Текст книги "А-линия"
Автор книги: Дарина Стрельченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Дарина Стрельченко
А-линия
Глава 1. «А-линия» просыпается
– Здравствуй, Алина. Меня зовут Игорь.
Психолог, который разговаривал с ней несколько минут назад, предупредил: Алине кажется, будто она собирает цветные поющие кристаллы в белом большом саду. Не думаю, что в таких садах место учителям, но и ей там теперь тоже больше не место.
– Я твой учитель.
Я старался выбирать слова попроще и строить короткие предложения. Алина сидела на кушетке, болтая ногами, и весело и спокойно смотрела сквозь меня. На ней было короткое платье, гольфы и растянутая серая кофта с чужого плеча. Видимо, сняв с неё больничный халат, медсёстрам пришлось одеть Алину в то, что нашлось в шкафу в комнате персонала.
– Алина.
Она кивнула, но не мне, а чему-то в своей голове – может быть, кристаллу, который спел ей особенно красивую песенку.
– Али-на.
Она вдруг рассмеялась, встряхнула головой и резко выпрямилась. Во взгляде проступила осмысленность, а следом за ней – растерянность. Алина обнаружила перед собой меня и сжалась, вскинула колени к груди, изо всех сил обхватив их руками, как будто защищалась. Костяшки пальцев у неё были белыми, а кисти – слегка непропорциональными, в бледно-красной сыпи; экзема оказалось одним из побочных эффектов.
– Привет. Ты как?
– Здрас…твуй…те… – выдохнула она с паузами, как будто ей не хватало воздуха сказать слово целиком.
Я сделал маленький шаг к кушетке. Алина настороженно глянула на меня из-под съехавшихся к переносице бровей; нос у неё сморщился, глаза сощурились – она стала похожа на маленькую старушку. Я повторил, невольно ей подражая:
– Я твой учитель. Меня зовут Игорь Ва-лен-ти-но-вич.
Мелькнула мысль: возможно, Ире стоило подобрать на роль наставника кого-то с более простым отчеством.
Алина разжала руки, и они упали на кушетку – совсем как у куклы. Две резиновых розовых руки. Я хотел подбежать – она наверняка ушиблась! – но успел одёрнуть себя. На инструктаже предупредили, что она пока боится любых резких движений. Даже если захочется чихнуть и кашлянуть, нельзя прикрывать рот рукой – ведь обычно в таких случаях мы подносим руку ко рту достаточно быстро.
– Не надо так, – сдержанно попросил я. – Ты можешь сделать себе больно.
Алина рассеянно улыбнулась, опустила ноги на пол и хотела встать, но, видимо, не совсем представляла, что нужно сделать. Наверное, похожее испытывают космонавты на Луне: знаешь, что хочешь шагнуть, но как это совершить?
Но всё-таки в ней говорили какие-то инстинкты, может быть, интуиция. Пока я медленно подходил к кушетке, она оперлась на выложенную кафелем стену и попыталась подняться. Ладонь скользнула по плитке, ноги не удержали, и она рухнула ко мне в руки – хорошо, успел подхватить.
Какую-то секунду Алина осознано глядела на меня снизу вверх – серыми, как кремень или голубиное крыло, – а потом снова рассмеялась, ускользнула в мир своих фантазий и даже замурлыкала что-то – видимо, песенку тех самых поющих кристаллов.
– Для первого раза достаточно, – вполголоса окликнула Ира, наш босс, которая и затеяла весь проект. Она следила за нами через прозрачное стекло и была очень напряжена: даже сквозь динамик я слышал её тяжёлое, сбивчивое дыхание. Ещё бы: это была первая встреча Алины с не-доктором, с настоящим живым человеком. Хотя, в широком смысле, я тоже был врачом – учёным-нейропсихологом…
– Что мне делать? – спросил я негромко и без выражения, чтобы не разбудить улыбавшийся своим видениям под эксперимента.
– Положи её, – подсказала Ира. – И уходи. Без резких движений.
Могла бы не повторять.
Я бережно опустил Алину на кушетку. Она была совсем лёгонькая, как будто и вправду кукла, полая внутри, но мои руки меж тем успели одеревенеть. Тёмно-коричневые реденькие волосы рассыпались по выцветшей клеёнке, кофта съехала с одного плеча, а платье оказалось не платье, а сарафан на лямках. Алина была худющая, ключица торчала так, что и порезаться можно, а кожа белая-белая – совсем не видала солнца.
– Иди уже, – устало велела Ирина, щёлкая мышкой – это было хорошо слышно через чутко налаженный микрофон. Я устроил ноги у Алины поудобней, а то одна болталась над полом, и вышел.
В коридор уже налетела целая стая: психологи с их тестами, процедурные сёстры, которым не терпелось посмотреть на результат своих трудов, фармакологи, ассистенты… Вся эта толпа в халатах была как белый шум; я попробовал протиснуться к лестничной площадке, но меня хватали за руки, совали в лицо бумажки, что-то спрашивали… Когда одна из медсестёр попыталась измерить пульс, я выдернул руку и рявкнул:
– Идите ей измеряйте! Я учитель! Не кролик!
И рванул через забитый тесный холл к лестнице. Сам не знаю, почему, но, выйдя из лаборатории, я испытал сильное раздражение, хотя Алина не сделала ничего, чтобы вызвать такое чувство. Может быть, сказалось напряжение последних недель, бесконечные анкеты, инструктажи, соглашения… Сама Алина показалась мне ласковой, тихой девочкой, может быть, даже симпатичной, если одеть её нормально, а не в эти обноски. И всё-таки было что-то, что так и подзуживало развернуться, вбежать в кабинет Иры и отказаться от этого самого странного в моей карьере проекта. Удерживал только гонорар; я не переставал удивляться Ирине, которая сумела выбить для «А-линии» не только лучшие кадры и лаборатории, но и сказочное финансирование.
Ну, и ещё научный интерес, конечно, удерживал. В конце концов, я первый в истории нейропсихолог, которому доведётся адаптировать пациентку после полного излечения олигофрении.
Ира, легка на помине, догнала меня у входа в чистую зону, куда не пускали пациентов.
– Пойдём поедим, – безапелляционно предложила она. Я всё ещё беспочвенно кипел, но перечить ей в малом было себе дороже.
Мы молча дошли до фудкорта персонала, так же молча набрали на подносы еды. Босс кивнула в сторону углового столика за кадкой с разлапистой пальмой. Мы сели. Она побрызгала руки санитайзером, вытянула из салата лист капусты и принялась рвать его на мелкие кусочки. Я наблюдал за ней некоторое время; это крошилово странным образом успокаивало. Потом отпил тёплый, мутный кофе.
– Ну?
– Без ну, – сквозь зубы отозвалась Ира. – Что скажешь?
– В сочетании с твоими выводами – похоже на рассеянный склероз. Честно говоря, пока сложно поверить, что она восстановится полностью.
– Она уже восстановилась полностью. – Ирина отряхнула с ладоней остатки капустного листа и посмотрела на меня устало и зло: – Не говори так, пожалуйста. Извини. Я взвинчена.
«Я заметил», – так и вертелось на языке. Хорошо, не слетело.
– Что-то идёт не по плану, и ты от меня скрываешь?
– Да нет… – вздохнула она. – Просто… Мы столько прогнозировали, и я верю моделям, но всё-таки всё это в первый раз… И Алина как бомба. Бомба замедленного действия.
– Так и есть. Замедленного. – Я кивнул, осторожно накрыл ладонью холодную, сухую и исцарапанную руку Ирины. – Не нервничай так. Всё пройдёт отлично, я тебе говорю.
Ира сдавленно, нервно хихикнула. Полезла в телефон, быстро прокрутила какой-то документ.
– Так… Смотри. Завтра она должна пробыть в здравом уме уже минут двадцать. Лучше вызвать её из грёз с утра пораньше. Сможешь приехать к шести?
Я прикинул в уме – Руся сегодня в ночь, значит, завтра придёт как раз около пяти. Позавтракаем вместе, а потом помчусь в институт.
– Да. Вполне. Значит, у меня завтра работы будет на двадцать минут?
Ира рассмеялась – уже менее напряжённо.
– Побольше. Тебе надо заполнять карточку каждого посещения. Забыл?
– Скорей, не привык. Ничего. Всё впереди.
– О да. У тебя будет куда больше двадцати одного дня, чтобы закрепить привычку.
– Ира, – я склонился к ней и слегка понизил голос. – Скажи… Как по-твоему… в смысле, не по графикам, не по прогнозу, а по-твоему. Сколько времени уйдёт на полную адаптацию?
– Ты видел модель, – пожала плечами она. Наколола на вилку половинку черри и расплющила о бортик тарелки. Семечки и сок брызнули ей на блузку.
– Я говорю не о модели. Я говорю о твоём мнении. О твоей интуиции учёного, если хочешь.
Ирина склонила голову, втянула воздух. Отправила в рот остатки черри.
– У меня нет оснований не доверять расчётам. Я думаю, всё действительно уложится в квартал. Плюс-минус несколько недель.
– Хорошо, – удовлетворённо кивнул я.
– На когда подали заявление? – проницательно усмехнулась начальница.
– Пятнадцатое декабря.
Она махнула рукой, чуть не сбив мой стакан с кофе.
– Успеете. Ладно, Игорёк, приятного аппетита. Я что-то расхотела.
Сгрузила со своего подноса коробку с бургером, встала и, глянув на широкие мужские часы, пробормотала:
– До завтра…
– До завтра, Ир, до завтра.
Глава «А-линии» дёрнула головой в знак прощания и унеслась обратно в свой кабинет – переделанную из каморки комнатку, полную газетных вырезок, распечаток кардиограмм и черновых набросков с прогнозами развития и адаптации пациентки Белозёровой А.И.
Глава 2. День второй
После ночи Руслана всегда приходила бодрой, приносила стопки свежих фотографий, смеялась, но обычно заряда хватало минут на сорок – затем она падала на кровать и просыпалась только часа через три-четыре.
Я поставил будильник на четыре пятьдесят – ещё даже не рассвет, – но проснулся всё равно позже, от скрипа ключа. Вскочил и, на ходу приглаживая волосы, помчался в кухню.
– Привет, мой хороший! – крикнула Руслана, гремя дверью. – Встал?
– Да, да… Я в кухне, Русь!
Шлёпнул по кнопке чайника, вывалил на стол колбасу, сыр, пачку тостового хлеба. Пока она снимала обувь и вешала пальто, я успел выложить сыр на тосты и засунуть их в микроволновку. К тому моменту, когда Руслана выудила из-под шкафа тапочки и пошла в ванную мыть руки, я наскоро умылся в кухонной раковине и ещё раз пригладил волосы. Когда она, разрумянившаяся с улицы, смешливая, с каплями на блестящих чёрных волосах появилась в кухне, я уже заливал кипятком заварку.
– Приветик, – повторила она, подошла и легонько поцеловала в щёку. – Спасибо, мой хороший… М-м, как пахнет! Маасдам?
– Да. Вчера зашёл в тот магазинчик после работы.
– В какой?.. – рассеянно спросила она, усаживаясь за стол.
– Ну, тот, фермерский. Помнишь, мы там покупали пастилу?
– А, точно. – Руслана, шипя от жара, стянула с тоста кусочек сыра и отправила в рот. – Восторг. Мне всегда казалось, что в этот сыр добавляют вишню. Очень вишнёвый вкус.
Я подвинул ей чай, сам взял свою кружку с кофе.
– Как дела?..
– Да как обычно, – улыбнулась она. – А ты? Так и не спал с вечера?
– Ага. – Я намазал поверх сыра малиновый джем и надкусил. Руслана скривилась:
– Дикие у тебя гастрономические вкусы…
– Ага, – прошамкал я и отхлебнул кофе. – Слушай, Русь… У тебя, случайно, нет никаких старых шмоток? Ну, там, свитера, джинсы…
– Зачем тебе? – насторожилась Руслана.
Вчера Алина была одета безобразно, а Ире точно нет дела до таких вещей. Медсёстры тоже вряд ли позаботятся об Алинином гардеробе…
– У нас скоро благотворительный сбор в институте. Ну, знаешь, старая одежда, пластиковые крышечки, батарейки…
– А-а, – тут же успокоилась Руслана. – Есть, конечно. Целый баул, сейчас вытащу…
Пока она рылась в шкафу, я размышлял, как легко человеку даётся ложь. Впрочем, в данном случае это была необходимость, обусловленная соглашением о неразглашении. До поры до времени проект «А-линия» был строго засекречен.
– На! – Руслана свалила на диван квадратный чехол из-под пледа, набитый тряпками до того, что лопнул шов. – Давай я его в пакет засуну, а то не донесёшь, развалится…
По уму можно было перебрать содержимое и взять только то, что могло пригодиться Алине, но, раз уж соврал, приходилось блюсти легенду. И я, как грузовой верблюд, потащился в институт с раздутым тяжеленным пакетом. Хорошо, что в половине шестого в транспорте народу немного.
– Переезжаешь? – подняла брови Ира, с которой мы столкнулись недалеко от проходной.
Ранний сентябрь баловал погодой, солнце уже встало и вовсю било сквозь зелёные с золотой каёмкой клёны. Ира была в джинсовых шортах до колена и в безразмерной фуфайке поверх футболки; я был прав, она бы точно не стала заморачиваться одеждой для Алины…
– Руслана решила выбросить старую одежду. Я подумал, кое-что может пригодиться «А-линии».
– «А-линии»? Или Алине?
Ира поджала губы, видимо, всё-таки уловив камешек в свой адрес. Но потом всё же кивнула:
– Валяй. Как раз успеешь перебрать твой склад, пока она просыпается…
Через пять минут я уже сидел в пустой холодной раздевалке, воюя с молнией. Когда наконец расстегнул – чехол окончательно лопнул по швам, и всё барахло вывалилось на пол. Какие-то шарфики… Старая белая футболка с облупившейся надписью «Кросс наций»… Капроновые колготки… Самое то для благотворительного базара.
И всё-таки я выудил из груды вещей относительно приличные джинсы (видимо, Русе просто стали малы) и две не слишком изношенные футболки. Вещи слабо пахли стиральным порошком, а ещё отдавали тем приятным, немного пыльным духом, который ткань обретает, когда долго хранится в проложенном лавандой шкафу. Я отыскал ещё хлопковую чёрную майку, а вот носков не нашлось – вернее, нашлось целых три пары, но все они были с одинаковой дырочкой на правой пятке.
О. А это что?.. Откуда-то, может быть, из кармана, со звоном выкатилась тёмная пластмассовая коробка. Я нагнал её в самом углу раздевалки – коробочка-сердечко с нарисованными на крыше нотами. Музыкальная шкатулка… Интересно, ещё работает?
Я подцепил ногтем замок и откинул крышку. Внутри коробки мигнул розовый огонёк, а потом раздалась искусственная, скрипучая мелодия: Бетховен, «К Элизе»11
«К Элизе» – фортепианная пьеса Людвига ван Бетховена.
[Закрыть]. И откуда у Руси это мещанство?..
Я зачем-то сунул шкатулку в карман, а остатки шмотья запихал обратно в пакет и задвинул под лавку; потом разберусь. Ворох отобранной одежды понёс к Ире. Конечно, тут не хватало кое-каких предметов гардероба, но с меня достаточно, об остальном пусть заботятся сами. Я наставник, не нянька.
– О, вот это отлично, – одобрительно хмыкнула Ирина, разглядывая футболки. – Великовато будет, но вовремя принёс. Сейчас отдам сестре, чтоб переодела… Алина вчера всю кофту заляпала, пока ела.
Я слегка растерялся.
– Кормили во сне, как обычно, – добавила Ира. – Пока опасаюсь кормить, когда она в сознании – не знаю, как отреагирует на датчики…
– А-а.
Датчики проводили мгновенный скрининг – выясняли, как любая еда взаимодействует с перпеном, лечащим веществом, на котором зиждилась ключевая идея проекта. Фармакологи, ответственные за формулу, по десять раз на дню повторяли, что это новый, ещё не изученный препарат, а потому непонятно, как он может отреагировать на те или иные попадающие в организм продукты. Так что меню у Алины пока было не шибко разнообразное, зато проверенное и перепроверенное. Ира, чьей целью была абсолютная адаптация пациентки к обычной жизни, настояла на том, чтобы каждый день вводить в рацион что-то новое, и фармакологи согласились на это только при условии того, что скрининг будет проводится во время любого приёма пищи.
Я представил, как в мою тарелку засовывали бы какие-то детекторы, да ещё и самого бы обвешивали приборами. Мне б тоже не понравилось. Никакого удовольствия от еды.
– Ну… давай, – покосилась на меня Ирина. – Тебе пора.
– Ага.
Она щёлкнула кнопкой, делавшей стену между лабораторией и её кабинетом прозрачной. Я вышел, миновал холл и на несколько секунд задержался перед белой железной дверью. Всё как учили: яркие эмоции нужно оставить за порогом. Психика у Алины сейчас – как скорлупа яйца, полупрозрачная, такая хрупкая, что любое сильное переживание может свести на нет все усилия целой армии, обитавшей в нашем НИИ.
– Игорь, – сказала она, не успел я захлопнуть дверь. – Здравст-вуй-те.
А я, оказывается, хорошо помнил эту футболку Русланы – вышитый на груди волк с шерстью из бисера и пайеток. На Алине футболка висела мешком, и от этого волк больше походил на унылого медведя, исхудавшего после зимы.
– Привет, – поздоровался я совсем не тем тоном, каким планировал.
Алина соскочила с кушетки и быстро пошла ко мне. На миг мне показалось, что на меня бежит Руслана. Я помотал головой, и, видимо, мелькнуло что-то такое в глазах – она вдруг застыла, остановилась на расстоянии вытянутой руки.
– Игорь Валентинович, – поправил я сипло. – Как спалось?
Не надо было спрашивать про сон. Алина посмотрела испуганно и непонимающе, но взгляд остался осмысленным; нельзя дать ей соскользнуть обратно к её поющим кристаллам. Ира предупреждала, что поначалу она будет стремиться спрятаться в галлюцинациях от всего непонятного.
Сегодня Алина была больше похожа обычного человека. Вчера, растрёпанная, в той дикой кофте и больничных шлёпанцах, она была форменной пациенткой госпиталя для сумасшедших. Сегодня кто-то причесал её – по обе стороны головы свисали тонкие, как верёвочки, косички, перевязанные цветными резинками для денег. Я усмехнулся контрасту: видимо, денег в то, чтобы сделать эту девочку нормальной, было вложено столько, что на то, чтобы нормально её одеть, уже не осталось.
Она стояла передо мной молча, выжидающе, кажется, не поняв вопроса. Я сунул руки в карманы, соображая, что бы сказать. Нащупал шкатулку и, поддавшись внезапному вдохновению, ляпнул:
– У меня тебе подарок. Смотри! – И протянул ей коричневую пластмассовую коробку.
Алина не знала, что делать: дёрнула рукой, чтобы взять, но испугалась и быстро прижала обе руки к телу.
– Бери, бери! Это тебе, – ободряюще улыбнулся я.
Она сделала ко мне крохотный шажок. Дрожащими пальцами неуклюже взяла шкатулку и долго рассматривала её, поворачивала так и этак. А потом прозрачной пластмассовой крышкой поймала солнечного зайчика. И засмеялась. Смех у неё был очень красивый, совсем негромкий, очень искренний.
– Открой, – предложил я.
Алина не поняла. Тогда я взял шкатулку (она отдала доверчиво, даже не подумав, что я хочу отобрать) и открыл. Снова мигнул розовый огонёк, и посыпались хриплые электронные ноты. Но в этот раз со дна шкатулки поднялась ещё и куколка – в мятом розовом платье, с поднятыми вверх руками. Алина отшатнулась от удивления. А потом вдруг распахнула глаза и задышала часто-часто, сглатывая и трепеща.
– Что такое?!
Ира в наушнике уже отдавала приказы; дверь хлопнула, внутрь повалили медики и наблюдатели… Но Алина вдруг успокоилась и снова рассмеялась. Посмотрела на меня, совершенно не замечая остальных, столпившихся у порога. Произнесла отчётливо и весело:
– Поющий кристалл.
Вот это точно швах. Уволят сегодня же. Нашёл, что ей принести!
Боковым зрением я заметил, как кто-то из медиков медленно движется к нам. Плавно вскинул руку: стоп! Человек в халате остановился. Алина, не обращая внимания, поднесла шкатулку к глазам, потом к уху.
– Совсем как во сне.
Фразы были короткие, но, если не знать, что их произносит девушка, которую ещё месяц назад называли олигофреном, – можно было вполне принять их за обыкновенную речь.
– Спроси у неё что-нибудь, – прошипела в ухо Ира. – Не давай уходить в свои кристаллы!
– Это музыкальная шкатулка. Знаешь, что это за музыка?
– Как во сне, – повторила Алина, глядя на меня с ласковой улыбкой, но, кажется, в ответ не на мой вопрос, а на свои мысли.
– Как-нибудь можно сходить на концерт. Хочешь? Это место, где играют много разной музыки.
– Это будет прелестно, – совершенно серьёзно ответила она. Я опять не понял: себе или мне.
– Отвлекитесь от музыки! – велела Ирина.
– Э… Алин. Как спалось?
Я уже спрашивал это, знаю. В её обществе я впадал в какое-то скудоумие. Может, это заразно?
Не слишком толерантная мысль…
Алина снова не поняла вопроса. Она была как маленький ребёнок, который только-только научился говорить и непостижимым образом угадывает значения незнакомых слов; но многие всё-таки приходится объяснять.
– Как спалось? Как ты спала? Сны?
Её лицо просветлело: она поняла.
– Зелёная река и красивые травы. Жёлтые пятна. Как… как… – Она покрутила головой и наконец заметила толпу в дверях. Тут же отбежала в угол и сжалась там, отвернувшись лицом к стене.
Медики бесшумно вышли – видимо, Ира отдала приказ. Ей было всего двадцать шесть, нашей чудесной начальнице, но все в этом крыле института слушались её беспрекословно.
В лаборатории стало тихо; тихо и солнечно. Часы показывали начало седьмого, и лучи сочились совсем нежаркие, ласковые, как Алинина улыбка. Я подошёл, коснулся её плеча кончиками пальцев.
– Испугалась? Это врачи.
Она не желала откликаться. Зажалась в твёрдый комок, торчали под футболкой лопатки.
– Они тут, чтобы беречь тебя. Чтобы ты не болела.
– Я не болею, – пробормотала Алина. Плечи у неё слегка расслабились, но она по-прежнему не хотела повернуть головы.
– Давай сядем.
Я подал пример: первым уселся на кушетку. Она была жёсткая, скользкая, нагретая солнцем. Алина, помедлив, села рядом. Шкатулку она сжимала в руках. Некоторое время мы сидели молча, а потом она снова принялась вертеть её крышку. Заплясали солнечные зайчики, и Алина наконец успокоилась. Подвинулась поближе ко мне и положила палец на крышку, а потом перевела на дрожащее бело-золотистое пятно на стене.
– Это солнечный зайчик.
– Это как во сне. Зелёная река. Красивые травы. Солнечные зайчики.
Алина кивнула и вдруг обмякла, съехала по моему плечу, закрыла глаза и приоткрыла рот. Я испугался только на секунду, а потом вспомнил, что говорила Ира: сегодня она пробудет в здравом уме минут двадцать. Отпущенное инъекцией время истекло, и она просто отключилась.
Глава 3. Двадцать один день, чтобы выработать привычку
Я пришёл к ней в двадцать второй раз. Время, требующееся, чтобы выработать привычку, истекло. Но привыкнуть к Алине было невозможно. Каждый раз я видел другого, иного, нового человека: она менялась ежечасно. А назавтра, к тому же, планировалась небывалое: ей предстояло впервые оказаться на улице.
Ира заявила: никакой стерильности. Никакого зимнего сада при институте, никакого огороженного внутреннего двора.
– Пройдётесь до метро. До метро и обратно. Погуляете с полчаса. Но чтобы всё по-настоящему.
– Ира, она до сих пор пугается людей. Ей страшно, когда в комнате больше одного человека!
– Вот и давно пора с этим покончить. Нам уже в декабре ехать в Москву отчитываться. Там будет много народу… Да и не для того мы делали всё это, чтобы она всю жизнь провела в лаборатории!
– Я тоже так думаю, – тихо проговорил я.
– Вот и идите гулять. Игорь. Я понимаю, это не входит в твои обязанности по договору… Если ты откажешься, я пошлю с ней кого-то из персонала. Но с тобой ей будет комфортней всего.
– С чего это ты так решила?
– Какой-то ты вспыльчивый стал, Игорёк, – вздохнула Ира.
– Почему ты так решила?!
– Она сама так сказала.
– Кому? Тебе?
У меня стало очень неприятно внутри. Руслана всё ещё не знала об Алине; я мог бы рассказать ей, попросив не распространяться, но чувство, что делать это не стоит, от слов Иры только окрепло.
– Когда?
– Вчера… или позавчера… не помню. Все дни как один. Я вообще не успеваю за временем, Игорь.
– Когда она успела тебе сказать? – напирал я.
– Постучалась в кабинет. Наверное, в её палате дверь не заперли… Надо дать втык сёстрам… Сказала, что ей скучно и не спится. Мы попили чаю. Она сказала, что ты хороший учитель. Очень терпеливый. Ещё сказала, что готовит тебе какой-то подарок. Так что… видишь, не так уж и боится она людей. Меня не испугалась.
– Тебя она видит каждый день.
– Через стекло.
– И всё-таки…
– Ладно, – подвела итог Ирина, зарываясь в свои бумажки. – Идёте – и точка. Не переживай, я по пятам вам пущу прикрытие. А сегодня можешь быть свободен. Только, будь добр, принеси кофе, а? И ей завтра не вздумай покупать мороженое.
Я покосился на Ирину.
– Намекаешь на что-то?
– Дни тёплые стоят… На улице нельзя отследить реакцию её организма, мороженого мы ей ещё не давали. А что?.. Что ты такое подумал?
– Я подумал, – резко, чтобы скрыть смущение, бросил я, – что ей понадобится более приличная одежда для прогулки по улице. Иначе все будут пялиться, они а начнёт нервничать ещё больше.
– О… Возможно. Позаботься об этом, ладно? Расплатишься потом с общего счёта…
***
Спустя три недели с начала активной фазы Алина бодрствовала уже по шесть-семь часов в сутки. Всё это время я проводил с ней, и пока это укладывалось в рамки рабочего дня. Но, с опаской думал я, скоро мне придётся проводить с ней восемь, девять, десять часов, и скрывать всё от Русланы станет куда сложнее. Конечно, я мог бы просто объяснить ей, что подписал NDA22
NDA (Non-disclosure agreement) – соглашение о неразглашении конфиденциальной информации.
[Закрыть], но тогда пришлось бы оправдываться, почему я не сказал ей это с самого начала…
Я подумаю об этом завтра33
«Я подумаю об этом завтра» – цитата из романа «Унесённые ветром» Маргарет Митчелл.
[Закрыть], как говорила ветреная безбашенная Скарлетт. Ну а сегодня придётся выкроить часок для того, чтобы прибарахлиться.
…Я выбрал Алине самые обычные джинсы, трикотажный свитер и ветровку – к концу сентября погода по-прежнему держалась солнечная, но чувствовалось: вот-вот задует. Уже на выходе я вспомнил про обувь и взял ещё кеды – какие-то очень модные, консультант сказала, самый писк у подростков и молодёжи.
«И молодёжи». Интересно, меня ещё можно причислить к молодым, или я уже окончательно стал старым пыльным дядькой-учёным? Ну ничего. Женюсь – буду, по крайней мере, молодожён.
В отделе галантереи и всяких украшений я захватил из лотка белую пластмассовую расчёску и упаковку резинок. А потом на меня напал странный азарт, который, должно быть, посещает шопоголиков. Я побросал в маленькую смешную корзину блеск для губ, ещё одну расчёску-массажёр, какие-то заколки, перламутрово-зелёный краб, какие-то яркие браслеты и уж совсем непонятные прозрачные кубики размером с орех, в которых сверкали и переливались блёстки. Хорошо, когда платишь не ты…
Уже на кассе я присовокупил к горке подарков маленький флакончик духов – для Русланы, конечно. Потом ещё заглянул в продуктовый и взял большую пачку мороженого. Уж покупать его Русе мне никто не запретит.
***
Утром на следующий день я снова шёл в институт, гружёный, как пони. С вечера я спрятал покупки в шкаф, в ящик с зимними вещами, а утром, убедившись, что Руслана сладко спит, вытащил большой белый пакет в прихожую. Наскоро позавтракал и, оставив красиво упакованные духи на её туалетном столике, отправился к Алине.
Я планировал начать с письма – мы с ней как раз разобрались с одной и двумя «н» в причастиях и отглагольных прилагательных, я хотел проверить, насколько хорошо она справится с каверзными случаями. Это должно было настроить Алину на привычный лад. О том, что сегодня мы отправимся на прогулку, я планировал сказать в обед – после еды она всегда приходила в то ласковое, слегка рассеянное настроение, в котором пребывала в самом начале нашего знакомства.
Она привычно вскочила с кресла мне навстречу. В лабораторию, где мы проводили большую часть времени, принесли два кресла и широкий стол с ящичками – это сделало комнату чуть уютней, но, на мой вкус, тут по-прежнему слишком отдавало больницей.
Книжка, которую Алина читала, соскользнула у ней с колен и тяжёлой пёстрой птицей плюхнулась на пол.
– Ой. Простите, – сконфузилась она, садясь на корточки и подбирая книгу. – Здраст-вуйте, Игорь Вален-тинович!
Длинные слова всё ещё не давались ей на одном вдохе, но в остальном речь было почти не отличить от нормальной.
– Привет. Как продвигаются дела с «Незнайкой»44
Имеется в виду роман-сказка Николая Носова «Незнайка на Луне».
[Закрыть]?
Мы уже прочитали «Винни-Пуха»55
«Винни-Пух и все-все-все» – произведение Александра Милна в переводе Бориса Заходера.
[Закрыть], разобрались с «Денискиными рассказами»66
«Денискины рассказы» – сборник рассказов Виктора Драгунского.
[Закрыть] и одолели «Умную собачку Соню»77
«Умная собачка Соня» – сборник рассказов Андрея Усачёва.
[Закрыть]. Наблюдать за Алиной во время чтения было уморительно, любопытно, а иногда – почти страшно: она интерпретировала истории по-своему, видела всё под каким-то совершенно неожиданным для меня углом. Вчера я принёс ей «Незнайку на Луне», и теперь с нетерпением ждал оценки прочитанного. Скорость чтения у моей ученицы была потрясающая.
– Очень грустная история, – мрачно констатировала Алина. – Незнайка и Пончик – прототипы всех, кто попадает в нестандартные условия. Кто-то приспосабливается, а кто-то опускается на дно. Игорь Валентинович, а у вас дома есть «Незнайка в Солнечном городе»88
«Незнайка в Солнечном городе» – роман-сказка Николая Носова.
[Закрыть]? Эта книга упоминается в статье, я бы хотела её прочесть…
– В какой статье?
Алина вытащила из-под задней обложки «Незнайки» сложенный вдвое лист. Я узнал распечатку с Пикабу99
Имеется в виду статья «Советский Нострадамус» на сайте «Пикабу» от 28.10.19 и комментарии к ней.
[Закрыть], которую делал когда-то для Русланы. Видимо, она прочитала и засунула в книжку, а я не заметил, когда оставлял «Незнайку» Алине…
– А ещё там есть слова – утопия и антиутопия. Что это значит?
Мда. Кажется, пора нести ей Айн Рэнд, Оруэлла и Хаксли1010
Имеются в виду Айн Рэнд, Джордж Оруэлл и Олдос Хаксли, авторы антиутопий.
[Закрыть], «Винни-Пуха» девочка переросла.
– Антиутопия… Как бы тебе попроще объяснить…
– Не надо попроще. Объясняйте, как объясняется.
Я усмехнулся.
– Алин, если объяснять как объясняется, я сам не пойму и тебя запутаю. Скажем так: антиутопия – выдуманная история о негативном будущем.
– Почему тогда «Незнайку» называют антиутопией? Это ведь сказочный мир, я правильно поняла?
– Кажется, мне требуется более точное определение слова «антиутопия», – пробормотал я, роясь в карманах в поисках телефона. – Сейчас… Так. Давай посмотрим…
Я зашёл в браузер и вбил «антиутопия Незнайка». Быстро пробежал глазами первые результаты выдачи, щёлкнул на один из них. Пока страница загружалась, я поднял взгляд на Алину. Она стояла как вкопанная, глядя на телефон расширившимся глазами.
– Что это?
– А. Ой. Ты не знаешь?.. Это телефон. Такой инструмент, чтобы общаться.
– Но ведь мы с вами общаемся без него?..
– Общаться на расстоянии.
– А… Как это? То есть вы можете по… протелефонить кому-то, кого нет рядом?
– Ну да. Только не протелефонить, а позвонить.
– И кому вы звоните сейчас? – жадно спросила она, не отрывая взгляд от экрана.
– Сейчас я не звоню. Сейчас я зашёл в интернет, чтобы посмотреть, что значит антиутопия.
– Вы никуда сейчас не заходили, – растерянно и сердито возразила Алина. – И называть лабораторию интернатом – не слишком приемлемо…
– Алин!
Мне хотелось рассмеяться, но она выглядела раздосадованной, готовой расплакаться. Я положил телефон на стол и примирительно выставил перед собой ладони.
– «Войти в интернет» – это такое выражение. Значит, включить интернет. Интернет – не интернат. Это глобальная сеть… Как бы энциклопедия обо всём-всём-всём. Её можно открыть в телефоне.
– А… – выдавила Алина, но по лицу было ясно: то ли не поняла, то ли не поверила. Страница загрузилась, я прочитал ей определение антиутопии, но, кажется, её мысли уже унеслись куда дальше.
– Да, да, спасибо… Игорь Вален-тинович, то есть интернет – это тоже как вы, как учитель, только в телефоне?
– Ну… с какой-то стороны…
– А вы можете сейчас узнать, что такое синтетика, гормоны и олигофрения? – с надеждой спросила она.
Я вздрогнул. Стараясь не выдать себя, кивнул.
– Да, давай посмотрим. Только не всё сразу, это сложные термины. А откуда ты их знаешь?..
