355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Данила Решетников » Мои глаза открыты. Станция «Сибирская» » Текст книги (страница 6)
Мои глаза открыты. Станция «Сибирская»
  • Текст добавлен: 13 апреля 2020, 09:00

Текст книги "Мои глаза открыты. Станция «Сибирская»"


Автор книги: Данила Решетников



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Может, им нужен игрок более созидательный… – отвечала я с дрожью в голосе, едва сдерживая напор.

Олеся противно исказила свою, и без того кривую, гримасу.

– Созидательный?! Лаврова, ты всего один матч провела в качестве капитана и у тебя совершенно поехала крыша? Я же сказала – у меня в разы больше голевых передач, чем у всех здесь, вместе взятых!

– Олесь, может, хватит? – вступила с очень строгим тоном в разговор Даша.

Для меня это стало приятной, завораживающей все точки моего тела, неожиданностью. Только сейчас, в этой паузе, мне удалось заметить, что Яны нет в раздевалке.

– Хватит?! Что хватит?! То есть, Даш, ты тоже согласна, что Лаврова у нас куда более перспективный вариант, да?

Внезапно, в прикрытую дверь за моей спиною, бегло постучали три раза. Все перевели взгляды и с неподдельным интересом смотрели на нее, жаждая продолжения. Я развернулась. В раздевалке воцарилась полная тишина. Спустя пару мгновений, в дверь постучали повторно. Девчонки замерли и, не моргая глядели в одном направлении. Видимо, удостоверившись, что заветного «войдите» никто не произнесет, неизвестный плавно приоткрыл занавес и из темноты появился утомленный Александр Валерьевич.

– Я не помешал? – спросил он в манере, свойственной не самой доброй его стороне. – Чего это все замолчали?

«Похоже, что он все слышал», – подумала я и опустила голову ниже. Исподлобья мне было видать, что остальные барышни проделали то же самое.

– На тренировку выходим! – продолжал более сурово наставник. – Лиза и Олеся идут со мной. Остальные в зал.

Увидев, что все по-прежнему не двигаются со своих мест, будто намагниченные иголки, пристыв к аноду, Валерич рассвирепел.

– Чего сидим?! Марш, говорю, на площадку!

Заметались. Шумно. Я с тревогой поднимала свой постыдный пугливый взор, в надежде, что Александр Валерьевич уже ушел, но тщетно. Взгляд наставника, точно бортпроводница на выходе из вагона, поймал меня за руку и настойчиво попросил предъявить билет, которого я не брала.

– За мной, Лаврова, – произнес он вполголоса и сразу же двинулся к выходу.

Я растерялась. В панике, мне никак не удавалось найти свободной кабинки, чтобы оставить там сумку и пуститься вслед за наставником. Только когда почти все девчонки уже покинули раздевалку, долго копошившаяся, в своих вещах, Настя медленно подошла ко мне, красочно улыбаясь, забрала рюкзак и молча указала своими крохотными зрачками на выход. Я глянула в ее озорные глазки грустно и отстраненно, а она, в свою очередь, топнув одной ногой и вытянув губы в струну, сделала повторное указание. «Мне и в первый раз было предельно ясно, чего ты от меня хочешь», – не решилась сказать я ей вслух и, устало выдохнув, бросилась вдогонку за тренером.

Вышла из раздевалки. Прикрыла дверь. Весь этаж был как на ладони. Рядом лишь длинная лестница, и, слабо доносящееся с ее верховины, эхо девичьих криков. Не раздумывая подолгу, я поскакала вверх по ступенькам, предполагая, что недовольный наставник ушел к себе в кабинет. За лестницей меня ждал вытянутый, постепенно темнеющий, коридор. Я шла по нему подавленная, разбитая, косилась на, неравномерно размазанную по стенам, свежую краску цвета хаки и горестно размышляла о том, что радостью тут и не пахнет. Мама всегда говорила, что у любой медали есть две стороны. А я и не понимала, о чем она, казалось, так нелепо твердит. «Теперь, похоже, что понимаю», – подвела я черту, остановившись в шаге от, распахнутой настежь, двери того самого, забитого под отказ кубками и грамотами, кабинета.

– Заходи, Лиза, – очевидно увидав мою тень, упавшую на свет, исходящий из тренерской, произнес Валерич немного громче обыденного своего тона.

Я вздрогнула, но медлить не стала. Ноги выполнили пару несложных движений, и моему взору открылась картина преуспевающего мафиози и его протеже. Наставник вальяжно расположился в своем кожаном кресле, а Олеся стояла напротив, оценивая меня отвратным пристальным взглядом. Я зашла внутрь и поравнялась с ней, после чего Валерич демонстративно облокотился на стол, издавая при этом какие-то странные звуки, и возмущенно начал взирать, сначала на меня, а затем на моего оппонента.

– Ну и что у вас стряслось, девочки? Шкуру неубитого медведя решили публичным образом поделить?

В ответ раздается стопорное безмолвие. Я лишь пожимаю плечами.

– Вы поймите, – добавлял он с открытой жалостью. – Олесь, ты в частности. Стремление ведь порождает готовность к огромным трудностям. Нужно быть сильными, девки, и каждый день доказывать это! Огонь в одном сердце может разжечь пожар гигантских масштабов! Но если этот огонь погаснет, зажечь его снова будет чрезвычайно трудно.

Повесив голову, Олеся подхватила со стола ручку.

– У меня больше не будет такой возможности, – тихо сказала она.

– С чего ты взяла?

– С того, что такие шансы выпадают раз в жизни. И я во всем превосходила Лаврову. Почему выбрали ее?

Валерич посмотрел на меня, прикусил губу и забрал свою ручку обратно, оставив моего ненавистника с застывшим яростным взором.

– Я не знаю, Лесь. Это целиком и полностью их решение. Я здесь никакого участия не принимал, – оправдывался наставник, нервно постукивая о столешницу инструментом для написания. – И потому считаю, что тебе просто нужно порадоваться за свою подругу и, ни в коем случае, не унывать. А впереди, с твоими – то амбициями, у тебя самая, что ни на есть, чемпионская карьера. Я тебе обещаю.

– Ага, конечно. Пусть родители за нее радуются. Лаврова молодец! Лаврова лучше всех! Лаврову ждет успех! – с тошнотой в заряженном воздухе, прорычала, сквозь зубы, Олеся и, решительно развернувшись, в истерическом темпе покинула расположение кабинета, хлопнув дверью, что было мочи.

Мы с Валеричем рефлекторно зажмурились.

– Она успокоится, – тягостно проронил он.

Я глубоко вздохнула.

– Надеюсь.

* * *

Через десять минут зал был переполнен юными гандболистками. И по иронии казалось, что кислорода здесь стало гораздо меньше. Дышать труднее. Двигаться в разы тяжелее. Мои ноги будто прикованы к громоздким свинцовым гирям и я, словно каторжник, волочила их друг за другом. В прогулочном дворике. В полосатой бесформенной робе.

Интуиция или шестое чувство, не знаю, но что-то неустанно подсказывало мне о приближающейся опасности. А может все куда проще? И это не более чем причинно-следственная тривиальная связь? А что? Я – она. Вполне логично. Но от этого разве легче? Вот именно.

– Делимся по шесть человек! – громко, во всеуслышание, разбил загустевшую тишину наставник. – Сегодня будет игровая тренировка!

Я стояла в углу и делала вид, что тушу дымящийся вонючий бычок. Дергаться и проявлять инициативу, в данную минуту, мне хотелось меньше всего на свете. Выражение «набрать в рот воды», как нельзя лучше, подходило для этого случая. Вот я и молчу, заняв удобную статическую позицию. «Кто-нибудь, заберите меня», – молила всеми фибрами своей нано-души маленькая девочка Лиза, а сама глазами продолжала всюду искать следы лучшей подруги. Но ее нигде не было. Меня охватила паника. Паника парашютиста, у которого отвалились стропы.

– Лиза, пойдем! Мы первые играем. Чего ты замерзла? – обратилась ко мне Марина, которая, видимо, нынче является моим непосредственным игровым партнером.

Голова моя превращалась в глобус. Теперь еще и воду придется выплевывать.

– Лиза? Аууу?

– Да, да, Марин, – закивала я, повернувшись и неохотно взглянув на нее. – Я…иду…у…иду.

– С тобой все нормально?

– Вроде бы, – промямлила я, всецело ощущая себя тем самым географическим атрибутом, который изо всех сил крутят непослушные ученики во время урока.

Она посмотрела на меня с подозрением, но это было уже чересчур. Я взяла себя в руки и проследовала за ней на площадку, где все уже рассредоточились по позициям и теперь пристально наблюдали за тем, как я, озираясь по сторонам, старательно ищу себе место на этом поле. Мои ноги застыли. Кажется, здесь.

Раздался пронзительный свист из дешевого пластмассового предмета, застрявшего между губ покрасневшего, словно рак, Александра Валерьевича. Он положил начало, на первый взгляд, рядовой игре. Тренировочной. Легкой. Не скованной. Такие противостояния со стороны не выделяются ничем сверхъестественным. Но моими глазами и глазами Олеси все виделось совершенно иначе. Каждое мелкое единоборство сопровождалось скрытыми вспышками ярости. Каждый спорный мяч – оглушительными дебатами. Все это больше походило на, натянутую до предела, тонкую нить. Любое неловкое действие запросто оборвет ее.

Мяч у нас. Мы в позиционной атаке. Передаем поочередно его друг другу, в поисках наиболее выгодной точки для совершения голевого броска. Я замахиваюсь. Отдаю снаряд под себя. Ира подхватывает его и устремляется в угол. Там все перекрыто. Осознав, что бросить снова не получается, она передает мяч Марине, а та, в свою очередь, каким-то чудом вклинивается между защитницами, но ее тут же крепко обнимают со всех сторон и полностью обездвиживают. Звучит свисток. Это семиметровый.

– Лиза, держи, у тебя получится, – протягивает мне мяч, заработавшая право на этот бросок, партнёрша.

Я в полном недоумении.

– Эм…

–Давай, Лиза, ты сможешь!

– Я? Я… Хорошо, – так и не приходя в себя, лепетала я, с трудом шевеля своими губами.

Беру снаряд в правую руку и поднимаю его на уровень того же плеча. Сжимаю изо всех сил. Он так и направил предательски соскользнуть с моих мокрых, от пота, ладошек. В эту секунду, время для меня как будто остановилось. Я слышала, как не спеша бьётся моё сердце, сотрясая весь зал. Как каждая, просочившаяся сквозь поры, капля пота падала со лба вниз и с грохотом разбивалась о покрытие под моими ногами. Я делаю длинный замах. Все смотрят на меня, и лишь голкипер не сводит с мяча свой внимательный, полный концентрации, взор. Сейчас. Нет. Ещё пару мгновений. Ложный. Ведётся. Время начинает бежать. Я зажмуриваюсь и бросаю с отскоком. Вратарь отражает, но снаряд медленно скачет обратно. Я делаю движение к нему навстречу и…получаю сокрушительный удар в голову, после чего падаю на паркет без сознания.

– Лиза! Лиза! Очнись! Лиза! – кричала Настя, ухватившись за меня, на границе истерики и сумасшествия. Но я уже не возвращалась. Тогда она повернулась к Олесе. – Ты! Ты! Зачем ты это сделала?! Ты ведь нарочно её ударила, да?

Настя срывала голос, однако нарушительница нисколько не выражала своего сожаления. В зал вбежал Алексей Борисович. Все смешалось, словно в аду у Данте1010
  Да́нте Алигье́ри – итальянский поэт, мыслитель, богослов, один из основоположников литературного итальянского языка, политический деятель. Создатель «Комедии» (позднее получившей эпитет «Божественной», введённый Боккаччо), в которой был дан синтез позднесредневековой культуры


[Закрыть]
и голоса стали неразличимыми. Но среди сутолоки и нескончаемого ужаса был отчётливо слышен неумолимый крик – лишь одно слово: «Лиза…»

* * *

Темно. Голоса. Вокруг были лишь голоса.

– Ещё одну дай. Ещё одну, Свет, я попросил тебя.

– Сейчас. Это мои перчатки.

Белый свет. Его слабая струйка. Я ничего не чувствовала. Все, окружающее меня, пространство, было затихшим и непроглядным. Лишь два преспокойных голоса.

– Вот кровь. Смотри, где я показываю.

Кое-как, постоянно зажмуриваясь и вновь открывая глаза, я смогла разглядеть головы врачей в колпаках и масках. Наполнив воздухом грудь, я попыталась хоть что-то сказать.

– Что… что здесь происходит?

– Тише, – шикнул один из них в круглых, сдвинутых на нос, очках. – Вам нельзя волноваться. Закройте глаза.

Мне стало не по себе.

– Нет, я… не понимаю… что я…

– Возможно, это ваш шанс, – перебил меня женский голос из маски с другой стороны. – Но вам нужно закрыть глаза и постараться уснуть.

Очки у второго съехали ещё ниже, и он неожиданно схватил шприц.

– Нет! – закричала я. – Не надо! Пожалуйста!

Шприц в то же мгновение впился в моё бедро. Морфей…он снова забрал меня.

Глава 2. Петровская ассамблея

Шесть лет спустя. Декабрь. Тольятти. Ночной клуб «Эйфория».

Фестиваль «White snow» представлял бы собой более чем привычный синдикат танцевальной музыки стилей House and Trance, если бы не одна, замечательно закрепленная организацией, тонкость – новогодняя тематика. Сливочная, с макушек, замазанных гелем, голов до кожаных, тряпочных, даже абсолютно босых, у девочек на пилонах, розовых пяточек. Шапки с косичками, помпончиком, без всего. Для данного мероприятия, проходившего не только в Тольятти, но и в других городах России, владельцами клубов специально была закуплена даже белая аппаратура со стелящимся по проводам инеем. Своей привлекательностью зрелище чем-то напоминало великий «Sensation», однако бесценную лепту внесла атмосфера, породившая самое, что ни на есть зимнее настроение и улетное состояние, которое, к тому же, уверенно подкреплял падающий с потолка, как со звездного неба, искусственный снег.

Прямо тут, за ничем не отличающимся внешне от многих других, столиком с небольшим депозитом, расположились наши, уже совсем взрослые, красавицы – Лиза и Яна.

– Кажется, мне уже хватит! – протягивая стакан с недопитым виски, прокричала моя подруга, стараясь быть громче музыки.

Я положила в ладонь подбородок и сделала лицо из серии – «Да что ты?»

– Конечно, хватит! – орала я ей в ответ. – Я думала ты после семи шотов с теми парнями у стойки, – мой взор пал на алкогольное безумство за спиной бармена. – Вообще к спиртным напиткам, сегодня, уже не притронешься!

Яна уронила стакан перед собою, выплеснув из него пару капель, затем подняла его и гордым лебедем приосанилась.

– Но зато как я их сделала, а?

«Да уж», – подумала я и отвернулась к танцующим босоногим снегурочкам. Гоу-гоу эпопея по-прежнему фиксировала на себе не только взгляды ненасытных бухих мужчин со сминающим руль авто животом, но и привередливое око трезвых девчонок. Большинство из этих, так называемых, танцовщиц не обладали ничем, кроме данных и пластики. Хореографии – ноль. Акробатики – ноль. Хотя, наверное, в ночном клубе из вышеперечисленного, кроме фигуры и смазливого личика ничего и не нужно. Но эти дочурки Деда Мороза еще и грудь свою оголили. А та вся как на подбор: двоечка, не висит и с крохотным привлекательным ореолом.

– Хей! – внезапно стукнула кулаком по столу моя «накачанная» подруга. – Ты что за меня не рада?

Я издевательски улыбнулась.

– Да они просто сжалились над тобой! У тебя половина последнего шота, по-моему, вся на подбородке осталась.

Яна рефлекторно вытерла названную мною часть головы и, глубоко разочаровавшись в моих неверных догадках, скорчила сварливую мину.

– Ой, все! Ик. Один из них, между прочим, предложил посмотреть мне ночную родину АвтоВАЗа, усыпанную бархатистым пуховым снегом. Ик.

– Что вы, что вы! Бархатистым! А то ты ее ни разу не видела?

– Нет!

Только не это.

– Даже не думай, Ян! Мы ведь договорились, что поедем к Оксане вместе, безо всяких ночных свиданий!

– Ну, Лиза, ты такая тухлая, – бахнулась она на диван и теперь пропала с поля моего зрения. Лишь пьяный, кричащий из преисподней, голос. – Пойдем! Ик. Их ведь двое! Того, который меня пригласил, вообще Ипполит зовут. Представляешь? Как в «Иронии судьбы»! А вдруг, он мой принц? Ик.

Яна выглядела чудовищно опьяненной. А сейчас и вовсе валялась. С каждой секундой ее икота и манера невербального общения с внешним миром только усиливали эффект. Я снова оперлась на одну руку и томно взирала на бар.

– Какая судьба, Чижик? (У Яны фамилия Чижикова, если кто вдруг не помнит. С недавних пор это слово стало ее вторым именем). – Какой принц? Он – молодой парень, ты – симпатичная девушка. Ночной клуб. Да это элементарное либидо, моя дорогуша!

Она вновь перебралась в сидячее положение и ее брови криво нахмурились. Кажется, она не расслышала.

– Что?! Ик. Какая еще обида?!

Ну вот. Точно.

– Ли-би-до, – повторяла я ей по слогам. – Я говорю, переспать он с тобой просто хочет. И вся любовь.

– Дура! – крикнула на разрыв проспиртованная подруга, после чего образцово и демонстративно подняла с дивана свою пятую точку опоры, схватила сумку, еще раз громко икнула и пошагала, не без труда, конечно же, однако в заданном направлении. К безмерно напивающимся ребятам у барной стойки.

Покачав головой из стороны в сторону, я осушила бокал с недопитым виски и звонко поставила прямо перед собой. По его стенкам медленно продолжали сползать янтарные капли. Мне кажется, я видела в них себя. Маленькую. Взбалмошную. Беззаботную. Бегущую по солнечному кварталу и наступающую сандалиями в лужу от промчавшегося ночью злющего ливня. Бабушки поливают на балконах свои цветы, а я безостановочно шлепаю, вырываясь на тротуарную плитку. Она новая. Ее только недавно выложили. Я бегу, запрокинув голову, и гляжу в голубое небо. Желтый шар вынуждает щуриться, а пальцы правой ноги находят очередной мини-водоем. Я опускаю взор и смотрю в его отражение. Там Яна, наклонившись, держится за колено, а я стою рядом и озираюсь. Вокруг неожиданно потемнело. В лужу начали падать капли, смывая картину и заставляя меня оторваться. Подняв голову, я вдруг поняла, что оказалась посреди большой магистрали. Машины пролетали с бешеной скоростью в обе стороны. Вдалеке засверкала молния. Я вздрогнула. Свист разрезающих воздух автомобилей вселял страх, и мне не оставалось более ничего, кроме как закрыть ладонями уши. Дождь обрушился с бешеной силой. Я закрыла глаза.

– Простите, сударыня, – вытянув на свободу и снова показав мне пустой бокал из-под виски, ворвался в мое ухо задорный мужской голосок.

Я повернулась к его источнику. Среди снова пришедшей в мою волнительную серую жизнь громкой музыки и праздничной обстановки, стоял сгорбившийся парнишка – закадычный друг того самого Ипполита, победитель алкогольного пиршества.

– Вы не желаете, – вежливо продолжал он. – Покинуть сей бал в отсутствии одной туфельки? М?

Этот парень серьезно пьян. Язык его заплетается, но он держится. Стойкий мне алкоголик попался.

– Это что, какой-то дурацкий розыгрыш? – спросила я изумленно. – Или ты свадебным тамадой подрабатываешь?

Он наклонился еще сильнее и походил на разрыдавшуюся иву у побережья. Со всей своей неуклюжестью этот парень выдул перегар шепотом в мое ухо.

– Вы даже не представляете, как я боюсь упустить вас…

– А что, для этого разве обязательно снимать обувь? – подыгрывала я, не убирая ухо от его губ.

Он тяжело вздохнул и оторвался от него сам, после чего, ухмыляясь, посмотрел в мои, иронизирующие знакомство, глаза.

– Нет, – произнес почти трезвый голос. – Но так у меня хотя бы появится шанс найти вас. Найти и отдать вам туфельку.

Я выпучила глаза.

– На улице зима, уважаемый! Я с вами обморожение получу.

– А я быстро найду вас.

Мне пришлась по вкусу его находчивость.

– Хорошо. Но знайте – у меня размер сорок третий.

– Плевать.

– Еще и ноги воняют.

– Вот как? И у кого же они пахнут лавандой?

Я призадумалась.

– Да ни у кого! – заявил он, улыбнувшись намного шире.

– А еще есть натоптыши…

– Так, стоп! – хлопнула громко по столу мужская ладонь, но ничье внимание эта выходка не привлекла, ибо в шумном клубе такие звуки распространяются максимум в радиусе трех метров. – Мне абсолютно все равно что у тебя с ногами! Я просто хочу пригласить тебя на свидание.

Я откинулась на мягкую спинку и сделала важный вид.

– Оригинальный подход. И когда же?

– Сейчас.

«Ну вот», – подумала я, глядя на него большими глазами. «А то выделывался стоял…вы да не вы…с золушкой какую-то параллель проводить тут начал».

– Ну, так что? – не унимался почти до конца протрезвевший парень.

Мое лицо снова стало предельно важным. Авантюра так авантюра.

– Я согласна.

* * *

Двери лифта открылись с металлическим скрежетом и из него буквально вывалились на холодный бетон, словно сбитые за борт кегли, я и мой новый знакомый – Денис в состоянии глубочайшего алкогольного опьянения. На этаже тускло светила бюджетная маломощная лампа. Оттенок нити внутри нее был почти что оранжевым, и казалось, вот-вот должен был прекратить свое унылое существование. Лежа напротив и запутавшись в собственных куртках, мы закатывались от смеха так, как это когда-то происходило с поколением серпа и молота на концертах Задорнова.

– Ты живешь здесь? – обратился ко мне кавалер, оглядывая подъезд.

– Нееееет, тут живет моя подруга.

– Подруга?

Он принял довольно испуганный вид и вновь сконцентрировался на мне. «Ты чего, мужик?» – отзывалось мое сознание.

– Она самая, – утвердительно уточнив и накренив брови, ответила я. – Сегодня я у нее ночую. Мы еще утром договорились. А ты ведь обязался меня проводить и слово свое сдержал. Самый настоящий джентльмен, как – никак.

– Ну, да… – лицо Дениса вдруг резко переменилось. Оно стало отражать нарочитое разочарование и он, теперь, лишь сухо улыбался, взирая на мои розоватые, от развернувшейся на улице пурги и мороза, щечки. «Видимо, он ожидал чего-то большего от свидания», – размышляла я про себя. «Все мужики одинаковые».

– Спасибо тебе, я, правда, здорово провела время, но мне пора идти баиньки, – окончила я предложение игрушечным голосочком, ухватив обеими ручками кавалера за мокрый меховой воротник.

Он отвернулся и мгновенно засобирался в заблудшем, тоскливом безмолвии. Привстал. Отряхнулся от налипшей с грязного пола сухой и противной пыли. Застегнул куртку и только тогда отважился одарить меня своим, полным надежды, взглядом.

– Хорошо. Тогда я пойду?

Его голос звучал неуверенно. Этот парень все еще не верил в произошедший облом. Однако я поскупилась на всякого рода лирические выражения из любвеобильных, пропитанных соплями, слюнями и чем-то еще, мелодрам, а потому лишь коротко промычала:

– Угу.

Денис снова неохотно развернулся и пошагал к лифту. Нажал на кнопку. Музыка радикально сменила мотив в моей голове с позитивного на какой-то дико тоскливый и своего нового знакомого я провожала взором, наполненным глубокой печалью. В эту минуту меня обволакивала пелена забвенья, и я уже не думала ни о чем, уставившись в потускневшую от времени стену, при этом, не обращая никакого внимания на закрывающиеся, за неудавшимся кавалером, двери старого лифта.

Мое, обездвиженное думами, тело продолжало валяться на сером бетоне. Едва слышные звуки бренчащей шахты с трудом доносились до уха. Тишина. Такая милая, ледяная и ни о чем не подозревающая. Я отчаянно возжелала слиться с ней воедино. Не дергаться. Не дышать. Ни о чем не думать. Но…нет. За моей спиною внезапно возник звук, олицетворяющий всю неудачу моих попыток. Я повернулась. Механизм в замочной скважине неожиданно щелкнул еще раз. Дверь приоткрылась. Вместе с лучиком света, пробивающимся сквозь щелку, в подъезд полились громкие, перебивающие друг друга, повышенные тона ссорящихся парня и девушки. Голос барышни мне показался знакомым, но прежде чем я догадалась, они оба выскочили наружу, распахнув двери настежь – тот самый Ипполит и, повисшая на нем, Чижикова. Я спряталась в пуховик поглубже.

– Нуууу, я так не хочу, чтобы ты уходил, – жалобно стонала моя, упрямая в квадрате, подруга, после чего страстно впилась в губы героя киношедевра. – Останься! А утром я тебя провожать буду, м?

Яна уже перестала икать, однако от этого ее эксцентричный образ не многое потерял. В дверях мне удалось разглядеть Оксану, застывшую в позе подруги невесты и терпеливо ждущую, когда Чижик, наконец, бросит ей судьбоносный букет. У молодых же диалог был в самом разгаре.

– Могу поклясться, – оторвав губы, обратился Ипполит к Яне. – Что утром ты захочешь подольше поваляться в кроватке, а затем, в такой же, не менее мольбообразной форме, будешь упрашивать меня дойти до дома самостоятельно, за что щедро пообещаешь вознаградить при следующей встрече.

– Нет, нет, нет! Я так не сделаю! Обещаю!

Возлюбленный чуть помялся и опустил Чижика на ноги.

– Я все равно не могу остаться, мой костерок. У меня с самого утра непочатый край всякой занудной работы. Прости.

Ну, прям Ромео и Джульетта. Сейчас расплачусь.

– Смотри, – Ипполит вдруг заметил кучу теплых вещей, в кои было закутано мое тело, и теперь невоспитанным зевакой указывал на нее.

Яна сразу меня узнала и искренне удивилась, распахнув очи так, что они чудом не вылезли из орбит.

– Лиза?!

Моя голова подалась повыше.

– Я, я, натюрлих!

– Ты где была?

– Здесь, как ни странно.

– Остришь, подруга. С Денисом гуляли, да? Я все про тебя знаю, – забралась она в сценический образ вылитой Ванги, затем снова поцеловала своего кинопарня и слезным взглядом проводила сбегающего по лестнице. Я встала, отряхнулась и подошла к ней.

– Пойдем в дом, костерок, – с улыбкой издали мои уста, а рука крепко приобняла за плечо загрустившую Яну.

Она вздохнула.

– Эх,…пойдем.

Мы вошли в квартиру, и я молча поздоровалась с Оксаной, кивнув ей в ответ.

– Лиз, ты, может быть, кушать хочешь? – бодро обратилась она. А то у меня припасена парочка салатиков для этого случая.

Вдохновляясь ее этикетом, я улыбнулась в ответ глазами, но вежливо отказалась. Кушать мне совсем не хотелось. А вот небольшое отступление сделать хочется, дабы рассказать читателю поподробней о нашей общей подруге из взрослой команды. Почему взрослой? Потому что мы с Яной играем за молодежку. Недоросли еще. Так вот. Ей двадцать четыре года и она уже неоднократно становилась участницей Чемпионата Европы, Мира, выступая за национальную сборную и попадая в призы. С ней мы познакомились на общекомандных сборах в городе Краснодаре. Живет она одна и наш дуэт изрядно этим пользуется, как, например, сегодня. Но Оксана ничего против, ровным счетом, не имеет. Она и сама частенько загуливает. Ну да ладно. Прямой эфир. Да, да, я помню.

Разувшись, мы с Чижиком, не проронив ни единого слова, беззвучными шагами, в обнимку, слегка пошатываясь, будто моряки на подвижной палубе, упрямо прокладывали свой путь в большущую спальню. Хозяйка квартиры же пустила корни еще на входе, провожая нас смеющимся взглядом.

– Я, конечно, не буду тебя спрашивать, Лиз, как ты оказалась на грязном полу подъезда, – кричала нам в след она. – Но раздеться все равно бы не помешало.

Я отмахнулась.

– И все же? – продолжала Оксана.

Яна повернула лицо ко мне и недоумевающе посмотрела, нахмурилась, после чего немедленно поспешила вступиться.

– В комнате она переоденется!

– Но как же?

– Никаких как же! Утром поговорим!

На этом хозяйка сдалась. Или просто решила, что вразумить в стельку пьяную Чижикову ей не под силу.

Открыв дверь ногою, мы, немного изменив угол, зашли в спальню, по-прежнему шагая в обнимку. Я захлопнула пяткой дверной проем и наши глаза, словно лопнувшие, увидели кромешную темноту. Яна, обессилив, повисла на мне. Тяжело, однако. Но этой леди, кажется, невдомек.

– Ну и что дальше? – спросила она, когда ее голова уже сползла на уровень моей талии.

Мне захотелось сразу же ответить довольно остро, но все силы уходили на то, чтобы удержать ее. Поднатужившись еще самую малость, я психанула. Чижик упала на пол без промедления. Грохот, с коим она свалилась, был устрашающим.

– Будем искать кровати, – произнесла я, с облегчением выдохнув.

Послышалось бормотание. Очевидно, Яна лежала устами вниз.

– Ты помниф хде фдесь выклюфятель?

– Нет.

– А фак быть?

– Элементарно, Ватсон!

Я засунула руку в карман своих джинсов и вытащила оттуда гаджет. Зажгла экран. Разблокировала. Включила фонарик.

– Это ты хруто придумала, – раздалось с пола.

«Еще бы», – сказала я про себя и осмотрела валявшуюся подругу. Она лежала пластом, прижав одно ухо к паркету. Конечности были разбросаны в разные стороны. Практически поза морской звезды. Наглядевшись на это творение, я осветила стену и сиюсекундно отыскала единственный имеющийся в комнате выключатель. Споткнувшись обо что-то неясное и, едва не очутившись бок о бок с изнывающей пьяной девицей, я все же щелкнула по нему.

– Блин, Лиза! – заорала она, ощутив наступившую слепоту.

– Сейчас все пройдет! – горланила я в ответ.

Пройдет. Точно пройдет. Громко изложив эту реплику и присев на корточки, я утешала ею не только свою подругу, но и саму себя. Мне также приходилось терпеть, жмуриться, но уверенно переносить все тяжбы фотонной атаки.

Со временем ее пыл подугас. Я смогла нормально открыть глаза и увидеть комнату магазинного блеска. Такое чувство, что в ней поработал на славу отъявленный нескучный педант. Кровати, шкаф, стол, тумбочки – везде наблюдается своеобразная геометрия. Все расставлено так красиво и ровно, что аж глаз режет. Это типа из разряда «У меня все по фен-шую»? Или просто психическое расстройство? «Ладно, Оксан, это не самое страшное, что может случиться с женщиной-одиночкой», – завершила я внутреннее бурное обсуждение и перевела свой пристальный взор на одну из, стоящих по разным углам, односпальных кроватей. Яна растеклась по ней, почти не изменив позы и даже не набросив на себя теплое одеяло из синтепона. Эту комнату Оксана оборудовала специально для нас. Очень удобно.

Внезапно, тишину в помещении нарушил совсем не девичий – добрый и громкий храп. Я улыбнулась, поднялась на ноги, расстелилась, разделась, скидала вещи на спинку и на секунду остановилась. Храп моей близкой подруги сменился слабым сопением. Я посмотрела еще раз на ее распластавшуюся фигуру, и мне стало по-настоящему тепло на душе. Вот уже многие годы мы с ней «не разлей вода». Даже не представляю, что может нас разлучить.

Я погасила свет и легла. Послышалась ария. Яна!

* * *

Сон. Где ты? Я ведь так устала, столько выпила, почему ты ко мне не приходишь? Ведешь себя как безжалостная скотина.

Вот уже два часа я ворочалась, вошкалась, поворачивала подушку замерзшей ее стороной, накрывалась одеялом и сбрасывала его. Однако все без толку. Моя, забавно икавшая вечером, обессилившая подруга изменила тональность храпа уже раз пять. Погромче. Потише. Попротяженней. На любой вкус. А я просто уснуть не могла. Думала обо всем подряд. Об игре. О дружбе. О политике. О голодающих негритятах в Зимбабве…

В какой-то момент, мою голову вновь заполонили спортивные мысли. Я стала размышлять о дальнейшей своей карьере, и мне неожиданно стало грустно. «А что если травма?» – без конца вторили прагматичные взрослые. «Как тогда сложится твоя жизнь? Чем заработать сможешь себе на хлеб?» Все эти вопросы перманентно сыпались на меня хотя бы раз в месяц. От чужих, от посторонних людей. А я задумывалась и действительно не понимала, какие еще интересы не дадут мне умереть с голоду и остаться цветущей в поле, уже завядающих априори, ромашек. «Лучше бы стала бухгалтером», – говорила бабушка каждый раз, когда поздравляла меня с днем рождения. После этого я клала трубку и не выходила из комнаты до самого вечера. Потом приходила мама и по новой ставила меня на ноги. Она одна верила в мой успех. Она одна.

Я в очередной раз ощутила себя одинокой и решила проверить насколько крепко спит Яна.

– Чижик?

Прерывистого сопения не последовало. Безмолвная пауза так затянулась, что я уже было, отчаялась, как вдруг, сквозь непроглядную мрачную пелену, донеслось мычание.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю