Текст книги "Восковое лицо"

Автор книги: Данила Да

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

В биографии классиков прежде всего он читал чем кончали они. Благополучие сеяло скуку и, том отложивши, один, он выходил прохлаждаться по детским живым берегам, и окончания жизни, смеясь он выдумывал там. Тлел на губе сигареты живой огон°к, крови по ниточке вился горячий живой руче°к, бабочки падали в море – шипение мнилось ему, и зашипев, аки кот, он собой устремлялся во тьму. Ведь вспоминать картины детства, давать волю мнимым воспоминаниям – есть старости признак – кто же не знает об этом – и задуманное и творящееся сошлось как рисунок и точная копия, как материнская форма и вычленившийся, выбитый одним ударом кричащий розовый слепок, как вода и вместилище дутого фигурного сосуда. З°рна тугих виноградинок, полных закатов и зорь, детство, желтуха, простуда, царапины, ссадины, корь, книги живущие долго, очки пантеона врачей, абрис пожарника на городской каланче. Детство насыщенно запахом краски родного угла, яблочный м°д утешений, обиды сырой пастила, дачи густой керосин и попытка связать червяка, сломанный ноготь, торжественный крик молотка. Радужная оболочка бесстрастного утром зрачка, точка, извилина, точка, картавая речь старичка. Как же не стать старичком, ежедневные думы о том, как поступить, чтобы после не стать старичком. Вот и думай после этого, а прав ли был ты, удерживая момент возгорания, забивая рот яблочной мякотью утром, и вычищая болгарской известью остатки огня из зубов ввечеру? Впрочем, и так совсем не оставалось времени. (5) Мой город, зачем тебе нитки моих полуграмотных строк, царящего лета ошибки; морской растворимый песок, – я дырочка в теле тво°м, неучт°нный безвредный прокол, помарка – сотри, и тогда тебе будет легко. Когда бы имел я свой вес, да когда б я хоть что-то имел... Расправься со мною, уродец, пижон, винодел. Зашей меня ниткой дремучей подземной воды, огню укажи на мои озорные следы. Улитка, иголочка, винтик, крутой виноградный желток, политика сточенных плиток и плит навесной потолок, распиленный полиартритом раскаявшийся старичок, вес°лые песни, полипы, луны водяной пятачок. (6) Что же творилось в городе, когда из комнаты, съедаемой огн°м, дымом и голосом, смотрел он, неуверенно и невразумительно, в парниковую проталину выдыхающегося окна? – Пересыпались пески и распространялись кругами барханы, °жилась рыжеватая хвоя, свистел носоглоткой устремл°нный в небо кипарис. Он бы выпил вина, обязательно выпил вина, но голова кружилась и без того, как если бы он долго и напряж°нно наблюдал за сварой мохнатых бесцветных бабочек, или разбирал бы узоры на фасаде восточного дома, в жаркий полдень, не прикрыв головы панамой или атласным котелком этнической фески. Он выпил бы горячего глинтвейна, жирного жюль-верновского пойла, стакан кабацкого пота, химического и ядовитого, выпил бы он. Глодал бы таблетку сухого горючего, слизнул бы и пятнышко едкого муравьиного спирта, да только где бы он наш°л его? Он бы выпил и простого солоноватого воздуха, но голос души, очищающейся и неудовлетвор°нной, запрещал поворачивать целлулоидный оконный шпингалет и воссоединяться с потусторонним, саморазрушающимся миром, который как хотел, так и жил, а хотел – подстраивался под чьи-то мысли, и следовал им как послушный ученик. Хотелось бы ему обойтись без фиксации происходящего, но навязчивая профессорская муха вставала перед глазами как тень гамлетова отца, и чтобы унять ум, чтобы успокоить совесть, чтобы снять с сердца когтистую каменную лапу и разогнать скребущихся кошек, он принялся напевать и складывать краеугольные слова, вяло отмахиваясь от льнущего к лицу пепла. ............................................................................ ..................................................................... Пересыпалась хвоя, учись оставаться один, если сможешь учиться тому, острый кружится лист, в парке статуи скрылись в молочном тяж°лом дыму, если сможешь один, на дороге лежит перев°рнутый обруч раздавленной плоской воды, если сможешь учиться тому, станешь сразу седым, а не с возрастом станешь седым, если сможешь жить так, быть таким, если сможешь так быть, пересыпалась хвоя, события ж°лтого дня перестали будить, будешь статуей в парке, а знаешь как статуям в парке приятно столетьями спать, среди острой листвы, в сером облаке дыма стоять, если сможешь учиться тому, то учись оставаться один ............................................................................ .................................................................... кто-то в комнатном кашлял дыму, продолжался сухой карантин, кресты скорой помощи нервно выгорали там, где раньше были сырого дерева рамы, и задумавшись, не замечал он этого, прислушиваясь к присутствующему треску безобразного кашля, пока не догадался, кто кашлял в единственной комнате, наедине с горящими вещами. (7-8) От праздности писалися стихи, и тогда он вспарывал ворсяную дверь т°мной барсучей норки, обвязывал ноги чужой грубой кожей и, изгнанным корол°м ш°л бродить по вспученным улицам и бугоркам, вынимая из пространства вс° самое необходимое и полезное, чтобы после, наедине, утомившись от пестроты и гулкого горячего воздуха, сплести себе новую, взамен старой и износившейся, жизнь. Жизнь текла, как теч°т в проводах электрический сок, жизнь заточенной палочкой кожу скребла и стучалась в висок, выпадала осадком, сверкая и пенясь как мыльные воды дождя, трепетала стерильною ватною бабочкой дня. Жизнь моя, как с тобою мне жить, объясни? Я твоих фонарей не заметил кривые огни, ибо сам не был слеп, и увидел как вечер стальной, словно глинистый хлеб разрезает закат заливной. Что-то жирное плещется в лунном воздушном котле, выгрызает отверстие червь бессловесный в земле, но – карающий клюв, вязкий глаз, и отточенный дрозд вынимает из лунки червя под протяжное пение зв°зд. Так и ты вынимаешь меня, жизнь моя, из разученных снов, ты меня наущаешь, но я не пойму твоих слов. Я иду по ковру, ты ид°шь по ковру и ков°р приглушает шаги тех, кого вынимают из нор. Нас из нор вынимала кофейная гуща воды, вымывала крупицами соли, защищала руками слюды, уводила вода нас в пустые свои города, открывая тяж°лые двери лесного пруда.Что пылало над озером в тот вечереющий час? Задремавший турист? Нет, – дрозда вытекающий глаз. Под протяжное пение трав и ворчание дремлющих зв°зд нас искал над заливом слепой и расч°тливый дрозд. (9) Пока наш герой мыкался от горячечных стадов замыслившего недоброе города к перев°рнутым стволам лесного источенного озера, мясная профессорская муха солила стручковые перцы, потирала тонкие лапки над стаканом бурого кофе, мелко крошила сухой хлебец, растирала по краю тарелки кашицу картофельного пюре. В окнах наворачивался день, растекалось вываренное утро, морщился ссохшийся вечер, съ°живаясь и сползая, отступая перед наступлением заостр°нной игольной ночи. 1994, лето, Москва, пос. Октябрьский x x x Там где жил идеал Жил дрожит ореол Я недавно искал Там забытый глагол Брал кинжал, бегал наг Заедал ядом яд Шесть дворовых собак Молча гнали меня А глагол, утепл°н Ползал где лебеда Запятых миллион И морская вода И летал, опер°н Толщиною грозя Прилагательных том По сугробам скользя Насмерть битые льдом, Вместо имени – "я", Жили в домике том Местоимения. А слепой идеал Кувыркался в местах Где фиакр и феал Где цветы и цвета Букв там вовсе нет А тем более мест Где на каждый сонет Полагается крест 11.7.95, 15:40 CОБАЧКА В. П. В ч°рном поле рос чертополох У собачки было много блох В реку бросилась собачка и текла По куску зел°ного стекла В тв°рдой речке много черепах Черепахи водятся в местах Где всегда прозрачная вода И глубоких норок череда – Нам оттуда видно – пели так Черепахи – сколько плавает собак И от этого приятно на душе Можно спать в дремучем камыше Плохо только состоянье блох Им не люб речной чертополох Блохи молят о пощаде но Близится мерцающее дно Так и я среди своих бумаг Думаю о доле черепах И вода струится по лицу Как свою собачку я спасу? Поплыву немедленно за ней Наподобье вытянутых змей И со дна е° достану за усы Отнесу сушиться на пустырь В поле где раст°т чертополох Домик сделаю для всх спас°нных блох А для ч°рных гладких черепах Книжек напишу про те места Где плыла собачка по реке И ревела ручка в дневнике Где плыву и я, давным-давно Со своей собачкою на дно. 26.6.95, 13:41 x x x Профиль из ткани правого л°гкого Сшей подари мне свой Легче пыть тогда будет не то что с красной мордой собачьей от тяжести кашлять Резвиться приятнее с бабочкой в сердце вокруг радиация, свет электрический столбик параметров цифр расч°тов КРАСНОГОЛОВАЯ СОБАКА ЛЕЖИТ В Ч?РНОМ ПЛАТКЕ СНЕГА ей падает уголь на голову Бабочки в сердце и мыши что муравьи не поместишься Профиль из правого л°гкого Вытек в железную лужу порезавшись о крыло обклеенного фольгой насекомого 22.6.95 МАРШРУТ ОФЕЛИИ Небо тяжестью дышит и вниз осыпается Сознание держится, душа даже успокаивается Дерево, похожее на тебя; Облачко серое кружится Душа успокаивается, словно подм°рзшая лужица. В книге на четв°ртой странице – спасатель в воду кидается. Гамлет кидается в воду. Офелия вдаль удаляется. Лужица похожая на тебя. Объяснение прилагается. Серое облачко выше домов поднимается. В озере лилия белая возле поверхности кружится. Старая книга. Перепл°т расползается; Рушится Свод коментариев. Гамлет кидается. Следует Далее список сражений. Возможна победа ли? В озере водится лещ – субмарина подводная. Ниже закапала буквы и съела их цвель перепл°тная. Букву похожую на тебя я вынимаю из лужицы. Она его не узнала, и поэтому продолжает не слушаться. И утонула. Спасателя держат спасатели. Он им пытается объяснить (Далее цифры и знаменатели). Лещ. Его размеры. На что он похож. Чем питается. Серое облачко ниже воды опускается. Он говорит им – там белая кружится лилия. Они сомневаются. Он сомневается – не выпил ли я? Выплыл ли я? Отчего вс° так грустно кончается? Кто из воды так загадочно мне улыбается? Если движение ветра обычно, то следует К западу будем искать. Но по следу ли Можно найти ту, что рядом с поверхностью мается, То опускается к дну, то опять поднимается. Гамлет кидается в воду вторично. Затмение. Ч°рный охотник бред°т над рекой. Пояснение: Сжились страницы. Царапина в сердце залечится, Лишь над водой встанет серп предпоследнего месяца. Высохнет озеро. Высохло. Реки в ладони стекаются. Мокрые письма в железных жаровнях сжигаются. Угли, похожие на тебя. Далее следует Маршрут Офелии, следующей куда следует. 22.6.95, 16:05 ТАЙНОЕ ВИНО Тень цепляется за тень, Пламя держится за пламя. Свет ложится на лицо Словно св°рнутое знамя. Пота°нное вино День-деньской стоит на страже Красное веретено По моим бумагам пляшет Поспевая за рукой. В городской пекарне нашей Хлеб печ°тся городской Из мучной тяж°лой каши Не печ°тся обо мне Лишь склероз. Я помню место, Где сну°т огонь в огне Обнаруживая тесто. Это тайное вино Вынуждает мою память Вс° прошедшее давно Обнажить, связать, расставить. День, когда тяж°лый хлеб П°кся в городской пекарне Под бумагой на столе Нож скрывался лучезарный, Мне у яркого окна Виден был огонь ростральный. Шевелилась тишина Под программкой театральной, Из чернильницы литой Выползала муха косо, И смущался понятой Очевидности вопроса. Или, нет; в тот ясный день Я блуждал в бору сосновом, В том бору сосновом, где Что-то пели из Толстого. И в бреду карандашей Я пытался вникнуть трезво В смысл рассказа, где людей Запечатывали в тесто. Я его услышал дн°м В тишине дорожной давки. Ты сказала мне – Пойд°м, Вон священник в камилавке, Ты попросишь у него Толкование событий. Над движеньем берегов Он сказал: Остановите... Но не слушая, дрожа, Я уже бежал обратно В комнату, где ела ржа Позолоченные пятна Сусасшедшего письма. Лучезарный нож хватая, Я увидел: сходит тьма В ожиданье урожая С тесных буковок моих, Что во сне сложились сами. Я, теснясь,бросаю стих В жар плиты, в густое пламя Сизоватого огня. Дверь дрожит. Меня выводят Из парадного. Меня. Дальше что-то происходит, Вспомнить что я не могу День отч°тливый дробится, Словно на густом снегу Мелко чертит, чертит спица... Только тайное вино Вынуждает мою память Вс° прошедшее давно Обнажить, связать, расставить. И становится прочней Связь моя с реальным миром. В глубине пустых печей Не снимаю я квартиру. 4.7.95, 12:07 x x x В саду летает пыль случайной красоты Там сытые пруды и голые мосты Не понимают связи меж собой Чернеет мыслью воздух дневника И правая рука не ведает пока Что делается с левою рукой Там шелкопрядом битые листы И старый конь не портит борозды А зрит сво° лицо в одной из книг Там тихо кто-то красный от вранья Свистит смешав законы бытия И отступая пятясь кажет лик В котором пляшет точкой бузина И языка дорога сводит на Суглинком незаполненный овраг Где ль°тся кошке мышкина слеза И как укол маячит стрекоза Среди ветвей небесного ковра И я копавший яму ночью всей Попал в сухую вышивку ветвей Резонно рассудив – нельзя роптать И не ропщу а прочь иду пешком Туда где царь мерцая посошком Старается копеечку догнать Не думая меж тем что вряд ли утаишь На счастье шило. Золото, блестишь? Блести пусть зв°зды кажутся близки И я не спутаю пяти сторон садка Не удивится правая рука Когда косн°тся левая щеки 18.7.95, 23:26 ПИСЬМО СОЧИНИВШЕМУ СЕБЯ ЧЕЛОВЕКУ Твои я стихи на ночь глядя сегодня читал Княжна там сидела в саду и медведь над поляной летал Лежал красный снег и покуривал трубку свою Седой человек. Я неправду тебе говорю Княжна и зел°ный медведь над поляной летали вдво°м В. Хлебников полз погрузиться в речной водо°м Над огненным садом спускался воздушный садок В расстроенном сердце серебрянный бил молоток А ты и поверил, а я обманул тебя, друг На самом же деле росли там деревья без рук И я наглотавшись дымов там считал золоч°ных коров И гипсовый панцирь сосуда мне был восхитительный кров Ты вс° сочинил и с последних страниц я смотрю Как ль°тся вино по бортам моему кораблю И я уплываю туда где чернила текут без вреда В глубокую яму идущего кругом пруда Там в омуте тихом темно И люблю я оттуда смотреть Как ты, отложивши перо, собираешься петь. 8.12.95 x x x Я – перешейков царь, лишь грелку наберу Я двинусь на покой в резные сени сна Лишь только пистолет бумажный соберу И прыгну, торопясь из жидкого окна. Я только проглочу молочный цианид И дымную петлю на шее затяну Газета вспыхнет, где лицо сгорит И тень моя ложится на страну Перестреляв скворцов в несвежей голове Ты удивишься, вспомнив мой успех Ведь мы с тобой в одной росли листве Ты мне казался тоже не из тех Кто ловит шапкой собственную тень И не догнав царапает стекло В надежде повторить вчерашний день С его травой, бездумностью, теплом В надежде уберечься от других Кто не да°т забыть тебе места Где плещет свет, и прочь бежит от них От берегов извилина куста Кого там только нет – в цистерне каберне Там обитает цирк товарищей моих Лежит тюлень пропавший на спине Гимнасты в петлях прыгают своих Из зала смотрит белый господин Как пилят слуги на арене льва И лунный свет бежит из-за картин И как земля – кружится голова В бассейне сада дерево плыв°т По спинам спящих гладких черепах Бармен вес°лый песенки по°т Коктейли делая в беззубых черепах И только я попробовав уснуть Сижу на дне бескрайней пустоты И пустота разъединяя суть Мне преподносит ч°рные цветы. 8.12.95 ПОДРАЖАНИЕ Написал подражание китайским поэтам Что-то хризантемы журавль и яшма Написал только что придумал Написал то что сейчас ты читаешь Написал читаемое сейчас мной Написал про то что написал Просто написал Просто Написал написал Стал играть с ударениями Вышла комическая опера (чуть не написал "космическая") Комическая опера Ирония губит душу На ч°рное море Смотрел в тишине южной ночи Корабль мигал И от душного влажного ветра Слеза появилась 3.12.95 БЕДНОСТЬ С утра ничего не мог найти Ни любимой ручки Ни тетрадного листочка Пять лет я умилялся собственной бедности Больше терпения нету Точнее Нету желания более Образ издержанный Так же подневно носить Плюнул в сердцах я гневливо Выдернул листик обкусанный Из кучи бумажных отбросов Ручкой поломанной Найденной тут же Сижу сочиняю И ангелы снова как прежде Поют в оживающем сердце 3.12.95 РОЗА ИЗ ПИСЬМА В письмах старых ковыряться вс° равно что Надевать одежду из которой вырос Незачем винить дрянную почту Но на сгибах подозрительно сносилась Ласковая детская улыбка И рукой деревья не достанешь Режет гланды глянцевая скрипка Из щеки теч°т сквозной румянец В письмах твоего гораздо больше Чем на самом деле полагалось Приходилось на тебя резонной пользы Ровно год, а дальше – жалость, жалость Из себя не выгонишь какую Скрипом разве впадинки залечишь Ну а дальше – родинки кукуют, Разговаривают швы, стучат предплечья Тело больше не вмещает праха Равно и другой литературы Книги – это белая бумага Книги – это скверные микстуры Сколько их не пей – погубит жажда Завед°тся в переносице мокрица Сколько не читай – прид°тся падать И лететь до следующей страницы В южный полдень, над зел°ным морем Из разрыва розового пледа Тень твоя с архангелами спорит Жало где тво° и где победа? Мы читали о тебе, дружище, знаем. Мы читали, мы запомнили страницу Ты телесной розой был рождаем В розу следует тебе оборотиться В розу на груди Иуды надо Превратить себя. Тогда отпустят Узловатые побеги винограда Стебель твой и лишь шипы прихрустнут Становясь улыбкой полу-детской, Полу-птичьей, Ангельской, прекрасной Роза ты лежишь в сырой мертвецкой Нестерпим здесь аромат твой ясный. Из письма тебя достанут мои руки И на стол отбросишь красный глянец Обращающий в нелепицу науки, Оставляющий насыщенный румянец. 6.7.95 ГАШИШ Пистолет сдан в ломбард, сдан в ломбард, сдан в ломбард Я ещ° поживу, поживу, поживу Средь татар буду цар, и средь баринов бар Лишь куплю у цыгана вино и траву Мне зачем пистолет, я траву разведу В красной горсти зажатого чашей вина И глаза проясню, и забуду беду И квитанцию брошу к чертям из окна Не пойду выкупать, пусть возьм°тся другой Ч°рной дыркой сверлить решето над ребром Я сегодня увижу закат голубой И летающий лес, и шагающий дом. Я сегодня поймаю заветный глагол Наконец-то узнаю я несколько букв Из компании тех, что осыпали стол Закатились под кресло, забрались в сундук Я их помнил когда-то; теперь ущипни Меня солнечный вечер, а то не пойму Отчего на руках голубые огни И запутались пальцы в бел°сом дыму Пусть сперва мне захочется пить, а потом Потрошить лебедей для неведомых нужд А потом говорить нарисованным ртом О, трава, я твой сын! О, вино, я твой муж ! Спит лицо в тех краях, где безмерно дал°к Поднимается дым из горячей реки И под розовой кожей скрипит угол°к И в висках золотые стучат молотки Мне знаком этот мир. Я себя узнаю В живописных узорах пролитого сна Вырастая до сосен лицо достаю Будто это луна, золотая луна. По гортани теч°т фиолетовый м°д, Полный ж°лтых и ч°рный сверкающих ос. Отчего-же кузнечик так громко по°т, Долго катится мягкий седой абрикос. Был ли день? Я не помню как выглядел день Вместо мыслей густая волнуется шерсть Говорящая лодка плыв°т по воде Заливая сознанье. Мне хочется есть. Пистолет превратился в надломленный хлеб, Я смеясь проливаю на воду вино И смеющейся рыбою путаясь в мгле Проплываю как в двери в цветное пятно. Там совсем ничего, там кончается свет, Превращаясь в озноб. Начинает светать. Снова мысли: пойти выкупать пистолет? Не пойду, потому что мне хочется спать. Пусть мне сладкая снится еда и луга Заливного миндального детства когда Я питался начинкой сырой пирога Провожая рыбацкие взглядом суда Добродетель хранили в себе небеса Пограничных я вряд ли искал тогда мест Я лизал как лиса пожилые леса И горел подо мною рубиновый лес А теперь я теку в полотне потолка И лицо улыбается ласково мне Говоря – до свидания, значит – пока, Растворяясь в высоком чердачном окне. 17.8.95 x x x Он был почти незрим Его своим крылом Уже коснулся Ангел Увяданья Весь день прош°л во сне И над рыбацкой картой Повис его гниющий башмачок. Карету подали к заброшенным садам Сбор яблок в это время года низок Да и погода притупила слух Поверхности достигнув в две минуты Мы наблюдаем: Вот раскрылась дверь Закашляла химическая лампа И в колбе света пронес°н был он. За ним тянулся шлейф Растопленного жира Неся кузнечиков и рыжих муравь°в Неосторожно выползших из норок На т°плый свет. И вот уже теч°т Густая шевелящаяся масса К углу ограды. Дальше видим мы Деревья настороженною группой Шагают в сторону Освобождая путь. Притворство прежнего Нас заставляет верить: Вот так, а не иначе наста°т Желанный миг. Над ч°рною земл°й Летает ветер южных полушарий И свет перекрывает Чей-то вздох. 25.11.95, 18:00 В ПРИЛИВЕ ЛЖИ Начитался разжиженных книг Инвалид вечерели дома Красной рыбой всплывает ночник И под ветром трепещет трава Сколько дыр у пространства сейчас Там знакомые людям живут Единицы, задачи, часы И узлы плоскотелых минут Когда красною рыбою сон Накрывает расчерченный лист Плачет циркуль и валится дом В расслоенье размытых кулис Но читает по книгам года Инвалид растворяя лицо Усмехается так что вода Вместо смеха уста его жг°т Вместо смеха ломается сон Под снующим столовым ножом Сарациновой мазью клю°т И цветком расцветает цветком Но ложится под стебель зерно Цифрой О, буквой О, а затем Говоришь что тебе вс° равно И тебе хорошо вместе с тем Лишь бы книга была под рукой И прямой ниспадающий свет Лишь бы тлел огон°к голубой В горле рыбы дающей совет Заскрипит оживая рука И слова сжав ладонь собер°т Перекрыв красный свет ночника Позов°т за собой позов°т Так что будешь ты плыть до межи Пока не поверн°шься сказать Что среди наступающей лжи Ни тебя, ни меня не узнать. 15.11.95 КАРТИНКА Версификация Евреям на радость Я вытащил яблоко из бокового кармана И конские морды Потыкались в спину Когда петухов замаячили пятна А я, напрягая Усилия счастья Взлетел в подвенечном тулупе И ч°рных усах В ч°м и был Под самое небо Где ангел лежал словно раковина, Виноватая плыла кефаль Где кефирные реки И веко собаки утопленной Щ°лкало словно Фотограф на свадьбе подвыпивший Щ°лкает пальцами звонко Желая вниманье привлечь За врань° Мне в л°гкое влили Свинца раскал°нного меру Да так, что стал падать я В т°плые руки прохожих Цирюльников, плотников, нянек В густые леса голосов Словно перхоть блестели дороги У края цветущих И плодоносящих садов. Мне радость мою не унять. 7.7.95 x x x Снился мне ты, искуситель И ты, благодетель. Ты был восторженный зритель, Но огорч°нный свидетель. Трогал меня ты во сне Мягкою дланью Сладкое тлело во мне С горечью, рванью. Так укусить мне тебя, Пастырь, хотелось. Но сон прош°л и кусать Мне расхотелось. Я лишь припомнил: глаза, Профиль акулий, Злые твои образа, Комнаты, стулья. Я тебя видел средь них Жгущим бумагу. Мой возрастающий стих Дал мне отвагу И я воткнул до конца Мстительный ножик Ты рассмеялся: ха-ха Тут же, ничтожен Ты заскользил по стене Трещиной серой. – Вспомнишь ещ° обо мне, Вс°, что ты сделал... Я и проснулся тогда: День начинался: Трескались в пыль города, Сон продолжался. Ты проходил под окном И усмехаясь Чистил занозы пером Не поддаваясь. Масляным глазом кося В мои пределы, Ты уходил, унося Профиль горелый И вереницей неслись Следом собаки, Буквы рядками плелись, Тлели бумаги. 8.11.95 ИНФУЗОРИЯ И ПРОФЕССОР Слишком дал°кими были от жизни Жилы тогдашнего нашего счастья Слишком распилены были распилы Слишком запятнаны были запястья Я теперь молод, а ты инфузорий Кротко ласкаешь, что делало раньше Самой волшебной из прочих историй Песню твою и твой голос сгорающий Так и жив°шь до сих пор в чашке Петри Жгутик твой я уже не различаю Сколько тебя до сих пор в дециметре Кубика жидкого – право, не знаю Стал я профессор – и ранних студенток Тискаю взгляда живым микроскопом Вялых уже не люблю абстиненток С малой активностью, клейким сиропом Так на тебя откровенно похожих Что заношу их в отряд предыдущих Тех, что глодают упругую кожу И остывающий пепел текущих Недоумений, зацепок, конфузов. Я защитив диссертацию знаю Знак отрицательный носят союзы Мною открытые. Я отрицаю Ж°лтые рощи над озером Рица, Матовый свет мандаринов разящих, Склоны Ай-Петри. Размыты границы, Где навредил нам пинцет находящий. Место мо° затянуло раствором Плесень целебная там поселилась Сладким приливом затянуты поры И над спиртовкою дно накалилось Меткий пинцет меня вытащил в люди Стал я профессор – а ты инфузорий Кротко ласкаешь в стерильной посуде Я – для науки, а ты – для истории. 18.9.95, станция Раздоры CТИХИ МИХАИЛУ ПОПОВУ Посвятил я тебе бы стихи, Но былой уже жалости нет Ты даосской всеядности жрец Плесневелый вкушаешь ты хлеб Твой приют состоит из акрид И снетков и сухой саранчи Бородою своей знаменит Ты сидишь на тр°хглавой печи Там сжигаются книги с утра Р°рих в печке твоей погреб°н И Блаватская Е. и мура Где сцепились Гурджиев и Фромм Славно греет мохнатый халат Колесница из серых мышей Поспешит куда кинешь ты взгляд Вплоть до сточных канав и траншей И пустив бакенбарды впер°д С грозной книгою эфемерид Ты свершаешь ментальный пол°т Над зерном судьбоносных планид На лугу тебя встретить легко Прямо в сердце тво°м красный мак Цедит тонкой стру°й молоко Твой тогда замутняется зрак И согнувшись на стуле как кот Ты бормочешь такую херню Что в зевоте раскроется рот И в тоске по прозрачному дню Мы выходим из тусклых квартир Направляясь к зеркальным морям Ну а ты оста°шься сатир И язык кажешь синий, куря Благовоний сомнительных пук О Нарцисс я любя написал Вс° что видишь. Движеньями рук Только ангел любви управлял. 15.11.95 БАЛЛАДА О Ч?РТЕ О. Т. Я подумал, что ты Человечьих кровей, И собакою ты Притворилась, ей-ей. Устремляясь за мной По июльской жаре, Наблюдая за мной Муравь°м в янтаре. Я тебя разгадал Ша-ла-ла, ша-ла-ла Ты собакой уже Не была, не была. В ч°рной комнате мы Ночевали с тобой. Не боялися мы Была это любовь Лишь под утро тогда Понял я, понял я Догадался тогда, Видя капли огня Не собака, а ч°рт Ты была, ты была Не собака, а ч°рт Ша-ла-ла, ша-ла-ла Не была ты и той, Что пригрезилась мне В ч°рной комнате той Где цветок на окне. Ты смотрела в глаза Тра-та-та, тра-та-та Ты смотрела в глаза И в другие места Кто так может смотреть Понял я, понял я Тот так может смотреть, Кто не любит меня Я об этом спросил "Р-Р-Р" – сказала мне ты "Ты об этом спрсил, Мои мысли просты Я тебя укушу, Я тебя не люблю. Задушу, укушу." Тюр-лю-лю, тюр-лю-лю. И прелестны черты Исказила гримаса. Собачьи черты Тоже влились в туман, Из которого ч°рт Стал краснеть и кивать Как начинка чего-то, Что не описать. И цветок на окне Вспыхнул ч°рным огн°м. Закружились в огне Мы вдво°м, мы вдво°м. А на утро в лесу Ри-ки-ки, ри-ки-ки В синем хвойном лесу Нас нашли рыбаки Ч°рный п°с, ша-ла-ла Бегал возле меня И из пасти текла Тлея, струйка огня. А в пруду отражались цветок и окно. Поднебесная ржа И прозрачное дно. 24.6.95, 12:53 x x x Засветилась тень В мо°м окне стекло глядит вовнутрь А комната ушла в себя как в гости Тень прячется под кровать Но е° свет бъ°т и оттуда Так что стоящая мебель тает и уменьшается Поднимаю с пола пачку сигарет Сгибаясь несу е° к кровати Ломит плечи Иголкой в переносице торчит Застывшая капля пота Дым не держится в теле Он выходит сквозь пальцы рук Наблюдаю за их движением Не улететь далеко В ванной мо° отражение °рзает бреясь Нет это в стекле кто-то прыгает Яркий мешает мне свет а не то разглядел бы увидел Но я поймаю тебя невидимка безликий Вот поквитаешься за свои дерзкие пляски Пальцем тебя придавлю И щелчком из тебя вс° повыбью Там только светится в зеркале Пляшет сверкает Боится не верит 20.12.95 x x x Развоплощение Это когда с обратной стороны листа Проступают буквы твы обсто жерт я еств Лицедей но нет не лицедей лжец раздел°нный пополам но тогда уже не лжец жрец страстей страстей страстей лицемер вот нужное слово Развоплотиться раз и вот уже ничего уже весело птица пусто трезво холодно нигде я нет везде я голое лицо глядит в зеркало а оттуда пустота блеет 16-17.12.95 ПОЭМА ИЗ 17 ФРАГМЕНТОВ (1) Эту историю я прочитал в романе "Женская честь" писателя Ивана Папаскири. Сверкали лощ°ные щ°ки мультипликационных героев. Ты мне из письма показала вес°лые ноты. Я в саркофаге бумажном восторженно плыл по теченью. Все кувшинки и лилии радовались моему плаванью, и скалились пасти вес°лых стрижей, норовящих упасть прямо вниз. Я на карте увидел – там пропасти, мели и вес°лые пятна пролитого давеча сока. (2) Грузин там бежал по пригоркам и щ°лкал браслет на запястье его золотой, на руке волосатой, в лучах ярко-зимнего солнца. На талых лугах и полянах лежали животные мелкие и снег опускался в оврага прочерченный путь. (3) Оврага текло золотистое влажное пламя. А с телеэкрана текло оливковое масло, ты хныкала, глядя на тени развязанной свечки. Последний автобус прош°л сквозь оконные ст°кла, весною снимаются рамы. Кузнечик засохший на книжной шевелится полке. Шевелятся, ползают буквы. (4) Свирель потерялась в ущелье. Весна нисходила на город. Как порвано много учебников школьных, ненужных. (5) Тобой поросли эти горы. (6) Я книги пустой никогда, никогда не читал. Пустое из букв сквернословит. Чернильным пятном пригвоздил я воскресшую птицу. Летело алмазное облако погасшего некогда взгляда. Летела копеечка. Что там, разжалобил, хватит... (7) Коричневый сухарик проглотило мо° отражение детское, восточная строгая цапля скрипя в переносицу влезла. Иван Папаскири лежал перебитый закладкой. Я вышел на улицу и корабль обрушился под ноги, а сзади тяж°лые крылья грудную заполнили клетку. (8) Ты в сад ночью вышла и сфинкс копошился под лампой, и струнный оркестр в окне тво°м движет чер°муху, чердак смотрит в озеро – так далеко до бессмертья. (9) Ж°лтые линии ковра встали и крикнули. Лампа упала настольная. Тетрадный листок отразил мои ж°лтые пальцы. (10) Каркало пело лежало пролитое море Камни и чайки и камни и чайки и камни Империя периода упадка сулит нам крупные обточенные камни. Мы пишем на заброшенных надгробьях. Сухие письма и лиловые чернила я пью и ем в страницах сей поэмы. (11) Тебя, тебя я призываю, но ты не хочешь под крылом моим быть спрятанной. Пустые комнаты заполнились водой альпийских впадин, марианских плоскогорий. Я выплыл бы, но спутал направленье, приветствовала водоросль меня. (12) Плохая книга обвенчалася со мной. Актриса зеленоротая в теплице цветы воровала. Янтарный комок прихотливо стекал к горизонту. Как пишутся буквы, как люди живут ничего не изведав. Как море меня узна°т, когда я приближаюсь. Как падают листья твоих маргариток в окне, когда лунный трамвай проезжает и с крыши слетают все тени. (13) Повинуйся, инструктор и ты, перешеек, в себе не храни измерений звучания эха. Я сетку координат списал с настоящего плана. Теперь я кудес и волшебник. (14) Ты, книгой заполненный, на вершине заточенной башни бранишься с вздыхающим громом. Табун лошадей топчет яблоки прямо в притихшей долине. Я трещину серую в узел сухой завязал. А е° пустота распирает. (15) Я с цифрой дрожащей боролся, и видно она побеждала. (16) Пош°л по берегу, смотрит – спешит по воде русалка и факел волос в голове е° плещется. Я прочь побежал, а волна хваталась за ноги мои, и так тяжело бежать было, что я понял вс° это сон, и за окном – 18 градусов мороза. Застынет ли эта вода? (17) Ты мне подложил в эту книгу вс° то, что я там вдруг увидел? 8.12.95, 21:15 МИШЕНЬ (ТОЧКА) Отошли круги и оставшаяся в центре точка принялась вибрировать, полярно меняя свой цвет, отчего нам казалось, что она то приближается, то напротив – проваливается в самую глубину от поверхности бумаги, прикрепляется там на дне, дрожит даже некоей выпуклостью, являя собой не то коридор со стеклянными стенками, не то блестящий металлический прут, вогнанный в центр мира со всей решительностью недовольного создания, хотя и могло показаться, что просто концентрированный волшебным стеклом пиромана солнечный луч выжег здесь эту кромешную ч°рную лунку. Я смотрел стараясь не смаргивать, или смаргивать как можно меньше, на след чернильного укуса, сидел, по°живаясь от холода и трепеща от возвышенного состояния духа, когда пальцы уже подрагивают от графоманского зуда, а напротив глаз вкрепляет цветок в волосы найденная в помойке девка, и в моих зрачках маячила лишь ч°рная точка, на фоне зимнего, в белых зазубринах, зел°ного моря, на фоне залипшего морским воздухом окна, на фоне найденной в помойке Поповым девушки, миловидной, на мой взгляд, с экзотическим ш°лковым цветком в правой половине лица и с флаконом парфюмерии в левой своей длани. Ч°рная точка то приближалась, то впрыгивала обратно в глаза, внося внутрь головы беспокойство и панику, а вынося покой и благоденствие, как если бы входил и выходил из меня некий человек, несущий ту или иную новость и выносящий тот или иной ответ (не знаю уж кому он их понес°т и каков будет ответ Отправляющего мне эти послания); не знаю, правда, кто виноват в этом, или что в этом виновато – холодная морская зима за окном, само окно, распухшее от воды и украшенное изнутри стройной фигуркой девушки, пусть и плосковатой, но мне она раньше напоминала мою знакомую, цветок в правой половине лица – флакон с миррой и благовониями – во левой возъятой длани, или сама девушка, столь пространно описанная выше, могу только добавить, что запястья у не° перевязаны ч°рными ш°лковыми ленточками, или что-ли тес°мочками какими-то, платье тоже ч°рное, довольно простого покроя, и волосы зач°саны вбок, вправо и влево расходятся выщипанные брови, и волосы вс°-таки влево зач°саны, влево, к флакону с духами, который зажала отрезанная ч°рной ленточкой кисть левой руки. Что-то в ней было ещ° необыкновенное, этаки, знаете-ли, неземное, волшебное, что-ли, небесное – то ли волосы эти, зач°санные влево, хотя, скорее всего – особая чистота лика, чистота лика как чистота белого бумажного листа, ещ° не записанного Создателем, открытость лица подумалось мне, глубокая открытость лица, совсем другое лицо, нежели у тех двоих девок, которые больше нравились Попову и которых он вырезал для себя, те и меньше по размеру, и одна слишком уж горнего вида, и стрижка такая-же и взгляд, а вторая – водянистая какая-то, сонная, не то чтобы томная, а немножко не живая, как засушенный полевой цветок, и ещ° у не° очень странный пробор, очень широкий, я даже сплетню придумал, что выпускают такие машинки, которыми простригают проборы, расширяя их, придумал даже, что видел такую машинку продающейся на лотках, в районе Торговой галереи, все поверили, а я рассмеялся не вытерпев, вот сложность какая в ней была, во второй дамочке-то, а моя же (уже называю е° "моя") – была без этих сложностей – ясна и свежа как весна, пришедшая рано, наверное это цветок в е° правой половине головы навевал мне такие мысли и придавал ей сходство с радостным временем года. Я даже боялся часто смотреть на не°, избегал смотреть, подразумевая кротость взгляда и свою, якобы, застенчивость, лишь взглядывал иногда, как бы проверяя, здесь ли она ещ°, не ушла ли прогуляться, посмотреть на недоступное е° глазам, вследствии природной односторонности, море, посидеть часок в тихом армянском кафе у меня под окнами, ещ° раз встряхнуть свой флакон с туалетной водой, взглядывал и тут же опускал очи долу, не забывая ни на минуту о центре ч°рной точки, где скопились на дне мои смерть и злоба, мой ужас и моя ложь, я не забывал и не забуду о н°м, несмотря на то, что центр сейчас почти не видим, он отош°л далеко вглубь – или собираясь выпрыгнуть с титанической силой, или уйти ещ° глубже, погружаясь до тех пор, пока не выдавит что-нибудь изнутри и не выйдет наружу, по настоящему далеко и от меня, и от моей комнаты с заплывшим окном, и от фотографии неизвестной модели на фоне бушующего моря точка 15.12.95 НЕСКОЛЬКО ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНЫХ СТИХОТВОРЕНИЙ (1) Пройд°т две недели, прежде чем берег предстанет параличом. У голубого глубокого озера Синей с прожилками раковины Через вс° это ущелье Грома трезубец спускался смеясь по отрогам Хлопало крыльями мака огромное поле Мы растеряли монеты На склонах тревожного парка Птица спускается к нам по вершинам деревьев Рыжее облако ловит за ноги. Раздумье Ходит меж нами с рецептами кофе и сыра Мы выбираем Листая тяж°лые числа Дома я сплю на ковре За окном расширяется пламя Прыгает солнце за облако Вс° обливается светом Трудно уже на лице не увидеть улыбки Северный полюс взлетает как трещина Из чайных домиков крутятся звука спирали Медный я шарик пустил По длинне водосточной канавы Прыгает синие пение Птиц разрывает на части Свист мелодичный Плывущего мимо трамвая Рыбьи скелеты Ложатся ему под кол°са Вс° заполняя Суставчатым скрипом сугробов Мы замирая следим за его гороскопом Зв°зды уже проникают в височные доли Слышно как порох Расширил сухие ладони Свечку теперь зажигай И беги не робея Вс° будет тихо В его неприветливом доме Вс° будет тихо И эта закончится книга (2) Мне в автомате игральном Привиделось завтра: Ч°рное море крад°тся под берег притихший Белое пятнышко пляшет у самого носа Айсберги падают с неба И ранят подводные лодки Стрелки покинут часы Если это случится Звуки уйдут за границу Пролитого света Мне на картине твоей Видится домик песочный Сколько животных у дома И сколько деревьев! Мне из окна говорит синева отражаясь Ч°рные ласточки Портят зашитое небо Вот отзываться на свист и отпала привычка Сколько же длится Безумная очередь эта? Спрятали лис по стеклянным коробкам Сколько гербариев свежих На зиму копится В бедной моей голове Пешек бъ°т иней Доска покрывается снегом Этот снежок нафталинный Присыпал мороженной молью Только наступишь И хрустнет крыло этажерки Запах резерва Я вышел из тесной кабинки Вс° ли наврал аппарат безобразный? Не знаю... Скоро проверим Дожд°мся лишь первого снега (3) Линзу наш°л я в подкладке дар°ного фрака Линзу и ленту Смешной леденец в целлофане Крестик нательный И книгу о смысле растений Я разбежавшись набросил на шею картину Где из прихожей глядит неуютная мебель И колосится у шкафа Стеклянный сухой телевизор Я перед выходом чищу пальто и ботинки Галка глядит испугавшись. Стесняет одежда Снег проникает до самого сердца и ранит Мылом я жидким обедаю в вашем Мак-Дональдсе Пью я сырые микстуры и кушаю устрицы Жгу сикоморы, лелею стучащую пуговицу В Адлере в прошлом году подобрал у автобуса Дальше смотрю: вдоль по улице шествует раковина Старцы сердитые в ней Побеждают друг друга при помощи Книг хитроумных. В дупле проигравший скрывается В Новом Афоне где море миндальное пенится Но продолжал я спускаться со дна лабиринта Спали зам°рзшие ангелы в гипсовой пропасти Серою пылью приперчены, в луже эмалевой краски Снова я впрыгнул в квадрат пережатый, магический Цифры в меня погрузились как снег И я вижу упавшее дерево Это я в зеркало падая вдруг посмотрел (4) Там в кучу вс° свалено В этих стихах Там ищешь что – падает И разбивается вдребезги Но ты ощущаешь не кожей вс° это Ах глупости! Он хрустко прош°л по осколкам Своей белоснежной квартиры, И сев у про°ма Обдумывать новую книгу Решил Ревели деревья Из парка сбегалися статуи Пусть не было ветра Вода в самом центре Рябила и °рзала словно Сама из себя захотела Вдруг выйти И выдавить город Стеклянной картиной Ночным бессловесным пейзажем Но город сжимался ладонью И горло воды шепотливой Накрыл он собачею шапкой Дерюжного снега Вода отдышаться хотела И кашляла кашляла кашляла В райских садах моих снов Играли железные трубочки Стоящих в углах патефонов Я марки рассматривал Лупу бровями сдвигая Все старые наши цари Из колоний кавказского края Смотрели как будто я их разбудил И один даже пальцем грозя Попытался захлопнуться в кляссер. Я бросил занятие Стал на вчерашние письма Рисунки наклеивать: Выклеил угол канала Потом перекр°сток Где сбитый трамваем валялся Последний день осени Так незаметно для тела Я переселился туда где все сны оживают Товарищи в школу спешили Я был уже недосягаем И только посматривал Дети с букетами Идут из раскрытого здания Им шепчут будильники Снег подгоняет карету И корни квадратные В ч°рные доски втыкаются На небе мы в зеркале прячемся Вс° наоборот совершая В чернильницу строки мои Не спеша затекают Слова мои бросив тебя Мне в лицо погружаются. Вечер Из шапки собачьего снега Выпускает болтливую воду Шуршащая осень Бежит к ярко-синему лету И я, задирая колени Из кучи столетнего мусора Пятясь смеясь выхожу 1-2.12.95 ОКОНЧАНИЕ Страшно сначала испытывать утро Грустно терять вс° что ночью копилось Ветренный голос зимы новогодней Пробует спеть то что раньше делилось На дни затмений прелестного дара Переходящие рвутся знам°на В тонкой струе восходящего пара К небу которого определ°нно Можно достичь если спать не ложиться Карты сдавать и читать как подросток Бродит от третьей к девятой странице И рассуждает: не так-то вс° просто В жизни придуманных за ночь героев Небо огромно как ч°рная ветошь Кою к лицу прижимая порою Вновь ощущаешь глубокую нежность К пройденным тропам и найденным путам, Так и не снял их до этого года Хоть и давал обещанья кому-то Память съедает гудок теплохода Грузятся вещи, котомки и сумки Люди по трапу взбираются споро Море спокойно, просторны каюты В т°плой воде растворяется город В красном рассвете. Набухшие тени Падают под ноги первым трамваям И оживая сбегают ступени Весело, радостно вс° забывая 10.1.96, пос. Октябрьский СТИХИ ИЗ ПОС?ЛКА (1) Как тяжело остаться одному в пустой комнате Когда на улице зима и ч°рные точки детей В снегу копошатся ликуя. Как яркие снега мне застят ум! В них солнца черви золотые проползают И в норках осыпается земля С древесным стуком. Луч летит с откоса И режет детский голос пополам. Земля в себя не принимает снег. У входа в магазин, насупившись, собаки Угрюмо ждут хозяев. Белый пар Крутясь летит из гибельных ноздрей Смешного пьяницы. Он держится за спину, А дети норовят попасть снежком в него. Но ближе подойдя я вижу: разве дети Хотят обидеть пьяного. Он вовсе Не рассердился, а морковной пятерн°ю Их по желтушным гладит головам. Да и не дети то, а чудища лесные Один сверкает белыми зубами, Лесною шишкой мне второй вдруг показался, А третий – шерстью скрыт до самых глаз. И это воющее радостное племя Вдруг облепило пьяницу смешного, А тот и рад, не видя ничего. (2) В пруду кипит вода и ломти льда Выпрыгивают под ноги прохожим Визжащей стаей обезьянок дети По берегу нетерпеливо ходят Один из них су°т в бурленье лапу А остальные смотрят замирая От страха. Вдруг лукавая улыбка Заплавала по лику храбреца Он крикнул как от боли Вся орава Напуганно бежит скорей к дороге Уже оттуда смотрит как хитрец Свою неловкую снимает одежонку И в рыжей ш°рстке весь ныряет в водо°м Поч°сываясь плавает на брюхе Среди морозных пастбищ января А вся орава, до сих пор не веря Следит чихая за его купаньем Слезящиеся лапкой тр°т глаза (3) Три угольных вороны наблюдают Прикрыв глаза зел°ные от солнца Крылами За танцем пьяного. Обхватывая столб Танцует он и топчет снег ногами А из кармана ль°тся голубое Холодное прозрачное вино Вороны собираются в кружок И налепив снежков Швыряют их горланя Но пьяница закончив танцевать Бежит скорей, держась рукой забора Вино пылает голубым огн°м Вороны кашляя бегут вприпрыжку следом Не находя того с кем прежде потешались А пьяница уже лежит в снегу Не собираясь прятаться. Бер°зы Как паутина на лице его дрожат. У леса в доме светится окошко Зам°рзшее вино звенит как тетива (4) Пос°лок красной рыбой проплывает И ножницы изрезали его В том месте, где песок наружу выйдя Оттенок ж°лтый снегу прида°т Там свалка и вес°лые картинки Консервных банок никогда не умирают Лежат не подчин°нные гниенью Мой веселя усталый плоский глаз Второй уж год лежат они в овраге Второй уж год я вижу их приехав Их отчего-то не скрывает снег январь, 96, пос. Октябрьский ФЕЛЛИНИ Я об этом подумал недавно: Если я уж везде опоздал И по пляжу ходил вероятно Принц другой а не я зубоскал Голосов я в себе столько слышал Что запутался словно в сетях И не ползал в трущобах Парижа Среди первостепенных нерях Я тебе улыбался с портрета В том кафе итальянском где сыр Застревал в альвеолах поэта И смеясь задыхался сатир Ты смотрел этот фильм, ты же знаешь Как легка переезжая жизнь На вокзалее е° окликаешь Торопись говорю торопись Ты уже опоздаешь к раздаче Аметистовых гладких корон Но тебе есть резиновый мячик И пространства сырой поролон Слушай что говорит тебе голос Из машины пустой во дворе: – Страховой получил ли ты полис Когда красное пил в январе? В социальном я жил парадизе И вес°лые палочки дня Уместились в вечернем сервизе Там на чашке седлает коня Воплощ°нное детское слово С голубыми прожилками сил Ты закончил на этом, готово? Удружил, что сказать, удружил... 10.1.95, пос. Октябрьский РЕБ?НОК Г. С. Взыскуя счастье, ело кашицу дитя Не видя крыс у ног своих и крошек, Но чувствуя как масло режет ножик Его родителя, свободно и шутя. Родитель вышел только что от книг, Его преследовал сю пору граф Потоцкий С историей тяж°лою и плотской Про то как девушек любил один старик. Старик терпел от страсти этой муки. Ложилось масло толстое как снег. Реб°нок посмотрел как человек. Отец, задумавшись, бер°т посуду в руки. Вот комментарий: пепельницу взяв Серебрянную, пользуясь каминным Огн°м, Потоцкий вылил стержень длинный, Впоследствии на пули тот разъяв. Вложив семь пуль в пазы машины грубой, Стреляет в рот себе отчаявшийся граф. (Сюжет истории тяж°л как книжный шкаф) Живая кровь подкладку ест у шубы. Зачем он сделал так? Он полагал, Что больше никогда не возродится, Коль пуля острая серебряною спицей Проткн°т его. Об этом написал Потоцкий в завещании. В комок Уже остывшей чечевичной каши Реб°нок смотрит, молчалив, бесстрашен, Взыскуя счастье. Взгляд его глубок. Но по столу бегут к тарелкам крысы, Сквозь окна – свет, тепло и кипарисы Ошибку видят в смысле графских строк. 11.1.96, пос. Октябрьский x x x Из русских мальчиков горланит сатана Поэзия должна быть. Глуповата Лишь вата жизни, коленкор заката. Обилье книг сгубило тайну сна. Откуда знает он как пишется зима Зима – процесс разъятия тепла Зима – сугроб засохшего стекла Она сказала так ему сама Чем больше пь°шь – тем радостнее свет Снимающий себя как маску. Там, за ней В кругу знакомых, значимых теней В огнях шутих, в кружении ракет Там, в чаще глаз, глядящих на меня Лежит пятно молочной пустоты Не поглощающее света, ни огня Не выдыхающее. Большей простоты Не видел я ни в детстве, ни сейчас, Когда снимая галстук и очки Стою у окон. Городской пейзаж Изнеженные ест мои зрачки. Там русский мальчик ловит самокат Как бабочку надувшимся сачком И синий ч°рт таится за кустом Послушно охраняя зимний сад. 15.1.96, пос. Октябрьский x x x Карлик, играющий со светом Это ты нарисовал картину, над которой Я смеюсь до сих пор: Потопленная на мокром месте эскадра Как разбитое наголо яйцо Куском бумажной жвачки Летит через трубочку В замирающие от ужаса райские кущи. – Sos, sos! – кричит последняя крыса Убегая от якорной свивающейся цепи. 999 тонн тухлого железа Плюхаются в заросли барбариса и шиповника Давя мангустов и павианов И тебе, царапающему металлической иглой На гладком камне надгробия рисунок Выедает кожу красными каплями Жидкая т°плая ткань Ты занят делом и не замечаешь Рубящего воздух винта От которого уже летят на землю Срезанные птичьи гн°зда И вер°вки с выстиранными рубашками Ты лишь рассеяно принюхиваешься К незнакомому запаху сол°ной морской воды Продолжая царапать иглой Мягкую поверхность камня. 17.1.96, пос. Октябрьский ПОРТРЕТ ВДОВЫ И МЕНЯ Смеясь над бородой моей Смотрела женщина с портрета Собачка на руках у ней Курила важно сигарету Кривые °жились дома У горизонта. Ближе к краю Как разлинованная тьма Нелепо ползали сараи Над головой моей вдовы Ползло небесное светило Клубком засушенной травы Лия, как будто через силу Покойный и неяркий свет. Собака, щурясь и чихая Искала что-то в голове Мохнатой лапою махая. И я вдруг руку протянул К улыбкам, свету, лицам дальним Но свет как будто-бы зевнул И стал отч°тливо реальным. Там я стоял уже. Со мной Вдова недавняя теснилась И заполнял картину зной И время здесь остановилось. Собака на руках вдовы Смотрела хитро, выдувая Клубы молочной синевы На солнце щурясь и чихая. А за оградой, морща лоб Сверкая бородою редкой Стоял уч°ный мой микроб С бутылками набитой сеткой. И руку то тянул ко мне, То возвращал е° обратно В раздумье или полу-сне На солнечные глядя пятна. 31.1.96, пос. Октябрьский ОМУТ Кто водится в омуте тихом? Никого там нет Только тво° отражение Борется с ящерицей. Тоска в глазах и тина у берега. Лампы дневного света Ба! Да там на дне Целая лаборатория, Там из людей делают водяные голлограммы И развозят по детской железной дороге В мышиные норы Уходящих вглубь сновидений. Мальчик сидит на узорном ковре Заливаемый желудочным соком радости Видя, как его отец Играет в карты Глядя в зеркало, Удруч°нно повторяя: – Дурак, дурак. 11.2.96 x x x Убегающие цветы Цветы цветы цветы Колосящиеся дома Дома дома дома Вырывающиеся оз°ра Оз°ра оз°ра оз°ра Исчезающие дети дети дети Появляющиеся деньги Деньги деньги деньги Сны, которые вс° объясняют Сны, которые вс° объясняют, Но которые так трудно запомнить Молчащая зима Зима зима зима Самозарождающиеся книги Книги книги книги Слова из которых ушли слова Ушли слова и остались лишь буквы Буквы, собирающиеся в слова По привычке Слова, читающиеся по привычке Не подчиняющиеся подсч°ту числа Числа числа числа Картины изображающие картины Изображающие картины картины картины Картины изображающие картины И ничего больше То и дело загорающаяся земля Но ливни откуда-то ливни А после – снега снега Музыка Музыка смеющаяся над музыкой Музыка потешающаяся над музыкой Словно музыка в цирке Симфония ударов Озвучание страсти Желаний желаний и страсти Свет, который кончился Книга, сопротивляющаяся, Даже противостоящая чтению Картина, норовящая отвернуться И музыка, смеющаяся над собой Пролетающее поле Где-то, не вижу где Человеческие голоса Нет никого Нет никого никого 1.2.96, пос. Октябрьский x x x Уже и март. Опять никто не нужен. Жир вяжет свитера Но их распускает острый воздух Кавказа В сыром облаке азота, соли и соловь°в Прохожу мимо заиндевелой стены аквариума На дне, среди камней и веток, Вороньих гн°зд, крысиных клеток Сидит, набычившись, Попов С набором пряных сигареток. Он рыба. Мироздание варит из него суп. А я кость, обглоданная муравьями и тиссо-самшитами. Меня любят городские квартиры, И я плачу им тем же, поддерживая чистоту и порядок. Зач°рпываю проплывающей прядью яд из аквариума Это буквы Ж, З и Д Выкусывают мне кожу на ладони. Змея, таракан и яшерица Плутон в окне каждого неч°тного дома Плю°т мне в глаза вишн°вую мякоть Прош°л февраль Не страшно выносить из дома последние вещи Можно идти по центру линии И ромб горизонта Будет подступать, подходить к подбородку Весна лечит обманом. О, счастье. 15.2.96, пос. Октябрьский x x x Вододуй, Водолей Толстая птичка забвения Громкий зайчик наступающего утра Я засыпаю и вижу тебя Бегаешь по шляпкам гвоздей на обочине городского парка Кормишь собаку сол°ными баклажанами Прода°шь пару мужских туфель на рынке Через три года тянусь я к тебе Егоза, умница, толстолобик Ты сможешь меня увидеть только тогда когда усн°шь Щепочка дыхания Женоподобные ангелы у кровати Пролетающие глаза жел.дор. состава Шум прибоя похож на шелест наползающих друг на дружку Огромных листов картона С пойманной рыбой в зубах На четвереньках выходишь из воды Просыпаешься дома 16.2.96, пос. Октябрьский x x x Воздух вдыхая чистый Вс° себя представляешь То молодым трубочистом То гренад°ром старым Перебирая завтрак Опережаешь память Лопаться будет завтра Щ°к одноцветных пламя Шл°пнут в окно морозы Ст°кла облепит пухом Выкипят вдосталь грозы Речь усомнится слухом Щ°лкнет Троицким мостом Ломкое переносье Кто-то, пониже ростом Скажет: усыновили Тебя городские пляжи Крашеных крыш лужайки И записные даже Книжки, блокноты, лица Вс° переменится, вспыхнет Ценности не имея Рыхлые ложноножки Прочь семенят, умеют Только и поневоле Согласия не давали Губы не говорили Пальцы не напевали Не торопи и ты же Но постояв у окон Ч°рные едут крыши Сладким питаясь соком 24.2.96, пос. Октябрьский БОГОМЯКОВ И CОМОВ Семь человек по семи домам Варят кашу из книг на 109 странице Лес преследует струйку убегающих лиц, А те в свою очередь визжат карнавальными масками. Вот тебе и год огня. Маразматики с палками: Сомов и Богомяков Сшибают с моей головы Ложноклассические птичьи гн°зда, Я тоже убегаю Оставляя за собой нежную нить лимонной цедры. Чудовище принюхивается, Появляется и вновь исчезает Ч°рный обрезок солнца. Богомяков и Сомов седлают мутирующие святыни, Голубые глаза идолов-дрозофил Разграфили в мо°м сознании Сетку координат, Теперь в ней двигается толчками Белая капля пешки, Под е° ступнями облегч°нно вздыхает земля. Богомяков и Сомов, Понукая медных тельцов и антрацитовых кумиров Ищут, куда упад°т мо° сердце. Копья шныряют их в рыжей шуршащей траве. Я хочу остановиться и сказать, Что и сам из их стана, Но крепкая печать замыкает мне уста, А дрожащее сердце принуждает бежать Ещ° быстрее и дальше. 27-28.2.96, пос. Октябрьский x x x Ноуменальность; значит ты постигаешь умом Домик, себя и с нарисованною трубой Пароход, отплывающий кверху обросшим дном, Возникающий вечер с отрезанною головой. И понимаешь: вечер стоит стеной, Словно вода вставшая на дыбы, Или брусок ч°рной земли ледяной, Нож, что отс°к тебя от твоей судьбы. Так и ид°шь, повторяя себе под нос: – Лиственница, сарай, устье гнилой реки. И заставляют быстрей повторять вопрос Холода глиняные локотки. Так и жив°шь; то куришь чужой грасс, То из письма в бутылке не узна°шь о том, Что отправлялся в плаванье кто-то из первых нас, Кто-то, кто очень интересовался дном. – Здесь ничего, так же как наверху Небо, земля, прочая дребедень. Я здесь сижу цар°м в бирюзовом мху, Или свою за космы таскаю тень. Вижу тебя. Мне отсюда прекрасно видно, как тебя несут на руках твои Горы и камни. Видимо ты знаменит, В горле тво°м живут, говорят, соловьи. Только, слыхал, ты открываешь рот Вмиг выползает оттуда прелестный звук. Благоухания твой заполняют грот, Золото все, что косн°тся твоих рук. – Брось ты, дружок, в мо°м горле живут муравьи, Сладкие кремы, патока и миндаль. Прах – к чему прикоснутся руки мои, Но хорошо, когда голубой февраль Тащит крючок из моей бороды, Режет в глазах ножами сол°ный л°д, Красным вином заполняет мои следы И по щекам пахучей газетой бъ°т. 28.2.96. 19:30, пос. Октябрьский x x x Темнеет рано. Красный нос заката Острей и тоньше. Как крысиный хвост Он пролезает в душу мне. Созвездья Лежат на дне, присыпаны песком Сухого неба в сетке мелких трещин; Похоже так на старое лицо Ночное небо. Будто смотрит кто-то Огромный, некрасивый, страшноватый. Того гляди прижм°т тебя ладонью Кудахтая, недалеко сбежишь. Уже так было: ночью я лежал Под небом полным и оно сердито Давило пятерн°ю на меня. Я задыхался. Астматичный кашель Душил меня. В тот миг я усомнился В эпитетах когда-то данных небу, Простор мне показался монолитом, И я как рыба ничего не понимал. Густой тяж°лый лес свисал над головою И шевелился. Плавала звезда Как брошенная в озеро монета. Тогда я понял, что лежу в воде И отчего так неподвижен плотный воздух. Я крикнул. Крик упал мне на лицо Сырою тканью. Небо шевельнулось И задрожало вс° передо мной. Тогда я и найти не мог спасенья. Рассвет освободил меня, но дрожь Пейзажей ч°рных снится до сих пор мне. Лекарство я наш°л, и сравниваю вот Ночное небо с зеркалом зат°ртым Глаза я узнаю, и лоб, и подбородок, И вижу как стекает к подбородку Мерцающая капелька слюны. – Ишь, нюни распустил; Но как ещ° отвлечься От страха утонуть в самом себе. 29.2.96, пос. Октябрьский CОН И КНИГА Медвежье время, тихое, пустое Нам в уши мягкую заталкивает вату Рукою нашей двигая, стирает Следы чернил с бумаги. Каждый шаг Есть шаг назад. Чем громче говоришь Тем меньше понимаешь: этот ш°пот Откуда взялся? Белые минуты Крупою снежной заполняют день. Старух с небес спускаю я на нитках, Так было раз во сне, когда я спал На берегу ледового залива, Напившись ярких вин. Солнцеворот Вращал в мо°м мозгу кол°са механизмов, Ответственных за мысли и за сон. Мне снилось: я живу с одной из книг Своей библиотеки как с женою, И наша связь случайна, ненужна. Мне надоело быть с ней. Я задумал Убийство страшное. Но книгу как убить? Насыпать яду ей? Но вин не пь°т со мною Бумажная наложница моя. Проткну е° ножом. Но редкий нож Согласен будет это сделать. Книга По-видимому в связи и с ножами. Следы я замечаю тут и там Обрезана страница, на обложке Царапина заметна. Прошлой ночью Я звон и шелест услыхал на кухне, Не обратив внимания. Сейчас Я понимаю – Книга наущала Столовые послушные приборы: Ножи и вилки. Помощи искать Средь них не стоит. Надо полагаться На собственную силу и сноровку, Ведь так уж было раньше. Год назад Я сж°г в печи три старые тетради, Сест°р тр°х сж°г, и крика их не слышал Никто. Никто не видел как горели Сияющие записи мои. Теперь сложнее – связь с проклятой книгой Всем очевидна. Плюс к тому, интриги Столового прибора вероятны. Судьбу свою желая облегчить Басовою струной я обвязал обузу И в муравейник жаркий опустил. Семь дней глодали ж°лтые страницы Кусачие лесные муравьи. Пока не треснули суставы перепл°та, Пока полоски кожи, извиваясь, Не сжались в усыхающий клубок. Я поспешил домой. Там зоркие ножи Уже шныряли, чуя преступленье Осматривая пристально меня. Один из них залезть пытался даже В рабочий стол. – Ну вот что, мелюзга Сказал я, подбоченясь – Вон отсюда, Лишаю вас приюта навсегда. Ножи, столпившись недовольной кучкой, Теснились в угол, но смирившись вдруг, Безвольно поплелись к дверям пустой квартиры, Похожие на маленьких собак. На утро я проснулся полон мыслей, Мне снилось: отвратительных старух Спускаю я с небес на тоненьких беч°вках, Скорей на нитках даже. Небосклон Пестрит марионетками. Старухи Запутались в тенетах, канители, Визжат, барахтаясь. Мне кажется – паук Спускает с неба эту паутину. Ан нет. То – я. Зачем же делать мне Вс° это? Или мстительная книга Проникла в сновидения мои, Их населяя ужасами ада? Старухи превратились в пауков, И медленно спускаются. Потея, Поглядывая вверх и надевая Пиджак и брюки, прочь я выбегаю Во сне из инфернального жилья. На лестнице скопилися ножи, Подмаргивая скверно, ухмыляясь Как стайка хулиганов. Вот от них Небрежно отделились хлебный нож И рыбный – самый маленький. Вразвалку Ко мне направились, попл°вывая на пол. Я предпоч°л вернуться. Дверь закрыв, Стою в прихожей и оттуда слышу, Как странный шелест населяет дом. Я посмотрел – огромный муравейник Стоял посреди комнаты и морды Лесных кусачих ч°рных муравь°в Жевали медленно невкусную бумагу Газет, журналов, книг, тетрадей. Вс° Бумажное – съедобное им было. Пучок глухих старух упал-таки на пол И тут же стал проворно расползаться. От страха стало скучно. Я привстал На ложе и воскликнул: Отрекаюсь! Сиял, сверкая ледяной залив, И по нему треща рыбацкий ялик Царапал полосы. Зам°рзшая трава Ласкала стены гладкие бутылки, Внутри блестели ч°рточки вина. И солнце синее над полем восходило. Высвечивая снега глубину, И трещины воды, И белые страницы И буквы нас, глядящих в небеса. 28.2.96. 15:02, пос. Октябрьский x x x Оцепенение. Земле не нужен я. Тяж°лый март гремит с небес спускаясь Двор тискает намокший обруч снега Курится фотография зимы Село безумствует. Собаки лижут шерсть Лежит травой домов многоселенье Горящий ангел падает в овраг Мечом кривым зач°рпывая пьяниц Как тесно в ящике почтовому письму Строк нити давят из себя конверты "Себя, тебя, откройте после смерти..." Я в душу заглянул, но там темно. Железный конь сипит в пустом лесу, Тень по поляне бегает за светом. Скорей бы лето. Хочется тепла, Уединения, вина и размышлений. Не хочется движений. Холод быстр, Медлительность он лечит словно доктор Египетскими мазями котлет, Свободным бегом за околицею дома. Зимою надо пить древесный спирт, Зимою надо есть медвежье мясо. Как надоела шапка с потрохами Тяж°лых мыслей. Сбрасывай е°. Пичужкой март влезает в переносье, Его ухватишь – вмиг отрежет пальцы, Свистулек понаделает. Отпустишь Иглой еловой голову пронзит. Я представляю март вагонной смазкой, Куском тавота, пущенным на блюдо Дерюжьей шубой щучьей, канифолью Март – это запах пастбищ городских. Зиме не нужен я и жду, когда Заполнит л°гкие зерно сырого снега, Когда табачный смерч сорв°т лицо. Порв°тся красною резинкой голос мой, Сугробы каркнут, вылетая из надбровий, Ликуя жидкой кашею, пшеном Продавится пространство. Рукоделье Тр°х серых месяцев распустит ж°лтый гром Новорожд°нным место уступая Щелчкам, поскрипыванью, уханью. Земле Встающей на ноги. Теперь уже свободной. 16.2.94, пос. Октябрьский МЕТАМОРФОЗЫ СЛОВА Кто пишет так – дурак, и хам, и мот Словами он разбрасываться рад, Кто пишет так – последний словокрад А кто его читает – словокрот. Есть смысл только в пеньи соловья И, если прок искать, – в ворчаньи кур Прислуживать за словом – чересчур Пусть слово уползает как змея В сигары бров, в колосья волосов, В любови сердц, в изжогу пустоты, В глазную мглу, в бурление часов, В тропинку торную, что вышили кресты Иссиня-ч°р, глубоко отреш°н, Пучки созвезд цедя как мокроту, Ловя скворцов плешивых на лету Пошатываясь как индийский слон Читающий преследует его, От рук нисходит осознанья свет, Они хвостами кажутся комет, Они началом кажутся всего Они пугают как пугает звук И сотни птах вдруг покидают куст Тяж°лый выдох оставляет уст Покатый домик. Не даваясь рук Само ценно пучком водорослей Выш°птывает шапку наголо Потом бежит как ч°рный иерей Через пески в горящее село Бер°т козу как город после битв Вороне дохлой расправляет рот В овале глаза бабочкой висит И держит ключ, который не да°т Ни мне, ни тебе, но ни бе, ни ме Баранчик ч°ртов, ты шуршишь в шелках, Готовишь норку т°плую к зиме, В бревенчатых танцуешь сапогах Глубокий хлад собою наводя Разрежешь невод шоколадным льдом И как налима вытащишь себя Бардо-Т°дол читая как Барто В багровых сумерках, жующих языки У спящих женщин, превращаясь в хну Ты красишь внутренность покинутой реки Мешком зашитым падая ко дну Но поднимаешься над лесом головой Свекольный сахар вдавливая в снег И вот уже кричишь как человек На свет рождаясь из себя самой Меняя пол-костюма словно пол И пол у шляпы мня, анахорет Ты оседлаешь конченный глагол То как огонь обгложешь табурет Терпя как вкус у водки и вина Свой подневольный бы метаморфоз, Морозною болванкою звеня, Оранжевой вцепясь морковкой в нос Пуская пух из книг, любимых там Где до сих пор хранится чан мощей Поэтов, эгоцентриков, сиамских юношей, теперь уж – овощей Ты в кровь войд°шь, но не закроешь дверь Пусть режет мироздания узлы Переливающийся жидкий красный червь Хвостом ошпаренным обшаркав все углы Так теплота уходит из души При виде поднимающихся вшей При свете загорающейся ржи При свете леденеющих полей. При виде отрока с антенною кнута Жующего резиновый калач, Приглядывая: блеет пустота, В окрестностях пас°тся рыбий плач. Он сторож; Он лелеет темноту И темнота дарит ему приправ Восточных вкус. Он слышит как во рту Горбатый дым безумствует, восстав Суля и пастбища с отборною травой Возросшей на крови убитых снов, Отборный дом суля сторожевой, Высокогорное раскрытое окно И свет за ним; Так обманув себя Он смотрит то, что нет. И это нет Полз°т в него, выталкивая я И настоящий вытесняя свет. Вс° нипоч°м, и лихо хохоча, Воруя вдоль заборов огурцы И спицы мотоцикловы верча Он убегает. Шерсти клок с овцы В руках дрожащих держит темнота. Хаос повержен снов а втиснут ключ И вот замок висит на кольцах рта И бъ°т поверх лица Кастальский ключ. 16.2.96, пос. Октябрьский CТИХИ ИЗ РОМАНА "АД ДА" Посвящается Мише Попову и Саше Пушкину "...теперь мы там не жив°м Домик наш – водо°м, Рак-отшельник сидит В атласе южных планид. Теперь тебе хорошо, Небо – твой порошок, Пч°лы – твои друзья, Ангелы, ну и я. Теперь в аду – снегопад, Снег поглощает ад, И буковки березняка Смыла белил река. Теперь тебе невдом°к, Что А и Д – это рок. (Рок – это значит "всегда" Буковки Д и А...)" ........ x x x Медленно и тихо зацветают липы, водятся полипы, лопаются сливы. Зеленеют шляпы, колосятся кожи, и деревья тоже, и деревья тоже. В городе просторно, медленно и сорно, яростно и тихо, горячо и сухо, и летает муха, и летает муха. Пахнет облепиха, говорит олива, лопается слива, лопается слива. Истекают соком улицы морские, высоки дома ничьи-сторожевые. Медленно и сухо засыпают мухи, говорят собаки, чешутся старухи. Рукава играют, зеленеют кожи. И скамейки тоже, и скамейки тоже. А собаки речи говорят такие голубые злые ч°рные большие. Непонятно митинг развернулся скоро, у теней забора, у теней забора. За унылым миром – тихие квартиры, золотые гири, медные кумиры. Ж°лтые пижамы, розовые кожи и деревья тоже, и деревья тоже. Ну а время где же, ну а время что же? – исчезает тоже, понемногу тоже. ........ x x x Расстояние т°плой проточной воды переклеило лица как хрупкие льды. Долго ждали у моря беды рыбаки и бродяги, сомнительный люд: ты послушай, как в крючья тяж°лые бьют проходимцы от точных наук. Ты вдоль берега чешешь хорьков и собак. Узловатые свастики щупает зрак, и глаза ослепл°нных зевак. А бумаги в руках кувыркают снега, и дожди под ногами вошли в берега, и овраги взошли на руках. Словно флоксы и розы, как ч°рная сыпь – на глаза твои больно взглянуть. А рассыпанный бисер слагается в нить – так прочти, если сможешь заснуть. Я прочту, ну а ты поясни дураку: на каком мне болтаться суку? Если в местности этой не знает осин ни пастух, ни собачник, ни сын. Это облако будет лежать в головах, и собаки ворочаться будут в глазах, если ты поперхн°шься слюной. Это ч°рное частье, смешавшись с огн°м, постепенно предстанет тобой. И тебя будут путать, и не различит фотография смерти твоей. Как луна в молоке, будешь плыть на спине в промежутках еловых ветвей. ........ x x x Стал задумчивым наш кинозал, овцебык не пас°тся в траве, кинозал наш сегодня устал, многолюдно сегодня везде. Первым мая встречается люд в закоулках густых площадей. И в тарелки блестящие бьют грозди красных вес°лых людей. Над людьми поднимается пар, из людей выделяется пот, золотой голосит самовар, голубой подпевает забор. В зоопарке сме°тся толпа, бродит грустный седой овцебык, крошки хлеба летят со стола, и считает по пальцам старик: – Это А, это Б, это Ц: получился сплошной витамин. И морщины его на лице гонят волны таких же морщин. Палец бел на руке у него. Треуголка на темени вверх поднимает свои треуго и его разбирается смех. ........ x x x Ни цветные капельки бактерий, ни пустые шарики фантазий – поселились в нашем тихом сквере палочки нетрезвых безобразий. Разбежались бежевые жвала у простых животных, насекомых. Ты мою соломинку жевала в обществе пейзажей невесомых. Там летали стаи дирижаблей неземных, язвительных расцветок и рубил закат молочной саблей прутья ивовых многосторонних клеток. Пьяные каталися в карете по холмам стоящим очевидно. Не нуждалась ты в мо°м совете. В яблочном нуждалась ты повидле. Повиднее чтобы получилось место твоего расположенья, чтобы небо ч°рное лучилось и текло назад в изнеможеньи. Лишь для этого сидела ты угрюмо в обществе сомнительных пейзажей, собирая косточки изюма по следам недавних экипажей. Я же на другой лежал странице, опираясь на тяж°лый детский ранец, и лизал как сахар черепицу, и не отзывался, иностранец. ....... x x x Шестикрылое зарево сна прояснило тебя и меня. Объяснения – это стена, за которой считалочки дня. Там корзиночки талой воды подают в падежах молодых, там плывут шестикрылые льды среди потусторонней воды. – Эй, гарсон, принеси мне печаль, почечуя мне тоже неси. Мне наскучил порядочный чай на последнем сво°м небеси. – Айн момент, приготовим заказ, ты пока покури, айн момент. Через год мне несут на показ заказал что недавний клиент – золотую подкову дождя и железную палочку сна. Погодя, а потом погодя принесли и шнурочек огня. До конца обучения мне не покинуть приморских степей. До конца обучения. мне. до конца обучения ей. До того, как закончится сон и начн°тся последний заказ – выполняй, молодчина-гарсон, прошлогодний нелепый приказ. ......... x x x Бессердечный бес пробежал по льду, или это конь так ныряет в л°д, там плыв°т, отыскивая путь, серебристый добывая м°д. Или это жд°т эвкалипт меня, и в глаза кричит кучею листвы, ветви подавая – недал°к и мят, путая следы, путая следы. Подо льдом луга заливного льна, там плет°т плетень шелудивый конь, там кукушки скок и квадрат огня, свой сидит сверчок, знает свой шесток. Подда°тся шерсть, прода°тся смех, плачет юн, соплив греческий орех; слышен коний шаг и рыбацкий храп, пота°нный знак выявляет враг. Враг жив°т в мечтах юного коня, враг не любит врак, любит он меня. И, сбивая сон, ходит-бродит дом как капель и как мелководный сом. Я плыву в меду как пловец лихой, зачерпну беду, отведу рукой, соберу с лица ряски кисею и растаяв, м°д слижет мысль мою. Бессердечный воск, черемичный сон созда°т не Босх, а морской притон, говори со мной, бесконечный м°д, вряд ли день найд°т то, что ночь спас°т. ........ x x x Шелкопряд пряд°т полотняный шар, ходит скалозуб, бродит ягуарв, бродит сирый влак и тревожный вепрь, и творожной враг колыбели зверь. Мой зеркальный сом позарос овсом, и грохочет гром, а в овраге том шевелит клешн°й спрятанный моллюск, белый гипс трещит от избытка чувств. ......... x x x Расступилось подножие множества скал, а скатавшийся скат потихоньку устал потрошить стремена и стрелять семена и семи головам говорить: я подводное чудо, я чучело вод. Вот такой, с позволенья сказать, анекдот. Я подводное чучело, вот. Скат, оскалившись, выступил шагом впер°д. – Я подводное чудо, я чучело вод. Водяной, расступайся народ! Но небесное весело, весело мне, и чудесное чудо подобно чуме. Это чудо подобно чуме. Так беги, сломя голову, в лиственный лес – там спасение вижу от страшных чудес. Там вообще я не вижу чудес. ........ x x x В такт волнам тела колебалась вся земля. И снежные сугробы замирали на кромке выступающего рта. Семь певчих птиц уселись мне на плечи и завели смешные разговоры про то, изюм дешевле где какой. Одна сказала – дома, в Казахстане, изюм всех слаще фруктов и цветов. Другая возразила – В Забайкалье так много снежных ягодок холодных, что улетать оттуда не хотелось, но удалилась в завязь мудрой книги, где смыслов воплощения живые давали мне уроки рукоделья, а я их слушалась. – Послушайте меня – сказала третья кивающая птица – я родилась в воде, среди лесных коряг, затопленных инжирным лунным светом, таким, что превращалось в солнце дно. – А я сама есть солнце – заявила четв°ртая, – наступит время суток, и я взойду над спящею планетой, взывая к м°ртвым так же как к живым. – Изюм удобней есть в саду прозрачном – невнятно пятая пичужка пропищала, а я, закрыв цветочный атлас тканью, подслушивал занятный разговор. Шестая птица просто промолчала, мне показав глазок зел°ный и подкову тяж°лого задиристого клюва, испачканного в лопнувшем инжире; В саду инжирные деревья не росли. В саду куст роз рос привиденьем ярким, и ход рыл крот навстречу строю яблонь, а птицею седьмой я сам и был. – Самадхи – произн°с протяжный голос, и я уснул на долгие века. ........ x x x Маяковский, к тебе ни на грош нет сейчас в мо°м сердце тепла. Ты – пальто, пропоровшее нож, ты – бутылка воды без стекла. Пусть жив°шь ты в сосновом лесу, мне бояться тебя не с руки: те же фразы твои – на весу, в тех же книгах твоих пауки. Ты меня протыкаешь пером, и чернила теч°т из меня. А тебя хоть руби топором – типографская краска вранья. Что по сути – чудесный чудес, черепахой наползанный дол, чернокрылый взлетающий лес, земляной высыхающий пол. Я боялся тебя, а потом – налюбил на эпоху впер°д, наблюдая – за красным кустом так прелестно сдвигается л°д. И становится воля видна в форме синих медлительных рук. Объясняется сразу цена: свет намного дешевле, чем звук. ........ x x x Ты, пятно, угрожаешь меня, а я ем фиолетовый суп. В н°м с утра ночевала свинья в свежем залеже жареных круп. Ч°рный день – я мечтаю тебя, дай мне жира продуктов твоих, принеси же мне в пищу себя – "Ха-ха-ха, хи-хи-хи, хи-хи-хи". Ты, пятно, насмехаешься мной; ты, пятно, насмехаешь меня. Я бы ш°л за твоею спиной, но какая спина у меня – обнищавшая это спина, это спичек горбатых набор, это ямка, где суша видна и сердец перемешанных сор. ........ x x x Теперь все карты с тобой. Карла бежит с трубой. В зеркале зебра спит, с той стороны стоит. В луже резвой воды ветер мешает льды. ........ x x x В последний раз шумел морской кабак, и выражался сон как двор дверных собак, выпрыгивавших в ад из молодого да, плывущих в глыбе льда, горящего всегда. У окон города ступили на мосты, ладонями зажав кипящие кусты, где жаворонков жар в грибной сходился суп, где пасынок держав ел варево из круп. Конину ел ли ты, вот ходишь еле ты, у ели высоты уели цели рты целительных дорог, кончиной дорог нам единорога рог и голос живота. ........ x x x Был конь под всадником и камень под кон°м, а я бродил блуждающим огн°м по берегам реки, где раков ловитва, и плеск стволов, и жухлая листва. В собор вносили гроб, и лузгал постовой горсть семечек. Опутанный травой, изъевший дымом нос, сутулый ангел у погоста рос. Где летние сады под землю уходили, и пух толстовской бороды торчал из антикварной пыли. Был с ночью мой роман. Она собой являла буфеты, пастбища, сарайчики вокзала; людские чучела носились по Неве. Лишь небо деликатно отражало, что только надлежало видеть мне. Я в комнате пустой лечу желудок чаем, и нос мой – красен, пухл, необычаен, морковкой яркою маячит на стене. А с книг слетает мысли паутина; Мой детский рыбий жир, мой грипп и скарлатина неслышно подбираются ко мне. ........ x x x Заскрипела страница сырого огня, в облаке флагов ангелы звали меня, мы улетаем, домик наш водо°м, кто окликает меня одним из им°н, он изменяет меру свободы вещей, л°д высыхает, давится снегом ручей. В облаке рая яблоко ада гни°т, л°д вытесняет из головы моей м°д, мы улетаем, небо наш порошок, нам помогает свет твоего хорошо, облако сада видит меня далеко, ночью ограда делит небес молоко, я на свободе, в ч°рной струе молока, ты в огороде, у белых колец родника. Пересчитай на пальцах всех земляных червей, перечерти и пяльца глаз положи в ручей. Вены ручья скрипучи, ветер их гн°т в саду, в месте, где лилий сучья пишут стихи в аду. ........ x x x "Но тесна вдво°м даже радость утр." М.Ц. Ибо сон во сне глубже всяких бед, и на слово нет, отвечаешь нет. Просто яд красив, корнеплоды яств пояснили мне, где они и я. Я вес°лый плов, яблочный пирог, поднебесный мох, вяленый горох. Я горбатый лещ и стоглавый змей, подколодный клещ, ледяной злодей. Говорящий жабр, закал°нный стог, я помятый плащ, проволок моток. Я живу один, и в мо°м дыму вряд-ли, господин, нужен ты кому. Никому не жаль черепашьих букв, обрывая сталь положу их в суп. Завяжу их в сноп, убирая звук, поцелуем в лоб, избегая рук. ........ x x x Нарцисс, я твой садовник есть. Ты спрятался в саду – мне он известен весь. Пойду искать тебя. Не прячься чересчур. Вот земляника, верба, вот прищур лукавой облепихи. Весь мой сад закончен осенью. Растения стоят не шелохнувшись – в воздухе покой, лишь пыли шарик вь°тся под ногой. Мой сад побила цвель. Садовник пощаж°н. Сад выглядит как сор. Рос утренних трезвон, когда в траве ищу тебя, о мой Нарцисс, приманивая крыс на треугольный рис. В цветах полно цветов – нет ч°рно-белых лиц, нет плосколицых сов, собакомордых птиц. Лишь я и мой Нарцисс играем, позабыв cебя в листве страниц и кучах прелых слив. Садовник я твой есть. Растеньям надо жить. Засим, сбивая спесь, растенья просят пить. И я с ведром пшена, лия струну воды, вс° жду: вот выйдут на поляну мои сны. Ты в них жив°шь, Нарцисс. Ты в них, Нарцисс, жив°шь. Пь°шь приторный кумыс, ешь приторную рожь. И я иду к тебе, подснежники топча, втыкая в снег перо и голову грача. Я должен опоздать и не найти тебя, иначе вспыхнет кровь – растения губя проль°тся кипяток, и выложит смола твой профиль на коре древесного ствола. ........ x x x Небеса разложились на НЕ, БЕ и СА, поселилась под небом овсовая вса. Открывай-же, прохожий, глаза: Здесь слова рассыпаются в мелкую сыпь и по строкам слагается зыбь. А лицо тво° мирно лежит на спине и слегка улыбается мне. Я слегка покурил, но стою на ногах, вызывая восторженный окрик и ах! Да помилует друга аллах. Дождь закончился после того, как спасли предпоследнего жителя прошлой земли, и иных мы найти не смогли. Мы воскликнули: кто-же здесь слепит нам глаз? Ты откликнись, пожалуйста, вдруг кто из нас различит у обочины час? Но секунды бегут из-под тв°рдой руки, и дорожную песню поют башмаки. Так дорожные мысли легки. Никого на дороге, и редкий из нас простоит без воздействия час. Уж скорее воскликнет и нас обвинит, и разрушится древний повязанный скит. Ничего уже не устоит. ........ x x x Музыкальный щелкунчик, выскочка, перебежчик оживл°нных трасс и дорог, твой матросский костюмчик высушился, когда возле касс ты продрог. Поредел перепончатый взгляд, когда ты проиграл аватар, червяки влезли в яблочный сад и мангусты из горных отар. Мой татарский щелкунчик, щенок, ты зачем у ограды лежал? Плохо почва на твой позвонок повлияла, как я предсказал. Полежал бы ты лучше в пуху заверш°нного мною письма, пожевал бы тихонько труху. Из-за пазухи вынешь сама ты сверчка пожелтевшего вдруг и морского пустого ежа, отбиваясь от маленьких рук пустоты, неуютной как ржа. – Вот я с ними начну горевать, поцелую сверчка прямиком, а с ежом я улягуся спать, спать улягусь с морским я ежом. А кузнечика выгоню вон – от него только скука и нудь. – Я матросом пойду на понтон – отвечает щелкунчик – забудь! Я отправлюсь в язвительный бар, был я сед – стану молод и юн. Стану самым бордовым из бар, стану Клее, Кандинский и Клюн. Уберусь до верховьев реки, только выбью летучий ков°р, буду замки, звонки и замки заменять на ореховый сор. – А орехи тебе для чего? – Не скажу, милый друг. Раз в году у подземных глухих берегов новоселье справляем в аду. – Значит много таких же как ты? – Очень-очень. Всех не перечесть. Мы горелые любим цветы и небес анилиновых жесть. – Вот бы мне посмотреть... Чудеса! Ты возьми меня, милый, с собой. – А сверчок, а овсовая вса? Вдруг ежу захотится домой? – Ну захочется, так и пойд°м. Дом же близко, рукою подать. – Только мы уже не поверн°м. Нам нельзя поворачивать вспять. – Ты татарские шуточки брось! – На, лови, если сможешь поймать! Только мы уже не поверн°м. Нам нельзя поворачивать вспять. 20.3.-25.11.95, Сочи x x x Ещ° кругом лежат снега А над Москвой уже В зловещем небе красный мак Расправил лепестки Шевелит плавники волна И красная звезда Летит как птица через мост Как бабочка летит Вторая над мостом горит Как ангел Азраил И руки скользкие е° Лежат на фонарях А третья в тишине ночной Не говорит, о нет, Она молчит набравши в рот Задумчивой воды 1.4.96, пос. Октябрьский НА ЗАТОЧКУ ХЛЕБНОГО НОЖА Наточен хлебный нож. Теперь Он режет слишком аккуратно, Так что отрезанная часть Мгновенно приста°т обратно. 2.4.96, пос. Октябрьский x x x Из кромки лезвия, из лестницы субботней, Из чрева хлеба, из морского ада, Из густонасел°нной преисподней, Из облачных реш°ток зоосада Мо° изображение глаголет Бегущих мелкотравчатых. Глаголы Как виселицы родственные в поле Хранят поступки пряного посола Он побежал. Я закричал. Столкнулись Две снежных сажени. Карабкались ступени, Но наверху знакомые мелькнули, Взбираться вверх пропало настроенье Я устремился влево. Но за мною На варварски кургузых коротышках Летело безнад°жное земное, Страдая тяжестью, свободною одышкой. Из правой подвортни улыбалось Льняное топорище. По эстраде Ходил грачом портрет, поддатый малость, И чешуя в его блестела взгляде. Он посмотрел, как будто вытер руки. На раму огнедышащую глядя, Я отош°л. Толкали в спину звуки Ключами били белые тетради. Назад нельзя, я понял. В это время Из темноты кружащегося снега Упал к ногам раскрытый современник С разорванными л°гкими от смеха. И не имея выбора движенья, Раскланиваясь, кашляя, смущаясь, Имея в пищу дробные сомненья, Сомненьями как манною питаясь Я вижу птиц и ангелов и зв°зды, И густонасел°нные глубины, В которых как языческие розы Цветут стихами кроткие равнины. 5.4.96, пос. Октябрьский x x x Озарением полон Ты препода°шь в лесной школе Искусство книгокопания, Физкультуру, душеведение, Но где же ученики? Ученики летают по полям Роняя книги, падая с небес как з°рна, Взрывая наст, выбрасывая снег. Ученики летать устали И спят под лиственницей, А смысл из луж высовывает руки И спящим щупает податливые лбы. История подвижна словно ртуть. Чтобы поймать е°, Приходится побегать по закоулкам Запутанного времени, Разглядывая на бегу В каплях застывшей смолы Лица потомков своих, праотцов. Но вот они увидели меня И словно белки верещат в испуге Когда кидаю в них орехами слова Просветы пустоты навеки закрывая. 10.4.96, пос. Октябрьский x x x В изломе головы татарина платок И клятва на крови, и каменный цветок Уретра мака, лакомый совет И птицелов, в сети несущий свет. Необратимо летнее тепло, Татарских языков я ощущаю близость, Пия пространств сырое молоко И городов пылающую известь; И пить напитки эти мне легко. Психоанализом налиты зеркала, Я – уголь, а вокруг меня – зола, Чубатых куполов звенящие листы. На мост заходит мост, И далеко до сл°з, Но проще, чем твердить заученный вопрос, Драконом лаковым переползти в кусты. Там асмодея дых; Видали пострашней На п°сьих лапках. Этот асмодей Не видел никогда друзей моих. Они в ретортах дуют силикон, Булды смотреть, как глаз поднимет Он. Притворно рассмеяться, дребезжа. А Он – всего лишь часть любимых дней. Вот песенка становится грустней Поющего на ж°рдочке чижа. Ликует Голосовкер за плечом, Но – лошади глаза; и как-то обреч°нно взял он пачку свежих сигарет. Проч°л себя и засмотревшись слов Не внял тому, как крался птицелов, На клетки сетью разделяя свет. 12.4.96, 18:50, пос. Октябрьский x x x Где царевна бежала по мраку фаянсовых узких дворов, И придворный холоп, хлопнув шапкой, пытался коня обуздать, Я бреду-маракую и я всесторонне готов Деревянною детской лошадкой смеющийся мир постигать. Это жабы с тобой говорили по юности лет, Это вил самол°тик как выжига-хлыщ кренделя, Это тлел и вонял горьким маслом железный литой пистолет И впитав воду рек разбухала уныло земля. Это молод ты был и царевны бежали гурьбой Выгорать как страницы в истоме вдво°м вечеров. Воедино сливались и конь и холоп молодой, Превращаясь в кентавра из выпуклых видимых снов. Среди мрака ночного и бьющейся в стены воды Выползала как червь кольцевидная нитка-душа Из раскрытого рта. Так стенали пустые сады И воздушная лодка в горячих плыла камышах. Где придворная детская ч°рная крупная сыпь? Дайте зелени мне для помазанья выжженных ран! Заливался истошный товарищ, как пьяная мокрая выпь И ему подпевал перекатывающийся стакан. Вот – умелое дело, и ручка – остра и быстра, Только руки, что корни у серых карельских бер°з. По антеннам тугая и спелая скачет шальная искра И щекочет затылок, прокравшись под кость через нос. Освещается лоб изнутри как светильник, но света Ни вокруг, ни за спинами вязких расплывшихся крыш Мне не видно. И песенка детская спета, И в углу, как бумага, шуршит шаровидная мышь. 23.5.93, СПб ПУТЕВОДНАЯ СЫПЬ Путеводная сыпь расчертила сиреневый лоб Ледовитого неба. Горит путеводная сыпь, Словно кадмия капли, упавшие в ч°рный сугроб, Заводские кол°са и кладки кирпичная зыбь. Путеводная статуя тихо врастает в сугроб, Хочет вспомнить прихожую, пористый снег позабыть, Как забыла и детство, и хмурый отеческий лоб... Над равниною площади спит путеводная сыпь. Над равниною моря плыв°т несгораемый гроб, Рыба сорная в пене кричит как заморская выпь. Путеводная сыпь расчертила сиреневый лоб. Как осколки горит путеводная яркая сыпь. 5.6.93, СПб ПЕСНЯ ТЛЕНА Я не томлюсь хоть начинка сплыла и истлела Мне оста°тся сукно драгоценного тела Мне оста°тся клочок развихр°нного мяса Тема для опыта повести или рассказа То что гноится душа – любопытство, ботаника трепет Так превращаются в корни обильные некогда ветви Так образуется почва на ниве земных увлечений Жизнь преподносит рассвет увяданье и скорое тленье Да без уныния я наблюдаю за смертью эмоций Спит Арлекин на обложке издания Гоцци Жук скоростной разбивается в пыль о фрамугу Пальцы слагаются в кукиш навстречу пришедшему другу Что улыбаетесь или мерещится эта улыбка На сердце спокойно. На сердце прохладно и зыбко Мохнатоногий сатир распахнул увлекательно книгу Ватную скрипку слепил подражать стал ребячьему крику Руки лукавые выгнул в паху ч°рный дым разгоняет И удалившись бумажный портрет истязает Я не печален. Спокойствие вечного духа Делает крик невозможно дал°ким от слуха Пусть развевается сна беспредельного знамя Синее белое пыльное хладное пламя Снегом укройте меня защитите щетиной метели Крест сколотите из мяса жестокого ели Банку консервную полную блещущей меди В руки вложите. Пусть тихими будут соседи. Пусть соловей расклю°т погребальную песню Между ступеней идущих под облако лестниц Песню спокойствия, песню свободного тлена Песню усталости праха распада размена 8.6.93, СПб x x x У. М. За короткие пальцы спасибо тебе говорю, Улыбаюсь и вижу как в пламени синем горю. Но горю не горюя, горю без сознания бед, Без сознания времени прожитых в пламени лет. За улыбку ребячую выбор твой благодарю, За оскомину, соду и клятву чужому царю, За поломанный ноготь и водочный запах души, За горящее озеро – выплыви и не дыши. За провисшую щ°лочку я остаюсь у тебя, Муравьиное золото вялым щипком теребя, Распуская по телу клубок перепутанных вод, Постигая созвучие тр°х переправленных нот. За ландскапты и пастбища шеи, ладони, плечей Говорю я спасибо фигуре ушедшей, но чьей? И чьему, и кому, и зачем говорить до свидания мне, Пробираясь сквозь лес, проплывая в ручье на спине? До свиданья тебе говорю я, прощай, до свиданья, привет. И булавкою палевый лист приколю к молодой голове, И бульваром помчусь, а вернее сказать – потеку, Как бежит лист огня от кровати твоей к потолку. Вот и кончилось лето, сгорели и выцвели дни. Не спеши и остынь, успокойся, прощай, не гони Лошадей бесноватых, серебрянных быстрых мышей, Глинобитную линию вязкой слюною зашей. Я один, и зачем говорить мне тебе успокойся, прощай, Натыкаясь на стрелы и завязи т°мных побегов плюща, Не сгибая колен, лисьей шапки не сняв с головы, Не коря за отсутствие сцен, повторяя как галка увы. Я уже выхожу и я вижу, тебе говорю, Как теку не сгорая, как плавлюсь, горюя горю, Выпуская из рук темноту и слепых голубей, Образуя созвездие тихо сгоревших людей. Я сгорел как число, как обломок звучащего сна, Словно сладкий туман, говорящая вата окна, Я сгорел, словно золото в ч°рных ладонях угля, Как цветочный песок, что весной украшает поля. Как игла в тишине ярко-синих настойчивых вод, Как обилие линий, как яркий сочащийся плод, Как последнее слово, еще не покинув гортань, Как малиновый куст, крестовина, дуга и герань. Я сгорел словно зло, словно бабочка в порах земли. Отпускаю тебя, уходи поскорей, не юли, Не раскручивай стен, отпускаю тебе говорю, И горю не горюя, уже не горюя горю. Вот и кончено пламя, слепой говорит потолок. Остаюсь у тебя за калитку расставленных ног, За пустые пространства, за полости и пузыри. Успокойся, остынь, не спеши, говорю, не гори. Вот и вс°, вот и небо, вот ч°рное небо вокруг, Белый пар, красный цвет, лист зел°ный храню, тихий друг, И храню не горюя, тебе не о том говорю, Говорю до свиданья, и в воду спускаюсь, угрюм. Вот и дно, где же корни, где люди двора моего? Все сгорело сказали, осталось всего ничего: Только кожа и лезвия, белая яркая сталь Оста°тся как птица, ей тоже сгоревшего звука не жаль. Вот и белая смерть, вот и ч°рный кристаллик зрачка, Ощущение выстрела, вымпела, просто сухого щелчка. Черно-белая плоскость деревьев, заборов, садов, Городов без людей, говорящих пустых городов. Успокойся, товарищ – вот вата, занозы и бинт, И больничные рамы на петлях сырых крестовин, Ты устал и так долго на талую воду глядел, Рассуждая о сне. Так чего ж ты, приятель, хотел? Это сон, я сказал тебе; ты ведь соскучился, так? Закрывай же глаза, засыпай без сомнений, дурак, Помня пальцы короткие и закорючки бровей И зазубрины взгляда во сне заболоченном грей. Расставайся, отчаливай, прыгай, тебе говорю,В равноденствие букв, звуковую пустую зарю,В околесицу символов, знаков, святых и ухоженных мест,Где не вспомнит родитель и охристый вепрь не съест. Заплутал – так не бойся, а грейся в еловом снегу,Это лучше, чем пальцы до крови сбивать на бегу,Засыпай человечек, как камешек в шапке царя,Ничего не запомнив, о будущем не говоря. Засыпай, до свидания, друг золотой, засыпай, Разноцветное варево талых снегов забывай, И гори не горюя, как я не горюя горю Так тебе говорю я. Вот так я тебе говорю. 11.12.93 x x x Иллюзии мои, чем вас питать? Вы умираете. От голода и снега? От обезвоженности встречного лица, От конской поступи ругающихся мавров. Иллюзии... Как сморщенные дети, Вы Ницше чистите, что м°рзлую картошку, И вылущив оборванную нитку, Мне говорите, что пришла пора Последних убегающих трамваев, Корявых ч°рных роз на тонких ножках, Протухшей убывающей воды. Задумчив я, и не пишу в тетради Про лучезарный посох, про изюм, Про недотыкомок, про Игоря и Ольгу, Лежащих в тлелой груде покрывал. К чему мне среднерусские равнины, Когда не справлюсь и с глухими бугорками, Покинутый, оставленный без сил. Иллюзии орехов не едят, Не пьют прогорклого туманящего пива, Чем я питаюсь – им так не прожить. Им бронзу подавай, или девичий профиль, Иль руку без кольца, Но можно и с кольцом, Ведь никогда не отставали друг от друга Безнравственность и романтизм. Всегда Соседствуют ущербные пейзажи С дремотной парой, пьющей из фонтана, С рогатым алым чортом в т°мном гроте, С глумливым, рвущим ткани Арлекином... Воспоминания выращивают мох. И я, подняв дрожащий силуэт, Бреду в горячем мареве похмелья, Как император, проигравший битву, И вынужденный отступать пешком, Истратив всех слонов на переправу, Держащий хобот в согнутой руке. И я, подняв отч°тливый, медальный, Свой медный профиль, Ухожу сердито В разверстый зев изломанной ограды, В нелепицу и ругань закоулков Курортной жизни, злой и дорогой. Иллюзии идут за мной как дети, И тихо повторяют: – Папа, папа... А я, как будто их не замечая, Скриплю зубами, двигаясь вперед. 24.3.94. 13:08 x x x Люблю смотреть в кост°р из скверных дневников, Как рушатся слова для тех учеников, Что лезут в пламя, испытуя строгий ум В приверженности к строю узких дум. Люблю любить сплетенье букв ночных В листах укрывшихся, как в банях островных, Где с "Д" обязана стоять всегда крепка Упрямой лесенкой смешная буква "А". Люблю листать альбом плохих стихов Из выбранных неверно бледных слов, Что детская нетв°рдая рука Стащила с придорожного лотка. Когда в груди моей роится тихий шум, Люблю гулять, неразговорчив и угрюм, Являя миру неказистый вид, Ущербной памяти молочный инвалид. И книг люблю шальную беготню, Проникнувшую в май, апрель, июнь; Страниц бессовестных назойливую прыть Надеясь пасмурной погодой скрыть. "Что знает тот который?", "Отчего бывает рассудительным Огонь?", "Где взять чернил в монашеских песках?" "Кто спит в неразвед°нных колосках?", "Зачем весна?", "Кто мне бы объяснил, зачем я книги умные носил, и жгу теперь сухие дневники?". И рассуждаю, как седые старики. 17.5.94 x x x В семь вершков все мозоли Кремля Затопила лесная земля Переп°лок да гусениц приторный рой Зв°зд рубины укрыл под горой Лисий царь да медвежий пастух Здесь хозяева. Красный петух Пробирается в вырытый лаз Словно он предназначен как раз Для пускания в жилы огня И плескания в море коня Где подросток уставивши взгляд Давит пяткой живой виноград В красном зале пустого Кремля Где ковром устилает земля Глинобитный растресканный пол И бумажный наперченный дол Волчий слух да овечий собрат За реш°ткой зел°ной сидят И один ловит пальцами мух А другой исповедует Дух В семь вершков до кривого столба Угловатая пр°т голытьба Под рубашкой и прядкой креста Наживляя святые места На соструганный плотником крюк После лезут к запястиям брюк Вынимая из кожи свинной Остро всточенный ножик стальной В семь вершков кроют матом страну Где и классики тянут ко дну И столичные впадины ваз Прячут дымчатый пепел от нас Словно здешний февраль-горлод°р Нас с тобой проверяет на мор Выдавая за смоченный снег Щ°ки двух ледяных человек А в последней из комнат – провал И дрожащий кривой пьедестал Манит ч°рною дыркой своей Стать одним из твоих голубей Голубей же, москва, голубей Частью неба предстань поскорей Где на каждого жителя впрок Будет собран достаточный срок Где вес°лою будет пора Шебутного шального пера Расчертившего руки и клеть На приказы всеместно гореть И ловить шелкопрядовый мох На спокойный расч°тливый вдох Принимая последний обет На земле исцеляющих бед 22.6.94. Москва ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ С ЭПИГРАФАМИ ИЗ Л. АРОНЗОНА (1) "... но кто увидит чужой сон?" Л. Аронзон Воробьиное семечко взгляда Потерялось на кукольном поле, Изжевали соломинку яда Мы в лесной заколдованной школе, Ноздреватые пели страницы, Я не мог обернуться на окрик Намагниченной сточенной спицы, Сжав волос шевелящийся бобрик. Кто же так молчаливо разводит Рассыпающимися руками, И на воду из облака сходит, И плыв°т по воде облаками, А потом превращается тускло В остромордую т°мную щуку, В истонч°нное красное русло, В истощ°нную снежную руку. Среди классов, заполненных мелом, С черепицами жителей древних Мелкоглазых, расколотых, целых... Хороши насекомым деревни. Хорошо проплывать под домами, В окнах льда наблюдая спокойных Ледорубов, играющих снами, Дровосеков, до пояса хвойных, Замыкая собой совпаденье Вещей тьмы рассел°нных народов, Превращаясь послушно в растенье, Помещ°нное в стылую воду. 29.6.94, Москва (2) "Томя сознанье падает паук" Л. Аронзон Томя сознанье падает земля И обморок как время наста°т И облако раст°т как тополя И город как изюминка раст°т И муха пролетает трепеща И вертится цветком глубокий двор И шелестит зажж°нная свеча И как квартира морщится узор Томя сознанье падает петух На спящий город, жгущий ручейки Воды квартальной; напрягая слух Офелия плыв°т в куске реки Висит портрет накапливая тьму И треск кузнечиков истачивает дом И строит каменщик что хочется ему И не мечтает плотник о ином А зажигает карту как свечу И движется чадящий скорпион По лунному двуострому лучу К воронке исчисления врем°н И пустота целует пустоту Как шерсть богатую естественным теплом И красный воск смягчается во рту И м°д искрится под засохшим языком Томя сознанье падает паук Вс° цепенеет, замирает вдох Пустое тело покидает звук Пустое место населяет Бог 29.6.94, Москва НОС Времена сухие лопнули, Из неспящих стали спящие. Нос задорный, изворотливый Шевелился в хлебном мякише. Белые бока лоснилися, В пахнущем горячем облаке Ноздри хищные кривилися, Пористые крылья хлопали. Он прош°лся вдоль аквариума, Рыбий корм зачем-то вынюхал, С барабулей разговаривал, Приручить пытался выхухоль, Кашлял, шмыгал. Не сговариваясь Становился с подоконника Перед городом раскланиваться Твердолобым белым слоником. В галереях – пыль и вываренность, У костей храпят охранники, Переж°вывая жимолость, Дни проигрывая в фантики. Нос – задорный и напористый Шубу сбросил, а привратники, Путаясь ногами в скорости, Стаптывали туфель задники: – Где горячее, холодное? – Почему батон нерезанный? Состояние дремотное Из щелей по залу лезло; И уже легли, где попадя Горничные со швейцарами. В ч°рной раздел°нной копоти Молодые стали старыми, Лишь нюхач – выжига вывернутый, Руки в боки, вс° прохаживался, Носочистку взял и выдумал, Носоглоткой петь отваживался. Торговались в парке книжники, Голубей кормили школьники... Нос, расч°санный и стриженный, Н°с ноздрей пустые нолики. Но трамваи цепенеющие Проследили точный путь его. И в конце аллеи тлеющей Опрокинули беспутного... Как он бился под кол°сами, Провода желая выпутать: Нолики кружились розами, Сахарная пудра сыпалась... Между рельсами трамвайными Ж°лтые блестели пуговицы. Тропками витыми, тайными Вытекли злодеи в улицы, И в кустах – убитый, маленький Нос лежал. Природа спящая День отч°тливый утаивала В пропеч°нном хлебном мякише. 6.8.94, п. Октябрьский ЦАРЬ В ГОЛОВЕ Царь в голове моей дремлет – тряс°т головой отрывной календарь на стене – руки дрожат – распечатывая конверт – а рассыпанных букв в темноте – никогда не собрать Царь в голове моей – детский конструктор – кидает на ч°рные рельсы – вр°т семафор – брызжет т°плый и розовый сок – я натолкнулся на лампу – блестящая катится мелочь – я наклоняюсь над щелью – и кто-то под полом кричит – в ужасе – от измененья в размерах пространства Вот две монетки – увядший ор°л на одной – щиплет себе из подмышек промокшую вату – а на другой – половинка прикрытого глаза – вяло за мной наблюдает – усни-же в кармане! – вздорный кружок – разбужу я тебя уже вряд ли Царь в голове моей – вертит стальную линейку – от баловства разлетаются вслух ярко-серые брызги – я за столом разломил пополам карандаш – думаю – как замечательно б было закрасить – краской эмалевой зеркало – как замечательно б было – ниткой зел°ною намертво склеить уста Царь ежедневник читает – и пыль замутняет мне память – с кем рассуждал я так нагло – о благе любви и смиренья – где это было – где было – тревожное чистое небо – был ли мороз – под ногами – скользила – беззвучная – хвоя Но почему из проулка так тянет подсолнечным маслом – а на разжатой ладони – вертится лезвие стрелки– как я тогда выбирался – из ломкой лесной паутины – Царь в голове – расскажи мне – я сам не могу – расскажи мне Молнии светятся в мокрой брусничной короне – эко сердечко мо° разболелось однако – эко гундосит надсадно железнодорожный билетик – что же мне делать с тобою мо° долгожданное счастье 25.8.94 РОЗА ИЗ НОГТЕЙ В новолуние въехал состав В переполненном тамбуре я разминал папиросу Темноглазый цыган, неожиданно захохотав, Из ногтей предложил своих выстричь мне ж°лтую розу Я стоял под окном, за стеклом проплывали поля И на ели светился кромешный январский фонарик У цыгана в подкладке топорщили мех соболя И в зрачках закрывался луны золотой календарик – Как он может мне врать? – размышлял я, потупивши взгляд, – Где же видно ему невозможное это растенье? А цыган прикрывал длинным веком слепой циферблат И на крашеный пол не отбрасывал собственной тени Маникюрные ножницы цепкой клешн°ю достав, Он состриг ж°лтый ноготь с корявого видного пальца Иронически хмыкнув, а после и захохотав, Он как ширмой закрылся дорожным худым одеяльцем И, по°рзав, похмыкав, пошастав под тканью сырой Вдруг достал и подн°с к моему удивл°нному лику Удлинн°нную ж°лтую розу, цветок неземной, И вдобавок из ч°рных зубов костяную гвоздику – Вот и вс°, милый мой – он сказал мне – приш°л тебе срок, Коль увидел мо° невозможное детское чудо... Проезжающий мимо состав упустил недовольный гудок, И луны покосилось сухое ущербное блюдо. А потом таял в дыме лукавый дорожный цыган, Соболя из подкладки таращили хищные ноздри, И, мешаясь с изъяном, наглядный светился обман, Тот бутон из ногтей в полуночном дыму папиросном. За окном копошились и °рзали в ночи поля, Я на палец вертел опал°нного волоса прядки, Рассуждая и думая о предстоящем. Земля, Темнотою закрывшись, свои наводила порядки: Перекошенный дом, семафор с костяною ногой, Расторопный колодец с короною снега у дома, Новогодний фонарик на ели, цыган озорной, И чудные цветы на полу ледяного вагона. 30.8.94 x x x Как лишайники мы заползали друг в друга, Как игральные карты, как волны испуга Мы входили в себя, и мешаясь как страны Затмевали друг друга нелепо и странно. Мы ползли по пятну увеличенной ночи Мы ползли по пятну увеличенной ночи В темноте распускались шарфы. На окне Перекрученной розой играл неморгающий снег. Из-за линзы катился светящийся шар Отчужд°нного утра, сводящего в жар И трещащие швы простыни, и леса Ярусов, стеллажей, ч°рных книг голоса. Горный свет, немигающий свет в нас вползал, Словно камень в тяж°лую воду. Металл Так вползает внутрь хлеба; и так же зерно Прочищает зел°ной струной полотно Кровеносного поля. И сразу узор проступает, Через край переходит, дымится, стекается, тает, Наползая на нас шелестящей травою мохнатой, Словно белая вата. Больничная белая вата. 11.10.94, п. Октябрьский x x x И у Да есть Иуда. Я и сам есть. И удочка гибка, а крючочек из десны торчит прочно. Фарисей Фарисеич Иудей Иудеич зыркнул важно глазами Котофей Котофеич Кокаин Кокаиныч золотые пингвины оборвал паутину и в яркую солнечь я спустился из снега Дуралей Дуралеич Где ловец человеков? Под целительным небом только бледная немочь лишь слепые пот°мки Партизан Партизаныч Лицедей Лицедеич Где ловец человеков? Где не бледная немочь? Только полная полночь Беспокойная нервночь. И сердечная выскочь И гортанная щелочь. 12.10.94 x x x Толстый поп и тощий фарисей И собака ч°рная бегут Небо ниткой ч°рною грачей Обвязало колокольни зуб Толстый поп и тощий фарисей Вытирают пот со лбов своих Поп на волосы украдкой ль°т елей Фарисей – пыльцу из старых книг "В старых книгах много чертежей, Можно разыскать – который тот" Думает лукавый фарисей Книжной пылью присыпая пот "– Вот ужо тебя, злосчастный плут, Черти поворочают в огне" Думает уставший поп. И зуб Колокольни покрывает снег. А собака ч°рная летит Сладкая мерещится ей кость Облаков спокоен ясный вид Облакам чужда людская злость Все равно не видно ничего В голубой понятливой воде Все равно не оставляет никого В одиночестве, притворстве и беде Остальное население. Все врут, И напротив – правду говорят Споры, споры – бесполезный труд. Мысли, мысли – кропотливый ад. 20.10.94, п. Октябрьский МОРОК Это утренний морок морочил меня Чистили рыбу деревьев проворные руки Прорубь окна заполнялась тяж°лой водой Дно тяжелело. Со дна доносилися звуки Не от нужды отчуждение брало меня Не от невроза морозили небо трамваи Яблоко яда на кухне делила родня – Вот твоя долька – ко мне подошли и сказали Яблока льдинки меж нами делили часы Ватные вены ленивою кровью питались Красное шло, и везли остромордые псы Сани, где вверх голубые прожилочки крались Устриц ловили б мы, если б смогли их догнать Утренний морок томил недовитою ниткой, Капелькой м°да на плинтусе. Я описать И не пытался. Куда уж мне. В мороке зыбком Выли суставы, как корни погибшей травы, Морщились льда подневольные жители, всплыли Из темноты детских карт муравьиные львы И подвесные сады в пелене электрической пыли, Томик поэта, грозящего миру войной, И суета, уходящая в мир обжитых сновидений. Если б я видел, что делает морок дневной, И не зависел от смены его настроений ... Руки деревьев очистили рыбу. Родня Яблоко яда делила на кухне. Мы спали В рыхлых ладонях сухого морозного дня. – Вот твоя долька – ко мне подошли и сказали. 19.11.94, п. Октябрьский x x x Ты сочилась как статуя влагой унылой Текло по размытым устам Восковое медовое скользкое ч°рное мыло Из графических ран. Пил тебя, но глотки как веревки шершавы, И нить протянула слюна От бескрайнего сна моего до щеки твоей правой Из соседнего сна. Свет дневной поглощая и с книгой срастаясь Ты вбирала в себя Чистоту молочая, вес°лую горечь минтая И речь воробья, Растянувшись рисунком на ш°лковой ленте, В месте сгиба закрыв Шелкопрядовый пах, золотые колени И лодыжек тростник. Теснота молока твоего торопилась Оттенить пустоту За которой клубочки, миндалины, жилы Затекли в темноту. А оттуда выд°ргивай нити где хочешь, Но не станет светлей. Там плетут полотно наступающей ночи В ч°рных лунках ноздрей. Улыбаясь, пугаясь тебя вспоминаю, И вновь говорю про себя: – Волшебство молочая, в°селая горечь минтая И речь воробья. 8-9.1.95 x x x Скверной пищи поешь, и на сердце становится легче Т°плых л°гких телячьих, гусиного скользкого жиру Или станешь читать про любовь однополых героев Те же трезвые мысли на фоне кустарного быта Та же печень тресковая, те же злосчастные астры, Те же встречи на проводе, зуммера лживые сл°зы Будто в зеркало толстое смотришь – глядишь, и морщины, И живот обвисает, и складки брезгливые видно. Скверной пищей спас°шься ли – выпьешь сырого бульона, Сковырн°шь тихо вишенку с башни творожного торта Все излишне и приторно. Где-то закаркала птица И осенние листья полезли под самые окна. Встанешь к зеркалу – волосы лунно заблещут. Или это просветы? Просветы, конечно, а что же. И прожилки в глазах, и пятно языка неродного, И смахн°шь ч°рный пряник, и выпьешь тяж°лого чаю. Что же в книге? Да те же измены в парадных, Голубые коробки смертельных смирительных будок, Поцелуи украдкой, измены... Ну сколько же можно? Посмотрю лучше в зеркало. В зеркале то же, что было. Скверной пищи поесть ли? Поем, велико развлеченье; Тоже – утеха! Забыл ненасытную книгу Где-то на кухне, среди требухи и гороха. К зеркалу вновь подош°л – надоели лущ°ные брови. Листья под окнами. Лезет на видное место Солнечный свет. Отмахн°шься, забудешь, закроешь, Красно зевн°шь, опрокинешь тяж°лого морсу, Толстое зеркало встретишь и хмыкнешь, и охнешь. 10.1.95 МУРАВЬИ – Собрать рассыпающееся – вс° равно, что ловить муравь°в ускользающей жизни – в гниющем сосновом бору – на ладони кору ты рассмотришь как ссору истошную – скрипнет сырая кора – и разлезется пылью, прож°ванным мякишем – чь° это вспомнил лицо – это ночью случайно заснул возле зеркала так-то. – Так мы шли по осоке вдво°м – я и я – так и шли мы не ссорясь встревоженный воздух пия – – вплоть до дома, где жили вдво°м – и в стекло уходил он, когда – закрывала мне очи – небес голубая вода – Вскоре я наш°л неизвестную ягоду – и в сиреневом блике – увидел дворец самоубийцы. Сам он – пил собственный голос – и звуки были странно знакомы – Так давится щебень сухим стариковским смешком – и так шепчутся сваленные в корзину абрикосы – так сухое вино шелестит в горле – и палец натыкается на бумажное лицо адресата когда так – Я подтвердил мои слова немым кивком головы – а под ноги мне глухо шл°пнулась – тушка белой совы – задушенной еловыми ветвями – кровь бросилась в голову – и в зеркале вспыхнуло солнце – и оказалось, что это сон разума – и помрачение – и затмение души – Я поймал взгляд и поднес его к глазам – надеясь рассмотреть поближе:скрипнула кожа – морозная иголка вошла под веко – и стыд попросил притвориться слепым – а мне уже было не привыкать – отпускаю тебя не заметив – и взгляд – сверкнув голубым и ярко-ч°рным – плоско упал в траву – дрожь прошла по корню – из-за двери посмотрела темнота – клавиши м°ртвых растений подскочили и опустились – мы с тобой – я и я – два куска сырой древесной коры -раст°ртая пыль – кованые колокольчики одного уха – сизые ягоды непролазного бора – и я улыбнулся – и я ответил тем же – и я закрыл глаза 15.1.95 СТИХИ О СТИХАХ От скверного слова внутри вырастает грибок И колет, язык разрывая, мне н°бо сухой позвонок Но хуже гораздо, когда нехорошее слово В длину вырастает, и скверная строчка готова Читаешь ее у других – дурнота подступает под горло А ежели сам написал? Положенье подобное спорно: Ты пашквиль удобно берешь и, сгибая законную дрожь, Меж строчек суешь суетливый испачканный нож Кроишь – и по-новому: вместо порока – сорока, Кусок творога и живая речная осока. Где автор ходил негодяем – наученный бродит годяй А был персонаж разгильдяем – и стал откровенный гильдяй. Так мы поступаем со строчкой нерезкой, когда Толпясь подступает под горло святая вода Хорошего слова. Тогда изнутри огонек Сверкает и пляшет. И дом уже не одинок: В нем бродят снега и седая кричит пустельга И шарики крови поют от приятного им пустяка. 16.1.95 СУМРАК РЕЧИ От губительной смелости выпей репейного страха, От подавленной щедрости мысли отрежь перекладинку речи. Поспешай перекатами запаха. Долго ли взмаха Дожидаться под небом, текущим считалкой скворечен. Удивляй себя часто – на чащу приходится пустошь, Там играет в квадратики корень густого медведя. Чистотел подражает дрожанию тела. Искусство Проникает во щели и вид возникающий бледен Хромосома кидается в озеро. Долго ли плыть до ответа, Есть ли дно, перев°рнуто если злосчастное небо? Есть ли дом, если дом неопрятен и выварен плохо, Выключает ли полностью свет выключатель настольного света? Ты и можешь следить лишь – нет лишних под кожею линий, Здесь и плесень вращают в кругах обязательной пользы. Назидательно вжившись актинией в кормящий иней Не распутывай, друже, дрожащие ч°рные кольца, Ибо обод для бочки твоей изготовлен без злобы, А по первому правилу – правые бдят в пантеоне Любознательных лекарей. Резать опасные сдобы Их работа. И как избежать мне огня и погони? А в себе заплутать – будет радости нищему духу Безголовым блуждать корол°м по навязчивым страхам, По наваленным радостям, по парниковому пуху Настоящего сна; по трезубцам товарного праха. Так что тело – не лето для поздних вечерних прогулок, Да и ты не одет, а собраться уже не успеешь Описанием мысли закройся. Ищи караула Только там, где спонтанною жалобой море засеешь. И чеши языки свои рыбьи, мешая монеты с икрою, И раскусывай шарик, молочный цветок убивая, Доплыви до плотины горячею липкою кровью, Перестав понимать сво° имя, и не повторяя. 4.2.95 x x x И. О. Ангел твой меня не спас Ни от думы, ни от скуки Рассуждал я в поздний час На коленях склеив руки Расклевали темя мне Меднописанные книги. И в меду, на самом дне, Где заломы ежевики Спал хранитель мой. А мы С бумазейными чертями Пробуравливали лбы Изводя умом печали. – Вс° пребудет – знали мы – Наше к нам опять верн°тся. В буреломах вещей тьмы Мы боялись уколоться Спицей солнечного сна. Просыпайся, Ангел, милый. – Скоро кончится весна Шепчет Ангел из могилы. И от голоса его Плакать хочется. Мы плачем В колыбели берегов, В тихом облаке незрячем. Под коричневой сосной, Где чаинки воздух держит, И над пропастью лесной Ч°рный свет лежит, повержен. Плачем мы, и Ангел спит В светлых снах медовой ямы. И под сердцем не болит, И ходить боишься прямо – Сшей мне нового, взамен Сделай Ангела как надо. Я боюсь, не хватит мне Твоего чужого взгляда. 13.2.95 SANATORIUM Ты почтовую бабочку в глинистых грела руках Шелковичных червей в черноз°ме хранила речей Но пришла и смела и посмела такая тоска Что сегменты посыпались из перепорченных дней На цветах позвоночных рассыпан сияющий ворс Словно пепел на площади после паденья звезды И жука восстающего маленький глянцевый торс Одиноко маячит в потоках песчаной воды В санатории мы умираем; лелея себя Ты изжаришь как лилию белый слоящийся мозг И накормишь стрижей, и за речью своей не следя Перекинешь к шипящим цветам проседающий мост. Не тоскуй – я молочною бабочкой в очи твои загляну Словно капли росы на твоих поселюся усах Ты усн°шь – я на грудь как кузнечик зубастый вспорхну, И как мышь зашуршу в деревянных твоих волосах "Цап-царап" – ты вскричишь, и от боли отд°рнешь ладонь, Костоеду увидев, по-рачьи полезешь в окно. А по следу завь°тся змеи лучезарный огонь, И в глазах твоих белое встанет опять полотно. Лучше стань, кем была – обиталищем жалких сирот, Марципановых родинок, мелипраминовых вшей Улыбаться спеши. И, забыв, фиолетовый рот Растянулся как скоба в пахучей густой черемше. И подкралась собачая бабочка, влезла на стол, И залаяло озеро, вышвырнув рыб из воды, И червяк наблюдающий берегом озера ш°л, Прогрызая сухой бурелом, как пружинки живой бороды. В санатории мы умираем, не видя себя. Рассыпаемся мы. Но подчас узнаю, узнаю Ты почтовую бабочку в губы целуешь, любя, И от этого царские губы твои постоянно в клею. 14.2.95 x x x В сети бабочку поймал Бабочку из белой кожи Жирно ел и жадно спал Будет бабочка моложе? Суетиться в бечеве Бабочка полюбит. Кто же Не смирится в рукаве? Разве только этот ножик Разве только этот нож Любит обрезать вер°вки Сникла бабочка. Ну что ж Есть и божии коровки. Они в сеть себя не ловят по недоразуменьям. На полях, перло – перло, Горькой выпил я зубровки. Суета сует, суета сует, попался в сети. Будет бабочке сто лет Кто расставил сети эти? Я расставил сети эти. Сам расставил. Дорастая До ут°нка, до медведя. Голос тонкий вымогая Суета сует, чего там, Суета сует, что дальше Суета. Так мало света Суета. Пальто и осень Отвяжись от мысли этой Откажись от ловли мысли Что же делали ладони Что же делали ладони? Заслоняли нас от света Что же делать? Что же дальше? Откажись. Какое лето! Кто-нибудь ещ° полюбит. 19.2.95 x x x "Вот, пальто надевай, и бери эту воблу, сухую трескучую воблу. Поспешай с нею в сад, там дают напрокат атмосферу реального рая. Там желто вс° и сине. Там губы у статуй кавказской горят киноварью, Там погибшие почки твои, и стеклянные банки, и горькое сточное пиво. Из стеклянных артерий горячее ч°рное. Два разбухающих неба. Пароходик полз°т двухутробный по внутренней кожице свода. Рай телесен, как книга с оторванной кем-то обложкой Пятна, клевер засушенный, желчь маргиналий ничейных. Ты бер°шь эту книгу как сад или сад раскрываешь как книгу Рай соседнего облака ближе, но жидкость – помеха для глаза. Это пруд или озеро. Озеро перед глазами И стеклянные стены погибшего ч°рного сада. В жалкой книге есть профиль прелестный, запомни страницу Там где пишут про парусник, пандус зеркального моря. Разбухающий обруч спирального зыбкого текста Мыловарни подвижного неба, собаки прогорклого рая. Л°гкий запах гниющего облака. Треск разрываемой рыбы Так расходится ткань на плече одежонки; c таким же пронзительным звуком Разорв°тся внутри пузыр°к. Синий свет заслоняя Из-за облака профиль прелестный отч°тливо мне улыбнулся. И залаяли псы, и с каким-то немым удивленьем Осмотрел я себя, и скамейку, и рыбу, и ч°рное пиво Догнивающий рай. И стеклянные стены ограды И нелепую книгу с оторванной кем-то обложкой." Вот, пальто надевай, и бери эту книгу, пустую никч°мную книгу. Поспешай с нею в сад. На обочине голой аллеи Так приятно и ясно смотреть на подвижное острое пламя, Что себя забываешь на миг и найти не стремишься. 20.2.95 ЧТЕНИЕ СНА Вс° тайное избегает открывать себя На сцене ты топишь печь горбатыми марионетками А из-за кулис вываливается гроб Надо проснуться надо проснуться Ч°рт возьми Он выпил из бутылочки и понял Что земля осталась далеко внизу За что мне это наказание Бормотала кукла полезая в печку А ты удивл°нно произнесла Но разве существуют книги Которые нельзя читать Написал букву Г И закачался в вер°вочной петельке Посматривая как вертикальный колодец Втягивает в себя воздух Во сне любить ещ° лучше Но приснилось безобразное чудовище Выкрикнул Я И не сразу понял Отчего так грубо отзывается эхо Оттолкнулся и полетел дальше В одной из маленьких комнаток Жил ангел Подумав о такой перспективе Надолго прекратил чтение 21.2.95 ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ (1). ПЕРЕШЕЕК Голубые подковы густых облаков По глазам золотое теч°т молоко Под ногами червл°ная плещет листва И стыдится кирпич и мерцают дома К подбородку теч°т золотая листва Затекая в жилые доселе места Собираясь в дома выбираясь на свет Осознанья которого нет Беспорядочно веет жестокая синь Золотая осенняя сыпь И комета нес°тся к порогам реки Заливая домов поплавки И не знаешь где сядешь и где закричишь От нахлынувшей осени рвущей лицо Где случайные горы собой защитишь И собою замкн°шь золотое кольцо Где услышишь как вскрикнешь и слыша тот крик Завопишь ещ° раз закрывая глаза Вдруг протянутся руки всезнающих книг И застонет составом ужасный вокзал Как же выбраться мне из осенних глубин И боясь избежать произвольности сна Рассуждал я блуждая по парку один Поражаясь тому как природа одна Проживает с собой. Пусть не сбудется сон И я тоже не буду не буду один Пусть обрушится красный вздыхающий дом У подножья сутулых и согнутых спин И накинется облако жгущее мозг И раздавит как ампулу солнечный свет Перешеек истает разрушится мост И тогда станет радостно мне 4.3.95 (2). ВЫГОРАЮЩИЙ ПАРК Было страшно ли мне за тебя в час когда Облепило листвою тебя И круги из-под ног облаков понеслись Непосредственно вниз Те кто были с тобой озарились огн°м Ч°рной осени пристальной той И разжалась рука опуская ключи Загалдели живые ручьи Закрывая собою восторженный парк Ворон ч°рный уселся на куст Рассыпая деревья открылся сундук Темноты навалившейся вдруг Где искать нам твой след на семи небесах Под деревьями в полных садах Да и что же нам делать когда мы найд°м Поглотивший тебя черноз°м У него ли выпытывать вдумчивых глаз У него ли выпрашивать нас Не отдаст или впрыснет под адский процент Содержание явку пароль И прид°тся играть и цветочный горшок Разорв°тся геранью обдав Только ты уже где-то в подводном миру Собираешь морской виноград Залепляя зрачки перезрелою тьмой Что ж пора тебе ехать домой Но дорога пуста и небесная топь Наблюдает в тиши за тобой И становится страшно и путаешь ты Направленье сторон пустоты Загребая ладонью рассеянный свет Как вес°лый пловец как солдат Салютующий ч°рным окопам врагов Виноградною кистью живой Пусть расправится осень скорее с тобой И направит лицо на меня А я выпущу змей в голубую листву Зажигая вес°лую тьму И смеясь и ликуя взберусь на пен°к Длинно плюну на ж°лтый песок И рассыплюсь песком и меня не страшась Побегут по аллее скворцы И цветы зашипят в посиневшей траве И вспорхн°т выгорающий парк 5.3.95 x x x (Как бы картинка из дн. К. З.) Из процветшей воды вылетает пчела Рыбы м°д собирают у рта твоего По течению пастбища лошадь плыла И баюкала осень клочки облаков Урна скрыта плющом. Пожилой малахит Окружил твою кисть и фаланги блестят По морскому покрову прошли пастухи Отыскав заплутавших овец и ягнят И окликнули нас. Мы остались лежать Ты – в процветшей воде под настырной пчелой Я – в запущенной урне песчинки считать И стекать к постаменту тягучей смолой Ты шепн°шь "ни за что" я скажу "никогда" Иногда распрямляются листья травы По теченью реки проплывает пчела В сотах рыбы гниют сжав закрытые рты Надо так же молчать. Потемнела земля Померещился холод затянуты льдом И пчела и лицо и морские поля С прорастающим медленно ч°рным зерном 11.3.95 x x x С холодом выходит душа Греться у земного костра Ж°лтая раст°т черемша В узком промежутке двора Там лежит колючий репей И такой-сякой молочай Там по°т другой соловей, А не тот, что пел давеча 19.12.94, п. Октябрьский СТРАШНЫЕ КНИГИ Из подмышечных впадин весеннего неба Из промежностей глиняных узких оврагов Пробирается ветер нелепо и слепо Словно шерсти волна на загривке собаки Острый луковый запах; горящие д°сны Показали закаты сидящим под аркой Хохотали холмы над фигуркой курь°зной Воскового спортсмена стоящего в парке Языки голубые дорог разыскали Испарения рек алкогольных и гулких Золотые овраги к тем рекам припали По песчаным губам растеклись переулки В них маячили лампы, любили работать Экономя дыханье, писалися книги И за город сползая цвели беззаботно Угловатые лица людской земляники Шестиглавые птицы тонули в болоте Как пугали меня их протяжные крики Никого в белых комнатах. Все на работе С ослепительных полок спускаются книги Не взгляну на страницу. Там червь и заноза Наводящего ужас дрожащего слова Там картина сочится слюной абрикоса И какая-то женщина падает голая И смотреть невозможно – но знаешь что надо Расширяя зрачки – а уж там вылезает Узловатая скользкая кисть винограда И злоокий красавец усы вытирает А нахлынут закаты, зел°ные зубы Просочатся из ткани сырой, т°мно-синей Забормочут на улице медные трубы Закачаются листья на ч°рной осине Вдруг привыкнешь и вспомнишь уже через лето Как страшился бумаги нетрезвой, горбатой И в автобусе ж°лтом сидел без билета Наблюдая за окнами клевер и мяту 24.5.95 * РУССКИЙ ЯЗЫК * x x x Зарежет день меня, помилует – ну что же Не буду долго думать о пропаже, А, кукарекая, взберусь на острый ножик, Навстречу приближающейся саже. Пока на небесах поля и травы Мне кажут листья, падают похоже Перо и камень. Контуры державы Едва-ли будут мне ещ° дороже, Как были дороги неясные мотивы Не влезших в голову навязчивых историй, Которые я слушал терпеливо, Не думая и не пытаясь спорить, А помня только правила сложенья Звучащих чисел. Правило простое: – Копи терпенье, друг, копи терпенье, И будешь ты тогда сказать достоен: Мои стихи прекрасны были тоже, Как женщины в разливах Эрмитажа Друзей там переваливались рожи И многие из них смеялись даже. 16.9.96 ПОХОЖИЕ СТИХИ Лошадиная мазь моей светлой мечты я последний отрезок сырой пустоты, сквозь меня прорастают цветы