. И так ходишь – а за тобой по полу сопли тянутся.
– Эй, хорош издеваться! А сам-то? Имя свое не помнишь!
– Я в норме… скоро буду в норме. Магия – великое дело.
Я и впрямь неважно себя чувствовала, сказались несколько часов на морозе. Но про сопли – явный перебор!
– Ладно, завтра решим, – проворчала я, делая вид, что сдалась.
На мысе опять появились чайки. С утра попробую кое-что из своего акциатто-арсенала.
Сидящий на полу Петенька вдруг изогнулся и затрясся, выкатив глаза и дергая шеей. Грудь его пошла спазмами, а из пасти на пол вылетел слюнявый зеленый комок.
– Что это? – поморщился Ракитников.
– Наверное, желудок очистил, – предположила я. – Как кошка травой. Водорослей наелся и ага.
– Как хорошо, что я больше не нежить-нянька, – радостно блеснул своими бесовскими голубыми глазами Петр, с довольным видом откидываясь на стуле. – И убирать не мне, а его хозяйке.
Черт! Не нужно было признаваться!
Петр
Я проснулся от того, что руки и ноги ломило и дергало. Чертов холод! А еще чертова домашняя рутина при полном отсутствии цивилизации! Мы с Синтией дотемна собирали по берегу выброшенный штормом плывун. Несколько крупных кусков пришлось рубить топором – варварский и энергоемкий труд. Наверняка в моем арсенале имеются какие-нибудь полезные бытовые заклинания. Я повел рукой над кроватью, на кончиках пальцев набухли капли магии. Мышечная память хранила какие-то движения, но ее осталось слишком мало.
Моя магия… Опасно сейчас к ней прибегать, даже ради того, чтобы сэкономить время и силы. Я не знаю ее границ, и она быстро истощается, понятно, почему: часть идет на восстановление ауры.
Ноги и руки болели. В своей «прошлой жизни» я, должно быть, был городским лентяем, одним из тех, что ездят в тренажерный зал за три мили от дома, чтобы потом эти три мили пробежать на беговой дорожке.
Через окно в комнату щедро лился лунный свет. Я скинул влажную от пота рубашку и полюбовался на себя в зеркало. Повеселел: не лесоруб, конечно, но какой-никакой рельеф имеется. Синяки и ссадины подживают. Все хорошо, но на лбу еще не высох пот, а дыхание сбито. Что мне снилось?
Цепляясь за остатки образов, лелея их и удерживая в памяти, я спустился вниз. Опять зверски хотелось есть. Кажется, с ужина осталась жареная рыба, Синтия убрала блюдо на самый холодный подоконник. Холодильник не работает, электричества на маяке нет, генератора тоже. Зато есть дрова, много, благодаря шторму. И натуральный мороз за окном.
Навья тварь пошевелилась и с подозрением уставилась на меня сонным красным глазом.
– Все нормально, – сказал я. – Иду подкрепиться.
Петенька, похоже, действительно любит спать в ногах. У Синтии.
Си лежит, обняв подушку, свернувшись вокруг нее, словно кошка. Из-под одеяла торчит изящная ножка. Наверху еще одна комната с двумя двойными кроватями, но девчонка предпочитает спать внизу. Не доверяет. И врет мне… ну, или недоговаривает. На ее месте я поступал бы так же. Я и поступаю. Не говорю о том, что помню, о том, что снится вторую ночь. Вот, хожу, мучаюсь, который день, собрал в голове пазл из нескольких воспоминаний. Голова болит. И складывающаяся картина мне очень не нравится.
… Суета. Мимо пробегает семья: мужчина, женщина, двое детей, один на руках у мужчины, на лицах паника, ребенок плачет.
– Бегите! – кричит мне женщина. – Только что передали: идет Рой!
– Скорее, скорее! – мужчина оборачивается на бегу. – Ближайший костер на соседней улице, у храма!
Почему я так хорошо помню лица этих людей? А то место, где застала меня сирена, – белая дымка, мутная, словно виньетка на краях старой фотографии. Где я был в этот момент? За спиной – темный переулок. Пахнет пивом. На душе – тревога и досада. Она уехала, я не успела с ней поговорить. Кто «она»? Улица стремительно пустеет. Кто-то за спиной. Оборачиваюсь, чтобы спросить, как скоро…
Удар в шею. Плохая магия, очень плохая, темная, запрещенная, но удобная для тех, кто знает слабые места драконов. К лицу устремляется мостовая. Я встречаюсь с ней виском… больно. В свете растущей луны четко видно сколы на булыжнике. На выщербленную тысячами шагов поверхность камня опускается снежинка, тает в полоске крови из моего рта. Мостовая подо мной стремительно становиться ледяной. Рой. Он идет. И это чертовски важно, не помню, почему.
Булыжник. Эм рассказывала, что раньше в каждом секторе Сильверграда был свой способ мостить улицы, свой узор, паттерн, который повторялся каждые три сажени. Торговый квартал? Или Солнечный? Линии из булыжников расходятся радиально. Кто такая Эм?
Шаги. Голоса:
– Госпожа, позволите нам его выпить? – говорит мужчина. В голосе явственные лебезящие нотки.
Стук. Странный звонкий стук, такой… хрустальный и четкий. Цок-цок. Цоканье над самым моим ухом, сзади. Затем тишина.
– Да, – тихо произносит женщина. – Так и сделайте. Я хочу гарантий. Считайте его кровь бонусом.
– Спасибо, госпожа. Рой укроет все, госпожа.
– Прощай. Петя. Мне жаль. Тебе не стоило во все это влезать.
– Эм? – шепчу я. – За что?
Кто, черт возьми, эта Эм?
– Да не трону я ее, – сказал я шепотом, потому что под моим расфокусированным взглядом уморт начал тревожно похрустывать хвостом. Прямо гремучая змея, и повадки такие же пугающие. И глазки. – Смотрю просто на твою хозяйку, любуюсь. Она такая милая, когда молчит.
Но Петеньку беспокоил не только я. Нежить смотрела наверх и прислушивалась. Вот вроде расслабилась, вытянула когтистые лапы, зевнула. Я, судя по ощущениям, никогда не являлся особым любителем такой вот экстремальной экзотики – уморта в качестве комнатной собачки – однако даже мне спокойнее, когда эта тварь ночует на маяке.
– Эй, песик, пошли пожрем, – предложил я от щедрот душевных. – Рыбка. Ням-ням. Ночная дозаправка – святое дело для людей и котов. Решай, а то ничего не оставлю. И вообще! Ты навья тварь! Тебе положено жрать по ночам!
Петенька подумал, встал и сонно поплелся за мной на кухню.
Синтия
– Ты здесь? – мачеха обходит стол, демонстративно подняв край алого вечернего платья.
Это она из чистой вредности – на кухне царит идеальная чистота. Деревянные поверхности скоблятся скребком и чистятся лимоном и уксусом. Я сама слежу за новыми служанками, а те, как ни странно, слушаются. Они меня побаиваются, считают глазливой колдовкой. Может, что-то видели. Или слышали. Или чувствительны к магии. Нужно быть осторожнее.
Я не поднимаю головы, продолжая сосредоточенно слюнявить кончик пальца и тереть трещинку с въевшейся копотью на коже ладони. За пять лет я выработала жесты, которые должны подтверждать мою не-от-мира-сего «легкую необычность».
– Соус с мускатным орехом был великолепен, – мачеха проходит к окну. – Меня даже посетила мысль, не представить ли повара гостям. Но нет, разумеется, – мадам де Фасино окидывает меня взглядом и снисходительно улыбается, – я же не хочу потерять уважение друзей.
Этот монолог предназначен не для меня убогой. Это очередной акт утверждения своей безоговорочной победы над жалкими людишками, что некогда осмелились противостоять великой чародейке: над моим отцом и мной. Странно. Отец мертв, я в глазах Ингрид – полная дурочка, потерявшая рассудок в «результате трагических событий». Перед кем она вечно так выпендривается? Да плевать! С тех пор, как я задумала побег, эта женщина для меня – всего лишь досадное препятствие, с которым, увы, нужно считаться. Я могла бы ее убить, но не буду. Я не она.
Мачеха подходит к столу, на котором я сижу, болтая ногами, и берет меня за подбородок. Заставляет посмотреть ей в глаза.
– Тебе семнадцать. А ты играешь с крысами.
Сколько презрения в голосе. Сердце замирает. Нельзя, чтобы во взгляде у меня мелькнула хоть какая-нибудь реакция. Госпожа де Фасино до сих пор подозревает, что я притворяюсь, и время от времени устраивает провокации. Она всегда настороже – змея, готовая атаковать раньше, чем опасность станет явственно видна. Мне приходится балансировать на лезвии бритвы. Я жива, пока мачехе нужна моя подпись, однако если риск станет слишком велик, страх победит жадность и я умру.
– Крысы милые! – я расплываюсь в улыбке. Я дурочка, девушка, застрявшая в своем детстве, но переигрывать нельзя, иначе меня удалят с кухни, я потеряю доступ к еде и не смогу подкармливать свою «свиту». Грань тонка. Я играю в опасную игру. – Но у них грязные шубки, – надеваю на лицо выражение глубокой озабоченности, глубоко «задумываюсь», – им нельзя на кухню. Нет-нет! Им сюда нельзя!
– Рада, что ты это понимаешь, – Ингрид кривит свое прекрасное лицо. Она все еще невероятно красива и, ходят слухи, умела в постельных утехах. Ах, папа! Ты тоже тогда попался, увы. – Мойся почаще. Ты ела?
– Я всегда ем, – улыбаюсь я. – Было вкусно. Нужно еще пряных трав, они почти закончились.
– Отдай распоряжение Кларе, пусть закажет в лавке.
– Хорошо, матушка. Крысы милые, но я не пускаю их на кухню. Мы играем в прятки внизу. Это весело.
Мачеха кивает и идет к двери. Я выдаю ей вслед свое «коронное»:
– А папа скоро вернется?
Змея оборачивается, милостиво улыбается:
– Скоро, детка, скоро.
Дурацкий сон. Приснился под утро, и все как будто наяву. Не знала, что в памяти всплывут такие подробности, а ведь тот разговор был вполне заурядным. Уф! Сколько ни пытаюсь стереть эти воспоминания, они все равно возвращаются.
Маг сожрал вчерашнюю рыбу, зато притащил на кухню маленького осьминога и моток водорослей, тех самых, с которыми нас «познакомил» Петенька. Похоже, на завтрак у нас будет нечто экзотическое. Я положила в рот кусочек водоросли, прожевала. Не сказать, что очень вкусно, но если выбрать молодые побеги, то можно будет подкрепить организм полезными волокнами, белками и микроэлементами.
Посмотрела в окно на кухне и фыркнула. Петр и Петенька носились по берегу: уморт убегал, Ракитников его догонял. В пасти нежити болтался какой-то предмет, Петр пытался его отобрать. Тряпка? Петенька драпал на удивление быстро, потом останавливался, ждал мага, позволял ему приблизиться… и снова давал стрекоча. Вот же… шальные!
За эти дни магу явно полегчало (этой ночью, правда, пришлось встать и напоить его отваром от ломоты в костях, а то из-за его жалобных стонов мне снились пытки в темнице), но с поездкой в поселок мы решили повременить.
Меня что-то беспокоило. Неясная мысль тыкалась в голову. Моя мысль? Непохоже. Ах да, я хотела «поговорить» с чайками.
Я выбрала птицу и послала ее за холм. Долго вглядывалась в неясную картинку, пытаясь понять, что происходит в Нижних Поглядах. Чайка сопротивлялась, и я ее отпустила. После магии акциатто в голове остались отголоски чужого разума. Чего боялась эта птица? Куда рвалась? Черт! Не может быть! Опять?!
Я выскочила на берег и заорала:
– Внутрь! Быстро! Идет новый сход!
… – Черт! Черт! – выругался маг.
– Зато у нас есть дрова, – меланхолично отозвалась я с другой стороны печи. Подумала и добавила: – И осьминог.
– Я пытаюсь вспомнить канон, и от этого голова начинает трещать, – пожаловался Ракитников. – Но это ведь ненормально, да? Два Роя подряд…
Для меня и один Рой – ненормально. Ненормально сидеть у огня и осознавать, что все это: ветер, снег, мгла, белые тени в ней – живое.
– … а второй… я засек время – двадцать три минуты до первого удара. И ударов уже было пять. Вот, шестой.
Маяк содрогнулся. Надеюсь, здание выдержит. Будут ли еще сходы? Мы, двое людей и нежить, за несколько дней успели создать здесь иллюзию стабильности. И даже строили планы. Люди так наивны. Один удар стихии – и понимаешь, насколько ты хрупок. При этом живот требует еды. Война войной, а ужин по расписанию.
– Есть хочу, – сказала я, прижимаясь спиной к теплой стене. – Как готовят осьминогов? А если на палочку и в огонь? Сойдет?
– О! Кстати! Чуть не забыл!
Петр отвлекся от мысленных потуг и осторожно поднялся. Аккуратно прошел на кухню, посматривая наверх и прислушиваясь. Петенька тоже вздрагивал, глядя на потолок, прижимал кожистые уши и костистый хвост. Я встала и подошла к винтовой лестнице, стараясь уловить подозрительные звуки. Много чего подозрительного уловила: скрежет, вой ветра, сухие раскаты грома. И чей-то шепот, кажется, бр-р-р…
Первое правило выживания во время Роя – не подходить к окнам. Чем дальше от огня и тоньше стена между человеком и метелью, тем сильнее желание выйти наружу, с ликованием отдаться стихии… чтобы быть сожранным.
Уморт с напряжением следил за моими перемещениями по залу:
«Далеко. Вернись».
«Что, Петенька?»
«Опасность. Нежить. Огонь – защита».
Я поспешила вернуться на место.
– Сюрприз, – с довольной физиономией сообщил вернувшийся с кухни Ракитников. – Твой питомец кое-что откопал из-подо льда на берегу.
В руках Петра была сумка из сыромятной кожи, которую издали я приняла за тряпку. С такими обычно ходят охотники и вольные маги. Ракитников высыпал содержимое торбы на пол. Бумаги (заметки с причудливыми схемами), карта прибрежной зоны, крошечный радиоприемник – все это промокло и было безвозвратно испорчено, зато по полу с грохотом раскатилось несколько консервных банок. А еще в ней нашлись пакетики с крекерами, вяленым мясом и сушеной картошкой. Под занавес, запутавшись в рваной подкладке, из сумки высунула горлышко бутылка дешевого бренди. Жизнь тут же перестала казаться столь унылой.
Петеньке пришлось довольствоваться осьминогом, а мы с магом набросились на крекеры и тушенку.
– Угм-м-м… по стаканчику? – смачно жуя, вскинулся Петр. – Напиток, конечно, дрянь, но это лучшее, что могло случиться с нами сегодня.
– Не-е-ет, – со смешком протянула я. – Я, пожалуй, воздержусь. С зеленым змием не дружу.
– Петенька, ты слышал? – маг с хрустом повернул крышку. – Она что-то там имеет против змеев. Я бы на твоем месте оскорбился. Давай просто радоваться жизни, пока это возможно, Синтия. Держи, – перед моим носом возник доверху наполненный стаканчик. – Что тебе сделается с одной стопки-то?
Глава 12
Глава 12
Синтия
– Мне нельзя пить. Я становлюсь дикой, неуправляемой и… откровенной.
– С удовольствием на это погляжу.
– Ой, аж глазки загорелись, – саркастично протянула я. – Под откровенной я имела в виду откровенное мнение, а не… иную откровенность. Ты точно хочешь услышать всю правду о себе?
– Синтия, – Петр поставил стакан на пол. – Почему мне все время кажется, что между нами какое-то недопонимание. У нас сотрудничество или соперничество?
– Одно подразумевает второе, – немного смутившись, ответила я.
– Точно ничего личного?
– Ты постоянно надо мной подтруниваешь! – выкрутилась я. – Я плачу́ тебе тем же.
– Напомню, я потерял память. Я бы оценил чуток снисходительности, – маг хмыкнул.
– Уверена, твой характер остался прежним! Вредным! И… и… ты всегда хочешь, чтобы последнее слово было за тобой!
– Дай подумать, – Петр наклонил к плечу голову, словно к чему-то прислушивался, и задумчиво резюмировал, – похоже, что так оно и есть. Судя по ощущениям, характер у меня отвратительный. Даже сейчас тянет на всякие пакости, например, напоить тебя.
– Ты пожалеешь! – с пафосом сказала я.
– Ха! Еще неизвестно, каков я сам… пьяный! – в том же тоне ответил маг. И признался: – Не помню, честно говоря.
Мы одновременно посмотрели друг на друга и прыснули.
– Ладно, – сказала я. – Только если живы останемся, рано утром не буди.
… Первая рюмка даже не расслабила. Просто огонь почему-то стал ярче, а глаза Ракитникова – синее. Иметь такие глаза законно, вообще? Я поняла, что засмотрелась на профиль мага, и быстро отвернулась. А Петр подло подлил мне еще.
За окнами гудела буря. Маяк ощутимо сотрясался. Если здание выдержит эту ночь, нужно отсюда выбираться. Чайка показала мне Нижние Погляды. Совершенно пустой. Похоже, жителей эвакуировали. Раньше продукты на мыс завозились владельцами лавок из поселка, но с тех пор, как маяк опустел, никто о нем не вспоминает. Никто не знает, что мы здесь.
– Странное дело, – произнес маг, расслабленно глядя на огонь. – Я помню столько людей и событий, но в них совершенно не помню себя. Уверен, что память – моя, однако эти картинки… как пазл без каких-либо временных привязок. Однажды… где-то… Вот ты знаешь, как делаются бочки для бренди? – Петр оживился, подлил мне еще. – Для нормального бренди, а не этого… недоразумения. Не думаю, что оно вообще когда-либо контактировало с бочкой.
– Нет, – сказала я. – Никогда не интересовалась этим вопросом. Меня больше интересует конечный продукт.
– А я интересовался… видимо… зачем-то. Для бочек берут дубовые доски…
Маг с увлечением поведал мне, как изготавливают особые, очень крепкие бочки в одном из морских миров, как мастер подчиняет себе дерево, и как оно затем отдает содержимому лучшую часть себя. Затем переключился на рецепты. Рассказал собственный секрет приготовления лимонных меренг, в лицах изобразил, как однажды продавал сладкую вату, не вспомнив, правда, с целью заработка или ради развлечения.
Нетрезвым Петр был мил и разговорчив, скорее даже болтлив. Эх, жаль, что он ничего о себе не помнил. Я бы с удовольствием воспользовалась случаем и послушала что-нибудь из личной жизни.
– А ты, Синтия? Какой был самый огромный курьез в твоей жизни?
– Я? – внутри меня что-то скручивалось и раскручивалось. Еще одна стопка – и спать. Но сначала как следует попугаю мага. – Хе-хе! Самым большим курьезом было то, что меня пять лет держали в заточении! В подвале замка! Таком… огромном и холодном… темном, с крысами. Да ладно! Не делай такое лицо! Ты же хотел откровений! Да все нормально! С огнем там было довольно уютно, прямо как здесь сейчас.
Физиономия у Петра действительно немного вытянулась.
– Думаешь, заливаю? Проверим? Дай руку! Ну дай! Поставь это свое… заклинание правды! Эх! Не хочешь – не надо! Дай сюда бутылку… присосался… вообще. Хочешь, еще напугаю? Возле наших дверей – нежить, – мне стало жарко и весело. – Честно! Она там все время… кружит. Я ее чувствую, не знал? Не, не зайдет, не бойся. Главное, следить за огнем. Зря мы, наверное, напились. Или не зря – надоело дрожать от страха. Страшно слышать их… всех… – пожаловалась я. – Почему я всех их слышу? Ладно, мы пока живы и пьяны. И это хорошо! Выпьем за это! Ну, слушай страшную историю о Замарашке и ее отце, Синей Бороде.
Петр
Девчонка отхлебнула бренди, поморщилась и бодренько начала:
– Мама умерла, когда мне было три с половиной года. Ее прокляли, и она уходила медленно и страшно, не желая лечиться. Отец все равно пытался ее спасти: привозил лекарей, даже магов из других миров, но потом смирился. Мама была непреклонна, у нее были на это причины. Если бы она излечилась частично, а не полностью, одним махом, проклятие могло перекинуться на меня, следующую женщину в роду. Будучи магом, мама сама «пеленала» проникшую извне черную магию и не позволяла никому растревожить сгусток тьмы… пока болезнь не унесла ее в могилу. Я плохо помню маму, только ее глаза и волосы. Запах… И ощущение тепла и счастья – мира, в котором я была под защитой. Этот мир покачнулся, но не рухнул, так как отец постарался восполнить все, что я, на его взгляд, потеряла: любовь, ласку, заботу … дружбу.
Синтия прикрыла веками увлажнившиеся глаза:
– Мы с ним были лучшими друзьями. Вместе каждую минуту.
– Вы выяснили, кто проклял твою маму? – осторожно спросил я.
– Нет. Кто-то из поклонниц отца, – Си вздохнула и уселась поудобнее. – Это самая вероятная версия. Отец был феноменально красив: яркие глаза, строгий профиль, аристократические скулы, густые иссиня-черные волосы. По долгу службы – наши земли поставляли ко двору самоцветы из небольшого, почти истощенного месторождения – ему приходилось часто бывать в столице, и придворные дамы не оставляли его без внимания. После смерти мамы к нам в замок устремились претендентки на руку и сердце папы. Любая из них могла быть черным магом, погубившим графиню де Фасино. Это была древняя и страшная магия, замешанная на крови, поэтому отец ужасно за меня переживал. Большинство лекарей утверждало, что мама унесла проклятие в могилу, но папа продолжал гнать взашей назойливых поклонниц, не пытаясь тратить время на приличия. Однако на попытки снять проклятие с мамы ушли огромные деньги. Вскоре замок покинули мои учителя, а место хорошего повара заняла сварливая служанка. Потом и она исчезла, и мы всё чаще ели на ужин подстреленную отцом дичь и собственноручно выловленную им в ручье рыбу. В шесть лет я помогала отцу убирать комнаты в крыле, куда мы перенесли свои вещи, чтобы сэкономить на дровах. Мы были… счастливы и без денег. Нас все устраивало, и последние крохи состояния отец потратил на книги. Он сам начал учить меня наукам и магии. Меня непременно нужно было обучать, потому что… – девушка замолчала, покусывая губы в нерешительности, – впрочем, чего из этого тайну-то делать? Ты ведь все равно догадался, да?
– О том, что ты разговариваешь с Петенькой? О птицах? – я пожал плечами. – Ваше общение с нежитью было слишком очевидным. Говорят, есть артефакты, магические вещицы…
– Это не вещь, – перебила меня Си. – Артефакт – я сама. Один человек на пять миллионов, рожденный с даром акциатто, магией призыва животных и, как выяснилось в результате смелого эксперимента, нежити, – Синтия глотнула из бутылки и посмотрела сначала на Петеньку, а затем мне в глаза. Взгляд ее был трезвым и… невероятно грустным. – Теперь ты знаешь. Можешь продать сведения обо мне вольным магам, тебя наградят.
– Не пори чушь, – грубо отозвался я. – Ты спасла мне жизнь. Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо, а не плохо.
– Вот-вот, запомни свои слова и не откажись от них, когда к тебе вернется память.
– Ты на что-то намекаешь?
– Да. Однако из откровений на сегодня достаточно печальной истории моего детства, – девушка вновь приложилась к бутылке, а я не стал развивать тему. Позже. – Итак, деньги таяли, а папины поклонницы – уже в меньшем количестве, но так же отчаянно – ломились в замок. Осмелевшие соседи принялись потихоньку отгрызать земли на юге и востоке, а у отца не было средств нанять войско и противостоять грабежу. Месторождения самоцветов, та малость, что еще приносила нам какие-то средства, были почти полностью выработаны. Все еще больше усложнилось, когда я заболела. Дело было зимой. Сырость в замке пробирала до костей, протопить его было почти невозможно. У меня болело в груди, кашель усиливался. Отец, занятый мыслями обо мне, отвлекся и впустил в замок очередную «случайную путницу», якобы заблудившуюся в нашей «глуши». Довольно милая дама, богатая вдова, готова была разбиться в лепешку, чтобы угодить графу де Фасино и его «очаровательной малышке», хотя, разумеется, я была лишь способом добраться до желанного мужчины. Папа в растерянности наблюдал, как замок заполняется лекарями и слугами. Меня вылечили, а отцу пришла в голову идея: он решил пожертвовать своей свободой, чтобы обеспечить мне комфорт. Несколько дней ухаживания, и он «пал к ногам» зрелой прелестницы. Невеста безумно раздражала его, но у нее было то, чего не было у нас – деньги. После свадьбы новая графиня де Фасино развила в замке бурную деятельность. Она не была жадна на средства, но требовала от отца любви. Всегда. Каждую минуту. Любви, комплиментов и, думаю, постели. И именно это, как я теперь, с высоты своего возраста, понимаю, отравило ему жизнь на целых полгода. Он все еще любил маму. Я слышала, как он разговаривал с ее портретом. Он плакал и просил прощения. Новая жена была его искуплением. Граф де Фасино винил себя в том, что его мужская привлекательность погубила его истинную любовь. Вот такая ирония.
Синтия покачала головой. На губах ее заиграла холодная улыбка:
– И в дело вступила я. Моя новая мамочка мне категорически не понравилась. Меня старательно «отдирали» от папы, отвлекали глупыми занятиями, вроде рукоделия и игры на арфе…
– Ты играешь на арфе?
– Совсем чуть-чуть. Это оказалось делом… убыточным. Все мои дорогие инструменты, заказанные в столице, почему-то привлекали крыс. Грызуны наносили им непоправимый ущерб. Странно, правда?
