Текст книги "Меня называют Капуцином"
Автор книги: Даниил Хармс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
О явлениях и существованиях № 1
Художник Миккель Анжело садится на груду кирпичей и, подперев голову руками, начинает думать. Вот проходит мимо петух и смотрит на художника Миккеля Анжело своими круглыми, золотистыми глазами. Смотрит и не мигает. Тут художник Миккель Анжело поднимает голову и видит петуха. Петух не отводит глаз, не мигает и не двигает хвостом. Художник Миккель Анжело опускает глаза и замечает, что глаза что-то щиплет. Художник Миккель Анжело трет глаза руками. А петух не стоит уж больше, не стоит, а уходит, уходит за сарай, за сарай на птичий двор, на птичий двор к своим курам.
И художник Миккель Анжело поднимается с груды кирпичей, отряхает со штанов красную, кирпичную пыль, бросает в сторону ремешок и идет к своей жене.
А жена у художника Миккеля Анжело длинная длинная, длиной в две комнаты.
По дороге художник Миккель Анжело встречает Комарова, хватает его за руку и кричит: «смотри!»
Комаров смотрит и видит шар.
«Что это?» – шепчет Комаров.
А с неба грохочет: «Это шар».
«Какой такой шар?» – шепчет Комаров.
А с неба грохот: «Шар гладкоповерхностный!»
Комаров и художник Миккель Анжело садятся в траву и сидят они в траве как грибы. Они держат друг друга за руки и смотрят на небо. А на небе вырисовывается огромная ложка. Что же это такое? Никто этого не знает. Люди бегут и застревают в своих домах. И двери запирают и окна. Но разве это поможет? Куда там! Не поможет это.
Я помню как в 1884-том году показалась на небе обыкновенная комета величиной с пароход. Очень было страшно. А тут ложка! Куда комете до такого явления.
Запирать окна и двери!
Разве это может помочь? Против небесного явления доской не загородишься.
У нас в доме живет Николай Иванович Ступин, у него теория, что всё дым. А по-моему не всё дым. Может и дыма-то никакого нет. Ничего, может быть, нет. Есть одно только разделение. А может быть и разделения-то никакого нет. Трудно сказать.
Говорят один знаменитый художник рассматривал петуха. Рассматривал, рассматривал и пришел к убеждению, что петуха не существует.
Художник сказал об этом своему приятелю, а приятель давай смеяться. Как же, говорит, не существует, когда, говорит, он вот тут вот стоит и я, говорит, его отчетливо наблюдаю.
А великий художник опустил тогда голову, и как стоял так и сел на груду кирпичей.
ВСЁ.
Даниил Дандан18 сентября 1934
О явлениях и существованиях № 2
Вот бутылка с водкой, так называемый спиртуоз. А рядом вы видите Николая Ивановича Серпухова.
Вот из бутылки поднимаются спиртуозные пары. Поглядите как дышит носом Николай Иванович Серпухов. Поглядите как он облизывается и как он щурится. Видно ему это очень приятно, и главным образом потому что спиртуоз.
Но обратите внимание на то, что за спиной Николая Ивановича нет ничего. Не то чтобы там не стоял шкап или комод, или вообще что-нибудь такое, а совсем ничего нет, даже воздуха нет. Хотите верьте, хотите не верьте, но за спиной Николай <Ивановича> нет даже безвоздушного пространства, или, как говорится, мирового эфира. Откровенно говоря ничего нет.
Этого конечно и вообразить себе невозможно.
Но на это нам плевать, нас интересует только спиртуоз и Николай Иванович Серпухов.
Вот Николай Иванович берет рукой бутылку со спиртуозом и подносит ее к своему носу. Николай Иванович нюхает и двигает ртом как кролик.
Теперь пришло время сказать, что не только за спиной Николая Ивановича, но впереди, так сказать, перед грудью и вообще кругом нет ничего. Полное отсутствие всякого существования, или как острили когда-то: отсутствие всякого присутствия.
Однако давайте интересоваться только спиртуозом и Николаем Ивановичем.
Представьте себе, Николай Иванович, заглядывает во внутрь бутылки со спиртуозом, потом подносит ее к губам, запрокидывает бутылку донышком вверх и выпивает, представьте себе, весь спиртуоз.
Вот ловко! Николай Иванович выпил спиртуоз и похлопал глазами. Вот ловко! Как это он!
А мы теперь должны сказать вот что: собственно говоря, не только за спиной Николая Ивановича, или спереди и вокруг только, а также и внутри Николая Ивановича ничего не было, ничего не существовало.
Оно конечно могло быть так, как мы только что сказали, а сам Николай Иванович мог при этом восхитительно существовать. Это конечно верно. Но, откровенно говоря, вся штука в том, что Николай Иванович не существовал и не существует. Вот в чем штука-то.
Вы спросите: А как же бутылка со спиртуозом. Особенно, куда вот делся спиртуоз, если его выпил несуществующий Николай Иванович. Бутылка, скажем, осталась. А где же спиртуоз? Только что был, а вдруг его и нет. Ведь Николай-то Иванович не существует, говорите вы. Вот как же это так?
Тут мы и сами теряемся в догадках.
А впрочем, что же это мы говорим? Ведь мы сказали, что как внутри, так и снаружи Николая Ивановича ничего не существует. А раз ни внутри ни снаружи ничего не существует, то значит и бутылки не существует. Так ведь?
Но с другой стороны обратите внимание на следующее: если мы говорим, что ничего не существует ни изнутри, ни снаружи, то является вопрос: изнутри и снаружи чего? Что-то, видно, все же существует? А может и не существует. Тогда для чего же мы говорим изнутри и снаружи?
Нет, тут явно тупик. И мы сами не знаем что сказать.
До свидания.
ВСЁ.
Даниил Дандан18 сентября 1934
«Маляр сел в люльку и сказал…»
Маляр сел в люльку и сказал:
«Вот до той зазубрины дотяните и стоп».
Петров и Комаров взялись за канат.
– Валяй! – сказал маляр и люлька поскакала вверх.
Маляр отпихивался от стены ногами. Люлька с маляром откачивалась и опять летела к стене. А маляр опять отпихивался от стены ногами.
Петров и Комаров тянули за канат. То Петров, то Комаров. Пока один тянул, другой на всякий случай держал свободный конец каната.
Маляр поднимался все выше.
В первом этаже был кооператив. Маляр поднялся до вывески и уперся ногой в букву О.
В это время Комаров повис на канате и люлька с маляром остановилась против окна на втором этаже.
Маляр поджал ноги, чтобы не высадить ими оконного стекла, но в это время на канате повис Петров, и маляр очутился в простенке между вторым и третьим этажом. На стене было написано мелом: «Ванька болван, а Наташка дура».
– Ишь ты! – сказал маляр и покрутил головой. – И сюда ведь черти забрались!
Но на канате повис опять Комаров и маляр увидел перед собой открытое окно, а в окне комнату. В комнате стояли два человека, один в пиджаке, а другой кажется без пиджака. Тот, который был в пиджаке, схватил того который был кажется без пиджака, и душил его. Но в это время на канате повис Петров и маляр увидел перед собой ржавый карниз.
– Стой! – закричал маляр. – Давай обратно!
Петров и Комаров задрали кверху головы и смотрели на маляра.
– Чего смотрите! Вниз! скорее! Там в окне душат! – кричал маляр и бил ногой в открытое окно.
Петров и Комаров засуетились и вдвоем повисли на канате. Маляр взлетел прямо к четвертому этажу, больно ударившись ногой о карниз.
– Вниз черти! – крикнул маляр на всю улицу.
Петров и Комаров видно поняли в чем дело и начали понемногу отпускать канат. Люлька поползла вниз. На улице начала собираться толпа.
Маляр перегнулся и заглянул в окно.
Человек без пиджака лежал на полу, а человек в пиджаке сидел на нем верхом и продолжал его душить.
– Ты чего делаешь? – крикнул ему маляр. Человек в пиджаке даже не обернулся и продолжал душить человека без пиджака.
– Чего там такое? – кричали снизу Петров и Комаров.
– Да тут один человек другого душит! – кричал маляр. – Вот я тебя сейчас!
С этими словами маляр слез с люльки и прыгнул в комнату.
Облегченная люлька качнулась в сторону, ударилась об стену, отлетела от дома, и с размаху двинула по водосточной трубе.
В трубе что-то зашумело, застучало, заклокотало, покатилось и посыпалось.
Народ с криком отбежал на середину улицы. А из водосточной трубы, на панель, выскочили три маленьких кирпичных осколка.
Народ опять приблизился к дому.
Петров и Комаров все еще держались за канат и показывали как они тянули люльку наверх, как маляр крикнул им опускать вниз, и как один человек душит другого.
В толпе ахали и охали, смотрели наверх и наконец решено было как-нибудь помочь маляру.
Человек в соломенном картузе предлагал свою помощь и говорил, что может по водосточной трубе забраться хоть на край света.
Старушка с маленьким лицом и таким большим носом, что его можно было взять двумя руками, требовала всех мошенников сдать милиции и лишить их паспорта, чтобы они знали как мучить других.
Петров и Комаров все еще держась за канат говорили:
«Мы его не упустим! Теперь уж нет! Шалишь!»
В это время из ворот дома выбежал дворник в огромной косматой папахе, в голубой майке и красных резиновых галошах надетых на рваные валенки. С криком: «Что тут случилось?» он подбежал к Петрову и Комарову.
Дворнику объяснили, что в четвертом этаже, в том вон окне, один человек задушил другого.
– За мной! – крикнул дворник и бросился в парадную. Толпа кинулась за дворником.
Петров и Комаров привязали канат к какой-то деревянной дуге торчащей из-под земли и говоря: «Ну нет, брат, не уйдешь!» – тоже скрылись в парадной.
Добежав до площадки четвертого этажа, дворник на секунду остановился, и вдруг ринулся к двери на которой висела дощечка с надписью: «квартира № 8. Звонить 8 раз». А под этой дощечкой висела другая на которой было написано: «Звонок не звонит. Стучите».
Собственно на двери и не было никакого звонка.
Дворник встал на одной ноге спиной к двери, а другой ногой принялся колотить в дверь.
Народ столпился на площадке одним маршем ниже и оттуда следил за дворником.
Дворник бил ногой в дверь так усердно, и красная калоша так быстро мелькала взад и вперед, что у старушки с длинным носом закружилась голова.
Но дверь не открывалась.
Человек в соломенном картузе сказал, что простым гвоздем берется открыть любой замок.
На что старушка с длинным носом сказала, что замки теперь стали делать так плохо, что ворам ничего не стоит открывать и закрывать их просто ногтями.
Тогда молодой человек с сумкой через плечо, из которой торчала свечка и хвост какой-то соленой рыбы, сказал, что французский замок легче всего открыть если ударить его молотком по затылу. Тогда чугунная коробка треснет и замок откроется сам.
Этажом ниже Петров и Комаров объясняли друг другу, как маляр залез в окно, и как надо хватать человека, если у него в руках охотничье ружье заряженное крупной дробью.
А дворник все еще продолжал бить ногой в дверь.
– Нет, не открывают, – сказал дворник и повернул на голове папаху задом наперед.
<1934>
Обезоруженный или неудавшаяся любовь
Трагический водевиль в одном действии
ЛЕВ МАРКОВИЧ (подскакивая к даме) – Разрешите!
ДАМА (отстраняясь ладонями) – Отстаньте!
Л. М. (наскакивая) – Разрешите!
ДАМА (пихаясь ногами) – Уйдите!
Л. М. (хватаясь руками) – Дайте разок!
ДАМА (пихаясь ногами) – Прочь! Прочь!
Л. М. – Один только пистон!
ДАМА (мычит, дескать, «нет»).
Л. М. – Пистон! Один пистон!
ДАМА (закатывает глаза).
Л. М. (суетится, лезет рукой за своим инструментом и вдруг оказывается не может его найти).
Л. М. – Обождите! (Шарит у себя руками). Что за чччерт!
ДАМА (с удивлением смотрит на Льва Марковича).
Л. М. – Вот ведь история!
ДАМА – Что случилось?
Л. М. – Хм… (смотрит растерянно во все стороны).
ЗАНАВЕС
<1934>
«Один англичанин никак не мог вспомнить…»
Один англичанин никак не мог вспомнить как эта птица называется.
– Это, – говорит, – крю́кица. Ах нет не крю́кица, а кирю́кица. Или нет не кирю́кица, а куря́кица. Фу ты! Не куря́кица, а кукри́кица. Да и не кукри́кица, а кирикрю́кица.
Хотите я расскажу вам рассказ про эту крюкицу? То есть не крюкицу, а кирюкицу. Или нет, не кирюкицу, а курякицу. Фу ты! Не курякицу, а кукрикицу. Да не кукрикицу, а кирикрюкицу. Нет, опять не так! Курикрятицу? Нет, не курикрятицу! Кирикурюкицу? Нет, опять не так!
Забыл я как эта птица называется. А уж если б не забыл, то рассказал бы вам рассказ про эту кирикукукрекицу.
<1934–1935>
Рыцарь
Алексей Алексеевич Алексеев был настоящий рыцарь. Так например однажды, увидя из трамвая, как одна дама запнулась о тумбу и выронила из кошелки стеклянный колпак для настольной лампы, который тут же и разбился, Алексей Алексеевич, желая помочь этой даме, решил пожертвовать собой и, выскочив из трамвая на полном ходу, упал и раскроил себе о камень всю рожу. В другой раз, видя как одна дама, перелезая через забор, зацепилась юбкой за гвоздь и застряла, так что сидя верхом на заборе не могла двинуться ни взад ни вперед, Алексей Алексеевич начал так волноваться, что от волнения выдавил себе языком два передних зуба. Одним словом Алексей Алексеевич был самым настоящим рыцарем, да и не только по отношению к дамам. С небывалой легкостью Алексей Алексеевич мог пожертвовать своей жизнью за Веру, Царя и Отечество, что и доказал в 14-м году, в начале германской войны с криком «За Родину!» выбросившись на улицу из окна третьего этажа. Каким-то чудом Алексей Алексеевич остался жив, отделавшись только несерьезными ушибами, и вскоре, как столь редкостно-ревностный патриот, был отослан на фронт.
На фронте Алексей Алексеевич отличался небывало возвышенными чувствами и всякий раз когда он произносил слова стяг, фанфара, или даже просто эполеты по лицу его бежала слеза умиления.
В 16-м году, Алексей Алексеевич был ранен в чресла и удален с фронта.
Как инвалид I категории, Алексей Алексеевич не служил и, пользуясь свободным временем, излагал на бумаге свои патриотические чувства.
Однажды, беседуя с Константином Лебедевым, Алексей Алексеевич сказал свою любимую фразу: «Я пострадал за родину и разбил свои чресла, но существую силой убеждения своего заднего подсознания».
– И дурак! – сказал ему Константин Лебедев. – Наивысшую услугу родине окажет только ЛИБЕРАЛ.
Почему-то эти слова глубоко запали в душу Алексея Алексеевича, и вот в 17-м году, он уже называет себя либералом чреслами своими пострадавшим за отчизну.
Революцию Алексей Алексеевич воспринял с восторгом, несмотря даже на то, что был лишен пенсии. Некоторое время К. Л. снабжал его тростниковым сахаром, шоколадом, консервированным салом и пшенной крупой. Но, когда Константин Лебедев вдруг неизвестно куда пропал, Алексею Алексеевичу пришлось выйти на улицу и просить подаяние. Сначала Алексей Алексеевич протягивал руку и говорил: «подайте, Христа ради, чреслами своими пострадавшему за родину». Но это успеха не имело. Тогда Алексей Алексеевич заменил слово «родину» словом «революцию». Но и это успеха не имело. Тогда Алексей Алексеевич сочинил революционную песню и, завидя на улице человека, способного по мнению Алексея Алексеевича подать милостыню, делал шаг вперед и, гордо, с достоинством, откинув назад голову, начинал петь:
На баррикады
Мы все пойдем!
За свободу
Мы все покалечимся и умрем!
И лихо, по-польски притопнув каблуком, Алексей Алексеевич протягивал шляпу и говорил: «Подайте милостыню Христа-ради». Это помогало и Алексей Алексеевич редко оставался без пищи.
Все шло хорошо, но вот в 22-м году Алексей Алексеевич познакомился с неким Иваном Ивановичем Пузыревым торговавшим на Сенном рынке подсолнечным маслом. Пузырев пригласил Алексея Алексеевича в кафе, угостил его настоящим кофеем и сам, чавкая пирожными, изложил какое-то сложное предприятие из которого Алексей Алексеевич понял только, что и ему надо что-то делать за что он будет получать от Пузырева ценнейшие продукты питания. Алексей Алексеевич согласился и Пузырев тут же, в виде поощрения передал ему под столом два цыбика чая и пачку папирос Раджа.
С этого дня Алексей Алексеевич каждое утро приходил на рынок к Пузыреву и, получив от него какие-то бумаги с кривыми подписями и бесчисленными печатями, брал саночки, если это происходило зимой, и если это происходило летом – тачку и отправлялся, по указанию Пузырева, по разным учреждениям, где предъявив бумаги получал какие-то ящики, которые грузил на свои саночки или тележку и вечером отвозил их Пузыреву на квартиру. Но однажды, когда Алексей Алексеевич подкатил свои саночки к пузыревской квартире, к нему подошли два человека, из которых один был в военной шинели, и спросили его: «Ваша фамилия Алексеев?» Потом Алексея Алексеевича посадили в автомобиль и увезли в тюрьму.
На допросах Алексей Алексеевич ничего не понимал и все только говорил, что он пострадал за революционную родину. Но несмотря на это, был приговорен к 10 годам ссылки в северные части своего отечества. Вернувшись в 28-м году обратно в Ленинград, Алексей Алексеевич занялся своим прежним ремеслом и, встав на углу пр. Володарского, закинул с достоинством голову, притопнул каблуком и запел:
«На баррикады
Мы все пойдем!
За свободу
Мы все покалечимся и умрем!»
Но не успел он пропеть это и два раза, как был увезен в крытой машине куда-то по направлению к Адмиралтейству. Только его и видели.
Вот краткая повесть жизни доблестного рыцаря и патриота Алексея Алексеевича Алексеева.
<сер. 1930-х>
Воспитание
Один матрос купил себе дом с крышей. Вот поселился матрос в этом доме и расплодил детей. Столько расплодил детей, что деваться от них стало некуда. Тогда матрос купил няньку и говорит ей: «Вот тебе, нянька, мои дети. Няньчи их и угождай им во всем, но только смотри, чтобы они друг друга не перекусали. Если же они очень шалить будут, ты их полей скипидаром или уксусной эссенцией. Они тогда замолкнут. А потом еще вот что, нянька, ты конечно любишь есть. Так вот уж с этим тебе придется проститься. Я тебе есть давать не буду».
– «Постойте, да как же так? – испугалась нянька. – Ведь всякому человеку есть нужно. – Ну как знаешь, но только пока ты моих детей няньчишь, – есть не смей!» Нянька было на дыбы, но матрос стегнул ее палкой и нянька стихла.
– Ну а теперь, – сказал Матрос, – валяй моих сопляков!
И вот таким образом началось воспитание матросских детей.
Выросло у матроса 54 хулигана. Один из них, уже не помню который, прирезал няньку.
<сер. 1930-х>
«Антон Антонович сбрил себе бороду…»
Антон Антонович сбрил себе бороду и все его знакомые перестали его узнавать.
«Да как же так, – говорил Антон Антонович, – ведь это я, Антон Антонович. Только я себе бороду сбрил».
«Ну да! – говорили знакомые. – У Антон Антоновича была борода, а у вас ее нету».
«Я вам говорю, что и у меня была борода, да я ее сбрил», – говорил Антон Антонович.
«Мало ли у кого раньше борода была!» – говорили знакомые.
«Да что же это в самом деле, – говорил разозлясь Антон Антонович. – Кто же я тогда по-вашему?»
«Не знаем, – говорили знакомые. – Только вы не Антон Антонович».
Антон Антонович растерялся и не знал, что ему делать. Он пошел в гости к Наскаковым, но там его встретили с удивленными лицами и спросили: «кого вам нужно».
«Мне вас нужно Марусенька! – сказал Антон Антонович. – Неужели вы меня не узнаёте!»
«Нет, – сказала Маруся Наскакова с любопытством. – Подождите, может быть, я вас видела у Валентины Петровны?»
«Да что вы Маруся! – сказал Антон Антонович. – Ну посмотрите на меня хорошенько. Узнаёте?»
«Подождите, подождите… Нет, я не могу вспомнить кто вы», – сказала Маруся.
«Да я Антон Антонович! – сказал Антон Антонович. – Теперь узнали?»
«Нет, – сказала Маруся, – вы надо мной шутите».
<сер. 1930-х>
«Василий Антонович вышел из дома…»
Василий Антонович вышел из дома, купил себе шляпу и отправился в Летний Сад.
Гуляя в Летнем Саду, Василий Антонович потерял свои часы. Сильно опечаленный этим, Василий Антонович повернул к дому, но по дороге промочил ноги и пришел домой со страшной зубной болью. Василий Антонович разделся и лег в кровать. Но зубная боль не давала ему заснуть. Василий Антонович решил принять аспирин, да по ошибке принял салол. И так промучавшись всю ночь, Василий Антонович встал на другой день утром с одутловатым лицом.
<сер. 1930-х>
«Иван Федорович пришел домой…»
Иван Федорович пришел домой. Дома еще никого не было. Кот по имени Селиван сидел в прихожей на полу и что-то ел.
– Ты что это ешь? – спросил кота Иван Федорович. Кот посмотрел на Ивана Федоровича, потом на дверь, потом в сторону и взяв что-то невидное с полу начал опять есть.
Иван Федорович прошел на кухню мыть руки.
В кухне на плите лежала маленькая, черненькая собачка по имени Кепка. Иван Федорович любил удивить людей и некоторые вещи делал шиворот-навыворот. Он нарочно приучил кота Селивана сидеть в прихожей, а собаку Кепку лежать на плите.
– Что Кепка? лежишь? – сказал Иван Федорович намылив руки. Кепка на всякий случай села и оскалила правый клык, что означало улыбку.
<1-я пол. 1930-х>
