Текст книги "Звезда"

Автор книги: Даниэла Стил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

20

В воскресенье Спенсер рано спустился к завтраку, мило побеседовал с судьей Барклаем и Иэном за яичницей с беконом и кофе. Элизабет, как и ее мать, завтракала у себя в комнате и не видела своего будущего мужа до позднего утра. Ничего не было сказано о прошлой ночи, она не спрашивала его больше о Кристел, но он чувствовал холодок между ними этим утром. Это было последнее утро в кругу ее семьи, на следующий день все возвращались в Нью-Йорк. Спенсер с ужасом подумал, что у него не будет больше шанса вернуться и увидеть Кристел. Он думал об этом до полудня, а позже позвонил по телефону. Ему сообщили, что заведение Гарри откроется вечером. Он пришел к определенному решению, но ужасно не хотелось лгать Элизабет. После телефонного разговора он коротко улыбнулся и сказал ей, что звонил своему другу по колледжу.

– Ты хочешь пригласить его куда-нибудь выпить? Она смягчилась после вчерашнего вечера, ведь он весь день был мил. Ей не о чем беспокоиться, он просто выпил немного лишнего, а девчонка действительно смазливенькая. Спенсер покачал головой:

– Я сказал, что освобожусь после обеда.

Он не пригласил ее. Ей все равно нужно собираться, и она еще хотела поговорить с матерью о свадьбе. Им еще столько нужно сделать до того, как она вернется в Вассар. Они рано пообедали, и отец предложил за нее тост. Это было спокойное приятное время, проведенное вместе после очаровательного уик-энда. До свадьбы, казалось, оставалась вечность. Ей была ненавистна мысль о том, что придется закончить этот год в школе, даже если Спенсер считает, что он пролетит быстро.

Спенсер вышел из дома в девять, взял такси и поехал в ресторан. Он молча сидел, уставившись в окно, с дурацким чувством вины. Он только обручился и уже бежит к другой. Раньше он не мог себе даже представить такое, но сейчас знал, что должен увидеть Кристел до отъезда, во всяком случае, попытаться. Может быть, она изменилась больше, чем он предполагал. Может, она стала проституткой. Он бы хотел, чтобы это случилось, чтобы она была бедной, скучной, глупой. Но сначала надо ее увидеть, хоть однажды, говорил он себе, расплачиваясь по счету и быстро направляясь к ресторану.

Он заказал порцию шотландского виски и ждал ее выхода. Он решил не подходить к ней, пока она не споет. Ему хотелось еще раз послушать. Когда она вышла, у него вновь перехватило дыхание. Она пела для его души, и он не отрываясь смотрел на нее. Когда она ушла, Спенсер обратился к главному официанту с просьбой передать ей записку. В записке он напомнил их встречу в Александровской долине, на свадьбе ее сестры и потом на крестинах ребенка. Он вдруг подумал, что она, может, даже не помнит его. Но когда она вошла в зал, секунду постояла, глядя на него так, будто это привидение, он встал ей навстречу, мгновенно поняв, что она, как и он, пронесла память об их встречах через годы. На ней было простое белое шелковое платье. С длинными волосами, раскинутыми по плечам, она выглядела как ангел. Прежде чем заговорить, она долго смотрела на него. Голос стал глубже, чем он помнил, она выросла и стала грациозной. Он никогда не видел таких глаз, полных любви и боли, глаз лани, медленно выходящей из леса. Он протянул ей руку, она взяла ее в свою, и он почувствовал мягкое прикосновение. Он не мог позволить ей уйти. Ему хотелось обнять ее и держать в своих объятиях. Это были те же чувства, которые она вызывала в нем раньше, только тогда она была совсем ребенком.

– Здравствуй, Кристел... – Голос его дрожал. – Давно мы не виделись.

– Да, это было давно, – сказала Кристел и улыбнулась светлой улыбкой. – Я... я не думала, что вы помните обо мне.

Он тоже думал, что она не помнит, но не сказал ей, что он о ней не забывал.

– Конечно, я помню тебя.

Он старался вести себя с ней как с ребенком, но у него не получалось. В ней не осталось ничего детского в этом облегающем платье, которое Перл помогла купить на деньги, которые Гарри выплачивал на «костюмы». И расходы оправдались. Люди стали приходить в ресторан только для того, чтобы увидеть Кристел.

– Ты можешь немного посидеть с мной?

– Конечно. – Ей не нужно было выходить больше до полуночи, и она присела рядом с ним за столик.

– Когда ты приехала в Сан-Франциско? – Он пытался подсчитать, сколько же ей лет, и выходило, что не более восемнадцати, хотя сейчас она выглядела старше. Он инстинктивно понял, что жизнь у нее не из легких. Он услышал это в ее песнях и сейчас увидел по глазам. В них скрывалось что-то ужасное и болезненное, он почувствовал это без слов, как будто всегда все о ней знал. Как будто она была частью его самого. И как два года назад, он почувствовал к ней непреодолимое влечение. Именно этого он и боялся.

– Я приехала сюда прошлой весной, – ответила Кристел, – сначала накрывала столы, но теперь, с лета, пою.

– Ты даже лучше, чем я тебя запомнил.

– Спасибо. – Кристел смутилась от его слов. Ей хотелось сидеть вот так и чувствовать его рядом. – Это просто. У меня получается, потому что мне нравится это.

Слова ничего не значили. Глядя друг на друга, они знали, о чем думает другой. Он не мог заставить себя остановиться, он должен знать о ней все, ведь он чувствует, что с ней что-то произошло.

– Что с тобой произошло? – спросил он нежно, и она была тронута его вопросом.

Она кивнула, и слезы выступили у нее на глазах:

– Ну, сейчас все в порядке.

Он чувствовал, что она что-то недоговаривает, и спросил:

– Что заставило тебя приехать в Сан-Франциско? Она долго колебалась, потом вздохнула, отбросила назад волосы, рассыпавшиеся по плечам, и в это мгновение опять стала тем ребенком, с которым он разговаривал на качелях в другом месте, в другой жизни.

– Папа умер. Это многое изменило для меня.

– Твоя мать продала ранчо? Она покачала головой:

– Нет, там теперь Том.

– А твой брат? – Спенсер хорошо помнил этого длинноногого, с взъерошенными волосами юношу, любившего поддразнить свою сестру. Он вспомнил, как тот дергал Кристел за волосы, а та в шутку его обстреливала. Тогда они были детьми.

– Джед умер весной. – Ей было очень тяжело произнести эти слова. Он даже не знал, насколько тяжело, не знал, как умер Джед, не знал – почему. Она все еще думала, что из-за нее погиб брат.

– Извини... это был несчастный случай? – спросил затем Спенсер, так как не помнил, чтобы парень болел. Он был так молод, у Спенсера защемило сердце, а Кристел вновь засомневалась. Она смотрела на свои руки, чтобы не смотреть на него, потом медленно подняла глаза, и он почувствовал боль в сердце от того, что в них увидел. В них были злоба, ненависть, страх, утерянные мечты. Все было очевидно, и он потихоньку взял ее руку и сжал в своей.

– Его застрелил Том.

Ее взгляд пронзил его, как вспышка молнии.

– Боже мой... Они что, охотились вместе?.. Что же произошло?

– Нет. – Кристел медленно покачала головой, она не могла рассказать ему все. Она никому не рассказывала, кроме Бойда с Хироко, и знала, что больше никому не расскажет. Ей придется жить с этим позором всегда. Вина велика, но она даже не позволяла ей плакать. – Кое-что произошло между мной и Томом, и я была не в себе. – Она тяжело вздохнула, как будто ей не хватало воздуха. Спенсер сильнее сжал ее руку. – Я побежала к нему с папиным ружьем. Том выстрелил в меня, а попал в Джеда.

– О Боже! – Он в ужасе смотрел на нее, стараясь представить, что могло заставить ее взяться за ружье. А затем мгновенно понял, с каким чувством вины она живет.

– Шериф сказал, что смерть Джеда – несчастный случай, а я уехала через несколько дней после похорон Джеда.

Она произнесла это просто, хоть это и изменило в корне ее жизнь. Пока он ездил на вечеринки в Вашингтон, на озеро Тахо и Палм-Бич, Кристел потеряла отца и брата. Ужасно думать об этом, ужасно, что она пережила все это. Он благодарил Бога, что нашел ее в Сан-Франциско.

– У нас с мамой были сложные отношения после смерти папы, к тому же она считает, что я убила Джеда. В какой-то степени это так. Это моя ошибка. Мне не нужно было преследовать Тома, но... – Кристел внезапно расплакалась. Она знала, что не сможет все ему объяснить, а он, слушая, страстно хотел прижать ее к себе и поцеловать. – Мама и я никогда не ладили. Думаю, она ненавидела меня за то, что я была так привязана к отцу.

– Ты что-нибудь слышала о ней, с тех пор как уехала?

– Нет, это все в прошлом. – Она постаралась улыбнуться. – Теперь я здесь. Эта жизнь моя. А то – в прошлом. Я должна думать о том, как жить здесь, и не могу оглядываться назад. Прошлого для меня нет, есть настоящее.

Она спокойно смотрела на Спенсера. Потом поинтересовалась, не встречался ли он с Вебстерами.

– Ты не видел Бойда и Хироко?

Он виновато покачал головой, ведь он дважды так и не смог попасть в долину.

– Нет, я только собирался. Я здесь лишь несколько дней. Как они, ты не знаешь?

Она печально улыбнулась, и он опять почувствовал, как внутри у него все перевернулось. Она была неискушенным ребенком и стала неискушенной женщиной. В ней были чувственность, нежность, женственность, которые возбуждали в нем желание оставаться с ней всегда и защищать ее, но была и изумляющая сила. Эта сила и помогала ей все перенести.

– На прошлой неделе я получила письмо от Хироко. Она ожидает еще ребенка. Думаю, они теперь хотят мальчика, но и Джейн у них такая прелестная.

Она рассказала ему несколько историй об их дочурке, а потом извинилась и пошла на сцену. Он обещал ее подождать. Он мог говорить с ней часами. Он не хотел уходить. Никогда. Он чувствовал, что нужен ей. Он хотел быть здесь для нее, подле нее.

Она, казалось, пела только для него, и ее голос проникал в самое сердце. В ней странно смешались сексуальность и невинность. Она сошла со сцены около часа ночи, и еще час они сидели и разговаривали, пока не закрылся ресторан. Спенсер предложил проводить ее домой. Он подождал, пока она переодевалась, и как будто оглянулся на прошлое, когда увидел ее в шерстяной юбке, белой блузке и клетчатом жакете, купленном ею в дешевом магазине. Она опять выглядела маленькой девочкой, но смотрела на него глазами женщины. Женщины, о которой он мечтал три года, которую не мог забыть. Женщины, которая мечтала о нем, всегда зная, как она его любит.

Они медленно подошли к дому, где Кристел все еще снимала комнату у миссис Кастанья, и долго стояли, разговаривая о его жизни в Нью-Йорке, его друзьях, о чем угодно. Потом он наконец обнял и поцеловал ее.

– Спенсер... – прозвучал в холодном ночном воздухе шепот Кристел, и Спенсер крепче прижал ее к себе, чтобы согреть и почувствовать ее всю. – Я мечтала о тебе все годы. Иногда мне казалось, если бы ты был рядом со мной, все было бы по-другому.

Но она смогла пережить это даже без него. За это он ее уважал. Она сама смогла сделать что-то для себя. Ему хотелось узнать, мечтает ли она по-прежнему о Голливуде, но спрашивать не стал.

– Я хотел быть здесь. – Он мягко дотронулся пальцами до ее лица и поднял его, чтобы заглянуть ей в глаза. – Я никогда не забывал наших встреч, часто думал о тебе и тоже надеялся, что ты меня помнишь. Я думал о том, как ты, должно быть, изменилась, может, вышла замуж.

Он не ожидал, что встретит ее одну, поющую в ночном клубе в Сан-Франциско, и был благодарен судьбе, приведшей его к ней. Ведь он мог вернуться в Нью-Йорк, не зная, что она здесь, не увидев ее. А теперь он не знал, что делать. Он приехал в Сан-Франциско, чтобы отпраздновать помолвку с Элизабет Барклай, а теперь стоит у дома на Грин-стрит со своей возлюбленной Кристел Уайтт.

– Я люблю тебя, Спенсер. – Она прошептала эти слова, как будто это был последний шанс их произнести, и он почувствовал, как тает его сердце.

Ну как ему было рассказать о другой девушке, на которой он собирался жениться? Ему хотелось всегда стоять здесь, держа ее в объятиях.

– Я тоже люблю тебя, Кристел... Боже... как же я тебя люблю!

Зачем он это сказал? Что он может ей обещать? Только побыть с ней немного, а потом вернуться в Нью-Йорк, к Элизабет. А почему так? Почему не быть с Кристел? Это было бы правильнее. В этот момент он понял совершенно определенно, что всегда любил только ее. Плевать, чего бы ему это ни стоило, он должен ей это сказать.

– Я люблю тебя с первой встречи, – и, произнеся эти слова, почувствовал облегчение, как будто все три года он искал ее, чтобы сказать их.

Ничто больше не имело значения. Ничто и никто.

Кристел отодвинулась от него и улыбнулась, заглянув .в глаза. Ребенок, которого он встретил тогда у качелей, превратился в женщину, и, обнимая ее сейчас, он понял, как отчаянно ее любит. Вопреки словам, вопреки здравому смыслу. Вопреки всему. Ему ничего не нужно, кроме нее.

– Я тоже часто думала о тебе все это время... какой ты был красивый тогда, когда впервые появился на ранчо, в белых брюках, в том красном галстуке...

Он не помнил, во что был тогда одет, а она помнила. Так же, как он никогда не забывал, что в первую их встречу она была в белом платье, а потом в голубом. Она вдруг, как будто прочитав его мысли и поняв причину его огорчения, подняла на него глаза и спросила:

– Когда ты уезжаешь в Нью-Йорк?

– Завтра утром.

Боже, как ужасно прозвучали эти слова. Ему хотелось быть с ней всегда. Всегда. Но теперь придется пересмотреть всю свою жизнь и разобраться с Элизабет. Правда, сейчас это не имело значения. Сейчас для него имела значение только Кристел. Он так долго надеялся на ее любовь и не решался жениться только потому, что ждал ее. Именно Кристел. Именно ее любви. Никто не может найти в этом здравый смысл, кроме него. А он нашел его, обнимая Кристел.

– А ты вернешься в Калифорнию? – Ее сердце бешено колотилось, когда она спросила его об этом.

– Да.

Их глаза встретились, и они долго смотрели друг на друга. Он понимал, что сейчас он уже возвращается. Ему придется выдержать немало объяснений, но ради этой девушки он готов пройти босиком по горячим углям.

– Я вернусь, как только смогу. Мне надо еще решить кое-какие дела в Нью-Йорке, но я тебе позвоню.

Он заставил ее написать ему свой номер телефона и снова поцеловал, ощущая вкус ее губ и пробуя надежды своего будущего. Будущего, которого он ждал, а не которого опасался. Сейчас, в данную минуту, у него не было сомнений.

Он записал на клочке бумаги название адвокатской конторы, где он работал, и номер телефона, записал для себя ее адрес и в последний раз крепко обнял ее. Как ему не хотелось уходить от нее! Но он чувствовал, что все будущее решилось за несколько коротких часов, на этот раз так, как ему хотелось.

– Мне так не хочется уходить. – Они стояли, крепко обнявшись, и он прошептал эти слова тихонько на ухо, а она закрыла глаза, думая о том, как хорошо быть рядом с человеком, которого любишь. Она чувствовала себя счастливой, в безопасности рядом с ним. Она боялась даже поверить в то, что слышала. Мечта превращалась в реальность. Было так хорошо, что это ее пугало.

А вдруг он не вернется? Исчезнет из ее жизни? Но она знала, что он так не сделает. Кристел отпрянула немного и взглянула на него. Взглянула так, что они оба испытали физическую боль; она посмотрела так, словно старалась запечатлеть его образ навсегда. Или до тех пор, пока он не приедет. А пока она просто будет его ждать.

– Я люблю тебя, Спенсер.

– Ну, не надо смотреть так печально.

– Я боюсь. – Она была с ним правдива, чувствуя, что может говорить с ним откровенно.

– Боишься чего?

– А вдруг ты не приедешь?

– Приеду обязательно, обещаю. – Он говорил это от всего сердца. Все его существо было наполнено надеждой. Ему ничего не нужно, кроме нее. – Я люблю тебя, Кристел.

Он проводил ее до дверей и вновь поцеловал. Она прильнула к нему, потом вошла в дом и на цыпочках прошла мимо комнаты хозяйки. Он услышал ее шаги на лестнице и увидел, как она включила свет в своей комнате. Она подошла к окну и помахала ему на прощание рукой. Тогда он, нашедший наконец свою мечту, пошел пешком в дом на Бродвее. У него мелькнула безумная мысль зайти к Элизабет в комнату и рассказать ей обо всем. Но нет, он знал, что ему сначала надо все обдумать и разговаривать с ней днем, чтобы она не подумала, что он напился или сошел с ума. Он совсем не сумасшедший. Сейчас он был нормален, как никогда, и точно знал, чего хочет. Ему только надо обдумать, как этого достичь.

21

Когда на следующее утро Спенсер спустился вниз, все уже собрались за столом. Его родители, Элизабет, все Барклаи. Это был подходящий момент начать нужный ему разговор. Но он, бледный после бессонной ночи, не нашел в себе силы прервать их оживленную беседу.

– Ты, должно быть, очень поздно вернулся вчера, – тихо обратилась к нему Элизабет, не прерывая беседы между его отцом и ее матерью.

Все были уже готовы к отъезду и собрались за столом в последний раз. Говорили только о свадьбе, строили планы, и у него возникло непреодолимое желание выкрикнуть им все, но он сдержался. Он вдруг решил, что сейчас не место и не время говорить им о Кристел. Лучше он скажет об этом одной Элизабет, наедине. Он молча налил себе чай из серебряного чайника, а за столом продолжали беседовать. Иэн первый заметил его состояние и не упустил удобного случая подразнить будущего родственника:

– Что, свояк, нагрузился вчера? Я знаю, как умеют пить приятели из юридической школы. Каждый раз, когда мы встречаемся, я так напиваюсь, что Сара грозится развестись со мной.

– Да нет, – запротестовала Сара, глядя на него с мягкой улыбкой. – Я просто сделаю это, если тебя однажды арестуют.

Все дружно рассмеялись, кроме Спенсера, который по неизвестным для всех причинам выглядел несчастным.

– Встряхнись, сынок, – попытался ободрить его отец, – скоро самолет, и там ты сможешь выпить.

Но ему не нужна была выпивка, ему нужна была Кристел.

Вскоре после этого все стали прощаться с Барклаями, которые летели в Вашингтон. Удивительно, что судья Барклай вообще смог выбраться сюда. Он редко оставлял Верховный суд даже на один день, но повод был важный. Он должен был прилететь, чтобы присутствовать на помолвке дочери.

В самолете Элизабет почти не разговаривала со Спенсером. Она внимательно смотрела на него, чувствуя, что с ним что-то происходит. Она никогда не видела его таким притихшим и несчастным.

– У тебя что-то случилось? – Еще одна прекрасная возможность начать разговор, но он не воспользовался ею.

Через проход от них сидели родители, позади – Иэн и Сара, и Спенсер не хотел сообщать Элизабет ужасную новость в их присутствии. Он покачал головой, и Элизабет с досадой отвернулась к окну. Она больше ни о чем его не спрашивала. Потом она уснула, и он стал смотреть на нее. Спенсер чувствовал себя очень виноватым! Но этого чувства недостаточно, чтобы жениться. Он не любит ее, теперь он знает это точно. Он безумно любит Кристел. Он еще чувствовал на щеке мягкость ее волос, на губах – вкус ее губ...

прикосновение ее рук... Он боялся, что, пока они приземлятся, он сойдет с ума. Он обещал вечером отвезти Элизабет в Поукипси и смертельно боялся остаться с ней наедине. Он должен сказать ей правду, но не хотелось причинять ей боль. Он понимал, что ему придется объясниться с ней, и представил, как будут ошеломлены его родители, как обидятся из-за его измены Барклаи. Эти мысли привели его в уныние. Однако ему придется пройти через это как можно скорее.

По прибытии в аэропорт его родители, Иэн и Сара наняли такси до Нью-Йорка, а Спенсер вывел со стоянки оставленную там для них ее отцом машину. Он поставил чемоданы в багажник, и они поехали. Первые несколько миль ехали молча. Наконец Элизабет не выдержала:

– Спенсер, что с тобой? Что случилось вчера вечером? Уходя, ты был в прекрасном настроении.

Она чувствовала, что творится неладное, но о причине не могла догадаться. Он должен назвать эту причину. Ей вдруг вспомнилась девушка, которая пела в ресторане «У Гарри». Вспомнилось его лицо, когда он смотрел на нее. Может, из-за нее он стал таким? Нет, не может быть. Или может? Казалось, он был готов сорваться с места и броситься к ней, так он на нее смотрел.

– Мне следует знать об этом? – Она смотрела выжидательно, а он продолжал молча вести машину, глядя перед собой. Потом так же молча свернул с дороги и остановил машину у обочины, повернув к Элизабет лицо. Оно было бледным, на нем отразились все душевные муки. Он был на грани безумия, а она со странным спокойствием ожидала ответа.

– Я не могу на тебе жениться. – Ему не верилось, что он наконец произнес эти слова. Еще более неправдоподобным ему показался взгляд Элизабет. Она смотрела с интересом, но без малейшего беспокойства.

– Могу узнать почему?

– Я не уверен, что могу. – Он не хотел говорить, что не любит ее. Это было бы слишком жестоко и несправедливо. Разве это ее вина, что она не Кристел? Или его вина, что он не услышал громов и молний при встрече с ней? Она могла предложить ему все. Она была умной и привлекательной, из хорошей семьи, с ней интересно, она ему нравилась. Просто он не любил ее.

– Я понял, что не могу. Мы никогда не будем счастливы.

Она посмотрела на него, и он мгновенно понял, что она находит его слова забавными.

– Глупее мне ничего не приходилось слышать. Я никогда не думала, что ты трус.

– При чем здесь это? – Он казался еще более несчастным. Элизабет закурила и посмотрела на него:

– А при том. Ты просто струсил, Спенсер Хилл, ты так испугался, что не можешь ничего решить, найти выход. Ты готов все бросить и бежать, как кролик. Все боятся, так что? В конце концов, покажи свой характер, будь мужчиной. Напейся где-нибудь, иди поплачь к друзьям и смирись. Ведь все мужчины чувствуют себя так перед женитьбой...

«Да, но не все влюблены в Кристел». Элизабет посмотрела на него холодным, отчужденным взглядом:

– Тебе надо успокоиться, перевести дух, а через неделю, на следующий уик-энд, я приеду, и мы поговорим.

– Элизабет, все не так просто. – Он все еще сдерживался и не говорил ей, что снова видел Кристел... что полюбил, когда ей было только четырнадцать лет. Она бы подумала, что он сумасшедший. По правде говоря, он и чувствовал себя сумасшедшим, стараясь объяснить все женщине, с которой помолвлен.

– Все может быть просто, если этого хочешь, – она улыбнулась ему и погасила сигарету, – ведь раньше у нас не было таких разговоров.

Он тяжело вздохнул и уставился в окно.

– Кажется, ты еще безумнее, чем я.

– Прекрасно, Спенсер, значит, мы будем хорошей парой, не так ли?

– Нет, черт возьми, нет! – Он повернулся и посмотрел на нее. – Я совсем не тот, кого ты хочешь, и никогда не стану им. Я не хочу того, чего хочешь ты. Я не хочу славы, удачи, «важности». Я никогда не стану таким мужчиной, как ты хочешь. Я этого не хочу.

– А как насчет меня, раз уж об этом зашла речь? Где то, чего мне не хватает, чего нет во мне, о чем ты говорил на самом деле? Ведь в действительности ты говорил о том, кем я не являюсь, а не ты. – Она была мучительно правдива и, кстати сказать, достаточно сообразительна, чтобы разобраться с тем, с чем сталкивалась, даже если порой не знала, для чего это.

– Я тебе не нужен. – Этот довод прозвучал так неубедительно, что Спенсер сам почувствовал всю глупость сказанного.

– Ну конечно, нужен. Неужели я должна все время скулить об этом, этого ты ждешь? Если это имеет для тебя значение – да, я влюбилась в тебя. Но не собираюсь разводить сантименты вроде тех, что я верю в радуги, чудо и видения ангелов, играющих на арфах, для того чтобы понять, что люблю тебя. Ты мне нравишься, я считаю тебя умным, веселым, думаю, что ты далеко пойдешь, если только воспользуешься шансом, а когда ты достигнешь чего-нибудь, у нас наступит чертовски интересная жизнь. Вот этого я и хочу. Что, это так ужасно?

– Нет, не ужасно. В этом нет ничего ужасного. И ты не ужасна. Ты мне тоже очень нравишься, но нам надо больше.

Его голос звучал слишком громко в маленькой машине, но она не обратила на это внимания. Он умолял ее о своей жизни, но она, по-видимому, не поняла.

– Мне нужны скрипки и арфы, радуги, и я в них верю. Быть может, я безнадежный романтик, но если мы сейчас довольствуемся малым, то через десять лет... пять... два года... мы горько раскаемся.

– Но у нас также может сложиться чертовски удачная сексуальная жизнь, не забывай об этом.

Он улыбнулся, как прямо она об этом говорила. Она права. Конечно, ненормально, что он безумно влюбился в девушку, с которой он ни разу не переспал. И вдруг, слушая себя и Элизабет, он подумал: что, если все мечты о Кристел – только иллюзии? С ней были одни арфы, скрипки, воспоминания и видения. С Элизабет – все реально. А ему нужно и то и другое. Во всяком случае, он так думал.

– Или секс не имеет для тебя значения? Насколько я успела заметить, это не так.

Она смеялась над ним, а ему ничего не оставалось, как улыбнуться в ответ:

– Я бы сказал, да.

– По крайней мере ты правдив. Не очень смел, но хоть правдив.

Она наклонилась и поцеловала его в щеку, положила ему руку на бедро.

– Почему бы нам не остановиться в каком-нибудь мотеле и не обсудить это?

– Ради Бога, Элизабет, я же говорю серьезно. Говорю, что не хочу на тебе жениться, а ты собираешься в мотель! Или ты не слышала? Или ты не слушала? Тебе что, все равно? – вскипел Спенсер.

– Ну конечно, мне не все равно. Но это не значит, что я собираюсь помахать тебе на прощание платочком. Ты ведешь себя, как десятилетний ребенок, я не буду тебе потворствовать. Вчера вечером что-то случилось, ты чего-то испугался. Не знаю почему, но мне так кажется. И от религиозного ли усердия или просто от дурости ты решил сбежать. Не хочу даже слышать об этом. Сейчас отвези меня в школу, возвращайся домой, приходи в себя, а утром позвони мне.

Да, Элизабет – сдержанная женщина, этого нельзя отрицать. Он даже уважал ее за это и в то же время до смерти боялся. Именно поэтому он хотел бы жениться на Кристел, а не на ней. А она смотрела, как он заводит машину с выражением отчаяния на лице.

– Уж не собираешься ли ты мне исповедаться по поводу вчерашнего вечера? К чему это? Сходи лучше в церковь и получи там отпущение грехов. И у нас наконец будут нормальные отношения нормальных людей.

– Мне не в чем исповедоваться.

– А я думаю, что есть, и думаю, ты тоже понимаешь это. И знаешь что, Спенсер, – сказала она, спокойно глядя в окно и закуривая новую сигарету, – я не хочу больше слышать об этом. Ты можешь потихоньку иметь свой crise de conscience, как говорят французы, не нарушая течения жизни.

– Нашу жизнь разрушит женитьба. Поверь, я знаю, что говорю. – Но его серьезный тон не убедил Элизабет.

– Неверность сама по себе не является причиной для развода, не важно, что там говорит по этому поводу закон. Если в этом все дело, если ты вчера хорошо покутил с друзьями, не обременяй меня своими жалкими историями. Поступи трезво, как поступил бы другой нормальный, приличный, уважающий себя мужчина – соври мне, купи у ювелира какую-нибудь вещицу и прекрати скулить.

– Ты говоришь серьезно?

– Не совсем, но в целом – да. Просто мы еще не женаты, ты немного задурил, и я смотрю на это сквозь пальцы. Но когда мы поженимся, я буду значительно менее сговорчивой.

– Я приму это к сведению. – Да, она совсем необычная девушка, и он вдруг повел себя так, будто по-прежнему собирался жениться на ней, а не на Кристел. – Бесспорно, у тебя широкие взгляды.

– Так, значит, я права, в этом все дело?

– Совсем не обязательно. – Он окончательно отказался от мысли рассказывать ей о Кристел. Ее это не касалось. Она думала, будто это увлечение одной ночи, не хотела раздувать целую историю. Все это осложняло предстоящий разговор. – Я считаю, что дело в разнице наших взглядов на то, чего мы хотим от жизни. С одной стороны, я хочу большего, чем ты, с другой стороны – наоборот.

– Нет, это не так.

Они ехали по шоссе, и она подвинулась ближе к нему.

– Не могу с тобой согласиться, я считаю, что это так.

– А я считаю, что ты сумасшедший. – Говоря это, она положила руку ему на ногу. Он запетлял по дороге, с ужасом представляя, что может произойти.

– Элизабет, прекрати!

– Почему? Раньше тебе это очень нравилось.

Она развлекалась, смеялась над ним. Она отказывалась принимать его слова всерьез.

– Ты слышала что-нибудь из того, что я тебе говорил?

– Все. И, говоря откровенно, считаю это чистой воды нелепицей. – Она снова поцеловала его, и он независимо от себя почувствовал возбуждение.

Ему хотелось заняться с ней любовью. Но ему надо убедить себя, и убедить именно сейчас. Но в чем? В том, что все кончено? Почему она отказывается верить ему? Что она знает такого, чего не знает он? Она ужасно своенравна и упряма.

– Нет, это не нелепости, это мои убеждения.

– Сейчас – может быть, но завтра ты будешь смущен. Я стараюсь избавить тебя от этого смущения, не принимая твои слова всерьез. Как тебе моя прямота?

Он опять остановил машину у обочины, чтобы посмотреть на нее. Ему оставалось только посмеяться над собой. Он-то ждал, что она будет бесноваться, а она осталась совершенно равнодушной к его сообщениям и речам. Ее абсолютно ничего не трогало. Самое ужасное, что в глубине души ему это нравилось.

– Ты еще более сумасшедшая, чем я.

– Спасибо. – Говоря это, она наклонилась и крепко его поцеловала, водя языком по его губам, медленно расстегивая молнию на брюках. Он попытался было оттолкнуть ее, но кто-то второй в нем не хотел этого.

– Элизабет, не надо.

Но она целовала, лаская и возбуждая, и ему невозможно было устоять даже при таких затруднительных обстоятельствах. Он сам не мог поверить в происходящее, но через минуту они уже лежали на сиденье, поспешно снимая остатки одежды. Ее юбка задралась к груди, а его белье – спущено на ногу. Запотевшие окна машины были достаточным доказательством их страсти. Все происходило быстро, Спенсер совсем потерял контроль над собой, зато потом, когда пришел в себя, почувствовал себя совсем подавленным. А Элизабет пришла в наилучшее расположение духа.

– Ужасно нелепо все получилось. – Он вел себя еще более ненормально, чем раньше, упрекая за то, что произошло. Наверное, у него просто сдали нервы.

– А я думаю, что это было очень даже неплохо. Не будь таким напыщенным ничтожеством.

Она продолжала подтрунивать над ним до самого Поукипси, а когда приехали в Вассар, нежно поцеловала его в губы, несмотря на все его протесты, пообещав, что они серьезно поговорят, когда она приедет в Нью-Йорк на следующие выходные. А он, вместо того чтобы чувствовать облегчение, вину, печаль или сожаление, всю дорогу в Нью-Йорк ругал себя последними словами.

Только ночью, лежа без сна и думая о Кристел, он в полной мере осознал сложность возникшей у него с Элизабет проблемы. Приняв его предложение, она теперь не хотела слышать «нет». А он рвался в Калифорнию, к другой женщине. Все это могло походить на комическую оперу, если бы не было так серьезно. Он даже испытывал искушение позвонить отцу и посоветоваться с ним, но был убежден, что отец посчитает его ненормальным. При сложившихся обстоятельствах он и сам не был убежден в этом.