Текст книги "Шутки старых дев"

Автор книги: Дарья Калинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– А вашего можете описать? – спросил старший лейтенант.

– Могу, – покорно кивнула я и приступила к описанию.

– Да... – протянул милиционер, – такого надолго запомнишь. Что-то похожее я уже слышал, и совсем недавно. Не помнишь, кто нам эту хохму рассказывал? – обратился он к своему коллеге – тот в это время деятельно расковыривал стенку, пытаясь извлечь пулю.

– Так из двадцатого Петрович, он и рассказывал, – ни на секунду не отрываясь от своей вредительской деятельности, отозвался коллега.

– Точно! – обрадовался мой лейтенантик. – Вы, девушка, со своим рассказом опоздали. Этот киллер в названный вами вечер уже стрелял в одну девушку и пристрелил какую-то тетку, которая еще оказалась подругой тетки этой девушки. Так что в вас он стрелять не мог, занят был. Придумайте кого-нибудь другого.

– Никого я вам в угоду придумывать не стану, – возмутилась я. – Тоже мне – нашли сказочницу. Я говорю, что на самом деле было. А та девушка, про которую вам рассказывали, я и есть.

Лейтенант уставился на меня и еще раз протяжно свистнул. Должно быть, ему про меня еще что-то рассказали, потому что интереса в его глазах значительно прибавилось, а вот служебного рвения я там не обнаружила.

– Вы меня охранять будете? – напрямую спросила я. – Видите же, что этот придурок не унимается. Самой мне с ним не справиться.

Я не стала распространяться по поводу того, что я пыталась, но у меня ничего не получилось, хоть мы и спасли Инкиного папашу. Я рассудила: мой лейтенантик с Инкой, скорее всего, незнаком, а значит, и ее папа ему глубоко безразличен. Поэтому и нечего похваляться. Пусть считает меня беспомощной и беззащитной, может, сердце у него (или что у него там вместо сердца) дрогнет, и он выделит мне охрану.

– Кто же вас охранять будет? – искренне поразился мой лейтенантик. – У нас людей нет. И потом, вам выгодней посидеть дома, а для этого охрана не требуется. Потому что на улице вам никто все равно стопроцентную гарантию безопасности не даст, даже если вы целый полк телохранителей наймете. Поэтому сидите дома, здесь вы в полной безопасности.

– Как же в безопасности, если он по двери палит? – удивилась я.

– А вы уверены, что это был он? – с глубокомысленным видом почесал лоб лейтенант.

Я в ответ покачала головой, не вполне улавливая суть вопроса.

– То-то и оно, – наставительно сказал лейтенант.

– Да какая разница!? – взвилась я. – Какая мне разница, кто в меня стрелял? В меня стреляли в садике, потом на рынке, а сегодня – вообще дома. Я теперь и дома не в безопасности, ясно вам?

– Тогда вам надо куда-нибудь уехать, – миролюбивым тоном проговорил лейтенант. – Ну все, пули мы у вас изымаем. Надеюсь, они вам ни к чему? Показания ваши я записал, будем работать. Если надумаете уезжать, то сообщите мне или майору Жиркову, чтобы мы были в курсе. Но лучше сидели бы дома. Поставьте себе железную дверь или поменяйте замок и сидите себе дома. Для вас это – самое лучшее.

«Лучшее? – размышляла я, когда они убрались. – О себе беспокоишься, чтобы свидетель под рукой всегда был».

Таким размышлениям я предавалась несколько часов кряду и в конце концов довела себя до того, что твердо решила насолить противному лейтенанту и назло ему куда-нибудь уехать, разумеется, не поставив его в известность. Мне казалось, что это будет вполне достойной для него карой. Оставалось только придумать, куда уехать. С этим возникли трудности. Родственников в других городах было не так уж много, и вряд ли они с восторгом отнесутся к тому, что я поселюсь у них на несколько недель – и то при самом благоприятном раскладе. А моего киллера могут ловить все лето. Так что – мне все три месяца терзать ни в чем не повинных родственников своим присутствием? И потом, в городах жизнь дорогая, а за границей – и того дороже. Зарплату нам выдали недавно, и я ее как-то очень быстро умудрилась потратить. Я же не рассчитывала, что моя жизнь так круто переменится и мне придется ехать на край света, чтобы только остаться в живых.

Итак, столицы отпадали. А жаль, я всегда считала, что надежнее всего спрятать дерево в лесу, книгу в библиотеке, а нитку в платье. Ищите хоть до старости, а нужной не найдете. Но денег на столицы не хватало, пришлось подумать о деревнях, желательно спрятанных поглубже. Родственников в таковых я вообще не смогла вспомнить. Продолжая ломать голову над тем, куда бы поехать, я стала набирать Инкин номер в надежде, что она меня чем-нибудь порадует.

– А Инны нет дома, – жалобным тоном сказала Наташка. – А я еще не обедала и почти не завтракала.

– Свари пельмени, – посоветовала я. – Открой на всякий случай окна пошире, чтобы на помощь звать, если придется, и смело приступай к эксперименту. А куда делась твоя сестра?

– В записке написано, что ей позвонили и она ушла, – по-прежнему жалобным голосом сообщила Наташка; судя по всему, идея с пельменями пришлась ей не по душе.

– Скажи, чтобы позвонила мне, как только вернется. У меня для нее новости, – строго сказала я Наташке.

Промаявшись еще немного, я принялась звонить своим ближайшим родственникам в надежде на то, что у них найдется пара-тройка хороших знакомых или, наоборот, не очень хороших знакомых, но к которым я могла бы поехать. Или они вспомнят кого-нибудь из наших дальних родственников, про которых я сама забыла. Бабушка, до которой я добралась первой, ничем мне помочь не смогла. Все ее знакомые уже переселились в лучший мир, а туда мне как раз отправляться совершенно не хотелось. Зато она припомнила, что у моего дедушки оставались родственники в Окуловке, но тут же призналась, что сама не решилась бы к ним сунуться.

Тетка имела подругу в Рязани, но у нее, как на грех, только что родился ребенок, то есть не у нее, а у ее старшей дочери, но так как жили они все вместе, то это было одно и то же. Все вместе – это младшая дочка подруги, муж, муж старшей дочки, сама старшая дочка и ее ребенок. А еще были бабушка и дедушка мужа, которые пока что жили вместе с детьми в двухкомнатной квартире. Услышав про это, я сама отказалась ехать в Рязань и попросила тетку подумать еще немного. Она напряглась и предложила поехать на турбазу в Лосево. Турбазу я отбросила сразу же; по моему мнению, турбазы – это самые что ни на есть рассадники криминальных типов вроде моего киллера. Убийства на природе меня с детства не привлекали, вероятно, вследствие того, что я понимала: незнакомым людям придется куда-то меня перевозить, вызывать машину, бежать звонить на почту, договариваться с властями, в общем, брать на себя кучу хлопот. Моя природная деликатность запрещала мне поступить так с незнакомыми и ничем мне не насолившими людьми.

Потом я позвонила папе, но у него родственники нашлись только на Кавказе. С одной стороны, это было неплохо, но, на беду, именно в том местечке, где жили его родственники, шли боевые действия, и добраться туда не было возможности. Разве что меня сбросили бы с самолета на парашюте под видом гуманитарной помощи. Мама сразу же предложила поехать в несколько мест, но сама предупредила, что больше недели меня там не вытерпят. Васю я сумела выловить только поздним вечером, и он предложил мне отправиться в какую-то глухую деревню, где у его приятеля имелся домик. Приятель жил в нем несколько дней в году, так как имел еще несколько домиков в более приятных местах, поэтому я могла пользоваться им сколько моей душе угодно. Правда, в деревне не было магазина и телефона, а горячая вода имелась только в бане, если ее предварительно истопить, но это – не очень страшно.

– Вскопаешь огород, посадишь картошку, сейчас самое время для этого, – заявил Вася. – Там все ее сажают. И еще капусту, редиску и репу. Иначе есть будет нечего, в магазине там только хлеб и шоколадные батончики продаются. Причем хлеб не каждый день.

Про огород он зря сказал, я несколько приуныла, потому что копать землю – вовсе не мое призвание.

Но, на худой конец, сгодилась бы и деревня. Вася пообещал навести справки, а я поплелась собирать вещи, которые могли мне пригодиться в моей дальнейшей жизни. Оказалось, что ничего из того, что я привыкла считать ценным, мне не пригодится. Духи и косметика, модные тряпки и современная техника могли спокойно оставаться дома. Тащить их за тридевять земель с тем, чтобы они там пылились в уголке, у меня охоты не было. Неожиданно я вспомнила, что Инка мне так и не перезвонила. Обругав Наташку за забывчивость, я сама набрала номер. Но к телефону подошла все та же Наташка и, печальная, сообщила: Инна еще не возвращалась, а пельмени она так и не сумела сварить, они почему-то прилипли к кастрюле, и по квартире почему-то разнесся подозрительный чад.

– Так и должно быть? – поинтересовался бестолковый ребенок.

Я ее заверила, что она делала все правильно, только пусть теперь возьмет другую кастрюлю и перед тем, как поставить ее на огонь, пусть нальет в нее воды до половины, а через десять минут (засечь по часам) положит в нее пельмени. Я обещала перезвонить и проконтролировать ситуацию. Через полчаса Наташка сказала, что она наконец-то сыта и Люся тоже, а Инки до сих пор дома нет. Я посоветовала ей снять кастрюлю с плиты и ложиться спать, оставив старшей сестре записку возле телефона, чтобы она позвонила мне сразу же, как появится.

Затем я пошла взглянуть на новую дверь, которую папа ставил собственноручно. Папа у меня башковитый, чертит всякие инженерные сооружения, и они стоят десятилетиями, но, честное слово, дверь ему лучше было бы поручить кому-нибудь другому. Ставил он ее уже часов пять, шум стоял на весь дом, а дверь все упрямилась, новые замки тоже проявляли норов. К полуночи дверь все-таки была установлена, но при этом между ней и косяком образовались странные щели, в которые при желании можно было засунуть ломик или даже подложить бомбочку. Последний факт меня смущал более всего. Но мы все дружно решили, что Слава вернется с ночной смены и все исправит, хотя папе мы, понятное дело, об этом не сказали.

А с Инкой было неладно. В два часа ночи она все еще домой не вернулась, в три и четыре – тоже. Зато в пять часов мне позвонили и поинтересовались, знаю ли я ее. Я сказала, что знаю, потому что меня всегда учили говорить правду.

– Она просила вам позвонить, – вещала в трубку какая-то взволнованная женщина. – Мы нашли ее на Мурманском шоссе, она лежала на дороге, а ваши телефоны были у нее в записной книжке.

Затем в трубке послышались какие-то помехи, и связь прервалась. За это время я успела сообразить: если Инка просила мне позвонить, то, скорее всего, она жива. Иначе было бы странно. После этого я почему-то заволновалась еще сильней и с трепетом начала ждать повторного звонка, который бы мне объяснил, почему Инка ранним утром разлеглась на шоссе вместо того, чтобы спать у себя дома. Звонка не последовало, и через полчаса до меня дошло, что Инка, похоже, пострадала из-за наших с ней проделок. Думать так было очень неприятно, и чем дольше я думала, тем неприятнее становилось. К тому времени, как рассвело, я окончательно пришла к выводу, что мне надо сматываться из города. Но сначала неплохо было бы повидать Инку, чтобы забрать ее с собой, если это возможно. Все-таки вдвоем веселей.

Я тут же принялась обзванивать больницы, чтобы выяснить, в какой лежит Инка. Но не успела я обзвонить и половину списка, как Инка объявилась собственной персоной у меня на пороге.

– Меня с того света вытащили, – сообщила она.

Для вернувшейся с того света выглядела она неплохо, только голова была обмотана толстым слоем бинта. И вот с этой головой у нее явно что-то случилось, потому что прямо с порога она предложила мне ехать с ней в монастырь.

– Куда? – вытаращилась я на подругу.

– В монастырь, – с невозмутимым видом повторила Инка. – Куда во все века стремились обиженные и скорбящие.

– Ну хоть в мужской? – с надеждой спросила я, но Инка сурово покачала головой.

В мужской она ехать отказывалась, потому что греха боялась. С ней явно что-то произошло.

– Может, перед монастырем ты немного подлечишься? – нерешительно проговорила я.

– Я много думала и поняла, что все мои несчастья от мятущегося духа, а его в больницах не лечат, – поведала Инка и добавила: – К тому же в больнице меня мигом найдут.

В этом уже был какой-то смысл, но все-таки я спросила:

– А как же Наташка и Люся?

– Люсю можно взять с собой, а Наташку пристроить к кому-нибудь из наших одноклассников. Я уже почти договорилась со Светкой. У нее у самой ребенок, так что ей все равно. А из города мне уехать срочно надо.

У меня была та же ситуация. Я поведала подруге о своих проблемах, а она поделилась своими. В общем, мы поняли, что монастырь – самое для нас подходящее место. Оставалась, правда, маленькая неясность: пустят ли нас в этот монастырь, который нам так нужен? Но этот вопрос Инка предложила урегулировать на месте.

– Не смогут они нас выгнать на ночь глядя, – твердила Инка. – Им их вера не позволит.

Я высказалась в том смысле, что на ночь глядя, может быть, и не выгонят, а вот с утра пораньше – вполне могут.

– А мы скажем, что денег у нас нет. Женщины знаешь какие экономные, они не захотят дать нам денег на дорогу просто так, а потребуют, чтобы мы отработали, а мы уж постараемся растянуть эту отработку подольше, – развеяла мои сомнения Инка.

Оставалась лишь проблема дороги. Экскурсия, какие в избытке предлагают в храмах нашего города, отпадала. Там стоимость обратного проезда входила в билет, и всех экскурсантов заталкивали в автобус по счету. Но, с другой стороны, мы знали не так уж много женских монастырей, хотя и предполагали, что в Иерусалиме должен быть хотя бы один, но туда – далековато. В итоге мы сошлись на Пюхтинском женском православном монастыре, который располагался в Эстонии. Вообще-то он находился почти на границе, но только почти. Поэтому мы решили ехать туда на автобусе вместе с паломниками, но в монастырь не идти, вернее, идти, но после окончания экскурсии спрятаться где-нибудь и дождаться отъезда нашего автобуса.

– Надо сходить на подворье, и там нам расскажут про ближайший автобус, – сказала я.

Инка вытаращилась на меня, и стало совершенно ясно: слова «подворье» в ее словаре не было, а если оно и имелось, то в каком-то ином значении.

– И где это? – осведомилась Инка.

– На Петроградской стороне, на берегу речки Карповки, – просветила я подругу. – Что-то типа филиала монастыря в больших городах или просто городах.

– А-а... – с облегчением вздохнула Инка, сообразив, что не надо ехать куда-то за город и разыскивать там среди весенней распутицы таинственное подворье. – Теперь понятно. Ты и сходишь.

Идти мне решительно не хотелось, но пришлось, так как я понимала, что Инкина забинтованная внешность вызовет ненужные вопросы и подозрения. Встретили меня там ласково, билеты продали и время отправления автобуса сказали. Ехать предстояло на следующий день. Мы бы поехали сразу же, но все места оказались заняты.

Тем временем толстячок-майор, наш хороший знакомый, сидел у себя в кабинете, ел булочку с сосиской и размышлял о том, как бы ему похудеть. Собственно, худеть ему вовсе не хотелось, но страшно хотелось повышения, а в этом, он был уверен, ему страшно мешала его внешность и фамилия. Собственно, внешность плавно вытекала из фамилии – Жирков. Из-за нее процесс знакомства всегда представлял для майора настоящую муку. Словами не описать, какие страдания доставляла ему эта фамилия. Вечно его дразнили «жирдяем», а то еще и похуже; и даже ласковые прозвища, которыми его одаривали влюбленные девушки, а потом и жена типа: «пончик мой жирненький», «поросеночек» или «пухлячок», заставляли бедного майора ежиться. И на службе Жиркову приходилось постоянно ловить на себе взгляды начальников, в которых явственно читалось следующее: такую морду не отъесть на одну милицейскую зарплату...

Сегодня к обычным неприятностям майора прибавилась еще и необходимость создать видимость хоть какой-нибудь деятельности по раскрытию убийства, произошедшего у него на участке. Майор занимался им уже пятый день и чувствовал, как постепенно начинает ненавидеть всех, кто был к нему хоть как-то причастен. Но больше всего майору доставалось от семейки, обнаружившей труп. Все они несли полную околесицу и вдобавок изводили просьбами приставить охрану к их дочери, внучке и племяннице. Делать этого майору не хотелось по двум причинам: во-первых, он не верил ни в каких киллеров у себя на подведомственной территории; а во-вторых, в отличие от своих коллег, был убежден, что это чисто бытовое убийство. Однако бытовые преступления расследуются легче всего, когда имеется много действующих лиц. Кто-нибудь обязательно проговорится, но в этот раз майору не повезло, он наткнулся на глухую стену непонимания. Да, убитую все дружно ненавидели, но убивать ее тем не менее, по словам очевидцев, в ближайшие годы никто не собирался.

– Руки марать о такую противно, – выразила общее мнение бойкая старушка, доводившая майора до умоисступления своими бесконечными просьбами обеспечить охрану внучке.

К тому же единственная свидетельница, с которой бедный майор мог общаться без нервного колотья в боку и резей в желудке, заявила, что она вынуждена выехать на неопределенное время из города, якобы по служебной командировке. Майор, понятное дело, навел справки. В институте, где работала главная свидетельница, подтвердили ее слова, но она там была вторым человеком после директора, попробовали бы они не подтвердить, живо бы с работы вылетели.

В конце концов майор решил, что ее поездка – очень даже полезна для следствия. Вдруг эта дамочка, доктор наук, на самом деле никакой не доктор наук, а маньячка. Может, именно теперь, по весне, она и начнет приканчивать всех направо и налево? Ведь всем известно, что в весенне-осенний период родственникам психически больных людей следует остерегаться ухудшения их состояния. Конечно, ученая дамочка не производила впечатления больного человека, наоборот, она выглядела самой нормальной в семье, но именно это и настораживало майора. Поэтому он позвонил в Пензу и попросил тамошнего своего знакомого сообщить ему незамедлительно, если тот обнаружит какие-то загадочные события в своем городе за то время, что там будет пребывать эта командированная дама.

Отъезд дамы положил начало повальному бегству свидетелей. И если первая хотя бы сочла нужным объявить о своем отъезде, то остальные старались слинять незаметно и, что хуже всего, в неизвестном направлении. Второй исчезла племянница отбывшей в Пензу ученой дамы. На все попытки выяснить, куда именно она отправилась и когда ее можно ждать обратно, родственники отвечали обвинениями: мол, майор, ничего не сделал для охраны их сокровища; и еще намекали, что неплохо было бы оплатить расходы за установку новой двери и замка. Последнее расстраивало больше всего: платить за чужие двери, которые к тому же он не ломал, майор не любил. К счастью, расстрелянная дверь случилась не в его дежурство, и он мог злорадно потирать руки, в душе только завидуя, что там обошлось без трупов, а стало быть, и особо крупного расследования по поводу двери проводить никто не собирался.

Третьим исчез сын убитой.

– Просто не представляю, что на него нашло! – горестно восклицал муж убитой и отец сбежавшего. – Он мне ничего не говорил.

Это выглядело тем более странно, что у сына – они с отцом жили душа в душу – были на носу экзамены в институте, от которых он избавился, взяв «академку», и похороны матери, от которых он уж никак не мог избавиться. Поэтому на кладбище его еще видели, а потом он исчез, не сказав даже родному отцу, куда отправляется и где его искать. Оставил только объяснительную записку, адресованную невесте; причем объяснения были настолько туманными, что материалиста майора они никак не могли удовлетворить. Жирков прочитал записку несколько раз, но ничего не понял. Разве что убедился в том, что в этом деле чокнутых гораздо больше, чем преступников.

– А вам ваша жена в день убийства не говорила, куда она собирается пойти вечером? – спросил майор у мужа убитой, и это был весьма резонный вопрос.

– Почему же не говорила? Говорила! – воодушевился муж. – Сказала, что пойдет на деловой ужин, что провожать ее не надо, она возьмет машину. Только никакой машины она не брала, я потом заглянул в гараж, Верина машина стояла на месте.

– А с кем у нее был ужин?

– Как с кем? У Веры были обширные знакомства по бизнесу, вот с кем-нибудь из них она и встречалась, – ответил супруг, наливая себе пятую (только за время разговора с майором) стопку янтарного коньяка.

В итоге майор остался наедине с многочисленными деловыми знакомыми убитой и смог вплотную заняться их проработкой. Для всякого другого они представляли бы богатый урожай, почти за каждым наверняка числилось какое-нибудь правонарушение, но – увы! – майор не занимался уклонением от налогов и прочими экономическими преступлениями. И все же копать среди них, стараясь найти привязку к пистолету или киллеру, стали бы многие, но только не майор. Он не славился среди своих коллег прытью, зато когда требовалось чутье, то ему не было равных. И это самое сыщицкое чутье твердило майору: убийство совершено не профессионалом, а дилетантом, которому просто чудовищно повезло, поэтому искать среди деловых людей почти бесполезно, они с дилетантами не знаются. То есть кое-что накопать можно, но сил на это уйдет многовато, а силы свои майор понапрасну тратить не любил.

В итоге Жирков сосредоточился на сыне убитой и ее муже. По отзывам знакомых, которые в личной жизни убитой разбирались немногим хуже, чем в своей собственной, муж у нее был полным тюфяком, сын – тоже, так что вертела ими она, как хотела. И майор воодушевился, он по опыту знал, как легко затюканные сыновья попадают под влияние своих волевых подруг и как быстро происходит эта замена. Требовалось одно: чтобы нашлась девушка с сильным характером и чтобы эта девушка захотела заняться маменькиным сынком. В итоге майор откопал среди Лешиных сокурсников девушку, которую звали Светлана и которая отвечала всем требованиям за исключением одного: она отказывалась признать, что у нее имеется хоть капля интереса к Леше. Тем не менее все сокурсники утверждали, что частенько видели их вместе.

Светлана не была красавицей – подбородок у нее для девушки был тяжеловат, а нос слишком длинный, зато имелись длинные густые локоны, которые роскошной пелериной рассыпались по ее плечам. Холодные же серые глаза Светланы внимательно изучали собеседника, пока он пытался наладить с ней контакт.

– Как же так? – пытался урезонить майор строптивую девушку. – Все уверяют, что вы с Лешей постоянно вместе, а вы говорите совсем другое...

– Не нужен он мне, – проронила девушка. – Вы больше слушайте наших сплетников, они и декана с первокурсницей поженят, если увидят, как она его ждет возле деканата. И напрасно бедняжка будет объяснять, что зашла за ведомостью. А с Лешей иногда было интересно поговорить, в том смысле, что он умел слушать. Мама, должно быть, приучила.

– А вы и с мамой его знакомы? – с невинным видом поинтересовался майор.

Но девушка взглянула на него так, словно удивлялась: как это некоторые умудряются дожить почти до сорока лет и дослужиться до майора, а ловушки ставят так неуклюже?

– Маму я его видела несколько раз. Она неожиданно появлялась рядом с нами, когда мы сидели в институтском скверике. Всякий раз она при этом страшно удивлялась неожиданной встрече, а мне казалось, что она за нами долго подглядывала, прежде чем появиться. Но я сразу поняла, что Леша у нее полностью под каблуком, мне его даже жалко становилось – таким он делался при ней маленьким и тихим, но маму очень любил. Думаю, что ему пришлось бы тяжело, если бы он решился жениться, мама точно бы начала искать ему невесту по своему вкусу.

– А у вас, стало быть, никогда не возникало желания выйти замуж за Лешу? – поинтересовался майор.

Светлана подозрительно покосилась на него, пожала плечами и неожиданно засмеялась:

– Да вы что! Меня его мама возненавидела с первой же минуты. Она ничего не говорила, но, знаете, женщины такое чувствуют. У меня даже мелькнула мысль позлить ее и закрутить с Лешкой настоящий роман, но потом подумала, что пострадает в первую очередь он, а его мне обижать не хотелось.

– Вы ответьте, – настаивал майор, – если бы у Леши не было такой мамы, то вы бы согласились за него выйти?

– Неловко как-то об этом говорить с милицией, но у нас с Лешей ничего не было. Я подозреваю, что он вообще с девушками до меня наедине не общался. Он даже за руку меня подержать стеснялся, а уж о том, чтобы предложить мне свою собственную руку и сердце в придачу, да еще без одобрения мамы, – о таком и помыслить смешно. И если начистоту, то я не хотела бы выйти за него замуж, потому что это автоматически заставило бы меня общаться с его мамой.

«Умна, – подумал майор. – И не подкопаешься. Полная откровенность. Если это она убила, то доказать будет трудненько. Надо искать Лешу, может, он окажется послабей и расскажет нам что-нибудь интересное про то, как проводит его подруга свое свободное время. Хотя вряд ли она посвятила бы его в свой замысел, так как трудно ожидать, что сын с горячностью одобрит убийство матери».

– Да и если бы Леша серьезно ко мне относился, – продолжала тем временем Светлана, – то он бы мне обязательно сообщил, куда отправился, и позвал бы с собой. А так вы видите? Мы просто общались, как общаются люди, которые вынуждены много времени проводить вместе. Так что наш роман существовал только в головах наших сокурсников.

Майор все-таки поинтересовался, что Светлана делала в вечер убийства, и услышал:

– Ничего не делала. Сидела дома и готовилась к экзаменам. Родители тоже были дома, и еще соседка двадцать раз забегала, у нее что-то с трубой случилось, и она почему-то считала, что это мы виноваты. Знаете, бывают такие склочные люди, когда им скучно, начинают травлю окружающих.

Майор на всякий случай пообщался с соседкой, которая действительно оказалась пренеприятнейшей особой. Узнав, что Жирков из милиции, она завалила его перечнем соседских правонарушений.

– Я тут с шестьдесят третьего года живу, так что всех знаю, – с гордостью сообщила склочная тетка. – Спрашивайте про любого, расскажу вам все, как есть. Сплошные пьяницы и наркоманы здесь живут.

– Да, – вежливо согласился майор, – с соседями вам не повезло. Но неужели нет ни одного нормального семейства. Я тут разговаривал с вашими соседями сверху, так они мне показались вполне достойными людьми. Девочка у них очень славная, за учебниками сидела, должно быть, учится.

– Учится, – весьма неохотно признала бабка; чувствовалось, что говорить добрые слова об окружающих у нее с непривычки плохо получается. – Дома сидит постоянно. И чего сидит. Девица молодая, пошла бы погуляла. Так нет же. Тут у меня трубу прорвало, эти соседи сверху кран перекрыли, а потом воду дали, так ее и прорвало. Я и «аварийку» вызывала, они велели узнать, дома ли соседи сверху. Так я к ним три раза бегала, пока «аварийка» ехала. Тоже мне – «аварийка», утонуть можно, пока они приедут.

Тут соседка переключилась на службы срочной помощи. Досталось и пожарным, и «Скорой», и милиции. Майор молча слушал, но не потому, что ему нравилось слушать, а просто не видел возможности заткнуть рот противной бабе. Наконец в ее монологе проглянула брешь, и майор тут же попытался вернуть беседу в интересующее его русло.

– Так и что же оказалось с трубой? И в самом деле соседи виноваты?

– «Аварийка» сказала, что у них все в порядке, – неохотно признала бабка. – Но они наверняка все привели в порядок, пока я к ним несколько раз бегала. То-то мне все время мать открывала, а дочка головы даже от учебника не поднимала, как будто ее это и не касается вовсе. Притворялась, понятное дело, а папаша их в это время следы в ванной ликвидировал. Я потом к ним еще раз зашла, уже «аварийка» уехала, папаша смог наконец из ванной выйти, а дочка так и сидела над уроками. Вот ведь бывает же, что вся усидчивость досталась девчонке, а парень из соседней квартиры – полный оболтус. Связался с наркоманами и целыми днями музыку слушает.

Тут майор почувствовал, что если еще хоть ненадолго задержится возле сварливой бабки, то ему придется расследовать еще одной убийство, которое к тому же совершит он сам. Но бабка, несмотря на свою склочность и способность во всем видеть лишь скверную сторону, похоже, обладала цепкой памятью, и ей можно было довериться в том, что касалось алиби Светланы. Родители Светланы были типичными русичами, с русыми волосами и светлой кожей. Они казались весьма уравновешенными людьми. Отец Светланы был инженером и, похоже, очень тихим и скромным человеком. В общем, он не походил на отца, способного пришить особу, противившуюся счастью дочери. Нельзя было в этом заподозрить и мать Светланы, маленькую и такую же тихую, как и ее муж.

Разочарованный майор попытался пошуровать вокруг мужа убитой, но и там все было глухо: такого верного мужа и преданного отца – еще поискать. Вся его жизнь была посвящена семье, и теперь, потеряв ее, бедняга ушел в глубокий запой. Но пил дома. И один. Никакого женского пола вокруг него не наблюдалось, а речи он вел исключительно драматического содержания – о том, что жить ему теперь нет смысла, ведь рядом нет той, ради которой он и жил. Да еще и сын исчез в неизвестном направлении. Где его искать теперь? При этом чувствовалось: любящий отец не очень волнуется за сынка, что несколько удивляло. И майор заподозрил, что папаша в курсе того, куда направился сынок. Но так как извлечь информацию из проспиртованного папаши не представлялось возможным, то было решено: папашу оставить в покое до тех пор, пока он не выйдет из своего состояния. Ни о какой любовнице речи не было, Лешкин папаша все свободное время проводил дома один. Майор специально подсылал к нему в самые неподходящие часы своих людей, но те не обнаруживали в квартире никакого постороннего женского пола, если не считать жуткого вида домработницу. Но так как эта особа сильно смахивала на гренадера и к тому же обладала целой коллекцией бородавок, то майор исключил ее кандидатуру.

– А что с пулями, которые извлекли из двери той ненормальной, что изводила нас требованиями защитить ее от маньяка? – поинтересовался Жирков, вернувшись к себе после беседы с родителями Светланы.

– Похоже, что не такой уж он и мифический, – сообщил лейтенант Другарев, который, в отличие от своего шефа, был молод, подвижен и сухопар; поэтому майор его, конечно же, недолюбливал. – Пули, которые извлекли из двери, выпущены из того же оружия, из какого стреляли в детском садике. И из которого была убита пострадавшая. Так что убийца – тот парень, которого нам описала свидетельница.