Текст книги "А-линия"
Автор книги: Дарина Стрельченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Слышала, – пожала плечами Алина. – Медсёстры ведь не молчат, когда делают мне инъекции.
– Понятно. Скажи-ка, а сегодня уже ставили? Не больно?
– Нет, – она презрительно усмехнулась. – Ни капли. Только очень долго. Но, с другой стороны, это достаточно интересно – наблюдать, как жидкость из шприца переливается в сосуд.
– В какой?.. – слегка опешил я, представив широкий шприц, содержимое которого выдавливают в глиняную амфору.
– В кровеносный, разумеется. В вену, – удивлённо ответила Алина. – Я думала, вы в курсе этого механизма.
– Я в курсе. Просто не так понял. Подумал, ты имеешь в виду вазу или кастрюлю.
– Почему это?
– Сосуд – это не только орган, по которому движется кровь. Это ещё и контейнер для чего-нибудь, обычно для жидкостей.
– Контейнер? – Глаза у Алины стали как блюдца. – Сосуды вырывают из людей, чтобы делать из них контейнеры?!
– Нет, нет! – с досадой мотнул головой я. – Это разные вещи! Просто называются одним словом.
– Зачем?
– Так вышло. Изначально. Это называется омонимы – когда одно и то же слово может обозначать разные предметы.
– Какая глупость, – фыркнула Алина. – Назовите ещё!
– Ну… Кран. Он бывает водопроводный, как в ванной, и подъёмный.
– Что такое подъёмный кран? – с любопытством спросила она.
– Такая машина. Для строительства высоких домов. Он поднимает грузы.
Алина глянула в окно.
– Интересно… А что такое машина?..
…И так каждый день. Я входил в эту комнату, чтобы быть осыпанным градом вопросов о самых простых, не самых простых и совершенно непростых вещах. Иногда приходилось хитрить, иногда выкручиваться, но Алина удивительно легко распознавала ложь. Чаще всего в случае затруднения я был честен: я не могу ответить, Алина. Я узнаю и скажу позже. Она соглашалась. Но иногда – как, например, сегодня, когда она спросила про олигофрению, – оставалось только её отвлечь. Пока её всё ещё можно было заговорить и сбить с толку – хотя бы на время. И пока Ирина всё ещё категорически запрещала заговаривать с Алиной о чём-либо, связанном с её прошлым.
Чтобы окончательно увести ученицу от опасных тем, я скинул со спины рюкзак и вытащил пакет с обновками.
– Если бы я знал, – ставя пакет на стол, хитро улыбнулся я, – я бы, конечно, захватил сегодня «Незнайку в Солнечном городе». Но… Я принёс кое-что другое. Смотри!
Алина осторожно приблизилась к столу и заглянула в пакет. Непонимающе посмотрела на меня:
– Что это?
– Достань. Не бойся. Там нет ядовитых змей.
Она неуверенно хихикнула, вынула из пакета джинсы и, оставив их от себя на вытянутых руках, встревоженно спросила:
– Где вы это взяли?
– В магазине.
– А что тако…
– Место, где можно найти предметы, которые тебе нужны.
– Например, книгу или шприц?
– Например, книгу или шприц.
– А, да, помню! Про магазин было в «Денискиных рассказах»!
Алина отложила джинсы и снова полезла в пакет. В её лице боролись недоверие и любопытство.
– Это…
– Ветровка. Верхняя одежда. Её надевают, когда идут на улицу, чтобы не замёрзнуть.
– Ветровка… Какое забавное слово. Похоже на ветер. Как это надевать?
– Как кофту. В рукава. Давай подержу. Всовывай руки.
Я держал ветровку, а она стояла ко мне спиной и пыталась нащупать отверстия рукавов. В конце концов это получилось. Я накинул ветровку ей на плечи, и она еле заметно дёрнулась. Потом подошла к стеклянной стене, которая сегодня оставалась непрозрачной – Ира куда-то отлучилась, а может быть, просто ещё не пришла. В последние дни она ослабила контроль и всё чаще оставляла нас с Алиной наедине, под присмотром одних только камер.
Алина, меж тем, вгляделась в стекло. Его сложно было назвать зеркалом, но кое-что оно всё-таки отражало. Некоторое время она стояла молча, и я замер в ожидании приговора.
Потом повернулась ко мне.
– Это на сколько?
Видимо, решила, что одежда – как книги, которые я приносил из дома. Сегодня дал, завтра заберу.
– Это навсегда.
– А…
Она снова повернулась к стеклу, наклонила голову, повертелась, пытаясь рассмотреть себя со спины. Потом погладила джинсы, оставшиеся лежать на столе. Тронула блестящую пуговицу, золотистую молнию. Улыбнулась – сначала неуверенно, потом всё шире. Не глядя на меня, снова полезла в пакет и нашарила кеды – они были связаны шнурками, и выглядело это довольно нелепо – как странные белые перчатки.
– Я не знаю, что это. Но это, – Алина тряхнула кедами, кивнула на джинсы, повела плечами, указывая на ветровку, – великолепно. Спасибо вам!
– Обувь. Кеды, – сдерживая улыбку, ответил я.
– А. Ага.
Она внимательно осмотрела вышивку на белых боках, провела пальцем по ребристой подошве, не переставая улыбаться; даже тихонько замурлыкала что-то – кажется, опять песенки кристаллов. Она радовалась обновкам так, словно это были не джинсы и ветровка, а роскошные платья, жемчуга и корона, усыпанная алмазами. Я даже почувствовал себя неловко. Перевёл взгляд с её разрумянившегося лица на кеды и только тут сообразил, что лучше было взять обувь на липучке. Скорее всего, Алина не умеет завязывать шнурки…
Она тем временем села в кресло, скинула жуткие белые матерчатые шлёпки и засунула ноги в кеды. Взяла в руки шнурки. Потянула их туда-обратно. Косясь на меня, засунула за бортики внутрь кед. Я решил, что лучше разобраться с этим сейчас, чем потом завязывать ей шнурки среди улицы.
– Нет, милая. Это делается немного по-другому.
Я присел рядом, вытащил кипенно-белые шнурки (никогда не понимал, зачем их производят такого цвета; всё равно после двух-трёх прогулок станут серыми) и медленно, чтобы она уловила суть, завязал их сначала на левой ноге, потом на правой. Алина сидела, не шелохнувшись.
– Поняла?
– Примерно…
– Потом потренируешься, если захочешь.
– А что будем делать сейчас?
– Сейчас – закончим с письмом. Помнишь наши любимые эн и эн-н-н?
– Эн и эн-н-н! – хихикая, передразнила она.
– А после обеда пойдём на прогулку.
– А… что? На улицу?
Она побледнела; может, лучше и вправду было сказать ей об этом после еды.
– На улицу, – спокойно повторил я. – Как раз увидишь, что такое машины. Может, и подъёмный кран встретим.
Наверное, она представила себе гигантскую жердь крана, движущуюся на неё. Мотая головой, забилась вглубь кресла.
– Давайте не пойдём. Пожалуста. Игорь Вален-тинович…
Ну вот. Опять начала заикаться…
– Тебе понравится. Я обещаю, Алина. Не надо так переживать. Лучше посмотри, там, в пакете, ещё осталось кое-что для тебя…
На этот раз она не пожелала отвлекаться и продолжала мотать головой, съёжившись в кресле и подобрав под себя ноги в новеньких белых кедах.
– Алина, рано или поздно тебе надо будет выйти на улицу! Я хожу по улице каждый день – посмотри, со мной ведь всё в порядке.
– Вы… ходите по улице?..
– А как, ты думаешь, я попадаю сюда из дома?
Она слегка успокоилась, но глядела настороженно.
– Вы будете рядом?
– Конечно.
– Куда мы пойдём?
– Просто по улице. Куда глаза глядят. Куда захочешь.
– Метро? – выпалила она.
– Можем дойти до метро.
– М-м… Магазин?
– Да, вполне.
– В лес?
Я прямо видел, как она судорожно перебирает в уме книжные локации.
– Лес достаточно далеко от города. Пешком не доберёмся. Давай сходим в лес как-нибудь в другой раз, хорошо?
– Да, хорошо… – смущённо кивнула она. – Только… у меня просьба, Игорь Вален-тинович.
– Давай.
– Пойдёмте сейчас. Не после обеда. Сейчас.
– Почему?
– Я боюсь, – честно ответила она. – И чувствую что-то странное. В животе, внутри…
Она поёжилась, проведя по телу руками, словно пытаясь выразить, что ощущает.
– Какое-то напряжение и дрожь, как вибрация… Вот сейчас я думаю, что мы пойдём на улицу, и это становится сильнее.
– Это тревога.
– Болезнь?..
– Нет, просто чувство. Ты боишься того, что тебя ждёт, и тревожишься. Это нормально. Люди свойственно бояться неизвестности.
– Точно?..
– Точно.
– Хорошо. Не хочу быть… ненормальной.
Она сказала это просто так? Или опять слышала что-то в разговорах сестёр, персонала? Надо будет переговорить с Ириной. Надо как следует запретить этим сестричкам намекать Алине на что бы то ни было даже писком.
– Тебе надо по крайней мере позавтракать.
– А я уже, – улыбнулась она.
– А я вот, можно сказать, нет, – вспоминая не съеденный, оставшийся с вечера кусок батона, вздохнул я. – Ладно. Ты не возражаешь, если я куплю кофе по пути?
– Э… Купите? Кофе? А что это?..
Глава 4. Хобби: туда и обратно
– Дойдём до метро – и обратно, – предупредил я, как только мы вышли из служебного входа. Проект «А-линия» занимал особое место в жизни института уже полгода, но знали о нём в НИИ далеко не все. Не стоило показывать Алину кому не следует.
На крыльце она зажмурилась от хлынувшего на нас солнца. Встала, как истукан, моргая, нахмурив брови.
– Здесь холодно.
– Конечно. Это же улица. Поэтому на улицу надевают верхнюю одежду.
– Сейчас… осень? Зимой будет холодней?
– Гораздо.
Алина поёжилась и храбро спустилась по ступеням. Оглянулась на меня – я быстро набирал Ире, что мы отправились на прогулку раньше запланированного времени. Эх, не сообразил сообщить раньше – ей ведь ещё придётся подогнать отряд охраны… Будет взбучка.
– Ничего не бойся, – сказал я Алине, убирая телефон. – Я рядом. Когда выйдем за проходную – это вон тот домик, – увидишь шоссе. Там много машин. Не пугайся. Они шумные, большие и сосем не как в Солнечном городе. Не беги на дорогу.
Чёрт. Да ей надо было сначала хотя бы про правила пешеходного движения рассказать… Впрочем, в «Денискиных рассказах» об этом вроде было. И в «Незнайке» тоже.
Шаги у Алины получались мелкие и неуверенные, походка – забавная, как у пингвина; мне пришлось приноравливаться под этот темп. В некотором смысле я чувствовал себя наседкой, которая повела выводок на первый променад. Мы миновали пустынный в этот час задний двор института, подошли к восточной проходной… Алина завороженно рассматривала берёзы, клёны и небо.
– Не кидайся под машины, – предупредил я ещё раз, когда мы покинули сторожевую будку. Ира сработала оперативно: охранника уже предупредили, он пропустил нас без всяких вопросов. Дверь распахнулась, и Алина остановилась на пороге нового мира.
– Давайте не пойдём, – твёрдо сказала она, схватив меня за локоть и уткнувшись лбом в плечо. – Пожалус-та.
– Предлагаю правило четверти часа: пятнадцать минут гуляем, и, если тебе не понравится, тут же идём назад.
Она переступила с ноги на ногу. Может быть, решила, что я отберу обновки, если она струсит.
– Ну… ладно. Только быстро.
И мы вместе шагнули на короткую асфальтированную тропинку к воротам. Там, за высокими железными створками, которые уже приоткрывались, впуская уличный шум, за бесконечной, окружавшей институт бетонной стеной, шумела Староречка – пыльное, в шесть полос, суетливое, визгливое и, в принципе, самое обыкновенное пригородное шоссе.
Алина во все глаза следила, как щель в воротах становится всё шире. На нас повеяло запахом выхлопных газов, хвои, краски и сигарет. Чиркнули по асфальту шины; громко фыркнула выхлопная труба; пронеслась, сигналя, «Скорая». Ровный шорох колёс, далёкий звон, лай, голоса, дребезг велосипедов, ветер, шумящий в листве, раздувающий навесы кафе около заправки…
Она стояла, не в силах пошевелиться, ошеломлённая, обескураженная обрушившимся на неё потоком.
Я взял её за руку.
– Нам направо. Видишь белые полосы? Это пешеходный переход.
– Д-да. Я знаю, – выдавила она, и мы пошли вперёд.
***
В какой-то момент я испугался, что от обилия впечатлений она отключится раньше положенного. Алина совсем побледнела, как будто кровь у неё превратилась в сплошной молочно-белый перпен. Она цеплялась за меня крепкими, тонкими пальцами-ледышками; на руке, как пить дать, останутся синяки.
– Ты как? – глядя, как она провожает взглядом занимавшуюся скандинавской ходьбой пенсионерку, спросила я. – Алин?..
– Что она делает?.. Она… двигается очень странно. Зачем ей эти палки?
– Это лыжные палки. С ними зимой катаются на лыжах.
– Но ведь сейчас не зима, – несколько неуверенно возразила она. – Зачем им палки? Да ещё и без лыжей.
– Без лыж, – поправил я. – Это называется скандинавская ходьба. Тоже как спорт. Более лёгкий.
– Неловко ходить с палками, притворяясь, что на земле снег? – беспощадно уточнила Алина.
– Ну… есть у людей такое хобби. Занятие, которое нравится.
– А мы с вами… У нас тоже хобби – дойти до метро и обратно?
– Тебе уже нравится гулять?
– Многовато людей, на мой вкус. Вот если бы мы были одни – то я бы точно сказала, что это моё хобби!
Больше всего Алину впечатлили собаки. Собаки и книги. Собаки бегали всюду, а коробка с книгами стояла прямо на узком тротуаре посреди шоссе, под широким цветным зонтом. Там же громоздился прилавок с мороженым. Я думал, её заинтересуют пёстрые фантики, рожки и брикеты, но она не обратила никакого внимания на лакомства. Вместо этого, блестя глазами, тронула пальцем край картонной коробки.
– Я могу посмотреть их?..
Продавец отошёл куда-то, и к счастью. Я кивнул. Алина осторожно вынула первую книжку – большую, квадратную, с яркой позолоченной обложкой. Долго всматривалась в нарисованный алый паровоз. Потом погладила пёрышки снежно-белой совы и провела по выпуклому, рельефному заголовку.
– Что это за буквы? Их не было раньше, – растерянно прошептала она. – Игорь Вален-тинович?..
– Это английский. Другой язык. Мы говорим на русском, а кто-то – на английском.
– Зачем?
– Так сложилось. В мире вообще много языков. Больше двух тысяч.
– Зачем?!
– Алина! Я не знаю. Твои вопросы порой ставят меня в совершенный тупик. Есть много версий… Почти у каждого народа свой миф, почему в мире так много языков. Есть легенда про охоту на птиц… история про Вавилонскую башню…
– Расскажите!
– Расскажу. Когда вернёмся. Ладно? Ты хочешь ещё смотреть книги? Или пойдём?
– Вы научите меня читать на нглийском языке?
– Ан-глийском. Ан. Не думаю, что я самый подходящий учитель для этого. Но я спрошу у Ирины Валентиновны. Я думаю, она будет не против.
– Я бы хотела прочитать это, – вздохнула Алина, кладя широкую книгу обратно в коробку. – Необычное сочетание. Летающая машина. Паровоз. Сова. Люди. Звёзды. Это же необычное сочетание, так? Машины же вроде, – она оглянулась на шоссе, – не летают?
– Некоторые летают. Но это правда необычное сочетание. Эта книга есть на русском языке, в переводе. Я принесу тебе.
– У вас она тоже есть? У вас дома хранилище книг?
– Эта книга есть почти у каждого, – усмехнулся я. – Прочитаешь – поймёшь… Ну что? Идём дальше?
– Сейчас… сейчас… – умоляюще прошептала она, перебирая корешки. – Как их много… Почему такие тёмные обложки? Какие толстые. Хватило бы на несколько вечеров.
– Хочешь купить какую-нибудь?
– А… Да. Но… Я не знаю, какую… – Алина чуть не плакала, дышала часто-часто и запиналась через слово. – Я не знаю?
– Ты можешь взять любую.
Я начал паниковать. Её лихорадочное состояние заражало. Я не ожидал, что книги так подействуют на неё. Как она отнесётся к скоплению людей?
– Я не знаю! – крикнула она, отталкивая коробку. С той стороны шоссе к нам уже бежал какой-то мужчина – скорее всего, продавец.
– Пойдём-ка. Выберем вместе дома. Я принесу тебе каталог книг. Пойдём!
Мы быстро перешли, почти перебежали на другую сторону. Я тащил её за руку, у Алины заплетались ноги.
– Может, вернёмся? – задыхаясь, спросил я, когда мы нырнули в тень густых тополей.
– О нет, – восторженно прошептала она. Глаза у неё были широко раскрыты и по-прежнему блестели, коса растрепались от бега, и щёки наконец разрумянились. Она выглядела почти как обычный подросток… Слегка подвыпивший подросток. – Я хочу ещё!
– Ещё пять минут. И идём обратно. Хорошо?
Не слушая, она тащила меня по замусоренной тропинке между деревьев, по асфальтовому тротуару, ближе и ближе к широкой дороге, кишевшей людьми, упиравшейся в вестибюль станции метро.
– Ты ведёшь себя вызывающе, Алина, – крикнул я, торопясь за ней. – Алина!
– Вызывающе кого? – хихикнула она.
– Это значит – резко! Демонстративно! Алина!
Она вырвала руку и побежала вперёд, что-то мурлыча – быстрей и быстрей, громче и громче. Я на ходу вытащил телефон.
– Ира! Где там твоя охрана? Алина убегает!
Но охрана не успела задержать неё – Алина остановилась сама, упала, рухнула среди пешеходной дорожки, мгновенно отключившись, опьянённая жизнью, с застывшей на лице блаженной улыбкой.
Глава 5. В выходной хоть ной
У ступеней института я выскочил из салона «Скорой». Следом вынесли Алину – уже просто спящую. Ира, грызя ноготь, ждала нас на крыльце – всё в тех же шортах до колена и зелёной фуфайке.
– Отнесите в палату, – велела она санитарам, кивнув на носилки. – А ты…
Я ждал, что последует взбучка. Но…
– Иди домой. Сегодня она будет спать. И завтра, наверно, тоже.
– Хочешь затормозить нервное возбуждение?
– Перевозбуждение.
Я посмотрел на начальницу. Потом – вслед носилкам, скрывшимся за стеклянными дверьми. Снова перевёл взгляд на Иру.
– Хорошо, что мы не стали тянуть.
– Да… – негромко сказала она. – Да… Иди отдыхать, Игорь. Когда Алина проснётся, у неё будет много вопросов.
– И отвечать, конечно, придётся мне?
– Ну а кто у нас тут учитель. Иди! Я позвоню вечером. Скажу, как дела…
– Я могу быть уверен, что ты не выдернешь меня до послезавтра?
Ира, наклонив голову к плечу, хмыкнула:
– Планы?
– О да.
– Невеста?
– Устрою романтический вечер, – выдохнул я с напускным жаром.
– О… Приятно вам провести время. – Она приподняла бровь в знак насмешливого одобрения, сунула руки в карманы и развернулась, чтобы подняться по лестнице.
Я быстро схватил её за плечо.
– Ира. Если что, ты же знаешь… Звони в любое время.
– Да. Конечно. Иди, Игорёк.
– Если понадобится помощь с Алиной…
– Иди.
Стеклянные дверь раздвинулись, а потом сошлись за её спиной. Я сбежал со ступеней и, насвистывая, пошёл к будке охранника. Рюкзак остался в раздевалке, но телефон лежал в кармане, так что… Не буду возвращаться. Ничего с рюкзаком не станет.
Достал телефон, набрал первый номер из справочника.
– Руся? Привет, моя милая… Ты до скольки сегодня? Ты прикинь, я на два дня освободился. До послезавтра. Да, да, у проектной занятости свои плюсы… Не хочешь прогуляться после работы?.. Ага! Да, буду ждать внизу, в холле, как обычно. В половине шестого. Да, договорились, моя хорошая…
…До половины шестого оставалось восемь часов. Я пришёл домой, доел вчерашний Русин эксперимент – чили кон карне, – написал отчёт по сегодняшней прогулке и скинул Ире. Потом встал у книжной полки. Да, время «Умной собачки Сони» прошло… К «Незнайке в Солнечном городе» я прибавил первую часть «Гарри Поттера»1111
«Гарри Поттер и философский камень» – роман Джоан Роулинг.
[Закрыть], «Хоббита»1212
«Хоббит, или Туда и обратно» – повесть, Дж. Р. Р. Толкина.
[Закрыть] и «Класс коррекции»1313
«Класс коррекции» – повесть Екатерины Мурашевой.
[Закрыть] – на будущее; когда-нибудь, как ни крути, Алине предстоит узнать о своём прошлом; может быть, с этой книгой она окажется чуть-чуть подготовленней.
Потом я завалился спать, проспал и мчался к Руслане быстрее, чем с утра от меня убегала Алина.
***
К ночи похолодало, но прошёл мелкий дождь, и вновь потеплело. Руся скинула ветровку, шагала, разбрызгивая лужи, в одном платье – синем, с широким чёрным кружевом по подолу. Ветровку завязала рукавами вокруг пояса, и брелок на ремешке звенел и брякал при каждом шаге.
Мы не торопясь прошлись вдоль Ленинского шоссе, потом через маленькие незнакомые улочки по диагонали вышли к площади Комсомола. Сделали круг, обогнув бывший Дом молодёжи, в котором теперь ютились поликлиники, фитнес-залы, спа и миллион маленьких кафешек.
– Голодная?..
Мы стояли на светофоре; уже стемнело, и Руся, задрав голову, смотрела в черносмородиновое небо с малиновой чертой на горизонте. На том берегу зажглась цепочка розовых фонарей, и над водой стояло золотое зарево от огоньков. Далеко за городом, на крутом холме, жгли костры – наверное, вышли последние в сезоне шашлычники. Ветер доносил запахи дыма, жареного мяса, илистой воды. Сладко пахло первыми опавшими листьями и вообще – осенью: золотистой, печальной.
– Русь?.. Хочешь, в «Фарш Рояль» зайдём?
Руслана перекинула сумку на левое плечо и кивнула. Тряхнула волосами – они рассыпались, густые, чёрные, лёгкие, как будто она летнюю душистую ночь надела на голову.
***
После прохлады улицы в «Рояле» оказалось очень тепло, дымно и сытно пахло бургерами. За полукруглым столиком, где мы сидели обычно, ворковала парочка: молодящийся мужчина, лохматая девица в нарочито рваной майке. Пришлось сесть у окна; зато было видно всю площадь и кусочек речки.
Прямо под окнами играл гармонист.
– Что будешь?
Руся, надув щёки, уставилась в меню. Задумчиво застучала пальцами по исцарапанной лакировке.
– Цезарь. И бургер с блю чизом. В общем, как обычно. Как всегда. Тысяча лет просмотра меню и стандартный заказ.
– Ладно… А я… Луковый суп и бургер с двойным беконом. И… Руся. Я хочу мороженое. Сандейз с вишней.
– Супер!
В тепле она раскраснелась, от огоньков привычно заблестели глаза. Когда официантка приняла заказ и отошла, Руся спохватилась:
– Кофе! Можно капучино, пожалуйста?
– Э… Купите? Кофе? А что это?..
Голос Алины в голове прозвучал так явно, что я вздрогнул. Девушка за соседним столом обернулась, и мне целую секунду казалось, что это она.
– Игорь?.. Игорёш?..
– А?
– Задумался?
– А? Да. Я тоже буду кофе. Девушка, девушка, извините, можно два капучино, пожалуйста?
***
Ближе к одиннадцати в «Рояле» стало слишком накурено и шумно. Мы выбрались на воздух, Руслане пришлось снова надеть ветровку. С реки задувал холодный, неласковый ветер, попахивало гарью – где-то за городом жгли листья. Сладкий запах… Нас обоих слегка вело: у Руси из-за ночных смен давно сбился всякий режим, да и я в последнее три недели почти каждый день вставал к шести.
Ира лишь совсем недавно позволила нам с Алиной спать подольше – Алинина мозговая активность становилась всё более бурной, впечатлений, знаний и навыков с каждым днём становилось больше. Из кратковременной в долговременную память всё переходило во сне – в настоящем, обыкновенном сне, не в медикаментозной дрёме. А судя по её анализам, лучше всего это происходило с пяти до семи утра.
Из-за таких расписаний мы с Русланой оба были теперь как сонные пингвины. Но домой в такую чудесную сентябрьскую ночь не хотелось. Хотелось растянуть её на подольше, на бесконечно… Прошлись вдоль набережной, потом по заросшему склону спустились к самой воде. Руся чуть не поскользнулась – схватилась за сухой ломкий стебель цикория. Я подхватил её под локти.
– Оп-па…
По ногами шуршала сухая трава и обломанные стебли. Го́рода почти не было слышно – мы стояли в низине у реки, в самом овраге. Над головой качались тополя; по воде плыли листья.
– Оп-па, – улыбнулась Руслана. В глазах мелькнули искорки от далёких фонарей. Я вспомнил, как Алина во второй день ловила солнечных зайчиков.
«Она спит, – сказал я себе. – Спит». Подался вперёд и поцеловал Русю. Звёзды, тополя и речка поплыли вбок, я вдыхал и выдыхал, а может быть, и нет, и видел нас как будто со стороны. Думал о том, что завтра можно не вставать рано, что становится по-настоящему холодно, что надо заплатить за квартиру и хочется дочитать за выходные «Атланта»1414
«Атлант расправил плечи» – роман Айн Рэнд.
[Закрыть]; что у Русланы такие странные, красивые глаза в рыжую крапинку – как будто с веснушками; и что пора уже озаботиться билетами в Мюнхен – мы туда собрались в свадебное путешествие, хотя какое путешествие – так, уикенд…
Было хорошо. Было так хорошо и почти спокойно.
***
В половине восьмого меня разбудило уведомление в телефоне. Я нашарил мобильник, потянул к себе, силясь разглядеть без линз. Руслана что-то пробормотала во сне, стянула с меня одеяло и отвернулась.
Сообщение было от Ирины. Ничего срочного – просто писала, что с Алиной всё нормально, я могу не дёргаться и спокойно отдыхать до завтра.
Ну и отлично. Ну и суперски. Восемь тридцать две. Можно поваляться; воскресенье, Русе тоже никуда не надо. Можно встать и что-нибудь приготовить, устроить ей романтичный завтрак в постель. Можно выйти на пробежку – я перестал бегать по утрам с тех пор, как стал участником «А-линии»…
Я полежал, глядя в потолок, ещё секунд двадцать, потом рывком поднялся, поплотней укрыл Русю и на цыпочках вышел в кухню. В холодильнике было шаром покати, но я уже перенял у невесты навык готовить из ничего. Достал остатки тостового хлеба, подрумянил на сухой сковородке – по двадцать секунд с каждой стороны, – соскоблил со стенок маслёнки масло. Сверху положил ореховое варенье – распечатал баночку, которую её мама ещё той осенью прислала из Львова. Вскипятил чайник, заварил кофе, в Русину чашку долил молока и присыпал корицей. Только потом сообразил, что у нас нет никакого подноса – я не смогу отнести это в кровать. Если только порционно…
– Чего не спишь, Игорёша?
Она вошла босая, встрёпанная, зевая и кутаясь в мою кофту ей до колена. В кармане кофты затренькал телефон – заиграло «На берегу этой тихой реки»1515
«На берегу этой тихой реки» – песня группы «Nautilus Pompilius».
[Закрыть].
– Пам-пам-пам-пам-пара-па-пам…
Руся скользнула по ламинату, изобразив какое-то па, и протянула телефон мне.
– Пам-па-пам-па-пара-па-па…
– Алло. Алло? Кто это?
– Пам-пам-пам-пам-пара-па-па…
– Алло? Алина? Ты?
– Пам-пам-пам-па…
Руслана резко замолчала.
– Алло?.. Алло! Тьфу… Реклама какая-то или мошенники. Или просто кто-то ошибся.
– Ясно. Пам, парам-пам-пам, пам, парам-пам, пам… Это кому с корицей? Тебе или мне?
– Тебе, конечно. Какие планы, Руська?
Она уселась за стол, кофту повесила на спинку стула. Потянулась к бутербродам, зачерпнула полную ложку тягучего зеленоватого варенья.
– Шикарно… Спасибо, Игорёш. Очень вкусный кофе. Удивляюсь, как ты из обычной растворимки делаешь вкуснотищу… Явно как-то секретный ингредиент.
– Любовь, – ввернул я. Руслана хихикнула.
– А планы… Я хотела в библиотеку сходить. У меня уж Кинг сто лет не сдан. Проглотила за неделю, а сдаю полгода.
Она обожала читать книги, но ненавидела читать с экрана. Я подарил ей на Восьмое марта электронную книжку – Руслана побаловалась с ней пару дней, научилась подключать вай-фай и открывать блокнот, а потом забросила на верхнюю полку, где скучали энциклопедии и биографии из серии ЖЗЛ. Так и ходила то в книжный, то в библиотеку.
– Хочешь, я с тобой? – храбро предложил я.
Руся откусила большой кусок, начала жевать, и вместо ответа получилась невнятная каша и брызги крошек.
– Прости, – проглотив и отдышавшись, ответила она. – Просто ты каждый раз так самоотверженно спрашиваешь…
– А что ж делать…
Меня с души воротило от запаха библиотеки: пыльные книги, пыльные газеты, пыльные цветы, хлорка из туалета. Я терпеть не мог бродить вдоль стеллажей, а Руслана могла делать это часами, пробегая аннотации, читая целые куски откуда-нибудь из середины, возвращая на места переставленные кем-то книжки, изучая полку с новинками…
– Сиди дома, Игорёша. Я сама. Я быстро.
– Да не торопись. У меня есть, чем заняться, – кивая на ноутбук на подоконнике, разрешил я. – Подлить ещё кофе?
– Да, давай кофеёчку. Такого же, с корицей. Очень вкусно. А где ты корицу взял?
– А помнишь, ты сама её сунула в ящик со специями? На той неделе осталось от пирога.
– А ты и приметил, – потянувшись ко мне через стол, усмехнулась Руслана.
– Работа у меня такая – подмечать, примечать, исследовать.
– А Алина? Это тоже кто-то с работы?
– Какая Алина?
У меня внутри поднялась жаркая волна, окатило по шею и забултыхалось в животе.
– Тебе звонили. Ты спросил: Алина? Я подумала, это кто-то с работы.
– Да. С работы, – беспечно ответил я, схватил кусок хлеба, но тот зацепился, следом потянулась пустая пачка…
– Грустное это упражнение – планка, – констатировала Руслана, глядя на разлетевшиеся по полу крошки. – Стоишь и думаешь: вот ведь вроде бы вчера пол помыла…
– Прости, Руся, – скривился я. – Давай я пропылесошу, пока ты ходишь…
– Да ладно, Игорёш. Это же шутка про планку… Я сама сегодня собиралась полы помыть. Занимайся своими делами. Прямо удивительно, что у тебя в кои-то веки выходной выпал на выходной.
Мне показалось, что я словил запашок сарказма, но Руся глядела весело; это действительно была просто шутка. Через полчаса, раскопав все библиотечные книги и сунув в сумку авоську, Руслана отчалила на улицу. Опять стояло солнце, снова было очень тепло – бабье лето, что ли? Нежаркое, красивое – если смотреть в окно выше крыш, а не на парковку перед домом, можно подумать, что это какая-нибудь Франция… Побережье… Прованс…
Я захлопнул ноутбук, составил в раковину чашки – живём вдвоём, а посуды всегда, как будто полк обедал, – натянул джинсы и тоже пошёл гулять. Планировал нагнать Руслану в районе библиотеки, но задумался, и ноги, вместо того, чтобы нести к улице Мира, повели по знакомому маршруту. Я очнулся только около Староречки. Весь вспотел, пока шёл. Решил – зайду в институт, сполоснусь, что уж…
Поднимался на седьмой этаж пешком, и сердце прыгало внутри, как мягкий розовый мячик.
У входа в нашу секцию мне в лоб прилетело дверью.
– Ауч-ч… ой…
– Игорь! Игорь, прости! Ты тут откуда взялся? Я думала, сегодня нет никого…
Ира раскраснелась, будто и вправду бежала.
– Ты чего? Что случилось? Алине плохо?!
– С чего ты решил? – Начальница переминалась, пыталась ненароком заглянуть мне за спину. – Всё с твоей Алиной в порядке…
– А-а, – догадался я. – Ты не меня ждала… Прости, что помешал. Я могу уй…
– Что ты бред мелешь! – вскинулась она. – Кого я ещё могла ждать!
– Ай-яй-яй, как мы покраснели, – подколол я. – Правда, Ир. Ты б хоть предупредила…
– Так я тебе написала, чтоб ты отдыхал до завтра!
– Слушай, я не думал, что это была директива…
– Ты чего пришёл вообще в выходной?
Ира вдруг пошла пятнами – белыми по красному; то ли от ярости, то ли от смущения.
– Да всё, всё! Ухожу…
– А чего пришёл?!
Я ляпнул:
– Сердце не на месте.
– Ну иди тогда…
Я повернулся к лестнице. Внизу хлопнула дверь – кто-то поднимался.
– Куда? Да не туда! – прошипела Ира, хватая меня и втаскивая в холл. – Иди, она в палате, проснулась… И не высовывайтесь пока оба!
Начальница запихнула меня в холл, чуть не прижала дверью и понеслась вниз. Я не стал подслушивать чужие тайны – быстро пошёл прочь по непривычно пустому коридору. Стеклянные двери закрыты, лавочки пусты – этаж как вымер.
По старому, вытертому паркету стелилось солнце. Я миновал лабораторию, где мы встречались обычно, и направился дальше, в коридор, куда выходили двери палат. Я знал, что Алина живёт в номере девять, но никогда там не бывал. Я вообще редко заходил в жилое крыло – временами там становилось по-настоящему опасно, а пациентка «А-линии», пожалуй, была одной из самых мирных обитательниц.
Но сейчас все здешние квартиранты, видимо, спали. Кроме неё. Почему? Ира ведь сказала, что Алина пробудет в дрёме до завтра…
Зачем я пришёл?
«Это неправильно» – бухнуло в голове, и, скрипя паркетинами, я побежал обратно к лестничной площадке.
За матовым стеклом угадывались силуэты. Кто-то приглушённо ругался. Я застыл, не зная, куда рвануть. Ругань стихла, входная дверь скрипнула… Следом приоткрылась дверь палаты – совсем рядом. Я бросился туда, влетел, захлопнул за собой и чуть не смёл Алину с ног.
