355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Даниил Хармс » Меня называют Капуцином » Текст книги (страница 5)
Меня называют Капуцином
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 17:46

Текст книги "Меня называют Капуцином"


Автор книги: Даниил Хармс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Скаска

Жил-был один человек, звали его Семенов. Пошел однажды Семенов гулять и потерял носовой платок. Семенов начал искать носовой платок и потерял шапку. Начал искать шапку и потерял куртку. Начал куртку искать и потерял сапоги.

– Ну, – сказал Семенов, – этак все растеряешь. Пойду лучше домой.

Пошел Семенов домой и заблудился.

– Нет, – сказал Семенов, – лучше я сяду и посижу.

Сел Семенов на камушек и заснул.

<1933>

«Вот однажды Хвилищевский…»

Вот однажды Хвилищевский погнался за Иваном Ивановичем Пузыревым. Иван Иванович Пузырев убежал во двор и спрятался в помойную яму.

Хвилищевский раскраснелся весь, бегает по двору и ищет Ивана Ивановича Пузырева. А Пузырев возьми и выгляни из помойной ямы.

Тут Хвилищевский увидел Пузырева, кинулся к нему вып<…>

<1933–1934>

«Тут все начали говорить по-своему…»

Тут все начали говорить по-своему.

Хвилищевский подошел к дереву и поцарапал кору. Из коры выбежал муравей и упал на землю. Хвилищевский нагнулся, но муравья не было видно.

В это время Факиров, ходил взад и вперед. Лицо Факирова было строго, даже грозно. Факиров старался ходить по прямым, а когда доходил до дома, то делал сразу резкий поворот.

Хвилищевский все еще стоял у дерева и смотрел на кору сквозь пенснэ, своими близорукими глазами. Шея Хвилищевского была тонкая и морщинистая.

* * *

Тут все начали говорить о числах.

Хвилищевский уверял, что ему известно такое число, что если его написать по-китайски сверху вниз, то оно будет похоже на булочника.

– Ерунда, – сказал Факиров, – почему на булочника?

– А вы испробуйте и тогда сами убедитесь, – сказал Хвилищевский проглотив слюну, отчего его воротничок подпрыгнул, а галстук съехал на сторону.

– Ну, какое же это число? – спросил Факиров, доставая карандаш.

– Позвольте, это число я держу в тайне, – сказал Хвилищевский.

Неизвестно чем бы это все кончилось, но тут вошел Уемов и принес много новостей.

Факиров сидел в своем синем, бархатном жилете и курил трубку.

* * *

Числа, такая важная часть природы! И рост и действие, всё число.

А слово, это сила.

Число и слово, – наша мать.

5 октября <1933?>

«Я долго изучал женщин…»

Я долго изучал женщин и теперь могу сказать, что знаю их на пять с плюсом.

Прежде всего женщина любит чтобы ее не замечали. Пусть она стоит перед тобой или стонет, а ты делай вид, что ничего не слышишь и не видишь, и веди себя так, будто и нет никого в комнате. Это страшно разжигает женское любопытство. А любопытная женщина способна на все.

Я другой раз нарочно полезу в карман с таинственным видом, а женщина так и уставится глазами, мол дескать что это такое? А я возьму и выну из кармана нарочно какой-нибудь подстаканник. Женщина так и вздрогнет от любопытства. Ну значит и попалась рыбка в сеть!

<1933–1934>

«Старичок чесался обеими руками…»

Старичок чесался обеими руками. Там, где нельзя было достать двумя руками, старичок чесался одной, но зато быстро быстро. И, при этом, быстро мигал глазами.

Из паровозной трубы шел пар, или, так называемый, дым. И нарядная птица, влетая в этот дым, вылетала из него обсаженной и помятой.

Хвилищевский ел клюкву, стараясь не морщиться. Он ждал, что все скажут: какая сила характера! Но никто не сказал ничего.

Было слышно как собака обнюхивала дверь. Хвилищевский зажал в кулаке зубную щетку и таращил глаза, чтобы лучше слышать. «Если собака войдет», подумал Хвилищевский, «я ударю ее этой костяной ручкой, прямо в висок!»

…Из коробки вышли какие-то пузыри. Хвилищевский на цыпочках удалился из комнаты и тихо прикрыл за собою дверь. «Черт с ней!» сказал себе Хвилищевский. «Меня не касается, что в ней лежит. В самом деле! Черт с ней!»

Хвилищевский хотел крикнуть «Не пущу!» Но язык как-то подвернулся и вышло: «не пустю». Хвилищевский прищурил правый глаз и с достоинством вышел из залы. Но ему все-таки показалось, что он слышал, как хихикнул Цуккерман.

<1930–1933>

«Однажды я пришел в Госиздат…»

I

Однажды я пришел в Госиздат и встретил в Госиздате Евгения Львовича Шварца, который, как всегда, был одет плохо, но с претензией на что-то.

Увидя меня Шварц начал острить, тоже, как всегда, неудачно.

Я острил значительно удачнее и скоро, в умственном отношении, положил Шварца на обе лопатки.

Все вокруг завидовали моему остроумию, но никаких мер не предпринимали, так как буквально дохли от смеха. В особенности же дохла от смеха Нина Владимировна Гернет и Давид Ефимыч Рахмилович, для благозвучия называющий себя Южиным.

Видя, что со мной шутки плохи, Шварц начал сбавлять свой тон и, наконец обложив меня просто матом, заявил, что в Тифлисе Заболоцкого знают все, а меня почти никто.

Тут я обозлился и сказал, что я более историчен, чем Шварц и Заболоцкий, что от меня останется в истории светлое пятно, а они быстро забудутся.

Почувствовав мое величие и крупное мировое значение, Шварц постепенно затрепетал и пригласил меня к себе на обед.

II

Я решил растрепать одну компанию, что и делаю.

Начну с Валентины Ефимовны.

Эта нехозяйственная особа приглашает нас к себе и, вместо еды, подает к столу какую-то кислятину. Я люблю поесть и знаю толк в еде. Меня кислятиной не проведешь! Я даже в ресторан, другой раз, захожу и смотрю какая там еда. И терпеть не могу когда с этой особенностью моего характера не считаются.

Теперь перехожу к Леониду Савельевичу Липавскому. Он не постеснялся сказать мне в лицо, что ежемесячно сочиняет десять мыслей.

Во-первых – врет. Сочиняет не десять, а меньше. А во-вторых я больше сочиняю. Я не считал сколько я сочиняю в месяц, но должно быть больше, чем он.

Теперь относительно еще одной особы, это Тамары Александровны. Эта особа наливается чаем и корчит из себя недотрогу. Она мол знает и то и это, и мол умнее чем тот-то и даже интереснее чем Туся.

Все это глупости! Я знаю женщин лучше, чем кто-либо другой и про одетую женщину могу сказать как она выглядит голой.

Тамара Александровна слишком о себе думает. Себялюбие не только грех, но и порок. Нечего чаем наливаться. Посмотри лучше вокруг. Может быть есть люди и поумнее тебя.

Я вот, например, не тычу всем в глаза, что обладаю мол колоссальным умом. У меня есть все данные считать себя великим человеком. Да впрочем я себя таким и считаю.

Потому-то мне и обидно и больно находиться среди людей ниже меня поставленных по уму, и прозорливости, и таланту и не чувствовать к себе вполне должного уважения.

Почему, почему я лучше всех?

III

Теперь я все понял: Леонид Савельевич немец. У него даже есть немецкие привычки. Посмотрите как он ест. Ну чистый немец, да и только! Даже по ногам видно, что он немец.

Не хвастаясь могу сказать, что я очень наблюдательный и остроумный.

Вот например если взять Леонида Савельевича, Юлия Берзина и Вольфа Эрлиха и поставить их вместе на панели, то можно сказать: «мал мала меньше».

По-моему это остроумно, потому что в меру смешно.

И все-таки Леонид Савельевич немец! Обязательно при встрече скажу ему это.

Я не считаю себя особенно умным человеком, и все-таки должен сказать, что я умнее всех. Может быть, на Марсе есть и умнее меня, но на земле не знаю.

Вот говорят Олейников очень умный. А по-моему он умный, да не очень. Он открыл например, что если написать 6 и перевернуть, то получится 9. А по-моему это неумно.

Леонид Савельевич совершенно прав, когда говорит что ум человека, это его достоинство. А если ума нет, значит и достоинства нет.

Яков Семенович возражает Леониду Савельевичу и говорит что ум человека это его слабость. А по-моему это уже парадокс. Почему же ум это слабость? Вовсе нет! Скорее крепость. Я так думаю.

Мы часто собираемся у Леонида Савельевича и говорим об этом.

Если поднимается спор, то победителем спора всегда остаюсь я. Сам не знаю почему.

На меня почему-то все глядят с удивлением. Что бы я ни сделал, все находят, что это удивительно.

А ведь я даже и не стараюсь. Все само собой получается.

Заболоцкий как-то сказал, что мне присуще управлять сферами. Должно быть пошутил. У меня и в мыслях ничего подобного не было.

В Союзе Писателей меня считают почему-то ангелом.

Послушайте друзья! Нельзя же в самом деле передо мной так преклоняться. Я такой же как и вы все, только лучше.

IV

Я слыхал такое выражение: «Лови момент!»

Легко сказать, но трудно сделать. По-моему, это выражение бессмысленное. И действительно, нельзя призывать к невозможному.

Говорю я это с полной уверенностью, потому что сам на себе все испытал. Я ловил момент, но не поймал и только сломал часы. Теперь я знаю, что это невозможно.

Так же невозможно «ловить эпоху», потому что это такой же момент, только побольше.

Другое дело если сказать: «Запечатлевайте то, что происходит в этот момент». Это совсем другое дело.

Вот например: раз, два, три! Ничего не произошло! Вот я запечатлел момент, в котором ничего не произошло.

Я сказал об этом Заболоцкому. Тому это очень понравилось и он целый день сидел и считал раз, два, три! и отмечал, что ничего не произошло.


За таким занятием застал Заболоцкого Шварц. И Шварц тоже заинтересовался этим оригинальным способом запечатлевать то, что происходит в нашу эпоху, потому что ведь из моментов складывается эпоха.

Но прошу обратить внимание, что родоначальником этого метода опять являюсь я. Опять я! Всюду я! Просто удивительно!

То, что другим дается с трудом, мне дается с легкостью.

Я даже летать умею. Но об этом рассказывать не буду, потому что все равно никто не поверит.

V

Когда два человека играют в шахматы, мне всегда кажется, что один другого околпачивает. Особенно если они играют на деньги.

Вообще мне противна всякая игра на деньги. Я запрещаю играть в моем присутствии.

А картежников я бы казнил. Это самый правильный метод борьбы с азартными играми.

Вместо того чтобы играть в карты, лучше бы собрались, да почитали бы друг другу морали.

А впрочем морали скучно. Интереснее ухаживать за женщинами.

Женщины меня интересовали всегда. Меня всегда волновали женские ножки, в особенности выше колен.

Многие считают женщин порочными существами. А я нисколько! Наоборот даже считаю их чем-то очень приятными.

Полненькая, молоденькая женщина! Чем же она порочна? Вовсе не порочна!

Вот другое дело дети. О них говорят, что они невинны. А я считаю, что они может быть и невинны, да только уж больно омерзительны, в особенности когда пляшут. Я всегда ухожу оттудова где есть дети.

И Леонид Савельевич не любит детей. Это я внушил ему такие мысли.

Вообще все, что говорит Леонид Савельевич, уже когда-нибудь раньше говорил я.

Да и не только Леонид Савельевич. Всякий рад подхватить хотя бы обрывки моих мыслей. Мне это даже смешно.

Например вчера прибежал ко мне Олейников и говорит, что совершенно запутался в вопросах жизни. Я дал ему кое-какие советы и отпустил. Он ушел осчастливленный мною и в наилучшем своем настроении.

Люди видят во мне поддержку, повторяют мои слова, удивляются моим поступкам, а денег мне не платят.

Глупые люди! Несите мне побольше денег, и вы увидите как я буду этим доволен.

VI

Теперь я скажу несколько слов об Александре Ивановиче.

Это болтун и азартный игрок. Но за что я его ценю, так это за то, что он мне покорен.

Днями и ночами дежурит он передо мной и только и ждет с моей стороны намека на какое-нибудь приказание.

Стоит мне подать этот намек, и Александр Иванович летит как ветер исполнять мою волю.

За это я купил ему туфли и сказал: «На, носи!» Вот он их и носит.

Когда Александр Иванович приходит в Госиздат, то все смеются и говорят между собой, что Александр Иванович пришел за деньгами.

Константин Игнатьевич Древацкий прячется под стол. Это я говорю в аллегорическом смысле.

Больше всего Александр Иванович любит макароны. Ест он их всегда с толчеными сухарями и съедает почти что целое кило, а может быть и гораздо больше.

Съев макароны, Александр Иванович говорит, что его тошнит и ложится на диван. Иногда макароны выходят обратно.

Мясо Александр Иванович не ест и женщин не любит. Хотя иногда любит. Кажется даже очень часто.

Но женщины, которых любит Александр Иванович, на мой вкус все некрасивые, а потому будем считать, что это даже и не женщины.

Если я что-нибудь говорю, значит это правильно.

Спорить со мной никому не советую, все равно он останется в дураках, потому что я всякого переспорю.

Да и не вам тягаться со мною. Еще и не такие пробовали. Всех уложил! Даром, что с виду и говорить-то не умею, а как заведу, так и не остановишь.

Как-то раз завел у Липавских и пошел! Всех до смерти заговорил! Потом зашел к Заболоцким и там всех заговорил. Потом пошел к Шварцам и там всех заговорил. Потом домой пришел и дома еще полночи говорил!

<сер. 1930-х>

«– Пейте уксус, господа…»

– Пейте уксус господа, – сказал Шуев.

Ему никто ничего не ответил.

– Господа! – крикнул Шуев. – Я предлагаю вам выпить уксусу!

С кресла поднялся Макаронов и сказал:

– Я приветствую мысль Шуева. Давайте пить уксус.

Растопякин сказал:

– Я не буду пить уксуса.

Тут наступило молчание, и все начали смотреть на Шуева. Шуев сидел с каменным лицом. Было неясно, что думает он.

Прошло минуты три.

Сучков кашлянул в кулак. Рывин почесал рот. Калтаев поправил свой галстук. Макаронов подвигал ушами и носом. А Растопякин, откинувшись на спинку кресла, [смотрел как бы] равнодушно в камин.

Прошло еще минут семь или восемь.

Рывин встал и на цыпочках вышел из комнаты.

Калтаев посмотрел ему вслед.


Когда дверь за Рывиным закрылась, Шуев сказал:

– Так. Бунтовщик ушел. К черту бунтовщика!

Все с удивлением переглянулись, а Растопякин поднял голову и уставился на Шуева.

Шуев строго сказал:

– Кто бунтует, – тот негодяй!

Сучков осторожно, под столом, пожал плечами.

– Я за то, чтобы пить уксус, – негромко сказал Макаронов и выжидательно посмотрел на Шуева.

Растопякин икнул и, смутившись, покраснел как девица.

– Смерть бунтовщикам! – крикнул Сучков, оскалив свои черноватые зубы.

<1933–1935>

«Когда жена уезжает куда-нибудь одна…»

Когда жена уезжает куда-нибудь одна, муж бегает по комнате и не находит себе места.

Ногти у мужа страшно отрастают, голова трясется, а лицо покрывается мелкими черными точками.

Квартиранты утешают покинутого мужа и кормят его свиным зельцем. Но покинутый муж теряет аппетит и преимущественно пьет пустой чай.

В это время его жена купается в озере и случайно задевает ногой подводную корягу. Из-под коряги выплывает щука и кусает жену за пятку. Жена с криком выскакивает из воды и бежит к дому. Навстречу жене бежит хозяйская дочка. Жена показывает хозяйской дочке пораненную ногу и просит ее забинтовать.

Вечером жена пишет мужу письмо и подробно описывает свое злоключение.


Муж читает письмо и волнуется до такой степени, что роняет из рук стакан с водой, который падает на пол и разбивается.

Муж собирает осколки стакана и ранит ими себе руку.

Забинтовав пораненный палец, муж садится и пишет жене письмо. Потом выходит на улицу, чтобы бросить письмо в почтовую кружку.

Но на улице муж находит папиросную коробку, а в коробке 30000 рублей.

Муж экстренно выписывает жену обратно, и они начинают счастливую жизнь.

<1930–1933>

«Миронов завернул в одеяло часы…»

Миронов завернул в одеяло часы и понес их в керосинную лавку. По дороге Миронов встретил Головлёва. Головлёв при виде Миронова спрятался за папиросную будку. «Что вы тут стоите?» – начал приставать к нему папиросник. Чтобы отвязаться Головлёв купил у папиросника мундштук и коробку зубного порошка. Миронов видел все это, на чем, собственно говоря, рассказ и заканчивается.


Миронов бил Головлёва по морде, приговаривая: «Вот тебе порох, собачий мошенник!»

20 августа <1934>

«Андрей Иванович плюнул…»

Андрей Иванович плюнул в чашку с водой. Вода сразу почернела. Андрей Иванович сощурил глаза и пристально посмотрел в чашку. Вода была очень черна. У Андрея Ивановича забилось сердце.

В это время проснулась собака Андрея Ивановича. Андрей Иванович подошел к окну и задумался. Вдруг что-то большое и темное пронеслось мимо лица Андрея Ивановича и вылетело в окно. Это вылетела собака Андрея Ивановича и понеслась как ворона на крышу противоположного дома. Андрей Иванович сел на корточки и завыл.

В комнату вбежал товарищ Попугаев.

– Что с вами? Вы больны? – спросил тов. Попугаев.

Андрей Иванович молчал и тер лицо руками.


Товарищ Попугаев заглянул в чашку стоявшую на столе.

– Что тут у вас налито? – спросил он Андрея Семеновича.

– Не знаю, – сказал Андрей Семенович.

Попугаев мгновенно исчез. Собака опять влетела в окно, легла на свое прежнее место и заснула.

Андрей Семенович подошел к столу и выпил из чашки почерневшую воду.

И на душе у Андрея Семеновича стало светло.

21 августа <1934>

«Вот какое странное происшествие…»

Вот какое странное происшествие случилось в трамвае № 3.

Дама в коленкоровом пиджаке уронила на пол вагона 10 коп. Гражданин, стоявший вблизи от дамы, нагнулся за монетой и вдруг превратившись в свинью помчался на площадку.

Пассажиры, ехавшие в этом вагоне, были страшно поражены. И даже один старичок сказал, обращаясь ко всем и мигая при этом своими голубыми глазами:

– Вот так каша! Это шущее хулиганство!

<август 1934>

«У дурака из воротника…»

У дурака из воротника его рубашки торчала шея, а на шее голова. Голова была когда-то коротко подстрижена. Теперь волосы отросли щеткой. Дурак много о чем-то говорил. Его никто не слушал. Все думали: Когда он замолчит и уйдет? Но дурак ничего не замечая продолжал говорить и хохотать.

Наконец Ёлбов не выдержал и, подойдя к дураку, сказал коротко и свирепо: «Сию же минуту убирайся вон». Дурак растерянно смотрел вокруг, не соображая что происходит. Ёлбов двинул дурака по уху. Дурак вылетел из кресла и повалился на пол. Ёлбов поддал его ногой и дурак, вылетев из дверей, скатился с лестницы.

Так бывает в жизни: Дурак дураком, а еще чего-то хочет выразить. По морде таких. Да, по морде!

Куда бы я ни посмотрел всюду эта дурацкая рожа арестанта. Хорошо бы сапогом по этой морде.

<август 1934>

«Ольга Форш подошла…»

Ольга Форш подошла к Алексею Толстому и что-то сделала.

Алексей Толстой тоже что-то сделал.


Тут Константин Федин и Валентин Стенич выскочили на двор и принялись разыскивать подходящий камень. Камня они не нашли, но нашли лопату. Этой лопатой Константин Федин съездил Ольге Форш по морде.

Тогда Алексей Толстой разделся голым и выйдя на Фонтанку стал ржать по-лошадиному. Все говорили: «вот ржет крупный современный писатель». И никто Алексея Толстого не тронул.

<30 августа 1934>

«Как известно, у Безименского…»

Как известно, у Безименского очень тупое рыло.

Вот однажды, Безименский стукнулся своим рылом о табурет.

После этого рыло поэта Безименского пришло в полную негодность.

<август-сентябрь 1934>

О равновесии

Теперь все знают как опасно глотать камни.

Один, даже, мой знакомый сочинил такое выражение: «Кавео», что значит: «Камни внутрь опасно». И хорошо сделал. «Кавео» легко запомнить и как потребуется, так и вспомнишь сразу.

А служил этот мой знакомый истопником при паровозе. То по северной ветви ездил, а то в Москву. Звали его Николай Иванович Серпухов, а курил он папиросы «Ракета», 35 коп. коробка и всегда говорил, что от них он меньше кашлем страдает, а от пятирублевых, говорит, я всегда задыхаюсь.

И вот случилось однажды Николаю Ивановичу попасть в Европейскую Гостиницу, в ресторан. Сидит Николай Иванович за столом, а за соседним столиком иностранцы сидят и яблоки жрут.

Вот тут-то Николай Иванович и сказал себе: «Интересно», – сказал себе Николай Иванович, – «как человек устроен».

Только это он себе сказал, откуда ни возьмись, появляется перед ним фея и говорит:

– «Чего тебе добрый человек нужно?»

Ну конечно в ресторане происходит движение, откуда мол эта неизвестная дамочка возникла. Иностранцы так даже и яблоки жрать перестали.

Николай-то Иванович и сам не на шутку струхнул и говорит просто так, чтобы только отвязаться:

«Извините, – говорит, – особого такого ничего мне не требуется».

«Нет, – говорит неизвестная дамочка, – я, – говорит, – что называется фея. Одним моментом что угодно смастерю».

Только видит Николай Иванович, что какой-то гражданин в серой паре внимательно к их разговору прислушивается. А в открытые двери метр-д’отель бежит, а за ним еще какой-то субъект с папироской во рту.

«Что за чорт! – думает Николай Иванович, – неизвестно что получается».

А оно и действительно неизвестно что получается. Метр-д’отель по столам скачет, иностранцы ковры в трубочку закатывают и вообще чорт его знает! Кто во что горазд!

Выбежал Николай Иванович на улицу, даже шапку в раздевалке из хранения не взял, выбежал на улицу Лассаля и сказал себе: «Ка ве О! Камни внутрь опасно! И чего-чего только на свете не бывает!»

А придя домой Николай Иванович так сказал жене своей: «Не пугайтесь Екатерина Петровна и не волнуйтесь. Только нет в мире никакого равновесия. И ошибка-то всего на какие-нибудь полтора килограмма на всю вселенную, а все же удивительно Екатерина Петровна, совершенно удивительно!»

ВСЁ.

Даниил Дандан

18 сентября 1934

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю