Текст книги "Божественная комедия. Ад"
Автор книги: Данте Алигьери
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
Песнь XXXII
Содержание. Данте призывает муз на помощь, приступая к изображению средоточия вселенной, последнего девятого круга, этого краеугольного камня ада, где наказуется величайший грех – измены, и где в вечных льдах Коцита погружен Люцифер, родоначальник греха. Дно этой бездны представляет огромное замерзшее озеро, образованное рекою Коцитом; оно состоит из четырех отделений: Каины, где казнятся изменники родственникам; Антеноры, заключающей в себе изменников отечеству и граду; Птоломей – изменников друзьям и Джиудекки – изменников благодетелям и Богу. – Данте вступает в Каину и видит тени изменников, замерзшие до ланит, где зеркало стыда: все они поникли головами; они плачут, но слезы замерзают между веками. Тут видит он тени двух братьев из фамилии Альберти да Мангони: они погружены в озеро так близко один к другому, что волосы перепутались на их головах. Другой изменник, Камиччион де Падзи, предательски называет ему как этих, так и многих других грешников – своих товарищей и предсказывает скорое прибытие Карифио, еще живого во время замогильного странствования поэта. – За тем путники вступают во второе отделение этого круга – Антенору, проходя между головами грешников, Данте нечаянно ударяет ногою в лоб одного из них; грешник горько жалуется, но не хочет сказать своего имени: тогда Данте, выведенный из терпения его упорством, вырывает с головы его волосы. В это время, другой грешник выдает упорного изменника, назвав его по имени Боккой. Выданный изменник, в отмщение, называет Данту как этого, так и многих других предателей. – Наконец, на рубеже Антеноры и следующего отделения – Птоломей, Данте видит двух грешников, замерзших в одной яме: один из них грызет голову другого. Поэт вопрошает грызущего о причине такой ненависти, обещаясь в случае его правоты пересказать о нем на земле.
1. Будь стих мой груб, будь рифмы хриплы, дики,[701]701
Приступая к описанию конечной пропасти ада, заключающей в себе зло вселенной, величайший грех по дантовой системе – измену, поэт ищет рифм диких и хриплых (le rime e aspre e chiocce).
[Закрыть]
Приличье проклятой бездне сей,
Всех прочих скал несущей гнет великий,[702]702
Все утесы верхнего ада и в особенности скалы, составляющие восьмой круг, упираются во внешнюю ограду глубокого колодезя (Ада XVIII, 4 и д.)
[Закрыть] —
4. Из дум моих я б выжал сок полней;
Но где стихи, чтоб выразить ту яму,
И кто без страха вымолвит о ней?
7. Да будет же тот вечно предам сраму,
Кто б вздумал дно вселенной описать[703]703
По системе птоломеевой, небо со всеми своими планетами и звездами вращается вокруг земли; потому центр земли (дно ада) должен быть и средоточием вселенной (Ада I, 127 и пр.)
[Закрыть]
На языке, зовущем папу, маму.
10. Но да послужат девы мне опять,
Помогшие певцу воздвигнуть Фивы,[704]704
Девы, т. е. музы. Амфион, древний греческий певец, подвигал с места деревья и скалы звуками лиры. Камни, таким образом, подвигнутые, сложились в стены и положили первое основание Фив. Не без значения Данте упоминает здесь о Фивах, этом гнезде ужаснейших измен и преступлений, совершенных в древности (Ада XXX, 9 и примеч. и XXXIII, 88 и прим.) Копишь.
[Закрыть]
Чтоб истину мог стих мой передать!
13. О чернь! о род пред всеми злочестивый!
И вспомнить страшно, где гнездишься ты!
О лучше, если б родились зверьми вы!
16. Когда гигант вглубь вечной темноты
К ногам своим спустил нас из объятий[705]705
От подножия, на котором стоят гиганты, есть еще уступ, ведущий к краю ледяного озера.
[Закрыть]
И я еще взирал на высоты, —
19. Вдруг, возле нас, раздался крик проклятий:[706]706
Это голос одного из замерзших во льдах девятого круга.
[Закрыть]
«Гляди же под ноги и так пятой.
Не попирай годов несчастных братий!»
22. И, обратясь, узрел я пред собой
Дно озера, которое с кристаллом
Имело больше сходства, чем с водой.[707]707
Это озеро образовано Коцитом, берущим свое начало, вероятно, из волн кипящего Флегетона, охлажденного вследствие своего падения из седьмого в восьмой круг (Ада XIV, 114–119) и во время подземного своего течения под восьмым кругом (Злыми-Рвами); окончательно же замерзает Коцит, как увидим ниже, от взмахов крыл Люцифера. Филалетес.
[Закрыть]
25. Сам Танаис в стремленьи одичалом,
Иль в Австрии Дунай среди снегов
Не отягчен столь толстым покрывалом,
28. Как здесь Коцит, и пусть в ceй мрачный ров[708]708
«Сия-то бездна окончательно воспринимает в себе греховный поток, возникающий от порчи человечества (Ада XIV, 94-120 и прим.); здесь замерзает он в виде озера от чуждого любви божественной, лишенного света, сатанинского холода, холода, объемлющего представителей высшего эгоизма человеческого – изменников. Сюда тяготеет все тяжелое мира; здесь, как в мрачной, нелюбящей душе эгоиста, вечная мгла, вечный холод, вечная ненависть со всей своей мукой и ужасами муки.» Копишь.
[Закрыть]
Вдруг с Пьетропаной Таверник свалится,[709]709
Таверник – вероятно одиноко-стоящая гора в Славонии, в области Тавернико, называемая Фруста Гора. – Пиетропана, высокая гора в Гарфаньяне, не далеко от г. Лукки.
[Закрыть] —
Не затрещит под ними лед с краев.
31. И как лягушка, квакая, стремится
Из лужи мордой в те часы, когда
Колосьев сбор порой крестьянке снится:[710]710
В этой терцине в противоположность ужасающей воображение вечной зиме приведен теплый летний вечер Италии, когда жатва окончена и бедная сельская девушка, весь день подбиравшая оброненные колосья, продолжает думать о них и во сне. В своих сравнениях Данте часто уподобляется Гомеру, рисуя, подобно ему, самые очаровательные сельские картины среди ужасов ада. Копишь.
[Закрыть]
34. Так до ланит, где зеркало стыда,[711]711
У грешников, заполняющих Каину, в которую теперь вступает Данте, еще осталось чувство стыда, чего нет ужи у грешников след. отделений девятого круга.
[Закрыть]
Замерзли тени, щелкая зубами,
Как аисты, и посинев средь льда.
37. Все грешники поникли головами;
Скорбь их сердец является в очах,
О холоде твердят они устами.[712]712
Т. е. стучаньем и скрежетом зубов.
[Закрыть]
40. Я вниз взглянул и под собой в ногах
Увидел двух, которых льды так смяли,
Что кудри спутались на их главах.
43. «Скажите, вы, что грудь так с грудью сжали,»
Спросил я: «кто вы?» – И на мой вопрос,
Закинув выи, взор они подняли.
46. Из глаз, когда-то влажных, капли слез
До самых губ они струили оба,
И новым льдом им губы сжал мороз:
49. Так плотно брусьев не скрепляет скоба!
Они же лбами грянулись сильней,
Чем два козла: так их объяла злоба.
52. И вот, один, лишившийся ушей
От холода, лицом прильнувши к льдине,
Сказал: «За чем глазеешь на теней?
55. Или хочешь знать, кто эти два? в долине,[713]713
Этот говорящий есть Мессер Альберто Камичиони де Падзи ди Вальдарно, предательски убивший своего родственника Убертино (ст. 68). Пиетро ли Данте.
[Закрыть]
Где с гор бежит Бизенцио ручьем,
Отец их, Альберт, с ними жил доныне.[714]714
Это – два брата: Алессандро и Наполеони дельи Альберти, дети графа Альберто дельи Альберти да Мангона, древней фамилии, владевшей верхней долиной Бизенцио. Комментаторы рассказывают, что по смерти своего отца они тиранствовали в окрестностях Фальтероны (в Тоскане), чрез которую протекает река Бизенцио, впадающая в Арно, и наконец, поссорившись, умертвили друг друга. «Nota,» прибавляет Anonimo, «che questa casa di Mangona l'ha innato а tradimento sempre uccidendo l'un l'altro.» Рикордано Малеспина. (Hist Flor. Cap. 160. Murator. Rer. Ital. scrip. Vol. VIII).
[Закрыть]
58. Они два брата: обойди кругом[715]715
Они были братья-близнецы: «erano nati ad un parto.» Боккаччио.
[Закрыть]
Каину всю, не встретишь пред собою,[716]716
Первое отделение этого круга, названное по первому братоубийце – Каину (см. содержание этой песни).
[Закрыть]
Кто б с большим правом стынул подо льдом:
61. Ни тот, чью грудь и тень своей рукою[717]717
Артур, согласно с романом о Круглом Столе (de laTable Ronde), вверил управление королевством, свои богатства и супругу Женевру незаконному сыну своему Мордреку, а сам отплыл во Францию воевать с Ланселотом. В его отсутствии Мордрек влюбился в Женевру и для того, чтобы получить ее руку, показал королеве сочиненное им письмо как будто от Артура, который извещал, что он смертельно ранен и, умирая, просил Женевру, чтобы она отдала корону и руку Мордреку. Вассалы Артура, частью обманутые, частью подкупленные Мордреком, избрали его в короли и требовали, чтобы Женевра шла за него за муж. Она просила несколько дней на размышление; между тем, тайно запасшись съестными припасами, заперлась с верною дружиной в лондонской башне. В тоже время она отправила гонца во Францию к королю Артуру, если он действительно умер, то к Ланселоту. Узнав об измене Мордрека, Артур немедленно возвратился в Англию, вступил в кровопролитную битву с сыном и, встретившись с ним, убил его, пронзив ему грудь копьем своим так, что луч солнца прошел чрез его тело (почему у Данта сказано: грудь и тень), как кто видел Жирфле (один из рыцарей круглаго стола): «Et dit l' ystoire que appres l' ouverture de la lanсe passa parmy la playe ung ray de soleil si evidamment que Girflet le veit bien.» Умирая, Мордрек нанес отцу мечем своим рану, от которой он и умер (Lancelot du lаc, derniere partie de la table ronde, Cap. XXI). Филалетес.
[Закрыть]
Пронзил Артур, нижё Фокаччья сам,[718]718
Фокаччиа Канчеллиери, из Пистойи, один из Белых, о котором уже было упомянуто выше (Ада XXIV, 124–126 и пр.). Спасшись постыдным бегством от Черных, согласившихся умертвить его, он отвечал упрекавшим его в трусости: «Пусть лучше скажут: отсюда бежал Фокаччиа, нежели тут был он убит.» Когда в последствии белые Кавчеллиери задумали отмстить смерть рыцаря Бертино (см. там же), избрав в жертвы М. Детто из черных Канчеллиери, то для исполнения этого замысла избрали Фокаччию и Фредуччио, племянника Бертино. Скрытые в засаде, они убили Детто на Piazza de' Laxcari, куда часто хаживал Детто «не ожидавший», говорит летописец, «чтобы родственники его Канчеллиери решились отмстить кровью родственника смерть чужого.» За кто-то преимущественно злодеяние Данте поместил Фокаччию в Каину и вместе с тем показал совершенное беспристрастие, ибо человеку своей партии присудил более жестокую казнь, нежели черному Ванни Фуччи (Ада XXIV, 134–126 и пр.). (Stor. Pist. Muralor. Rer. Ital. Vol, XI, 371). Филалетес.
[Закрыть]
Ни даже сей, который головою
64. Мешает вдаль смотреть моим очам, —
Предатель Сассоль: если ты Тосканец,
То ты о нем слыхал конечно там.[719]719
Сассоль Маскерони, из фам. Тоски, умертвил своего племянника, чтоб завладеть его наследством: за это его прибитого гвоздями к бочке (clavatus in una vegete) катали по улицам Флоренции и потом обезглавили. Эта ужасная казнь сделалась известною во всей Тоскане. Бенвенуто да Имола.
[Закрыть]
67. Но чтоб скорей нам кончить, чужестранец,
Узнай: я Падзи; я Карлино жду,
Пред чьим грехом мой грех утратит глянец.[720]720
Карлино де Падзи, один из изгнанных белых флорентинцев. В то время, когда Черные из Флоренции осаждали Пистойю, находившуюся еще во власти Белых (Ада XXIV, 142–151 и прим.), Кардино оборонял крепость Пиано ди Фравиньо в Вальдарно с 60 рыцарьми и множеством пехоты. Не смотря на все средства к защите, Карлино вскоре сдал изменнически эту важную крепость флорентинцам. При этом многие весьма важные лица из партии Белых были взяты в плен: одни из них выкупились за большие деньги; другие были убиты: в числе последних находились Бенвенуто, дядя, и еще другой родственник Карлино. Так как это случилось в 1302, то Камичиони должен еще дожидаться прибытия Карлино в ад. Он хочет сказать: пред его изменой мое преступление покажется неважным (Dino Camp. Giov. Villani VIII, 52). Филалетес.
[Закрыть]» —
70. Потом я зрел тьму песьих лиц во льду
И я дрожал и в век дрожать я буду,
Лишь вечный лед на память приведу.
73. Пока мы шли к средине, где отвсюду[721]721
Т. е. ко дну ада, к центру земли и вселенной.
[Закрыть]
Стремится тяжесть к центру своему,
И с трепетом я зрел ледяную груду, —
76. Судил ли рок, иль случай вел к тому,[722]722
Здесь опять различие между судьбою и случаем (Ада XXVI, 24 и пр.). Данте намекает, что так судила сама судьба.
[Закрыть]
Не знаю, но, идя меж черепами,
Ногой я в лоб ударил одному.
79. «За что ж ты бьешь?» вскричал он со слезами:
«Коль не пришел ты месть усугубить
За Монт Аперти, что гнетешь ногами?[723]723
Монт Алерти см. ниже (106 и прим).
[Закрыть]»
82. А я: «О вождь! позволь мне здесь побыть,
Чтоб выведать, кто этот грешник новый?
Потом веди, как хочешь, мне спешить.»
85. Учитель стал; а я направил слово
К тому, которые мне еще грозил:
«Скажи, кто ты, хулитель мой суровый?» —
88. «А кто ты сам?» мне грешник возразил:[724]724
Антенора, второе отделение девятого круга, где наказуются изменники отечеству и куда входят теперь поэты. Так названа эта яма по имени Антенора, троянского вождя, помогавшего Грекам в похищении Палладиума и давшего им совет построить деревянного коня (Ада XXVI, 55–68 и прим.). Уже Ливий подозревал, что Антенор и Эней потому только спаслись одни при разрушении Трои, что тайно находились в дружеских сношениях с Греками (Tit Liv. Lib I, сар. 1).
[Закрыть]
«Ты в Антеноре так разишь нам лица»
Что и живой не так бы поразил.[725]725
Он принимает Данта за тень.
[Закрыть]» —
91. «Я жив и, выйдя из льдяной темницы,»
Был моя ответ: «я и тебя включу,
Коль славы ждешь, к другим в свои страницы.»
94. А он на то: «Противного хочу;
Прочь от меня! не досаждай мне доле:
В сей пропасти за десть я не плачу.[726]726
Эти грешники не желают уже, чтобы весть о них приходили в мир: за то они находят какое-то сатанинское наслаждение называть по имени своих товарищей по аду и, как закоренелые изменники, беспрестанно выдают друг друга. Потому и Камичиони де Падзи, называя себя, клеймит вместе с тем и своих соседей. Филалетес.
[Закрыть]» —
97. «О! если так, ответишь по неволе,»
Вскричал я, в выю уцепясь ногтьми:[727]727
«Вид греха и мук ожесточили сердце поэта, но мысль об измене еще более; к предателям он не чувствует никакого сострадания: бьет одного, чтобы вынудить у него имя; дав обещание другому снять у него ледяные цепи с очей, выманивает у него название, но нарушает слово (Ада XXXIII, 149); обмануть изменника ему кажется позволительным.» Шевырев.
[Закрыть]
«Иль волоска я не оставлю боде!» —
100. А он: «Пожалуй, все себе возьми;
Но не скажу, кто я, я не открою,
Хоть бей меня, хоть череп проломи.»
103. Уж в волосы вцепился я рукою
И много косм с изменника сорвал,
А он завыл с пониклой годовою;
106. Вдруг слышу вопль: «Что, Бокка, закричал?[728]728
Бокка дельи Аббати, во время похода флорентинских Гвельфов против Сиенны (Ада X, 31–93 и прим.), служит в отряде рыцарей, коими предводительствовал Джиакопо или Джиакомо Вакка ди Падзи из Флоренции (были еще Падзи из Вальдарао). В сражении при Монт Аперти или Арбии, Бокка, находясь в тайных сношениях с Гибеллинами, обрубил руку Джиакопо, несшего знамя флорентинцев: внезапное падение знамени лишило духу войско и содействовало окончательному его поражению. Здесь в замен (ст. 116) выдает он гибеллина – Дуеру.
[Закрыть]
Аль челюстью стучать не надоело,
Что лаешь так? кои черт к тебе пристал?» —
109. «Молчи ж,» я рек: «изменник закоснелый!
Тебе упорство не могло помочь:
Позорь твой в мире возвещу я смело.» —
112. «Болтай, что хочешь, убираясь прочь,
Но и о том, что так язык торопит,
Не умолчи, покинув адску ночь.
115. О золоте французов здесь он вопит;
Скажи: Дуеру видел я во рву[729]729
Буозо дя Доариа или Дуэра, один из вождей гибеллиеской партии в Кремони, управлял вместе с маркизом Оберто 16 лет этим городом. Когда французские войска шли под предводительством Роберта де Бетюн (Bethunes) и Гвидо Монфорского через Ломбардию на помощь Карлу Анжуйскому, Оберто и Буозо Дуора стали на р. Одьо в провинции Сончино с целью воспрепятствовать неприятелю. Французам удалось однако ж – неизвестно обманом, или вследствие измены Дуеры – перейти через Ольо при Palazuoio (в 1265) и соединиться с Гвельфами, имея в тылу гибеллинское войско под предводительством Обидзо Эсте (Ада XII, 111 и прим.), который тоже способствовал этому переходу через р. Ольо, столь гибельному для Монфреда. Современники сильно подозревали Дуэру, взявшего будто бы деньги с французов; за то Кремонцы искоренили всю его фамилию (Chron. Fra Pip. Murator. Rer. It. scr. Vol. IX, p. 709). Филалетес.
[Закрыть]
На холодке, где бес измену топит.[730]730
В подлин.: Là dove i peceatori stanno freschi – каламбур непереводимый.
[Закрыть]
118. С ним и других тебе я назову:»
Вот Беккерия близ тебя, сложившие[731]731
Тезауро, из дома Беккерия из Павии, аббат Валломброзы, легат папы Александра IV в Флоренции после первого изгнания Гибеллинов из этого города, был обвинен в тайных сношениях с последними; ему отрубили голову (1258). Виллани, вполне его оправдывая, приписывает поражение флорентинцев при Монт Аперти суду Божиему за это преступление своих соотечественников (Villan. VI, 66). Филалетес.
[Закрыть]
В Флоренции под топором главу.
121. Там, думаю, дель Сольданьер, застывший[732]732
Джианни дель Сольданиер, гибеллин, желая возвыситься (permontare in stato), сделался предводителем цехов, восставших против Гвидо Новелло и гибеллинских фамилий (Ада Х, 31–93 и пр.). Виллани, (Lib. VII, II).
[Закрыть]
С злым Ганнелоном; дале – Трибальдел,[733]733
Карл Великий, по возвращении своем из Кампостеллы, отправил Гана или Ганнелона Майнцского к Марсицию и Белингерду, предводителям Сарацин, с требованием ими уплаты подати, или принятия св. Крещения. Подкупленный ими Ганнелон, привезя от них богатую дань, убедил Карла удалиться с войском за Пиренеи, оставив только незначительный аррьергард под предводительством Орланда, который и был разбит при Ронсевали (Ада XXXI, 16–18 и пр.). Тюрпин (Vita Caroli Magni, Сар. XXI).
[Закрыть]
В Фаэнцу ночью двери отворивший.[734]734
Когда партия Ламбертадзи (так назывались болонские Гибеллины), изгнанная из Болоньи, бежала к своим родичам, Акаризи, в Фаэнцу (см. исторический очерк событий в Романьи в конце книги): тогда Трибальделло Самбрази, поссорившись с своими единомышленниками (один из Ламбертадзи убил его свинью!) из мщения отправим противной партии – Джеремеям (Гвельфам) болонским восковой слепок ключа от ворот Фаэнцы (Porta Emilia); Джеремеи сделали по этому слепку ключ и ночью, отперши ворота, вошли в город Annal. Cesenates. Murat. Rer. It. scr. Vol. XIV, 1105). Трибальделло пал при взятии Форди Иоанном Annal (Ада XXVII. 43–45 и пр.). Филалетес. – Отсюда берет свое начало болонская народная игра, il giuoco del porco (Manzi, «Speltacoli» p. 35–41.) Каннегиссер.
[Закрыть]» —
124. Мы прочь пошли, и в яме я узрел
Двоих замерзших так, что покрывает
Глава главу – мучения предел![735]735
Должно думать, что один помещен во льду ниже другого, причем весьма вероятно, что между обоими находится граница, отделяющая Антенору, ров изменников отечеству, от Птоломеи, где казнится измена друзьям. Филалетес.
[Закрыть]
127. И как голодный жадно хлеб съедает,
Так верхний зубы в нижнего вонзал
У выи там, где в череп мозг вступает.
130. Как Меналипповы виски глодал
Тидей, безумным ослеплен раздором:[736]736
Тидей, один из семи царей, осаждавших Фивы, был смертельно ранен Меналиппом, которому он тоже нанес смертельную рану. Истекая кровью, Тидей просил принести труп своего врага, и когда его желание было исполнено, он приказал отрубить ему голову и с бешенством начат ее грызть. Паллада, вымолившая Тидею у Зевса бессмертие, увидев это зверство, удалилась от него с содроганием. Statius, Thebais, Lib. III, 717–767.
[Закрыть]
Так этот грешник череп раздирал.
133. «О ты, который с столь свирепым взором
Грызешь главу соседу своему,
Скажи, за что,» спросил я: «с уговором,
136. Что если ты по праву мстишь ему»
То я, узнав о вас, о вашей доле,
Предам его позорному клейму,[737]737
В верхних кругах ада Данте склонял грешников на беседу с собой обещанием даровать им славу на земле; в девятом кругу он склоняет их к тому обещанием позора их врагам. Филалетес.
[Закрыть]
139. Коль не отсохнет мой язык дотоле.»
Песнь XXXIII
Содержание. Подняв голову и отерев уста о волосы нагрызенной головы, грешник повествует Данту, что он, граф Уголино, вместе с детьми и внуками, предательски был схвачен архиепископом Руджиери, голову которого он теперь грызет, посажен в тюрьму и в ней уморен голодом. Данте, по окончании страшного рассказа изливается в сильной речи против Пизы, родины графа, и за тем, покинув грешника, вступает за Виргилием в третье отделение девятого круга – Птоломею, где совершается казнь над предателями друзей своих. Они обращены лицом к верху, вечно плачут, но слезы тотчас замерзают перед их глазами, и скорбь, не находя исхода из глаз, с удвоенным бременем упадает им на сердце. Один из этих предателей, монах Альбериго, умоляет Данте снять с него куски замерзших слез: поэт обещается и тем заставляет грешника открыть свое имя; при этом, грешник объявляет ему, что Птоломея имеет то преимущество перед другими местами ада, что души изменников упадают в нее прежде, чем кончится срок их жизни, и в пример приводить душу своего соседа по муке Бранки де Ория. Не исполнив обещания, Данте удаляется от грешника, кончая песнь сильным порицанием жителей Генуи.
1. Уста подъял от мерзостного брашна
Сей грешник, кровь отер с них по власам
Главы, им в тыл изгрызенной так страшно,
4. И начал он: «Ты хочешь, чтоб я сам[738]738
К пояснению этого знаменитого рассказа служит исторический очерк политических событий в Пизе, составленный Филалетесом по подлинным документам и приложенные в конце книги.
[Закрыть]
Раскрыл ту скорбь, что грудь томит как бремя,
Лишь вспомню то, о чем я передам.
7. Но коль слова мои должны быть семя,
Чтоб плод его злодею в срам возник, —
И речь и плач услышишь в то же время.
10. Не знаю, кто ты, как сюда проник;
Но убежден, что слышу гражданина
Флоренции: так звучен твой язык!
13. Ты должен знать, что граф я Уголино,
А он – архиепископ Руджиер,
И почему сосед мой, вот причина.
16. Не говорю, как в силу подлых мер
Доверчиво я вдался в обольщенье
И как сгубил меня он лицемер.
19. Но, выслушав, рассей свое сомненье,
О том, как страшно я окончил дни;
Потом суди: то было ль оскорбленье!
22. Печальное отверстье западни[739]739
В подлин.: dalla muda. Muda собственно клетка, куда сажают соколов, когда они линяют.
[Закрыть] —
По мне ей имя Башня Глада стало:[740]740
Местность этой башни определена теперь довольно верно: остатки ее и поныне еще видны в одном здании, принадлежащем ордену св. Стефано, в Пизе. В дарственной записи этого здания ордену из времен Медичи сказано: Donamus turrim olim dictam deila fame.
[Закрыть]
Погибли в муках в ней не мы одни! —
25. Семь раз луны рожденье мне являло[741]741
Уголино оставался в башне Гваланди, названной с того времени Башнею Голода, с Августа 1288 по Март 1289, стало быть: около семи месяцев.
[Закрыть]
Сквозь щель свою, как вдруг зловещий сон
С грядущего сорвал мне покрывало.
28. Приснилось мне: как вождь охоты, он
Гнал волка и волчат к горе, которой
Для Пизы вид на Лукку загражден.
31. Со стаей псиц, голодной, чуткой, скорой,[742]742
Monte San Giuliano, гора между двумя городами, в 12 миль от каждаго.
[Закрыть]
Гваланд, Сисмонди и Ланфранк неслись
Пред бешеным ловцом, в погони скорой.[743]743
Этот сон Уголино есть предзнаменование близкой его смерти. Руджиери очень глубокомысленно представляется в этом, сновидении как вождь и глава охоты; Свенонди, Гваланди, и Лавфравки, прочие вожди гибеллинской партии, суть ловчие, управляющие псицами – чернью Низы; волк с волчатами очевидно Уголино с детьми.
[Закрыть]
34. По малой гонке – мне потом приснись —
Отец с детьми попал усталый в сети
И псы клыками в ребра им впились.
37. Проснулся я и слышу на рассвете:
Мучительным встревоженные сном,
Рыдая громко, просят хлеба дети.
40. Жесток же ты, когда уж мысль о том,
Что мне грозило, в скорбь тебя не вводит!
Не плачешь здесь – ты плакал ли о ком?
43. Уж мы проснулись; вот и час приходит,
Когда нам в башню приносили хлеб,
Но страшный сон в сомненье всех приводит.
46. Вдруг слышу: сверху забивают склеп
Ужасной башни! Я взглянул с тоскою
В лицо детей, безмолвен и свиреп.
49. Не плакал я, окаменев душою;
Они ж рыдали, и Ансельмий мой:[744]744
Ансельмий (Anselmuccio, ласкательное от Anselmo), один из внуков Уголино.
[Закрыть]
«Что смотришь так, отец мой? что с тобою?[745]745
Во всей этой сцене ужаса сыновья и внуки графа Уголино представляются нам юношами и детьми, а ниже в ст. 88 прямо сказано, что они по молодости лет своих не могли быть причастны преступлению, в котором обвиняли их отца и деда. Между тем, теперь доказано, что младший из них был женат уже во время этого события. Но кто же упрекнет великого художника в том, что он пожертвовал историческою верностью поэтической цели, которая только тогда и могла быть достигнута, когда мы убеждены, что действующие лица не только невинны, но и не способны к преступлению? Штрекфусс.
[Закрыть]»
52. Я не рыдал, молчал я как немой
Весь день, всю ночь, доколе свет денницы
Не проблеснул на тверди голубой.
55. Чуть слабый луч проник во мглу темницы, —
Свое лицо, ужасное от мук,
Я вмиг узнал, узрев их страшны лица,[746]746
Взглянув на искаженные лица детей своих, Уголино узнает в них страшное изображение своего лица.
[Закрыть]
58. И укусил я с горя пальцы рук;
Они ж, мечтав, что голода терзанье
Меня томит, сказали, вставши вдруг:
60. «Отец! насыться нами: тем страданье
Нам утолив; одев детей своих
В плоть бедную, сними с них одеянье.»
61. Я горе скрыл, чтоб вновь не мучить их;
Два дня молчали мы в темнице мертвой:
Что ж не разверзлась, мать-земля, в тот миг!
67. Но только день лишь наступил четвертый,
Мой Гаддо пал к ногам моим, стеня:[747]747
Галло (сокращен. Gherardo), один из сыновьев Уголино.
[Закрыть]
«Да помоги ж, отец мой!» и, простертый,
70. Тут умер он, и как ты зришь меня,
Так видел я: все друг за другом вскоре
От пятого и до шестого дня
73. Попадали. Ослепнув, на просторе[748]748
Некоторые комментаторы новейшего времени (Розини, Карминьяно) старались объяснить этот стих в том смысле, что будто бы голод заставил, наконец, Уголино питаться трупами своих детей. Куда ни заводит людей сильное желание блеснуть своим остроумием! С каким изумительным искусством умел великий поэт остаться в крайних границах между ужасным и отвратительным: и вот теперь в последнем стихе одним ударом он уничтожает в нас все участие, которое до сего времени мы питали к несчастному старцу! В грандиозном этом рассказе мы видим престарелого отца, который, чтоб не печалить детей своих, великодушно скрывает в сердце мучительнейшую скорбь и молча сносит муки голода; – старца, который не прежде, как по смерти всех детей своих и внуков, начинает оглашать воздух темницы их именами, – который, ослепнув от потери сил, еще бродит по телам своих возлюбленных: эта великодушная твердость, эта беспредельная любовь торжественно восстают перед нашими глазами и наполняют сердце наше чувством неизъяснимого умиления, чувством, уравновешивающим до некоторой степени все ужасы голодной смерти. Представьте же теперь, что отец решается утолить свой голод трупами детей своих, что старик вынужден голодом к тому, что не входило в голову даже его детям, не смотря на то, что муки голода несравненно сильнее в детском возрасте; представьте всю омерзительность такого поступка, и вы, наверное, с отвращением и негодованием закроете книгу. Штрекфусс.
[Закрыть]
Бродил я три дни, мертвых звал детей…[749]749
И так Уголино умер на десятый ден. Франческо де Бути повествует, что двери башни отворили черен 8 дней (dopo le otto giorni).
[Закрыть]
Потом… но голод был сильней, чем горе!»
76. Сказав, схватил с сверканием очей
Несчастный череп острыми зубами,
Что, как у пса окрепли для костей.[750]750
Смысл этой группы следующий: в воображении Руджиери, как скоро пробудилась в нем совесть, беспрестанно рисуется ужасный образ, голодного Уголино; так равно и граф Уголино вечно видит пред очами ненавистную тень своего предателя и вечно питает к ней только одно чувство: ненависть и жажду мести. Копишь.
[Закрыть] —
79. О Пиза! срам пред всеми племенами
Прекрасных стран, где сладко si звучит![751]751
Т. е. Италии, где употребляется утвердительная частица si. Романские языки в то время разделялись по частице утверждения на latigue de si (Италианский), langae d'oc (испанский), langae d'oui (французский). Вот что говорит об этом Данте в своем трактате De vulgari eloquentia: «На всем пространстве от устья Дуная или Palus Maeotis на запад до пределов Англии, Италии и Франции употребителен один язык, хотя у Славян, Венгров, Немцев, Саксонцев и Англичан распадается на различные наречия (valgari): отличительным признаком всех этих наречий служит то, что все упомянутые народы для утверждения употребляют частицу «Ja». Далее, идя от устья Дуная на восток, т. е. от границ Венгрии, начинается другой язык. Наконец, вся остальная часть земли в Европе имеет третий язык, хотя и разделенный в настоящее время на три наречия: ибо одни народы, утверждая, говорят «ос», другие «оиі»,третьи «si», именно Испанцы, Французы и Италианцы.» (Данте, De vulgari eloquentia, Cap. VIII). Отсюда видно, что Данте правильно различает два главнейшие языка в Европе, хотя несправедливо отнес Венгров и Славян к Немцам.
[Закрыть]
Когда сосед не мстит тебе громами,
82. То пусть Капрайя двинет свой гранит,[752]752
Капрайя, остров при впадении Арно в море. В подлин. упомянут еще др. остров Горгона.
[Закрыть]
Чтоб устье Арно грудой скал заставить,
И всех граждан волнами истребит!
85. Коль Угодин себя мог обесславить
Позорной сдачей стен твоих врагам,
За что ж на казнь с ним и детей оставить?
88. Век новых Фив! уж по своим летам[753]753
Древние Фивы с самого своего основания были театром величайших преступлений и убийств; о многих из них упомянуто выше (Ада XXX, 1–3 и пр.); к нам нужно прибавить то, что первоначальные Фивяне, возникшие из зубов, посеянных Кадмом, истребили друг друга, наконец, в Фивах два брата Этеокл и Полиник умертвили друг друга в поединке; мать их Иокаста повесилась, а сестра Антигона погребена живая.
[Закрыть]
Невинны были Угуччьон с Бригатой[754]754
Угуччион (другая форма Ugo), сын Уголино. Бригата, прозвание внука уголинова Нино.
[Закрыть]
И те, которых назвал грешник вам. —
91. Мы прочь пошли туда, где, весь объятый[755]755
Поэты вступают теперь в третье отделение девятого круга – в Птоломею (ст. 124), названную по имени Птолемея, сына Авувова, умертвившего Симона Маккавея с его сыновьями Иудою и Маттафием и множество друзей их во время пира (Кн. I Макков. гл. XVI, 15 и 16). Поэтому Пиетро ли Данте полагает, что здесь наказуются души только тех грешников, которые изменнически погубили своих друзей во время пира, стало быть, души нарушителей гостеприимства.
[Закрыть]
Тяжелым льдом, лежит не вверх спиной,
Но опрокинут навзничь род проклятый.
94. У них слеза задержана слезой,
И скорбь, преграду встретив пред очами,
Стремится внутрь с удвоенной тоской:
97. За тем, что слезы смерзлись в них кусками
И, как забралом из кристалла, льдом
Наполнили глазницы под бровями.[756]756
Грешники в Птоломее лежат на спине; они вечно плачут, но слезы, начиная от глазниц, замерзают в тяжелые льдины и потому, не находя выхода, ложатся тяжелою скорбью на сердце. Изменивший другу оскорбляет сокровенные недра самого себя, потому что друг есть, так сказать, часть нашего сердца. Потому скорбь об измене другу должна сильнее тяготить сердце, нежели всякое другое горе. Копишь.
[Закрыть]
100. Хотя в сей миг в вертепе ледяном
Все чувства холод истребил в мгновенье,
Как бы в мозоли, на лице моем;
103. Однако ж я почуял дуновенье
И рек: «О вождь! кто ветр вздымает к нам?
Не всякое ль тут стынет испаренье?[757]757
Т. е. может ли возникнуть ветер, когда лучи солнца не извлекают здесь паров и когда, стало быть, ничто не нарушает равновесия в атмосфере? Филалетес.
[Закрыть]»
106. А вождь в ответ: «Сейчас ты будешь там,
Где бури ceй исток первоначальный:[758]758
Она возникает от взмахов крыл Люцифера (Ада XXXIV, 50–52).
[Закрыть]
Тогда вопрос твой разрешится сам.»
109. И вот, один из мерзлых, дух печальный
Вскричал во льду: «О души злых теней, —
Столь злых, что край сужден вам самый дальний![759]759
Тень эта принимает Данта и Виргилия за грешников, которые по важности совершенной ими измены идут занять место в последнем отделе этого круга – в Джиудекке.
[Закрыть]
112. Снимите твердый мой покров с очей,
Чтоб мог излить из сердца я кручину,
Пока опять замерзнет слез ручей.»
115. А я: «Коль хочешь, чтоб я сбросил льдину,
Скажи: кто ты? и пусть сойду в сей миг
К льдяному дну, коль уз с тебя не скину.»
118. И он тогда: «Монах я Альбериг![760]760
Альбериго де' Манфреди, монах из Веселой Братии (Ада XXIII, 103 и пр.), член могущественного дома Манфреди, в Фаэнце дома, стоявшего во главе гвельфской партии. Однажды, поссорившись с родственником своим Манфреди де' Манфреди, Альбериго получил от него пощечину. Пылая мщением, он скрыл однако ж свою злобу и, по-видимому, примирился с Манфреди. Для заключения окончательного примирения он пригласил Манфреди с его сыном Альбергетто, еще почти ребенком, к себе на пир. В конце обеда он закричал: «принесите фрукты!» на этот условленный знак прибежали Уголино и Франческо де' Манфреда и убили несчастного отца с сыном. Филадетес.
[Закрыть]
В глухом саду я прозябал в злом теле:
Здесь финики вкушаю вместо фиг.»[761]761
Mathaeus de Griffonibus говорит, что фрукты брата Альбериго вошли в пословицу; Данте делает, по-видимому, намек на эту поговорку, а также и на то, что убийство, согласно с преданием, совершено в саду. Смысл этой пословицы: за худое получаю худшее, или из огня да в полымя.
[Закрыть]
121. «Как!» я вскричал: «ты умер в самом деле?»
А он в ответ: «Что с плотью моей
Там на земле, не ведаю доселе.
124. Та выгода быть в Птоломее сей,
Что часто шлет к ней души рок суровый,
Хотя б им Парка не пресекла дней.[762]762
В подлин. Атропос, парка, перерывающая нить жизни, смерть.
[Закрыть]
127. Но чтоб охотней сбросил ты оковы
Остекленевших слез с моих ланит,
Узнай: едва душа составит ковы,
130. Как сделал я, уж в тело в ней спешит
Вселиться бес и телом управляет,
Доколь она срок жизни совершить.[763]763
«Как скоро душа изменит другу, тотчас вся любовь ее исчезает, душа цепенеет во льду вечной ненависти, она утратила жизнь и все ее удовольствия; она умерла вживе и все ее действия устремлены к одной цели – делать зло.» Копишь.
[Закрыть]
133. Душа меж тем в сей кладезь упадает
И, может быть, жив телом, и поднесь
Тот дух, что здесь за мною холодает.
136. Его ты знал, коль ты недавно здесь:
То Бранка д' Ориа; он в стране проклятья[764]764
Сер Бранка д'Ориа, генуезец, из гибеллинской фамилии Д' Ориа, в союзе с своим племянником, изменнически умертвил во время дружеской трапезы своего тестя Микеле Цанке (Ада XXII, 88 и пр.), чтоб завладеть его поместьями в Сардинии. Подробнее о д' Ориа и Спинола, двух фамилиях, управлявших в то время Генуей, см. у Филалетеса, Die Hölle р. 282.
[Закрыть]
Уж много лет, как льдом окован весь.»
139. A я ему: «Могу ли доверят я?
Ведь д' Ориа еще не умирал:
Он ест и пьет и спит и носит платья.» —
142. «К Злым-Лапам в ров,» монах мне отвечал:
«Где липкая смола вздымает пену,
Еще Микеле Цанке не бывал,
145. Как в тело Бранки бес вступил на смену
И в хитрого племянника его,
С которым вместе он свершил измену.
148. Простри ж персты и с лика моего
Сними кристалл.» – Но я его оставил,
Почтя за счастье обмануть его.[765]765
Данте изменяет данному слову. «Этот поступок ставили в упрек поэту; но на земле он конечно бы так не поступил. Мог ли он представить нам свой яд ужаснее, нам изобразив его таким местом, где исчезают все человеческие чувства и где нарушаются все понятия о долге? Выше он выказывал более человеколюбия, но здесь – он на дне ада.» Каннегиссер.
[Закрыть]
151. О Генуезцы, род без всяких правил!
Род полный лжи, предательский и злой, —
Когда б Господь ваш мир от вас избавил![766]766
Этой выходке Данта против Генуезцев может служить оправданием следующее место из собственного их летописца Иакопо д' Ориа. Изобразив цветущее состояние, торговлю и богатство Генуи, он прибавляет: «Но хотя Генуя и стояла тогда на такой степени могущества славы и богатства, однако ж, не смотря на то, стали появляться все чаще и чаще убийцы, злодеи и всякого рада нарушители правосудия нам внутри, там и вне городя; ибо эти злодеи в правление упомянутого подесты день и ночь ранили и убивали друг друга мечами и копьями. Поэтому мудрые (sapientes, buon' uomi, prud' hommes) положили на общем совете избрать из среды своей 18 предусмотрительных и умных людей, предоставив им на месяц полную свободу и власть делать все, что найдут они необходимым для водворения спокойствия в городе (bonum statum ciyitatis).» (Annal. Genuea. Mur. Sc. rer. It. Vol. VI, 608). Замечательно, что Данте в одной и той же песне беспощадно порицает два соперничествовавшие между собою города – Геную и Пизу. Филалетес.
[Закрыть]
154. С подлейшею романскою душой
Я зрел из вас такого, что за дело,[767]767
Душа из Романьи есть Альбериго, родом из Фаэнцы в Романье; другая же тень есть генуезец Бранка д'Ориа.
[Закрыть]
Как дух, в Коците стынет под волной,
157. Хоть, кажется, и здравствует как тело.
Песнь XXXIV
Содержание. Наконец поэты вступают в последний четвертый отдел девятого круга – в Джиудекку, названную так по имени Иуды Искариотского; здесь совершается казнь над величайшими грешниками – изменниками своим благодетелям и Богу. В различных положениях совершенно затертые льдом, они просвечивают как пузырьки в стекле. Виргилий указывает Данту на творение, имевшее когда-то прекрасный лик – на Люцифера, который в сумраке воздуха представляется поэту вдали как мельница, движущая крыльями. Сильный ветер заставляет Данта укрыться за Виргилием. Меж тем гигантский образ Люцифера становится явственнее: он до полугруди восстает над ледяной пещерой; на голове его три лица: красное, черное и бледно-желтое, и под каждым лицом по паре крыл бесперых как у нетопыря: из-под них дуют три ветра и замораживают Коцит. В каждой пасти у него по грешнику: в красной Иуда, в черной Брут, в бледно-желтой Кассий. – Наступает ночь, и поэты, обозрев преисподнюю, готовятся к выходу из ада. Данте обхватывает руками шею Виргилия и в ту минуту, когда распахнулись крылья Люцифера, Виргилий хватается за шерсть его тела: таким образом, он спускается сверху вниз до бедр чудовища. Достигнув этой точки, соответствующей центру земли и вселенной, Виргилий опрокидывается головою туда, где были его ноги, и отсюда как от центра тяжести начинает восходить снизу вверх к другому полушарию, хватаясь за клочья шерсти чудовища и идя по ним как по лестнице. Выйдя сквозь отверстие скал в цилиндрический узкий ход, ведущий на южное полушарие, Виргилий сажает ученика на уступ скалы; Данте поднимает очи и с изумлением видит ноги Люцифера, поднятые к верху. Виргилий объясняет ему это явление, а вместе с тем излагает космологию земного шара, замечая, что солнце уже взошло. Потом начинают они свое восхождение к южному полушарию по направлению потока, бегущего по цилиндрическому подземному ходу спирально в ад и оглушающего этот ход своим ропотом. Наконец, Данте видит сквозь круглое отверстие бездны прекрасные светила, украшающие небо, и пред рассветом выходит к подножию горы Чистилища и созерцает звезды.
1. «Vexilla regis prodeunt inferni[768]768
Vexilla regis prodeunt inferni – начало несколько измененного Дантом католического гимна; слова эти значат в переводе: знамена Ада приближаются к нам.
[Закрыть]
На встречу к нам!» сказал учитель мой;
«Направь же взор к сему сквозь мрак вечерний.»
4. Как в час, когда ваш мир задернут мглой,
Являются в дали туманной взору
Размахи крыльев мельницы большой:[769]769
Не без умысла сравнен Люцифер с мельницею, если вспомним, что он зубами дробить по грешнику в каждом из трех своих зевов. Копишь.
[Закрыть][770]770
«Адский ветр, волновавший, как мы видели, сперва море житейское (Ада I, 22–24), потом укрощенный блеском божественной молнии, (Ада III, 133–134) и, наконец, явлением божественного посла (Ада IX, 64–72), теперь с большею яростью повеял на поэта; но он берет в защитники Виргилия, разум человеческий, и смело идет ему на встречу.» Копишь.
[Закрыть]
7. Такое зданье я узрел в ту пору.
Тогда я стал, от ветра, за вождем,
За тем, что в нем имел одну опору,
10. Страшусь сказать: я был уж там, где льдом
Со всех сторон затерты духи злые,
Как пузырьки мелькая под стеклом.
13. Лежат одни, приподняты другие;[771]771
Поэты вступают в последнее отделение Коцита, в так наз. Джиудекку (ст. 117), где казнится грех высочайшего эгоизма – измена благодетелям и Богу. «Здесь полнейшая замкнутость души самой в себе: все горе здесь тяготеет прямо на сердце; здесь грешники вполне оцепенели во льду своих грехов; здесь никакое человеческое движение не имеет уже места: все тут окаменело как от окаменяющего взгляда Медузы (Ада IX, 56–61 и примеч.) Копишь.
[Закрыть]
Кто вниз ногами, кто главой поник;
Кто, согнуть в лук, прижать ногами к вые.
16. Как скоро вождь в те области проник,
Где он желал мне указать творенье,
Имевшее когда-то дивный лик,[772]772
Это создание, когда-то прекраснейшее и светлейшее из Ангелов, теперь безобразнейшее чудовище, есть сам Люцифер, Вельзевул, Дис (имена у Данта однозначащие); возмутившись против своего Создателя, он вмести с своим воинством был свергнут в эту пропасть Архангелом Михаилом (Ада VII, 12).
[Закрыть] —
19. Стать пред собой он дал мне повеленье,
Сказав: «Бог Дис и вот страна, где вновь
Вооружись отвагой на мгновенье.»
22. Как я немел, как леденела кровь,
Тебе, читатель, я сказать не в силах:
То выразить ни чьих не станет слов.
25. Не умер я, но жизнь застыла в жилах:
Вообрази ж, чем в ужасе я стал,
И жизнь, и смерть, утратив в сих могилах.
28. Владыка царства вечных слез возстал
До полугруди над льдяной пещерой,
И пред гигантом я не так был мал,
31. Как мал гигант пред дланью Люцифера:
Представь же сам, каков был рост его,
Коль члены в нем столь страшного размера.[773]773
Приняв величину гигантов, по вышеприведенному расчислению (Ада XXXI, 59 и пр.), в 54 париж. фута, а длину человека обыкновенного роста в 72 дюйма или 6 футов, найдем, что рука Люцифера по малой мере должна равняться (54x64)/6 или 405 пар. футам, а как рука составляет 1/3 длины тела, то выходить, что весь рост Люцифера равняется 1458 париж. футам, или 810 браччиям. Филалетес.
[Закрыть]
34. И если он, восстав на своего
Творца, тем гнусен стал, как был прекрасен,[774]774
В подлин.: S' ei fu si bel, com' egli è ora brutto; простой народ в Неаполе и до сих пор называет Сатану brutto falto.
[Закрыть]
То он отец конечно зла всего.
37. О, дивный вид! как был мне Дис ужасен,
Когда узрел я три лица на нем:
Один передний – был как пламя красен;
40. Другие ж два сливались с тем лицом
В средине плеч и, сросшись у вершины,
Вздымались гребнем над его челом.
43. Был бледно-желт лик правой половины;
Но тот, что слева, цвет имел людей,[775]775
Древние комментаторы видели в красном лице символ гнева, в бледно-желтом – символ зависти, в черном – символ праздности и лени. По толкованию Ломбарди, различные цвета лиц обозначают три тогда единственно известные страны старого света, на которые жадными глазами смотрит Люцифер: красное соответствует розовому цвету лица Европейцев, бледно-желтые – цвету азиатского или монгольского племени, черный – цвету Мавров и Негров. Если допустить, что поэты спустились в адскую бездну из Италии, обратившись лицом к Иерусалиму (через который, по представлению Данта, проходить продольная ось ада), и теперь, описав почти полную спираль (как можно заключать из Ада XIV, 127), опять идут в прежнем своем направлении, т. е. обратившись лицом к Иерусалиму, то лицо Люцифера, обращенное к Азии, направлено на право, а лице, обращенное к Африке, – на лево. Филалетес.
[Закрыть]
Живущих там, где Нил падет в долины.[776]776
Т. е. было черно, как у народов, обитающих у водопадов Нила.
[Закрыть]
46. Шесть грозных крыл, приличных птице сей,
Под каждым ликом по два выходили:
Таких ветрил не зрел я средь морей!
49. Бесперые, на крылья походили
Нетопыря: так ими он махал,
Что из-под них три ветра бурей выли,
52. Коцит же весь от стужи замерзал.
Шестью очами плакал он и током
Кровавых слез три груди орошал
55. Как мялами, он в каждом рте глубоком[777]777
Мяло (maciulla), орудие, которым мнут лен, или пеньку.
[Закрыть]
Дробил в зубах по грешнику, зараз
Казня троих в мучении жестоком.
58. Но мощь зубов переднему сто раз
Сноснее лап, которыми по коже
Сняты его он проводил под час.
61. И вождь сказал: «Вон тот, казнимый строже,
С главой внутри, с ногами ими зубов, —
Искариот на раскаленном ложе!
61. Из двух других висящих вниз духов —
Вот Брут торчит главой из пасти темной:
Смотря, как там крутится он, без слов![778]778
64. «Чудовищный образ Люцифера задуман по идее весьма глубокомысленной. Вооруженный бесперыми крыльями, свойственными только птицам ночи, чем более усиливается он взлететь на них, тем более чувствует вечную свою неволю; ибо поток греховный, им же возбуждаемый (Ада XIV, 112 и прим.), обратно устремляет к нему свои волны, которые и замерзают в мертвый лед от веяния крыл его – прямая противоположность тому потоку блаженства, который, исходя свыше, животворит вселенную (Рая XXX, 61). Как прекрасен был некогда Люцифер, так теперь он гнусен. Безобразно-страшным чудовищем воздымается он в средоточии вселенной, в центре тяжести амфитеатра адских кругов – исполинский символ самой черной совести. В каждом из трех своих зевов он терзает по одному грешнику; но, сам мучитель, плачет, на себе испытуя жесточайшую муку, плачет кровавыми слезами, орошающими три соединенные вместе лица его! Мудрость божественная уже не светит ему, мысль о Божием всемогуществе есть его огненная мука, а от святой любви божественной он сам отложился: таким образом, испытует он сам на себе все казни своего тройственного царства – тьму, жар и холод (Ада III, 87 и пр). Из очей его черного лица льются слезы его чувственного ослепления, слезами кроваво-огненного лица он оплакивает свое дерзновенное насилие; бледно-желтый заливается слезами его обмана. Этим трем греховным побуждениям соответствуют и три бури, возбуждаемые его крылами; им же соответствуют и три чудовища первой песни: обезумливающий сладострастием Барс, угрожающий насилием Лев и, мать обмана, губительная своею скупостью Волчица. Три грешника испытывают злейшую муку в тройственной власти Люцифера: в передней – Иуда, предатель своего Божественного Благодетеля и царствия Божия: за то и казнь ему из всех жесточайшая; другие два виновны веред светскою властью Римской Империи, как изменники своей верховной главе и благодетелю Цезарю; они висят вниз головами: увлеченный страстями Брут из черной, действовавший по холодному расчету Кассий из бледно-желтой пасти. Так на самом дне ада Данте является в одно время и Христианином и гибеллином.» Копишь.
[Закрыть]
67. А тот плечистый – Кассий вероломный. —
Но сходит ночь: уже пора нам в путь;[779]779
И так время теперь между 5 и 6 часов вечера 26 Марта, 6 или 9 Апреля; след. теперь опять ночь, как и в начале замогильного странствования, из чего заключить должно, что Данте находился в аду 24 часа, из которых 12 употреблено на прохождение шести верхних и 12 на прохождение трех нижних кругов (Ада II и XI). Филалетес.
[Закрыть]
Все видели мы в бездне сей огромной.» —
70. Он мне велел припасть к нему на грудь
И, выждав миг, чтоб распахнулись крылья,
К косматым ребрам поспешил прильнуть.
73. И в след за тем, усугубив усилья
По клочьям шерсти и коре льдяной,
Как с лестницы, спускалась тень Виргилья.
76. Когда же мы достигли точки, той,
Где толща чресл вращает бедр громаду,[780]780
Т. е. до бедренного сочленения, которое положением своим соответствует почти средине тела.
[Закрыть] —
Вождь опрокинулся туда главой,
79. Где он стоял ногами, и по гаду,
За шерсть цепляясь, стал всходить в жерло:[781]781
Если вообразим себя в центре земли, то для того, чтобы перейти на другое полушарие, мы действительно не можем представить себе другого средства, кроме того, к которому прибегает теперь Виргилий, т. е. мы должны перевернуться так, чтобы голова была там, где прежде были ноги. Поэтому очень естественно, что Виргилий опускался вниз до тех пор, пока не достиг центра земли; а потом, перепрокинувшись, и миновав эту точку, должен был подыматься вверх, хотя и в том и в другом случае двигаться все по одной линии. Столько же естественно и то, что, так как средина Люцифера совершенно соответствует центру земли, и так как верхняя половина его тела находится внутри нашего, а нижняя внутри другого полушария, то путники, перешедши этот пункт, должны видеть ноги Люцифера поднятыми вверх. Впрочем, все это имеет и нравственный смысл. Средоточие земли, по представлению поэта, есть не только центр тяжести физической, но и духовной, – центр, к которому тяготеет все материальное, греховное, тогда как все очищенное от греха, все чистое и духовное, представителем коему сам Данте, стремится к небу и притом дорогой диаметрально противоположной той, которая ведет к началу греха – Люциферу. Это две духовные силы центробежная и центростремительная господствуют во всей поэме. Штрекфусс.
[Закрыть]
Я думал, вновь он возвращался к аду.
82. «Держись, мой сын!» сказал он, тяжело
Переводя свой дух от утомленья!
«Вот путь, которым мы покинем зло.»
85. Тут в щель скалы пролез он, на каменья
Меня ссадил у бездны и в виду
Стал предо мною полон благоволенья.
88. Я поднял взор и думал, что найду,
Как прежде, Диса; но увидел ноги,
Стопами вверх поднятые во льду.
91. Как изумился я тогда в тревоге,
Пусть судит чернь, которая не зрит,
Какую грань я миновал в дороге.[782]782
Т. е. центр тяготения всего мира (по представлению поэта).
[Закрыть]
94. «Встань на ноги,» заговорил пиит:
«Наш дальний путь тяжел и дня светило
Уж третий час как на небе горит.[783]783
Третий час (в подлин.: a mezza terza), т. е. 2 1/2 часа по восхождении солнца (т. е. уже утро), смотря по тому, в каком месяце примем начало странствия Данта – в Марте или Апреле: если в Марте, то теперь на южном полушарии 1/2 9 часа утра, а на нашем 1/2 11 часа вечера; а если в Апреле, то теперь 8 часов утра на южном и 10 часов вечера на нашем полушарии. Филалетес.
[Закрыть]»
97. Не во дворце идти нам должно было,
Но под землей в естественной тюрьме,
Где рыхло дно, где солнце не светило.
100. «Пока в сей бездне мы идем во тьме,»
Сказал я, встав: «премудрыми речами
Свет истины разлей в моем уме.
103. Скажи, где лед? как погружен ногами
Вверх Люцифер? как к утру царь планет
В столь краткий срок достиг уже над нами?[784]784
Поэты употребили только 2 1/2 часа на путешествие по клочьям шерсти Люцифера, а между тем солнце перешло уже от вечера к утру: это удивляет Данта; но Виргилий (ст. 118) объясняет ему, что если за одном полушарии ночь, то на другом день, особенно у антиподов. Так как поэты вышли на южное полушарие в точке совершенно противоположной той, в которой они вошли в ад на нашем полушарии, то очевидно, что, на сколько вперед подвинулся день на одной стороне земли, на столько подвинулась ночь за другой.
[Закрыть]»
106. «Ты думаешь,» учитель мне в ответ:
«Что ты еще за центром, где вцепился
Я в шерсть червя, что точить целый свет,[785]785
Грешную землю Данте представляет яблоком, которого сердцевину точит червь, – отец греха. Копишь.
[Закрыть]
109. Ты был за ним, пока я вниз стремился;
Когда ж всходил я, центр ты миновал,
Куда весь груз отсюду устремился.
112. И ты теперь под эмисферой стал,
Напротив той, что облеклась когда-то
Великой сушей, где на выси скал[786]786
По представлению поэта, Иерусалим с горою Голгофою составляет средоточие и высшую точку нашего (европейского) полушария, тогда как противоположное полушарие, согласно с мнением тогдашних географов, покрыто морем. «Ista est Jerusalem, in medio gentium posui eam et in circuitu ejus terram.» Vulg. Ezech. V, 5. Антиподом Иерусалиму служит гора Чистилища.
[Закрыть]
115. Был распят Тот, кто жил и умер свято.[787]787
Имя Христа ни разу не упоминается во всем Дантовом Аде. Ломбарди.
[Закрыть]
Ты здесь стоишь на сфере небольшой, —
Другом лиц Джудекки, льдом объятой.[788]788
Центр земли помещен, с одной стороны, между Коцитом или Джиудеккою, а с другой – между тем местом, куда вышли поэты, миновав центр (ст. 85): это-то место и называет Данте другим лицом Джиудекки, ибо оно имеет тоже положение, туже величину и настолько же отстоит от центра земли, как и самая Джиудекка.
[Закрыть]
118. В стране сей день, как скоро ночь на той;
А тот, чья шерсть нам лестницей служила,
Как я сперва, повергнут вниз главой.
121. Сюда он пал пред громом Михаила,
И та земля, что прежде здесь была,
От ужаса свой лик под морем скрыла
124. И к эмисфере нашей отошла;
А часть земли из бездны сокровенной
Над ним в испуге гору вознесла.[789]789
Различное отношение двух полушарий произошло, по представлению Данта, следующим образом: Люцифер свергнут с неба за полушарие, противоположное европейскому, при чем он погрузился в землю, как стрела, головою вниз, так, что голова его обращена к европейскому, а ноги к южному полушарию. Часть суши, покрывавшей до его падения южную половину земного шара, в ужасе устремилась к нашему полушарию и на нем поднялась в гору Сион; большая же часть суши покрылась морем. Но часть земли, вытесненная Сатаною, отхлынула в вышину позади падшего, образовав в земле цилиндрический ход, в котором теперь поэты, а на южном полушарии, обращенном к поэтам, поднявшись в гору Чистилища.
[Закрыть]»
127. Есть ход в земле, настолько удаленный
От Вельзевула, сколько ад глубок.[790]790
От Люцифера ведет на другой полушарие цилиндрический ход, коего длина равняется длине всего ада, или, другими словами, отдаление от поверхности земли вашего полушария до средины Люцифера равняется отдалению средины Люцифера до поверхности другого полушария, именно и то и другое равно радиусу земли, или половине ее диаметра.
[Закрыть]
Незримый, в нем журчит во мгле сгущенной
130. Сквозь щель скалы бегущий ручеек:[791]791
Как слезы статуи времени с горы Иды на ос. Крите (Ада XIV, 94-120 и пр.) текут с нашего полушария в ад, где сливаются в четыре адские реки: так точно и с южного полушария происходит ручей с горы Чистилища и течет в ад до его центра. Этот ручей означает, по объяснению комментаторов, слезы раскаяния, текущие в мрак забвения и замерзающие у ног Вельзевула, отца грехов.
[Закрыть]
Прорыв скалу извивистой волною,
Он в бездну мчит по склону бурный ток.
133. Мой вождь и я сей тайною тропою
Спешили свой выйти, в Божий свет,
И, не предавшись ни на миг покою,
136. Взбирались вверх, он первый, я во след,
Пока узрел я в круглый выход бездны
Лазурь небес и дивный блеск планет
139. И вышли мы, да узрим своды звездны.[792]792
Так как время, когда вышли поэты из ада, близко к восходу солнца, как показывает первая песнь Чистилища, то значит, что теперь 27 Марта, 7 или 10 Апреля (рано утром на южном полушарии, или вечер в Иерусалиме), смотря потому, какое примем из трех мнений касательно первого дня замогильного странствования Данта. Из этого далее видно, что Данте употребил еще 24 часа для восхождения от центра земли к южному полушарию: медленность эта объясняется трудностью восхождения, а с тем вместе имеет и глубокий нравственный смысл. «Lata porta, et spatiosa via est, quae ducit ad perditionem, et multi sunt, qui intrant per eam. Quam angusta porta, et areta via est, quae ducit ad vitam, et pauci sunt, qui inveniunt eam!» Vulg. Evang. sc. Matth. Cap. VII. 13–14.
[Закрыть]
19 Марта 1844.
Москва.