Текст книги "Тринадцатый свиток. Том 2"

Автор книги: Данимира То

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Ваша кошка меня узнала, а вы нет, – улыбнулась я.

Мамаша Богини протерла пенсне, и, прищурившись, придвинулась ко мне ближе.

– К сожалению, я вас не припомню. Но с чем вы пожаловали ко мне?

Я стянула с головы парик с платком. Она ахнула, прижав ладонь к губам.

– Зачем вы здесь, это чрезвычайно опасно!

– Я знаю, но раз даже вы не узнали меня, то она тем более не узнает. Я хотела попросить вашей помощи. Мне необходимо срочно уехать из города, но документы я оставила в доме вашей подруги. Вернуться я туда не могу, но вы бы смогли мне с этим помочь, только забрать документы. Мне нужно купить билет.

Но мамаша Богини покачала головой.

– Нет, милая, я не смогу помочь вам, у меня и так было много проблем, когда вы убежали. Я натерпелась страху, пока они допрашивали меня, грозя револьверами. Извините, я не вынесу этого более! – мамаша Богини разнервничалась не на шутку, и мне даже пришлось её успокаивать.

– Я всё понимаю, не волнуйтесь, вы и так мне уже очень помогли. Я не вправе требовать от вас рисковать своей жизнью. – Приобняв её, я пошла к выходу. Богиня побежала меня провожать.

– Погодите, возьмите пирожков на дорогу! – и мамаша пошла за ними на свою крохотную кухоньку. Как она сейчас, без тех продуктов, которые перепадали ей и кошке со стола Комиссарши?

Я стояла на лестнице и смотрела вниз, в пролёт и внезапно мне в голову пришла озорная мысль.

Мамаша Богини вынесла мне несколько пирожков с картошкой. Мы распрощались и она, извинившись ещё тысячу раз, закрыла за мной дверь.

Чёртов ключ сработал снова без проблем. Я вошла в бывшую свою квартиру и обнаружила там полный беспорядок. Комиссарше было некогда убираться, а прислугу она не хотела заводить, чтобы не было чужих ушей и глаз. Я прошла в свою комнату. Там всё оставалось так, как и было в момент моего бегства. Я поправила платок и съехавший парик. Первый раз в жизни я сознательно рисковала, чтобы снова получить это ощущение хождения по острию. Раньше мне было достаточно охоты за зеркалами, но теперь, когда она прекращена, я получила непередаваемое чувство, как какая-нибудь наглая мышь, разгуливающая перед носом у спящего кота. Комиссарша могла прийти домой в любую минуту.

У меня оставался ещё один маленький саквояж и несколько вещей, которые я прихватила сейчас с собой. Не могла же я всю жизнь ходить в облике старухи! Спальня была уже не заперта, и я полюбовалась на дело своих рук. Трюмо без среднего зеркала. Потом увидела на полу брошенные Комиссаршей туфли на высоком каблуке и не смогла сдержаться, чтобы не сломать один из них.

Затем я пошла на кухню и обнаружила кучу съестных припасов и несколько бутылок водки. Одну из них я положила в свой саквояж. Прихватив кольцо колбасы и баночку консервов, а также несколько кусочков хлеба, я вышла, наконец, из злополучной квартиры, теперь уже навсегда закрыв за собой дверь.

На улице продолжался снегопад. Но было уже не так холодно, снег таял на тротуарах и превращался в жидкую кашу. Я ощутила все преимущества моего маскарада. Никому до меня не было дела. Ну, идёт себе сгорбленная старушенция с саквояжем, в котором наверняка куча ненужного хлама. И пусть себе идёт дальше. Вот я и шла. И пришла я на железнодорожную станцию. Для себя я уже решила непременно уехать в Германию, разыскать родителей, и зажить, наконец, спокойной жизнью. Но для начала необходимо было купить билет. А ещё мне были нужны документы, которые остались в доме мадам Безе. Но пока, надо хотя бы узнать цену на проезд и когда отправляется поезд.

Как я была наивна, предполагая, что поезда ходят, как и раньше, по расписанию. На вокзале обреталось множество народа, правда они не собирались ехать так далеко, как собиралась я. Похоже, что некоторые люди даже жили на вокзале, они расположились по углам и возле стен, устроив импровизированные ложа. Добыть информацию о поезде, идущем из Петрограда в Германию, мне стоило огромного труда. Никто ничего не знал и посылали меня, то в один, то в другой конец вокзала, и так по кругу. Потом оказалось, что поезда формируются раз в две недели и билеты продаются только при предъявлении специального удостоверения, заверенного в комиссариате, паспорта и заграничного паспорта. И взамен билета надо было сдать продовольственную карточку.

Ближайший поезд уходит через 6 дней и идёт только до Варшавы. А оттуда надо будет пересаживаться на специальный состав до Берлина. Когда будет следующий поезд, было неизвестно, может быть через две недели, а может быть даже через месяц. На вопрос, где достать удостоверение, служащий вокзала, одетый в форменную тужурку, в которую я вцепилась, чтобы он не сбежал, только пожал плечами, и сняв фуражку, отёр пот со лба.

Паспорт и карточка остались у мадам Безе, заграничного паспорта у меня не было, удостоверение получать пришлось бы в моем районном комиссариате, куда я боялась показываться, потому что Комиссарша моментально схватила бы меня. Итак, передо мной стояла практически неразрешимая задача: забрать свои документы, сделать заграничный паспорт, добыть удостоверение и заверить его в комиссариате. И при этом не попасться.

Мне негде было жить, и не на что. Но я твёрдо решила, что сделаю всё возможное и уеду на этом поезде. Пока мне надо было оставаться на вокзале и осмотреться, подумать, с чего начать.

Увидев пустое местечко возле стены, я поставила свой саквояж и села на него. Сначала перед моими глазами хаотично мелькали сценки из жизни вокзала, потом всё стало складываться в определённую картину, и я поняла, что вокзал – это своеобразное государство. Здесь был всемогущий начальник, за которым все охотились, были личности, которые знали всё и обо всём, воры и попрошайки, какие-то продавцы и менялы, и бандиты, зорко следившие за всеми пришедшими на вокзал потенциальными жертвами. Не дай Бог появиться в хорошей добротной одежде, с дорогим чемоданом. Но время от времени в помещение входили патрули и прочёсывали это живое море людей, выхватывая того или иного мужчину или женщину, чтобы выяснить личность и оставить в покое или забрать с собой. Это мне не понравилось. Патруль мог так добраться и до меня. Документов у меня не было. Поэтому я решила, что лучше всего покинуть тёплое здание вокзала и опять отправиться в моё странствие по Петрограду.

Подняв саквояж, я медленно побрела к выходу, раздумывая на ходу, куда бы направить свой путь. Только я взялась за длинную ручку, чтобы открыть дверь, как она сама распахнулась мне навстречу и на пороге появились четверо матросов с повязками патруля на рукавах. Я застыла на месте. Один из матросов грубо отстранил меня в сторону, чтобы пройти, но другой, молодой парень с чёрным чубом, прикрывающим шрам над бровью, произнёс:

– Чего бабка уставилась? Документы давай на проверку!

Я стала лихорадочно шарить по карманам, потом сделала испуганное лицо, что мне далось достаточно легко в моём положении, и запричитала:

– Ой, нету, нету моих документов, украли! Ой, что же будет!

– Да не кричи ты так, не ты первая, у кого документы украли! Но пройти тебе бабуся с нами придётся, чтобы определить твою личность. – Чёрный, последи-ка за ней, а мы пока тут слева пошерстим, что-то мне вот те рожи больно не нравятся!

– Есть! – ответил Чёрный, и схватив меня за рукав оттащил в сторону. Наверно он был новенький и очень хотел выслужиться перед командиром. – Попалась старая, вот теперь-то мы тебя на чистую воду и выведем! – сказал он мне, сурово сдвинув брови.

– Да что же такое делается! Ограбили, да ещё и запугивают! – я пошла ва-банк, призвав на помощь все мои актёрские способности.

– Ладно-ладно бабка, не ори, не я тебя грабил, – сказал он примирительно.

Через некоторое время патрульные привели с собой человек восемь, разного люда. Кто молчал, кто возмущался, двое спокойно грызли семечки, сплёвывая под ноги. Меня втолкнули в эту компанию, и повели всех под конвоем с ружьями наперевес, как преступников, по улице.

Приведя всех в здание, которое раньше, при царе, занимал какой-то торговый департамент, нас провели по длинному коридору на второй этаж и втолкнули в зарешеченное помещение, в котором уже находилось около двадцати человек. Там не то что не было скамьи, чтобы присесть, но даже негде было повернуться. Всех буквально запихали, как сельдь в бочку, в эту маленькую каморку, и я оказалась прижатой к решётчатой двери. Конвоиры, посмеиваясь над «зоопарком», как они окрестили помещение и всех находящихся здесь, пообещали, что скоро со всеми разберутся. «Кого в расход, кого под зад, кого с почестями и оркестром домой!»

Народ галдел возмущенно, кто-то требовал воды, кто-то крыл всех матом. Матросы сначала присели на стулья, стоящие вдоль стены коридора, но их срочно вызвали на вокзал, где началась драка со стрельбой. Когда топот их ног стих вдали, появились двое бугаевидных охранников. Они стали прохаживаться по коридору, изредка поглядывая на стоящих, почти вплотную друг к другу людей. Охранники уже привыкли к «зоопарку» и его ежедневно сменяющимся обитателям.

Через некоторое время все поутихли и то там, то тут начали завязываться знакомства и разговоры. Кое-кто попадал сюда и раньше. Они говорили о том, что если у тебя документы в порядке, то проверят и отпустят. А если нет, то ждут большие неприятности.

Значит, меня ждали большие неприятности, потому что у меня документов как раз и не было. Но оказалось, что не только у меня одной. Двое мужчин, которых тоже взяли на вокзале, стали тихо переговариваться.

– Ты запомнил, как отсюда выходить? – спросил крепыш в драповой куртке, второго – бледного, со впалой грудью.

– Угу… Чёрт и дернула нас нелёгкая притащиться на вокзал. Документы же ещё не готовы!

– Да, влипли! Что будем делать? – крепыш плюнул через решётку.

– Когти рвать, что ещё? Нам нельзя тут оставаться, всё дело завалим.

– Тише ты не ори, тут провокаторы могут быть… – и шепотом, – когда они дверь открывать будут, бабку вышвыривай наружу, сбивай ею с ног охранника, и давай Бог ноги!

– Понял! Ты только смотри, если вдруг разминёмся или меня схватят, то документы у китайца сам заберёшь. Ты глянь, какую харю наел на казённых харчах! – сказал крепыш с ненавистью, глядя на толстобрюхого охранника, который лениво почёсывал надутую, как подушка щёку.

– Тихо, а то услышит ещё и получишь по морде, тут и дёрнуться негде, – предупредил его бледный.

Как же меня подмывало спросить про китайца, который делает документы! Но я побоялась, что меня посчитают за провокаторшу и прирежут прямо здесь. Поэтому, я только навострила уши в их сторону, надеясь услышать какие-нибудь подробности про таинственного китайца.

Я прикинулась дремлющей, и мои соседи заговорили чуть свободнее.

– А давай попросимся по малой нужде, а там и…

– Сомневаюсь, что выпустят. Скажут, терпи, раз нужда!

– Я всё же попробую, только ты мне скажи, как к китайцу лучше, через мост, или в обход, вокруг театра?

– Через мост ближе будет. Ну, давай, приготовились!

– Эй, товарищ матрос, нам бы по нужде малой выйти!

– Да! И нам надо тоже!

– И мне!

– Выпусти матросик! – подхватили несколько голосов.

Охранник подошёл и ответил, равнодушно глядя на стоящих уже час на ногах людей:

– А не было приказа выпускать. Вот будет приказ, так и поведут, – и отвернулся.

– Вот шлюхин сын! – крепыш опять плюнул в сторону матроса, которому было всё равно, кто и что скажет, если это не его прямой начальник.

В этот момент раздались звуки голосов и в конце коридора появились матросы, ведущие ещё несколько человек, которые были крепко избиты. Куда ещё они собирались поместить их?! Тут уже не было места даже для одного человека! Но, однако, дверь открылась, и конвойные с размаху забросили внутрь клетки этих окровавленных людей. Я видела, как крепыш быстро и вопросительно взглянул на бледного, но тот покачал головой. Дверь захлопнулась, и я снова оказалась прижатой к решётчатой двери. Мой саквояж болтался под ногами, и соседи злобно пинали его. Патрульные, поправляя портупеи и бескозырки, снова ушли.

– Люди, помогите! – раздался рядом со мной слабый голос. – Я ранен…

Повернув голову, я увидела взъерошенного человека, у которого из рассеченного лба текла кровь, заливая глаза.

– Эй, охрана, здесь человеку кровь надо остановить! – крикнул кто-то.

– Да пошли вы! – ответил тот, – не подохнет!

Я вспомнила, что у меня был в кармане жакета носовой платок и с трудом развернувшись, стала расстёгивать пальто, чтобы достать его. Мои пальцы наткнулись на что-то острое, железное. Чёртов ключ! Я достала его вместе с платком, переложив в карман пальто. Я поняла, что теперь надо будет делать.

Передав платок раненому, я повернулась к моим соседям.

– У меня к вам деловое предложение, – сказала я шепотом.

– Не смеши бабуся, какие у нас могут быть с тобой дела? – хмыкнул крепыш.

– Что за предложение? – тихо поинтересовался бледный. И ткнул друга в бок, чтобы вёл себя тише.

– Вы мне говорите адрес человека, который делает документы, а я вас выпускаю отсюда.

– Каким образом? – бледный был сообразительный человек и сразу понял, что для шуток тут не место.

– Я открою дверь. Но мне нужно сделать документы, поэтому скажите адрес китайца.

– Ты смотри, бабуся не дремала! – усмехнулся крепыш, – только знай, бабка, если заложишь, из-под земли достанем!

– Ладно, слушай. Пойдёшь через деревянный мост к Апраксину двору и там найдёшь лавку китайца. У него…

– Синий дракон на вывеске?

– Точно, откуда ты знаешь?

– Я бывала у него, но не знала, что там можно документы делать.

– Передашь ему «от штамповщика привет», только так он станет с тобой о деле разговаривать. Ну, давай теперь, открывай, что ли! – и крепыш подтолкнул меня ближе к замку.

Я подождала, когда охранник повернёт и пройдёт мимо двери, и вытащив руку с чёртовым ключом, всунула его в замочную скважину.

– Тише, придержи дверь, чтобы не гремела, – сказала я крепышу.

Ключ повернулся несколько раз и дверь внезапно открылась. Мои соседи вырвались из камеры, как бешеные и побежали вдоль по коридору, ошеломив охранников. Остальные, помедлив несколько секунд, рванули за ними вслед, включая раненных.

Я же замешкалась, потому что ключ застрял в замочной скважине, и мне пришлось закрыть дверь, чтобы достать его. Подобрав саквояж, я увидела, что охранники валялись на полу, видимо оглушённые, а вдали коридора хромал какой-то отставший раненый. Догнав его, я увидела, что это был тот, которому я давала свой платок. Он едва плёлся, и был в полуобморочном состоянии, но стремление к свободе толкало его вперёд. Мы вместе вышли на лестничную клетку. Всё произошло так внезапно, что охранники не успели поднять тревогу. Я двинулась вниз по лестнице, поглядывая на беднягу, который вцепившись в перила, полз вниз, как черепаха.

Тут внизу раздался шум и крики, затрещали выстрелы. Выглянув в пролёт, я увидела, что часть людей наткнулась на возвращающийся патруль. Все бросились врассыпную. Матросы подняли беспорядочную пальбу. С двух сторон к ним на помощь уже подбегали солдаты. Я остановилась. Спускаться вниз было самоубийственно. Значит надо идти по лестнице вверх. Раненый с бессмысленным взором продолжал спускаться вниз. Поравнявшись с ним, я подхватила его под руку, и развернув его потащила за собой наверх. Зачем я делала это, даже не понимаю. Раненый был обузой. Тащить его было неудобно, и саквояж мешал.

– Куда вы меня ведёте? – слабым голосом вопрошал бедняга.

– Мы должны спрятаться, постарайтесь двигаться быстрее, – отвечала я ему.

К нашему счастью сверху по лестнице никто не спускался, и когда вся толпа матросов кинулась на второй этаж, мы уже были на четвёртом. Такой же бесконечно длинный коридор простирался перед нами. Вдруг, в конце коридора я услышала чьи-то чёткие шаги. Недолго думая, я нажала на первую попавшуюся дверь, без какой-либо таблички или номера. Она была заперта. Вынув чёртов ключ, я быстро открыла дверь и втолкнула туда несчастного, который висел на мне, как тряпка, затем зашла и заперлась изнутри. Мы попали в складское помещение. Но изучать его сейчас не было времени.

Приникнув к замочной скважине, я надеялась разглядеть шедшего по коридору. Не слышал ли он, как мы открывали двери? Я приложила палец к губам, показав раненому, чтобы он молчал. Шаги размеренно приближались. Наконец, идущий поравнялся с дверью, и на секунду остановился. Я затаила дыхание. Он похлопал руками по карманам и достал спички. Я не могла видеть его лица, но его руки показались мне знакомыми. Человек прошёл мимо. Он был одет в военный френч. Через несколько секунд его шаги затихли вдали.

Близился вечер и наверняка служащие, если они здесь были, должны скоро покинуть рабочие места. Я решила следить за всеми, кто пройдёт по коридору, и резонно полагала, что тот человек должен вернуться назад. Что-то в его облике показалось мне знакомым, и я хотела разглядеть его получше.

Положив раненого на кучу каких-то мягких мешков, я открыла саквояж, и с лёгкой жалостью достала украденную мной у Комиссарши бутылку водки. Я залила ею рану на лбу моего спутника, и он даже зашипел от боли. Поняв, что у меня в руках водка, он вдруг схватил её и сделал несколько больших жадных глотков. После этого впал в спячку. На всякий случай я забросала его сверху мешками, оставив возле стены оконце для воздуха, и осмотрела помещение. Если вдруг сюда кто-то зайдёт, то мне надо будет спрятаться. В стене я нашла нишу, в которой на длинной трубе висели новенькие солдатские шинели и матросские бушлаты. За ними можно было отлично спрятаться. Я вернулась к дежурству возле дверей.

Через некоторое время я услышала шаги двух человек, свернувших с лестницы в коридор, и снова стала смотреть в замочную скважину. На этот раз двое остановились рядом, и я услышала, как кто-то ищет ключ в большой связке. Они собирались открыть. Я моментально бросилась за висящие в ряд шинели. Вошедшие, разговаривали о кладовщике, который подхватил испанку и теперь нужно ждать пока он выздоровеет или…

– Вам не кажется, что здесь пахнет водкой? – сказал плотный пожилой мужчина, появившийся из-за стоявших посередине полок с хозяйственными принадлежностями.

– Да, определённо! – ответил его собеседник и вышел тоже. И тут я узнала его! Это был Начальник, портсигар которого спас мне жизнь. Вот он оказывается, где работает!

– Но наш кладовщик такой хитрец, что перерой весь склад, ни за что не отыщешь водку.

– На то он и кладовщик, чтобы клады хранить – засмеялся Начальник, – как насчёт чернил и бумаги? Мой секретарь подхватил чертову испанку тоже, приходится теперь самому запасы пополнять.

– Сейчас, ага, вот оно. Вот вам бумагу поплотнее и побелее, смотрите какое качество! Английская!

– Мне всё равно… и тому, кому на этой бумаге будет написан приговор – тоже, – цинично ответил Начальник.

Наконец, они вышли и заперли дверь, так что я вздохнула свободнее. Скорее всего, сегодня сюда больше никто не придёт. Выбравшись из-за шинелей, я вдруг подумала, что можно использовать одежду для того чтобы беспрепятственно выйти отсюда. Доев остатки моих съестных запасов, я почувствовала себя значительно лучше. Сначала я хотела оставить часть для раненого, но потом решила, что раз он болен, то должен хотя бы дня три попоститься, чтобы организм справился быстрее.

Ночь я провела в тревожном сне, и рано утром, ещё затемно, стала будить своего спутника. Он чувствовал себя очень плохо, но оставаться далее здесь было опасно. Я показала ему вешалки с шинелями и он, пошатываясь, подошёл к ним. Через несколько минут мой раненый преобразился в солдата. А я решила не переодеваться, а выйти, как есть. Кому придёт в голову остановить старуху. Из окна было видно, как у входа в здание сменился ночной караул. Значит те, которые могли видеть, как нас вчера привели в «зоопарк» – ушли.

Мы вышли без проблем. Никто не пытался нас остановить, может быть, караульные подумали, что боец провожает старую мать домой. Теперь, на улице мой спутник взял инициативу в свои руки и повёл меня за собой. Странно, но за всё это время мы так и не разговаривали с ним. И сейчас, идя по улицам Петрограда, продолжали молчать. Потом мы сели в трамвай, битком набитый людьми, и я видела, как смертельно побледнело его лицо, когда кто-то сильно прижал его. Я постаралась оберечь его и своим худым телом прикрывала его от наседающего народа. Наконец мы приехали в фабричный район, и он привёл меня в маленький переулок, где в цокольном этаже располагалась обувная мастерская. Открыв дверь, он пропустил меня в полутёмное помещение и тщательно запер за собой.

– Щука, – он протянул мне твёрдую руку. – Располагайся, мать…

– Очень приятно. Ты тут работаешь?

– И живу. Сейчас чаю попьём, а потом посмотришь, меня кажется, зацепило.

Я стала раздеваться и наконец, сняла с себя опостылевший парик со старушечьим платком. Щука немало удивился такому моему превращению.

– А ты не такая уж и старушка, – усмехнулся он. – От кого прячешься?

Почему-то мне стало очень спокойно на душе, рядом с этим простым человеком.

– Потом расскажу, а теперь давай посмотрю тебя, раздевайся!

Он беспрекословно стянул с себя гимнастёрку, и я чуть не упала в обморок от того, как он был избит. Всё его тело было в кровоподтёках. А потом Щука спустил штаны, и мне стало и смешно, и страшно. В ягодице у него застряла пуля. Вот почему он так сильно хромал!

– Надо вытащить, – сказал Щука.

Он похромал к столу и взял острый обувной нож, потом зажёг примус и поставил на него воду в чайнике. Примус шумел, в подвале было тепло и уютно, и я задремала на его старом диванчике. Через некоторое время Щука разбудил меня.

– Вставай, пора за дело. Помнится, у тебя там и водка где-то была?

Пока я доставала водку, он уже разложил всё на столе, на чистом холсте. Острый нож, игла с нитью, ножницы и корпия. Щука улёгся на моё место и спустил штаны.

– Давай, выковыривай, только не лютуй!

Странно, но я без колебаний приступила к операции. Пуля сидела в глубине мышцы, и я попробовала сначала подцепить её, но не удавалось. Тогда я быстро сделала разрез и вытащила её наружу. За это время Щука сказал великое множество слов, которые я не решусь здесь привести.

После чего я зашила его рану и закрыла корпией, смоченной в водке.

– Ты что, врачиха? – полюбопытствовал сапожник. – Как ты ловко-то всё провернула!

– Нет, я не врачиха, – засмеялась я, – но видишь, оказывается, когда надо, могу!

– Тогда давай выпьем за моё здоровье и наше освобождение! – Щука был сапожник и не мог пропустить такое событие. – И заодно расскажешь мне, как ты попала в «зоопарк».

Я рассказала ему кое-что. Ровно столько, сколько ему полагалось знать. А потом спросила, почему его схватил патруль?

Он оказался на вокзале вместе с друзьями, куда они пришли, чтобы посадить на поезд его шурина. Щука улёгся поудобнее, и попивал водочку с видимым удовольствием, предварительно достав откуда-то кусок хлеба, лук и солёный огурец. Запах стоял убийственный! Он слегка опьянел и разговорился, обильно пересыпая речь матом:

– Если полезешь на поезд один, то тебя просто вышвырнут оттуда. Народ прёт, как оголтелый! Поэтому мы пошли всемером. И обеспечили шурину коридор. Только так он и уехал. Потом подрались там с мужиками из соседнего района, которые кого-то из своих, тоже подсаживали на поезд. До стрельбы дело дошло. А тут патруль! Плохо было то, что я их одного матросика подстрелил. Ну не насмерть, а так! Зато он теперь героем будет, паёк усиленный получит. Уж как они меня стращали, что со мной сделают, когда вернутся. Но повезло! Я просто в рубашке родился! И кто это умудрился дверь открыть?! И тебе спасибо, что вытащила меня оттуда. Могла бы и бросить! Теперь я твой должник!

– Жалко тебя стало, вот и вытащила. А вот должок с тебя и правда потребую, – я улыбнулась, видя, как он весь подобрался. – Да не волнуйся, просто надо будет только по одному адресу сходить и передать письмо, а потом забрать то, что тебе дадут. Ничего страшного. Только надо быть осторожным, чтобы никто тебя не видел. Я сама не могу туда пойти по ряду причин.

– Ну что ж, пойду, куда деться, ты ж меня от смерти уберегла. И я должен добром! Я полежу маленько, а потом к вечеру пойду.

Я написала небольшое письмо для мадам Безе, сказала, что со мной всё хорошо и попросила передать мои документы и вещи подателю письма.

Когда стало смеркаться, Щука оделся в гражданскую одежду и ушёл.