Текст книги "Этелвен Тайос (ЛП)"
Автор книги: Даррелл Швайцер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Дыня? Разве могло быть в саду Этелвен Тайоса что-то, настолько банальное, настолько приземлённое? Вот именно!
– Камдок! Там! Позади тебя! Хватай это!
Раскалённые копья были уже всего в нескольких ярдах, неуклонно надвигаясь.
Ученик обернулся. Подготовка пересилила в нём страх. Без единого сомнения он подчинился голосу своего мастера и выхватил тот предмет из-под листьев. Это была не дыня. Это была голова Этелвен Тайоса, всё ещё изувеченная ударами топорика Ойната, но уже исцеляющаяся. Злобно таращился зелёный кошачий глаз.
Камдок вновь действовал машинально. Он выхватил свой кинжал, брата Молвы, по прозванию Ужас и вонзил его в зелёное око, прежде, чем оно смогло хотя бы моргнуть, проткнув радужную оболочку, словно гнилую виноградину и вонзив остриё сквозь череп в мозг.
Тут же воины и пламя исчезли, и безголовые останки Этелвен Тайоса безвольно свалились на камни. Ученика настигло понимание того, что он сделал и, в безгласном потрясении, он выронил голову. Она тоже свалилась на камни и неподвижно замерла. На мгновение всё в саду стихло, а затем Эом Сумрачный, мастер-убийца, начал смеяться, радуясь своей победе и в насмехаясь над тем, как всё обернулось.
И эхом отозвался ещё чей-то смех!
Камдок вскрикнул и ткнул рукой. Там, над тем, что было Этелвен Тайосом, стоял… Этелвен Тайос! Он был рослым и немного сутулился, как и при жизни, лицо – белая маска ненависти, без единого шрама, зелёный глаз – маяк погибели.
Эом в изумлении замер, но потом, как ни в чём не бывало, двинулся вперёд, вытащил меч и рубанул это явление. Клинок пролетел насквозь, не встретив сопротивления, пройдя через Этелвен Тайоса, словно через отражение на глади пруда.
– Видишь, мой мальчик? Это всего лишь его призрак. Просто нематериальный сгусток. Он не может нам повредить. Вспомни поговорку, известную уже бесчисленные века: «Если ты не можешь разрубить что-то мечом – оно недостаточно материально, чтобы беспокоиться».
Он вновь засмеялся. Камдок выдавил ухмылку.
И, тоже смеясь, дух Этелвен Тайоса проплыл к Эому Сумрачному, наложился на него, лишил воздуха и задушил его, как дым.
Когда мастер умер, Этелвен Тайос обратился к мальчику, скорчившемуся перед ним в беспомощном, лопочущем ужасе.
Прежде, чем сделать что-либо, Этелвен Тайос подождал, дав ему достаточно времени, чтобы обезуметь.
Последнее? убийство? Этелвен Тайоса?
О юности учёного Гутерика известно немногое. Говорят, что он родился в одной из переполненных трущоб какого-то торгово-рыбацкого города на побережье Великого или Восточного Континента, быть может, в Ирташе или Кларисдруйле и что ещё ребёнком он часто сталкивался с голодом, лишениями и смертью. По одной из версий у него имелся старший брат, которого в пятнадцать лет ослепили за воровство, когда Гутерику исполнилось только двенадцать и вскоре после этого его отец сбежал, мать, обезумев, скончалась, а злосчастного брата продали лекарю. В любом случае, нет сомнений, что начинал Гутерик довольно печально.
Каким-то образом Гутерик получил зачатки образования и покровительство супруги тарасианского аристократа и с подобными характеристиками, перебравшись через море с Ирташа на Остров Чародеев, поступил в тамошний университет.
Один из наставников, Ветромастер Эльгемарк, так вспоминал о нём:
– Гутерик оказался хлипким юнцом. Чувствовалось, что ему следовало бы стать коренастым, но он был тощим, чуть ли не скелетоподобным. Лицо у него было измождённое, невыразительное, а глубоко посаженные глаза многих поражали своей таинственностью… о да, это звучит необычно. Таинственность. Даже для возможного волшебника он был таинственен. Подавал большие надежды, да. Ещё я помню, что он начал отпускать рыжую бороду, остроконечную, как тогда было модно у молодёжи. Был ли он хорошим учеником? Да, несомненно был. Лучший, что мне когда-либо попадался. Я никогда не видел, чтобы кто-то ухватывал основы именоприкладства или вызываний так скоро или досконально, как Гутерик. Он усердно трудился, но, полагаю, это его и погубило. Он был одержим. Никогда сильно не сходился с другими учениками, никогда не играл и не ходил на праздники. Они жаловались на его скупость, но одно излишество у него всё же имелось. Еженощно Гутерик трудился при свете лампы, словно маяк, внимательно изучая изучая жуткие фолианты. Не знаю, когда он выкраивал время на сон. Может быть, Гутерик нашёл в одной из тех книг заклинание, останавливающее время. Он прочитал даже больше, чем Мастера, о да. Брат Библиотекарь, Лерад, кажется, всегда присматривал за ним, по своему обыкновению настаивая, чтобы тот читал все эти тома на месте, систематически разнося их по разделам: сперва «Забытые Знания», затем «Запретные», потом «Кощунственные», потом «Неописуемые» – нечеловечески трудно отыскать там что-либо, потому что у тех книг не имеется названий и, под конец, «Жуткие». Даже я сам не листал их. Думаю, Гутерик что-то искал. И, боюсь, он это нашёл. Были ли у него хоть какие-то друзья? Нет, навряд ли. Он держался сам по себе. Конечно, был Цано, деливший с ним комнату. Безобидный паренёк, может, не слишком сообразительный и, конечно, не слишком путёвый. Полная противоположность Гутерика, он вечно играл в кости или лакал чарку за чаркой. Бывало, что в поездках в материк он колдовал на улицах, просто бахвальства ради. Глубокое изучение было не по нему и я понимал, что он не осилит и первый год. Разумеется, он и не осилил, но это произошло из-за ужасной трагедии.
Эта трагедия разыгралась весенним вечером. Недельное Празднество Света приближалось к концу и все обитатели университета, кроме Гутерика, отложили в сторону повседневные заботы и веселились. В эту ночь всех ночей иллюзии не порицались. Это было время для всего, что не видели прежде и никогда не увидят потом. Громадная кристаллическая птица, пылающая бледно-голубым светом, взмыла над островом и скрылась в море, словно второе зашедшее солнце, её образ был захвачен в записывающее зеркало одной смекалистой душой, дабы внушать трепет грядущим поколениям учеников.
Но, в продолжении всего этого, Гутерик одиноко сидел в башне дормитория, в досаде на шум и сверкающие вспышки под его окном, и разглядывал омерзительный объект.
Он только что вытащил из кожаного мешка человеческую голову и положил её на стол, за которым сидел. Возможно, это была голова мужчины. Её чересчур уж гротескно обезобразили, чтобы быть в этом уверенным. Кожа давно ссохлась в жёсткую бурую поверхность, на ощупь слегка рыхлую. Сжавшиеся мускулы вздёрнули остатки верхней губы, выставив напоказ обломанные, почти чёрные зубы. Нижняя челюсть отсутствовала, на её месте висели рваные лохмотья плоти. Но гораздо тяжелее пострадала верхняя часть головы. Вся макушка черепа была расколота, как от страшного удара меча или топора, до самого начала переносицы. Левая глазница, размером вдвое превышающая правую, сохраняла следы упругой зелёной субстанции. В правой оставался глаз, вероятно, когда-то жёлтый, но теперь сморщившийся и выцветший до оливкового. Затылок вообще невозможно было узнать.
Гутерик выложил за эту устрашающую реликвию внушительную сумму, но, если это являлось именно тем, чем он полагал, то никакая цена не была бы слишком велика. Он обнаружил эту вещь в некоей лавчонке, в переулке весьма сомнительного квартала сомнительного города, в стране, которую большинство географов изображали на карте белым пятном. Человек, у которого он это приобрёл, уже не мог поручиться за подлинность вещи, ибо, вскоре после совершения сделки, его нашли или, точнее не нашли раскинутым на прилавке и вокруг него – уйма крови, остатки серого мозга, нескольких маленьких косточек и зуб-другой, которые, по общему мнению, могли быть чьими угодно. Другой человек – поставщик самых необычнейших новинок, с которым первый временами вёл дела, исчез схожим и неопрятным образом. Все это лишь самую малость обеспокоило Гутерика. Он знал, что смерть – самая ходовая монета во многих местах, о которых не упоминали в приличном обществе.
Теперь он намеревался выяснить, действительно ли этот кладбищенский сувенир был головой печально известного и самого зловредного чародея, Этелвен Тайоса, чья многовековая карьера закончилась за сотню лет до рождения Гутерика. Ему были известны обычные сказки, про то, как Этелвен Тайос зверски надругался над женой ковроторговца Ойната и про ужасы, последовавшие за «смертью» и погребением чародея. В Долине Тени, между двумя плачущими горами, что когда-то были дочерями Этелвен Тайоса, ещё стояла осквернённая магическая цитадель, возможно, даже с призраками, но, разумеется, величайшие её ужасы давным-давно исчезли. Об этом шептали в гораздо более тайных сказках – о том, как земля разверзлась и явила сокровища за гранью самых пылких человеческих представлений – сокровища Этелвен Тайоса.
Он разглядывал голову при свете звёзд, в надежде разобрать на лице неразличимые под лучами солнца таинственные узоры, выдающие присутствие магии, но вскоре по лестнице стал шумно подниматься Цано.
Гутерик торопливо убрал свою находку обратно в мешок.
– Привет! Это я!
Это юнец завозился с дверным замком. Гутерик встал и открыл ему, с невыразительной маской лица, скрывающей гнев. Не то, чтобы это имело какое-то значение – тот, другой, был донельзя пьян. Он чуть не выронил свечу, которую нёс с собой. Прежде, чем Цано смог нечаянно спалить дотла весь университет, Гутерик забрал у него свечу.
– Гут…Гутерик… Где ты был? Ты пропустил всё веселье.
– Я занимался кое-чем поважнее.
– Чтоо…? Да что может быть важнее… вино!… женщины!… К нам пришли несколько девочек, ума не приложу, откуда… и С…
Тут Цано отключился. Гутерик поймал его, прежде чем тот грохнулся на пол, взвалил на плечо и отволок его, спящего, на чердак. Вскоре комнату наполнил довольный храп.
Гутерик снова достал голову и попытался возобновить свой труд, но не сумел сосредоточиться. Скоро от дыма свечи у него налились тяжестью веки, а размеренный храп Цано соблазнил заснуть и его.
Через несколько часов он выпал из сна.
Двор внизу был тих, в кабинете царила полная темнота. Свеча давно погасла и от её дыма не осталось даже следа. В тусклом звёздном свете, падающем из окна, Гутерик разглядел, что голова пропала со стола. Он суматошно вскочил, нащупал свечу, но именно в тот миг сверху донёсся скребущий звук, потом изумлённый крик, что-то вроде бульканья и единственный короткий вопль ужаса.
Цано.
Что-то маленькое упало на пол на другом конце комнаты, у лестницы на чердак. К этому времени Гутерик нашел свечу, кремень и стальное кресало, и высек свет.
Там, во мраке перед ним, обнаружилась ковыляющая по доскам пола расколотая голова, взгромоздившаяся на трёхногую скамеечку. Деревянные ножки сгибались и двигались, будто живые. Всю скамеечку заливало и капало с тех мерзких зубов то, что даже в полумраке явно смахивало на кровь.
Гутерик быстро цапнул кожаный мешок и, бормоча заклинание власти, схватил голову со скамеечки. Она вновь стала мёртвой вещью, просто грузом, когда он туго затянул над ней завязки. Гутерик не страшился, но радовался. Всё равно, он никогда не считал Цано чем-то большим, чем просто помехой. Он был доволен, потому что теперь знал, что его деньги были потрачены не напрасно. В его владении находилась подлинная вещь, голова Этелвен Тайоса.
По всей башне и в окружающих зданиях зажглись огни, но, прежде, чем кто-нибудь явился узнать, в чём тут дело, Гутерик собрал несколько необходимых вещей, забрал свой трофей и выскользнул по чёрной лестнице вниз. К этому времени донеслись тревожные крики. Кто-то обнаружил то, что и следовало ожидать. Поскольку внимание всех было привлечено туда, Гутерику не составило труда незамеченным проникнуть в университетскую кладовую. Там он прошептал усыпляющий стишок кошачьему фамилиару Брата Хранителя, единственной встреченной им вещи, смахивающей на сторожа, а потом отмыкающее заклинание в замок той двери, которую хотел открыть. Он зашёл в главную кладовую и под грудой крокодильих чучел обнаружил нужный сундук. Внутри оказались куски верёвки разной длины, с навязанными узлами, каждый из которых связывал ветер. Тот, что выбрал Гутерик, стал извиваться и шевелиться, когда он его поднял. Затем Гутерик двинулся дальше, к островной пристани, похитил лодку и отчалил, ослабив узел достаточно, чтобы ветер наполнил парус. Он понимал, что отсутствие скоро вменят ему в вину, но это его мало тревожило. Он поставил всё и выиграл. Возвращаться Гутерик не собирался.
Пленённый ветер нёс его по морю три дня и три ночи. Он ни разу не высаживался на берег, но следовал вдоль побережья на юг, по ночам миновав три огромных города, в таком отдалении, что каждый из них был всего лишь свечением на горизонте. Однажды, за мысом Дзим, Гутерик приблизился к берегу и бросил слово в утренний ветер. Вдали фыркнул верблюд, сбросил своего ошарашенного наездника-кочевника и убежал по определённому ему Гутериком пути, к некоей бухте, где опустился на сыром песке на колени, готовый служить. Волшебник прибыл поздно днём, для маскировки превратил лодку в груду камней, оседлал верблюда и поехал дальше.
Он знал, чего ожидать, из слышанных раньше историй, о лесе с шепчущими деревьями, о месте с разноцветными песками, о неподвижных кораблях, плывущих по дюнам. Но ни одна из этих вещей не встретилась ему под звёздами той ночью. Вместо этого он обнаружил лишь бескрайнюю равнину, без каких-либо деталей рельефа, полную мелкого пепла, который, как ни странно, не шевелился от ветра, но так скоро возвращался на место, когда его сдвигали, что верблюд не оставлял на этом пепле следов.
Гутерик продолжал упорно двигаться вперёд, прямо на созвездие Жабы и, одним вечером, когда уже начали проглядывать звезды, он разглядел Жабу, припавшую к земле меж двух гор, Плачущих Холмов, также прозванных Тёмными Сёстрами, бывшими дочерями Этелвен Тайоса. Всё это было напророчено и всё это сбылось. Но Долина Тени оставалась такой же тихой, как и внешняя пустыня. Когда Гутерик проходил между ними, Сёстры не пролили ни слезы, ни даже лавины.
Перед ним высился громадный базальтовый замок Этелвен Тайоса, его стены всё оставались прочными, а чёрные врата – немного приоткрытыми. Некоторое время Гутерик рассматривал его, в окончательно подтверждая свои надежды и предположения, но приблизиться не рискнул. Вместо этого он заставил своего скакуна опуститься на колени, спешился и уселся на песок. Он вытащил из мешка ветхую искромсанную голову и положил её на колени, ожидая.
В тишине протекло четыре часа. Затем верблюд стал беспокоиться, поначалу вертя головой туда-сюда, а затем недовольно фыркая и храпя. Наконец, за час до рассвета, Гутерик заметил приближающуюся тёмную фигуру, не от замка, а из пустыни. Верблюд тоже увидел её, вскочил на ноги и ускакал прочь. Гутерик даже не попытался его удержать, зная, что может вернуть верблюда магией, когда только пожелает.
Так он остался в одиночестве, всё ещё сидя, с головой на коленях, когда тот фантом приблизился. Гутерик спокойно обратился к нему; словно это был другой путешественник, хотя и понимал обратное.
– Приветствую, незнакомец. Думаю, твоя полуночная прогулка была приятной.
В ответ донеслось лишь слабое шипение. Фигура остановилась на месте.
Гутерик поднял голову Этелвен Тайоса, чтобы другой ясно её различал. Тварь двинулась опять, наполовину шагая, наполовину наплывая, как туман.
Гутерик произнёс слово силы.
– Элам.
Тварь отпрянула, как человек от гадюки. Она яростно зашагала по кругу вокруг Гутерика, теперь её поступь ясно звучала: шлёп, шлёп, шлёп. Она приблизилась, тогда он обратился к ней лицом, всё ещё не вставая. Теперь Гутерик различил силуэт худощавого сутулого мужчины, с лицом, полностью закрытым капюшоном.
– Олам.
И снова тварь отпрянула, но недалеко и продолжила кружить, подходя всё ближе, словно громадная, медленно подтягиваемая, рыба.
. – Эйлам.
Теперь тварь нависала прямо над ним. От неё исходила удушливая вонь разложения.
– Тхох!
Всё человеческое подобие отпало. Существо превратилось в пылевое облако. Гутерик поднял голову, повернув его так, чтобы пустая левая глазница была ближе к духу. Словно стекающая вода, он втянулся через то место, где был глаз, в голову Этелвен Тайоса.
Плоть и душа соединились снова. Гутерик пленил призрака Этелвен Тайоса. Поспешно, прежде чем тот уразумел, что же случилось, он вытащил из кармана большую пробку и с силой воткнул её в глазницу, тут же проведя по ней рукой и прошептав заклинание запечатывания. Таким же образом, смятым кожаным мешком Гутерик заткнул отверстие, там, где голова присоединялась к шее и запечатал его, а носовым платком он заполнил дыру на макушке, где обрушился топор. Теперь Этелвен Тайос стал его пленником. Голова тряслась от ярости, но Гутерик крепко удерживал её.
– Услышь меня, – промолвил он.
– Я слышу тебя, – раздался голос из головы.
– Сделай, как я велю или я навечно засажу тебя в камень и выброшу тот камень в самую глубокую часть моря.
– Слушаю и повинуюсь. – Мрачный трофей затрясся снова, от необузданного гнева и унижения.
– У тебя имеется сокровище за пределами всякого представления.
– Уж точно за пределами твоего представления. Оно необъятно.
– Отведи меня к нему.
– Поднимайся.
Гутерик встал и пошёл, куда вёл его голос. Они подошли к громадным вратам замка и прошли через них. Ничто не сторожило их, кроме песка. Они пересекли столь же пустынный двор и достигли сделанной из слоновой кости двери для злых сновидений, которая также оказалась распахнута и заброшена. Внутри находился чертог из когда-то сверкающего чёрного камня, ныне потускневшего от медленного вторжения пустыни. Его давно уже не вылизывали дочиста. Всё оставалось неподвижным и беззвучным. На стропилах не хихикали вампиры. Замок опустел.
Они поднялись по ведущей вверх лестнице, состоящей из того, что, казалось расколотыми стеклянными гробами и далее, пока не достигли другой двери, щедро покрытой черепами крыс. Когда голова приблизилась, засов с другой стороны отодвинулся и петли, впервые за несколько эпох, заскрипели. Дверь распахнулась настежь.
Внутри оказалось золота больше, чем скопили бы все цари земные, с начала времён до их конца. Груды драгоценных камней вздымались к самому сводчатому потолку, высоко над головой. Бесчисленные раскрытые сундуки полнились бриллиантовыми украшениями. Завидев всё это, Гутерик невольно охнул и едва не выронил голову. Но успел ухватить её покрепче.
– Просто побрякушки, варваров забавлять, – насмешничал разочарованный Этелвен Тайос. – У меня есть сокровище получше.
– Получше?
Сокрушённая запредельной и неописуемой алчностью, осторожность сгинула.
– Посреди комнаты люк. Открой его и спускайся.
Смахнув в сторону тысячи совершенно круглых жемчужин, Гутерик отыскал железное кольцо, потянул за него и поднял дверцу, открыв узкую каменную лестницу, ведущую вглубь земли. Казалось, спускаясь, он прошёл несколько миль и уж точно тысячи шагов. Этелвен Тайос что-то фыркнул или прокашлял и факелы на стенах вспыхнули, явив белокаменный алтарь, на вершине которого покоился длинный серебряный меч, искусно разукрашенный, от кончика до рукояти.
– Этот меч принесёт любую победу. С ним ты сможешь покорить всех людей. С ним ты сможешь добыть все сокровища на свете.
Гутерик потянулся к мечу.
– Идеальный дар, – продолжал Этелвен Тайос, – для какого-нибудь безмозглого наёмника. Но для учёного и премудрого мужа, у меня найдётся кое-что получше.
– Получше?
– Позади алтаря находится голова глимича. Нажми на неё.
И, действительно, там в камне находилась голова самого устрашающего из всех зверей, никогда целиком не виданного человеком. Сперва Гутерик брезговал к ней притронуться, но алчность понукала его. Голова без труда вдвинулась в стену. Упали противовесы. Загрохотали камни и открылся проход в другой покой.
Внутри оказался лишь простой письменный стол, перо для письма, чернильница и лист пергамента.
– Ты уверен, что это верная комната?
– Да, – прогремел Этелвен Тайос. – Этим пером ты можешь записать все тайны всех миров. Со знаниями из этой чернильницы, с записями на этом пергаменте, ты сможешь заполучить себе даже такие вещи, которые невозможно завоевать мечом или приобрести сокровищами. Это гораздо, гораздо более могущественная вещь, чем любая другая.
Поэтому Гутерик взял перо и написал: «Мудрый и могучий, ты принуждён мною явить своё последнее, величайшее сокровище».
Сказать по правде, он не собирался делать ничего подобного и лишь подумывал написать этим пером могучее заклятье, использовав его, чтобы унести и меч, и золото, и навечно связать Этелвен Тайоса, чтобы тот никогда не смог отомстить. Но пока что всё шло отлично, поэтому он вознамерился продлить свой замысел до четвёртого шага.
– Да? И что теперь?
Они прошли через ещё одну дверь и Гутерик изумился, очутившись за стенами замка, на дне титанического ущелья. Он уставился на зубчатые стены. Он никогда прежде не видел этого места с такой стороны.
Всё ещё веря, что Этелвен Тайос находится в его власти, Гутерик шёл, как его направляли, пока они не добрались до уступа, нависающего над ровным песчаным простором.
– Теперь подними свой жезл и повтори слова, которые ты употребил прежде.
Пауза. Молчание. Гутерик не сделал ничего.
– Что-то не так? – глумился Этелвен Тайос. – Волшебник ты или нет? Твой жезл!
– Современное чародейство отказалось от жезлов, как от бесполезной обузы…
Вздох. – Просто сделай это…
Гутерик воздел правую руку – левая держала голову – над плоским простором, раздвинул пальцы, и проговорил слова призывания и связывания.
– Элам. Олам. Эйлам. Тхох! – Заклинание сработало и затянувшаяся теоретическая дискуссия разрешилась.
Земля перед ним разошлась в стороны, открыв не бездну, а бурлящую массу протоплазменной слизи, лишённую формы, очертаний или разума. Тлетворные миазмы пары чуть не удушили Гутерика и, когда он зашатался, голова Этелвен Тайоса вылетела из его руки либо по своей воле, либо выскочив по велению чего-то иного, чем его разум. Она свалилась в клокочущую субстанцию, но без всплеска; вместо этого голова тут же впиталась и лицо Этелвен Тайос, не иссохшая развалина, но полностью живое лицо, со злобно блестящим зелёным кошачьим глазом, плёнкой растянулось по всей поверхности, тысячекратно увеличившись, чем было в жизни телесной.
– Узри! Узри! Моё величайшее сокровище. Те вернул меня в моё истинное тело, то, которое я породил и из которого был порождён, в те дни, когда у земли ещё не появилось никакого облика. Я простираюсь под всеми морями и землями мира, могучий и первородный, готовый подняться и забрать их себе. Я и есть моё величайшее сокровище, по сравнению с которым пергамент поможет тебе не больше, чем осенний листок, меч – чем зубочистка, а драгоценности – куча птичьего помёта. Узри! В любой земной глуби ты найдёшь меня!
И вопящий, почти обезумевший, Гутерик бежал из Долины Тени, позабыв все помыслы о богатстве и власти. Только через три дня, пробираясь по пустыне, истощение и жажда сдержали его и он сумел мыслить достаточно связно, чтобы вспомнить слово, которым призывал верблюда. Тогда он поехал верхом, не отдыхая и не спешиваясь, пока не достиг моря, где всё ещё была его лодка, в обличье груды камней. Гутерик превратил её обратно, но пока что не было возможности отдыхать. Перегружая припасы со спины верблюда в лодку, он случайно глянул назад, в прибрежную пещеру. Оттуда глядела на Гутерика в ответ вертикальная щель глаза Этелвен Тайоса, достаточной величины, чтобы заполнить весь вход.
С хриплым воплем он свалился в лодку, развязал почти всю верёвку с узлами, сумев удержаться, чтобы не выпустить весь ветер сразу. Он отплыл, не понимая, куда направляется.
Потянулись дни кошмаров и бреда. Судёнышко неуклонно скользило по переменчивому морю в воды похолоднее, где плавали куски, а затем и целые горы льда. Наконец студёный воздух и голод привели Гутерика в чувство, и он мутным взором уставился вперёд. Из полосы тумана показались неясные очертания береговой линии. Он взялся за руль и стал править к ней. До берега Гутерик добрался около полудня. Коротким путём по обнажённым скалам он прошёл туда, где полуостров кончался и обнаружил с на другой его стороне внушительную гробницу, покрытую резьбой, ныне почти начисто стёртой ветром и волнами. При виде такого с души у Гутерика спал камень, поскольку он знал, что это – место упокоения Гримгрила, самого великого героя древности, который, как рассказывают, одиннадцать раз восставал из мёртвых, спасая человечество от изначальной тьмы. Это было его двенадцатое и последнее прибежище. Несомненно, его непрестанная сила отогнала бы любое зло. Наверняка, уж здесь Гутерику ничего не будет грозить.
Он вернулся на пляж и приготовил поесть. По пустынному пейзажу ковыляли неуклюжие бескрылые птицы. Несложным заклинанием он призвал одну из них, щелчком пальцев развёл огонь на песке и зажарил её.
Затем Гутерик достал из сумок торговца – бывшего владельца верблюда, бурдюк вина и медный кубок, и налил себе выпить.
Это стало его предпоследней ошибкой, ибо, поднеся кубок к губам, он увидел, что оттуда на него смотрит… Этелвен Тайос! Прежде, чем Гутерик успел воззвать к духу Гримгрила или хотя бы отшвырнуть кубок, это видение пропало. Оттуда вылезла конечность из клокочущей массы и втянула Гутерика целиком, вопреки всем законам перспективы, в тот самый кубок, что он держал и за пределы всякого трёхмерного пространства.
