Текст книги "Атомный поезд. Том 1"

Автор книги: Данил Корецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Теперь зашевелятся, забегают! – злорадно усмехается Степан, который уже и пенсию заслужил, и силикоз заработал. – Когда дорога встанет, им по башке настучат, быстро деньги найдут! Дело проверенное…

Действительно, народ не первый раз на рельсы выходит. В конце девяностых по всей стране так было. Перекроют магистраль, поезда остановятся, пассажиры, правда, кричат, ругаются: «Мы-то при чем?!» Но… Тут каждый за себя. Безвинных пассажиров помаринуют, срочные грузы застопорят, все графики поломают, зато глядишь – нашлись денежки-то, начали погашать задолженность!

Васька на опору залез, стал плакат привязывать. Сидят шахтеры на рельсах, ждут первого поезда. Вокруг милиционеры бродят: и местные, поселковые, и из транспортного отделения. Их никто не боится: если начнут стаскивать кого-то с рельсов, в него все вокруг вцепятся и не отпустят, могут даже оттолкнуть аккуратненько стража порядка. Милиционеры ведь тоже разные бывают… Эти мирные, не опасные. Кто сутулый, кто с животиком, кто уже в возрасте, вон капитан вспотевшую лысину вытирает. Они ничего сотне шахтеров не сделают. А вот если привезут других – поджарых, мускулистых, в касках, да еще со щитами и дубинками – тогда дело плохо! Вмиг всех разгонят, зачинщиков поскручивают да в свои автобусы запихнут! За десять минут освободят пути, деблокируют, значит, на их языке, да уедут восвояси. А шахтерам потом – кому штрафы платить, кому в кутузке сидеть, кому синяки и шишки лечить. Это хорошо, если без вывихов и переломов обойдется.

Начальник транспортного отделения майор Казаков в очередной раз связался с управлением в Тиходонске, доложил обстановку. А в ответ услышал:

– Только что у нас проследовал литерный. Обеспечьте его беспрепятственное прохождение через заблокированный участок.

– Да вы что?! – заорал майор. – Как я обеспечу?! У вас что, уши позакладывало?!

– Чего скандалишь, Петрович, – миролюбиво сказал дежурный. – Я тебе только передаю распоряжение руководства.

– Да пусть сами едут и посмотрят, что здесь происходит! У меня ни сил, ни средств нет, чтобы такую толпу разогнать!

– Луховицын уже выехал, сам Тарасов тоже собирается. А ты пока обеспечивай. Такой приказ!

Багровый от злости, майор Казаков уже в который раз подошел к толпе.

– Сколько вам можно объяснять – освободите пути! Из Тиходонска важный поезд вышел, его задерживать нельзя! Ну что мне, ОМОН вызывать?

– На кого ОМОН? – заголосила тетя Варя. – На меня ОМОН? Вы лучше на цыган ОМОН натравите, что наркотой торгуют! А я трех детей вырастила, никто в тюрьму не попал!

Шахтеры возбужденно загудели. Хотя само слово ОМОН произвело неприятное впечатление, но словам в России особого значения не придают. Не то что палке.

– Ну ладно, ладно, послушайте… Вы сейчас с рельс сойдите, постойте в сторонке, пусть этот важный поезд пройдет, тогда обратно залезете, – предложил компромисс Казаков. – Какая вам разница? Другой остановите. Они сейчас один за другим пойдут…

– Нет уж, как раз важный нам и нужен! – закричал Степан. – За важный они сразу по башке получат! А ну, сюда идите, все сюда поднимайтесь!

Он замахал рукой, и те, кто стояли вдоль насыпи, тоже полезли на рельсы. И Ленка с молодежью, хоть и развлекаться пришли, полезли со всеми.

– Ежели там начальство едет, мы прямо ему все и обскажем, – закричал Сашок, подмигивая невесте. Та в ответ улыбнулась.

– Верно, – солидно проронил Виктор Степанович. Он был за главного и слов на ветер не бросал. – Давайте так: кто постарше – садятся рядком, под локти берутся цепочкой, остальные за ними становятся таким же манером. Рядами, да чтобы каждый ряд был им виден.

Казаков плюнул и отошел в сторону.

Только Васька на рельсы не сел, он с одной стороны пути плакат «Отдайте заработанное» привязал, перешел на другую сторону, передохнул немного, потом подошел к противоположной опоре и понял, что второй конец так просто наверх не затянешь: полотнище-то, хоть и длинное, а досюда не достанет… Пока он чесал затылок, папаша оценил ситуацию и крикнул:

– Веревку возьми подлиннее, вначале привяжи к плакату, а потом лезь! А там потянешь за конец, он и поднимется!

– Ой, дядя Витя, что вы такое говорите! – засмеялась громко Ленка и подруги вокруг прыснули, а потом и до остальных дошло, загоготали в десятки глоток!

И сам Виктор Степанович понял двусмысленность своего совета, махнул беззлобно рукой:

– Охальники! У вас одно на уме!

Шахтеры устраивались на рельсах, будто собирались фотографироваться: четыре ряда возвышались друг над другом, все крепко сцепились руками – не растащишь!

Вдали раздался короткий рев тепловозной сирены, которую машинист включает перед тем, как войти в поворот.

– О-О-О! НЫЙ-НЫЙ-НЫЙ! ТЕСЬ-ТЕСЬ-ТЕСЬ! – из сторожки бежал, размахивая руками, путевой обходчик, он что-то отчаянно кричал, но порывы степного ветра рвали его крик на куски, и до шахтеров доносились только обрывки.

Вдали, там, где сходились блестящие на солнце рельсы, показалась черная точка, которая стремительно приближалась, увеличиваясь в размерах. Машинист должен был тоже заметить людей на рельсах. Несколько раз тревожно взревнула сирена.

– Это литерный, разбегайтесь! – обходчик подбежал ближе и теперь стало слышно, что именно он кричит сорванным голосом. – Это литерный, понимаете, литерный!!!

Поезд не тормозил, и это было очень странно и страшно. Все понимали, что давить живых людей ни один машинист не будет, но происходящее опровергало эту уверенность. Тем более что шахтеры, уже имевшие опыт участия в таких акциях, знали: увидев живой заслон, состав сразу включает экстренное торможение. Все знали и то, что даже при экстренном торможении поезд движется триста, а то и пятьсот метров.

Обходчик окончательно осип, обессилел и повалился в жесткую траву на откосе насыпи. От разогретой земли шел легкий парок, сильно пахло мазутом, яркими пятнышками порхали над рельсами бабочки. Черный тепловоз быстро приближался. Он не только не включал торможение, но даже не сбавлял скорости.

– Ой, задавит! – раздался всполошенный женский вскрик.

– Что он, гад, делает! – охнул Василий Степанович.

– Пугает, проверяет, кто круче, – бодрился Степан.

– Да нет, не пугает! – испуганно выдохнул Сашок. – Ленка, давай с насыпи!

Васька на верхотуре испуганно тянул веревку: плакат, как капризный, не желающий взлетать змей, крутился и изгибался под легкими порывами ветра. А ведь, если не успеет подняться, то поездом его потянет, может и самого Ваську на рельсы сорвать! Потому и старается парень изо всех сил, дергает обжигающую ладони тугую веревку: успеть, успеть, ну еще немножко! А еще оттого ему страшно, что сверху особенно наглядная получается картина: рассевшиеся на рельсах люди и несущийся прямо на них состав! Ужас берет, мурашки по коже…

В это время взревел гудок и вспыхнул тепловозный прожектор. Это был сигнал, который поняли все. Поезд не собирался останавливаться!

Гудок ревел непрерывно, прожектор слепил глаза даже при дневном свете, вибрировали, прогибаясь, рельсы, дрожали шпалы. Литерный поезд шел в психическую атаку. Через несколько минут от перегородивших магистраль людей полетят кровавые ошметки. Шахтеры оцепенели, превратились в соляные статуи милиционеры, приподнявшийся на коленях обходчик переводил остекленевший взгляд с несущегося состава на обреченных людей.

– Разбегайтесь, вашу мать! Убьет! – ужасным голосом рявкнул майор Казаков. На этот раз его крик возымел действие, он вывел из оцепенения забастовщиков, и те вмиг поняли, что сейчас произойдет.

– Бегом!

– А-а-а!

– Спасайся!

Шахтеры сыпанули в разные стороны, сталкиваясь, падая, кувыркаясь по насыпи, отползая, – лишь бы оказаться как можно дальше от страшных рельсов, по которым с бешеной скоростью катились не знающие жалости колеса. Виктора Степановича выдернули из-под крутящегося лезвия в последнюю секунду, он даже ощутил волну разрезаемого стальной кромкой воздуха.

Ревущий состав пролетел над поверженными людьми, под поднятым, наконец, плакатом «Отдайте заработанное» и вскоре скрылся из глаз. Сирена смолкла, перестали дрожать рельсы, наступила тишина, в которой отчетливо слышались вздохи, стоны, тихие ругательства да женский плач.

Постепенно распластанные на насыпи люди начали приходить в себя, подниматься, осматриваться, ощупываться. Многие выпачкались мазутом от шпал, кто-то порвал одежду, кто-то исцарапался.

– Да что они, сказились? – неизвестно у кого спросила тетя Варя. – Ленка, Сашок, вы целы?

– Целы, целы, – Сашок нервно отряхивался окровавленными руками.

– Чего это с тобой?

– Да о щебенку ободрался…

– Послухайте, так они бы нас переехали! – ужаснулся Степан, вспомнив вдруг родную мову. – Переехали б, сто процентов! Вот тогда б остановились!

– Нет, – просипел путевой обходчик, сильно качая головой. – Недавно один алкаш из Садовой балки под него бросился. В клочья, конечно… А поезд дальше пошел. Как ни в чем не бывало… Я же вам кричал – это литерный… Кричал. А вы не понимаете, куда лезете… Сейчас бы все здесь лежали…

Майор Казаков нагнулся и поднял фуражку, но на голову почему-то не надел. Руки у него дрожали.

– Ну что, вашу мать, понравилось? Давайте, опять лезьте! Сейчас скорый на Москву пойдет! Лезьте, лезьте!

Но забастовщики стали медленно разбредаться в разные стороны.

– Видно, им команду дали не останавливаться, – тяжело выговорил прихрамывающий Виктор Степанович. – А чего: на рельсах-то сидеть нельзя, а если вылезли, то сами и виноваты! Нет, лучше голодовку объявим… Или заводоуправление пикетируем…

Охотников перекрывать магистраль больше не было.

Отца догнал возбужденный Василий.

– Слушай, батя, я такого страха натерпелся! Думал, вас всех по путям размажет!

Виктор Степанович угрюмо молчал. Он чувствовал вину перед сыном. Послал, старый дурак, на опоры… А случись что?

– Батя, а батя, а зачем у него на крыше рельсы?

– Где рельсы?!

– На крыше у этого поезда, что вас чуть не покрошил. Там рельсы, такие же, как под колесами.

– Не может быть, сынок, это тебе с перепугу почудилось.

– Да нет, я видел, они ведь блестят на солнце… Может, на случай аварии? Если перевернется, так и поедет?

– Не болтай ерунды. Как он рельсами по рельсам поедет? Тогда там колеса должны быть! Примерещилось тебе, сынок…

Милиционеры тоже медленно расходились. Немного успокоившись, Казаков вызвал линейное Управление внутренних дел.

– Майор Казаков. Докладываю: беспрепятственное прохождение литерного поезда мной обеспечено. Магистраль деблокирована собственными силами.

И, не слушая восторженной скороговорки дежурного, отключился. Потом надел фуражку, машинально проверил ребром ладони местонахождение кокарды и твердо решил сказаться больным, пойти домой, выпить водки для расслабления нервной системы и залечь спать. Но тут он увидел висящий над рельсами плакат «Отдайте заработанное».

– Чтоб вы все посдыхали! – в сердцах выпалил майор.

Ибо в безбрежном океане накрывшего страну непорядка это был тот непорядок, за который отвечал конкретный и всем известный человек – начальник линейного пункта милиции майор Казаков. Ни с кого не спросят за невыданные зарплаты, никого не оштрафуют за выход на рельсы, безнаказанным останется вывесивший серую линялую тряпку мальчишка. Скорее всего, никого не поощрят за проход литерного, ибо так и должно быть: любой поезд, от скорого до распоследнего раздолбанного товарняка, обязан беспрепятственно следовать точно по графику, это вполне естественно. А вот за вызывающий плакат, вывешенный над контактной сетью и угрожающий безопасности движения и жизни граждан, майора Казакова отдерут по полной программе!

Но тут ему на глаза попался путевой обходчик, который устало скручивал самокрутку, присев на склон насыпи.

– Чего расселся? – рявкнул майор. – Живо сними ту тряпку! Кто отвечает за этот участок?

– Так я только за путя отвечаю, – растерянно отозвался тот.

– Разговорчики! Ветром сорвет, провод обмотает, загорится, огонь на поезд перекинется! В тюрьму захотел? Живо снимай!

Обходчик встал, с досадой швырнул на землю самокрутку и, глядя в спину удаляющегося Казакова, тихо сказал:

– Чтоб вы все посдыхали…

* * *

В московском Управлении ФСБ проходило внеплановое оперативное совещание.

– После дела Воротова мы прикрыли посольство устройством радиопомех «Барьер», – докладывал начальник отдела контрразведки полковник Смартов. – Протянули вдоль троллейбусных проводов еще один, индукционный. Он создает энергетическое поле, когда его пересекает направленный радиосигнал, тут же включается генератор «белого шума», одновременно начинает работать видеокамера, установленная в нашей рабочей квартире напротив посольства.

Начальник Управления генерал Мезенцев уже знал суть дела из суточных сводок и отчетов, но внимательно слушал, потому что разрозненные факты – это одно, а целостная картина – совсем другое. Сейчас в просторном, отделанном деревом кабинете собрались все участники происходящих событий и каждый мог дать справку, с которой не сравнится ни один самый подробный рапорт.

– Три дня назад «Барьер» среагировал на сжатый направленный радиосигнал длительностью пять секунд. Через секунду включилась система подавления, поэтому адресат получил не больше одной пятой части переданной информации. А вот запись видеокамеры…

Он сделал знак, и на выдвинутом из черной трубки белом экране появилось Садовое кольцо в час пик. В обе стороны двигался плотный транспортный поток. Кадр остановился, и экран пересекла тонкая красная линия: направление импульса. Она протянулась от точки съемки к центральной части посольства США, при этом пересекла багажник «Мерседеса» с тонированными стеклами, салоны черной «Волги» и «Москвича-фургона». Затронутыми оказались также двигавшиеся в противоположном направлении белая «Газель», серебристая «Ауди» и красный «Фольксваген».

– Передатчик мог находиться в одной из этих шести машин, с большей или меньшей степенью вероятности, – продолжил Смартов. – Запись продолжалась, и через восемь минут один из вероятных объектов проследовал в обратном направлении.

Кадр перескочил, теперь черная «Волга» ехала в обратную сторону.

– Вы уверены, что это тот же самый объект? – спросил генерал.

– Конечно. Проведена компьютерная идентификация: по антенне, зеркалам, колесам. Здесь желтые противотуманные фары, таких не ставят уже много лет. Это тот же самый автомобиль. Значит…

Если в час пик кто-то выезжает на заполненную транспортом улицу для того, чтобы через восемь минут возвращаться по ней обратно, то значит, за это время и именно в этом месте он сделал какое-то важное и необходимое дело.

– Номер зафиксирован?

– Нет. Но, судя по временному промежутку, объект мог развернуться в ближайшей подходящей для этого точке, вот здесь, на светофоре. Причем поехал обратно не сразу, а через две-три минуты, то есть после остановки. Значит, кого-то высадил, возможно, того, кто передавал сигнал. Наши люди прочесали возможные места остановки и в районе зоопарка нашли двух свидетелей, которые видели черную «Волгу» и вышедшего из нее человека…

– Кто они? – перебил Мезенцев. Этого в отчетах указано не было.

– Старушка, торгующая семечками, и продавец журналов с уличного лотка.

– Продолжайте.

– Они дали приметы этого человека. Оба свидетеля утверждают, что он плохо выглядел и принимал лекарства, как будто у него сердечный приступ.

Начальник Управления задумчиво барабанил пальцами по столу. Очень может быть. Выход на связь – серьезный стресс для шпиона. Потом ему необходимо расслабиться, обычно это достигается алкоголем. А бывает, требуются и лекарства…

– Словесный портрет составлен?

– Так точно. Я отдал приказ искать черную «Волгу» с желтыми противотуманными фарами, на всякий случай и остальные пять объектов. Соответствующие распоряжения отданы сотрудникам ГИБДД. Они будут проверять все машины подобных марок, в беседе с водителями задавать вопрос о нахождении в эту дату и время в интересующем нас районе.

– Хорошо, дальше!

Смартов владел обстановкой и явно набирал баллы: генерал любил толковых и компетентных сотрудников. И очень любил, чтобы все шло по плану, без сбоев, накладок и тем более провалов.

– Поскольку большая часть информации не дошла до адресата, мы предположили, что в ближайшее время она будет дублироваться путем контейнерной операции или моментальной передачи. Поэтому было усилено наблюдение за сотрудниками посольской резидентуры, привлечены дополнительные силы, введено круглосуточное дежурство. И в воскресенье, то есть вчера, установленный разведчик Генри Ли Бицжеральд, работающий под прикрытием военного атташе посольства, около десяти утра выехал в город и принялся всеми способами уходить от машин наружного наблюдения.

– Надеюсь, не ушел? – спросил генерал. Смартов чуть замешкался.

– Не ушел. Но в один момент оторвался и оставался вне зоны контроля десять минут.

Мезенцев с досадой пристукнул кулаком по столу. Он хотел что-то сказать, но докладчик его опередил.

– Благодаря имеющемуся резерву мы подтянули все силы к квадрату отрыва, это район Белорусского вокзала, всего было задействовано около семидесяти человек. Работали по плану «Сеть» – сплошная фиксация всех возможных контактеров в данном квадрате. Бицжеральд был обнаружен через десять минут: он вышел из проходного подъезда рядом с продовольственным магазином. Поскольку он обладает дипломатическим иммунитетом и не был уличен в противоправных действиях, мы не воспрепятствовали ему сесть в машину посольства. Но район возможного контакта продолжали прочесывать еще час. Капитаны Малков и Ломов, обследуя двор, куда выходит проходной подъезд, обнаружили там следы пребывания подозрительного человека…

Когда полковник Смартов произнес их фамилии, Малков и Ломов встали. Это были высокие и широкоплечие блондины, настоящие богатыри, похожие, как братья-близнецы.

– Какие следы вы обнаружили? – генерал переключился на них, он всегда предпочитал работать с первоисточниками.

– Ну… гм… Видите ли, товарищ генерал, – замялся Малков. – Мы услышали крики женщин, и когда подошли, то узнали, что какой-то мужчина, извините, мочился во дворе… А следы были в наличии – мокрая стенка гаража и большая лужа мочи… Извините.

– Образцы мочи взяли?

– Никак нет…

– Почему?

На помощь напарнику пришел Ломов.

– Я визуально обнаружил этого мужчину, он спустился по крутому откосу на железнодорожные пути и скрылся под мостом. Я показал его Владу, и тот сделал снимок длиннофокусной оптикой…

– Так точно! – подтвердил Малков. – Из-за гаража, незаметно.

– Где этот снимок?

– Можно, я продолжу, товарищ генерал? – Смартов вновь взял инициативу в свои руки. – А снимок я сейчас покажу, но так, чтобы было наглядно…

– Продолжайте, – разрешил генерал и махнул рукой стоящим навытяжку «близнецам». – А вы садитесь, нечего потолок подпирать!

Богатыри присели. Вид у них был обескураженный.

– Участники плана «Сеть» сделали полторы тысячи снимков, которые были пропущены через сканер-опознаватель, сверяющий их с нашей базой данных. Автоматизированной системой опознаны три секретоносителя: ответработник МИДа Иванов, садящийся в такси возле своего дома, завлаб института имени Курчатова Родионов, идущий по улице в районе своего места жительства, и начальник отдела Генштаба Министерства обороны Фальков, входящий в магазин «Продукты» неподалеку от проходного подъезда и не имеющий связей с этим районом.

Генерал Мезенцев насторожился. Начиналось самое главное.

– Фальков опознан продавцом журналов как человек, вышедший из черной «Волги» и пивший лекарство. Старушка-семечница его не опознала. Человек на снимке Малкова тоже оказался Фальковым.

Смартов снова сделал знак рукой, сидящий у проектора сотрудник щелкнул тумблером, и на экране высветился снимок из личного дела генерал-майора Вениамина Сергеевича Фалькова: властное, с жестким выражением лицо, прямой тяжелый взгляд, упрямо выставленный вперед подбородок, тяжелые генеральские звезды на погонах. Щелчок – и рядом оказался еще один снимок: вроде тот же человек, но растерянный, всклокоченный, какой-то отрешенный от окружающего мира, с трудом открывающий дверь магазина. Третий щелчок и третий портрет, зернистый от сильного увеличения: это беглец, пытающийся отвернуться и закрыть лицо. То самое лицо, что и на первой фотографии, только без властности, уверенности, жесткости, как будто все эти свойства высосали из него неведомые вампиры или жизнь стерла их жесткой губкой.

– Товарищ генерал, полковник Смартов доклад закончил, – обозначив стойку «смирно», доложил начальник отдела контрразведки.

В кабинете наступила тишина. Здесь сидели девять человек, все в штатской одежде, но с военной выправкой и специфическими знаниями о предательстве. Все они не верили в случайности, совпадения, объяснимые двусмысленности. Просматривая любимые всеми чекистами «Семнадцать мгновений весны», они снисходительно улыбались, когда Штирлиц объяснял Мюллеру, как попали его отпечатки пальцев на чемодан русской радистки. Потому что объяснять тут нечего, все и так ясно. И конечно, Мюллер даже не стал бы слушать хитроумные выдумки – просто приказал бы содрать с него кожу и очень скоро узнал бы всю правду. Так что с генералом Фальковым все было предельно понятно.

– Попался, гадюка! – мрачно процедил генерал Мезенцев. – Давно у нас не было таких высокопоставленных выползышей… Молодцы, ребята, хорошо сработали. Только надо теперь все задокументировать, как положено. За то, что он вышел из «Волги», зашел в магазин и нассал во дворе, ему измену Родине не предъявишь. Надо аккуратно все подработать…

– Я прошу санкции на установку за ним круглосуточного наблюдения, прослушивание телефона и перлюстрацию корреспонденции, – сказал Смартов.

– Готовьте бумаги, я подпишу, – резко взмахнул рукой генерал. – Что же он им передал, гад?!

Это были мысли вслух или даже вопрос самому себе. Ответом послужило вежливое молчание. Никто из находящихся в кабинете офицеров этого не знал. До поры до времени. Точнее, до того момента, когда предатель окажется в застенках Лефортово. Все оперативники были преисполнены желания максимально приблизить этот момент.

* * *

Курсант Кудасов в гражданской одежде чувствовал себя непривычно. Кремовая шведка, серые брюки и босоножки казались невесомыми, иногда появлялось ощущение, что он бродит голым вокруг огромного шара из резного чугуна, воздвигнутого посередине цветочной клумбы. То и дело он смотрел на часы. Оксана задерживалась. У нее тоже горячие дни: она заканчивала педагогический и сдавала выпускные экзамены.

Александр тяжело вздохнул. Он каждый раз встречался с Оксаной как в самый первый. И каждый раз это было для него праздником.

Вот и сегодня он пришел на свидание на полчаса раньше условленного времени, а она опоздала на двадцать минут, и почти час он мучался ревностью и смутными подозрениями. Но когда увидел стройную фигурку в нарядной розовой блузке и коротенькой облегающей юбочке, то мгновенно успокоился, сердце его размякло. Оксана шла короткими шагами, горделиво вскинув маленькую головку и делая вид, что не обращает внимания на взгляды почти всех встречных мужчин.

Неужели это его невеста? Он всегда представлял ее так – и в ее компаниях, и в своих. Она не возражала, но сама рекомендовала Александра просто как знакомого. И в разговорах обходила этот момент, а если он вскользь говорил о будущей супружеской жизни, то она только загадочно улыбалась. Если смотреть правде в глаза, то четкого и прямого согласия выйти за него замуж Оксана не давала. Впрочем, нечеткого и завуалированного не давала тоже.

– Привет! – проворковала Оксана, и ее влажные от нежной розовой помады губки без труда отыскали обветренные в сибирском лесу губы Кудасова. – Давно ждешь?

– Давно, – улыбнулся курсант. – Всю жизнь.

Девушка звонко рассмеялась.

– Ты неисправимый романтик, Саша. Как практика?

Она привычно подхватила кавалера под руку, и молодые люди неспешно двинулись вдоль пешеходного бульвара. Над Тиходонском голубел высокий хрустальный купол небес, ни единого облачка, ни ветерка, ласковые солнечные лучи игриво ласкали верхушки высоких, засыпающих город надоедливым пухом тополей. При запуске в такую погоду поправочный коэффициент – ноль, если, конечно, в верхних слоях атмосферы тоже штиль.

Кудасов встряхнул головой. Что за глупые мысли лезут в голову!

– Практика прошла нормально. Было очень интересно. Там только недавно закончились морозы. Знаешь, какие там морозы? Доходит до минус тридцати.

– Какой ужас! А куда мы идем?

– Пойдем ко мне.

– А…

– Родители собираются в кино.

– Тогда пусть вначале уйдут. Я же должна производить на них хорошее впечатление. А иначе получается как-то некрасиво: будто я специально пришла остаться с тобой наедине.

– Да ну, ерунда…

– Совсем нет. Пойдем лучше пока посидим в каком-нибудь кафе. Ведь у тебя нет денег на ресторан?

– Да нет, почему… Я четыре месяца не тратил зарплату…

Последняя фраза прозвучала неуверенно. Семья Кудасовых была небогатой. Поэтому он и оказался в ракетно-артиллерийском училище.

– На нормальный институт у нас денег нет, – прямо сказал отец, который этого факта ничуть не стеснялся.

– Там надо сотни тысяч платить: на бюджетном – взяткой, на коммерческом – оплатой. Что в лоб, что по лбу. А у военных вечный недобор, там пока еще порядка больше, можно бесплатно профессию получить.

И, помолчав, добавил:

– К тому же там бесплатное питание, обмундирование, жилье… И потом льготы будут.

Сейчас, через четыре года, все льготы закончились. Негустое денежное содержание Саша тратил на гражданскую одежду, обувь и редкие подарки для Оксаны. А генеральский сын Коротков водил девчонок в самый крутой ресторан Тиходонска – «Эйфелеву башню», где оставлял за вечер по десять – пятнадцать тысяч. И считал это в порядке вещей.

– Хотя в ресторан – это надолго, лучше, действительно, зайдем перекусим в кафешку, – Саша дал задний ход.

– Я сыта. Хочу кофе с пирожным и бокал мартини! В «Белом медведе» прекрасный кофе!

Саша вздохнул. О «Белом медведе» рассказывали легенды. Кофе с пирожным стоили там столько же, сколько хороший обед с пивом в «Сицилийской пицце».

– Ты знаешь, я бы съел пиццу… – осторожно произнес он, но Оксана сразу же согласилась.

– Пойдем. А я просто так посижу.

В небольшом, отделанном камнем, зале пиццерии они заняли крохотный столик у окна. Саша заказал салат, пиццу «Корлеоне» и кружку «Эфеса». Оксана долго изучала меню, не обращая внимания на ожидающую официантку, наконец выбрала овощной салат, отварной язык с майонезом и спросила, подают ли в бокалах французское вино.

– Нет, дорогие вина отпускаются только бутылками, – сказала молоденькая девушка в не очень белом фартучке, постукивая карандашом по блокноту.

– Ну почему же, – с достоинством возразила Оксана. – Совсем рядом с вами, в «Маленьком Париже» любое вино подают в розлив.

– Не знаю, – официантка пожала плечами. – У нас один порядок, у них другой.

Она была ровесницей Оксаны и, наверное, ей не нравилось обслуживать чрезмерно требовательную девчонку, пришедшую с видным молодым человеком.

– Ладно, тогда мне тоже принесите пиво, – Оксана положила меню на краешек стола.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Саша, когда официантка отошла.

– Что знаю? – не поняла Оксана.

– Французские вина, порядки в разных ресторанах… И вообще, ты так уверенно держишься… Такое впечатление, что пока меня не было, ты только и ходила по злачным местам…

Она рассмеялась.

– Ну, не только… Еще я училась, готовила курсовую работу, помогала маме по хозяйству. Но пару раз выходила в свет, как раз в «Белый медведь» и «Маленький Париж». Один раз с Леночкой Карташовой, другой с одногруппниками. На восьмое марта мальчишки разорились на ресторан…

Странно. Курсант выпускного курса военного училища получает денежное содержание, которое в несколько раз больше стипендии студента гражданского вуза. Но не может даже зайти в вестибюль «Белого медведя».

– Чего ты нахохлился? Ты что, не рад меня видеть?

– Да нет, почему не рад… Наоборот, очень рад. Просто меня не было здесь четыре месяца, а ты за это время как-то изменилась…

Оксана сморщила смешную гримаску, вытаращила глаза:

– Ау, Сашенька, это я, и я точно такая же, какая была! Хочешь – потрогай!

– Ладно, верю, – он улыбнулся. – Но научилась понты колотить, – это точно!

– Фи, товарищ курсант, – Оксана вздернула подбородок. – Что за слова вы употребляете в разговоре с приличной девушкой?

– Виноват, исправлюсь!

Вскоре принесли заказ. Саша жадно ел горячую пиццу, чтобы не обжечься, запивал холодным пивом. Его спутница так же энергично расправлялась с салатом.

– Давай выпьем за нас! – с воодушевлением он поднял высокий, расширяющийся кверху стакан. – За наше будущее!

Оксана не возражала. Стекло глухо звякнуло о стекло.

– Когда мы поженимся? – в очередной раз, отхлебнув пива, спросил Саша.

Девушка со скучающим видом перевела взгляд на сицилийский пейзаж, нарисованный над барной стойкой.

– А зачем тебе на мне жениться? – спросила она. – Разве тебе так плохо? Ведь ты получаешь все, что положено мужу. А забот у тебя гораздо меньше. Тебе не приходится одевать меня, обувать, кормить, обеспечивать…

Саша со стуком поставил стакан на пустую тарелку.

– Ты как-то странно рассуждаешь… Зачем люди женятся? Чтобы жить вместе, заботиться друг о друге, родить и вырастить детей…

– Ну, разве что детей, – засмеялась Оксана и многозначительно облизнула губы.

Саша накрыл своей рукой узкую девичью ладонь.

– Знаешь что… Давай не будем пить кофе. Поедем сразу ко мне.

На этот раз Оксана возражать не стала.

* * *

– Это трудно передать словами… Она просто гипнотизирует, создается впечатление, что она читает твои мысли и все про тебя знает, – размягченный Александр Кудасов рассказывал то, чего не доверил бы никому из товарищей. – Рассказывают, что она даже с некоторыми разговаривает. Мысленно, конечно.

– Ой, Саша, ты такой фантазер! Ну как может железная ракета читать мысли и разговаривать? – засмеялась Оксана. – Это просто сказки. Или галлюцинации. Но разве могут быть галлюцинации у офицера-ракетчика?

– Я еще не офицер. Приказ подпишут после защиты диплома, перед распределением.

– И куда молодого лейтенанта распределят? – игриво спросила Оксана и быстро пробежала острыми ноготками по груди юноши, поводила кругами, будто хотела намотать на кончики пальцев редкие волосы. Родители Саши могли вернуться в любую минуту, поэтому они не раздевались, избрав походный вариант. Розовая блузка была расстегнута, бюстгалтер сдвинулся вверх, обнажая маленькие нежные груди с розовыми сосками. Юбка тоже была бесстыдно задрана, открывая все, что можно было открыть.

– От этого ведь зависит ответ на твой вопрос, помнишь, в кафе? Зависит наше будущее, за которое мы недавно выпили. Я люблю цивилизацию, развлечения, общение. Я бы поехала с тобой в Москву. Или осталась в Тиходонске. Но скажу тебе сразу: ни в какую тайгу и другую глухомань я не поеду. Не обижайся. Так куда тебя распределят?