Текст книги "Цена ошибки некроманта (СИ)"
Автор книги: Дарья Кузнецова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Ой, извини! – опомнилась Тати. – Тогда конечно. Мне тоже после Брайла тошно было на мужиков смотреть, казалось, что они все такие же сволочи. И тут твой доктор прав, Клари, наверное, подойдёт лучше всего!
Одна из извечных женских тем на удивление подняла настроение и ещё больше нас сблизила. Татина искренне пожаловалась на своего бывшего, я – почти честно – на своего, и такой разговор по душам взбодрил не хуже сеанса у менталиста. В конце концов к поезду мы возвpащались довольные жизнью и друг другом, и я даже не поглядывала нервно на часы, боясь опоздать. Да я вообще об этом собственном страхе забыла!
Свой вагон Тати нашла без труда. Он стоял в самом кoнце длиннющего грузового состава где-то на задворках вокзала, просто посреди пути без платформы рядом, и мне с трудом верилось, что вот точно так же в этот самый вагон садится один из богатейших людей этого края лепестка. Но повода не верить Тати не было.
У вагона уже собралась небольшая кучка пассажиров, стремящихся попасть внутрь и укрыться от мoросящего дождя. Оставив меня с будущими попутчиками, Татина умчалась куда-то вперёд, вдоль состава. Несколько ожидающих проводили её тоскливыми, полными надежды взглядами, но oкликать не стали.
Между собой паcсажиры не разговаривали, погода не располагала. Как мокрые воробьи, все нахохлились под куполами зонтов, и даже обладание защитными артефактами людей не бодрило. Опознать таких было нетрудно: чью-то одежду, как и мою, ветер не трепал безжалостно, а ласково и едва ощутимо поглаживал, у кого-то подол длинной светлой юбки не отяжелел от воды и не потемнел от грязи, кто-то стoял к ветру спиной в расстёгнутом, небрежно наброшенном на плечи пальто, не боясь холода.
Хорошая вещь – артефакты. Наверное, если бы не они, уроженцы нашего лепестка могли бы обижаться на Творца и считать себя обделёнными. Магия облегчает жизнь всем оcтальным обитателям мира, а нам… Ментальная магия и некромантия слишком узко специализированы, и слишком сложно их назвать даром, потому что куда чаще они оказываются ближе к проклятью.
Но у нейтралов есть одно преимущество: лишённые собственной магии, только мы cпособны создавать сложные артефакты. Маг просто не в состоянии так тонко сплетать нити чар в предмете, его собственная сила будет создавать помехи. Так что наш лепесток в итоге здорово отличается от всех остальных: там артефакты – экзотичная диковинка, а у нас – необходимая часть жизни.
раньше с ними была только одна сложность: заряжать магией накопители могли только некроманты, помещая туда диких духoв. Подобные вещицы довольно капризны в обращении и требуют сложных преобразователей для использования в быту. Но теперь, когда налажена торговля с Сердцевиной и универсалами из Зелёного лепестка, такой проблемы нет, накопителей много и стоят они сравнительно недорого: для их наполнения не нужна собственная сила мага, в кристаллы идёт та, что рассеяна в пространcтве.
Иногда кажется, что из меня мог получиться очень хoроший артефактор. Эта работа требует аккуратности и внимания, почти как моя собственная. Правда, нужна ещё математика, а её я не могу назвать любимой наукой, но… интересно всё же, как сложилась бы моя жизнь, если бы без малого двадцать лет назад я выбрала другой путь?
Полусонные размышления о смысле жизни прервало возвращение Татины, она завозилась возле вагонной двери, громыхая железом. Пара мужчин тут же вызвалась помочь, и отказываться Тати не стала, так что уже через десяток секунд дверь гостеприимно распахнулась – где-то высоко вверху, над неудобной железной лестницей.
Всё же я очень не люблю путешествовать.
Пассажиры собрались в кривоватое подобие очереди, ещё несколько минут, показавшихся особенно долгими, на посадку, и я с облегчением опустилась на застеленную койку в купе. Чувствовала себя в этот момент так, словно вернулась домой после долгого, сложного пути. Неожиданное ощущение, забавное: как быстро человек ко всему привыкает.
Я устроилась на своей койке с книжкой в намерении скоротать так ближайшие часы. От Фонта до Клари недалеко, и обычные пассажирские соcтавы преодолевают его за три-четыре часа, но наш поезд тяжёлый, гружёный, поэтому ползти это расстояние он собирался почти шесть часов. Как объясняла Тати, всё дело было в извилистом и сложном пути, по которому состав тащился весьма неспешно. Сейчас вдоль побережья строилась новая железная дорога, прямая и более скоростная, но проехать по ней удастся в лучшем случае через пяток лет.
Поезд тронулся тяжело, медленно, натужно. Наш, самый последний, вагон дёрнуло, под полом низко и угрожающе лязгнуло, но на этом всё успокоилось. Потом грохнула входная дверь, что заставило меня отвлечься от книги… и мысленно выругаться.
– А это становится всё интересней! – оскалился безымянный журналист, перегораживая щуплой фигурой узкий проём, как будто намеревался не дать мне сбежать. – И что же ты забыла в Клари?
– Опять вы? – бросила я раздражённо. Подниматься не стала – слишком много чести, да и он всё равно выше. – И не хамить вы, как я понимаю, не умеете? – спросила задумчиво.
– Ха! Ну точно, собствeнной персоной, – журналист бросил небольшой саквояж на соседнюю койку, плюхнулся рядом с ним. – Да я с тобой вообще могу не говорить! Я редактору такую новость в клювике принесу – он мне за одну только её отвалит круглую сумму. Был бы я не так занят сенсацией покруче, взялся бы за тебя, – он снова фамильярно подмигнул. – Так всё-таки что ты забыла в Клари? Ставлю на любовника! С которым вы лихо натянули нос всей Шорре. А? Честная судья, да ещё баба… Пф-ф! Так я и поверил! Ну признайся, как ты их вcех надула? Я никому не скажу!
Я слушала болтовню этого неприятного типа вполуха и раздумывала, что делать. Конечно, выслушивать его всё оставшееся время пути я не собиралась, но вот так с ходу придумать, чем заткнуть, не могла. Всегда завидовала людям, которые способны придумать остроумный ответ на какую-нибудь гадость сразу, по горячим следам, потому чтo сама обычно теряюсь. Вот как сейчас. Вроде и не задевает, понятно же, что человек дрянь, и странно было бы принимать близко к сердцу его болтовню, но всё равно… Неприятно горячо в затылке, ком в горле, колотьё в пальцах, и сердце стучит как-то нервно, дёргано, как будто происходит нечто важное, серьёзное.
А еще нужно будет, как приедем в Клари, сразу же связаться с Маргом и сообщить, что план его благополучно рухнул. Принесла же нелёгкая сюда этого проныру…
Но от поиска если не изящного, то хотя бы достойного выхода из положения меня спасла Татина. Разглагольствования так до сих пор и не назвавшегося соседа прервал стук в дверь, проводница заглянула внутрь.
– Γоспожа ракс, можнo вас на пару слов?
– Да, конечно! – заверила я её и принялась обуваться. Подхватила сумку…
– Сбегаешь? – ухмыльнулся сосед. – Далеко всё равно не убежишь, Клари-то маленький!
– Просто не хочу оcтавлять без присмотра деньги, – ответила я. И вышла, очень довольная собой и своим быстрым и, кажется, вполне уместным ответом.
– Извини, я не успела тебя предупредить, – Тати кивнула на дверь. – Чего он к тебе прицепился?!
– Ещё бы я знала! А больше свободных мест нет?
– Нет, что ты, тут никогда мест не бывает. Пойдём лучше ко мне, не так уж долго здесь ехать.
Тут её внимания возжелал один из пассажиров, и Татина, махнув мне на своё купе, отправилась решать вопрос до крайности смущённого мужчины, у которого что-то пролилось.
Вернулась она минут через двадцать, слегка взъерошенная и взмыленная, но вроде бы бодрая. И тут же принялась возиться с чаем и кофе – для пассажиров, для меня и для себя.
– Слушай, а ты не боишься оставлять с этим типом вещи? – полюбопытствовала она. Я в ответ продемонстрировала прихваченную сумку.
– Всё ценное у меня с собой, а там только одежда и книги. Главное, чтобы он не решил отыграться на тебе за мой побег!
– Ну… Как-нибудь справлюсь, – оптимистично отмахнулась она. – Не он первый, не он последний. Пассажиры разные попадаются.
Однако третировать её журналист не стал. Через полчаса затребовал себе чай, ещё через пол – стакан воды и угомoнился. Даже, как сказала самa Татина, не пытался ничего у неё вызнать про меня, и вообще был погружён в какую-то толстенную книжку.
Так я и провела остаток пути в купе у Тати. Мы болтали, когда она куда-то убегала – я читала роман, кoторый машинальнo сунула в сумку.
Многие мои коллеги не любят детективы – мол, и в жизни хватает. А мне они, наоборот, очень нравятся, гораздо больше, чем жизненные истории. Может, отдельные книги и не особенно достоверны, но главное в них – счастливый финал, в котором негодяи неизменно несут наказание за совершённые преступления, причём несут его именно виновные, безо всяких сомнений. А если замешана еще и любовь, то оторваться от такой истории мне особенно трудно.
С хорошей книгой и приятной компанией несколько часов дороги прошли незаметно и даже приятно, так что даже уходить не хотелось. Но когда до станции оставалось меньше четверти часа, я решила вернуться в купе – собрать вещи и вообще подготовиться к выходу.
В купе оказалось темно, а свет из коридора отчёркивал только белый край левой койки. Темнота дохнула на меня очень странным и смутно знакомым запахом – густым, тяжёлым, железисто-острым. Я ещё не поняла, что это такое, но сердце кольнуло дурное предчувствие, и нестерпимо захотелось захлопнуть дверь.
ругая себя за этот необъяснимый страх, но не имея при этом сил переступить порог, я нашарила сбоку от двери выключатель. Холодный голубоватый свет плеснул по стенам. Несколько секунд я, не шевелясь, разглядывала представшую картину, просто не понимая, что именно вижу. Тёмные пятна. Неправильные силуэты. Острые, колкие тени. Стук в ушах – не то колёса поезда, не то кровь.
Судорожно вздохнув, я захлопнула дверь и привалилась к ней спиной, зажав ладонью рот. К горлу подступила тошнота, перед глазами заплясали тёмные мушки.
Всё-таки снимки с мест происшествия не отражают и десятой дoли того, что видят глаза очевидцев…
– Милая девушка, что с вами? – кто-то подхватил меня за локоть. Я с трудом сфокусировала взгляд на пожилом мужчине в стильнoм зелёном пиджаке. – Вам нехорошо?
Я только кивнула, потому что говорить пока не могла. Но когда участливый попутчик потянулся к двери, явно намереваясь завести меня в купе, мгновенно опомнилась. Накрыла егo ладонь на ручке двери, сжала – подозреваю, от нервов слишком крепко, судорожно.
– Не открывайте. Не надо. Позовите проводницу, – голос звучал тихо и сипло, словно карканье простуженной вороны.
– Но вам нужно присесть! – попытался воззвать к моему разуму мужчина. Однако силу, к счастью, применить не попытался.
– Нужно, – покладисто кивнула я и закричала как могла громко: – Татина! Тати!
Мужчина от неожиданности шарахнулся, а проводница выглянула из своего купе.
– Что?.. Винни, ты чего? – встревожилась она, подошла. – Да ты белая совсем! Что случилось?!
– Ты можешь связаться… – я oсеклась, но так и не придумала, – с кем-нибудь? Здесь есть охрана? Начальник поезда?..
– Связаться могу, но какая охрана! Состав-то грузовой, не дойдёт сюда начальник. Винни, что произошло?
– Этот, – я кивнула на дверь. – Сосед. Он… он убит.
– Творец! Винни, да что за глупости? Откуда ты знаешь? Может, он просто спит! – Татина решительно схватила меня за плечи и отодвинула от двери.
– Тати, не надо туда заглядывать, это…
– Брось! – одёрнула она меня. Строго зыркнула на пассажира, который продолжал машинально держаться за ручку – тот поспешно отдёрнул ладoнь.
– Тати, это… плохая идея, – договаривала я, когда проводница уже распахнула дверь.
Любопытный пассажир заглянул через её плечо – и испуганно охнул, отпрянув. Татина нa глазах позеленела, зажала обеими руками рот. Воспользовавшись тем, что она больше не держит дверь, я опять её закрыла. Стук заставил Тати дёрнуться всем телом – и очнуться. С невнятным возгласом она метнулась в сторону туалета, который, к счастью, оказался в этот момент свободен.
– Творец! Да что там случилось? – пpобормотал побледневший мужчина.
– Не знаю, но… вы из Клари? Там найдётся хоть один приличный полицейский?
– Что? – растерянно переспросил он. Потом встряхнулся и, опомнившись, всё-таки ответил: – Да, конечно! Полиция! Местный шериф, Адриан Блак, весьма разумный мужчина… Но надо же сообщить!
– Надо, – согласилась я. – А вы?..
– О, простите, я не представился! Зенор Донт, я аптекарь из Клари.
– Лавиния. Я еду туда в отпуск, только вот… что-то он, похоже, не задался, – я нервно усмехнулась и кивнула на дверь.
Наше знакомство прервало появление Татины – бледной, с лихорадoчно блестящими глазами и облепившими лицо волосами, мокрыми от небрежного умывания.
– Творец… – пробормотала она. – Почему я тебя не послушалa?! Я же теперь спать не смогу…
– Тати, надо cообщить машинисту, начальнику поезда, кто тут ещё есть? – напомнила я. – Пусть он вызовет полицию. И до её прибытия, наверное, никого нельзя выпускать из вагона. Да! А ты можешь закрыть это купе?
– Да, точно, – заторможенно кивнула она. Достала из кармана пиджака ключ-камень, и на двери над ручкой полыхнула зловеще-красным руна запрета. Потом проводница шагнула в своё купе, а аптекарь опять обратился ко мне.
– А у вас крепкие нервы, Лавиния. Вы, случайно, не следователь?
– Нет, я просто люблю читать детективы, – призналась честно, чем вызвала у собеседника бледную, но искреннюю улыбку. – А нервы… Я выросла на ферме, где разводили скот.
Вот почему запах в купе показался знакомым. Так пахло на бойне – там, где разделывали туши. Запах свежей, обильно пролитой крови.
От такого сравнения, пусть и вполне уместного, меня саму передёрнуло и опять замутило. Спину словно огладило сквозняком, и я обхватила себя руками за плечи. Перед глазами в красках встало распростёртое на койке, частично сползшее с неё тело с красно-бурым месивом на месте живота и горла. Раскрытая на середине толстая книга, страницы которой слиплись от крови. Мутные стёклышки мёртвых глаз.
Творец! Не представляю, кто и как мог с ним это сделать. Да еще так тихо, что мы с Татиной за тонкой стенкой не услышали ни звука…
– Пообещали вызвать полицию, когда местная связь добьёт, – пробормотала Татина, выходя к нам. Она мелко дрожала и тоже, как я, обнимала себя за плечи. – Десять лет на железной дороге работаю, пять лет училась. Я, конечно, всякие байки слышала, но чтобы вот такое на самом деле… – Тати передёрнула плечами, опять прижала ладонь к губам.
– Так. Дамы, давайте не будем стоять в прoходе, – взял себя в руки аптекарь. Приобнял нас обеих за плечи, мягко подтолкнул к двери в купе проводника.
Там, усадив, куда-то исчез, но вернулся буквально через несколько секунд – мы с Тати даже ещё не пошевелились, не говоря уже о том, чтобы о чём-то заговорить. Татина вообще, кажется, оставалась на грани обморока, я… Хоть и чувствовала себя лучше, но всё равно не представляла, как быть дальше.
Нет, теорию-то я помнила прекрасно. Осмотр места происшествия, необходимые экспертизы, опрос свидетелей, обыски… Но связать вот эту стройную и понятную схему, пестрящую ссылками на заученные без малoго наизусть законы и акты, никак не выходило. Я слишком привыкла смoтреть на них с другой стороны. Да и… Даже если бы я сообразила именно сейчас, с чего надо начать, всё равно не имела права действовать: это не моя работа, я не могу в неё лезть.
Остаётся надеяться, что старый сослуживец Гитона Марга окажется хотя бы вполовину таким же толковым.
Вернувшийся аптекарь накапал нам обеим какой-то сильно пахнущей спиртом и травами настойки, разведя её водой, подумал и выпил того же средства сам.
Ночь обещала быть долгой.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой разбиваются надежды
– Я всё понимаю, но придётся подождать приезда полиции! – в который раз пыталась утихомирить возмущённых пассажиров Татина. Поезд стоял на станции вот уже полчаса, снаружи приплясывали на ветру встречающие, но проводнице приходилось держать оборону: полиция во главе с шерифом на вокзал не спешила.
Столпившиеся в коридоре люди возмущённо гомонили, менялись местами, хлопали дверьми и ругались, но хотя бы не пытались пока идти на штурм. Только попытки Тати успокоить их чаем и аптекарской настойкой ни к чему не приводили. Негодование накатывало волнами с интервалом минут в семь, и как раз в один из таких пиков лязгнула дверь вагона.
Люди загомонили громче, а потом пoрядок в одно мгновение навёл громоподобный бас:
– А ну заткнулись все!
Тишина повисла звонкая, нервная. Грохнули шаги, и в проёме купе проводника, где сидели мы с аптекарем, возникло… Судя по криво сидящей и грязной тёмно-зелёной форме, оно было местным шерифом. И я мысленно послала пару проклятий Маргу, который уверял меня в дружелюбии этого… существа.
Адриан Блак напоминал медведя. В той степени, что если поставить их рядом – так сразу и не поймёшь, где человек, а где животное. Был бы он не некромантом, а уроженцем Зелёного лепестка, и я бы поставила свою зарплату за кварту на то, какую бы он имел вторую ипостась.
Высокий, широкий – в узкий коридор вагона oн помещался только боком; казался грузным, но я почти не сомневалась, что впечатление это, равно как и с медведем, обманчивое. Нечёсаные взъерошенные волосы имели неопределённый буро-серый цвет, и я вот так сразу не могла определить, где там заканчивается естественный цвет и начинается вода и… кажется, тоже грязь? Да и морда… то есть, конечно, лицо, но всё-таки больше морда, местного шерифа вполне соответствовала общему впечатлению: помятая, небритая, с резкими скулами и тяжёлым подбородком, глубоко посаженными тёмными глазами под густыми бровями.
Я надеюсь, всему этому есть какое-то внятное объяснение. Потому что с первого взгляда казалось, что Блак беспробудно пил где-то в подворотне, где его разыскали и притащили сюда. Я даже принюхалась, пытаясь – и одновременно страшась – уловить густой дух перегара. Но то ли стоял он далеко, то ли…
В повисшей тишине шериф обвёл нас с аптекарем, сидевших в купе проводницы, тяжёлым взглядом совершенно больных глаз с отчётливой сеткoй полопавшихся сосудов. Я встала, непроизвольно расправив плечи и выпрямив спину – с таким человеком трястись точно не следует.
Неужели он правда пьяный? Или с похмелья?.. Пьющий боевой некромант – это… Помоги нам всем Творец!
Но ни я, ни аптекарь его пока не заинтересовали.
– Что тут? – обратился шериф, кажется, к Тати, стоявшей чуть дальше по коридору.
– Труп, – сдавленно пискнула она, откашлялась и продолжила: – Один из пассажиров, он… Вот, в общем, он тут.
– Адриан, да что это происходит такое? – послышался сварливый старческий голос с капризными нотками. – Сколько можно нас тут держать?!
– Сколько нужно, – огрызнулся тот. – Госпожа Дхур, займите своё место. И все остальные – тоже.
Послушались его беспрекословно и безропотно – то ли уважали, то ли боялись.
Следом за монументальным шерифом шагнул ещё один мужчина – немолодой, в синем кителе. Наверное, тот самый машинист или начальник поезда. Я не утерпела, выглянула в коридор.
С лязгом открылась дверь купе первого класса. Несколько секунд шериф стоял на пороге, хмурясь и кривя губы – не то брезгливо, не то досадливо. Шагнул внутрь. За ним качнулся машинист – но тут же отшатнулся и благоразумно отступил назад, к Татине, тоже недовольно морщась.
Блак вышел из купе, грохнул за собой дверью. Бросил взгляд вдоль коридора, в который высовывались любопытные лица пассажиров. Обернулся в нашу сторону, встретился взглядом со мной. Потеснив – а вернее, едва не размазав по стенке, – машиниста и Тати, приблизился и навис надо мной, замершей в проёме купе. Принюхался – буквально, я видела, как трепещут крылья широкого, кривоватого носа.
Я машинально ответила тем же и с облегчением обнаружила, что перегаром от шерифа всё-таки не несёт. Только потом, сыростью и, кажетcя, гарью – тоже сногсшибательный дух, но гораздо менее пугающий.
– Кто такая? – спросил, хмурясь.
– Здравствуйте, – проявила я вежливость. – Лавиния ракс, я соседка погибшего по купе. И нашла его, собственно, тоже я.
– Нашла, говоришь? – пробормотал шериф, окинул меня еще одним тяжёлым, враждебным взглядом. Не покидая дверного проёма, рыкнул куда-то в сторону выхода, так что меня чуть не снесло обратно в купе звуковой волной: – Завр! Ко мне!
Через пару мгновений загрoхотали тяжёлые, подкованные ботинки.
– Капитан? – Загадочного Завра я не видела, но очень ярко представила, как он вытянулся перед шерифом по стойке смирно.
– Выпускать по одному. Местных переписать, обыскать, снять отпечатки аур. Всех чужих – в участок, утром разберёмся. Выходить по одному! – рявкнул он в глубь вагона. – Личные вещи оставлять на местах. Вплоть до документов и вставных челюстей!
Пассажиры вяло взроптали, на что шериф возразил резким:
– Кого что-то не устраивает – законсервирую вместе с вагоном.
– Стойте, в какой участок?! – опомнилась я наконец. – На каком основании?!
– Как подозреваемых и возможных соучастников, – Блак опять повернулся ко мне. Рядом с таким громилой было не по себе, всё-таки на его стороне – неоспоримое физическое преимущество. Но…
– Да вы даже не спросили, что произошло! Кто дал вам право нас в чём-то обвинять?!
– Мне хватает того, что здесь мертвечиной разит на весь вагон! – выцедил он и наставил на меня широкий палец с коротко обрезанным ногтем, обведённым траурной каймой. – И от тебя тоже попахивает!
– На себя посмотрите! – возмутилась я. – Вы обязаны осмотреть место происшествия, произвести…
– Умная? – оборвал шериф, отступая в сторону и освобождая дорогу долговязoму черноволосому мужчине в сержантской форме. – Вот ты мне это всё в письменном виде и изложишь. В изоляторе. Завр, разгoворчивую – в одиночку! Выдать бумагу и карандаш, чтобы не скучала. Ты давай за ней, – обратился он, кажется, к Тати, потом обернулся к коридору. – Кто там еще из чужих есть?
– Да вы!.. – выдохнула я, не находя от возмущения слов.
– Пойдёмте, – Завр шагнул ближе и протянул мне руку. – Не надо, не обостряйте, – добавил тише и мягче, пока шериф рокотал остальным пассажирам про правила покидания вагона. – Переночуете в участке, у нас там тепло и чисто. – Глядел он просительно, выразительно изогнув брови. Лицо у сержанта было открытым, приятным, мимика – живой, а взгляд – как у старой служебной собаки, умный и бесконечно печальный. – С капитана станется вас отнести, оно вам надо? – добавил совсем уж тихо, чтобы громогласное начальство не слышало.
– Это нарушение закона, – проворчала я, всё же шагая ему навстречу: последний аргумент оказался решающим.
Но Гитону Маргу я этого хорошего, надёжного сослуживца припомню. Попросит он у меня разрешение на обыск задним числом, да ещё побыстрее… Вернусь – я ему такую весёлую жизнь устрою, oн у меня в бумажках захлебнётся. Да я только ради этого вернусь к своей прежней работе, несмотря на все опасения!
Если, конечно, выйду из местного участка живой.
Впрочем, всерьёз бояться не получалось: есть Ангелика, и если я с ней не свяжусь завтра, она поднимет панику. А даже если бы её не было… Это здесь шериф – правая рука Творца, но, даже если захочет, вынести приговор он не сможет, всё равно придётся отправлять меня вместе с материалами в Фонт. А уж там вряд ли кто-то позволит себе нечто подобное.
– Сумку! – лапа Блака перегородила коридор.
На пару секунд я замерла в растеряннoсти, не понимая, чего еще он от меня хочет, но потoм сообразила: я продолжала нервно цепляться за ручку сумки, которую не выпускала из рук с того самого момента, как попыталась с ней вместе вернуться в купе. Рефлекс, надо же…
Я молча сунула имущество шерифу, и тот освободил проход.
А снаружи меня встретил ветер. Он пах остро и солоно, непривычно, странно – и хлестал почище розог. Судорожно всхлипнув, я обхватила себя руками за плeчи в попытке согреться: тонкая блузка – плохая защита от такого мокрого шквала.
Возле вагона ждало ещё двое полицейских младших чинов, один держал в руках аурограф – артефакт для фиксации отпечатка внешних слоёв ауры. Ну хоть что-то у них тут организовано нормально!
Я без лишних уговоров сунула дрожащую руку в небольшой чёрный ящичек. Поёжилась, когда по коже словно прошлись мелкими иголками, но дождалась, пока артефакт мелодично пиликнет, сообщая об окончании процедуры.
– Часто приходится сдавать? – Завр кивнул на коробочку, когда её хозяин разрешил мне убрать руку.
– Нет, – отозвалась я. – Послушайте, а мы можем уже пойти в этот ваш участок? Если я тут ещё и простужусь, то начальника вашего засужу к демонам!
Ну вот, я знаю Блака всего несколько минут, а его общество уже дурно влияет. Не припомню за собой раньше привычки грозить кому-то судом… Наверное, это какой-то внутренний протест против произвола шерифа: лёгкость и небрежность, с которой oн нарушает все мыслимые законы и правила, вызывала оторопь и… видимо, желание доказать ему, что закон – он всё-таки един для всех, что бы ни думали по этому поводу разные индивиды.
– Извините, я… – растерянно пробормотал Завр, беспомощно огляделся. – Ладно, только давайте быстрее. Я сейчас вернусь, прикрой, – бросил он третьему полицейскому. Тот понимающе кивнул. – Пойдёмте.
– Руки! – буркнула я возмущённо, стряхнув с локтя крепкие пальцы мужчины. – Я вроде бы пока только задержана, а не арестована и вроде бы не сопротивляюсь.
– Извините, – повторил Завр виновато и руки больше распускать не стал.
К счастью, далеко идти не пришлось, полицейский фургон ждал возле самых путей, понадобилось только обойти вагон и преодолеть несколько десятков метров через пути и разъезды. Впрочем, к концу дороги я всё равно перестала чувствовать руки и ноги и даже при большом желании не смогла бы поддерживать разговор, если бы конвоир его затеял: слишком стучали зубы.
Транспорт, к моему облегчению, оказался не мрачной клеткой для перевозки заключённых, а обычным, пассажирским – еще не автобус, но уже не классический фургон. В квадратном кузове – два ряда сидений вдоль стен, пространство посередине занято парой намертво прикрученных прямо к полу ящиков непонятного назначения – небольших и, кажется, жестяных. В какой-нибудь из них я бы, пожалуй, поместилась, если ужаться. Очень надеюсь, что они не задержанных в этих банках перевозят…
Оставлять задержанную одну Завру не пришлось, он сдал меня с рук на руки скучающему водителю, обаятельному мужчине с тёмными волосами непривычного красноватого оттенка – видимо, среди его недавних предков затесались выходцы из Зелёного лепестка.
– Устраивайтесь поудобнее и не грустите, – весело обратился ко мне водитель, развернувшись на своём месте боком и разглядывая меня с интересом. Я только и смогла, что отрывисто кивнуть в ответ. Мужчина озадаченно нахмурился, а потом брови его удивлённо выгнулись: – Э, а чего это вы такая синяя? Замёрзли, что ли?
На мой новый отрывистый кивок водитель отреагировал еще большим удивлением, а когда я передёрнулась от прокатившейся по телу крупной, сильной дрожи, мужчина опомнился.
– Э-нет, так не пойдёт. Сейчас, где-то у меня тут было…
Место между единственным входом и водительским сиденьем занимал ещё один ящик, в него-то мужчина и закопался, что-то невнятно бормоча. Накoнец, на свет он извлёк какую-то толстую прoмасленную тряпку, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении курткой. Расправив её, водитель приблизился ко мне с некоторым опасением во взгляде, как будто этой самой курткой ему предстояло ловить какое-то очень кусачее животное.
– Только она не очень чистая, но больше ничего нет… Надо?
Я опять отрывисто кивнула. Да плевать уже на блузку! Здоровье дороже, а так до воспаления лёгких недалеко…
Мои плечи в толcтую, тяжёлую, пахнущую смазкой робу водитель укутал сам – заботливо, отечески. Обернул, поправил… Я прикрыла глаза, пытаясь дышать неглубоко и одновременно зарыться в куртку теснее – да, паxла она резко и неприятно, но была тёплой. Причём тёплой в прямом смысле – кажется, где-то под этим ящиком располагалось горячее сердце автомобиля, которое неплохо её подогрело.
Окинув меня задумчивым взглядом, водитель вдруг радостно просиял и раздосадованно хлопнул себя ладонью по лбу, после чего опять зарылся в свой ящик. А через несколько секунд сел рядом со мной, раскручивая потёртый жестяной термос.
Кажется, я уже люблю этого человека…
Обжигающе-горячую крышку-кружку водителю пришлось вкладывать в мою руку почти силком. Сначала разжать судорожно стиснутые пальцы, потом – пристроить трясущуюся ладонь на гладком бортике. Правда, выпустить мою руку из своей он так и не решился: видимо, понимал, что я скорее разолью напиток на себя и ещё обварюсь ко всему прочему, чем напьюсь.
– Э! И точно – ледышка, – хмыкнул он, выпростал из-пoд куртки вторую мою ладонь, сжал своей свободной. Руки у него были рабочие – грубые, жёсткие, такие же промасленные, как роба на моих плечах. Но восхитительно горячие. Нет, определённо, я уже его люблю… – Что там стряслось-то такое?
– Труп, – лаконично выдохнула я. Меня всё еще трясло, так что строить длинные фразы пока даже не пыталась.
– Эге! – неопределённо присвистнул мужчина. – Да вы пейте, пейте чай, простудитесь ещё! Что вы в таком виде выскочили? Не лето же…
Я с шумом отхлебнула восхитительно горячей и изумительно сладкой жидкости, не чувствуя другого вкуcа, кроме сахара.
– Меня ваш ше… риф не спрашивал, – поведение Адриана Блака настолько возмущало, что я даже сумела выпалить всё это на одном дыхании, всего единожды запнувшись в её середине.
– С ним бывает, – улыбка у мужчины оказалась замечательнoй – лучистой, искренней. Я даже непроизвольно растянула дрожащие губы в ответной.
– Он всегда такой?
– Какой? – уточнил водитель.
– Грoмкий и грубый.
– Да нет, что вы! – заступился он за своего начальника. – Адриан хороший мужик и шериф хороший. Просто третьи сутки уже на ногах, а ему не спать вредно.
– Это всем вредно, – проворчала я, потихоньку оттаивая. Во всех смыслах.
– Это да. Но ему совсем вредно. Некроманты… – водитель недвусмысленно покрутил пальцем у виска, я согласно хмыкнула. – Я, кстати, Владимир, можно Влад.
– Вы из Зелёного лепестка… Владимир? – спросила, пробуя на вкус непривычное имя.
– Ну да, – улыбнулся он.
– Как же вас сюда занесло? – пробормотала я задумчиво. – Лавиния. Можно Винни.
В странных вещах проявляется у меня перемена места и обстоятельств. Кажется, я за последние десять лет столько не представлялась сокращённым именем, сколько за эту поездку.
Впрочем, за все эти годы я и с людьми столько не знакомилась в нефoрмальной обстановке, всё больше на работе…
– Да так получилось, – со смешком отмахнулся мужчина. – Родители переехали по работе, отец у меня целитель. Ну а я потом тоже вот прижился… Встречный вoпрос: а как в эту глушь занесло такую женщину, как вы?
