Текст книги "Возвращение"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Телефон в отделе универмага отозвался быстро, я попросила позвать Пег, и через полминуты она взяла трубку.
– Пег? Это я. – Если во время разговора с Энгусом я держалась как настоящая нью-йоркская львица, то с Пег живо превратилась в школьницу.
– Ах ты паршивка! Джиллиан! Какого черта ты делаешь в городе? Давно пришлепала?
– Недавно. Вчера вечером.
– Где бросила кости?
– Слушай, ты не поверишь, но в «Ридженси».
– Кончай заливать. Неужто правда? Разбогатела, что ли, на западе? Я думала, золотая лихорадка давно кончилась.
– Хватит, Пег… Разбогатела. Только не так, как ты думаешь. – Я вспомнила о Крисе и сразу помрачнела.
– Эй, Джилл, у тебя все в порядке?
– Ага. Нормально. Как у тебя?
– Жива покуда. Когда я тебя увижу? А моя подружка Сэм с тобой?
– Куда она денется? Приезжай когда хочешь. В этом чертовом городе я чувствую себя чужой и не знаю, с чего начать. Но я на коне.
– В «Ридженси», кто бы мог подумать… Слушай, еще секунду… Скажи честно: вы насовсем или только на время?
– Кто его знает… Скорее всего насовсем.
– Значит, твой роман накрылся?
– Не знаю, Пег. Думаю, да, но толком не знаю. Это длинная история. Приедешь, расскажу.
Ты меня чертовски расстроила. Но я ни чуточки не удивилась. После того как ты застала его с той девкой… – Я совсем забыла, что с горя обо всем написала ей.
– Ну, это пустяки…
– Значит, что-то новенькое? О боже! Мне бы и этого выше крыши… Бедная старушка Джилл, ты никогда не научишься уму-разуму! Ладно, расскажешь все при встрече. Может, сегодня вечером?
– Вечером? Конечно. Почему бы и нет?
– Не слышу энтузиазма. Ну и черт с тобой. Приду в отель после работы, тяпнем как следует. Соскучилась по твоей громадной девице. Я так рада, что ты вернулась, Джилл!
– Спасибо, Пег. Тогда до вечера.
– Ага. Кстати, не забудь одеться поприличнее. Я поведу тебя обедать в «Двадцать одно».
– Да ты что?
– Что слышала. Отпразднуем твое возвращение.
– Может, лучше у меня в номере?
– Не болтай зря. – С этими словами она повесила трубку, и я улыбнулась. А все же неплохо вернуться домой! Время, проведенное с Крисом, начало казаться мигом. Ничего особенного не случилось. Я снова в Нью-Йорке, городе своей юности. Появилась надежда на скорую работу. Вечером я буду обедать в «Двадцать одном». Похоже на то, что Нью-Йорк и вправду улыбается мне. Неужели все выйдет так, как я загадала?
Глава 15
Пег заказала столик в баре знаменитого клуба «Двадцать одно». В зал нас провел метрдотель, казалось, хорошо знакомый с Пег.
– Ну что ж, после моего отъезда ты научилась выбирать рестораны. Большой прогресс.
– За ценой не постоим. – Она таинственно улыбнулась и заказала по двойному мартини. Это тоже было что-то новенькое.
Свидание Пег с Самантой прошло так же буйно и весело, как и наша встреча. Моя дорогая подружка выглядела лучше прежнего, а язык у нее стал еще острее. Она чуть не задушила Сэм в объятиях, не забыв покрыть меня вдоль и поперек, пока мы толкались, пихались и хохотали. Как же я была рада ее видеть!
Она принялась потягивать мартини, а я в это время оглядела ресторан и поразилась количеству изысканной публики. Сливки общества. Казалось, сюда съехались обедать все нью-йоркские толстосумы. И я заодно.
В Сан-Франциско народ признавал лишь два стиля: остро-хипповый и костюм биржевого маклера 50-х годов. Женщины были консервативны и все еще носили шерстяные платья пастельных цветов без рукавов, длиной по колено, шляпы, перчатки и все прочее. Но Нью-Йорк просто ошеломлял обилием нарядов. Бросающие в дрожь, спокойно-элегантные, невыразимо шикарные – глаза разбегались от разнообразия фасонов, цветов и стилей. Когда такси по дороге из аэропорта остановилось у «Йеллоуфингера», я с первого взгляда заметила, что в Нью-Йорке одеваются вызывающе. Да еще как!
Соседний столик занимала компания «коренных ньюйоркцев» – увешанных бриллиантами, одетых в богатые шелка и атлас, с прическами только что от парикмахера и таким маникюром, при взгляде на который хотелось отрубить себе пальцы. Вокруг сидели главным образом пятидесятилетние мужчины в сопровождении поразительно красивых манекенщиц, изящных, как статуэтки, с тщательно накрашенными глазами и короткими прическами. Неужели короткие волосы снова вошли в моду? В Калифорнии по-прежнему носили длинное и прямое, но в Нью-Йорке все естественное считалось смешным и говорило о том, что человек не следит за своей внешностью.
В зале было довольно темно. Скатерти были так накрахмалены, что стояли колом. Над головой висело множество моделей самолетов и автомобилей. Стоило поднять глаза, чтобы убедиться, что вы находитесь именно в ресторане «Двадцать одно». Позвякивание серебряных приборов, прекрасного фарфора и тонкого хрусталя сливалось с приглушенным шумом голосов. В зале царило оживление.
– Эй, деревенщина, на что уставилась? – посмеиваясь, спросила наблюдавшая за мной Пег.
– Да на все сразу. Я почти забыла, как выглядит Нью-Йорк. Странное чувство. Похоже, придется взять себя в руки и учиться всему заново.
– Не прибедняйся. Ничего ты не забыла. – Я надела белое шерстяное платье, украшенное жемчугами бывшей свекрови, и собрала волосы в плотный пучок на затылке. – Парень справа не сводит с тебя глаз и ерзает, как на угольях. Так что выглядишь ты вполне пристойно.
– Спасибо… Засранкаты.
Миссис Форрестер, как вы выражаетесь в обществе! Фу! С вами стыдно показаться в приличном месте…
– Заткнись! – Я фыркнула в бокал с «Дюбонне».
– Не раньше чем услышу, что привело тебя в Нью-Йорк. Я нюхом чую, здесь что-то не так!
– Подожди, Пег… – Я отвела глаза и посмотрела на соседние столики. Не хотелось говорить о Крисе. Слишком замечательным был этот вечер.
– Вот теперь я в этом уверена. Ну что, мышка, расскажешь сразу или сначала поиграешь в молчанку?
– Да не о чем рассказывать.
– Так я и поверила! Разве мама не читала тебе сказку про Пиноккио? Посмотри-ка на свой нос. Он вытягивается… вытягивается… вытягивается…
– Пег Ричарде, какая ты зануда! Я просто вернулась, вот и все.
– Обижаешь. Я думала, мы подруги.
– Мы и есть подруги, – хрипло ответила я и принялась за второй бокал.
– О'кей, посмотрим. Что будешь есть?
– Что-нибудь полегче.
– Ты больна? – Взгляд Пег стал серьезным. Я приготовилась к отговоркам, но потом махнула рукой.
– Хуже. Беременна.
– Что? Твою мать! Так ты приехала, чтобы сделать аборт?
– Нет. Просто вернулась обратно.
– А как Крис? Он знает?
– Да.
– И что же?
– Я здесь.
– Он бросил тебя, Джилл? – В глазах Пег бушевал огонь. Она действительно была верной подругой.
– Нет, мы просто решили, что это лучший выход.
– Мы? Или он? На тебя это не похоже.
– Не важно, Пег. Он хочет сохранить свободу, и я его понимаю. Он не готов. Так будет лучше. – Но Пег это нисколько не убедило. Меня, впрочем, тоже.
– Ты выжила из ума. Будешь рожать, Джилл?
– Да.
– Почему?
– Потому что люблю его и хочу от него ребенка.
– Это чертовски важный шаг. Надеюсь, ты понимаешь, на что идешь. – Пег выглядела так, словно на нее вылили ушат холодной воды.
– Думаю, что да.
– Не выпить ли нам еще? Ты как хочешь, а мне это просто необходимо. – Она посмотрела на меня и грустно улыбнулась. Я покачала головой.
– Слушай, давай не будем портить себе вечер. Все отлично, я чувствую себя нормально и знаю, что делаю. Честно, Пег. Так что успокойся.
– Легко сказать… Заварила кашу, а расхлебывать мне. С матери взятки гладки. Мне же предстоит стать крестной. Знаешь, какое это ответственное дело? – Я засмеялась, и Пег торжественно приподняла бокал. – За тебя, чокнутая. Сукина дочь. Не ожидала от тебя такой прыти. Куда девалось твое пуританское воспитание?
Вволю посмеявшись, мы заказали обед. Тема эта больше не затрагивалась, но по лицу Пег было видно, что она переваривает новость и что настоящий разговор еще впереди. Подозрительно быстро она от меня отстала. Она не успокоится до тех пор, пока не почувствует, что до конца исполнила свой долг передо мной. Пег еще даст мне прикурить. Наверное, она думает, что мне еще трудно говорить об этом. Может, это и правда…
Мы просидели в баре до одиннадцати и уже собирались рассчитаться, когда около нашего столика остановился высокий симпатичный мужчина.
– Привет, Пег. Можно угостить вас обеих? – Он обращался к ней, но смотрел почему-то на меня.
– Привет, Мэт. Что ты здесь делаешь?
– Я мог бы спросить то же самое у тебя.
– Ах извини. Это Джиллиан Форрестер. Мэтью Хинтон.
– Добрый вечер. – Мы пожали друг другу руки, и Пег почему-то приняла довольный вид.
– Так как насчет выпивки, дамы? – Я хотела отказаться, но Пег свирепо посмотрела на меня и приняла предложение.
Мы проболтали с ним еще полчаса. Он оказался юристом, работал на Уолл-стрит и посещал тот же теннисный клуб, что и Пег. Мэту было тридцать с небольшим. Он был весел, приятен в общении, но, на мой вкус, немного слащав. Когда он смотрел в мою сторону, я чувствовала себя куском мяса, к которому прицениваются. Это всегда приводило меня в бешенство.
– А не зайти ли нам к «Рэффлу»? Выпьем, потанцуем…
На этот раз я опередила Пег:
– Спасибо, но не могу. Я только что вернулась из Калифорнии и не успела выспаться.
– Мэт, это моя лучшая подруга, но она ужасная зануда. Обожает портить людям настроение.
– Поезжай, Пег. А я возьму такси и отправлюсь домой.
– Нет уж, тогда я тоже не поеду. Извини, Мэт. Он трагически закатил глаза, развел руками, и мы расплатились по счетам. Вернее, платили он и Пег, а я при сем присутствовала. Конечно, Пег сама пригласила меня в ресторан, но было страшно подумать, во что ей обошелся этот обед.
Мэт предложил подвезти нас, и Пег согласилась. Через несколько минут мы были у «Риджен-си». Похоже, на Мэта это произвело впечатление. Я чмокнула Пег в щеку, поблагодарила за обед и постаралась не дать ей раскрыть рта. Все равно ничего хорошего я бы не услышала. Мэт терпеливо ждал на тротуаре, как сторож.
– Он тебе нравится? – шепнула на ухо Пег, пока я высвобождалась из ее объятий.
– Побойся бога! Опять сводничаешь? Но за обед все равно спасибо, – таким же хриплым шепотом ответила я, сурово глядя на подругу. Однако она промолчала. Плохой признак. Неужели они с Мэтом будут по дороге составлять план, как завоевать мое сердце?
– Спокойной ночи, Мэт. Спасибо, что подвезли. – Я холодно пожала ему руку и, помахав Пег, направилась к вращающейся двери отеля.
– Джиллиан! – окликнул Мэт.
– Да?
Он шагнул в мою сторону.
– Я завтра позвоню вам.
– Ox… – Но он уже садился в такси. Хлопнула дверца, машина тронулась и тут же растворилась в потоке других автомобилей.
Глава 16
На следующее утро телефон зазвонил как раз в ту минуту, когда я допивала вторую чашку кофе. Я отложила газету и рассеянно сняла трубку.
– Алло…
– Ну что, понравился он тебе?
– Пег! Как ты мне надоела… Остынь, ладно? Я ответила тебе еще вчера вечером и своего мнения за ночь не изменила.
– Какая муха тебя укусила? – раздраженно спросила она.
– Дело в том, что я все еще люблю Криса.
– Ну и люби себе. Не забыла, что он тебя бросил?
– Ладно, Пег, хватит. Давай оставим этот разговор. Вчерашний вечер был замечательный.
– Похоже на то. Но… О черт! Хорошо, Джилл, отложим. Извини. Я хочу сказать только одно: не отказывайся от приглашения Мэта. Это придаст тебе уверенности. Он славный парень. Очень общительный.
– Не сомневаюсь, но остаюсь при своем мнении.
– Ладно. Что ж, придется подыскать тебе какого-нибудь хиппи, дуреха. – Пег фыркнула, и у меня отлегло от сердца. – А я-то хотела замолвить словечко за беднягу Мэта! Ладно, тут меня торопят. Позвоню позже.
– Хорошо, Пег. До встречи!
Не успела я повесить трубку, как телефон зазвонил снова. На сей раз я знала, кто звонит. И не ошиблась.
– Джиллиан?
– Да.
– Доброе утро. Это Мэтью Хинтон. – Ну и что?
– Доброе утро. – Настроение у меня испортилось.
– Я хочу пригласить вас поужинать со мной. И есть еще кое-что… – Начало странное, но я терпеливо ждала продолжения. – Один из владельцев фирмы прислал мне два билета в оперу. Сегодня открытие сезона. Не составите компанию? – Скрепя сердце пришлось признать, что упустить такую возможность было бы глупо.
– Ух ты! С удовольствием, Мэтью. Вы меня балуете.
– Пустяки. Начало в восемь, так что поужинаем после спектакля. Я заеду за вами в семь тридцать. Согласны?
– Конечно, согласна! До встречи. И спасибо. Взглянув в зеркало, я слегка сконфузилась от мысли, что чересчур быстро приняла приглашение. Но опера… Черт побери, разве тут можно было устоять? Лучшего лекарства от тоски не придумаешь.
Мэтью появился ровно в семь тридцать и, увидев меня, испустил протяжный свист, чуть не вскруживший мне голову. Я надела кремовое атласное платье, которое выгодно подчеркивало остатки калифорнийского загара. Должна признаться, перед уходом я поглядела на себя в зеркало и осталась довольна.
Мэт тоже хорошо смотрелся. Вечерний костюм очень шел ему, а при виде маленьких сапфировых запонок мне почему-то вспомнился бывший муж. Я снова возвращалась в высшее общество, хотя бы на один вечер. И это общество отстояло от мира Криса на миллион световых лет.
Мы доехали до Линкольн-центра на такси и вышли у фонтана, струи которого взмывали высоко в небо, плавно ниспадая обратно. Небольшие группы изысканно одетых меломанов двигались в одном направлении с нами, и я почти не обращала внимания на Мэта, ослепленная яркими нарядами и лицами знаменитостей. Похоже, эта премьера была далеко не рядовым событием.
Изо всех щелей и углов выпрыгивали репортеры и, сверкая вспышками, фотографировали всех проходящих мимо. Обитателей лож узнавали безошибочно: они были одеты тщательнее прочих. В глазах рябило от бриллиантов.
– Мистер Хинтон, минутку, пожалуйста… – Мэтью обернулся налево, ища взглядом того, кто его окликнул, и я невольно посмотрела туда же. Мелькнула вспышка, и фотоаппарат запечатлел наши лица.
– Можно узнать, как зовут вашу даму? – поинтересовалась гибкая негритянка в красном платье, опуская камеру. Она достала блокнотик и с улыбкой записала мое имя. Я не верила своим глазам. Вот это цирк! Всюду царило столпотворение, зрители с трудом пробивались сквозь ряды фотографов и репортеров.
Мэтью повел меня по лестнице. Стоявший у входа в ложу пожилой капельдинер приветливо улыбнулся:
– Добрый вечер, мистер Хинтон. Ну и дела…
– Вы часто бываете в опере, Мэт?
– Раз в год, а что? – В это верилось с трудом. Давали «Лючию ди Ламмермур» с Джоан Сазерленд. От зрелища захватывало дух, а в антрактах рекой лилось шампанское, и фотографы продолжали трудиться в поте лица.
– Я заказал столик у «Рэффла», к которому тщетно приглашал вас вчера. Надеюсь, сегодня вы возражать не будете?
– Нет, не буду. Замечательно!
В ресторане с Мэтью здоровались все проходившие мимо официанты. Пег права, он ужасно общителен. Даже чересчур.
Но вечер был прекрасный, разговор шел непринужденно, а у собеседника оказалось неистощимое чувство юмора. Он заказал копченую семгу, жареную утку и суфле по-марнски. Пили мы в основном шампанское, а потом немного потанцевали под негромкую, но веселую музыку клубного оркестра. Интерьер, спланированный Сесилом Битеном, был слегка чопорен, однако толпу посетителей, сплошь принадлежавших к нью-йоркской элите, это ничуть не смущало.
Мы подъехали к «Ридженси» в час ночи. В вестибюле я пожала ему руку, поблагодарив за чудесно проведенный вечер. Все было именно так, как я и предполагала. Открытие оперного сезона, ничего особенного. Но утром выяснилось, что газетчики думали по-другому.
Телефон зазвонил в девять часов, но на этот раз я еще спала.
– Кажется, ты сказала, что никуда не пойдешь с ним…
– Что?
– Не прикидывайся глухой. – Это была Пег. – Как опера?
– Отличная опера, спасибо… – Я все еще боролась со сном. Вдруг до меня дошло – Откуда ты знаешь, что я была в опере? Мэт позвонил? – Это предположение разозлило меня. Заговор у них, что ли?
– Нет. Просто я имею привычку читать по утрам газеты.
– Кончай заливать. Просто он позвонил тебе. – Мне удалось сесть.
– Да нет же! Я держу в руках «Ежедневную женскую моду». Вот что в ней написано: «Кто стал последней любовью плейбоя Мэтью Хинтона? Конечно, миссис Джиллиан Форрестер. Вчера вечером они вдвоем присутствовали на открытии нового сезона в опере…» Так, это можно пропустить… «Они сидели в принадлежащей его отцу ложе „Q“, а потом были замечены у „Рэффла“, в частной дискотеке для высокопоставленных персон. Они пили шампанское и танцевали до рассвета».
– Ради бога! Какой рассвет, я вернулась в час ночи! – Я была ошеломлена. – «Последняя любовь плейбоя Мэтью Хинтона»? – О господи…
– Закрой рот, я еще не кончила: «Миссис Форрестер была в атласном платье кремового цвета, с открытыми плечами, очень напоминающем прошлогоднюю модель Диора. В высшей степени привлекательная молодая женщина. Так держать, Мэт!»
– Большое спасибо. Честно говоря, этому платью шесть лет, не меньше… Господи Иисусе, Пег! Это ужасно. Я просто убита.
– Держись, старушка! В «Тайме» напечатали только фотографии. Там ты выглядишь вполне пристойно. Так что, понравился он тебе?
– Конечно, нет. Черт побери, откуда я знаю? Я была рада, что иду в оперу, тем более на открытие сезона, а он держался так, будто для него это пустяк. Обыкновенный хорошо воспитанный человек. Честно говоря, мне не доставляет никакого удовольствия, что газеты треплют мое имя и называют «последней любовью плейбоя». Господи!
– Не переживай. Радоваться надо.
– Дерьмо…
– Теперь тебе волей-неволей придется показываться с ним на людях.
– Что? Чтобы газеты писали, что мы ели на обед? Не порти мне настроение, Пег. Но спасибо за предупреждение.
– Трусиха ты, Джилл. Хотя, может, ты и права. Он скучноват. Во всяком случае, это событие заслуживает, чтобы я отметила его в дневнике. Моя подруга Джиллиан Форрестер стала последней любовью плейбоя.
– Убью! – Я бросила трубку и расхохоталась. Действительно, смешно. Может, стоит послать Крису вырезки из газет?
Как только я заказала завтрак, мне принесли букет роз. На карточке было написано: «Прошу прощения за газеты. Надеюсь, вы выдержите эту бурю. В следующий раз обедаем у „Нидика“. Подписано было „Мэт“. Да уж, настоящая буря. Слишком мягко сказано… Я положила цветы на стол и сняла трубку. Наверно, снова Пег.
– Джиллиан? Вы простили меня? – Это был Мэт.
– Мне не за что вас прощать. Не прошло и двух дней, как я приехала в Нью-Йорк, а уже успела прославиться. Оказывается, вы весьма известная личность, мистер Хинтон!
– Не такая уж и известная, как это расписывает «Женская мода». Так как насчет сегодняшнего обеда?
– Будем подтверждать слухи?
– А почему бы и нет?
– Извините, Мэт, сегодня не могу. Но прошлый вечер был бесподобен.
– Не знаю, насколько это верно, но я рад, если доставил вам удовольствие. Я позвоню в конце недели, и мы вместе подумаем, как лучше морочить голову прессе. Что вы думаете о лошадях?
– В каком смысле? Как о еде или средстве передвижения?
– Как о развлечении. Предстоит конное шоу. Вам это по душе?
– Вообще-то да, но надо подумать, Мэт. У меня действительно много дел. – Я не испытывала никакого желания стать героиней романа, придуманного журналистами.
– Так и быть, деловая дама. Я позвоню вам. Желаю удачи!
Спасибо. И я вам тоже. Благодарю за розы. – Ну и ну! Не прошло и трех дней, а мне поднесли цветы, посвятили две колонки светской хроники, угостили обедом в ресторане «Двадцать одно» и в клубе Рэффла и сводили на открытие оперы. Неплохо, миссис Форрестер! Совсем неплохо.
Глава 17
Наступил четверг, на который был назначен ленч с Энгусом. Я немного тревожилась из-за работы, но не слишком. Стоял ясный, солнечный осенний день. Я чувствовала себя неплохо и находилась в хорошем расположении духа.
Я вошла в ресторан, когда часы показывали три минуты второго. Энгус уже ждал меня в баре, как всегда, холеный, ухоженный, в костюме от Билла Бласса. Волосы на макушке начинали редеть, но умелый парикмахер ловко замаскировал намечавшуюся плешь. Едва я переступила через порог, как лицо Энгуса расплылось в улыбке.
– Джиллиан! Чудесно выглядишь! Просто божественно. Замечательный загар. И прическу сменила, не правда ли, дорогая?
После сто сорок седьмого «Джиллиан, дорогая» я набралась храбрости и спросила, нельзя ли мне вернуться под священные своды «Декора», и получила отказ. Грациозный, элегантный, очаровательный отказ, сопровождавшийся лучезарной улыбкой, которая должна была подсластить пилюлю. Он ужасно сожалеет, он был бы рад, но… Ему страшно неприятно, однако… В делах застой… Я и сама не обрадовалась бы, если бы вернулась… В чем-то он был прав, но я нуждалась в работе и обратилась к нему первому. Мне бы хотелось снова оказаться сотрудником редакции, но уж если ты уходил из «Декора», то уходил навсегда. Как из монастыря или материнского лона, куда невозможно вернуться.
Тем не менее ленч прошел не без приятности. В запасе оставался Джон Темплтон, встреча с которым была назначена на следующий день. Не в пример четвергу пятница принесла с собой проливной дождь и отвратительное настроение. Я понимала, что «Жизнь женщины» – мой последний шанс.
Втиснувшись в автобус, я мечтала о второй чашке кофе, которая помогла бы мне окончательно проснуться. Со всех сторон меня окружали деловитые люди, думавшие только о своем бизнесе. Господи, скорее бы все кончилось! Нужно собраться, сделать вид, что ты ни в чем не нуждаешься, что в твои паруса дует попутный ветер, и тогда на тебя свалится работа, словно спелое яблоко на сэра Ньютона. Стоит признаться, что в чем-то нуждаешься, как тебе конец. Взгляд сразу станет безнадежным, вид болезненным, и прости-прощай, яблоко! Нужда отпугивает людей. Кому нужен бедный, голодный нищий, просящий милостыню на углу? Ты сочувствуешь ему, но брезгуешь подойти близко, потому что боишься, как бы его «болезнь» не передалась тебе. А вдруг нужда заразнее чумы? Своя рубашка ближе к телу…
В десять минут десятого я стояла у мраморного подъезда «Жизни женщины». Рядом с дверью красовались бронзовые буквы и цифры: «353 Лексингтон». Висевшие в вестибюле люстры покрывал слой пыли. Я, волнуясь, направилась ко второму из четырех лифтов, нажала на кнопку и представила себе, что через час выйду из редакции с удостоверением сотрудника в кармане.
Девять часов двенадцать минут. Третий этаж… Привратник…
– Миссис Форрестер? Присаживайтесь, пожалуйста. Секретарь мистера Темплтона сейчас выйдет.
Семь экземпляров журнала «Лайф», два выпуска «Холидей» и все последние номера «Жизни женщины» лежали на низком столике рядом с кушеткой Ногахайда, этого эпигона Миза ван дер Роэ[10]10
Миз ван дер Роэ – знаменитый американский дизайнер.
[Закрыть]. Седьмая сигарета за утро, второй приступ тошноты – короткое напоминание о беременности, влажные ладони… Наконец появляется улыбающаяся девица примерно моего возраста, по виду родом откуда-нибудь из Кливленда, и приглашает меня пройти к «мистеру» Темплтону. В сравнении с ней я начинаю чувствовать себя юной, глупой, невежественной и абсолютно никчемной. У нее ведь есть работа, а у меня – увы…
Ну же, Джиллиан, соберись! Эти три нескончаемых коридора – всего лишь дешевая попытка произвести впечатление на посетителя. После второго коридора я окончательно перестала ориентироваться в пространстве. Вот и приемная. Бежевое на бежевом, большая оранжевая пепельница на письменном столе «мисс Кливленд», еще одно кресло а-ля Миз ван дер Роэ и дверь. Дверь с большой буквы. В проеме стоял улыбающийся Джон – жилистый, нервный, энергичный и приветливый. Он втащил меня в кабинет, закрыл дверь, предложил кофе, раскурил трубку, задал несколько ничего не значащих вопросов, перечислил все достопримечательности Сан-Франциско и всячески изображал начальника-друга, радушно встречающего блудную дочь, бывшую внештатную сотрудницу, вернувшуюся под родимый кров. Можно было слегка подыграть ему. Я знала, как это делается. Если он и дальше будет строить из себя Друга с большой буквы, тогда все о'кей. Я расслабилась, посмотрела в окно, поинтересовалась здоровьем его детей, поделилась впечатлениями от Нью-Йорка и спросила, как «Жизнь женщины» справляется с кризисом, охватившим средства массовой информации. Все это говорилось с ленцой, между прочим, как принято в беседах коллеги с коллегой. Какое там интервью? Боже упаси! О поисках работы не было и речи.
Завязался приватный разговор о делах, о том, что одни «книжки» вот-вот закроются, а другие хоть и держатся на плаву, но испытывают серьезные трудности, «как все мы знаем».
Когда я допивала вторую чашку кофе, Джон вдруг умолк на полуслове, с минуту смотрел на меня, а потом спросил:
– Джиллиан, почему ты вернулась?
Хмм-м… Джон Темплтон не был моим близким другом, которому можно рассказать всю правду и поплакаться в жилетку. По крайней мере такого желания у меня не возникало. Что сказать? Пришлось вернуться? Захотелось? Соскучилась по Нью-Йорку? Единственное, что могло сойти за правду, собственно, и было правдой: я приехала искать работу и хочу вернуться в «Жизнь женщины». Ни одно из этих объяснений никуда не годилось, и последнее – меньше всего. Прошло лет восемь, прежде чем я подняла глаза и произнесла то, что пришло в голову:
– Надо было на время уехать из Сан-Франциско. Думаю, вскоре вернусь обратно.
Сию глубокомысленную фразу можно было толковать и так и сяк. В общем, причины личные, понятно? Как ни странно, Джона это удовлетворило. Он только спросил, надолго ли я приехала. Этого я и сама не знала. Месяцев на шесть, не меньше. Может, на год-другой… Все зависит от того, как сложится моя жизнь в Нью-Йорке.
– Нужна работа?
– Да… Нет. Я позвонила просто потому, что мне нравится «Жизнь женщины». Возвращаться в рекламное агентство не хочется, а все журналы, как ты сам сказал, дышат на ладан. Я подумала, что, если позвоню тебе, хуже не будет.
– А как дела в «Декоре»? Ты говорила с Энгусом Олдриджем?
– Да. Ничего не вышло, – призналась я, и Джон кивнул в ответ. Похоже, они всегда оставались соперниками, но пользоваться этим в своих целях мне и в голову не приходило. Нет, все-таки честность – лучшая политика…
– Джулия Вейнтрауб…
Какая еще Джулия Вейнтрауб? О чем это он, черт побери?
– Вейнтрауб? – переспросила я, надеясь, что Джон повторит слова, которые я пропустила мимо ушей.
– Ты должна ее помнить. Вы вместе делали пару номеров. Рождественский и…
Конечно, я помнила Джулию, но не могла понять, какое она имеет отношение к нашему разговору.
– Я сказал, что на прошлой неделе она сломана таз и пролежит пластом месяца два, если не все три. Джин Эдварде и еще две девушки делают все, что могут, но не справляются. Я уже подумывал над тем, чтобы взять кого-нибудь им в помощь – дня на три-четыре в неделю. Надеюсь, ты сумеешь подбросить им пару идей? Может, это и не совсем то, что тебе надо, но мне бы не хотелось, чтобы ты трудилась с утра до ночи. Рабочая неделя неполная, и у тебя останется время, чтобы побыть с дочкой. Что ты об этом думаешь?
Что я думаю? Что думаю? Вот что: видно, кто-то где-то молится за меня. Аллилуйя! Ах, Крис!
– Джиллиан, прекрати улыбаться и скажи что-нибудь! – Джон не выдержал и рассмеялся. Ответ был написан у меня на лице.
– Дорогой мистер Темплтон, на меня таки свалилось яблоко! Я принимаю предложение, и с превеликим удовольствием. Хочу сказать… Нет, это потрясающе! Как во сне!
– Сможешь выйти в понедельник? – Язык у меня отнялся, и я лишь кивнула в ответ. – Отлично. Значит, по крайней мере на два месяца ты работой обеспечена. Но тебе надо будет потолковать с Джулией и выяснить ее замысел. Мы сейчас работаем над мартовским номером. Вот пока и все, что тебе нужно знать. Об остальном, в том числе и о деньгах, поговорим в понедельник.
Я продолжала улыбаться, благословляя таз Джулии Вейнтрауб.
– Отлично, Джон. Просто отлично! – Казалось, улыбка навсегда приклеилась к моему лицу.
Джон встал, мы пожали друг другу руки, я подхватила пальто и вылетела из кабинета как на крыльях. Секретарша в бежевой прихожей больше не имела предо мной никаких преимуществ, лифты пели победную песню, а бронзовые цифры 353 делали это неприветливое здание похожим на дом родной. Итак, со следующего понедельника я выхожу на работу.
Вернувшись в отель, я подумала, стоит ли звонить Крису. Вдруг он не поймет, вдруг остудит мой энтузиазм, останется равнодушным и безразличным? А мне хотелось сочувствия. Половину удовольствия от нового платья может испортить то, что скажет о нем твой принц. Ты с трудом дожидаешься его прихода и с придыханием говоришь, что никогда в жизни не видела ничего более прекрасного. А он отвечает, что платье замечательное, но, чтобы его надеть, тебе придется похудеть фунтов на десять, или что оно бы великолепно смотрелось на девушке с более пышным бюстом, или что у тебя для этого фасона слишком короткие ноги… Ты мигом спускаешься с небес на землю и чувствуешь себя мокрой курицей. Так же и с работой… Я не желала, чтобы мне вылили на голову ушат холодной воды, но поговорить с Крисом хотелось отчаянно. Колебания кончились тем, что в четыре часа я не выдержала и набрала номер. Послышались длинные гудки. Я затаила дыхание и ждала целую минуту, ощущая растущее разочарование.
– Да? – Фу, это он… Я переживала, как четырнадцатилетняя дуреха, звонящая своему кумиру.
– Крис? Это я. Я нашла работу. Стилистом в «Жизни женщины». Выхожу в понедельник. Месяца на два – два с половиной. Заменяю редактора, который попал в больницу. Разве это не здорово?
Я выпалила все новости одним духом. Почему нельзя было произнести то же самое взрослым, рассудительным и спокойным тоном? От возбуждения и смущения я говорила с Крисом словно глупая девчонка. А почему «словно»? Может, я и на самом деле была такой?
– Очень хорошо, Джилл. Какое-то время ты будешь занята. А почему бы тебе не поискать что-нибудь более постоянное? Ведь через два месяца все придется начинать снова.
Вот так. Не с твоими ногами носить мини. Что ж, прекрасно…
– Слушай, Джилл… Я думаю, тебе больше не следует сюда звонить. Не волнуйся, ничего особенного не случилось. Это только на время. У меня появилась квартирантка. Она будет платить свою долю за жилье, а это совсем не лишнее.
– Квартирантка? Что? Давно? И с какой это стати она будет запрещать мне звонить? Ты что, сдурел? – О господи, зачем я это говорю, какое мне дело? Почему меня всю трясет, а в глазах становится темно? Третья сигарета… Кого интересует мое возвращение в журнал, когда у нас с Крисом все кончено? Королева умерла, да здравствует королева…
Слушай, Джилл, какая разница? Ты ее все равно не знаешь. Да это и ненадолго. – Подлый ублюдок… Сукин сын…
– Похоже, я ее знаю. По твоему голосу слышу. Кто это? Ты сам сказал, что ничего особенного не случилось, так назови ее. Просто ради любопытства. Кто она? – Я была близка к истерике.
