Текст книги "Искатель. 1991. Выпуск №6"

Автор книги: Данил Корецкий

Соавторы: Теодор Гамильтон Старджон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Он, Григорий Лебедев, был наедине с опаснейшей преступной организацией! В животе снова забурлило, и он опять поспешил в туалет. Наверное, расшалилась печень. С этими сыщицкими делами он перестал регулярно питаться и даже пропускал время приема лекарств. Лучше всего заняться здоровьем, бросив любительскую игру, которая ничем хорошим не завершится. Что, ему больше всех надо? Пусть ломают себе головы, а у него есть свои дела!

Гоша успокоился, покушал творожка без сахара, выпил зеленоватую пилюлю «Лива 52» и уселся у телевизора. Недавно он подключился к кабельному вещанию и теперь регулярно смотрел «крутые» боевики и эротические фильмы. Первые пробуждали желание скорей взять в руки любимый наган, а вторые облегчали половую жизнь, которую он вел в одиночестве.

На экране очередной супермен разделался в одиночку с целой бандой. Ситуация была похожей: полиция тоже не захотела прийти на помощь, герой собирался уехать, а потом пересилил себя и приобрел «магнум», отбрасывающий человека на несколько метров. Бандиты не ждут отпора, решительность, жестокость и первый выстрел – беспроигрышные козыри даже в неравной на первый взгляд игре. Главный негодяй прибегнул к хитрости, надев бронежилет, который не взял даже «магнум». Но у героя под рукой оказалась базука, и реактивный снаряд проломил бронированным мерзавцем толстенную стену, размозжив ему голову, как сырое яйцо.

Лебедев почувствовал прилив уверенности, а на следующий день, оставшись один в комнате дежурной смены, долго выхватывал перед зеркалом наган, вскидывал и щелкал разряженным барабаном семь раз подряд. Получалось очень быстро и ловко.

Бандитов было как раз семь, если не считать ело переставляющего ноги старика… Да и грузный не в счет, и этот, с кислой рожей… Опасен гигант с лицом убийцы да переодетый милиционером… Тот, который блевал, – слабак, он тоже не в счет, сколько там остается? Двое? А патронов – семь! И стрелок Григорий Лебедев отличный! И внезапность на его стороне! Надо перебороть себя и все: почести, награды, слава…

А чтобы никаких осечек, можно захватить с собой собаку. Точно! Льва или Беса! Или обоих! Эти псы разметают всю шайку даже без выстрелов, разве в воздух, для острастки…

Настроение у Лебедева улучшилось, страх прошел, и перед сном он в очередной раз прокручивал картину предстоящего задержания.

И вот наконец ожидаемая среда. Он ходил вдоль забора, прислушиваясь к звукам с той стороны. Щель, через которую он вел наблюдения, оказалась замурованной, это сто насторожило. Опустив руку, он нащупал холодную рифленую рукоять, торчащую из-за отвернутого клапана кобуры, чуть сдвинул пальцы вперед и за кольцо вытащил стальной, сплющенный на конец шомпол.

Вновь расковырял цемент, заглянул и облегченно вздохнул: территория прилегающего двора была убрана. Исчезли груды металлолома, ржавый остов грузовика, гора старых покрышек. Очевидно, когда наводили порядок, подлатали и забор. Только и всего.

Приедут или нет? Эта мысль жгла и не давала покоя. Сегодня он решился и ни за что не отступит, но если боевой настрой не удается реализовать… Кто знает, что будет в следующий раз. Глубоко в сознании копошилась мыслишка: «Не получится – значит, не судьба, забудь и проси путевку в санаторий. Лечиться надо, а не в ковбоев играть». Лебедев хорошо знал себя и подозревал: если сегодня сорвется, больше оп не решится. И придется клянчить путевку на общих основаниях, не будет статей в газетах и фотографий. Приедут или нет?

В двадцать три тридцать ржаво заскрипели петли, ворота разошлись. Лебедев прилип к щели в бетоне. Сердце его бешено колотилось.

На. этот раз в серой «Волге» находились три человека. Рядом с водителем важно сидел молодой прокурор, не удостоивший спутников ни одним словом, сзади привычно развалился Буренко. Шитов был недоволен: четвертый номер не должен крутить баранку, открывать да закрывать ворота. Мало ли что нет приказа! Раз переместили сразу на два номера, значит, он им нужен, вот пусть и устраивают, как положено, это их дело! Сергеев за два номера работает – тоже его дело, может, ему так нравится… Впрочем, самому себе Шитов мог признаться, что злится он не из-за лишней работы. Подумаешь, попашет и за четвертого и за шестого один раз! Задевало другое: все так и смотрят на него как на вечную «шестерку». Ну, Федька ладно, тот просто завидует, а остальные? Вот прокурор… Григорьев тоже был не шибко приветливым, но от него так презреньем не веяло… А ведь подсуетился в прошлый раз – домой отвез, анекдот рассказал: с прокурором надо дружить, это завсегда пригодится. Хоть бы улыбнулся, руку подал… Нет – буркнул что-то и сейчас воротит физиономию, как от картонного чучела! А тут еще угораздило в новых брюках, замотался, забыл переодеться, если как в прошлый раз…

Прокурор ни о чем особенном не думал, он был человеком маловпечатлительным, к фантазиям не склонным, потому и выбрали на замену Григорьева. Знал он, что держаться нужно строго, дистанцию соблюдать, панибратства не допускать, потому как он есть орган надзора, а все остальные – поднадзорные. Какие тут могут быть разговоры да выпивки? Понятно, что никаких. Выпить он вполне и дома может. Только какая нужда? В прошлый раз попил чайку и распрекрасно заснул. И рожу не перекривило, как у Григорьева! Нормально вошел в работу, начальника здешнего, Викентьева, на место поставил, тот выводы сделал, старикашки этого противного сегодня уже нету. Глядишь – и пьянку затевать не станут…

Буренко находился в самом скверном настроении. По своему должностному положению он постоянно имел дело со следователями и оперативниками, часто уезжал из дома и возвращался на капареечном «рафике» дежурной части, поэтому окружающие считали его полностью причастным к тайнам сыска, вроде как милиционером с медицинским дипломом. Бывало, обращались с соответствующими просьбами: кому-то надо техосмотр пройти, кому-то племянницу прописать, кому-то сообщение из вытрезвителя на работу перехватить. Иногда, правда нечасто, Буренко брался похлопотать, и иногда ему шли навстречу. Хотя случалось такое довольно редко, этого хватало для поддержания репутации «своего человека в милицейском мире».

На самом деле судмедэксперт не был здесь своим и прекрасно это понимал. Доверие в совместных делах доходило лишь до некоего предела, определяемого людьми в милицейской форме. Сколько раз прекращали при его появлении разговоры, казалось бы, закадычные друзья, с которыми обнюхано сто мест происшествия и выпито десять литров спирта! Сколько раз отшучивался на вопрос о способе раскрытия того или иного дела дежурный по городу, безотказно присылающий «разгонную» машину, когда ночью возвращаешься из гостей и не можешь вызвать такси! Милицейская среда выталкивала его, как в далеком детстве морская вода, когда он, ныряя за рапанами, достигал предельной по своим возможностям глубины.

Будучи человеком неглупым и склонным к анализу, он догадывался, какие тайны скрывали от него следователи и оперативники. Но чувство какой-то неполноценности не проходило, хотя он и пытался успокоить себя тем, что секретов «Финала» не знает никто из не доверяющих ему людей.

«Финал» был чем-то ирреальным, существующим за пределами привычного мира. Заходя в «уголок», он терялся и трусил, а чтобы скрыть это, цинично шутил и дразнил чудовище в обличье безобидного старичка Ивана Алексеевича Ромова. Впрочем, все члены спецгруппы казались чудовищами, иногда появлялась мысль, что они с привычной легкостью могут пустить пулю и ему в затылок, как положено по какой-то сверхсекретной инструкции для предотвращения утечки информации. Или откроют еще одну дверь в той дьявольской комнате… Нет, скорее разгребут влажные опилки, поднимут крышку люка и увлекут вслед за собой в преисподнюю…

Чтобы успокоить себя, он вспоминал Павла Сысоевича, которого сменил на этом посту и которому ничего плохого не сделали. «Держи с ними ухо востро», – говаривал тот и многозначительно поднимал палец, но никаких дальнейших пояснений не давал. Воспоминания помогали мало, куда лучшее действие оказывала добрая порция спиртного, потому Буренко норовил врезать перед выездом да иногда приматывал к животу грелку со спиртиком.

Неожиданное предложение двух чудовищ, которое несомненно исходило из высоких сфер, ибо самодеятельность тут исключалась, вконец испугало врача. Противиться не имело смысла, все равно сделают, как захотят, у них на то секретные приказы имеются, а вот как бы не подставили его, не выставили в случае чего виноватым. Длинный и худой палец был у Павла Сысоевича: «Держи ухо востро!» Может, с прокурором поговорить? Да небось они все заодно!

Когда «Волга» заехала в «точку» исполнения, Шитов привычно загнал ее в гараж и подошел к воротам, поджидая остальных. Прокурор прошел в диспетчерскую, сел к шаткому столу, брезгливо застелил пятна на зеленом сукне. «Почему я должен их ждать? – раздраженно подумал он. – Надо это дело поломать! Пусть они меня ждут!» Он вытащил приговор на Лунина, постановление об отклонении ходатайства о помиловании, еще раз бегло просмотрел. Врач подошел и стал рядом.

– Освоились на новом деле? – довольно развязно спросил он.

– Занимайтесь своим делом! – отрезал прокурор и сделал вид, что углубился в бумаги.

«Точно, заодно!» – подумал Буренко.

«Только не сразу порядок ломать, – думал прокурор. – У них ведь своя круговая порука… Викентьев генералу, тот моему шефу: «Кто, мол, у тебя такой шустрый, только пришел и все под себя перекраивает?» А шеф за свое: «Скромность, выдержка, достоинство…» Ладно, сразу не будем…»

Лебедев растерянно метался вдоль забора. Может, сейчас, пока их трое?

Он побежал к седьмому посту, чтобы спустить с проволоки Беса, но стоило протянуть руку к карабинчику ошейника, пес свирепо лязгнул зубами, и он едва успел отдернуть кисть. Бес грозно зарычал, Гоша шарахнулся в сторону.

– Сбесился, скотина…

Взъерошенный, с выпученными глазами и перекошенным ртом, он излучал такие мощные биоволны смятения и страха, что собака громко залаяла.

Зайдя за зеленый ангар, Лебедев сел на пустой ящик из-под гвоздей, перевел дух, причесался и попытался успокоиться. Это ему удалось, во всяком случае, Бес позволил отстегнуть цепь и послушно пошел рядом. Громадная черная собака внушала уверенность еще больше, чем револьвер, потому что была способна действовать самостоятельно, без участия человека.

Но когда они подошли к нужному месту, Лебедев понял, что допустил ошибку: не предусмотрел, как волкодав преодолеет более чем двухметровый забор.

Тем временем вновь заскрипели ворота. Лебедев взглянул на часы. Ноль десять.

Спецавтозак въехал на территорию «точки» исполнения.

– Как считаешь, почему врач решил, что нас прислал Викентьев? – неожиданно спросил Попов.

– Хрен его знает!

Сергеев пошарил под сиденьем и осторожно положил что-то в карман.

– Слышь, Палыч! Не подведи! Упал вперед и не двигайся!

– Я бы уже сейчас не двигался, – еле ворочая языком, 112 вымолвил Лунин. – Хотите – стреляйте, хотите – что хотите…

Дверь фургона резко распахнулась.

– Такси по расписанию! Пассажиров просят выходить! – бодро сказал Шитов.

Прокурор, как обычно, сидел за столом, сбоку приткнулся Буренко, Викентьев стоял у сейфа, все трое смотрели, как Попов и Шитов вводили Лунина. Тот почтя не стоял на ногах, его чуть ли не тащили. Руководителя спецгруппы и врача это не удивляло, прокурор же был новичком и видов не видывал.

– Спекся? А еще милиционер! Самому убивать легче?

– Пожалуйста, по инструкции, – почти не разжимая губ, сказал Викентьев.

– Что?

– По инструкции! – рявкнул второй номер. И почтительно добавил: – Пожалуйста.

Прокурор мотнул головой, как одернутая за узду лошадь.

– Имя, фамилия, год рождения…

Покончив с необходимыми формальностями, прокурор хотел что-то сказать, но, покосившись на Викентьева, передумал и махнул рукой.

Будто подчиняясь жесту, Попов и Шитов развернули осужденного, втащили в комнату с опилками, Сергеев вошел следом. Викентьев шагнул вперед, внимательно наблюдая за происходящим, Буренко встал, следя за рукой Сергеева, поднимающей пистолет к голове смертника.

– Ба-бах! – надтреснуто грохнул выстрел. Стриженая голова дернулась, на затылке вспыхнула пузырящаяся рана. Тело повалилось вперед.

«Чего же они мне мозги полоскали? – подумал врач. – Неужели розыгрыш? Мол, предложили такую фигню, а он согласился…»

Викентьев сел на место. Лицо у него было мрачным.

Сразу после выстрела Сергеев разжал левую руку, и на опилки упал перевязанный красной ниткой красный детский шарик, в который было налито двести граммов имитационной краски. Правой ногой он наступил на него и раздавил.

– Не везет тебе, Петя, опять перемазался…

Тот крутанулся вокруг позвоночника: брючина почти до колена забрызгана кровью, кровь разлилась по опилкам, и огромный башмак Сергеева был в потеках.

– Вот гадство! – Петя неожиданно согнулся пополам, его стошнило.

– Иди мойся! – скомандовал Сергеев. – И быстро назад вместе с Сивцевым – уберете все здесь… Валера, давай брезент!

У Буренко полегчало на душе. Значит, никаких коварных планов никто не строил и козлом отпущения выставлять его не собирался. А шутить он тоже умеет. Сейчас подойдет, возьмет труп за запястье и скажет: «Пульс бьется, не дострелили!» То-то смеху будет… И сразу все расставится по местам: дал понять, что понял шутку и сам юмор проявил!

Сергеев и Попов уже заворачивали брезент.

– Подождите, я еще не констатировал…

Буренко вразвалку приблизился к расстрелянному и взял его за руку. И челюсть у него отвисла, и мороз пошел но коже потому, что пульс действительно бился размеренно и спокойно, как у спящего человека.

– Убедились?

Врач поднял голову, наткнулся на страшный взгляд Сергеева и почувствовал, что у него опускаются внутренности.

– Э-э-э, кх-э, м-да, – откашливаясь в скомканный платок, он вернулся к прокурорскому столу.

Сзади шуршал брезент. Викентьев начал заполнять акт. Что-то в сергеевском выстреле показалось ему странным, и эта странность занозой засела в подсознании, отвлекая от важного документа, он сосредоточился на тексте. Прокурор безразлично прятал в папку бумаги.

«Заодно, все заодно, – бились в голове врача панические мысли. – У них руки развязаны, что захотят, то и сделают. Ладно! Что мне, в конце концов, больше всех надо?»

– Выпивать будем? – нахально спросил Сергеев.

Прокурор вскинулся, как ужаленный.

– Никаких пьянок! Это не ресторан, а рабочее место!

– Ладно, тогда я расписываюсь и поехал, – Сергеев подошел к столу, небрежно черкнул свою фамилию, следом расписался Викентьев, потом прокурор и подвинул бланк врачу. Тот на секунду замешкался.

«А чего там, их три подписи, а моя одна…»

Буренко поставил малоразборчивый автограф.

Викентьев спрятал акт. Сергеев и Попов поднимали но лестнице брезентовый сверток. Впервые в истории «Финала» южной зоны этот подвал покидал человек, который вопреки самым грозным бумагам, наперекор самым авторитетным подписям и самым официальным печатям остался в живых.

Лунин оказался неожиданно тяжелым, Попов перехватил сверток поудобней, обернулся к Сергееву. Тот подмигнул.

В подвале Буренко неподвижно сидел над бланком справки о смерти гражданина Лунина.

Штанины Шитова были насквозь мокрыми, волосы тоже. Он немного успокоился и теперь оправдывался перед пятым номером:

– Это от неожиданности… И вообще одно к одному: плотно поужинал, тут штаны новые жалко, да еще наклонился… Неприятно, конечно, но я повторю: мог бы и за первого сработать! Особенно если чуть привыкну….

Из подвала поднялись первый и третий номера, с двух сторон держа длинный сверток.

– Давайте вниз, – строго сказал Сергеев. – Нечего болтать, когда дело не сделано! Уберите все, и свободны. Мы сами отвезем!

Лебедев пытался подсадить Беса, но в нем было под цент-пер веса, к тому же пес вырывался и когтем расцарапал ему щеку.

– Скотина, скотина, – забывшись, Лебедев несколько раз ударил волкодава ногой, тот отскочил и ощерился.

«Сейчас прыгнет!» Страх толкнул Лебедева к забору, вскочив на ящик, он неожиданно легко подтянулся и оказался наверху, так же легко перекинул – тело на ту сторону, повис на руках и пружинисто спрыгнул. Наган удобно лег в ладонь, и, еще охваченный инерцией удачливой легкости, Лебедев бесшумно перебежал через двор и приоткрыл дверь в гараж. Дверь обязан был запереть шестой номер, но, переключившись на исполнение функций третьего, этого не сделал.

В гараже гигант со зверским лицом и блевавший слабак несли к санитарному фургону брезентовый сверток. Распахнув дверь, Лебедев шагнул через порог.

– Руки вверх! – окрик получился визгливым, но громким. Гигант повернул голову, рука скользнула в карман.

И вдруг кураж прошел, и Гоша Лебедев ощутил себя слабым, беспомощным мальчиком, который по глупости встал с жалкой столетней пукалкой на пути опасной и наверняка хорошо вооруженной банды.

«Судьба барабанщика», – мелькнуло в голове название гайдаровской повести: смелый пионер, пересилив страх, выпрямился с браунингом в руках и уложил матерого врага, отделавшись неопасным ранением в шею.

Наган дернулся в руке и негромко пукнул, больше играть в барабанщика Гоша не мог: захлопнув дверь, он опрометью кинулся обратно к забору, каким-то чудом перелетел на заводской двор, даже не выпустив револьвера.

Разъяренный Бес был хорошо обучен сторожевой службе и мгновенно отреагировал на вооруженного нарушителя охраняемого периметра. Увидев оскаленную пасть и горящие красноватым огнем глаза распластанного в прыжке волкодава, которого он своими руками спустил с цепи двадцать минут назад, Гоша Лебедев успел подумать, что неправильный мир в очередной раз выкинул с ним скверную шутку, но за секунду до того, как мощные челюсти сомкнулись на тощем горле, еще понадеялся, что обойдется и на этот раз.

– Что вы тянете время? – сухо спросил прокурор. – Выписывайте справку, и разъезжаемся!

Вот она, ловушка! Справку подписывает один человек – врач Буренко и тем самым отдает себя в руки тех, кто в любой момент сможет упрятать его за решетку. За бюллетени Сажают, а тут…

– А кто будет отвечать? – противным сварливым голосом спросил врач. – Ваши штучки, ваши спектакли, а я крайний?

– О чем вы говорите, Николай Васильевич? – Викентьев брезгливо поморщился. – Что это за истерики?

– А то! Ваш Лунин живой и здоровый, пульс около шестидесяти! Нечего делать из меня дурака и прикрывать мной свои делишки!

– Что?! – Прокурор поднялся и бросился вслед за Викентьевым, который в три прыжка преодолел пятнадцать стертых каменных ступеней.

Буренко откинулся на спинку стула.

«И что теперь? – механически думал он. – Расстреливать два раза уставы не велят? Так то в песне… Тут уставов нету…»

– Ничего, Николай Васильевич, – мягко сказал начальник спецгруппы. – Вы переутомились. Надо отдохнуть, попить бром, валерианку, да вы лучше меня знаете…

Каменная ладонь похлопала врача по жирной спине.

– Но дело надо довести до конца. Бумаги требуют полного порядка, а других врачей сейчас здесь нет. Поэтому померьте пульс еще раз и убедитесь, что вам померещилось. А после этого выпишите справку.

Теперь Буренко рванул вверх по лестнице. Брезентовый сверток, наполовину развернутый, лежал на кафельном полу у стены. Куртка на голове осужденного набухла от крови. Врач все же взял безжизненную руку. Пульса не было.

«Дострелили! – подумал Буренко. – Не прошла их химия, и дострелили. Как же я выстрела не услышал? Хотя дверь, подвал… Ну и дела…»

Он вернулся в подвал и оформил справку о смерти.

– Мне тоже мерещится всякое, – сказал Валера Попов прокурору. – То люк неожиданно привидится, то галоша с расстрелянного. А однажды пошел на такой люк и чуть не провалился.

«Они все шизики, – подумал прокурор, направляясь к выходу. – И Григорьев был шизик. И я стану…»

– Я вас отвезу, товарищ прокурор, – вызвался Шитов.

– Куда там… Расстрелянного повезешь, – грубо перебил Попов.

– А товарищ майор сказал – вы сами…

Сергеев сидел на старой покрышке, и лицо его было совершенно безжизненным.

– Лучше бы его эти подонки убили… Тогда похоронили бы. по-людски, с салютом. А сейчас как собаку закопают. Езжай, тебе сказали!

– Могу и я поехать, – Шитов обиженно подошел к развернутому брезенту.

– Давай, Федька, заворачивай, и поехали, – скомандовал четвертый номер пятому.

В Предгорье шла обычная размеренная жизнь. Перевыполнял план химкомбинат союзного значения, закрытия которого уже несколько лет добивались местные жители, знаменитый коньячный завод наоборот – не дотягивал до уровня прошлых лет. Исправно работали мясокомбинат и колбасный завод, хотя куда девалась их продукция, оставалось для всех загадкой. В роддомах появлялись на свет новые жители, в системе спецобъединения коммунальных услуг завершали свой путь старые. Выходили на маршрут карманные воры и милицейские бригады по борьбе с ними. Обильные и неимоверно дорогие базары обходили важные участковые и шустрые оперативники. Торопился утром к станкам, а вечером по пути домой терся в очередях рабочий люд. Прилетали с разными опозданиями самолеты, и приходили старые, подлежащие списанию по ветхости поезда. Чаще, чем обычно, их ожидали Беймураз Абдурахманович со своими подчиненными, встречая похожих друг на друга пассажиров – молодых, крепких, почти без багажа. Прибывающих поселяли в гостинице МВД, после чего те сразу же включались в работу по реализации розыскных дел «Дурман», «Кочевники» и «Трасса».

Однажды вечером Беймураз Абдурахманович подогнал автобус прямо на взлетную полосу аэропорта к трапу выполнявшего спецрейс Як-40. Четырнадцать накачанных, коротко стриженных парней мигом забросили в салон с тонну снаряжения, среди которого опытный глаз без труда распознал бы зачехленные автоматы АК-47 и АК-74, мощные снайперские самозарядки Драгунова, новейшие защитные костюмы «Мираж», «Комплекс», «Система». Были здесь и импортные микрорации, и ящики с гранатами, дымовыми шашками, газовыми зарядами. Натягивая поводки, ворвались в автобус четыре молчаливые овчарки, настороженно косящие в сторону незнакомого человека. Беймураз Абдурахманович опасливо подобрал ноги. В Предгорск прибыла единственная в Союзе особая группа захвата «Удар», которая ставила точку в истории наиболее опасных банд, вооруженных группировок, кровавых бунтов заключенных и особо «выдающихся» террористов.

Но перехваченный в ту же ночь телефонный разговор отсрочил введение в действие «Удара» и перебросил внимание всех задействованных в операции лиц к Тиходонску.

Операция, проводимая в Предгорной АССР союзным уголовным розыском, позволяла полностью закрыть розыскные дела «Кочевники» и «Дурман». С «Трассой» обстояло иначе: прослеживался и мог быть доказан только сбыт похищенных автомобилей. Главные фигуры – убивавшие людей и захватывающие машины оборотни в милицейской форме – не попали в сеть оперативных мероприятий. Завершение операции отсекало «трассовиков», заставляло их «лечь на дно» и заметать следы. Была, конечно, вероятность «расколоть» задержанных, того же Петруню, например, но все понимали, что вероятность эта носит чисто теоретический характер. Но откладывать задержание тоже было рискованно. И тут телефонный перехват.

«– …ты сколько думаешь му-му водить? Я уже пообещал и аванс взял…

– Не получилось: одно сорвалось, другое…

– Кому это интересно… Короче, когда?

– Что ты давишь? Мне не веришь, с Николаем говори… Сказали – сделаем! Завтра попробуем, послезавтра… Что-то да подвернется…

– Что-то не нужно… Нужен черный солидняк, экстракласс. Понял меня? И не тянуть…

– Понял. Завтра сделаем».

Запись содержала разговор полностью, но в копии нецензурщину заменили точками, и объем сразу уменьшился наполовину. В общем, обычная беседа – матерятся сейчас почти все, от мала до велика, независимо от пола, должности, образования. Чтобы понять ценность перехвата, надо было знать ход реализации РД «Трасса» и то, что грубый напористый голос принадлежит самому Петруне, а второй – деланно-солидный, но выдающий страх перед собеседником, – ранее неизвестному лицу, звонящему по междугородному автомату из Тиходонска.

Для того чтобы установить нового фигуранта, у бригады МВД в Предгорске имелось в запасе не больше пяти минут. На расстоянии семьсот километров эффективно использовать это время можно было только в кино. Необычная важность РД «Трасса» и ряд благоприятных случайностей позволили сделать невозможное.

Уже через тридцать секунд после соединения оператор сообщил о звонке Беймуразу Абдурахмановичу. Тот мгновенно потащил за собой руководителя союзной бригады к кабинету министра, на ходу излагая суть дела. По аппарату ВЧ-связи оторопевшего министра, который возмущенно пожирал глазами тянущегося по стойке «смирно» начальника отдела особо тяжких, москвич передал информацию тиходонскому генералу, а тот сразу связался с дежурной частью. Шла пятая минута разговора, когда машина УВД подъехала к пункту междугородной связи. Автомат на Предгорск работал плохо: глотал монеты и постоянно разъединялся, другого автомата на это направление не было. Молодой, но грамотный опер вошел в зал, неприметно подошел к кабине как раз тогда, когда вновь объявившийся фигурант «Трассы» закончил разговор и, зло ударив по рычагу, повесил трубку.

Опер ухитрился не наделать ошибок и незаметно вести «трассовика» до самого дома. Когда дверь за наблюдаемым закрылась, опер сел на бордюр и долго не мог встать, безуспешно пытаясь унять дрожь во всем теле.

Потом он позвонил, и на место выехала уже специальная группа, которая обложила входы и выходы, установила личность фигуранта и перетряхнула его связи. Иван Гребешков, двадцать семь лет, судим в несовершеннолетием возрасте за грабеж, судимость погашена. Работает грузчиком мебельного магазина, но месту жительства и работы компрматериалов не имеется. Поддерживает отношения с тремя знакомыми детских лет и двумя сотрудниками своего магазина – бригадиром грузчиков и продавцом. Иногда совместно употребляют спиртное, с друзьями детства ездит рыбачить. С коллегами отношения больше деловые: кому достать мебельный дефицит, куда привезти, сколько получить… Знакомых Гребешкова по имени Николай выявить не удалось.

Информация, собранная о «трассовике» за неполных восемь часов, была, естественно, довольно скудной. К вечеру стало известно, что один из друзей детства – авторихтовщик высокой квалификации. Чуть позже пришло сообщение, что Гребешков иногда ездит на красном автомобиле, принадлежащем не то родственнику, не то знакомому.

– Дома мы у него вряд ли что-то найдем, – рассуждал вслух Ледндк, как всегда морщась то ли по привычке, то ли желудок его мучил постоянно. – Даже если вытряхнем из него этот «Жигуль»-«коррида», привяжем его по краске и что? Скажет, давал кому то покататься, или угнали, а потом вернули… Что еще? К фотороботу он не подходит. Остается телефонный разговор, хорошо теперь это доказательство. Только что доказывает?

Совещание проходило поздним вечером в просторном кабинете начальника УУР. Сам Скляров – плотный, среднего роста сорокапятилетний полковник – почти все время молчал и чертил на листе изогнутые под острым утлом линии. Наконец он поднял голову.

– Нет, надо брать на такой крючок, чтобы уже не соскользнули. Этот Николай нужен, оружие нужно, форма… Да хорошо бы с поличным – в момент нападения.

– А еще лучше, когда уже застрелят водителя и начнут труп прятать, – вдруг ляпнул Сергеев, и все присутствующие, человек восемь, обернулись к нему. – Чтобы обратного хода не было.

Раньше майор не позволял дерзить начальству, поэтому его фраза была расценена как не слишком продуманное предложение.

– Мы обязаны, – Скляров выделил это слово. – Мы обязаны пресечь преступление, а не наблюдать за ним со стороны!

– Тогда есть только один способ – подставная машина с засадой, – спокойно предложил Сергеев. – Я могу и поехать.

Наступило молчание. Начальники отделов и несколько оперативников размышляли над предложенным вариантом. У него имелось множество достоинств и почти столько же недостатков. Следовало определить, что же перевешивает.

– Пожалуй, разумно, – прервал молчание Скляров. – Выберем участок, выставим прикрытие, посадим парочку снайперов. Троих в машину: один за рулем, двое сзади внизу, сиденье снимем… Разумно. Надо только знать: когда и где они намечают действовать.

– Ну это-то сущая ерунда, – небрежно сказал Сергеев, и Ледняк взглянул на него внимательно: не оставалось сомнений, что подчиненный попросту издевается.

– А вот где подходящую машину взять? – продолжал майор. – У генерала черная «тридцать один», приманка что надо, но ведь, наверное, не даст? Как думаете, товарищ полковник? Вдруг стрельба, а это почти сто процентов, вот машине и конец!

Попов видел, что после последней операции «Финала» Саша здорово изменился. И сейчас ерничает и лезет на рожон, балансируя на самой грани дозволенного, а иногда заходя за эту грань – именно новый Сергеев, которому по фигу и служба, и субординация, и начальство. Чуть что – удостоверение на стол, ключи с личным жетоном и печатью – на стол, и будьте здоровы, товарищи полковники с генералами!

Однако и Скляров, и насторожившийся было Ледняк восприняли замечание майора как серьезный и дельный «гвоздь», забитый по самую шляпку в начавшийся вырисовываться план предстоящей операции.

– К генералу мы за этим не пойдем, – решительно сказал Скляров. – Надо придумать что-то другое.

– Где-нибудь договориться… В автоколонне, например, – предложил Ледняк.

– Хорошую не дадут, а какую дадут – на такую не позарятся, – выразил кто-то общее мнение.

– Да, вот незадача. – Скляров выглядел обескураженным.

– Разве это незадача? – бодро воскликнул Сергеев. – Я достану машину люкс! Черная «Волга», новенькая, с люком в крыше, на тридцать первой резине, с желтыми противотуманками! Пальчики оближете! Если меня из-за нее не убьют, можете увольнять!

– Что ты болтаешь, Александр, – отечески строго пожурил Ледняк. – Где ты возьмешь такую машину?

– Одолжу, – буднично ответил майор. – У моего друга Ашота. Знаете пельменную на Вокзальном спуске? Он ее хозяин. Очень вкусные пельмени, между прочим. Рекомендую попробовать.

– Ладно тебе с пельменями, – отмахнулся Скляров. – Точна будет машина?

– Сто процентов. Если, конечно, Ашот не уехал. Или «Волгу» не угнали.

На этом оперативное совещание закончилось.

– Ты что, Александр? – спросил в коридоре Ледняк. – Какой-то нервный, взвинченный, серьезные дела шуточками разбавляешь… Переутомился? Нервы сдают?

– Да нет, я в порядке. – Сергеев отвернулся и пошел по коридору. Начальник отдела пристально смотрел ему вслед.

На следующий день в восемь утра Гребешков вышел из дома, чем привел в движение бригаду наблюдения и фиксации. По дороге в магазин зашел в будку телефона-автомата, набрал номер, зафиксировать который не удалось. Зато заимствованная на время в КГБ система «Звук» фиксировала лазерным лучом колебания стекла кабины и вновь преобразовывала их в слышимую речь. Несмотря на расстояние (около ста метров), качество записи было отличным, если не считать кратковременных провалов, когда линию лазерного луча перекрывал случайный прохожий.