Текст книги "Функции памяти (СИ)"
Автор книги: Дарья Кузнецова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
ГЛАВА 1. Индра
Привычная чернота перед глазами сегодня пахла душно, влажно, жарко, пряно – возбуждением, тропическим лесом и шелестящим где-то совсем рядом дождём. Под коленями и руками – прохладная гладь простыни на жёстком матраце. Сегодня Он не дал мне ни единого шанса коснуться, хотя бы попытаться это сделать. Ощутить, какова его кожа, руки, волосы…
Он никогда этого не позволял. Непреложный закон, с которым я никак не желала смириться.
Крупная, сильная ладонь удерживала за плечо у основания шеи. Крепко, не вырваться, но – мягко, аккуратно, не причиняя боли. Он вообще был очень нежен и осторожен, когда я не пыталась нарушать правила.
Правило, одно: не пытаться коснуться в ответ, не пытаться понять хоть что-то, запомнить, узнать. Впрочем, и наказание следовало всегда одно, связанные руки. Не больно, не страшно, но… как же злит!
Сейчас же меня такой возможности лишили с самого начала, выбором позы. А вскоре вопросы совершенно перестали беспокоить, мысли сделались вязкими, медленными. Пальцы цеплялись за простыни, и вместо слов и вопросов в пустоту, которые я давно уже перестала задавать, с губ срывались стоны. Потому что, продолжая удерживать одной рукой, второй Он меня ласкал.
Умело, уверенно, зная моё тело лучше меня самой, как знает свою скрипку музыкант-виртуоз. Зная, когда нужно быть пронзительно-нежным и измучить долгим ожиданием финала, а когда – вовсе обойтись без прелюдии. И нервы дрожали под его пальцами натянутыми струнами, а каждое касание открывало новую грань наслаждения.
Иногда я ненавидела Его за эту чуткость и безупречность, за то, что никогда не причинял боли и дарил только удовольствие. Хотелось ненавидеть хоть за что-то, лишь бы не начать испытывать другие чувства. Потому что не хотелось ещё больше сойти с ума.
Когда я окончательно потерялась в ощущениях и могла только умолять о большем, его ладонь мягко поднялась по моему бедру, на мгновение сжала ягодицу, легла на копчик, скользнула к талии. Растопырив пальцы, он, кажется, накрыл мою поясницу целиком. Надавил, заставляя прогнуться, и…
– Доброе утро, госпожа Иванова! – приятный женский голос прозвучал под потолком, потому что я не стала подключаться к корабельной сети. – Завтрак будет подан через пять минут. Через сорок минут лайнер войдёт в атмосферу Индры, сходящим пассажирам необходимо собраться для посадки в челнок на седьмой палубе, выход номер шесть.
Короткий монолог корабельного искина заставил медленно и неохотно вернуться в действительность. В которой нашлись только пустая крошечная типовая каюта и тягучее, вязкое, ноющее чувство неудовлетворённости.
Крепко зажмурившись, я грязно выругалась в голос, пару раз стукнула кулаками по койке, потом ещё разок для верности затылком и заставила себя подняться на ватные и подрагивающие ноги. Тело категорически отказывалось верить, что всё приятное было просто сном и закономерного продолжения не последует.
Ну вот почему именно сегодня и именно сейчас мне не могло присниться что-нибудь другое?! Мало того, что единственный мужик в жизни – виртуальный, так и с ним всё наперекосяк!
На трёх квадратных метрах каюты умещалась койка, над ней – полка для вещей. Почти всё оставшееся пространство занимала санитарная кабина, а перед ней имелся малюсенький пятачок свободного пространства, на котором можно было только развернуться. Тесно, но для перелёта – более чем достаточно, размять ноги можно и на какой-то из палуб лайнера.
В кабину я сразу и втиснулась, чтобы успокоить разгорячённое фантазиями тело и смыть вполне реальный пот. Когда вывалилась из неё, столик был уже разложен, на нём дожидались высокий стакан с витаминным коктейлем и большая, поделённая на секторы тарелка с завтраком. Кормили тут вкусно и плотно, благодаря чему перелёт становился ещё менее обременительным.
Пока завтракала, пробудила прикосновением к виску шимку и всё-таки подключилась к сети. Просмотрела последние новости, запаслась прогнозом погоды по Индре на ближайшие пару дней. Дольше бессмысленно: на Земле-то прогнозы недостоверные, а уж эту планету никакими средствами не предсказать.
*Шимка – сокращение от «широкодиапазонного многофункционального устройства». Биоэлектронное устройство, которое наносится на кожу лица с одной стороны, в области виска, глаза, уголка губ и уха. Устройство изобретено около восемнадцати лет назад и быстро распространилось. В настоящее время заменяет в Солнечной империи нейрочипы, виры и ряд других устройств. Служит удостоверением личности, средством банковских расчётов, терминалом для выхода в информационную сеть, переводчиком, развлечением и даже медицинским прибором, в зависимости от конкретной модели и прошивки. В выключенном состоянии прозрачна и почти незаметна, во включённом – испускает слабый свет.*
Сбросила ниочёмно-бодрое сообщение для мамы – отчитаться, что жива-здорова. Грамотную переадресацию мне наладил один хороший человек ещё на Земле, так что сообщения к родным будут приходить совсем с другого корабля, а потом и с другой планеты: пусть продолжают думать, что я просто улетела отдыхать. Это как раз тот случай, когда спокойный сон родных стоит маленькой лжи.
Я их искренне люблю, они меня тоже, но от одного только слова «Индра» у отца начинает дёргаться глаз, а мама заметно бледнеет. С этой планетой у нашей семьи связаны не самые приятные воспоминания: пять лет назад я здесь чудом не погибла. Моего стремления вернуться не оценил бы никто. Нет, запирать бы, конечно, не стали, не звери же они, но… В общем, так всем спокойней.
Пять лет назад на Индре при загадочных обстоятельствах погибла археологическая экспедиция, исследовавшая древний и удивительно хорошо сохранившийся храмовый комплекс. Не вся, но существенная её часть. Выжили только те, кто находился во время происшествия в лагере. И я. Вчерашняя студентка, которую обнаружили в совсем другом конце храма без сознания, залитую чужой кровью.
Куда делась пара охранников, они ли убили остальных, почему я выжила – узнать так и не удалось. Официальная версия возлагала вину на пропавших. Мол, наёмники оказались нечисты на руку и решили присвоить какие-то ценные находки экспедиции. Для очистки совести их даже объявили в розыск, но никто не ждал, что пропажу найдут среди живых. Скорее всего, их давно сожрала какая-то местная живность. Но сами следователи в эту версию не верили. Уже хотя бы потому, что, кроме каменных глыб, экспедиция в храме ничего не нашла.
Из меня свидетеля не получилось, в памяти тот день представлял собой большое белое пятно, и никакие средства не помогли восстановлению даже отдельных событий. Специалисты уверяли, что это не психологический блок или что-то вроде, воспоминания стёрты совсем, как будто их не было. Потом, уже гораздо менее уверенно, с кучей сложных терминов, предполагали, что мозг мог так отреагировать на потрясение, и хотя обычно случается иначе…
В общем, особой пользы я не принесла.
Не помогла установить истину и аппаратура, вся техника в храме и за его пределами вырубилась, причём частью – окончательно и бесповоротно. Но последнее как раз никого не удивило, это ведь Индра. Странно то, что вместе с внешней аппаратурой погорели и не подлежали восстановлению даже личные шимки погибших, включая мою, а их очень сложно уничтожить. ИСБ, которая вела расследование, объяснения этому найти не сумела.
*ИСБ – Имперская Служба Безопасности.*
Тот случай вообще заметно подкосил лично мою веру во всемогущество этой организации, потому что дело, кажется, так и осталось нераскрытым. Подробностей мне, конечно, не сообщали, даже как именно были убиты коллеги, но по поведению безопасников сложилось впечатление, что те и сами ничего не понимали. Радовало, что они хотя бы не пытались обвинять в случившемся меня.
Почти месяц меня наблюдали врачи. Этого времени хватило на восстановление, и даже с запасом. Физически я была совершенно цела, а психологически… Отсутствие воспоминаний с этой точки зрения стало благом: лишив следователей информации, психика защитилась очень эффективно, избежав травм. Сложно было только принять смерть близких друзей, с которыми я вместе училась и попала в эту экспедицию, и любимых учителей.
ИСБ мурыжила меня пару месяцев, потом ещё пару – иногда беспокоила, потом почти год периодически контролировала, а потом плюнула и оставила в покое. За тот год утихли и вполне естественные шепотки окружающих, винившие в трагедии меня. Я на них не обижалась, даже сама порой задумывалась, так ли уж они неправы?
Пожалуй, именно эта мысль угнетала сильнее всего. Конечно, следователи такой версии не выдвигали и, наверное, у них были для этого основания. Это успокаивало и позволяло не терзаться чувством вины всерьёз, но… но.
Следующую пару лет я работала, потихоньку забывая трагедию. Этому способствовало и то, что исследования на Индре полностью свернули по требованию местных. Аборигены и так очень нехотя разрешили нам ту экспедицию и вообще посещение храма, который у них считался «нехорошим местом», а после всего случившегося окончательно уверились, что нет смысла ворошить прошлое.
Руководство института долго билось, приводило аргументы, но как об стену. Сторону аборигенов приняла в конечном итоге и ИСБ. Пришлось сосредоточиться на более доступных вещах.
И хотя лично мне это шло на пользу, но за дело было очень обидно. При своей впечатляющей древности, а по предварительным оценкам ему было не меньше шести тысяч лет, храм сохранился идеально, словно хозяева оставили его только вчера. На разных планетах попадались постройки такого возраста, встречались и более древние, но настолько идеальное состояние попалось впервые. И никто не мог объяснить, как это получилось в условиях тёплого, влажного климата и наступающих со всех сторон джунглей.
Догадки, конечно, строили, большей частью фантастические, но о проверке теорий оставалось лишь мечтать.
И всё бы так прошло и забылось, но два года назад я начала видеть сны. Первое время забывала, не обращала внимания и вообще игнорировала: в них не было проблесков стёртых воспоминаний, не было ничего тревожного или страшного, просто… Сны. О том, как живёт храм на Индре, словно туда вернулись его хозяева – или вовсе никуда не уходили.
В снах этих постоянно звучала какая-то странная, заунывная, однообразная музыка – тихо, на фоне. Аборигены – точно такие, какими я их помнила, – ходили среди знакомых стен, разговаривали, совершали некие непонятные действия, наверное, сакрального смысла. Происходящего и сказанного я не понимала: я никогда толком не знала языка харров, как себя называли эти гуманоиды, как все люди пользовалась шимкой, а она во сне не помогала.
На осознание проблемы ушло где-то полгода: сны посещали меня не так часто, чтобы сразу начать бить тревогу. Когда поняла, что во всём этом есть какая-то система и совсем не нормально регулярно видеть во сне существ с другой планеты, которых я уже несколько лет не встречала, долго решала, как со всем этим быть. Тем более в это время я находилась уже в другой экспедиции.
А чуть меньше года назад, когда я вернулась на Землю, к тем снам добавились новые с другими сюжетами. Сродни тому, который мне не дал досмотреть искин. Нечасто, самое большее пару раз в месяц. И вроде бы в них тоже не было ничего страшного, всё как в том анекдоте: меня эротические сны не мучают, я ими наслаждаюсь. Но…
Полгода назад я из-за них рассталась с мужчиной, с которым встречалась три года.
Не из-за них. Из-за Него. Потому что чувствовала себя исключительно мерзко, словно изменяла Илье с другим, совершенно реальным, мужчиной.
Великой любви у нас никогда не было, но глубокая симпатия, интерес, дружба и взаимоуважение казались хорошей основой отношений, и было стыдно всё это предавать. Хуже того, я начала ловить себя на нежелании прикосновений реального мужчины. Не то чтобы противно или особо неприятно, просто… это был не Он.
Какое-то время я держалась, потому что понимала: неправильно и даже безумно всерьёз сравнивать странный выверт собственного подсознания с действительностью, в фантазии всё конечно будет идеально. Почти дно, только легальное: за сны у нас пока не сажают.
^Дно – переиначивание аббревиатуры DNE. В середине XXI века была разработана технология глубокого возбуждения нейронов – DNE, Deep Neuron Excitation. Построенная с её помощью виртуальная реальность способна подменить действительность во всём спектре ощущений. Сеть D-net за десять лет быстро распространилась по миру и поставила человечество на порог катастрофы, а владеющая ей корпорация приобрела огромное влияние. В последующие несколько десятков лет сначала в отдельных странах, потом по всей Земле технология DNE была приравнена к тяжёлым наркотикам и запрещена, а степень достоверности виртуальной реальности строго ограничена. На развалинах прежних государств сформировалась глобальная республика, которая после новой катастрофы, связанной с увлечением коррекцией генома, трансформировалась в первой половине XXII века в Солнечную Империю.^
Я даже ходила к двум разным психотерапевтам, только всё это не помогло: сознание продолжало отчаянно цепляться за безликий образ выдуманного любовника и категорически не желало от него избавляться. Напротив, сны стали посещать чаще – и эти, и возвращающие в прошлое храма с Индры.
Когда я всё-таки не выдержала и поставила точку в наших с Ильёй отношениях, тот даже не удивился. Что поделать, я всегда была отвратительной актрисой, так что изменение поведения он не мог не заметить, просто – молчал и ждал. Спросил только, действительно ли я люблю другого. И что было отвечать? Что я потихоньку схожу с ума и изменяю ему во сне? Пришлось извиниться и заверить, что дело во мне, что я не готова и всё такое. Кажется, он не поверил, даже несмотря на то, что после расставания с ним я уже не пыталась завести новые отношения: какой смысл, если закончатся они тем же?
Тот психотерапевт, который пытался разобраться со снами через проблемы в наших с Ильёй отношениях, утверждал, что сны – это результат каких-то проблем в реальности, и всё приговаривал, что нужно вернуться назад, в начало. Вылечиться он не помог, но…
Полгода назад, анализируя в одиночестве пустой квартиры собственную жизнь с первых детских воспоминаний, я отчётливо поняла: пресловутым «началом» в моей в основном нормальной и спокойной жизни могла считаться только трагедия на Индре.
Когда определилась с направлением поисков, стало немного легче.
Конечно, я не надеялась провести собственное расследование и обставить опытных следователей со всеми ресурсами ИСБ, думать о таком попросту глупо. Но вместо случайных мозгоправов я решила обратиться к тем специалистам, которые работали с моей памятью.
С трудом, но я всё же нашла контакты одного из них. Несколько раз мы встретились, поговорили, он провёл пару обследований – и развёл руками. Не нашлось никаких подтверждений, что корни нынешних проблем уходили в то белое пятно, скрывшее трагедию. Только врачебное чутьё, на основе которого, конечно, не поставишь диагноз и не назначишь лечения, подтверждало моё предположение: вся проблема в том, что случилось на Индре.
Ещё месяц мы пытались избавить меня от снов вовсе. Это оказалось несложно, хотя и пришлось спать у него в НИИ под контролем приборов. Вот только качество такого отдыха по непонятным причинам резко снизилось. Я уставала, чувствовала подавленность и вообще выдавала психологическую картину углубляющейся депрессии при совершенно нормальных физиологических показателях.
Такой странный эффект очень заинтересовал специалиста, который был в куда большей степени учёным, чем врачом. Но служить предметом его научной работы я тогда категорически отказалась, поблагодарила и ушла.
Именно тогда в голове родилась глупая, но очень навязчивая мысль: нужно вернуться на Индру, в храм, и вот там я смогу что-то понять.
Некоторое время я с ней боролась, пытаясь слушаться здравого смысла и голоса разума. Но уверенность всё равно крепла, и, в итоге плюнув на всё, я взяла отпуск, который намеревалась провести, глупо рискнув жизнью на планете, где уже один раз чудом не погибла.
Именно об этом – дурости собственного поведения – я думала, сидя в челноке и таращась в закольцованный красочный ролик, демонстрирующий виды Индры. Думала, но равнодушно, как думаешь о дожде за окном, сидя дома и не планируя выходить.
Я приняла решение, я сюда приехала, а всё остальное – уже как получится. Если я до сих пор не рехнулась, то, если это не кончится, двинусь в ближайшем будущем. Вирт-зависимость налицо, современная медицина, при всём своём могуществе, почему-то не помогает, так может, лучше сгинуть в лесах Индры, чем превратиться в безмозглый овощ дома? Родителям уж точно будет легче: один раз пережить потерю гораздо проще, чем годами наблюдать за живым трупом.
Тьфу! Какая ж дурь лезет в голову! Это всё от неудовлетворённости, нейтронно!
^Нейтронно – однозначно, определённо, с гарантией, «стопудово». Слово вошло в обиход и стало популярно около ста сорока лет назад, когда космическая миссия достигла первой в истории человеческой космической экспансии нейтронной звезды.^
– Ты первый раз? – выбил меня из бесконечного цикла унылых мыслей женский голос.
– Что? – я с трудом сосредоточилась на соседке справа.
– Первый раз на Индру? – терпеливо повторила она.
– А, нет, не первый, уже бывала, – ответила через «не хочу». Болтовня с попутчицей гораздо лучше вялого попинывания собственной воли к жизни и не вызывает таких мрачных мыслей, так что нечего киснуть.
– И как они?
– Кто, местные? Да нормально, забавные даже. Длинные только очень, здоровенные, сложно привыкнуть, – пожала я плечами.
– Значит, не врут! – глаза женщины возбуждённо сверкнули, и я наконец поняла, что мне кажется в её внешности неправильным: изменённый разрез глаз. Явно пластика, причём сложная, от природы такого не бывает. Глаза больше нормальных, вытянутые, чуть изогнутые, с заострёнными уголками, ярко-зелёные и с вертикальными зрачками. Правда, последнее было, кажется, заслугой линз.
Ох ты ж… Мумифицировать меня заживо, как говорил мой научный руководитель, вот только конченной ксенофилки мне не хватало!
– У тебя ничего не выйдет, харры не оказывают сексуальных услуг, – попыталась я воззвать к её мозгу. Если он, конечно, избежал последствий любви хозяйки к пластике. – Для них это в первую очередь выражение эмоций, если не любви – то симпатии.
– Так ты же только что сказала, что у них большие…
– Харры большие, а не то, о чём ты подумала! – оборвала я резко, борясь с желанием выразительно прикрыть ладонью глаза. Или лучше рот соседке. – Высокие, потому что ноги у них длинные.
– Ну ничего, эмоций у меня более чем достаточно, – восторженно прижмурилась она. – Я всю жизнь мечтала на неков посмотреть!
Я открыла рот, чтобы предупредить… но, подумав, закрыла.
Перед полётом на планеты к представителям чужих цивилизаций всегда проводят инструктаж, что можно, а что категорически запрещено. И если эта дура слушала его каким-то не предназначенным для этого местом, то это только её проблемы. Свернёт ей кто-нибудь шею за грубое оскорбление – туда и дорога.
И – нет, вообще не жаль. Из-за таких, как она, некоторые ксеносы людей к себе на планеты не пускают совсем, только по особому разрешению, которое будешь выбивать до тепловой смерти Вселенной.
Экзотики ей захотелось, тьфу!
– А ты тоже отдыхать? – спросила она.
– Нет, по работе, – отмахнулась поспешно, уже жалея, что заговорила с ней. Лучше бы дальше самоедством занималась!
– Ужас, как так можно! Ну хоть пара вечеров свободных будет?
– Нет, я на ближайшем лайнере обратно, – упёрлась решительно, а собеседница, чьё имя я так и не узнала, окончательно скисла.
– Как жаль! Она ведь такая необычная!
– Кто? – растерялась я от резкого перехода.
– Ну Индра. Очень необычная, такая дикая…
– Он, – всё-таки не выдержала этого издевательства.
– Кто? – пришла очередь собеседницы недоумевать.
– Индра. Это мужчина, почти как Юпитер.
– Ой, тогда это точно судьба! – обрадовалась она.
Потом соседка затрещала о красоте аборигенов и своих планах, кажется не особенно нуждаясь в собеседнике, но тут мы наконец прибыли, и по объективным причинам стало совсем не до пустой болтовни.
Планета встретила нас яркими огнями космопорта, неподвижной духотой ночи и запахом озона. И нюх, и прогноз обещали грозу в ближайший час – всё как обычно. Не просто же так его назвали Индрой.
У трапа нас посадили в поверхностный транспорт – простейший, колёсный, с двигателем внутреннего сгорания. Здесь стараются не рисковать и не использовать много электроники, чревато: слишком много аварий.
Короткая поездка по полю маленького космодрома, потом – всякие формальности и получение багажа. Заняло это минут десять, потому что челнок доставил на планету от силы три десятка человек: не так уж много желающих посетить эту странную полудикую планету на задворках обитаемой части Галактики. Торговля идёт, но вялая, для туризма планета подходит плохо. Разве что для экстремального, но таким гостям аборигены не рады, да и наше правительство не поощряет подобные развлечения: ему же потом вылавливать потеряшек по лесам. Или, чаще, уговаривать аборигенов выловить, потому что в местные заросли нормальный человек предпочтёт не соваться. Я вот, конечно, планирую, но… Так то ж нормальный!
Перед выходом из здания космопорта я на всякий случай достала куртку и привязала на пояс, после чего надела рюкзак – единственный багаж. К сборам я подошла очень ответственно, постаралась собрать только самое необходимое и упаковать поаккуратнее.
Соседка по челноку ругалась, пытаясь реанимировать лежащий на боку чемодан, навороченную новенькую игрушку ярко-алого цвета. Похоже, на искусственный интеллект создатели не поскупились, а вот на защите от внешних воздействий – сэкономили. Меня туристка, увлечённая угрозами в адрес транспортной компании, не заметила, чем я с удовольствием и воспользовалась, выскользнула наружу. При этом мысленно пожелала терпения сотрудникам компании: кто-то не умеет читать и проигнорировал предупреждения об особенностях Индры, а им теперь с претензиями разбираться.
Снаружи я с неожиданным удовольствием втянула сложную смесь запахов чужого мира и почувствовала себя до странности уверенно и бодро.
Да, Индра – мужик с характером, и предстоит мне довольно сложная прогулка, но это всё равно не повод для криофуги. Я жива, пока почти здорова, и, может быть, эта поездка действительно поставит что-то в моей голове на место. Чем не повод для оптимизма?
^Криофуга – бегство от мира и проблем в анабиозную камеру. На закате эпохи DNE некоторые зависимые от страха перед реальностью предпочитали такую меру. Вскоре содержание подобных хранилищ признали нецелесообразным, и в течение последующих тридцати лет все, кроме неизлечимо больных, были разбужены и социально адаптированы.^
И плюк побери, я же в отпуске! Впереди целый месяц отдыха на природе, приключения, местные красоты, а я сижу тухну. И даже если крепнущая с каждым шагом надежда на лучшее не оправдается и ничего в моих снах эта прогулка не изменит – надо хоть процессом насладиться.
^Плюк – виртуальная нечисть из сетевого фольклора, которая питается мозгами пользователей, слишком много времени проводящих в сети. Популярное ругательство и детская страшилка.^
Впрочем, до места отдыха предстояло сначала добраться, а это тоже то ещё приключение. Хотя мне ещё повезло: так совпало, что космопорт находился сравнительно недалеко от храма. Если бы руины располагались на другой стороне шарика, боюсь, я бы в принципе не сумела добраться самостоятельно, с транспортом тут трудно.
Космопорт на Индре один, возле самого большого из местных городов. Вернее, это город вырос вокруг космопорта, и живут в нём по большей части пришлые, аборигенов совсем немного, и они в основном приезжают временно, по делам. Называется он без фантазии Индра-1 и, если совсем уж прямо, является единственным городом на планете в том смысле, который мы вкладываем в это слово.
Харры не любят скученности, их поселения – это рассеянные по большой площади отдельно стоящие домики, разделённые лесом или, реже, возделанной землёй, которые не имеют названий. На этих же просторах раскиданы производства, а транспорт – почти исключительно верховой. Есть тут такая забавная зверушка, которая носится с пугающей скоростью, наши биологи хватаются попеременно то за сердце, то за голову, удивляясь, как подобное вообще могло вывестись.
При этом аборигены не такие уж отсталые, они пользуются достаточно совершенными двигателями внутреннего сгорания, просто – редко, только если нужно перевезти большой груз. Пользуются и взрывчаткой на основе нитроглицерина, и порох тоже прекрасно знают, но – дерутся только врукопашную или, если насмерть, холодным оружием. У них считается неприличным защищать себя бронёй и убивать кого-то издалека, конечно, если речь не идёт об охоте.
Они вообще довольно странные.
Для начала путь мой лежал на транспортную станцию неподалёку от космопорта. Кое-какая торговля с аборигенами идёт, поэтому они содержат поблизости небольшой парк своих вездеходов: постройке хороших дорог харры предпочитают использование машин высокой проходимости.
Чем дальше от космопорта, тем темнее становилось. Это людям нужно искусственное освещение, а аборигены неплохо видят в темноте. Пришлось активировать одну из нестандартных программ шимки, и перед глазами появилась тонкая тусклая плёнка фильтра. Не очень приятная штука: картинка с ней немного запаздывает и смазывается, при резких движениях начинает укачивать, но так проще, чем цеплять отдельный прибор. Нет, у меня есть очки ночного видения, я вообще запасливая, но пока можно обойтись без них.
В плетёном кресле под навесом на краю стоянки дремал мужчина, наверное местный смотритель. Плотный, крупный, одетый в обычной местной манере. Немолодой, судя по седой гриве – в пересчёте на наши ему наверняка уже за сотню.
– В ту сторону грузов нет? – обратилась я к харру.
Здороваться словами у местных не принято. Вместо этого они обмениваются электромагнитными импульсами, которые – при некоторых доработках – способна имитировать шимка. Я подготовилась тщательно, поэтому сумела обратиться к аборигену правильно. Харр открыл выразительные синие глаза очень яркого, чистого цвета и уставился на меня с интересом. Послал приветственный сигнал вместе с выражением одобрения и любопытства, склонил голову набок.
А зрачки у них, кстати, совершенно как у нас, круглые. Никакой экзотики. Вообще глаза похожи, разве что в среднем чуть больше и разрез немного иной.
– Далеко? – басовито мурлыкнул в ответ мужчина.
– Махов десять, – прикинула я, переведя выданные инфосетью восемьдесят километров в местную меру.
– Будет, после дождя, – обрадовал он и кивнул в сторону. – Садись, подождём.
Там громоздились какие-то ящики, на один из них я невозмутимо пристроилась. У местных не принято уступать место, это считается оскорбительным – сомневаться в силе и выносливости собеседника.
– Зачем тебе туда? – полюбопытствовал харр, с большим вниманием рассматривая мои руки. Татуировок в их культуре нет, равно как и запрета откровенно пялиться на нечто интересное, поэтому к подобной реакции я быстро привыкла ещё в прошлый визит.
– Отдыхать, – ответила, тоже разглядывая мужчину. Думала, отвыкла за пять лет от их экзотичной наружности, но – нет, сны не позволили забыть.
Всё-таки они красивые и очень похожи на нас. Смуглая кожа, близкие пропорции тела, похожее строение мускулатуры. Различается строение ног ниже щиколоток – у харров там конечности покрыты мехом и «звериные», с длинной стопой и приподнятой пяткой, так что аборигены ходят словно на цыпочках. Из-за такой формы и длины ног они в среднем заметно выше людей при близости остальных параметров.
Ещё у харров сохранился хвост – длинный, голый, подвижный, с пушистой кисточкой на конце. Плечи, шею сзади и по бокам и голову, кроме лица, покрывает пышная грива, причём у обоих полов. Только у женщин она длиннее и менее разросшаяся, ближе к человеческим волосам. Ну и, конечно, подвижные крупные треугольные уши, меховые снаружи, придающие им сходство с персонажами классических комиксов, которых поминала моя попутчица.
Лица у аборигенов тоже почти человеческие, что позволяет нам считать харров довольно красивыми. Помимо отличия в форме глаз, нос немного шире и более приплюснутый, чуть иное устройство челюсти и зубы острее – если немного привыкнуть, перестаёшь замечать.
Но это всё внешние отличия, которые вряд ли способны так уж сильно заинтересовать учёных. Самое потрясающее, что есть в харрах, – это наличие пушистых кошачьих «усов», вибрисс. Называются они «раты» и выполняют совсем другую функцию: принимают и излучают электромагнитные импульсы, которые обрабатывает отдельно выделенный под это участок мозга. На Индре это обычное дело, так общаются многие животные и даже растения, которые зачастую настолько эффективно экранируются, что под пологом леса не работает никакая местная связь.
Да и не только в лесу, с радиосвязью здесь вообще большие проблемы: из-за обилия электричества в атмосфере и живых существах слишком много помех. И компенсировать это связью, построенной на искажении пространства космолитом, которую мы используем для передачи данных между планетами и планетными системами, не получается, там мешают ограничения на дальность с другой стороны.
Обувью харры не пользуются вовсе, да и одеждой не злоупотребляют. Носят короткие штаны по колено, обычно замшевые или кожаные, с широкими ремнями, к которым крепят оружие, прибавляя к этому разве что кожаные жилеты. Редко, по праздникам или в каких-то официальных случаях, надевают простые рубахи с воротом на шнуровке и яркой декоративной вышивкой по подолу – собственно, всё. А вот к украшениям относятся с куда большей нежностью и интересом, обычно таскают какие-то клыки на верёвочках или другие странные штуки – на удачу. Очень уважают браслеты, чаще всего плетёные из всё той же кожи или деревянные с резным узором.
– И где ты собираешься отдыхать там? Пришельцы обычно к морю тянутся, туда, – искренне удивился смотритель и махнул рукой, указывая направление в другую сторону.
– Не хочу море, хочу погулять по лесу, – получилось даже почти честно. – А там знакомый есть, Бетро, может, знаешь? У него остановиться можно.
– А-а, знаю! – искренне удивился мой собеседник. – Хороший дом, большой, у него многие останавливаются. А готовит как! – он мечтательно прижмурился.
– Вот-вот, – улыбнулась я. – А ты ещё спрашиваешь, почему туда.
