Текст книги "Делай все наоборот"

Автор книги: Дарья Калинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– И куда мы теперь? – спросила я.

– Еще слишком светло, надо подождать, пока стемнеет. Иначе рискуем обнаружить себя раньше времени.

Мне ужасно хотелось спросить, как она будет определять, пришло время или еще нет, но я сдержала себя. Мы забрались на чей-то огород и занялись мародерством. Пойти в магазин было бы равнозначно тому, что надеть себе на грудь транспарант и промаршировать по главной улице. Поэтому мы и засели в огороде, где росли неудобоваримая фасоль и невозможно горькие огурцы.

– Предлагаю сходить сначала к Ире. Может, ее бабушка уже возвращена домой. Там и поедим по-человечески.

Мариша согласилась, и мы побрели к Ире. По скромности нам позавидовала бы любая выпускница епархиального училища. Мы забивались в тень при виде любого прохожего, не обращая внимания на его пол. От общения с детьми тоже всячески уклонялись.

Дом Иры встретил нас темными окнами. Так как на часах было всего девять вечера, становилось очевидным, что дома никого нет. На всякий случай мы решили осмотреть его. Внутри царил беспорядок, словно хозяева собирались куда-то в сильной спешке. На столе остался еще свежий хлеб и лишь слегка подвянувший лук. Мы заглянули в огород, там тоже никого не было. Но раз уж мы оказались тут, то следовало и поесть.

Я взяла лопату, Мариша – ведро, и мы отправились копать картошку. Никому не советую заниматься этим ночью. Хуже может быть только посадка ее в столь же темное время суток. Началось с того, что я заехала Марише лопатой по ноге, надолго выведя ногу из строя, потом Мариша умудрилась подсунуть мне ведро с уже накопанной картошкой под ноги, и я плюхнулась на землю, перевернула ведро и рассыпала картошку, которую потом пришлось долго собирать на ощупь. Домой мы вернулись злые и грязные.

– Не хочу слышать ни о какой конспирации, – сообщила я Марише. – Занавесь окна, потому что я зажигаю свет. Хватит с меня шатаний в темноте. Поживем как люди хоть какое-то время.

Пока чистили и варили картошку, накрывали на стол и пускали слюну в предвкушении долгожданного и выстраданного ужина, все было спокойно. Но как только мы выставили на стол ароматную бадейку с укропно-огуречным рассолом, в котором плавали маленькие хрустящие огурчики, соломенную тарелочку с белым сдобным хлебом, нарезанное тонкими ломтиками розовое сало и дымящуюся кастрюлю с молодой картошкой, во дворе раздались голоса. Не сговариваясь, мы с Маришей бросились вон из комнаты. Она была очень уютной, но обладала одним, но в данной ситуации огромным недостатком – спрятаться здесь было совершенно негде.

Мы укрылись в сенях. Там стоял огромный старый шкаф с зеркальными дверцами, мы залезли в него. Как только прикрыли за собой обе створки, входная дверь распахнулась и вошло несколько мужчин. Они прошли в дом, откуда донеслись громкие голоса:

– Ты лопух, Федька. Почему сразу не посмотрел, кто тут ошивается? Может, это вовсе не Ирка.

– А кому тут быть, если не ей? – возразил второй, но не тот, к кому обращались. – Федька все правильно сделал, никуда они не денутся, ужин на столе, сейчас явятся. А мы с тобой, пока их ждем, немного перекусим. Федька покараулит.

– Во гады, – прошептала я. – Сейчас будут жрать наш ужин.

Но нам не удалось толком обменяться проклятиями в адрес грабителей – на крыльцо вышел злополучный Федька и закурил. Стоял он в опасной близости от нас, и мы слышали каждое его движение, а значит, и он мог услышать наши. Поэтому мы притихли, как мыши.

– Федька! – раздался голос из дома. – Запри дверь и иди сюда. Во дворе наши хлопцы, они всех сцапают, кто появится. А нам надо пошарить в доме.

При этих словах мы с Маришей похолодели. Федька направился вовнутрь дома, а мы выскочили из шкафа и прошмыгнули на второй этаж. Оттуда лестница вела на чердак. Вскоре стало ясно, что чердака нам не миновать. Наглые гости обшарили первый этаж и уже поднимались к нам на второй.

– Что это за баптисты, – возмущалась Мариша, карабкаясь по лестнице, – если они курят? Им же устав не разрешает.

На чердаке пыльно, все заросло паутиной. В наружной стене было проделано единственное окошко без стекла. Мы осторожно выглянули из него. Внизу на расстоянии метра находился козырек, на который можно было попробовать выбраться, если пожаловавшие наверх хлопцы покончат с обыском на втором этаже и решатся подняться наверх.

– Надо убрать лестницу, – сказала я Марише дрожащим от страха голосом, потому что именно в этот миг один из парней красочно описывал, что сделает с нами, когда мы попадем ему в руки. Выходило очень страшно.

– Что ж ты раньше молчала, растяпа, – рассердилась Мариша, и мы поползли обратно к люку, через который попали на чердак.

Внизу, возле лестницы, наблюдая за своими, стоял и опять курил Федька. Это занятие так его увлекло, что он не обернулся, когда с предельной осторожностью у него за спиной мы вытягивали лестницу наверх. Мы не отказали себе в удовольствии поглазеть на его лицо, когда он повернулся с намерением лезть на чердак по лестнице, которая еще минуту назад была тут, и он твердо помнил это. Даже протянул к ней руку, да так и замер с повисшей в воздухе рукой. В такой позе и нашли его друзья.

– Э-э, – промямлил злополучный Федька. – Куда ж она делась?

– Кто? – заинтересовались его товарищи.

– Лестница.

Последовало продолжительное молчание, в течение которого товарищи Федьки обдумывали его слова, тупо глазея на пустое пространство, простиравшееся от пола до люка в потолке.

– И где же она теперь? – выдавил наконец самый сообразительный.

Ответ на этот вопрос они искали еще несколько минут.

– Может, кто-то утянул? – предположил Федька.

Только мы с Маришей хотели порадоваться его смекалке, как он продолжил:

– Наверх утянули. Наверное, там кто-то сидит.

Тут у нас отпала охота радоваться, и мы по-пластунски отползли подальше от люка. Лестницу прихватили с собой. Мы очень спешили, так как эти внизу тоже развили некоторую деятельность. Они искали лестницу, по которой могли бы подняться к нам. У нас перед ними было весомое преимущество: свою лестницу мы держали при себе. Выставив ее наружу, мы быстро спустились по ней и оказались на козырьке. Дальше идти было некуда. Нельзя же в самом деле принимать всерьез тоненький водосточный желоб, огибающий дом по периметру. Во всяком случае, я наотрез отказывалась рассматривать его в качестве пути для отхода.

– Нашлась, – радостно завопили снизу, и я чуть не рухнула вниз, со страху решив, что нашлась именно я. Оказалось, лестница.

Теперь парни были заняты тем, чтобы затащить свою находку внутрь дома. Судя по их остервенелым ругательствам, лестница была тяжелая, старая и складываться не желала.

– Что же делать? – дурным голосом взвыла Мариша, совершенно не обращая внимания на звуки внизу. – Сейчас они будут на чердаке.

Но до этого было еще далеко. Во-первых, им потребовалось много времени, чтобы просто затащить лестницу в дом, так как по своим размерам она не была приспособлена для внутренних работ. Во-вторых, когда им все же удалось пристроить ее к люку, отпилив солидный кусок, оказалось, что отпилили они самую крепкую часть, а оставшаяся представляла собой сплошную труху, даже смотреть на которую было страшно, не то чтоб ступать на нее. Но они обсудили эту проблему и послали наверх Федьку, как самого щуплого и к тому же еще не ужинавшего.

– Что делать? – продолжала завывать Мариша, когда раздался оглушительный треск и Федька рухнул вниз.

Мы приободрились, но ненадолго. Они обошли дом и нашли нашу лестницу, которая свалилась на землю после нашей неудачной попытки спуститься по ней вниз. Немного поудивлявшись, что не заметили ее раньше, они заспешили в дом. Теперь у нас было два выхода. Оба одинаково скверные, настолько скверные, что и выходами-то их назвать было нельзя. Так, пародия. Можно было сдаться хлопцам, а можно было прокрасться по желобу к окну. Но от последнего нас отделяло без малого полтора метра трубы, а хозяйство Ириной бабушки явно приходило в негодность уже давно, и более чем вероятно, что и желоб проржавел насквозь.

Пока мы в трансе раскачивались на козырьке, не зная, на что решиться, на чердаке раздались шаги. Нас словно током ударило. Зажмурившись от ужаса, мы впились негнущимися пальцами в резные узоры на доме и засеменили по водостоку. Он дрожал как живой, но держался. Мы благополучно достигли окна и забрались обратно в дом. Тут мы не стали терять время даром и поспешили вон.

От пережитого ужаса мы совсем забыли о тех сообщниках, которые, по словам парней в доме, поджидали нас на улице. Мы вспомнили о них, лишь когда радостные вылетели из дверей дома на крыльцо и Мариша сшибла одного из них с ног своим торсом. Он покатился по ступеням крыльца, а мы не стали тратить время на извинения. Были дела поважнее, чем изображать из себя благовоспитанных барышень. Мы захлопнули у них перед носом дверь и снова бросились в дом, где поспешно поднялись на второй этаж. Сделали мы это для того, чтобы успеть перехватить чертову лестницу у наших конкурентов.

Лица у них вытянулись на манер резиновых, когда они поняли, что оказались запертыми на чердаке. Но мы не стали долго злорадствовать над ними, нас очень нервировал и мешал радоваться жизни непрекращающийся стук с крыльца. Оставленные во дворе бандиты жаждали соединиться с основными силами. Этого же хотели и трое на чердаке. Но если первых останавливали крепкая входная дверь и литой крюк на ней, то наших знакомых останавливало понятное нежелание переломать себе кости. Но рано или поздно дверь могла не выдержать, а желание верхних свернуть нам шею грозило стать сильнее опасения сломать свою собственную. Вот тогда нам пришлось бы несладко.

Поэтому, воспользовавшись тем, что все наши враги были при деле, мы выставили изрядно попутешествовавшую за сегодняшний день лестницу сторожить входную дверь, а сами вылезли в окошко. Никто нас не остановил, но уходить опять пришлось огородами. Чувствовалось, что если мы доживем до утра, то окажемся самыми крупными среди окружающих специалистами в этой области. Однако заглядывать так далеко не стоило. До утра могло произойти бог весть сколько неожиданностей.

Мы выбрались на дорожку и остановились под фонарем, чтобы оценить нанесенный нам ущерб. К нашему удивлению, мы не обнаружили друг у друга морщин, и мои волосы сохранили свой цвет. Что касается Маришиных волос, то в том, что они не поседели, не было ничего удивительного – она красила их в среднем раз в неделю, так что под слоем краски можно было и не заметить появившейся седины.

Отдышавшись, мы поспешили прочь. Но далеко не ушли, так как после пережитого немного отупели и неправильно отреагировали на приближение к нам человеческой фигуры. Вместо того чтобы сразу метнуться в кусты, вызвав в нем прилив доверия своим поведением, Мариша воинственно насупилась и пошла на сближение. Определенно после победы над превосходящим нас числом противником она была не в себе.

– Девушки, – начал незнакомец, выходя на свет, – вы не...

Тут он полностью оказался под фонарем, и мы его узнали, а через секунду и он узнал нас. Это был Ирин муж, и он сразу же пошел в атаку.

– Где моя жена? – требовательно спросил он у нас.

– Мы бы и сами хотели это знать, – был наш ответ, но он не удовлетворил его.

– Я ее не видел с того дня, когда она зашла к Елизару и осталась у него ночевать. Что он с ней сделал? И где эта противная старуха – ее бабка?

Наши интересы роковым образом совпадали. Причины были разные, а цель – Елизар – одна. Мы с Маришей переглянулись.

– А ты знаешь, где сейчас может быть Елизар? – спросила Мариша.

– Откуда мне знать, что он мне кум, или сват? А вы знаете?

– Похоже на то, – туманно ответила Мариша, а я изумленно вылупилась на нее, так как совсем не предполагала наличия сведений подобного характера. – Только я не знаю, где находится это место.

Тут она извлекла из кармана пожеванную бумажку, на которой корявыми буквами было начертано: «Киянки, 12».

– Ну и что? – спросила я. – Чей-то адрес.

– Много ты понимаешь, – обиделась Мариша. – Эту бумажку я с риском для жизни вытащила у того бандита на кладбище. Помнишь, когда он скорчился возле меня, я под видом жалости склонилась к нему. Вот тут-то и обшарила его карманы. По правде сказать, только один карман, но в остальных ничего и не оказалось. Милиция ведь нашла у них только баксы и документы на машину, и никаких записей. Единственная запись оказалась у меня.

– Лучше бы ты нашла у него баксы, – уныло заметила я. – Меньше хлопот...

Но Мариша возмущенно набросилась на меня:

– Неужели ты совсем ничего не помнишь из того, что рассказывала тебе Ира? Она тоже упоминала Киянки. Теперь чуешь, чем пахнет?

Ирин муж против ожидания тоже заинтересовался бумажонкой – прямо-таки обнюхал со всех сторон и чуть ли не облизал. После осмотра он сказал:

– Я знаю, где это. Только думаю, стоит ли туда соваться. Даже если Ира там, нам ее все равно не вытащить.

– А что это такое? – хором спросили мы.

– Скверное место, никто толком не знает, но все говорят, что скверное. Подъехать туда нельзя, на дорогах стоят патрули и всех заворачивают обратно. А те, кому не лень было попробовать идти пешком, обратно не возвращались. И мы погибнем, если пойдем.

– Слышишь, что знающий человек говорит? – накинулась я на Маришу.

Но то ли авторитет Ириного мужа был в глазах Мариши не слишком велик, то ли она приняла его рассказ за обычные ужастики, что в ходу в любой местности, но она произнесла жуткую фразу, которой всегда шантажировала меня:

– Оставайся, я пойду одна. Я прекрасно понимаю твое нежелание идти, но пойми, глупо сидеть и ждать, пока бандюги доберутся до нас. Надо действовать.

– Ну и что толку, если мы поедем в это место? Допустим, Елизар, или кто там главный, будет на месте, что мы им скажем? Если такая смелая, почему не осталась поболтать по душам с теми, кто в доме? И чем не устроил тебя Митька на кладбище?

– У нас было слишком мало времени, чтобы найти с ним общий язык, – высокомерно объяснила Мариша.

– Ходят слухи, что там делают или хранят наркотики. Что там то ли подпольная лаборатория, то ли перевалочный пункт, – встрял в нашу перепалку Ирин муж, и я едва сдержала в себе жгучее желание придушить дурака.

Надо же было ляпнуть такую глупость! Теперь, зная Маришину неприязнь к наркотикам, нетрудно предположить, что она мертвой хваткой вопьется в это дело, а мне придется тащиться за ней. И как все мирно начиналось, должны были провести две недельки на теплом море, а вместо моря собираем трупы в какой-то глуши и чудом уворачиваемся от озверевших бандитов, прикидывающихся мирными баптистами. Кто, интересно, верит в эту чушь? Или баптисты тут совершенно ни при чем? Или все-таки при чем? Если вспомнить крест со Стасем, получается, что очень даже при чем. Или это очередная уловка бандитов, чтобы направить следствие по ложному пути? И что тут вообще творится?

Пока я размышляла обо всех странных совпадениях, Мариша успела выяснить у Ириного мужа, как добраться до этой самой Киянки, как его зовут и где добыть транспортные средства.

– Ехать туда лучше всего на велосипеде, – просвещал нас Гоша. – Потому что от мотоцикла много шума, машину же взять негде, и шума от нее не меньше. А пешком туда до утра не доберетесь. Велосипеды возьмем у моих сестер, они редкие дуры, но велосипеды у них неплохие.

– А они не будут возражать? – спросила Мариша, ставшая подозрительно щепетильной.

– Я им возражу, – воинственно завопил Гоша, но стоило Марише поинтересоваться, на чем собирается ехать он сам, как Гошина бравада вся куда-то подевалась. – У меня вообще-то дела, – мямлил он невыразительным голосом невразумительные вещи. – Может, мне завтра на работу надо будет.

Но мы его заверили, что если нас сцапают по дороге, то ни на какую работу ему не нужно будет ни завтра, ни послезавтра, ни вообще никогда. Так как мы сразу же выложим, что это он дал наводку. Еще до ухода на работу к нему пожалуют вежливые хлопцы и пригласят прогуляться с ними в ближайший лесок, где скорей всего он и обретет покой в неглубокой яме под слоем дерна. Пускай это было сильное преувеличение или откровенная ложь, но сработало. Гоша затрясся мелкой дрожью, и на лице его отразилась непривычная для него работа ума.

– Ладно, я провожу вас, но только до поворота перед первым постом, а дальше укажу тропинку, поедете одни.

Мы поняли, что страдания жены, которая, по его же словам, вовсе ему и не жена, не всколыхнули в нем настолько сильных чувств, чтобы без оглядки пожертвовать своей драгоценной персоной ради ее спасения. А вообще-то Гоша казался симпатичным парнем, особенно сейчас, когда был относительно трезв. Он действительно добыл нам велосипеды, один из которых, правда, почему-то оказался мужским и гоночным и достался – таково уж мое счастье – мне. Потом мы выехали из темного села в совсем уже непроглядную тьму, и нам стали лезть в головы всякие нехорошие подозрения.

Чего ради мы доверились этому странному типу? Если славная Ира из любви к бабушке чуть не погубила нас, то что еще можно ждать от ее мужа, который, судя по внешнему виду, последние свои принципы должен был утопить в самогоне еще в школьные годы.

Особенно эти подозрения усиливались, когда попадался неровный участок дороги. Велосипед мне явно не по росту, и управляться с ним было адски трудно. Я терпела, но подозрения все же росли и ширились.

Наконец, когда я совсем уж заподозрила Гошу в пособничестве бандитам, он остановился и подал знак молчать.

– Мы почти на месте, – прошептал он так тихо, что мы должны были напрячься изо всех сил, чтобы хоть что-нибудь разобрать. – Дальше ехать не советую. Чуть дальше от дороги отходит тропинка, вы ее не пропустите, рядом растет сосна, она тут единственная, поэтому увидите. Пойдете по тропинке и через двадцать минут окажетесь на месте. Но только если поймают, вы обещали держать язык за зубами. Меня не выдавайте, вам это все равно не поможет.

С этим в высшей степени обнадеживающим заверением он нас и покинул. Забрал оба велосипеда и поехал по дороге, выказывая чудеса эквилибристики, огибая все неровности и умудряясь управлять сразу тремя велосипедами. А мы остались в темноте, в незнакомой местности и в полном одиночестве. Впрочем, последнее утверждение было весьма спорным, так как впереди по дороге слышалось покашливание. Но в данной ситуации одиночество было предпочтительней любого общества, мы не надеялись обрести тут кучу друзей. Поэтому мы поспешили к тропинке, про которую толковал Гоша.

Мы прошли значительное расстояние, и присутствие бандитского поста сделалось настолько реальным, как будто он стоял за соседним деревом, но никакой сосны мы не обнаружили. Мы не рискнули идти дальше и вернулись на исходную позицию.

– Черт! – сказала я. – Сосны нет.

– Знаешь, я видела по пути густую ель, а так как других елок поблизости нет, то, может быть, Гоша от страха перепутал названия?

Я обдумала Маришину мысль, и мы двинулись к елке. За ней и в самом деле еле виднелась тропка. Но теперь вставал вопрос, та ли эта тропинка, о которой толковал Гоша? Вдруг это совершенно другая тропинка, не имеющая к нашей никакого отношения? Тогда мы рискуем заблудиться в чаще леса. Но с другой стороны, кто сказал, что в чаще опаснее, чем там, куда мы рвемся? Разумеется, в лесу безопаснее, и мы свернули за ель.

– Тебе не кажется, что мы идем значительно дольше двадцати минут? – подала я голос, когда мы уже прошли по тропинке солидный кусок.

– Еще как кажется, – ответила Мариша, – но обратно поворачивать бессмысленно. Должны же мы куда-нибудь прийти?!

Если честно, я совсем не рвалась куда-нибудь. За последние дни стала значительно осторожнее. Куда-нибудь, что-нибудь, кто-нибудь меня уже не устраивало. Хотелось гарантий.

– Ты видишь нашу тропку?

Вопрос не обрадовал меня, он означал, что она-то ее точно не видит. А так как я не видела ее практически с самого начала, ориентируясь исключительно по спине идущей впереди Мариши, то дело принимало скверный оборот. Если так, то, похоже, мы вплотную подобрались к запретной зоне.

Сделали еще несколько неуверенных шагов и оказались в кустах, где, кроме нас, было еще как минимум одно живое существо. Чем оно там занималось, мы предпочли не думать. По стонам двух голосов – мужского и женского – мы, конечно, догадались чем, но держали свои соображения при себе и не высовывались.

– Когда закончат, выведут нас отсюда, – прошептала мне Мариша.

И мы принялись ждать. Сначала ждали терпеливо, но парочка не успокаивалась, и когда стоны перевалили во вторую половину часа, мое терпение лопнуло.

– Ты как хочешь, а я больше ждать не намерена. Пошли они на фиг, без них найдем, – сказала я и поднялась с травы.

Парочка как будто только и ждала, когда мы окончательно выйдем из себя, тут же резво закончила свои ахи и охи и поспешила прочь. Выяснилось, что мы зря потратили столько времени на ожидание, потому как сразу же за не слишком и густыми кустами, послужившими приютом нам, – занятым делом, и влюбленным, занятым исключительно друг другом, начинались дворы с хозяйственными постройками.

Мы высунули головы и огляделись. Все вокруг выглядело на редкость мирно. Под звездным небом спала не очень большая деревушка, самой примечательной постройкой в которой оказался каменный дом, выкрашенный в белый цвет. Его переднюю стену украшал аккуратно выложенный цветной мозаикой крест. Больше крупных зданий, насколько мы могли видеть, тут не было. Да и молельный дом казался великоватым для такой деревеньки, насчитывающей всего пару десятков домишек.

– Тебе не кажется, что это не слишком напоминает бандитское логово, описанное Ириным мужем? – спросила я Маришу, после того как в поисках склада наркотиков мы заглянули по очереди в несколько сараев, но не нашли в них ничего опаснее двухлетнего бычка. – Может, он пошутил над нами? От человека, способного порассказать такое про свою жену, стоит ждать любого подвоха.

– В любом случае мы не туда попали, – решительно заявила Мариша, и, прежде чем я успела опомниться, она постучала в окошко ближайшего домика. – Надо же, в конце концов, узнать, где мы, – пояснила она мне, онемевшей от возмущения.

Из домика вышел крепкий бородатый мужик и спросил:

– Чего вам?

– Дяденька, как нам пройти в Киянку? – спросила Мариша.

– А чего идти, вы и так на месте.

Мужик просто убил нас своим ответом, но если бы дело этим и ограничилось, то еще полбеды, но он протер глаза и спросил:

– А вы кто такие?

– Мы заблудились, – ляпнула я не совсем к месту.

– Заблудились? – с большим сомнением протянул мужик. – А чего вас в лес занесло-то? Грибы искали?

– Угу, – буркнула Мариша, поспешно отступая.

– Какие грибы! – рассердился мужик. – Засуха стоит уже второй месяц, даже кукуруза пожелтела, а они грибы собирать наладились. Странные вы, девки, отведу я вас к старосте, пусть решит, что с вами делать. А то опять в лес наладитесь. Грибы собирать, это в темноте-то. Есть у вас, у баб, мозги?

Вопрос был чисто риторический, ответ он знал уже давно и отпустить одних опасался, не хотелось ему, видите ли, за нас волноваться, если мы по слабости бабьего ума снова в лес попрем, да там и пропадем.

Избавиться от непрошеного благодетеля не удавалось. Он вцепился в нас, словно отощавший клещ. К тому же на крыльцо вышла его баба, горячо одобрившая действия мужа, и вместе они повели нас к старосте, чтоб тот решил, что с нами делать.

Староста оказался на месте. В доме горел свет, а у ворот стоял новенький «Форд», даже в темноте блестевший хромом.

– Гости у него, – сказал наш благодетель. – Иначе зачем ему свой «Форд» на улице оставлять.

Он заколебался – входить или нет, но тут все испортила Мариша:

– Неудобно идти к человеку, если у него гости. Он занят, ему не до нас. Зачем отвлекать?

Если бы она помолчала, мужик и сам пришел бы к такому выводу, а так он упрямо дернул головой и наставительно сказал:

– У нашего старосты дел много, но он всегда находит время для помощи слабым и страждущим.

– Но мы вовсе и не страждем, – в полном отчаянии сказала я. – Мы отлично обойдемся без внимания старосты. Вы же верующий человек, должны помнить Библию. «Творите добро втайне, и вам воздастся явно».

Но, кажется, мужика не устраивала библейская постановка вопроса. Он хотел творить добро так, чтобы староста знал об этом. Иначе может пройти слишком долгий срок между добрым делом и наградой за него. До неба-то путь неблизкий, потому надежней похлопотать самому за себя перед земным начальством.

Мы вошли в обычный сельский дом. За столом сидело несколько человек, из которых только двое выглядели подходящими на роль старосты. Остальные не тянули по возрасту. Слишком молодые и наглые. Все смотрели на нас и молчали. Я потихоньку утверждалась во мнении, что, придя сюда, мы сделали огромную ошибку.

– Что тебе, Дмитрий? – несколько раздраженно спросил высокий, дородный, чтобы не сказать толстый, мужчина в просторной рубахе и спортивных штанах. – Поздно уже. У тебя дело ко мне? И кто эти девочки?

– Вот, – смущенно промямлил Дмитрий, – прибились к дому. Вышли ночью из леса и ко мне, спрашивают, куда попали. Заблудились они, сердце кровью обливается, как подумаю, что с ними могло случиться. Хочу на ночь оставить у себя да накормить.

– Это все? – удивился староста. – Можешь оставить их...

Но договорить старосте не дал его представительный гость. Тот, из-за приезда которого староста не поленился выгнать свою иномарку на улицу. Он нахмурился и пнул старосту под столом ногой.

– ...у меня, – почти без запинки закончил староста. – У тебя тесно, куда еще постояльцев брать. Ступай с миром.

– Ну, девочки, – обратился к нам гость старосты, когда разочарованный Дмитрий вышел за дверь, – признавайтесь, кто из вас будет Марина?

При всей своей внешней легкости вопрос поставил нас в тупик. В обычное время мы бы без капли смущения в голосе признались, как и кого зовут, или с такой же легкостью соврали. Но шутить с этим мужчиной почему-то желания не было. На нем хорошо сидел отлично сшитый костюм из дорогущей ткани, на ногах – ботинки, аналог которых я видела в витрине модного бутика, и от нулей в их цене у меня зарябило в глазах. Староста со своим «Фордом» тоже был непрост, но до гостя ему было далеко. Глаза разряженного господина были холодны и недоверчивы. Разговаривать с таким удовольствия мало, все равно не поверит ни одному слову. Роста он был маленького, но по сравнению с ним рослый староста казался недомерком – с таким достоинством держался гость. У него были короткие темные волосы, щегольские усики и холеные руки, украшенные двумя золотыми кольцами тонкой работы. Свой вопрос он задал, ничуть не сомневаясь, что мы тут же падем на колени и возопим о его милости. Но толстокожая Мариша ничего такого не уловила.

– Зачем вам это? – спокойно, но, видимо, недостаточно вежливо, потому что один из парней тут же направился к ней, спросила Мариша.

– Оставь, – негромко приказал гость, несколько покривившись. – Сделаем иначе, – обратился он к нам. – Я скажу, кто я такой, а вы назовете себя. Врать не советую.

– И без представлений ясно, что вы – Елизар. Тот, кто похитил Ирину бабушку и чьи люди пытались убить нас, – выдала ему Мариша на одном дыхании, а я закрыла глаза в полной уверенности, что больше мне не доведется их открыть, что мы сами себя приговорили к высшей мере и винить в этом, кроме самих себя, некого.

Почему-то гориллы не спешили с исполнением приговора. Стоять с зажмуренными глазами оказалось страшнее, чем смотреть в лицо опасности, и я, осторожно приоткрыв один глаз, осмотрелась. Увиденное поразило меня в самое сердце. Елизар улыбался. При этом он отнюдь не напоминал человека, который хладнокровно может приказать убить двух ни в чем не повинных девчушек. Я немного приободрилась и толкнула локтем стоящую рядом Маришу, которая пока держала глаза закрытыми и чувствовала себя явно неважно.

– Садитесь, девочки, – сказал Елизар.

И мы сели, смущенные его неожиданным превращением из кровавого злодея в доброго дядюшку. Нам налили по чашке молока и дали по ватрушке с творогом. Так как кувшин с молоком и ватрушки стояли на столе еще до нашего прихода, то мы отдали им должное без всякой опаски. Если среди присутствующих не было ясновидящих, то они не могли предвидеть наш приход, а стали бы они уничтожать друг друга посредством отравленных ватрушек, когда в их распоряжении, к тому же в изобилии, было огнестрельное оружие. Это представлялось мне делом хлопотным и нерациональным. А оружие высовывалось из внутренних карманов курток парней и оттопыривало их штаны и носки.

– Какие славные девочки! – слащаво пропел староста. – Как же они попали в такую нехорошую историю?

Мы сделали вид, что слишком заняты угощением.

– Будь я молоденькой девочкой, я побоялся бы вставать на пути таких страшных людей. Ведь они могли вас прикончить в любой момент, – продолжал заливаться староста.

Мы немного удивились тому, что он говорит про своих гостей в третьем лице, но это, в конце концов, его дело.

– Вы устали? – заботливо спросил нас Елизар.

«По виду и не скажешь, что он говорит с намеком на вечный покой. Такой лицемер», – подумала я с негодованием.

– Сейчас вы отдохнете, мальчики проводят вас и проследят, чтоб вы отдохнули как следует, – сказал с нажимом староста.

«Ну, негодяи, – возмутилась я про себя, – сначала накормили, обогрели, а теперь отдают нас в руки убийц».

Я поднялась из-за стола и сказала, постаравшись вложить в одно слово максимум презрения:

– Спасибо.

Кажется, немного перестаралась. Все изумленно уставились на меня, словно я допустила невероятную бестактность, а они ожидали чего угодно, но только не презрения. Но мне было уже все равно. Я не собиралась баловать своих будущих убийц изысканными манерами, а в том, что ведут нас на верную смерть, я не сомневалась. Поэтому мелочи, вроде того что подумают они о моем воспитании, ухудшить настроение теперь уже не могли.

Нас отвели в летний домик. Поодаль от него стояли дома соседей. Странное местечко выбрали гориллы для убийства, ничего не скажешь. Или они надеются, что мы будем молчать? Удивительная наивность. Гориллы потоптались у двери, явно пытаясь сообразить, что делать дальше. Так ничего и не придумав, пожелали нам спокойной ночи, что было принято нами за утонченную издевку, и вышли.

Ошеломленные неожиданной отсрочкой, мы присели на узкие кровати и принялись рассматривать наш домик. Он имел крепкую дверь и три узких окошка, которые к тому же располагались высоко под потолком. Вылезти через них смогла бы разве что кошка.

– Чего они от нас добиваются? – спросила я у Мариши.

– Ждут, что мы размякнем от хорошего обращения и все им выложим, а потом прикончат, дураку ясно.