355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Даниэла Стил » Зоя » Текст книги (страница 7)
Зоя
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 17:50

Текст книги "Зоя"


Автор книги: Даниэла Стил



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 11

Репетиция балета, в которой Зоя 11 мая приняла участие, была настоящей каторгой – она кончилась лишь около десяти вечера, и Зоя еле доплелась до дома, хотя душа ее была полна ликования. После бесконечных повторений «па-де-де» и «туржете» пальцы ног были стерты в кровь. По сравнению с этой репетицией занятия у мадам Настовой были детскими игрушками: за двенадцать лет она еще ни разу так не уставала.

Евгения Петровна ждала ее в их крохотной гостиной. Они переехали в эту квартиру два дня назад вместе с кушеткой и двумя столиками, лампами под аляповатыми абажурами и ковриком с вытканными по зеленому полю красными цветами. И это вместо обюссоновских гобеленов, мебели в стиле ампир и прочих прекрасных вещей, которые они так любили. Но квартира была удобна, а Федор вымыл и вычистил ее. Вместе с князем Марковским он привез из-за города несколько огромных охапок хвороста, и теперь в плите весело гудело пламя, а на столе стояла чашка горячего чая.

– Ну, дитя мое, как прошла репетиция? – спросила бабушка, в душе все еще надеясь, что Зоя выбросит из головы эту блажь – танцевать в дягилевской труппе.

Но по сияющим глазам внучки тут же поняла, что надеждам этим не суждено сбыться. Никогда еще за все время, прошедшее со дня гибели Николая, не была Зоя так счастлива. Нет, она не забыла ни объятого пламенем особняка, ни рвущихся в ворота громил, но все это уже перестало ее мучить с прежней силой.

Усевшись напротив бабушки на неудобный стул, она широко улыбнулась.

– Великолепно, просто великолепно… Но я устала так, что не могу шевельнуться.

Да, она была совершенно измучена, но чувствовала, что мечта ее наконец стала сбываться, и думала теперь только о предстоящей через две недели премьере. Евгения Петровна и князь Марковский с дочерью обещали непременно быть в театре.

– Значит, ты не передумала?

Зоя, устало улыбаясь, замотала головой и налила себе чаю. Сегодня ей сказали, что она будет занята в обоих отделениях, и выдали небольшую сумму в виде аванса. Эти деньги она со смущенно-горделивой улыбкой вложила в руку бабушке, которая прослезилась от умиления. Вот она и дожила до того дня, когда внучка кормит ее… Зарабатывает деньги ей на пропитание, танцуя на потеху публике.

– Что это значит?

– Это вам, бабушка.

– В этом пока еще нет необходимости, – сказала бабушка, хотя голые стены и убогий ковер красноречиво свидетельствовали об обратном. Евгения Петровна и Зоя сильно пообносились за последнее время, а деньги, вырученные за рубиновое колье, были на исходе. Конечно, имелись еще какие-то драгоценности, но на них нельзя существовать вечно. – Неужели ты в самом деле хочешь этим заниматься? – печально продолжала она.

Зоя потерлась щекой о ее щеку, а потом нежно поцеловала ее:

– Да… Да, бабушка. Это так прекрасно…

В ту же ночь, когда Евгения Петровна легла спать, она сочинила Мари длинное, веселое письмо, в котором рассказывала ей и про Париж, и про новых знакомых, и про неожиданно привалившую удачу, умолчав только о том, в какой конуре живет. Она представляла, как будет улыбаться Маша, читая его, как будто поговорила с подругой и излила душу. Она адресовала его в Царское Село доктору Боткину в надежде, что когда-нибудь оно дойдет до адресата.

Утром Зоя снова побежала на репетицию, а вечером германская авиация совершила налет на Париж.

Бабушка, Зоя и Федор пережидали бомбежку в подвале – война неожиданно напомнила о себе, но даже ее близость не смогла отвлечь Зою от мыслей о премьере.

Дома она часто заставала теперь князя Марковского. Он непременно приносил с собой какие-нибудь лакомства – фрукты или сласти – и ворох новостей и сплетен. А однажды оставил им свое единственное сокровище – бесценную икону древнего письма. Евгения Петровна, зная, как отчаянно нуждаются они все, не хотела принимать такой подарок – икону можно было продать за большие деньги, – но князь, беспечно махнув длиннопалой холеной рукой, заявил, что на жизнь ему пока хватает. Его дочь уже начала давать уроки английского.

На премьере все они сидели рядом, в третьем ряду партера. Отказался пойти только Федор: хотя тоже был очень горд за барышню, но смотреть балет, его, как он сам говорил, «и калачом не заманишь». Зоя принесла ему программку, где красивым шрифтом было напечатано ее имя. Счастлива была и Евгения Петровна: но, увидев внучку на сцене, она не смогла сдержать слез досады. Она предпочла бы все что угодно, лишь бы Зоя не стала танцовщицей.

– Вы были обворожительны, Зоя Константиновна, – сказал князь, подняв бокал с шампанским, которое сам же и принес после премьеры. – Мы гордимся вами. – Он ласково улыбнулся этой девушке с гривой огненных волос, не обращая внимания на косой взгляд дочери. Она тоже считала, что для графини Юсуповой танцевать в балете – недопустимый «шокинг».

Раньше Зоя никогда не встречалась с этой высокой сухопарой старой девой, для которой жизнь в Париже была нескончаемой цепью мучений. Она ненавидела детей – за то, что приходилось учить их английскому, презирала и стыдилась отца – потому что он водил такси, чтобы заработать на кусок хлеба… Зоя, впрочем, не замечала ее недовольства: глаза ее горели, щеки разрумянились, рыжие пряди растрепались и языками пламени вились по плечам. Пережитое волнение, сбывшаяся мечта, пришедший успех делали ее в этот вечер настоящей красавицей.

– Но, должно быть, вы очень утомлены, – продолжал Марковский, осушив свой бокал.

– Нет, нисколько, – ответила Зоя, балетным прыжком оказываясь на середине комнаты. Ей еще хотелось танцевать, каждая жилка ее тела еще трепетала.

Спектакль оказался в точности таким, как она мечтала когда-то, и даже превзошел самые смелые ее ожидания. – Ни капельки! – повторила она и выпила еще шампанского, хотя Елена, дочь князя, посмотрела на нее с явным осуждением. Зое хотелось веселиться всю ночь и рассказать им все закулисные истории: ей надо было выговориться.

– Это было волшебно, – сказал князь.

Зое льстили слова этого сдержанного, серьезного и немолодого человека: чем-то он неуловимо напоминал ей отца… Как бы ей хотелось, чтобы отец видел ее сегодняшний успех!.. Конечно, он негодовал бы, но тайно, в самой глубине души, гордился бы ею… И Николай тоже… Со слезами на глазах она поставила бокал на стол и подошла к открытому в сад окну. «Как вы прелестны сегодня», – услышала она шепот князя, повернула к нему голову, и он заметил ее слезы. Его неодолимо влекло к ней, к ее сильному, гибкому юному телу, и, должно быть, желание отразилось в его глазах, потому что Зоя отступила на шаг. Князь был старше отца, и ее неприятно поразило изменившееся выражение его лица.

– Благодарю вас, – спокойно ответила она, испытывая внезапную грусть: в каком тупике они все оказались, как жаждут любви, которая, быть может, хотя бы отдаленно напомнит им навсегда исчезнувший мир!.. В Петербурге он мог бы и не заметить ее или не обратить особенного внимания, но здесь… здесь оба они принадлежали прошлому, цеплялись за него.

И для Марковского Зоя была не просто хорошенькой девушкой, а частью былого, способом воплотить его в настоящее. Обо всем этом ей хотелось сказать Елене, чопорно и сухо простившейся с нею.

Раздеваясь и ожидая, когда вернется из ванной комнаты бабушка, она опять задумалась о князе.

– Как мило, что князь Владимир принес шампанского, – сказала Евгения Петровна, причесываясь на ночь. В полутьме лицо ее казалось совсем молодым и таким же прекрасным, как много лет назад. Глаза их встретились в зеркале. Интересно, заметила ли бабушка те явные и не очень скромные знаки внимания, которые оказывал ей князь, задерживая ее руку в своей, слишком нежно целуя ее при прощании?

– Эта Елена всегда такая печальная? – спросила Зоя.

– Мне помнится, она и в детстве была угрюмой девочкой – этакой букой, – кивнула бабушка, кладя на подзеркальник щетку. – Братья были много интересней, походили на Владимира, особенно старший, тот, кто сватался к Татьяне. Владимир тоже очень хорош собой, как по-твоему?

Зоя отвернулась, но сейчас же вновь прямо взглянула на Евгению Петровну:

– Мне кажется, бабушка, я ему… нравлюсь, слишком нравлюсь.

– Как прикажешь тебя понимать? – нахмурилась бабушка.

– Я хочу сказать, – Зоя совсем по-детски залилась краской, – он… он брал меня за руку… А может быть, все это глупости… и просто мне показалось…

– Ты красива, Зоя, и, наверно, пробудила в его душе какие-то воспоминания… Знаешь, они с Константином в юности были очень близки, а он был сильно увлечен твоей мамой… Не принимай это слишком всерьез. Он так внимателен к нам. С его стороны было очень любезно зайти поздравить тебя с дебютом. Он просто хорошо воспитан, дитя мое, и учтив.

– Возможно, – ответила Зоя, явно не желая продолжать этот разговор.

Они погасили свет и легли на кровать – слишком узкую для двоих. Лежа в темноте, Зоя слышала, как храпит за стеной Федор, и, вспоминая о волшебном дне, прожитом ею, стала погружаться в сон.

Однако уже на следующее утро ей пришлось убедиться, что дело было не в учтивости князя Марковского. Когда она, спеша на репетицию, сбежала по лестнице, он ждал ее внизу.

– Вы позволите вас подвезти? – спросил он, протягивая удивленной его появлением Зое цветы.

– Нет, не стоит… мне не хочется вас затруднять… – Зое хотелось пробежаться до театра, под взглядом князя она чувствовала себя неловко. – Спасибо.

Я пойду пешком.

Погода была прекрасная, Зоя радовалась, что опять будет репетировать с дягилевской труппой, и ей ни с кем не хотелось делить эту радость – и уж меньше всего с красивым седовласым князем, галантно протягивавшим ей розы, белые розы. От этого ей стало грустно – весной Маша всегда дарила ей такие. Но он этого, разумеется, знать не мог. Он и вообще ничего не знал о ней – он ведь дружил с ее родителями. Она вдруг заметила, что пиджак его заштопан, а воротник сорочки сильно потерт, и почему-то сильно огорчилась. Да, как и все остальные, князь бросил в России все, а унес ноги, немного бриллиантов и ту самую икону, которую подарил им.

– Вы заглянете к бабушке? Она будет вам очень рада, – любезно сказала Зоя, но Марковский посмотрел на нее с обидой:

– Вы, стало быть, записываете меня в друзья к Евгении Петровне? – Зоя не произнесла «да», но слово это подразумевалось. – Вы, Зоя Константиновна, верно, считаете меня древним старцем?

– Я?.. Нет… Ну что вы… – залепетала Зоя. – Простите… Я опаздываю…

– Вот я и предлагаю вас подвезти, а дорогой поговорим.

Зоя заколебалась, но времени у нее и впрямь оставалось в обрез. Князь распахнул перед нею дверцу, Зоя забралась на переднее сиденье, положив рядом белые розы. Как это мило с его стороны, хотя такой букет стоит порядочных денег… Немудрено, что Елена сердится…

– Как поживает ваша дочь? – спросила она, избегая его взгляда. – Вчера вечером мне показалось, что она грустит.

– Ей плохо здесь, – вздохнул Марковский. – Да и кому из нас хорошо? Перемены произошли столь разительные и внезапные, что никто не успел подготовиться… – Произнеся эти слова, он вдруг свободной рукой дотронулся до руки Зои:

– Дорогая моя, как вы считаете: я слишком стар для вас?

Зоя осторожно выпростала руку из-под его ладони.

– Вы были другом моего отца, – прерывающимся голосом сказала она, печально взглянув на князя. – Нам всем здесь очень трудно, мы все цепляемся за свое прошлое, за прежнюю жизнь, которой больше нет…

Думаю, я для вас – всего лишь часть этой жизни…

– Вы правда так думаете? – улыбнулся он. – А вам говорили, Зоя, что вы обворожительны?

Зоя вспыхнула до корней волос.

– Благодарю вас… Но ведь я моложе, чем ваша дочь…

Я уверена, она будет очень огорчена… – Вот и все, что пришло ей в голову в эту минуту. Она не могла дождаться, когда они наконец доедут до Шатле.

– У Елены – своя жизнь. У меня – своя. Мне бы очень хотелось как-нибудь пообедать с вами – у «Максима», например. – Все это было настоящим безумством: шампанское… розы… самый дорогой парижский ресторан. Они жили впроголодь, князь работал таксистом, она танцевала в балете: как мог он тратить те жалкие крохи, которые зарабатывал, на подобные роскошества?! У Зои язык не поворачивался сказать ему, что князь Владимир Марковский безнадежно стар для нее.

– Мне кажется, бабушка не… – начала было она, виновато глядя на него, но он все же обиделся:

– Вам лучше проводить время, Зоя Константиновна, с человеком вашего круга, чем с каким-нибудь юным болваном…

– Да у меня просто нет времени, князь. Если со мной заключат постоянный контракт, мне придется работать день и ночь, чтобы соответствовать требованиям Дягилева.

– Время найти можно всегда. Было бы желание.

Вот, скажем, сегодня вечером я мог бы заехать за вами в театр… – дрогнувшим голосом сказал князь, глядя на нее с надеждой.

Но она виновато покачала головой:

– Нет… Я не… Я не смогу сегодня… Правда. – Тут она с облегчением увидела впереди здание Шатле. – Прошу вас, князь. Не ждите меня. Я хочу только одного – забыть все, что было прежде. Время вспять не повернешь. Не надо… ничего этого не надо. Так будет лучше для нас обоих.

Князь промолчал. Зоя выскочила из автомобиля и побежала к подъезду. Букет белых роз остался лежать на сиденье.

Глава 12

– Тебя привез Владимир? – с улыбкой спросила Евгения Петровна, когда Зоя вернулась домой и со стесненным сердцем заметила в вазе на столе белые розы.

– Нет. Один из наших танцовщиков. – Усевшись, она с блаженной улыбкой вытянула ноги. – Устала… – Но усталость ничего не значила: балет возродил ее к жизни.

– А он сказал, что заедет за тобой и доставит домой, – нахмурилась бабушка. Князь привез ей сегодня свежего хлеба и банку джема. Ее трогала его забота, и на душе становилось спокойней, когда она знала, что Зоя – с ним.

– Бабушка… – медленно, подбирая слова, произнесла Зоя. – Я… не хочу, чтобы он… возил меня.

– Почему? С ним ты в безопасности…

Сегодня днем, когда Владимир Марковский принес ей оставленные Зоей розы, он наговорил ей такого, что боль за внучку, танцующую в балете, с новой силой полоснула ее по сердцу. Но она знала, что остановить Зою уже не удастся. Кто-то из них должен работать и зарабатывать. Она – не могла. Оставалась Зоя.

Евгения Петровна мечтала, что подвернутся частные уроки. А сегодня князь предложил взять Зою под свое крыло, как он выразился. Может быть, в этом случае она оставит балет?.. Князь предстал перед бабушкой в новом свете – как герой и спаситель.

– Бабушка… Мне кажется, у него другое на уме.

– Он порядочный человек, Зоя. И друг твоего покойного отца, он безупречно воспитан… – продолжала бабушка, до поры придерживая под полой понравившееся ей предложение Владимира.

– Вот именно! Друг папы, но никак не мой! И ему, наверно, лет шестьдесят!

– Он – русский князь, Зоя, и в родстве с царствующей фамилией.

– Неужели этого достаточно? – Рассердившись, Зоя порывисто поднялась. – Ведь он годится мне в деды! Тебя это не смущает?

– Он не причинит тебе никакого вреда… Должен ведь кто-то опекать тебя. Не забывай – мне восемьдесят два года. Я не вечна. – В глубине души она желала, чтобы внучка ее попала в надежные руки князя: в конце концов, его она знала по Петербургу, и взгляды их на жизнь во многом были схожи. Кто еще в Париже мог понять, какую жизнь они вели в России?

Она умоляюще взглянула на Зою, но та ничего не замечала.

– Вы хотите, может быть, чтобы я вышла за него замуж? Говорите уж прямо! – Слезы брызнули у нее из глаз при одной мысли об этом. – Он старик, как вы этого не понимаете?!

– Он будет заботиться о тебе. Вспомни, как он опекал нас, когда мы приехали сюда.

– Я больше не могу этого слышать! – Зоя выскочила из комнаты, вбежала в спальню и, повалившись на кровать, заплакала от сознания собственной беспомощности. Неужели тем все и кончится? Неужели ей придется выйти за него потому только, что он – древнего княжеского рода? Ведь Марковский в три раза ее старше… При одной этой мысли ей делалось дурно, и воспоминания об исчезнувшей жизни и о друзьях терзали ее с новой силой.

– Ну-ну… будет. Перестань плакать, дитя мое. – Евгения Петровна, присев рядом, нежно погладила ее по голове. – Я же не собираюсь делать что-либо против твоей воли. И принуждать тебя не стану… Но меня тревожит твоя судьба, Зоя. Я стара, да и Федор далеко не молод. Кто будет заботиться о тебе, когда нас не станет?

– Мне восемнадцать лет! – уткнувшись лицом в подушку, всхлипывала Зоя. – Ни за кого не хочу выходить замуж, а за него – и подавно… – Все в князе отталкивало ее, а мысль о том, что придется жить под одной крышей с Еленой, доводила до исступления.

Она хотела только одного – танцевать, и надеялась, что сумеет этим обеспечить и себя, и бабушку с Федором. Если она выйдет замуж за нелюбимого, то потеряет к себе всякое уважение. Нет, лучше работать день и ночь, делать все, что угодно.

– Ну, хорошо, хорошо, только не плачь. – Евгения Петровна, думая о жестокости судьбы, сама готова была разрыдаться. Быть может, Зоя и права… Конечно, князь Марковский слишком стар для ее внучки, но зато он принадлежит к их кругу, а это очень важно…

Что ж поделать: даст бог, появятся другие женихи, помоложе… Зоя сама встретит и полюбит достойного и порядочного человека. Даст бог… Только на него и на эту счастливую встречу и оставалось ей уповать. Правда, было еще немного драгоценностей, спрятанных под матрацем их кровати, – кучка бриллиантов и изумрудов, длинная нитка великолепного жемчуга и пасхальное яйцо, подарок императрицы… Нет, не о таком будущем для своей внучки мечтала она. – Довольно плакать! Вытри слезы и пойдем погуляем.

– Не пойду. – Зоя глубже зарылась лицом в подушку. – Он наверняка ждет нас внизу…

– Что за глупости! – Евгения Петровна улыбнулась: Зоя, в сущности, оставалась ребенком, хоть и стремительно повзрослела за эти два месяца. – Не станет человек с такими безупречными манерами околачиваться у твоего подъезда.

Зоя перевернулась на спину: она была поразительно красива сейчас.

– Простите меня, бабушка… Я не хотела вас огорчать… А о себе и о вас, и о Федоре позабочусь я.

– Я не хочу, чтобы ты работала на нас, дитя мое.

Все должно быть иначе: должен появиться человек, который будет опекать и оберегать тебя.

– Сейчас не то время, все переменилось, бабушка. – Зоя приподнялась на кровати и застенчиво улыбнулась. – А может быть, я стану великой балериной!

– Можно и впрямь подумать, что тебе нравится скакать по сцене.

– Я обожаю балет, бабушка!

– Знаю, знаю! И ты талантливая у меня. Но нельзя же всю жизнь только танцевать. Да, сейчас тебе приходится этим заниматься. Но наступит день, и все опять переменится. – В ее голосе звучало не столько обещание, сколько надежда, и Зоя, вскочив с кровати, подумала вдруг, что не хочет, чтобы надежда эта сбылась. Она любила балет сильней, чем думала и могла понять бабушка, и танцевала не только ради куска хлеба.

Они вышли из дому и медленно пошли к Пале-Роялю, разглядывая лавочки, примостившиеся под его арками. Зоя невольно ощутила душевный трепет.

Париж был прекрасен, парижане ей нравились. Жизнь не так ужасна. Она чувствовала себя юной и счастливой – слишком юной, чтобы тратить время, принимая ухаживания князя Марковского.

Глава 13

Весь июнь Зоя танцевала в дягилевском балете и была так увлечена своей работой, что даже не знала о творящихся в мире событиях. И вход в Париж американских войск под командованием генерала Першинга был для нее полной неожиданностью. Колонна американцев строем прошла к площади Согласия. Париж сошел с ума от восторга: люди кричали, размахивали руками, засыпали солдат цветами с криками «Vive 1'Amerique!»[2]2
  «Да здравствует Америка!» (фр.).


[Закрыть]
. Зоя с трудом пробралась сквозь толчею домой и стала рассказывать бабушке об увиденном:

– ..Их тысячи, тысячи!..

– Тогда, может быть, они смогут завершить войну поскорее, – отвечала та. Евгения Петровна, измученная ночными бомбежками, лелеяла тайную надежду, что скорое окончание войны изменит положение в России и они смогут вернуться на родину. Впрочем, надежду эту разделяли с нею очень немногие.

– Хотите – пойдем посмотрим? – сияя глазами, спросила Зоя.

Ликование парижан и вид молодцеватых, краснощеких, крепких солдат в хаки радовали ее и вселяли уверенность в будущем, хотя бабушка только скептически покачивала головой.

– Знаешь, дитя мое, я не люблю солдат на улицах. – Воспоминания о петроградском феврале были еще свежи. – Держись от них подальше, а лучше вообще сиди дома. Настроение толпы может измениться в минуту: сейчас ликуют, а потом идут убивать.

Но, судя по всему, она ошибалась. Все были счастливы, а в театре даже отменили репетиции. Впервые за месяц у Зои выдалось свободное время: она могла поспать подольше, остаться в постели с книгой, погулять, посидеть у камина… Вечером она написала Мари очередное письмо, рассказывая о вступлении в Париж генерала Першинга и о своих успехах на сцене. Ей было о чем написать, хотя об ухаживании князя Марковского она даже не упомянула, зная, что подругу обескуражит посредничество бабушки. Но теперь все это было в прошлом: князь понял, что ему отказано, и, хотя по-прежнему привозил Евгении Петровне свежий хлеб, Зою больше не караулил возле театра.

Зоя водила пером по бумаге, а Сава, мирно посапывая, спала у нее на коленях. «…Она – вылитый Джой, и, когда она вбегает в комнату, я сразу же вспоминаю Царское и тот день, когда ты мне ее подарила. Впрочем, никакие напоминания мне не нужны – я и так не забываю тебя ни на минуту. Мне так дико, что мы в Париже, а ты – дома, и этим летом мы не поедем вместе в Ливадию. Та смешная фотография всегда лежит у моего изголовья».

Зоя неизменно смотрела на нее, перед тем как заснуть. Она бережно хранила и фотографию Ольги с наследником на коленях – Алексею было тогда года три-четыре, – и снимок Николая и Александры. Неделю назад она получила отправленное доктором Боткиным письмо от Мари: та писала, что у них все обстоит благополучно, их по-прежнему держат под домашним арестом, но в сентябре обещают отправить в Ливадию, сама она давно поправилась и просит прощения за то, что заразила Зою корью… Читая, Зоя улыбалась сквозь слезы.

В тот день должен был состояться спектакль «Петрушка» для генерала Першинга и его штаба, и Зою срочно вызвали в театр. Бабушку, как и следовало ожидать, эта новость не очень обрадовала: танцевать перед солдатней – это уже предел падения. Но, наученная горьким опытом, она даже не стала отговаривать внучку.

– Я хочу, чтобы Федор сегодня встретил тебя после театра, – сказала Евгения Петровна.

– Какие глупости, бабушка, со мной ничего не случится. Американские генералы ничем не отличаются от русских. Они достаточно благовоспитанны, чтобы не лезть на сцену и не хватать балерин в охапку, – сказала Зоя. В этот вечер заглавную партию танцевал Нижинский, и она сама не верила своему счастью: оказаться партнершей великого артиста – об этом можно было только мечтать. – Все будет хорошо, обещаю вам.

– Одну я тебя не пущу. Или Федор, или князь Владимир – выбирай. – Она-то отлично знала, кого выберет себе в провожатые Зоя, и в глубине души жалела, что не проявила в том памятном разговоре должной настойчивости. Впрочем, князь действительно не подходил Зое по возрасту.

– Ну, хорошо. Я пойду с Федором. Воображаю, как он будет томиться за кулисами от скуки.

– Ради тебя, дитя мое, он готов и не на такое. – Федор был фанатично предан им, и она знала: Зоя будет в полной безопасности, пока он рядом.

Зоя решила согласиться, чтобы успокоить бабушку.

– Только скажи ему, чтобы не вылез ненароком на сцену.

– Не бойся, не вылезет.

Взяв такси, они поехали в «Гранд опера». Зою сразу же подхватила и завертела царившая в театре суета: шла подготовка к приезду генерала Першинга и его штаба. Зоя знала, что и «Опера комик», и «Комеди Франсез» давали спектакли в честь генерала – Париж раскрывал ему объятия.

В этот вечер она танцевала как никогда. Присутствие Нижинского окрыляло ее. Сам Дягилев сказал ей в антракте несколько одобрительных слов. Она была в таком упоении и так полно отдавалась танцу, что и не заметила, как подошел к концу спектакль и опустился занавес. Ей бы хотелось, чтобы этот вечер продолжался бесконечно. Выйдя на поклоны, она потом вместе с остальными балеринами ушла переодеваться и разгримировываться. Еще очень не скоро она станет примой и получит отдельную уборную, но ее это мало беспокоило. Она мечтала танцевать в балете, и мечта ее осуществилась, а остальное не имело значения. И, медленно развязывая ленты на атласных пуантах, Зоя была горда собой. И даже стертые в кровь пальцы показались ей слишком ничтожной платой за ту радость, которую она испытала сегодня. А про генерала Першинга она и не вспоминала: танец занимал все ее мысли и чувства… И потому удивилась, услышав слова вошедшего в комнату репетитора:

– Вы все приглашены на прием к генералу Першингу. Вас отвезут туда на армейских грузовиках. – С горделивой любовью репетитор оглядела своих питомиц: они поработали на славу. – Всем шампанского! – добавила она с улыбкой, и сразу вся уборная заполнилась говором и смехом.

С появлением американцев Париж ожил: бесконечной чередой шли празднества, званые вечера, спектакли, приемы… И тут Зоя вспомнила, что ее ждет Федор. Ей до смерти хотелось вместе со всеми отправиться на прием, несмотря на все бабушкины страхи.

Она выскользнула из уборной и у двери, ведущей на сцену, увидела Федора, стоявшего там с несчастным видом. Он выглядел необыкновенно нелепо в окружении мужчин в трико и женщин в балетных пачках.

Толпа полуодетых, ярко накрашенных людей явно приводила его в смятение.

– Федор, я должна вместе со всеми поехать на прием… – сказала она, – а тебя взять с собой не могу. Ты поезжай к бабушке, а я вернусь домой сама – как только сумею.

– Нет, барышня, – покачал головой он. – Я обещал Евгении Петровне, что привезу вас домой.

– Но ты же не можешь идти к генералу! – воскликнула Зоя. – Со мной ничего не случится!

– Евгения Петровна будут гневаться.

– Ничего. Я ей сама все объясню.

– Нет, барышня, я уж вас дождусь. – Федор говорил так непреклонно, что Зое захотелось заплакать с досады. Ей совершенно не нужен был провожатый – этакая бородатая дуэнья. Она хотела быть как все: она уже взрослая, ей восемнадцать лет… А вдруг – если ей повезет – с нею заговорит сам Нижинский?.. Или Сергей Павлович захочет продолжить беседу?.. Эти люди интересовали ее больше, чем офицеры-американцы.

Но прежде надо было уговорить Федора не ждать ее, а вернуться домой. В конце концов ей это удалось, и старый слуга согласился оставить ее, хоть и продолжал твердить, что Евгения Петровна «будут очень недовольны».

– Говорю тебе, я ей все сама объясню!

– Ладно, барышня, – вздохнул Федор, поклонился и побрел к выходу.

– С кем это т л, Зоя? – спросила ее какая-то балерина.

– Да так, старый знакомый нашей семьи.

Зоя улыбнулась. Никто в театре не знал, как она живет, никому не было до этого дела, никто не расспрашивал, какими путями пришла она в труппу.

Здесь людей не интересовало ничего, кроме балета…

Федор, стоявший возле нее как на карауле, был нелеп, и она с облегчением вздохнула, когда его массивная фигура скрылась из виду. Теперь можно было со спокойной душой переодеваться для приема.

Артисты в прекрасном настроении, еще немного подогретом шампанским, разместились по автомобилям и, распевая старые русские песни, пересекли мост Александра III. У дома, где остановился Першинг, песни после неоднократных просьб смолкли.

Но генерал – высокий, стройный, в полной парадной форме встречавший гостей в отделанном мрамором вестибюле, – казался человеком приветливым и добродушным. Сердце Зои сжалось – особняк, занимаемый Першингом, напомнил ей дворцы Санкт-Петербурга: мраморный пол, колонны, широкая лестница были словно из той, прежней жизни, которая еще не успела изгладиться из ее памяти.

Гостей проводили в бальную залу с зеркальными стенами и мраморным камином в стиле Людовика XV.

Зоя вновь почувствовала себя совсем юной, когда рассевшийся по местам военный оркестр заиграл медленный вальс. Гостей стали обносить шампанским.

Зоя едва не разрыдалась от нахлынувших чувств и поспешила выйти в примыкавший к залу сад.

Там она молча остановилась возле статуи Родена, жалея, что приехала сюда, как вдруг за спиной у нее в теплом вечернем воздухе мягко прозвучал незнакомый голос:

– Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен, мадемуазель? – Это, несомненно, был американец, хотя говорил он на безукоризненном французском языке.

Обернувшись, Зоя увидела высокого привлекательного мужчину с седеющей головой и блестящими синими глазами. Первое, что мелькнуло у нее в голове:

«Он – добрый». Офицер посмотрел на нее с безмолвным вопросом, когда она покачала головой, а потом спросил, заметив, очевидно, еще не высохшие слезы у нее на глазах:

– Что-нибудь случилось?

Зоя все так же молча покачала головой и поспешно вытерла глаза. На ней было простое белое платье, подаренное в прошлом году императрицей, – едва ли не единственное из тех, что они успели взять с собой.

Оно очень шло ей. Что она могла объяснить этому американцу? Уж лучше бы он ушел, оставив ее наедине с воспоминаниями. Однако офицер неотрывно смотрел ей в глаза и даже не думал уходить.

– Здесь так хорошо… – сумела она выдавить из себя и сейчас же подумала о своей убогой квартирке возле Пале-Рояль, о том, как переменилась ее жизнь, как не соответствует она этому роскошному особняку.

– Вы, должно быть, из труппы русского балета?

– Да, – улыбнулась она, надеясь, что он забудет про ее слезы. Из зала долетали звуки вальса, и она с гордостью произнесла, думая, что ей все-таки очень и очень повезло:

– Правда, Нижинский был сегодня великолепен?

Смущенно улыбнувшись, американец подошел чуть ближе, и Зоя заметила, как он высок ростом и хорош собой.

– Знаете, я не… слишком разбираюсь в балете. Нам просто было приказано явиться сегодня вечером на спектакль.

– Ах, вот как?! – рассмеялась Зоя. – И вы, должно быть, измучились?

– Да. Я очень страдал и еще минуту назад чувствовал себя самым несчастным человеком на свете. Не хотите ли бокал шампанского?

– Чуть попозже. Мне не хочется уходить отсюда, здесь так хорошо. А вы тоже живете в этом особняке?

– Нет, – покачал он головой. – Нас разместили в доме на рю дю Бак. Это, конечно, не такой дворец, но там удобно. И это совсем рядом.

Офицер не отрывал от нее глаз, произнося эти слова. В каждом движении Зои сквозило изящество – не грациозность танцовщицы, а почти царственное величие, – но улыбка была невыразимо печальна.

– Вы служите в штабе генерала Першинга?

– Да, – отвечал он, не уточняя, что был одним из его адъютантов. – Вы давно на сцене? – спросил он и тотчас спохватился, что вопрос его, адресованный совсем юной девушке, звучит странно.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю