Текст книги "До конца времен"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 6
До Солт-Лейк-Сити Билл летел на «Боинге», а там пересел на маленький самолет местных авиалиний, который доставил его в Джексон-хоул. В этих краях зима начиналась рано, поэтому, когда они приземлились, шел небольшой снег, но было сравнительно тепло. В здании аэропорта Билла встречал высокий седой мужчина в ковбойских сапогах и широкополом стетсоне. Это был староста местной протестантской общины Клей Робертс, с которым Билл разговаривал по телефону. Именно он писал Биллу письма, в которых уговаривал принять предложение и занять место приходского священника. У Клея было суровое, обветренное лицо, покрытое сеткой глубоких морщин, но его ярко-голубые глаза смотрели внимательно и молодо. Увидев Билла, он улыбнулся: тот, хотя и был одет в теплую парку и высокие горные ботинки, все же имел вид типичного ньюйоркца. Сам Клей выглядел настоящим ковбоем, который целыми днями не вылезает из седла, и он действительно много ездил верхом, так как владел небольшим ранчо неподалеку от Мьюза. Сегодня, впрочем, Клей был на машине: у выхода из аэропорта стоял его большой черный грузовой внедорожник с названием ранчо на дверцах. На нем они и отправились туда, где рядом с церковью Святых Апостолов Петра и Павла стоял домик приходского священника.
По дороге Клей рассказывал Биллу об округе Джексон-хоул, о его жителях, многие из которых, как и он сам, владели ранчо и разводили лошадей или скот. С большинством из них Клей был хорошо знаком. «Это отличные парни, – говорил он, – но в церкви вы их не увидите». Приход, по его словам, состоял главным образом из жителей Мьюза и окрестных ферм, все хорошо знали друг друга. «В городке, – добавил он, – есть школа, несколько кафе, почта, аптека, магазин, автоматическая прачечная и два мотеля для проезжающих через город туристов». В соседнем городе, милях в двадцати от Мьюза, были также очень неплохая библиотека, современный кинотеатр и супермаркет. И наконец, церковь и дом священника находились всего в часе езды от окружного центра Джексон-хоул, куда в последние годы все чаще наезжали богатые и знаменитые и который постепенно превращался в типичный туристский городок. Летом здесь даже устраивали родео для приезжих.
Тут Клей спросил, умеет ли Билл ездить верхом.
– Умею, – ответил тот. – Правда, я давно не садился в седло… – Он и его братья ездили верхом каждый раз, когда родители отправляли их на каникулы в летний лагерь. Кроме того, Билл несколько раз отдыхал с родителями на ранчо-пансионате [16]16
Ранчо-пансионат – ранчо, которое в сезон отпусков служит в качестве места отдыха. Одно из главных развлечений – верховая езда, а также вечера у костра и жарение мяса на открытом воздухе. На некоторых современных ранчо построены плавательные бассейны и теннисные корты.
[Закрыть]в Монтане. Вообще, в седле он чувствовал себя достаточно уверенно, и Клей сказал, что это умение может весьма ему пригодиться, поскольку Билл наверняка станет навещать престарелых и больных прихожан, которые не могут сами прийти в церковь, а зимой и в весеннюю распутицу иначе как на коне до некоторых мест просто не добраться.
«Саму церковь, – добавил Клей, – построили в расчете на две сотни прихожан, однако эти расчеты оказались излишне оптимистичными». Впрочем, по воскресеньям, а также на большие праздники в церкви собиралось довольно много народа – до ста человек и больше, причем не только протестанты, но и католики, поскольку ближайший католический храм Девы Марии находился в Сейнт-Мэри, то есть в соседнем штате.
Когда машина уже приближалась к Мьюзу, снег прекратился. Билл увидел встающие над горизонтом горные вершины и почувствовал, как у него буквально захватывает дух от этого великолепия. Ему приходилось слышать о Больших Тетонах, но он и представить себе не мог, что они настолько красивы. Величественные горы были словно нарисованы густо-синим, нежно-лиловым и закатным розовым на фоне бледно-голубого неба. У их подножий темнели хвойные леса, укутанные таинственным сумраком близкого вечера. Ничего подобного он в жизни не видел, и ему подумалось, что ради одного этого стоило ехать в Вайоминг.
Когда они проезжали через Мьюз, Клей показал Биллу кафе, аптеку, магазин и другие места, о которых он упоминал. Когда же они выехали на дорогу к церкви, Билл еще издалека приметил высокий и тонкий шпиль, венчавший бревенчатое строение типичной сельской архитектуры с небольшой колокольней на крыше. Церковь недавно покрасили и отремонтировали, а ее двор, окруженный беленым штакетником, тоже выглядел аккуратным и ухоженным: живые изгороди подстрижены, цветочные клумбы обложены крупным камнем, под раскидистыми кронами деревьев, которые летом давали приятную тень, вкопаны удобные скамьи.
Сразу за церковью Билл увидел дом священника, где им с Дженни предстояло прожить как минимум год. Дом был небольшим – меньше, чем он думал, но казался очень уютным. Светло-желтые стены, белые ставни на окнах и красная черепица на крыше выглядели очень гармонично, а в палисаднике перед домом были высажены кусты роз, аккуратно укрытые на зиму еловым лапником. По словам Клея, за садом и цветами следили прихожанки – те, кто живет поближе. Они же предоставили все необходимое на первое время: кровать, шкаф, рабочий и кухонный стол, стулья и пару кресел, но все остальное Билл должен был приобрести сам. С мебелью и прочим, добавил Клей, проблем не будет: в двадцати милях отсюда находится крупный торговый центр, где можно купить или заказать все, что угодно, от постельного белья до туалетной бумаги. Староста даже вызвался отвезти Билла туда, когда тот пожелает, и Билл попросил помочь ему съездить за покупками завтра, чтобы Дженни могла приехать в уютный, обжитой дом.
Клей остановил машину перед церковью, и Билл вошел в неф, чувствуя, как от восторга и благоговения замирает сердце в груди. Сейчас ему хотелось кричать и плакать одновременно. Это была его первая церковь, в которой он впервые в жизни станет служить как священник. Беленые ряды деревянных колонн, витражи из цветного стекла, гипсовые скульптуры, новенькие скамьи, величественный алтарь из темного дерева… церковь казалась ему великолепной, хотя на самом деле ее убранство было довольно скромным или, точнее, непретенциозным. Особенно понравился Биллу расположенный рядом с алтарем служебный кабинет с небольшой приемной, откуда через черный ход можно было попасть прямо к дому священника, который отныне был его домом.
У дверей желтого коттеджика Клей достал ключи, и они вместе вошли. На втором этаже расположились три спальни (на случай, если у священника есть дети), на первом – просторная гостиная, уютная кухня с выделенной обеденной зоной и служебные помещения; обширный подвал занимала игровая комната. Словом, в доме было все, что нужно, и даже сверх того. Билл сразу подумал, что одну из спален Дженни может переоборудовать под свой рабочий кабинет; туда же надо будет провести второй телефон, чтобы она могла разговаривать с Нью-Йорком, не спускаясь вниз.
Еще Билл заметил, что коттедж недавно покрасили не только снаружи, но и внутри. Одна из спален была светло-голубой, остальные комнаты – белыми, если не считать кухни, с покрытыми теплой желтой краской стенами. По сравнению с остальным домом, который без мебели выглядел пустоватым, здесь было особенно уютно: обеденный и разделочный столы, буфет, холодильник, шкафчики для утвари, посудомоечная машина и плита создавали ощущение обжитого пространства.
Оглядев кухню, Билл повернулся к Клею и улыбнулся.
– Превосходно! Просто превосходно! – воскликнул он, чувствуя себя ребенком, получившим на Рождество свой первый велосипед.
– Я рад, что вам нравится. Позвоните мне, если вам что-нибудь понадобится. Кстати, я поставил в гараж одну из своих машин с ранчо. Если захотите куда-то съездить, можете ею воспользоваться, но в будущем вам придется купить свой автомобиль. При доме есть конюшня, завтра я приведу вам лошадь. Это старый горный конь по кличке Навахо: он не очень быстрый, зато отлично знает окрестности, не спотыкается и не шарахается от каждого пустяка, так что можете садиться на него без опаски. Думаю, когда выпадет снег, он вам очень пригодится.
– Спасибо огромное. – Билл с признательностью кивнул, думая о том, что члены общины хорошо позаботились о своем будущем пастыре и сделали все, чтобы он с первых минут чувствовал себя в Мьюзе как дома.
Потом Клей записал на листке бумаги свой номер телефона, а Билл снова осмотрел кухню, которая ему так понравилась, и обнаружил, что и в холодильнике, и в шкафах, и в крошечной кладовке полно еды. Кастрюли, миски, стеклянные и пластиковые контейнеры, целлофановые пакеты, даже корзины с яблоками, украшенные большими красными бантами на ручке, – от всего этого разнообразия он слегка растерялся. Увидев его изумление, Клей рассмеялся:
– Ваши прихожане будут хорошо о вас заботиться. По крайней мере, с голода вы не умрете. Ну а если серьезно, нам всем хотелось, чтобы вы почувствовали, как вам здесь рады.
При этих словах Билл едва не прослезился – до того его тронули забота и внимание людей, которых он еще ни разу не видел и которые никогда не видели его.
Потом Клей попрощался и ушел, а Билл огляделся по сторонам и от избытка чувств исполнил несколько танцевальных па. Еще раз обойдя дом, он отправился в церковь, ключи от которой Клей оставил ему, и там, преклонив колени перед алтарем, обратился к Господу с горячей благодарственной молитвой, помянув всех прихожан церкви Святых Апостолов Петра и Павла, которые так радушно его встретили. Поистине, стоило ждать так долго, чтобы в конце концов оказаться в таком гостеприимном приходе.
Вечером Билл позвонил Дженни и все подробно ей описал. Он был в полном восторге, и она сразу подумала, что они приняли совершенно правильное решение. Сама Дженни весь день звонила своим клиентам и объясняла, что временно отходит от дел, чтобы поддержать своего мужа-священника в его служении на далеком приходе. Как она и предвидела, мало кто оказался способен понять ее движущие мотивы. Большинство были откровенно шокированы и отказывались верить, что она уезжает в края, где о современной моде даже не слышали, а слово «кутюрье» принимали за ругательство.
Несколько дней спустя новости о ее отъезде попали на первую страницу «Вестника современной моды», и тут-то клиенты Дженни запаниковали по-настоящему. Трое позвонили ей и попросили подобрать другого консультанта, поскольку советов по телефону им-де будет недостаточно. Еще пятеро сказали, что во время ее отсутствия готовы работать с Азайей при условии, что Дженни будет не только как можно чаще наставлять ее по телефону, но и приезжать лично в случае форс-мажорных обстоятельств. Им Дженни пообещала, что непременно вернется в Нью-Йорк к началу февральской Недели моды или даже немного раньше, чтобы помочь наилучшим образом организовать демонстрацию коллекций. На самом деле ей было очень приятно, что хоть кто-то готов и дальше пользоваться ее услугами, несмотря на переезд, и она пообещала себе сделать все, чтобы те, кто остался ей верен, ничего не потеряли. В целом же тот факт, что часть клиентов осталась при ней, сделал ее переезд в Вайоминг менее травматичным: по крайней мере, у нее не возникло ощущения, будто она навсегда расстается с любимой работой, бросает на произвол судьбы друзей и знакомых, теряет все, чего сумела достичь. У Дженни появилась надежда на продолжение, и в оставшееся до отъезда время она усердно натаскивала Азайю, чтобы та смогла полностью заменить ее если не в творческом, то хотя бы в организационном и техническом плане. Теперь она брала помощницу на все встречи и переговоры; это нужно было, и чтобы Азайя сама вникала во все подробности, и чтобы клиенты могли сразу начать сотрудничать с ней после того, как Дженни уедет.
В последний нью-йоркский уик-энд к Дженни приехала мать, которой хотелось попрощаться с дочерью и провести с нею пару дней. Поначалу переезд в Вайоминг казался Элен слишком рискованным, но, узнав, что дочь здраво и разумно позаботилась о своем бизнесе, и увидев, как она весела и оживленна, Элен подумала, что, возможно, все сделано правильно. Ей, во всяком случае, больше не хотелось сравнивать этот переезд со своим собственным переселением в шахтерский Питстоун, где она больше страдала, чем радовалась. Немало способствовало этому и то, что Билл рассказывал о Мьюзе и его окрестностях, о церкви и о доме, в котором они будут жить. Судя по его словам, природа в Вайоминге была очень живописной, дом – удобным и красивым, люди – радушными и гостеприимными. В одном из последних писем он даже прислал Дженни фотографию их коттеджа, а она показала ее матери, окончательно успокоив Элен.
Билл тем временем развил бурную деятельность. Он готовился к своей первой воскресной службе, писал проповедь, знакомился с прихожанами, купил подержанный внедорожник, чтобы вернуть Клею его машину, и даже съездил заказать мебель в торговом центре, о котором говорил ему староста. Ее привезли буквально через два дня; она, правда, была довольно простой, без изысков, но вполне современной, сочетавшей удобство и функциональность, и Билл остался доволен. Он не сомневался, что Дженни добавит к купленной им обстановке какие-то свои штришки, которые превратят их новое жилище в настоящий уютный дом, в семейное гнездышко наподобие того, что они оставили в Нью-Йорке.
А Дженни, которой Билл прислал еще несколько фотоснимков, на этот раз с интерьерами комнат, действительно не терпелось начать обживать новый дом. Она даже отправила Биллу по почте несколько вещиц: вышитые салфетки на мебель, циновку в индейском стиле в прихожую, пару акварелей и фотографий на стены. Насколько она могла судить, в доме, несмотря на скромные размеры, было много света и воздуха, что ей очень понравилось. Даже Элен, которой она показала снимки, с ней согласилась и тут же предложила передать Биллу, чтобы он замерил окна, а она сошьет подходящие занавески из тонированного тюля. Как только она это сказала, Дженни пришло в голову, что именно так поступила бы и ее бабка, и от этой мысли ей стало тепло на душе. Она пообещала Элен, что сегодня же попросит Билла снять размеры окон, а когда он сделает это – сообщит ей в Филадельфию.
Билл тем временем приобрел для гостиной большой, удобный диван, обитый мягким бежевым плюшем, два таких же кресла и телевизор. Полы в комнатах были из твердой лиственной древесины, и он купил несколько простых вязаных ковриков нейтрального тона и почти без рисунка. Укладывая их то так, то эдак и пытаясь понять, как они лучше смотрятся, Билл поймал себя на мысли, что занимается этим с отменным удовольствием. Чувствовал он себя, во всяком случае, так, словно они с Дженни вновь стали молодоженами и только готовятся жить вместе и любить друг друга. То же самое испытывала и Дженни. Поездка с Биллом в Вайоминг представлялась ей чем-то вроде ритуала обновления супружеских обетов – они как будто снова клялись любить друг друга в печали и в радости, в богатстве и в бедности, и клялись не для проформы, а намереваясь исполнять свои обещания, по крайней мере, до тех пор, пока их не разлучит смерть.
В течение нескольких недель, пока Билл ожидал приезда Дженни, он провел три воскресные службы и произнес несколько проповедей, которые, как он сам считал, получились довольно удачными. Дженни, которой он прочел заготовленные им тексты по телефону, нашла их и вовсе великолепными. Особенно ей понравилась первая проповедь, в которой говорилось о доме – о том, что он значит для человека вообще и для самого Билла в частности, а также о том, как он рад оказаться наконец там, куда подсознательно стремилась его душа. Вывод, который Билл сделал, был довольно неожиданным, но, поразмыслив, Дженни решила, что он совершенно прав. Дом, утверждал Билл, – это не постройка из бревен или камней, не город и не страна. Дом – это особое для сердца человека место, в котором он обретает счастье и покой.
В целом проповедь была не слишком заумной, но прочувствованной и искренней, и несколько прихожан даже подошли к Биллу после службы, чтобы поблагодарить за хорошие и добрые слова. В основном, правда, это были люди, с которыми Билл успел познакомиться в последние дни, но приехали и незнакомые ему жители Мьюза – специально, чтобы посмотреть на нового пастыря. Билл, похоже, произвел на них неплохое впечатление, что стало предметом его особой гордости. Он побаивался, что первый блин получится комом, но все прошло даже лучше, чем он ожидал.
Вторая его проповедь посвящалась духовному воскресению, точнее – возможности начать жизнь заново после того, как с человеком случилось что-то плохое. Для этого, утверждал Билл, необходимо мужество – много мужества, которое способна дать только вера. И эта проповедь тронула немало прихожан; что касается Дженни, то она пришла в восторг – настолько найденные Биллом слова оказались созвучны всему ее и Элен жизненному опыту.
Третью проповедь Билл посвятил прощению, которое он назвал самым важным в отношениях между людьми. В особенности, подчеркнул он, это касается союза мужа и жены, а также семейных, дружеских и даже деловых связей. Только способность прощать, резюмировал он, является верным признаком доброго христианина – без различия конфессий. И даже атеист, если он способен от души простить ближнему любые обиды, находится ближе к Царствию Небесному, чем бескомпромиссный святоша, чтущий букву закона, но забывающий о милосердии.
Эта проповедь тоже произвела сильное впечатление на прихожан, которых на сей раз собралось в церкви гораздо больше, чем в предыдущие воскресенья. По окончании службы люди снова подходили, чтобы поблагодарить Билла, называли свои имена, и он даже стал бояться, что забудет или перепутает, как кого зовут, и может нечаянно кого-то обидеть.
В будние дни Билл обычно посещал стариков и больных. Навестил он и молодую вдову, которая одна воспитывала трех подростков. Нанося эти визиты, Билл обнаружил, что даже весьма непродолжительный опыт служения в качестве тюремного и больничного капеллана прекрасно подготовил его к общению с обычной паствой. Во всяком случае, сейчас он легко находил для нуждающихся слова утешения и ободрения, тогда как, общаясь с умирающими пациентами или с закоренелыми преступниками, запятнавшими руки человеческой кровью, Билл частенько просто не знал, что сказать.
В ходе знакомства с прихожанами Билл выяснил также, что в Мьюзе и окрестностях довольно много детей и что воскресная школа при церкви продолжала действовать даже в отсутствие на приходе священника. Занятия в школе вела довольно приятная женщина, но она, к сожалению, была человеком в значительной степени светским, и Биллу пришлось срочно засесть за составление новой учебной программы, в которую он считал необходимым ввести занятия по библейской истории и Закону Божьему.
Слухи о деятельном молодом священнике довольно быстро распространились по округе, и число прихожан росло от воскресенья к воскресенью. Все больше людей приходило послушать его проповеди, соответственно росла и сумма пожертвований, так что вскоре у Билла появилась возможность помогать людям не только словом, но и делом. Многие прихожане интересовались, когда же приедет его жена. Было видно, что люди ждут ее с нетерпением, желая познакомиться с супругой своего пастыря.
Очень ждал Дженни и сам Билл. По вечерам ему часто бывало одиноко, к тому же хотелось поделиться с ней всем интересным, что приносил каждый прожитый на новом месте день. В таких случаях его обычно выручал телефон, но он не мог, конечно, заменить живое общение лицом к лицу. Прихожанам, в особенности женщинам, засыпавшим его вопросами, он объяснял, что работа его жены связана с модным бизнесом и что она консультирует дизайнеров и кутюрье, но растолковать людям, достаточно далеким от мира высокой моды, все детали ее профессии оказалось выше его сил. Билл и сам не особенно хорошо разбирался во всех тонкостях работы Дженни, хотя в течение шести лет брака не раз бывал с ней на показах и других мероприятиях. «Мужчине в таком сложном деле никогда не разобраться!» – отшучивался он, и этого зачастую оказывалось достаточно, чтобы прихожанки не просто оставили его в покое, но и начали считать нового пастора своим сторонником, отчего авторитет Билла рос не по дням, а по часам.
В один из дней, примерно через неделю после его переезда в Вайоминг, Биллу неожиданно позвонил его старший брат Том.
– Ну, ты еще не надумал вернуться в Нью-Йорк? – шутливо спросил он, как только Билл взял трубку, и оба рассмеялись.
– Нет, что ты! Здесь очень интересно. Большие Тетоны великолепны, церковь такая, о какой я и мечтать не смел, дом уютный, а люди – славные и очень гостеприимные. Они постоянно приносят мне самую разную еду, так что если я не буду двигаться, то скоренько растолстею.
– Боже мой, ты уже говоришь точь-в-точь как настоящий сельский священник! Ну погоди, вот приедет Дженни, она вас там расшевелит. Сам увидишь, она в два счета научит местных кумушек одеваться по последней нью-йоркской моде. Надеюсь, в твоем новом доме достаточно встроенных шкафов, чтобы складывать новейшие образцы платьев и костюмов?
– Встроенных шкафов у нас совсем нет, но на распродаже я купил несколько вместительных шифоньеров, – рассмеялся Билл. Он уже решил, что превратит одну из спален в рабочий кабинет Дженни, а вторую – в гардеробную и примерочную. Если у них родится ребенок, гардеробную или кабинет придется переделать в детскую, но Билл знал, что Дженни возражать не станет.
– Знаешь, я купил внедорожник, чтобы навещать моих прихожан, но к некоторым можно добраться только на лошади, – сказал Билл. – Но я не возражаю. Если бы ты знал, Том, какая здесь красивая природа!
Он еще некоторое время рассказывал брату о местных достопримечательностях, а Том слушал и думал, что уже давно не слышал в голосе Билла таких спокойных и счастливых интонаций. Похоже, он пребывал в полной гармонии с окружающим миром и с самим собой, а это, в свою очередь, означало, что принятое им решение, каким бы сомнительным и спорным ни казалось оно посторонним, было единственно правильным. Том радовался за брата и надеялся, что Дженни, когда приедет в Вайоминг, там тоже понравится. Для нее, без сомнения, это был очень смелый шаг, связанный с полным изменением складывавшейся на протяжении жизни системы привычек и приоритетов. На такое, очевидно, мог отважиться только очень сильный и мужественный человек, и Том чувствовал, как меняется его отношение к Дженни. Похоже, ее любовь к Биллу сумела смягчить даже начинавшее черстветь сердце его старшего брата, которому она была теперь заметно ближе и роднее, чем прежде.
– Надо будет выбрать время и приехать, чтобы своими глазами увидеть всю эту красоту, – пообещал он и, тепло попрощавшись с Биллом, повесил трубку. Он был рад, что у брата все хорошо, однако ни Питеру, ни отцу рассказывать о своем звонке Том не собирался. Зачем? Они все равно ничего не поймут, только еще больше озлобятся. Том и сам никогда не понимал своего младшего брата как следует; пожалуй, только в последнее время он начал прозревать. Нет, Билл не был ни сумасшедшим, ни неудачником, ни романтически настроенным глупцом. Он был просто другим, не похожим ни на кого из Суитов. И еще он был лучше, добрее и мужественнее, чем любой из них. К сожалению, чтобы понять это, Тому потребовалось почти тридцать пять лет – ровно столько, сколько Билл прожил на этом свете.
А Билл и правда частенько объезжал своих прихожан верхом на Навахо, которого привел ему Клей Робертс. Это был смирный, работящий конь самой обычной гнедой масти с белой звездочкой на лбу. Клей разрешил Биллу держать его столько, сколько понадобится, и тот нередко пользовался «гужевым транспортом» даже для поездок туда, куда быстрее и проще было добраться на машине. Секрет был прост – Биллу очень нравились неспешные конные прогулки в окружении природы, которая поражала его, горожанина, своей почти первозданной, суровой красотой. Ухаживать же за Навахо было не сложнее, чем за автомобилем: позади дома имелась небольшая конюшня и сарай, куда тот же Клей привез несколько тюков прессованного сена, мешки с опилками и овсом.
Однажды утром Билл как следует вычистил коня, задал ему корм и уже направлялся в дом, чтобы переодеться (он собирался нанести несколько визитов своим прихожанам, на этот раз – пешком), как вдруг увидел на крыльце какого-то мальчишку лет тринадцати-четырнадцати, который стоял там, по-видимому не решаясь войти. Гость был в джинсах, широкополой ковбойской шляпе и поношенных ковбойских сапогах, которые были велики ему как минимум на два размера. Заметив Билла, выходившего из-за угла дома, он бросил на него настороженный взгляд, но не двинулся с места. Только тут Билл увидел, что у ног мальчишки сидит на ступеньке трехмесячный щенок лабрадора. В отличие от паренька, щенок выглядел достаточно упитанным; тем не менее он то и дело принимался грызть задник ковбойского сапога. Мальчишка его отпихивал, но через минуту все повторялось сначала.
– Привет! – поздоровался Билл и широко улыбнулся. – Ты у нас кто? Как тебя зовут?
– Мэттью Уитмен, – нерешительно ответил мальчик, глядя на Билла настороженно и как-то… оценивающе. – Но обычно меня зовут Тим, или Тимми. Э-э, мистер Суит… Моя тетка велела отнести вам пирог, который она испекла, но вот этот жирняй, – нарочито суровый взгляд в направлении щенка, который принялся с упоением глодать мысок полюбившейся ему обуви, – его сожрал, и я подумал: может, я принесу вам кое-чего другое…
– Тим Уитмен, значит… – задумчиво произнес Билл. – Ты что, живешь где-то поблизости? – Отправляться на встречу с прихожанами, как он планировал, было еще рано, а паренек ему понравился. У него были пшеничного цвета волосы, зеленые глаза и замечательная коллекция веснушек, покрывавших нос, обе щеки и даже, кажется, подбородок. Особенно примечательным Биллу показалось, что шерсть у щенка была точь-в-точь такого же цвета, как и волосы у хозяина.
– Ну да… Мой дом вон там, с той стороны холма. – Широким жестом руки мальчик обвел полгоризонта, так что Билл мог определить направление лишь очень приблизительно. По всему выходило, что Тимми очень стесняется, но старается этого не показать.
– Что ж, – серьезно сказал Билл, – большое спасибо, что заглянул. Хочешь чего-нибудь перекусить?
Тимми отрицательно покачал головой.
– Большое спасибо, мистер… то есть преподобный. Я только что позавтракал.
– Можешь называть меня просто Билл. – Ему не хотелось начинать знакомство с подростком в формальном ключе. – Ну, или отец Билл.
– Хорошо, преп… отец Билл. Я хотел сказать – мне очень понравилась ваша проповедь в прошлое воскресенье. Ну, насчет того, чтобы всех прощать… – Он опустил голову, чтобы взглянуть на щенка, который запрыгал возле его ног. – Очень трудно прощать тех, кто делает… плохие вещи.
– Да, я знаю. И порой на это уходит немало времени, но если ты в конце концов сумел, это… это очень хорошо. Подобный поступок сразу снимает бремя с души… – Билл прислонился плечом к ограде палисадника, потом наклонился погладить щенка. – Сколько месяцев твоей собаке?
– Три, – ответил Тимми. – Наша Бетси принесла троих, один умер, остальных я хотел оставить, но тетя… Она сказала, что трех собак нам не прокормить, вот я и подумал, что, может быть, вы… может быть, вам захочется… Его зовут Гас! – выпалил он, вскидывая на Билла глаза. Щенок тем временем уже бегал вокруг него, обнюхивал брючины и дружелюбно вилял толстым хвостом.
– Ты подумал, что мне захочется его взять? – переспросил Билл несколько растерянным тоном. У него не было собаки с тех пор, как он учился в школе. Уже став взрослым, он несколько раз задумывался об этом, но держать в Нью-Йорке собаку, особенно большую, казалось слишком хлопотным, к тому же они с Дженни были слишком заняты и не могли уделить псу должного внимания.
– Ну да… Я подумал, вдруг вы любите собак и все такое. Гас – хороший пес. Я его уже немного учил, и он почти все запомнил. Его мать, Бетси, тоже очень умная. Я повязал ее с лабрадором нашего соседа, так что Гас чистокровный, не какой-нибудь ублюдок. Правда, он съел ваш пирог, но это я не уследил, а вообще он очень послушный. Только… только тетя сказала, что вам, наверное, собака ни к чему…
Билл внимательно посмотрел на Тимми. Для мальчугана это был, безусловно, очень щедрый подарок, и Билл почувствовал, как у него потеплело на сердце.
– Я очень люблю собак, – сказал Билл, подхватывая щенка на руки. Гас немедленно воспользовался этим, чтобы лизнуть его в лицо. – Что ж, будем считать, что ты все-таки принес мне этот пирог… внутри собаки, о’кей? – Он немного подумал, потом спросил: – А ты точно хочешь подарить его мне? Жалеть не будешь?
– Нет, – ответил Тимми и сглотнул. – У меня уже есть две собаки, к тому же тетя…
– Понятно. – Билл кивнул. От него не ускользнула промелькнувшая в глазах мальчика печаль. – Ты живешь с теткой?
– Ну да. Она моей мамы сестра. Мама и папа погибли в дорожной аварии в прошлом году, когда ездили в Шайенн, – объяснил Тимми, и Билл спросил себя, не этот ли несчастный случай имел в виду мальчуган, когда говорил о прощении. Что ж, если в тринадцать лет Тимми действительно потерял обоих родителей, ему было что прощать миру и судьбе. Да и отцу с матерью, если на то пошло…
– Как это случилось? – спросил он сочувственно.
– Какой-то водитель сбил обоих прямо на улице и скрылся. Его так и не нашли. Может, это турист проезжал через наш штат по пути в Калифорнию, а может… не знаю. С… с мамой и папой была моя младшая сестра, но она не погибла, только долго лежала в больнице. У нее были сломаны обе ноги, но сейчас она уже ходит. И почти не хромает. – Тут Тимми страдальчески закатил глаза. – Эми только семь, но от нее никакого житья нет! Впрочем, я рад, что она выздоровела.
– Я тоже рад, – с чувством сказал Билл и добавил: – Хочешь, я отвезу тебя домой? – Это был самый лучший предлог, какой он смог придумать, чтобы узнать, где все-таки живет его маленький даритель, а заодно – познакомиться с его непоседливой сестрой и теткой, которая печет столь замечательные пироги, что перед ними не способен устоять ни один трехмесячный щенок.
Тимми немного поколебался, потом спохватился и решительно кивнул:
– Конечно, подвезите. Если вам не трудно…
– Не трудно. – Билл отвел щенка в кухню и закрыл там, предварительно налив в подходящую миску молока. Он очень надеялся, что за время его отсутствия Гас ничего больше не съест и не испортит, хотя ожидать подобного от живого и активного щенка было трудновато. Тем не менее это был замечательный подарок, и ему не терпелось рассказать Дженни и о щенке, и о четырнадцатилетнем сироте с широкой и щедрой душой. Забрав в прихожей ключи, Билл вышел из дома и знаком показал Тимми, что он может садиться в машину.
