Текст книги "Искатель. 1991. Выпуск №6"

Автор книги: Данил Корецкий

Соавторы: Теодор Гамильтон Старджон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Стрелял Гоша прилично. Заступая на пост, он отгибал клапан кобуры так, что изогнутая рукоятка торчала наружу, как у какого-нибудь героя вестерна. Во время ночных дежурств часами тренировался, выхватывая оружие все быстрей и быстрей. Книги, которые он читал, и фильмы, которые смотрел, наглядно показывали, что умение быстро выхватить пистолет и метко выстрелить приносит победу в критической ситуации. И теперь Лебедев терпеливо ждал, пока какой-нибудь шпион-диверсант из тех, о которых часто говорили значительно-важные отставники из первого отдела, попытается проникнуть на охраняемую им территорию.

Суровый окрик, короткая ожесточенная перестрелка – и вот результат: обезвреженный шпион с бесшумным американским пистолетом и легко раненный боец ВОХР Георгий (имя он наконец поправил) Лебедев с дымящимся наганом. Тут уж не отвертятся, придется и орден давать, и в газетах портрет печатать…

Однажды, обходя ночью периметр своего сторожевого участка, Лебедев услышал за забором гул автомобиля, лязг замков, голоса. Там находится вечно пустой заброшенный двор, не имеющий к заводу никакого отношения, но делать все равно было нечего, и он, расковыряв небольшое отверстие в треснувшем цементе, заглянул на сопредельную территорию, увидел заезжающий в гараж хлебный фургон, силуэты каких-то людей, которые тоже скрылись в гараже. Гоша закурил сигарету, взглянул на светящийся циферблат часов и стал ждать. Через полчаса люди вышли из гаража и зашли в примыкающее помещение, а еще через сорок минут уехали на двух машинах: «Волге» и санитарном фургоне.

Увиденное заинтересовало Лебедева, он стал вести наблюдение регулярно и установил, что хлебный фургон приезжает два-три раза в месяц, как правило, по средам, обычно между двадцатью тремя и часом. За полчаса-час приходит «Волга», в ней всегда находятся четыре человека, они дожидаются в пристройке к гаражу. Вслед за фургоном все заходят в гараж, через десять-пятнадцать минут в вольерах начинают выть сторожевые собаки, а еще через минут десять шесть человек переходят из гаража в пристройку, причем среди них находится милиционер. В пристройке они проводят тридцать-сорок минут и на «Волге» и медицинском «рафике» разъезжаются восвояси.

Это уже была настоящая тайна, от которой не смогут отмахнуться старые бюрократы из первого отдела… Но Лебедев тут же подумал, что если его рассказ не будет подкреплен доказательствами, то вряд ли кто прислушается к нему в этом неправильном мире.

Однажды ночью он перелез через забор и, сжимая в руке наган, обследовал всю территорию загадочного двора. Обычный гараж или ремзона, только все двери на замках, доски плотно пригнаны, окно наглухо занавешено. В обычном гараже куда больше разгильдяйства…

Лебедев еще несколько раз предпринимал разведывательные экспедиции и даже сумел подобрать ключ к гаражной двери. Гараж как гараж, только массивная стальная дверь в стене, которой тут вроде бы и нечего делать… Гоша осмотрел машины. Хлебный фургон был наглухо заперт, он постучал по кузову – сплошная сталь вместо обшитой жестью фанеры. Заглянул сквозь стекло в кабину: все приборы, лампочки, тумблеры на местах, аккуратность и порядок, характерные для военных или специальных машин, но не для заурядной хлебовозки.

Санитарный РАФ тоже оказался заперт, но внутри угадывались обычные брезентовые носилки да на них две лопаты. В «Волге» ничего необычного не было. В углу, за старыми скатами, вохровец нашел ящик с пустыми бутылками из-под водки.

Эти вылазки мало прояснили дело, но однажды из гаража выскочил парень, который долго блевал у забора, потом его увел здоровенный тип с бандитской рожей. И в сознании Лебедева разрозненные факты вдруг выстроились в стройную логическую цепочку. Собаки воют на покойника. Блюющий парень был новеньким и, видно, стал свидетелем довольно неприятного зрелища. Лопаты в кузове санитарного фургона нужны, чтобы что-то закапывать. То, с чем проделали манипуляции, способные вызвать у свежего человека приступ рвоты. ЗДЕСЬ ПОТРОШИЛИ ТРУПЫ!

Причем делали это тайно, а следовательно, незаконно. И цель могла быть только одна: добывание человеческих органов для пересадки! Несколько лет назад по экранам прошел фильм с подобным сюжетом, совсем недавно центральная газета написала про отечественную мафию патологоанатомов, контрабандой отправляющую внутренности сограждан за рубеж и получающую прибыль в валюте. И вот оно – осиное гнездо, совсем рядом!

Разочарованный в первом отделе, Лебедев отправился в милицию, но там тоже все было неправильно, ему ясно дали понять, что следует сходить к психиатру. Правильно жить в неправильном мире совершенно невозможно, Гоша решил приспособиться к окружающим условиям и тоже действовать не по правилам. Когда он добьется успеха, о нарушении правил не вспомнят. Победителей не судят!

Лебедев составил подробный план действий, имевший в основе многочисленные книги и фильмы, в которых одинокий герой побеждал целые банды негодяев. Но тут началась «неделя донора». Лебедев легко согласился безвозмездно сдать кровь для помощи больным людям. Но неправильный мир в очередной раз поглумился над ним: игла, которая должна быть безупречно стерильной, внесла в организм болезненный вирус. Болел он очень тяжело и почти три месяца провалялся в больнице. Когда ему стало получше, Лебедев мысленно вернулся к своему плану, обдумывая его со всевозможной тщательностью, шлифовал со всех сторон, пока не довел замысел до кондиции.

При выписке врач сказал:

– Еще на две недели вам выдается бюллетень, потом лучше взять отпуск. Регулярное питание, витамины, диета, отсутствие физической нагрузки и нервных напряжений. Пол года, как минимум, вам необходим щадящий режим. Потом очень желательно съездить в санаторий.

Лебедев кивал. В профкоме имеются любые путевки. А героям их выделяют в первую очередь.

В Предгорье кипела невидимая постороннему глазу розыскная работа. Дом Петруни и его гараж были сфотографированы во всех ракурсах, контакты и связи пропускались сквозь фильтр тщательной проверки. Многие не представляли интереса и были отброшены, но в числе «гостей» оказались два налетчика, находившиеся во всесоюзном розыске, и активный фигурант розыскного дела «Дурман».

Налетчиков провели до вокзала и взяли в поезде за несколько сот километров от Котси. При них оказались пистолеты, граната, триста граммов гашиша и двадцать тысяч рублей. Показаний они, как и следовало ожидать, не давали, но прошлые грехи и отобранное при задержании позволяли надолго упрятать их за решетку, поэтому имелась перспектива, что им удастся все-таки развязать языки.

Фигуранта Дурмана с тремя товарищами тоже собирались взять за пределами республики, но те заметили наблюдение и устроили бешеную гонку по трассе Баку – Тиходонск, мало приспособленной для обгонов на высоких скоростях. В конце концов черная «девятка» преследуемых столкнулась лоб в лоб с КамАЗом и, расплющенная, отлетела на обочину. В багажнике обнаружились двадцать килограммов. маковой соломки, сухой опий и большое количество анаши. Водитель и оба пассажира погибли на месте, третий предусмотрительно пристегнулся ремнем на заднем сиденье и остался жив. Под магнитофонную запись он подробно рассказал о маршрутах сбыта наркотиков и сети перевалочных пунктов, одним из которых являлся дом Петруни.

После этого прокурор дал санкцию на прослушивание телефона Петруни и оперативную фиксацию действий разрабатываемых.

Беймураз Абдурахманович, проглядевший у себя под носом осиное гнездо, лез из кожи вон, чтобы оказаться причастным к успешной реализации дела и избежать «оргвыводов». Несколько раз он звонил в Тиходонск и слезно просил дать ему в руки любую, самую тонкую ниточку, ведущую в республику.

Но он явно преувеличивал возможности тиходонцев. Никакими новыми данными по РД «Трасса» они не располагали. Сергеев вплотную занимался нераскрытыми делами, которые по почерку могли бы быть привязаны к Учителю, а Попов безуспешно продолжал обрабатывать уволенных и действующих работников милиции. Несколько раз ему казалось, что фоторобот «трассовика» напоминает какого-то человека, он часами сидел над квадратиком фотобумаги, и узнавание пошевеливалось где-то в подсознании, но наружу не прорывалось, оставляя смутное ощущение неудовлетворенности и беспокойства.

Выбирая свободные минуты, Сергеев и Попов продолжали готовить освобождение Лунина. Собственно, основную роль здесь играл Сергеев, а Валера ассистировал, то веря в успех задуманного, то в очередной раз приходя к мысли, что вовлечен в обреченную на провал авантюру. Но как бы то ни было, слово он дал и отступать не собирался.

– Надо готовить обоих – и Алексеевича и врача, – сказал Сергеев во время очередного обсуждения операции. – Лучше заранее перестраховаться. А то вдруг влезут в последнюю минуту.

Вовлечь в душевный разговор за бутылкой водки Ромова не составило труда, хотя Попов испытал укол совести: старик был крайне недоверчив и осмотрителен к чужим, а их считал своими, и получалось, что они злоупотребляют доверием.

– Нет порядка, – сказал Сергеев, когда одна бутылка была уже закончена, а вторую только откупорили.

– Милиционеры мимо пьяного идут – рожи отворачивают, гаишники только водителей норовят прищучить, а что там на тротуаре творится – их не касается. Охрана свои задачи решает, паспортники – свои, а с уголовниками только мы бьемся, может, еще участковый…

– Смотря какой участковый, Сашенька, – оживился Иван Алексеевич. – В наше время по тридцать лет на одном участке работали, каждую собаку знали! Еще заявления о краже не поступило, а он приходит и выдает: кто, с кем, где вещи. Остается поехать и взять. Но если хозяина нет – все валится!

Иван Алексеевич махнул рукой и потер ладошкой подбородок.

– А суды что делают! – в точном соответствии со сценарием подлил масла в огонь Попов. – Не хотят выносить приговоры, и все тут! Как сложное или скандальное дело, найдут зацепку – и на доследование!

Они собрались у Сергеева и сидели прямо на кухне, за маленьким, обшитым белым пластиком столом. Закуска была обычная для подобных случаев: вареная картошка, соленая капуста с базара, луковицы, сало – опять-таки с рынка – и хлеб.

Все трое ели с аппетитом, а выпивали только Ромов с Поповым.

– Это не потому, что суды, или ГАИ, или охрана. – Иван Алексеевич подцепил вилкой картофелину, размял в тарелке, приготовил лук и капусту. – В людях ответственности нет. Работать никто не хочет. Равнодушные стали, злые. Не собираются, песенок хороших не поют. Давайте по единой…

Валера и Ромов выпили, Сергеев чокнулся, пригубил и поставил рюмку. Иван Алексеевич покосился неодобрительно, по ничего не сказал.

– Ответственности боятся, – подталкивал Ромова Валера. – Каждый за свою задницу дрожит: как бы чего не вышло да по шапке не дали!

– Точно, все и боятся, за кресла держатся, – подтвердил Ивап Алексеевич и добавил: – Хорошо у меня уже никакого кресла нету. Отсидел я свое в креслах-то, геморроем обзавелся, а больше ничем…

– А у нас что? – спросил Валера. – Стулья драные, да и то присесть некогда.

– И вам держаться не за что, – охотно согласился Ромов. – Пахарь, он везде пахарь.

– Знаете что? – вдруг спросил Сергеев, повторяя интонации Ивана Алексеевича, даже глаза и губы попытался округлить. – Давайте мы хоть раз этим чиновникам носы подотрем! Сделаем как положено, но справедливости, и плевать на их хитромудрые расчетики!

– Давай сделаем! – так же охотно согласился Ромов. – А что ты, Сашеиька, удумал?

– Да вот этот приговор идиотский по Лунину! Они нашего товарища списали, как последнего урку, а Лесухина помиловали. – Давайте и мы Лунина помилуем! Отпустим – и дело с концом!

Иван Алексеевич слушал, как всегда, внимательно и согласно кивал головой, но при последних словах словно окаменел.

– Не пойму… Как так отпустим?

– Очень просто, – самым естественным голосом ответил Сергеев. – Вместо исполнения разыграем спектакль, а потом выпустим его – пусть едет куда хочет! А у него есть местечко – ни одна собака не докопается…

– И обратно не пойму, – Иван Алексеевич отставил рюмку. – Кто же приговор отменит? Или телеграмму пришлет?

– Да никто! Мы сами решим!

Иван Алексеевич посмотрел на Сергеева, на Попова, снова перевел взгляд на Сергеева.

– Ну ладно, когда с пьяных глаз такие шутки, это понять можно. Но мы-то трезвые, только вторую начали! А ты и вовсе не пил. Как же. тебя понимать?

– А что тут особенно непонятного? – гигант пер напролом, часто ему это помогало.

– Да то! – холодно сказал Иван Алексеевич. Он построжал, выпрямился, даже кожа на лице подтянулась.

– У меня выслуги с войной – почти полвека. Всяко бывало: и пили, и дурака валяли, всяко… Но чтобы до такого додуматься…

– До чего «такого»?! – заорал Сергеев. – Сам же говорил, что исполнять не станешь! Сам!

– Это совсем другое, – по-прежнему холодно и подчеркнуто спокойно проговорил Ромов. – Напишем рапорт, и пусть его отправляют в Северную зону исполнения. Вот и решение вопроса для нас. А ему-то помочь невозможно. Никак невозможно! И даже придумать такое я бы себе не позволил, пусть и литр выпью!

– Трах! – громадная ладонь с силой опустилась на белый пластик. Звякнув, полетела на пол вилка, разбрасывая во все стороны клейкие полоски капусты.

– Службисты хреновы! И черт с вами, подаю рапорт! И Валера подаст! Сами исполняйте!

Сергеев вскочил, сделал неопределенное движение рукой, затем схватил свою рюмку и с размаху выплеснул в раковину.

– Я к этому грязному делу руки не приложу! И вообще больше на «точке» вы меня не увидите!

– Вот это другой разговор, здравый. Это пожалуйста. Не можешь, не нравится, трудно тебе – уйди в сторону.

Ромов помолчал, подвигал челюстью.

– Только кто будет за тебя в грязи ковыряться? Пусть удавы по земле ползают, учителя деток уводят, кисляевы всякие девчонок насилуют… Так выходит?

Он поднялся, отряхнул ладони, будто пыль сбивал.

– Ты не говорил, я не слышал. Скажу Викентьеву, что Лунина исполнять не будем. Пусть принимают решение.

Ромов вышел из кухни, протопал по коридору, хлопнула входная дверь.

– И что теперь? – спросил Попов.

Товарищ пожал плечами. Он выглядел усталым и подавленным.

– Вот тебе и старичок-боровичок…

– Я сразу говорил, что это афера.

– Говорить легко… Делать трудно…

Сергеев несколько раз вздохнул, успокаиваясь, сел на место, со стуком поставил рюмку.

– Конечно, если хорошее дело…

Он палил до краев, поднес ко рту, замешкался и резко отвел руку. Водка выплеснулась на брюки и белую пластиковую поверхность. Гигант потер левую сторону груди.

– Сердце?

Сергеев качнул головой.

– Мышцу сводит. Сейчас пройдет. А Викентьев вызовет, скажем – разыграли мухомора. Но рапорт я ему положу. Завтра же.

На следующий день озабоченный Ромов вошел в кабинет к начальнику спецгруппы «Финал».

– Я насчет исполнения Лунина, – едва поздоровавшись, начал он.

– Подожди секунду, Иван Алексеевич, – Викентьев тоже выглядел озабоченным.

– Тут такое дело… – подполковник на миг отвел глаза, но сразу же вернул взгляд куда положено – прямо в лицо старому сослуживцу.

– Такое дело, аксакал, надо рапорт писать. На отдых.

– А кто это, позвольте спросить, за меня решает? – хмуро поинтересовался Ромов.

Викентьев развел руками.

– Оно само собой подучилось, мы с тобой, старые козлы, и не додумались…

– Похоже, что старый козел тут только один, – Иван Алексеевич ждал.

– Ты почему столько лет в отставке, а работаешь в группе? – спросил Викентьев и сам ответил: – Да потому, что не было первого номера на замену! Но теперь-то он есть! Мне об этом еще на исполнении прокурор сказал. И генерал сразу: Сергеева в приказ – первым, а Ромова с почетом на заслуженный отдых… Что тут возразишь?

Ромов секунду подумал, пожевал губами.

– Дай листок бумаги.

Неловко присев с торца стола, Иван Алексеевич написал рапорт, протянул его Викентьеву, вспомнив, достал картонку специального пропуска на вход в управление в любое время суток.

– Возьми. К кассе и по пенсионному пропускают. Да еще…

Он покопался в карманах широких, будто чужих, брюк, позвенел металлом и вытащил ключ с резной двусторонней бородкой.

– Это от сейфа там, в «уголке». Теперь все.

Ромов выглядел совершенно спокойным. Викентьев знал его давно и понимал, что это маска, призванная скрыть глубокую обиду.

– Так что ты хотел про Лунина? – Викентьев попытался сгладить остроту ситуации. Но бывший первый только махнул рукой.

– Теперь это не мое дело. Сами разбирайтесь.

И, выйдя из кабинета, добавил:

– Чувствую я – такое вы наработаете!

Два дня Сергеев и Попов находились в напряжении, но Викентьев служебного расследования не затевал, ни о чем не спрашивал и о предстоящем исполнении Лунина не вспоминал.

Он рассказал об отставке Ромова и его обиде: понятно, так сразу раз! – пипок под зад, кому приятно… Но с другой стороны – сколько можно работать?

Сергеев вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо рапорт, хотел порвать, но передумал и положил в сейф.

– Что ни делается, все к лучшему, – сказал он Попову. – Надо попробовать с врачом. Только подход найти убедительный…

Предлог для контакта с Буренко майор искал основательно и нашел.

Через два дня оперативники из областного УВД майор Сергеев и капитан Попов зашли в Бюро судебно-медицинской экспертизы. Ничего странного в этом не было, дела в СМЭ есть у них почти всегда, а что явились к концу работы – так сыщики крутятся как белки в колесе и времени не выбирают. Словом, обычный рабочий визит. И вскинувшийся было навстречу вошедшим эксперт Буренко взял себя в руки и с безразличным видом вернулся к микроскопу.

– Мы к вам, Николай Васильевич, – проговорил Сергеев. – За советом не врача, но нумизмата…

Сергеев полез в карман, отметив, что на одутловатом лице эксперта отразилась тень удовольствия.

– Ты на все руки, как я погляжу, – сухопарый, будто иссушенный формалином сосед по кабинету то ли одобрял разносторонность коллеги, то ли. наоборот – осуждал.

– Эту монету изъяли у квартирного вора. Он показаний не дает, а нам надо устанавливать, где он ее взял. Заявлений нет. Отсюда вопрос: что за монета, где искать хозяина. Вы, коллекционеры, друг о друге больше нас знаете.

Буренко как-то странно взглянул на оперативника, взял небольшой серебряный диск, внимательно рассмотрел со всех сторон сквозь толстую лупу, привычно извлеченную из кармана халата, и молча вернул.

– Что скажете?

– Греческая драхма, – с тем же странным выражением ответил врач. – Вы хотите, чтобы я назвал адрес и фамилию владельца?

– Хотя бы приблизительно: у кого могла быть такая монета?

– А вы не знаете?

– Я же говорю – наш не колется, заявлений нет. Откуда же нам знать?

– Уже почти шесть, – вступил в разговор Попов. – Может, по дороге поговорим?

Буренко неопределенно качнул головой, грузно поднялся с белой вертящейся табуретки и начал переодевать халат.

– Пусть в ресторан ведут, – напутствовал высушенный сосед. – А то получается, ты за одну зарплату два дела делаешь…

– Какие еще «два дела»? – недовольно буркнул эксперт и, не застегивая пальто, пошел к выходу.

Зима стояла теплая, как почти всегда бывает в Тиходонске, снег подтаял и покрылся скользкой ледяной коркой. Буренко запахнулся и, с трудом удерживая равновесие, двинулся по стеклянному тротуару. Раньше морг и Бюро СМЭ располагались в центре города на тихой пешеходной улице, несколько лет назад переехали в новое громадное здание комплекса «Скорой помощи», выросшего в степи между северной окраиной старого Тиходонска и стремительно расстраивающимся жилым массивом. Добираться на работу и обратно стало проблемой: транспорт сюда почти не ходил, а до Магистрального проспекта было не меньше полутора километров. Зато «уголок» находился почти рядом – пять минут машиной, иногда Буренко забирали прямо с дежурства.

В сотне метров от больничных ворот начинались частные дома, тротуар здесь был посыпан золой, и Буренко перевел дух.

– Ну, зачем я вам понадобился? – вопрос прозвучал сухо, если не враждебно.

– Насчет монеты посоветоваться, – сказал Сергеев, которому не нравилось странное поведение врача, тем более что он не мог понять его причины. Может, старый мухомор настучал? Так не должен…

– Я вам могу назвать фамилию и адрес хозяина. Можем зайти – живет он неподалеку. – Буренко остановился и попытался посмотреть гиганту в глаза. Такие попытки всегда выглядели смешно.

– Никто у него ничего не крал. Монету вчера взял под расписку майор милиции Сергеев, будто для сравнительной экспертизы. Но кы приятели – этого майор не учел. Грубая работа. Давайте, я слушаю.

Оперативникам было не до смеха.

– Лучше зайти куда-нибудь, сделать по сто граммов, закусить. И разговор легче пойдет.

В голосе Сергеева вряд ли можно было распознать оттенок смущения.

– Нет, – отрезал эксперт. – Разговор за бутылкой это одно, а милицейские штучки-дрючки – совсем другое. И совмещать их нельзя. Говорите!

Место под ржаво качающимся фонарем на продуваемой ветром улице совсем не подходило для предстоящей беседы, но разогнавшегося Сергеева остановить было невозможно.

– Есть дело, – отрывисто бросил он. – Монета – предлог. Ничего обидного в этом нет. Короче. Скоро исполнение Лунина. Слышали про такого?

Буренко кивнул. Очевидно, тон Сергеева подействовал: эксперт уже не казался враждебным, просто усталым и злым.

– Что думаете? – по-прежнему отрывисто спросил майор. – Правильно стрелять капитана милиции за трех мерзавцев?

– И за двоих стреляли… Бывало – за одного. Кто мерзавец, кто не мерзавец – определить обычно трудно. А что капитан… Закон-то вроде для всех один!

Все шло прахом. Повернуться и уйти – значит, отказаться от задуманного. Доверяться человеку, явно находящемуся не в духе, испытывающему к тебе неприязнь, сводящему серьезный долгий разговор к трехминутной перебранке в желтом прыгающем скрипучем круге света, не способном рассеять уже довольно густые сумерки, – и вовсе глупо. Попов ждал, что товарищ плюнет и выждет более удобный момент. Хотя такого может и не быть.

– Про законы сейчас все знают..! Грамотные, образованные. Только, как говорит ваш лучший друг Иван Алексеевич, толку нет.

Сергеев придвинулся к врачу вплотную, нависая над ним внушительной массой.

– Почему вдруг он – «лучший друг»? – Буренко отступил на шаг.

– Неважно. Дело в другом, – майор снова сократил дистанцию. – На этом исполнении вам не надо ничего проверять. Ни зрачковую реакцию, ни пульс, ни дыхание. Покрутитесь для вида, и все. Такая к вам просьба. Затем и пришли с этой дурацкой монетой.

– Конспираторы… – озадаченно протянул врач. – Уж действительно… Я и не знал, что такие вещи делают!

Реакция судмедэксперта была какой-то странной, Попов понял, в чем дело, только услышав следующую фразу:

– А почему Викентьев вас прислал, а не сам? И в таком месте, на улице…

Оперативники переглянулись.

– Вы только что правильно все сказали, – мягко ответил Сергеев. – Именно конспирация. Считайте, что Викентьев ничего не знает. Даже если вы обратитесь к нему папрямую, он будет удивлен. По крайней мере, сделает вид, что удивлен.

– Я же говорю: милицейские штучки-дрючки…

– Отойдите в сторону, – сердито заверещала маленькая старушка в прожженном ватнике. – Места мало, что на самой дороге стали, весь проход загородили!

Буренко запнулся на полуслове и, подталкиваемый костлявым кулачком, двинулся по узкой полоске золы на отблескивающем льду. Старушка шла следом, бурча и звеня огромными ведрами. В сотне метров находилась водоразборная колонка.

В особом блоке учреждения КТ-15 время не двигалось. Тот же спертый, прокуренный воздух, тот же старый, о печатью безысходной притерпелости на лице прапорщик, for же капитан в вечно мятой форме и с таким же мятым лицом, те же безразличные ко всему волкодавы дежурного наряда, то же домино и те же резиновые палки.

Днем и ночью здесь было одинаково плохое желтое освещение, зимой и летом – одинаковая духота и вонь. И девять одинаковых экранов мониторов показывали внутренности одинаковых камер, в которых находились одинаково уравненные приговором временные постояльцы.

Лукин выделялся из среды обычных транзитников этого накопителя смерти.

– Колбасу давали, кефир, я котлеты из дома приносил, – рассказывал капитан, выбирая на связке нужный ключ. – Свой как-никак. Только ел плохо… И за что его? Сколько волков, труболетов всяких миловали да в общий корпус переводили… А тут…

Из камеры вышел заросший седой щетиной сильно горбящийся человек, совсем непохожий на фотографию в паспорте Лунина. Обвел всех потухшими глазами, задержался на Сергееве, вытянул вперед руки, хрипло пояснив:

– Плечо болит, назад не выворачиваются…

В спецавтозаке Сергеев снял с него наручники и дверь в камеру не запер. Попов почему-то испытывал беспокойство от нарушения обычного порядка: будто рядом в клетке зверь-людоед, который в любую минуту может вырваться наружу.

– Вот где свиделись, Саша, – так же хрипло сказал Лунин. – Об этом же все время думаешь, в снах видишь, и спрашивал себя: кто же придет? Я ведь почти всех ребят знаю, наверняка кто-то знакомый… Перебирал, перебирал, а про тебя не вспомнил.

– Водки дать? – не ожидая ответа, Сергеев отвинчивал колпачок плоской фляжки.

– Давай. Мне ребята в блоке так и сказали. Своему нальют для храбрости…

Голос смертника был равнодушен. Он залпом выпил стакан, от плавленого сырка и хлеба отказался, попросил сигарету.

– Горькая водка какая-то… Или давно не пил…

Кузов спецавтозака наполнился тяжелым духом спиртного и табака.

– Там лекарства, – пояснил Сергеев. – Успокаивающее, снотворное. Большая доза.

Спецгруппа еще не была укомплектовала полностью, Сергеев согласился выполнять функции и первого, и третьего номера, благодаря чему в бронированном фургоне, как обычно, находились только он и Попов.

Викентьев сидел в кабине и размышлял, что так не годится, надо искать человека на место шестого.

– Кого возьмете вместо Петьки? – Сивцев как будто читал мысли.

– Посмотрим…

– Петька разошелся: говорит и за первого мог бы работать, – неодобрительно продолжил пятый. – А правда, что первый за каждое исполнение сотню получает?

– Поменьше, – нехотя ответил второй.

А что офицерское звание присваивают, правда?

– Разбежались. Сразу генерала получит…

Сивцев тяжело вздохнул.

– А чего, все равно интересней, чем баранку вертеть…

– Следи за дорогой! – приказал Викентьев, и водителе обиженно смолк. В кабине наступила тишина. Викентьев обдумывал возможные кандидатуры.

В кузове фургона тоже молчали. Лунин часто зевал. Действовали снотворное и водка, хотя многие смертники зевают и без этого.

Спецавтозак сделал плановую остановку. Слышался стук вагонных колес. Переезд. До города два километра. Очень напряженное место. Шлагбаум, машины могут стать и сзади и сбоку. Здесь конвой всегда настороже. Но не сейчас. Никто не будет освобождать Лунина извне. Никому он не нужен.

– Как пьяный… Вроде и сон наваливается, ноги ватные. Заснул бы – и все. Да разве заснешь? И не положено – разбудите…

– Слушай внимательно, – перебил Сергеев. Мы не будем исполнять приговор. Я выстрелю имитационной пулей – будет удар, как камнем из рогатки. И вались вперед, лежи тихо, засыпай. Мы тебя замотаем в брезент и вынесем. Потом отвезем ко мне, отсидишься – и на Алтай, как собирался когда-то…

Лицо Лунина на миг ожило и тут же вновь омертвело.

– Мне-то зачем эти басни… Я никаких фортелей… Смирился уже…

Сергеев потер грудь и шумно сглотнул.

– Слушай и запоминай, Палыч! Ты мне в свое время, можно сказать, жизнь спас. Я уже решил тогда: если что – бритовкой по венам, но в камеру не пойду!

– Сам себя, конечно, лучше, – осужденный с трудом выдавливал слова, язык слегка заплетался, речь стала невнятной. – Я бы тоже сам… Но пистолет небось не дадите… С одним патроном, с подстраховкой? Знаю, не дадите. Не положено, мало ли что смертник выкинет…

Сергеев еще раз сглотнул и надсадно откашлялся.

– Сюда, сюда слушай, Палыч! Не раскисай, ты же стальной мужик! Я тебя вытащу, а Валера мой друг, он поможет! Падай вперед и, самое главное, не шевелись! Иначе и сам пропал, и нас подведешь!

Мигнула лампочка условным сигналом начала движения, фургон переехал рельсы и гладко покатился по асфальту.

Лунин молчал. Голова его безвольно моталась из стороны в сторону, лица видно не было.

Григорий Лебедев ждал полуночи. График наблюдений показывал, что бандиты появляются на сопредельной территории по вторым-четвертым средам, около ноля часов. Очевидно, их дьявольский план жестко сопрягался с каким-то расписанием. Лебедев провел аналитическую работу, изучил движение поездов, побывал в аэропорту, и здесь его как током ударило: по вторым и четвертым средам каждого месяца около пяти утра вылетал самолет в Вену. Григорию стало жарко, и он ощутил противную пустоту в желудке смутные догадки получили объективное подтверждение! В животе крутило все сильнее, он поспешно спустился в платный туалет и бурно облегчился, даже в неудобной позе продолжая обдумывать свое открытие.

Эти разъезжаются в полвторого или два ночи, до аэропорта – час езды.

Как раз к самолету подвозят контейнер с сердцем, почками, разными железами… Таможня и пограничники, конечно, с ними заодно, и вот ранним утром в чужом капиталистическом городе мчится по чисто вымытым улицам санитарный автомобиль с внутренностями безвестного нашего бедолаги, предназначенными для продления жизни акулы империалистического бизнеса, нечисто плотного политикана, мафиози или какого-то другого кровопийцы-миллионера!

В состоянии сильнейшего возбуждения Лебедев приехал домой, достал папку, в которой накапливал нужную информацию, нашел заметку, неровно вырезанную из центральной газеты, и не смог сдержать вскрика: адресатом контрабандных трансплантатов называлась Австрия! Все совпадало один к одному!

Наверное, это был звездный час в жизни Гоши Лебедева. Он шутил, что такое железная логика умозаключений, умение наблюдать, анализировать, выдвигать версии и находить им стопроцентное подтверждение. Он испытывал упоение мощью своего интеллекта и одновременно нешуточный, до пупырышек на коже, страх от того, что проник в тайны международной мафии. Сколько же они зашибают, подумать страшно! Да еще в валюте… А он, Григорий Лебедев, поставил их на грань разоблачения!

По канонам всех фильмов, которые он видел, и книг, которые прочитал, его ждала участь опасного свидетеля. Причем в нашем неправильном мире милиция не станет охранять его днем и ночью, не разрешит постоянно носить верный револьвер и даже плохонького пулезащитного жилета не выдаст. Даже разговаривать с ним ни один милицейский чин не станет, а попросту отправит в психбольницу или, в лучшем случае, посмеется.