Текст книги "Божественный яд (СИ)"

Автор книги: Дарья Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Если не ошибаюсь, Телаш Песчаная Змея? Чем обязан в столь поздний час?

– Прошу прощения за беспокойство, мой принц, – гость низко почтительно поклонился. – Всё верно, я польщён, что вы помните моё имя. Я хотел бы задать вопрос об одной из девушек, ответа на который не нашёл в её личном деле. Мне показалось, что время ещё не настолько позднее, и я приношу…

– Проходи, – принц позволил себе едва заметно поморщиться и отступил, пропуская гостя внутрь. – Надеюсь, вопросов действительно немного, а то знаю я ваше ведомство, – проворчал он, тем самым давая понять, что не просто помнит имя одного из «женихов», но и прекрасно знает, зачем он здесь. – Садись. Кто именно тебя интересует?

– Благодарю, – Телаш вновь поклонился и, дождавшись, пока сядет хозяин покоев, занял указанное место.

Этикет Илаатана был довольно прост и ограничивал немногие вещи, но зато имеющиеся ограничения соблюдались неукоснительно. Было допустимо вот так запросто явиться к Владыке и его приближённым в неурочный час, если этого требовало дело, но обойтись без положенного поклона или сесть в присутствии высокой особы прежде неё – уже нет.

– Меня интересует Одила Трольд. Я не нашёл в документах ничего примечательного, кроме того, что на родине её считают психически нездоровой, однако лекарь душ уверен, что это не так. Но девушка – явно не просто чудачка, она очень непроста, и мне бы хотелось разобраться сразу.

– И что ты успел увидеть за этот вечер? – явно заинтересовался принц.

– Одила действительно со странностями, это не придуманный образ, а свойство души. Она необщительна, как-то по-особенному воспринимает людей, а главное, видит нашу магию. Насколько я знаю, особенности магического чутья определяются наследственностью и обычно не сосуществуют даже в смесках. А она, похоже, видит и то и другое, и это как минимум интересно. Вряд ли она выдумывает. Но я не маг и магически совершенно не одарён, даже восприятие не удалось развить, так что мне, как неспециалисту, здесь требуется консультация. Вы расскажете или мне дальше копать самостоятельно?

– Расскажу, это не тайна, – улыбнулся принц. – Если честно, изначально я обратил внимание на фройляйн Трольд исключительно из-за реакции Кутума. Она смотрела на него с восхищённым интересом, а он ворчал и ругался и был против, хотя и не утверждал, будто она сумасшедшая. Хотелось его поддразнить. А потом я узнал от местных, что эта девушка видит мёртвых, и всё встало на свои места. Я не знаю, ты слышал что-нибудь об истинно видящих?

– Это была одна из версий, которые я хотел проверить, – удовлетворённо улыбнулся Телаш. – Редкий феномен полного отсутствия магических способностей при идеальном восприятии. Настолько тонком, что они способны ощущать не только магию, но даже посмертные остатки энергетических оболочек, призраки то есть. Но я не знал, что такой дар бывает и у трантов….

– Тут сложно судить. Возможно, где-то среди её предков наследил кто-то из наших сородичей – смешанные браки историческая редкость, но всё же не уникальный случай, да и внешность у этой девушки нетипичная для её родины. Главное, что в Транте этот дар не ценят и не используют, а нам он пригодится. Но на всякий случай решили о нём пока не распространяться, поэтому в личное дело информация не попала. А то вдруг они бы передумали? Сейчас-то уже не имеет смысла скрывать, но мы пока ищем того, кто взялся бы обучить её и огранить этот бриллиант. Живых истинно видящих в Илаатане, к сожалению, нет, но есть несколько исследователей этого вопроса, может быть, что-то и получится. Как она тебе, кстати? Или ты тут исключительно по служебной надобности?

– В этом смысле она интересует меня меньше всего, – хмыкнул Телаш. – Да и с разумной точки зрения это едва ли не худший вариант. Её считают сумасшедшей на родине, а я дипломат и лелею надежду продвинуться по службе. Конечно, любопытно узнать, что может получиться при настолько странной комбинации нашей наследственности, но не до такой степени, что бы ставить на себе эксперименты.

– Ах да, я вспомнил об этой проблеме! – сообразил принц. – Прости, было бестактно с моей стороны об этом напоминать.

– Не более бестактно, чем моё явление в поздний час, – возразил Телаш. – Благодарю за уделённое время и разъяснения, мой принц, – он встал и поклонился.

Сулус молча кивнул и проводил гостя только взглядом, ленясь подниматься, а закрыть за собой дверь тот мог и сам. Некоторое время он ещё просидел на прежнем месте, с лёгкой руки Песчаной Змеи размышляя о вопросах наследственности. Из этого действительно могло получиться что-то забавное: девушка с явной примесью илаатской крови и редким даром – а вернее, отклонением в развитии магического каркаса, – и мужчина с четвертушкой трантской крови и едва ли не более редкой физиологической проблемой.

Но интерес этот был исключительно теоретическим и не настолько сильным, что бы вмешиваться в чужую личную жизнь. А в эту жизнь Сулус не полез бы, даже если бы исследование наследственности было основным делом его жизни: слишком уважал отца этого молодого дипломата, Далана Песчаную Змею. Которому и так здорово досталось от жизни и крови, оставалось надеяться, что хотя бы его сыну повезёт и Любовь проявит к нему толику милосердия.

ГЛАВА 5. Экстрагенты и особенности получения настоек

Влюблённый! В горестях любви

На помощь Небо не зови!

Оно, поверь моим словам,

В любви бессильней, чем ты сам. Вхожу в мечеть смиренно, с поникшей головой,

Как будто для молитвы… Но замысел иной:

Здесь коврик незаметно стащил я в прошлый раз;

А он уж поистёрся, хочу стянуть другой.

Омар Хайям

Утро у невест началось не слишком рано, но полезно, с первого урока илаатского. Оказалось, кроме Иданы, которая хорошо на нём читала, но плохо разговаривала, язык изучали обе пансионерки, и делали они это гораздо успешнее, у них никаких проблем с произношением не нашлось. А вот остальным предстояло проявить куда больше упорства и терпения, но никто как будто не жаловался. То ли все понимали необходимость, то ли свою роль сыграло обещание помощи со стороны женихов. Ида смутно понимала, как они могут помочь девушкам, не знающим даже алфавита, но мнение оставила при себе, те более как раз ей помочь было нетрудно: все они были предупреждены, что с фройляйн Морнхут стоит разговаривать только на илаатском.

Кроме того, им провели урок этикета, который оказался гораздо проще, а также обещали рассказать об истории, культуре и религии, но не читая скучные лекции, а показывая на местности. Поэтому сегодня после обеда предстояла прогулка в старый храм, расположенный через парк от дворца. Построен тот был за много веков до Сада Лилий, считался одним из старейших на территории Илаатана и во многом поспособствовал выбору для летней резиденции именно этого места: та Владычица, муж которой затеял строительство, была не только болезненна, но ещё и весьма религиозна.

Утром, пока знакомились с учителями и занимались другими полезными вещами, Ида делала ещё одно важное дело: привыкала к местному наряду в наименее смущающем обществе из возможных – обществе таких же растерянных и смущённых девушек. Ощущение свободы, как будто на ней только ночная рубашка и тонкий халат, будоражило, смущало, волновало, но было приятным. Хотя постоянно казалось, что она забыла одеться, и тянуло чем-то прикрыться.

На уроке этикета им объяснили истоки и особенности ещё одного важного отличия между обычаями соседей. У илаатов не принято было стричь и даже собирать волосы, только во время работы и только из практических соображений, и даже наоборот, во всех официальных и торжественных случаях полагалось их распускать, лишь украшая при желании тонкими косицами, цепочками и подвесками, но мало кто прибегал к подобному.

В древности у илаатов существовал культ длинных волос. Люди верили, что в них содержится вся жизненная и магическая сила, и те, у кого наблюдались с этим проблемы, считались навлекшими на себя божественную кару. Иногда даже казнили тех, кто рано лысел, но чаще заставляли носить особый головной убор, состоящий из прижатого обручем длинного чёрного платка, имитировавшего наличие волос. Во всех же остальных случаях, не продиктованных практической необходимостью, головные уборы считались чем-то неприличным. Сейчас на лысых и стриженых, конечно, никто не показывал пальцем и ни к чему не принуждал, да и к головным уборам стали относиться более лояльно, но любовь к длинным распущенным волосам осталась.

Слушая это, девушки задумчиво ощупывали свои аккуратные причёски и вспоминали трантские традиции, которые, напротив, всего полвека как вообще разрешили женщинам выходить на улицу с непокрытой головой. После этого ни для кого не стало сюрпризом, что на прогулку в храм больше половины девушек распустили волосы, а самые скромные – заплели сложные косы, которые посчитали достойным компромиссом.

Ида перед выходом несколько минут разглядывала отражение в зеркале – бирюзовый с золотым шитьём наряд и облако светлых кудряшек – и пыталась понять, нравится ли ей то, что она видит. Было это ужасно непривычно, весьма непристойно и… пожалуй, красиво. Вспоминалась сказка про рождённую из морской пены принцессу, и, глядя на себя, Идана не сомневалась, что как-то так она и должна была выглядеть.

Заплетать косу Ида не стала.

Храм производил странное впечатление своим внешним видом и не вызывал желания зайти внутрь. В Транте церкви были строгими и изящными: тонкие колонны, узкие круглые арки, чистая белая штукатурка фасадов и амальгама высоких крыш-куполов, очертаниями повторявших старинные шлемы. А этот со стороны напоминал старый, вросший в землю замшелый склеп. Сложенный из огромных тёмных каменных плит, обветренных временем и потравленных дождями, он не имел окон, и единственный вход выглядел зловещим чёрным провалом, жадной пастью.

Иде вспомнились домики, которые она строила в детстве из кубиков, и вдруг стало жаль игрушки, которые она там замуровывала: делать нормальные окна и двери было неудобно, и она селила обитателей так. А теперь вдруг оказалась на их месте и осознала, насколько это страшно.

Принца и принцессы с ними на этой прогулке не было, но вряд ли это кого-то расстроило. Остальные девушки тоже притихли, и вряд ли кто-то из них отважился бы войти самостоятельно, но их сопровождали мужчины – не все, по одному на невесту, – и в итоге ни одна не попыталась отказаться от сомнительной экскурсии, только больше жались к спутникам. Идана даже предположила, что в этом и был хитрый расчёт, потому что совместные приключения сближают, но не обиделась, а только порадовалась своей компании. Её выпало сопровождать офицеру, высокому и широкоплечему мужчине, который во дворце виделся скучным, мрачным и неинтересным, а тут вдруг показался надёжным, сильным и очень мужественным, просто земное воплощение Защитника.

Но внутри храма всё, к облегчению девушек, выглядело совсем не так страшно. Изнутри камни, из которых были сложены стены, казались светлее и наряднее, да и ожидаемой зловещей кладбищенской тьмы здесь не нашлось: из щелей по периметру крыши сочился слабый рассеянный свет, а в потолке было пробито несколько световых колодцев, и сумрак, царивший в храме, успокаивал глаз и не пугал. Сухой и прохладный воздух терпко и приятно пах незнакомыми благовониями.

Планировка была простой, храм состоял из единственного большого помещения квадратной формы. В центре в потолке зиял самый большой из колодцев, тоже квадратный, и свет из него заливал пустое пространство, утопленное на одну низкую ступеньку и отделённое от остального помещения рядом массивных колонн из того же тёмного камня. Они внушали трепет своими размерами – толстенные, втроём не обхватишь. Ещё четыре колодца, поменьше и круглых, располагались по углам.

В храме было безлюдно и очень тихо, так что поначалу никто не осмеливался нарушить эту тишину. Сопровождавший их пожилой историк поступил не так, как обычно делали в музеях: он широко повёл рукой, давая гостьям возможность осмотреться, а сам остановился слева у входа, намереваясь подождать, когда первое любопытство будет удовлетворено.

Идана, в зале быстро успокоившись, отпустила локоть своего спутника и, стараясь ступать потише, двинулась вправо вдоль стены. Она читала, что в илаатских храмах всегда стояли статуи богов, которые обычно исполнялись лучшими скульпторами, и было любопытно на них взглянуть, она именно ради этого надела на прогулку очки.

Однако здесь Иду ждало разочарование. В ближайшем углу действительно обнаружилась статуя, вот только она не впечатляла ни размерами, потому что была лишь где-то на голову или две выше обычного человека, ни тонкостью исполнения. Она настолько грубо изображала закутанную в бесформенный плащ фигуру, что требовалось приложить немалую фантазию, что бы увидеть в ней сходство с человеком. В другом месте и других обстоятельствах Идана бы приняла эту статую за необработанный кусок камня. Но надпись золотом на постаменте – «Страх» – не допускала двоякого толкования.

Пытаясь проникнуться величием, Ида несколько минут простояла перед фигурой в немом созерцании, но – тщетно, статуя оставалась грубым и неинтересным куском камня. Девушка решила не сдаваться так быстро и двинулась дальше в робкой надежде, что остальные божества окажутся интереснее, а Страх… Может, неизвестный мастер хотел сказать, что у каждого он свой и отобразить его невозможно, или что-то еще философски-заумное?

Однако дальнейший осмотр показал, что примерно теми же соображениями скульптор руководствовался при создании всех пятерых божеств или вовсе делал изображения по одному лекалу. В следующем углу нашлась точно такая же Жажда, и понять, что это такое, можно было только благодаря золотой надписи. Даже статуя Любви, старшей из местных богов, которая стояла строго напротив входа, ничем от остальных не отличалась.

Но здесь кое-что всё же было иначе. На постаменте трепетало язычками пламени несколько толстых свечей, и потёки воска говорили, что горят они тут если не всегда, то – часто.

А ещё перед Любовью обнаружился человек, которого Идана заметила далеко не сразу. Поза его меньше всего походила на молитвенную: он сидел на полу, скрестив перед собой ноги и опираясь на отставленные назад ладони, и, запрокинув голову, вглядывался туда, где у статуи располагалась голова. Типичный илаат, одетый к тому же «неофициально»: низко сидящие сальвар неопределённого в сумраке цвета и кутра без пояса, разлетевшиеся полы которой обнажали торс. На ногах у посетителя храма были лёгкие тапки без задников.

Идана поспешно отвела взгляд от неприлично одетого мужчины, замерла, не решаясь потревожить незнакомца. Она обернулась к своему молчаливому спутнику за советом, однако тот оказался даже слишком ненавязчивым: решил не мешать девушке приобщаться к духовному и в какой-то момент незаметно оставил её одну.

Ида почти собралась махнуть рукой на остальные статуи и пройти к выходу через пустое пространство посередине, которое необъяснимо пугало, но тут проблема отпала сама собой, потому что мужчина её заметил. Он поднялся одним текуче-мягким, кошачьим – или, скорее, змеиным – движением и за какое-то мгновение оказался прямо перед Идой. Не настолько близко, что бы она отпрянула, но достаточно, что бы её окатило смущением.

Идана почему-то с облегчением отметила, что незнакомец довольно невысок: его изогнувшиеся в лёгкой улыбке губы оказались напротив её глаз. Губы и крупные кольца-серьги в ушах.

Когда-нибудь она, наверное, привыкнет к тому, что мужчины здесь носят серьги.

Тёмные глаза незнакомца, по местному обычаю подведённые чёрным, ловили отблески свечей, и это почему-то делало его чуждым, зловещим, словно мужчина был частью этого храма, а не человеком из плоти и крови, таким же посетителем, как она сама.

– Простите, что прервала вашу молитву, – шёпотом извинилась Ида, пытаясь взять себя в руки, и от волнения перепутала пару слов.

Незнакомец пугал, и ей это не нравилось, потому что было глупо и неуместно. Он не делал ничего плохого и был настроен вполне дружелюбно. Она что, от всех незнакомых илаатов станет шарахаться?!

– Молитву? – главное мужчина понял, и усмешка его стала шире. – Нет ничего глупее, чем молить о чём-то её.

Голос у него был такой же мягкий и плавный, как и движения. Бархатистый, негромкий, обволакивающий… Незнакомец не шептал, но голос словно послушно льнул к хозяину и не раскатывался под сводами храма гулким эхом.

– Почему? – Ида так удивилась, что незнакомец вдруг утратил в её глазах изрядную часть своей пугающей ауры. Ну мужчина, ну странно одетый, и что? Нет, что-то было в его облике, что казалось неправильным и неуместным, но она не могла поймать это ощущение, больше заинтересованная словами. – Это ведь Любовь, разве нет? Ваша верховная богиня, несущая высшее счастье, воплощение радости и мира… – Чем больше она повторяла то, что успела узнать из книг о верованиях илаатов, тем более насмешливой делалась улыбка незнакомца и тем менее уверенно звучал её голос.

– Ρадости? Мира? Счастья? – он как будто пробовал слова на вкус, и тот ему нравился. А вот та, о ком они были сказаны, кажется, не очень. – В этом мире нет ничего более безжалостного, равнодушного и жестокого, чем она, – он небрежно кивнул на статую. – Единственная милость, на которую она способна, это избавить от своего внимания и подарить забвение. Но это последнее, что мне сейчас нужно.

– А почему вы тогда сидите именно здесь? – полюбопытствовала Ида.

– Здесь хорошо думается, – отозвался он. – Здесь тихо и никого нет. Обычно, – с улыбкой в уголках губ он глянул в сторону входа, но тут же снова вернул внимание девушке. – Откуда и зачем здесь оказалась такая шайлие?

– Что это значит? – подозрительно нахмурилась Идана. – Я не очень хорошо знаю язык и…

– Не в этом дело, – он дёрнул уголком губ и пояснил, чётко и старательно выговаривая слова: – Шаяли рие, – и тут Ида уже поняла: «свежий бутон».

А незнакомец вдруг легко, почти неощутимо, мазнул костяшками пальцев по её щеке. В тусклом свете блеснули перстни на длинных пальцах. Движение было настолько быстрым, что Ида не успела отшатнуться. А потом возмущаться стало поздно, мужчина спокойно продолжил, словно ничего не случилось:

– Иногда так называют красивых юных девушек в знак восхищения. Так что вы здесь делаете?

– А, мы… – На щеке от прикосновения остался щекотный след, так что нестерпимо хотелось её потереть, но Идана сдержалась и постаралась взять себя в руки. Хотя незнакомец казался всё более странным. – Мы невесты.

– Чьи? – он вопросительно приподнял брови.

– Пока непонятно, – улыбнулась она, радуясь, что ей тоже удалось немного озадачить собеседника. – Ну, знак мира, вы не знаете?

– Нет, я… Был слишком занят другими делами, – он опять слегка поморщился. – Какого мира?

– Трант и Илаатан подписали множество договоров и среди прочего заключили династические браки. Ну а с каждой принцессой в соседнюю страну отправилось десять девушек, чтобы найти мужей из местных. Наши правители пытаются… договориться в культурных вопросах, – тщательно подбирая слова, пояснила Ида. – Я не уверена, что правильно говорю. Вы понимаете трантский?

– Трантский? Скажи что-нибудь.

– Мы прибыли из Линдера вчера, – ответила Ида на родном.

– Нет. Этого языка я не понимаю, – он качнул головой, чему-то усмехнувшись.

– А что, были сомнения? – не удержалась от улыбки Идана, но тут же поспешила продолжить отвечать на прошлый вопрос: – Мы прилетели вчера, а сюда пришли, чтобы узнать о вашей религии. Нам обещали рассказать, – она глянула туда, где остался стоять пожилой историк, но в сумраке его не было видно.

– Интересно, – тихо, себе под нос проговорил незнакомец. – Послушаем.

И он широко повёл ладонью, предлагая девушке идти первой. Опять блеснули перстни, и Идана отметила, что никаких других украшений на мужчине не было: несколько колец на пальцах и серьги, а на шее и груди – ничего. Усилием воли она заставила себя не смотреть ниже его подбородка и, развернувшись, решительно двинулась через открытое пространство посреди храма.

Мужчина так до сих пор и не назвался и не предложил ей руку, и Ида пока не знала, расстраивает это её или радует.

До выхода, возле которого должен был ждать историк, они не дошли. На полпути навстречу попалась Эрма, которая шла, разглядывая дыру в потолке. Она тоже была одна, местные мужчины явно придерживались мнения, что храм – не место для ухаживаний.

Столкновения, конечно, не произошло, Эрма их заметила, опустила взгляд… и, испуганно вскрикнув, отпрянула, прижимая ладонь к губам.

– Защитник! Какой ужас… – пробормотала она, глядя куда-то на грудь незнакомца.

Ида хотела с иронией заметить, что ничего ужасного в этом нет, обыкновенный мужчина, но сама невольно бросила взгляд туда, куда смотрела Эрма, и сообразила, что впечатлил девушку не полуобнажённый торс сам по себе. Грудь и живот мужчины были иссечены старыми белыми шрамами. Сама Ида в сумраке не обратила на них внимания, да и изо всех сил старалась не таращиться на незнакомца, как оказалось – успешно.

Но Идана не впечатлилась и теперь: не столь уж безобразно всё это выглядело, все шрамы старые и отлично зажившие, подумаешь, белые пятна на коже! Мало ли кому как не повезло в жизни и что с кем произошло, она и сама тоже – с изъяном.

Правда, через мгновение Ида сообразила, что это не могло быть результатом случайного ранения: слишком ровные и аккуратные шрамы образовывали отчётливый геометрический орнамент, рассмотреть который в деталях мешала одежда.

– Эрма, – укорила Идана. – Это неприлично.

– Я… Да, простите! – смущённо пробормотала та. – Но это… ужасно! И, наверное, было ужасно больно. Простите, я не хотела вас оскорбить, просто…

– Это? – с лёгкой улыбкой уточнил незнакомец. – Нет, это было уже не больно. Самое сложное – начать, а начало не там.

И, поясняя странные слова, он повёл себя еще более странно: скинул кутру с одного плеча, перебросил её и волосы на грудь и повернулся к ним спиной, позволяя разглядеть… рисунок.

Это определённо был рисунок, и девушки уставились на шрамы, изображавшие сражение кобры и мангуста в траве. Шрамы были разные – тонкие и длинные, явно от порезов, сплошные и бугристые, отмечавшие змеиную шкуру, – то ли от кислоты, то ли от ожогов.

Эрма пробормотала первую строчку молитвы к Защитнику, а Идана отстранённо подумала, что в этом есть какая-то странная, пугающая красота. То есть это безумно, противоестественно, но… всё равно по – своему красиво. Если не задумываться о том, где и как оно нарисовано.

– Боль – это самое простое, что есть в жизни человека, – спокойно продолжил незнакомец, таким же слитным и изящным движением возвращая кутру обратно и пряча исчерченную спину. – Она прекрасна тем, что к ней легко привыкнуть. А ещё она ведёт за собой страхи, и если перестать её бояться, остальные страхи уходят сами собой. Жизнь длинная, шайлие, ты еще узнаешь боль и научишься с ней жить. Или умрёшь. Это неизбежно.

– Маран! – окрик советника и помощника принца прозвучал резко и звонко, как щелчок хлыста. В следующее мгновение Кутум оказался рядом с бледной Эрмой, обхватил её за плечи. Та вздрогнула, всхлипнула и, развернувшись, нервно вцепилась в мужчину, а тот продолжил: – Прекрати это! Зачем ты их запугиваешь?

– Запугиваю? – Тот, кого назвали Мараном, обвёл взглядом всхлипывающую Эрму, озадаченную Идану, мазнул по остальным, приблизившимся на голоса, и пожал плечами. – Я не ставил себе такой цели. Она спросила – я ответил. Если шайлие так хрупка и нежна, что мои слова её шокировали, я приношу искренние извинения, – он глубоко поклонился. – Но такому цветку место во внутренних садах, а не в старых храмах.

– А может быть, проблема не в ней, а в тебе? – Кутум окатил его неожиданно злым, колким взглядом.

– Может быть, и во мне, но не тебе её решать. – Он не угрожал и даже улыбнулся, но от сказанного будто потянуло холодом.

Идана поёжилась и подумала, что до сих пор этот Маран действительно не пытался их с Эрмой запугать. Потому что если бы пытался, она бы тоже уже за кого-нибудь пряталась, а она – лишь озадачена, растеряна и, пожалуй, заинтригована.

– Давайте не будем ругаться, – решительно вмешалась Ида, потому что никто больше не спешил прерывать чужой спор. – Мне тоже кажется, что никто никого намеренно не запугивал. И вообще, храм – не место для пустых споров.

Мужчины еще раз обменялись взглядами и почти одновременно склонили голову, признавая её правоту. Кутум повёл Эрму подальше, и Ида собиралась уже последовать за ними, когда Маран опять к ней обратился:

– Значит, тебя не пугают шрамы?

– Смотря какие, – честно призналась она. – У нас был один пациент, вот там конечно страшно всё выглядело, да и жаль его очень. Но и то – по первости, ко всему можно привыкнуть.

– Пациент? – явно заинтересовался мужчина.

– Я техномаг. – Идана постаралась поубавить гордости в голосе, но получилось плохо. – Мой отец занимается… протезами, я не знаю, как это по-илаатски. Искусственная замена рукам и ногам. Доктор Гарт очень пострадал, лишился обеих ног и левой руки, но я рада, что удалось ему помочь. Хотя бы так! Я вообще надеюсь, что, совместив наши и ваши знания в магии, можно будет заменять даже больные органы. Сделать искусственное сердце, например…

– И насколько удобна эта искусственная рука? – с непонятным выражением – не то иронией, не то любопытством, – спросил Маран. Ида предпочла услышать второе и потому ответила:

– Он вернулся к работе, а это уже немало. Конечно, там нужно привыкать, и чувствительность не лучшая, но…. Он патологоанатом. Я не знаю, как у вас это называется. Тот, кто изучает мёртвые тела и выясняет по ним причину смерти.

– И пальцы работают? – вот теперь он точно всерьёз заинтересовался.

– Да, конечно. Не как живые, но…

– Идём, – вдруг прервал он её и кивнул в сторону. Ида растерялась, но последовало пояснение: – Сейчас историк будет говорить.

Идана, конечно, предпочла бы продолжить обсуждать любимую работу, но признала его правоту и двинулась ко всем остальным, собравшимся у статуи слева от входа, до которой она ещё не успела дойти.

Только тут Ида наконец обратила внимание, что умудрилась даже здесь, в новой стране и на новом месте, не просто найти приключения, но стать объектом обсуждения, потому что на неё косились все. И на идущего рядом и чуть позади мужчину – тоже. Оставалось только надеяться, что дальше всё будет развиваться не так, как это происходило дома, и причина шепотков – естественное и понятное любопытство, причём больше не к ней, а к странному незнакомцу. И что в шепотках этих, кроме любопытства, ничего не будет.

– Первое, что интересует всех посетителей подобных древних храмов, это одинаковость фигур, символизирующих богов, – заговорил историк, когда все собрались. – Вы, конечно, уже обратили внимание и тоже задались этим вопросом. Дело в том, что изначально было принято именно так, и надписи – это тоже позднейшее дополнение. Как их отличали? Просто. У каждого бога – своё направление. Раньше это ни у кого не вызывало вопросов и не надо было сообщать, кто стоит перед паствой. Юг – божественная сторона, строго на юге, против входа, располагается Любовь…

Слова историка повторяли и расширяли то, что Идана уже успела прочитать, даже никогда не интересуясь религией соседей всерьёз, но из головы не шло сказанное Мараном.

Сейчас самым жестоким божеством предсказуемо считался Гнев, которого изображали в облике воина-громовержца, приносили щедрые дары, задабривая. Это было логично и понятно, но всё же в словах странного илаата имелся резон. Ведь, если разобраться, именно из любви и во имя любви совершаются многие ошибки и даже ломаются судьбы. Конечно, принято называть всё это другими словами, а любовь – созидающей и светлой, но ведь и гнев бывает целительным и несущим благо!

И об этом историк говорил, говорил и об остальных богах как о двуликих, и только Любовь, создавшая мир, не имела тёмной стороны. Может быть, в других обстоятельствах Ида пропустила бы это мимо ушей, но сейчас противоречие царапнуло.

– … и, наконец, за моей спиной, на северо-востоке, Печаль. Сейчас, как вы, возможно, знаете…

– Раньше это слово означало иное, – тепло чужого дыхания пощекотало ухо, а инстинктивно отпрянуть помешали мужские ладони, предусмотрительно мягко обхватившие талию. – Раньше это была Боль. Слова меняют своё значение с годами.

– Не самое обнадёживающее имя для божества, – шёпотом ответила Ида и уже собралась попросить выпустить её, как Маран, стоявший позади, и безо всяких просьб разжал руки.

– Зато честное, – ответил он. – Как и само божество. Боль проще и понятнее всего.

– Мне кажется, у вас нездоровое к ней отношение, – Идана покосилась на мужчину, осторожно подбирая слова, чтобы не оскорбить прямым предположением о том, что он сумасшедший.

Тот усмехнулся, продолжая рассматривать историка, и безо всякой обиды ответил, легко прочитав подтекст:

– Пару недель назад лекарь душ сказал, что я здоров.

Несколько секунд они помолчали, пока слушали объяснение о назначении центральной площадки – карды. На этом, самом священном в храме, месте проводились все основные церемонии и ритуалы – свадьба, прощание с покойником, наречение именем младенца, введение в род при усыновлении и другие, менее знаковые торжества, вроде праздничных ритуалов. Там же раньше проводились поединки чести, местные дуэли на ножах, которые давно уже переместились в светские залы, но имя своё сохранили: в Транте вызывали на дуэль, а здесь – входили в карду.

– А почему мангуст и кобра? – вдруг спросила Идана. Каким-то десятым чувством ощутила, что Маран покосился на неё и улыбнулся, а потом ответил:

– Долго объяснять. Потом.

Он замолчал и больше не отвлекал от рассказа. Но Ида вскоре поймала себя на том, что уже совсем не слушает историка, и признала, что религия илаатов интересует её куда меньше, чем этот странный тип с его непонятными повадками, словами и шрамами. Она уже почти придумала, о чём заговорить с ним вновь, но тут за её локоть ухватилась Грета, и Идана сообразила, что Марана больше рядом нет. И ведь какой бесшумный: совершенно непонятно, когда он испарился!

– Ида, ну и везёт тебе на всякие интересности! – горячо зашептала подруга. – Где ты нашла этого илаата?!

– Ну… тут… сидел, – для красного словца она хотела сказать «лежал», но решила, что это будет слишком.

– Он такой необычный. И красивый, даже несмотря на эти ужасные шрамы. Похож на гимнаста, помнишь, мы с тобой выступление видели?

– И правда, – согласилась Идана, вспомнив тот случай.