Текст книги "Потрясающая красота"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
В два часа ночи Том собрался домой – завтра предстояло идти на работу. Мелани так и не проснулась, но он заранее предупредил ее, что уйдет. Она сонно улыбнулась и поцеловала его. На следующий день Мелани, встав пораньше, тут же принялась за воплощение задуманного – сделала несколько звонков. Она поклялась агенту и менеджеру не выдавать их матери, а те пообещали подумать, что можно сделать, чтобы освободить ее от договоренностей, большую часть которых или вообще все заключала ее мать. Оба предупредили Мелани, что Дженет так или иначе скоро об этом узнает. И Мелани пообещала поговорить с ней, но только когда все будет отменено, чтобы мать не смогла ничего сделать. Менеджер сказала, что поездку в Мексику можно было бы удачно использовать как рекламный ход, если Мелани согласится выжать из нее немного пользы.
– Нет! – отрезала Мелани. – В том-то и дело, что я хочу уехать от всего этого дерьма. Мне нужно время понять, кто я и чего хочу.
– Боже мой, но ты же не собираешься бросить сцену? – забеспокоился агент. Если это случится, Дженет всех их убьет собственными руками. Вообще-то она неплохая женщина, просто уж очень хочет видеть дочь самой знаменитой певицей. Дженет любила Мелани, но не давала ей жить. Агент Мелани одобрил ее решение наконец-то перерезать пуповину, соединявшую ее с матерью. Это вполне естественно для Мелани и должно случиться рано или поздно. Он видел, как приближается развязка. Но Дженет этого не видела и ревностно следила за тем, чтобы связь их не нарушилась. Это незыблемо. Избавиться от этой зависимости могла только сама Мелани. – Надолго ты уезжаешь?
– Наверное, до Рождества. В канун Нового года мы выступаем в «Мэдисон-Сквер-Гарден». Концерт обязательно состоится.
– Слава тебе, Господи! – с облегчением вздохнул агент. – Иначе я бы застрелился. Раз так, то еще ничего. Я все сделаю, – пообещал он.
Через два дня агент с менеджером по ее просьбе перекроили весь график. Мелани оказалась свободна и к работе должна была приступить только через две недели после дня благодарения. Что-то отодвинулось на другой срок, а что-то и вовсе отменилось. Ничего важного в планах не было. Лучше момента не придумаешь. Все, чего лишает ее поездка, – это внимание прессы, присутствующей на вечеринках и благотворительных мероприятиях, где она должна появиться. Дженет хотела, чтобы Мелани появлялась везде. И Мелани везде появлялась. До настоящего времени.
Дженет с бумагами в руках зашла в комнату Мелани через два дня после изменения графика. Никто ничего ей не сообщил. Мелани собиралась все рассказать сегодня вечером. Ее отъезд намечался на следующий понедельник, все было готово, а выходные перед отъездом она хотела провести с Томом. Он полностью ее поддерживал и собирался навестить сразу же, как только сумеет вырваться. Ее творчество восхищало его. Но и ее желание поработать волонтером вызывало уважение. Он и сам чувствовал в себе потребность помогать обездоленным.
Три месяца разлуки – небольшой срок, но Том сказал, что все равно будет скучать. Связывающие их прочные чувства могли выдержать разлуку, которой требовал от них долг. Их отношения бурно развивались и переросли наконец в серьезное чувство. Они во многом были похожи, и каждый служил источником вдохновения для другого. Оба добрые, умные, чуткие, они служили друг другу опорой. Они до сих пор не верили своему счастью – тому, что им посчастливилось найти друг друга. Их мир стал шире. Том и сам подумывал как-нибудь взять неделю-другую отпуска и поработать добровольцем в одной из миссий с Мелани, если, конечно, все сложится. Он любил возиться с детьми и в средней школе даже опекал двух мальчиков – один был из Уоттса,[18]18
Большой негритянский район Лос-Анджелеса.
[Закрыть] другой – из восточного Лос-Анджелеса. Он до сих пор поддерживал с ними отношения. В детстве Том мечтал вступить в Корпус мира, но потом все же выбрал карьеру. И вот теперь он завидовал Мелани, которая уезжала в Мексику, и мечтал сам на три месяца туда отправиться.
– Странно, – пробормотала неприятно удивленная Дженет, глядя на бумаги. – Я только что получила факс, в котором пишут, что твое интервью в «Тин Вог» отменяется. Как это так? – Покачав головой, она подняла глаза на дочь. – А еще сегодня утром я получила е-мейл по поводу благотворительного мероприятия в пользу раковых больных. Там говорится, что ты сможешь принять в нем участие в следующем году. Такое ощущение, что они отказались от тебя ради кого-то другого. Сказали, Шерон Осборн заменит тебя. Может, они тебя сочли слишком молодой. Как бы то ни было, а давай-ка ты, девочка моя, сбрасывай свой ботиночек и хватит здесь высиживать. Что все это значит? Это значит, что тебя начинают забывать, милая, а ведь ты отсутствовала всего два с небольшим месяца. Пора всем показать личико, собрать прессу. – Она улыбнулась Мелани, которая лежала на диване и смотрела телевизор.
Что брать с собой в Мексику? Минимум вещей. На кровати лежало с полдюжины книг о Мексике, которые чудесным образом не попали в поле зрения матери. Мелани подняла на нее глаза, раздумывая, не пора ли сказать все как есть. Впрочем, сколько ни откладывай, а сказать все равно придется. Скандал разразится такой, что мало не покажется.
– Знаешь, мама, – начала Мелани, когда мать уже выходила из комнаты, – эти два договора я сама расторгла… и несколько других. И что-то я подустала, решила уехать на несколько недель. – Она еще сомневалась, стоит ли говорить матери, как долго продлится поездка. Не лучше ли ей узнать об этом потом? Тут Мелани еще не определилась, но объяснить все же необходимо. Дженет остановилась как вкопанная и через плечо посмотрела на лежащую Мелани.
– Это что еще за новости, Мел? Что значит – уезжаю на несколько недель? – Она смотрела так, будто Мелани только что сообщила, что у нее выросли рога или крылья.
– Ты же знаешь, у меня ужасно болит нога… Вот я и подумала, ну, это… Что хорошо бы уехать на время.
– Ты расторгла договоры, не спросив меня?
Мелани видела: собираются тучи.
– Я не хотела тебя беспокоить. Врач сказал, что ногу нужно поберечь.
– Это Том все придумал? – Мать свирепо смотрела на нее, пытаясь понять, чье тлетворное влияние заставило Мелани отменить две договоренности, не посоветовавшись с ней. Она нутром чуяла чью-то силу, бесцеремонно вмешавшуюся в их жизнь.
– Да нет. Это мое решение. Устала после гастролей. Мне не хотелось выступать на благотворительном мероприятии, а дать интервью «Тин Вог» я всегда успею. Они все время меня приглашают.
– Дело не в этом, Мелани, – сказала мать, приближаясь к кровати и бешено вращая глазами. – Ты не имеешь права расторгать договор. Этим занимаюсь я. И тебе нельзя исчезать, потому что ты, видите ли, устала. Твое лицо должны видеть.
– Мое лицо на миллионах компакт-дисков, мама. Никто меня не забудет, если я на несколько недель уеду или не выступлю на благотворительном мероприятии. Мне нужно личное время.
– Это что еще такое? Вижу, без Тома тут не обошлось. Нутром чувствую. Он, конечно, хочет, чтобы ты целиком и полностью принадлежала только ему. Ревнует тебя. Он не понимает, как, кстати, и ты тоже, что значит достичь вершин карьеры, да еще и удержаться там. Нельзя только разлеживаться на кровати, трахаться, без конца таращиться в телевизор или сидеть, уткнувшись носом в книжки. Тебе нужно светиться, Мел. Не знаю, где ты собиралась провести эти несколько недель, но теперь тебе придется все отменить. Когда я решу, что тебе нужно уехать, я об этом скажу. Все у тебя в порядке, вставай сейчас же и прекрати кукситься из-за своей лодыжки. Ведь это в конце концов всего лишь трещинка. И прошло уже почти четыре месяца. Шевелись, Мел! Я позвоню в «Тин Вог» и снова договорюсь об интервью. О благотворительном мероприятии не говорю – не хочу портить отношения с Шерон. Но ты впредь не смей никогда и ничего отменять сама! Ты меня слышишь? – Дженет тряслась от злости, а Мелани от страха. Слушать мать было невыносимо, Дженет считала, что дочь – ее собственность, пусть даже все, что она делала, диктовалось ее лучшими побуждениями. И Мелани знала, что если сейчас не восстанет против материнского контроля, он погубит ей жизнь.
– Слышу, – тихо ответила она, – Жаль, что ты так близко к сердцу это приняла. Но мне это нужно. – Она набрала в грудь побольше воздуха и выпалила: – Я уезжаю в Мексику и вернусь только после дня благодарения! Улетаю в понедельник, – скрепя сердце сказала Мелани.
Скандал разразился невиданный, хотя стычки у них случались и раньше, особенно в тех случаях, когда Мелани делала робкие попытки принять самостоятельное решение.
– Ты рехнулась! У тебя время до последней минуты расписано, контрактов на миллион. Никуда ты не поедешь без моего разрешения! Даже не смей говорить, для чего ты едешь. И не будем забывать, кто помог тебе добиться славы.
Эти слова матери стали последней каплей. Они больно ударили Мелани. В первый раз она так упрямо отстаивала свои права. Хотелось заползти под одеяло и заплакать, но она не сделала этого. Она твердо стояла на своем, зная, что не должна уступать, что ничего плохого в ее намерениях нет.
Нельзя допустить, чтобы мать посеяла в ее душе чувство вины за желание отдохнуть от работы.
– Я расторгла все контракты, мама, – призналась Мелани.
– Кто?
– Я. – Мелани не хотела навлекать беду на головы агента и менеджера, а потому все взяла на себя, тем более что они действовали по ее просьбе. – Мне необходимо уехать. Жаль, что тебя это так расстраивает, но для меня это важно.
– Кто с тобой едет? – Дженет все еще пыталась найти виноватого, того, кто украл у нее власть над дочерью. Хотя на самом деле это сделало время. Мелани наконец выросла и сама захотела распоряжаться собственной жизнью. Она долго к этому шла. И любовь Тома, возможно, ей помогла.
– Никто. Я одна. Собираюсь работать в католической миссии, где заботятся о детях. Хочу этим заниматься. Когда вернусь, обещаю, буду работать как лошадь. Но пока позволь мне уехать и не сходи с ума.
– Я с ума не схожу! Это ты сходишь с ума! – закричала Дженет. Мелани за все время разговора ни разу не повысила голоса. – Хорошо, если уж тебе так неймется, можешь несколько дней там поработать, а мы привлечем к этому внимание прессы, – с зародившейся надеждой предложила она, – но жить в Мексике три месяца ты не можешь. Мелани, Господи Боже мой, о чем ты только думала? – И тут ее осенило. – Слушай, а не эта ли, случайно, монахиня-коротышка из Сан-Франциско тебя надоумила? Я тогда сразу сообразила, что эта тихоня так и норовит исподтишка напакостить. Держись от нее подальше, Мелани. Теперь она, наверное, мечтает затащить тебя в монастырь. Скажи ей, что пусть она на это не рассчитывает, то только через мой труп!
При упоминании о Мэгги, пусть даже сделанном в грубых выражениях, Мелани улыбнулась:
– Нет, я здесь встречалась с одним священником. – Она не стала говорить, что нашла его через Мэгги. – Он возглавляет ту миссию в Мексике. Мне хочется туда съездить, отрешиться от всего. Потом я вернусь и буду работать, сколько скажешь. Обещаю.
– Тебя послушать, так впору решить, будто я на тебе воду вожу, – сказала мать и разразилась рыданиями. Она села на кровать рядом с дочерью, и Мелани обняла ее.
– Я люблю тебя, мама. И благодарна тебе за все, что ты для меня сделала. Просто мне сейчас этого мало.
– Это все землетрясение, – проговорила Дженет, захлебываясь слезами. – У тебя посттравматический стресс. Господи, какую историю можно было бы напечатать в «Пипл»!
При этих словах Мелани не удержалась от смеха. Мать представляла карикатуру на саму себя. Она, по сути, была неплохой женщиной, но постоянно ломала голову над тем, как сделать Мелани еще более популярной и любимой публикой. Мелани и так уже получила почти все, что хотела, но мать никак не успокаивалась, продолжая вмешиваться в жизнь дочери.
– Мама, тебе тоже стоит куда-нибудь съездить. Ну в какой-нибудь спа, например. А может, в Лондон с друзьями или в Париж. Нельзя все время думать только обо мне. Это ненормально и не нужно ни для тебя, ни для меня.
– Я ведь тебя люблю, – всхлипывала Дженет. – Ты даже не знаешь, чем я ради тебя пожертвовала. Я бы могла сделать карьеру, но я бросила ее к твоим ногам… Я всегда делала только то, что будет лучше для тебя. – Это было началом приблизительно двухчасового монолога, который Мелани слышала множество раз, а сейчас попыталась пресечь.
– Знаю, мама. Я тебя тоже люблю. Только позволь мне сделать это. А уж потом я буду послушной, обещаю. Но ты должна все же позволить мне самой решать свои проблемы. Я уже не ребенок. Мне двадцать лет.
– Ты самый настоящий ребенок! – запальчиво ответила Дженет, почуяв смертельную опасность.
– Я взрослая! – твердо заявила Мелани.
Следующие несколько дней от Дженет можно было слышать только рыдания, жалобы и обвинения в адрес дочери. Она то горевала, то гневалась. Впервые Дженет почувствовала, что теряет власть над дочерью, и это повергло ее в панику. Она даже пыталась заставить Тома отговорить Мелани от ее планов, но тот дипломатично заявил, что, по его мнению, поездка Мелани пойдет лишь на пользу и что ее намерения в высшей степени благородны, тем самым еще больше разозлив Дженет. Эти несколько дней стали кошмаром, и Мелани дождаться не могла понедельника, когда сможет уехать. Выходные они с Томом провели у нее, а последнюю ночь – у Тома, лишь бы освободиться от матери. Мелани вернулась домой только в три часа ночи, чтобы хоть немножко поспать перед отъездом. Ей предстояло на следующий день в десять часов утра ехать в аэропорт. Том отпросился с работы, чтобы отвезти ее на своей машине. Ехать в длинном белом лимузине, который привлекал всеобщее внимание, Мелани не хотелось. Хотя мать обязательно бы на этом настояла. Наверное, созвала бы всех журналистов и дала интервью. Правда, такая возможность еще не исключалась. Сцена прощания с матерью напоминала плохую «мыльную оперу». Мать прижимала ее к груди, захлебываясь рыданиями, говорила, что когда Мелани вернется, наверное, уже не застанет ее в живых: ее стали мучить боли в сердце. Но Мелани заверила, что все будет в порядке, пообещала часто звонить. Оставив все телефонные номера, с рюкзаком и сумкой она выбежала за дверь и прыгнула к Тому в машину. Рюкзак и сумка были ее единственной поклажей. Мелани бежала из дома, как из тюрьмы.
– Поехали! – крикнула она. – Быстрей! Быстрей! А то она сейчас выбежит и бросится под колеса машины.
Том тронулся с места, и перед первым светофором оба расхохотались. Они казались себе преступниками, в спешке покидающими место преступления, как, в сущности, и было. Мелани чувствовала себя на седьмом небе от счастья и уже предвкушала, как приедет в Мексику и будет там работать.
В аэропорту Том поцеловал ее на прощание, и она пообещала ему позвонить, как только доберется до места. Том собирался через две-три недели прилететь к Мелани. А пока она знала, что ее ждет новая жизнь. Трехмесячный отпуск в Мексике был как раз тем, в чем она нуждалась больше всего.
В самолете, как раз перед тем как закрыли люк, она решила позвонить матери. Мелани настояла на своем и знала, что Дженет сейчас нелегко. Она переживала самую настоящую трагедию. Утрата власти над Мелани приводила ее в ужас, и Мелани стало жаль мать.
Дженет уныло ответила на звонок. Услышав голос дочери, она заметно воодушевилась.
– Ты передумала? – спросила она с надеждой в голосе, и Мелани улыбнулась:
– Нет. Я в самолете. Просто хотела послать тебе поцелуй. Позвоню из Мексики, как только смогу.
В этот момент в самолете попросили отключить телефоны, и Мелани стала торопливо прощаться. В какой-то момент казалось, что мать расплачется.
– Мне до сих пор непонятно, зачем ты это делаешь. – Поступок дочери Дженет рассматривала для себя как пренебрежение и как наказание. Для Мелани это было чем-то большим, чем семейные выяснения отношений. Для нее это был шанс сделать доброе дело.
– Я должна, мама. Скоро вернусь. Ну пока. Я люблю тебя, – проговорила Мелани. Ее попросили выключить телефон. – Ну, мне пора.
– Я тебя люблю, Мел, – торопливо проговорила мать. Мелани была довольна, что позвонила. Ведь она ехала не для того, чтобы насолить матери. Это нужно ей самой. Она должна понять, кто она и может ли жить самостоятельно.
Глава 17
Из Мексики Мелани позвонила Мэгги. Здесь так чудесно, сказала она, места потрясающие, дети прекрасные, а отец Каллахан достоин самых лучших похвал. Никогда в жизни она не была счастливее и хотела поблагодарить Мэгги за совет обратиться к отцу Каллахану.
Сара тоже звонила Мэгги. Она получила работу в больнице, занята и довольна. Еще многое предстояло пережить, приспособиться к новой жизни. И это ей, кажется, удавалось. Работа очень помогала с этим справиться. Мэгги не хуже Сары представляла, какие тяжелые испытания ее ждут, особенно когда начнется суд. Да и потом, когда придется принимать важные решения. Сара пообещала Сету и его адвокатам присутствовать на суде. Но она еще не знала, будет ли разводиться с мужем. А главное, не знала, сумеет ли его простить. На этот вопрос у нее пока не было ответа, и она много говорила об этом с Мэгги. Преступление Сета, а следовательно, его предательство казались Саре чудовищными.
Мэгги по-прежнему работала в лазарете Пресидио. Лагерь беженцев функционировал уже четыре месяца, и Служба по ликвидации чрезвычайных ситуаций его вот-вот, в октябре, собиралась закрыть. В жилых помещениях, ангарах и некоторых кирпичных бараках до сих пор жили люди, хотя их, конечно, было не так много, как вначале, большинство к этому времени уже либо вернулись домой, либо устроились где-то еще. Мэгги собиралась уехать в Тендерлойн в конце месяца. Она знала, что ей будет не хватать тех, с кем она сжилась и сблизилась здесь. Как ни странно, сейчас она чувствовала себя хорошо. Настолько хорошо, что боялась возвращаться в свою квартиру-студию в Тендерлойне, отвыкнув от одиночества. Ничего, успокаивала себя она, окажется больше времени для молитвы. Хотя по лагерю все же скучать она будет: слишком много друзей приобрела здесь.
Эверетт позвонил в конце сентября, за несколько дней до планируемого ею отъезда, и объявил, что скоро прилетит в Сан-Франциско. Ему предстояло подготовить материал о Шоне Пенне, и он хочет пригласить ее на ужин. Мэгги заколебалась, начала было отнекиваться, отчаянно пытаясь придумать отговорку, но не смогла найти ни одного сколько-нибудь благовидного предлога, почувствовала себя глупо и, в конце концов, приняла приглашение. Всю ночь она молилась, – прося Бога помочь ей не сбиться с пути, сделать так, чтобы по отношению к Эверетту она чувствовала только одно – благодарность за их дружбу.
Однако стоило ей его увидеть, как сердце бешено забилось. Эверетт шел по дорожке к лазарету, где ждала его она. Высокий, длинноногий, в своих ковбойских сапогах, он больше, чем когда-либо, походил на ковбоя. При виде Мэгги он просиял, вызвав на ее лице ответную улыбку. Они были счастливы видеть друг друга. Эверетт сначала сгреб ее в свои медвежьи объятия, затем, отступив на шаг, стал жадно вглядываться в ее черты.
– Вы потрясающе выглядите, Мэгги! – радостно сказал он.
Он примчался сюда прямо из аэропорта. Никаких интервью до завтра не предвиделось, так что сегодняшний вечер принадлежит только им.
Эверетт привел Мэгги в маленький французский ресторанчик на Юнион-стрит. Город уже вернулся к обычной жизни. Расчистили завалы, всюду шло строительство. Прошло около пяти месяцев после землетрясения, и почти все районы, кроме разве разрушенных до основания и не подлежащих восстановлению, снова были заселены.
– Я на следующей неделе уезжаю домой, – грустно сказала Мэгги. – Буду скучать по здешней жизни с сестрами. В монастыре вместе с ними мне, наверное, было бы лучше, чем одной, – призналась она; принимаясь за еду. Мэгги заказала себе рыбу, а Эверетт – огромный стейк. Время за разговором бежало незаметно. Они не могли наговориться. Обсудили тысячу вопросов, Эверетт наконец упомянул приближающийся суд над Сетом Слоуном. Когда Мэгги слышала об этом со стороны, она всегда расстраивалась, переживая в первую очередь за Сару. Как глупо распалась семья! Пострадали четыре жизни. Скольким людям Сет принес горе! – Вы собираетесь писать о суде? – с интересом спросила Мэгги.
– Хотелось бы. Вот только не знаю, насколько это интересует «Скуп». Хотя материал любопытный. Вы больше не видели Сару? Как она там?
– Нормально, – уклончиво ответила Мэгги, не желая обсуждать подробности. – Мы время от времени общаемся. Она сейчас работает в больнице, в отделе финансирования и развития. Ей еще придется хлебнуть горя.
– От таких людей, как Сет, только этого и жди, – сказал Эверетт без особого сочувствия. Он очень жалел Сару с детьми, которые никогда на самом деле и не узнают отца, если ему придется двадцать или тридцать лет просидеть в тюрьме. Эта мысль снова напомнила Эверетту о собственном сыне. Рядом с Мэгги он почему-то всегда думал о Чеде, точно между ними существовала невидимая связь. – Сара разводится с Сетом?
– Не знаю, – неопределенно ответила Мэгги. Сара и сама еще этого не знала, однако Мэгги считала, что не вправе обсуждать этот вопрос с Эвереттом, и разговор перешел на другие темы.
Они еще долго сидели за столиком. Во французском ресторане было уютно и тепло, официант их, пока они разговаривали, не беспокоил.
– Я слышал, Мелани уехала в Мексику, – заметил Эверетт, и Мэгги улыбнулась. – Вы к этому имеете какое-то отношение? – Внутреннее чутье подсказывало Эверетту, что Мэгги приложила к этому руку.
Мэгги рассмеялась:
– Некоторым образом. У меня есть один знакомый священник, замечательный человек. Он в Мексике руководит миссией. Вот мне и пришло в голову, что они с Мелани найдут общий язык. Она собирается пробыть там чуть ли не до Рождества, хотя никаких официальных заявлений о том, где она будет, не делала. Ей просто захотелось пожить там несколько месяцев как простому человеку, без всякой суеты и помпы. Очень милая девушка.
– Держу пари, ее мать чуть не сошла с ума, когда Мелани уехала. Работа в мексиканской миссии – дело совсем не звездное и не вписывается в ее планы. Только не говорите, что и она отправилась за дочерью в Мексику! – Представив себе эту картину, Эверетт усмехнулся, рассмеялась и Мэгги:
– Да нет. В том-то все и дело, что Мелани почувствовала себя готовой к самостоятельному полету. Ее поездка принесет пользу обеим. Эту связь бывает очень трудно разорвать, некоторым намного тяжелее, чем другим.
– А как вы думаете, есть ли еще на свете такие, как я, не имеющие вообще никаких связей? – печально спросил Эверетт.
Мэгги подняла на него глаза.
– А вы пытались разыскать сына? – с легким упреком задала она встречный вопрос. Она не очень давила на Эверетта и вообще этого не любила, считая, что легкое касание всегда более действенно, и в этом случае тоже.
– Нет, но хочу. Думаю, пора. Как только почувствую, что готов, сделаю это.
Эверетт расплатился, и они вышли на Юнион-стрит. Никаких признаков землетрясения уже не осталось. Город был чист и прекрасен. Стоял ласковый, теплый сентябрь. Но в воздухе уже начинали ощущаться первые признаки будущих холодов. Мэгги взяла Эверетта под руку, и они зашагали, продолжая беседу. Они вовсе не собирались идти пешком до самого Пресидио, но в итоге так и сделали, желая как можно больше времени побыть вместе. Кроме того, дорога была ровная, что в Сан-Франциско редкость.
Эверетт проводил Мэгги до здания, в котором она жила. Шел двенадцатый час, на улице никого не было. После ужина они никуда не спешили. Им хорошо было вместе, словно они являлись половинками единого целого.
– Спасибо за приятный вечер, – поблагодарила Мэгги, чувствуя теперь себя глупо от того, что пыталась избежать встречи с ним. В прошлый раз Эверетт привел ее в смятение, когда она внезапно ощутила мощную силу, влекущую ее к нему. Но сейчас все было замечательно, ничего такого. Их связывала лишь теплая, глубокая дружба. С любовью и восхищением он смотрел на нее с высоты своего роста.
– Очень приятно было повидаться с вами, Мэгги. Спасибо, что согласились со мной поужинать. Буду уезжать завтра – позвоню. Если смогу, заеду, но интервью может занять много времени, так что придется спешить. А если все-таки освобожусь, зайду на чашку кофе.
Мэгги кивнула, глядя на него снизу вверх. Он казался ей совершенством. Совершенное лицо, добрая душа и древнее, как мир, страдание, уже окрашенное светом возрождения и исцеления, которое отражалось в его глазах. Эверетт побывал в аду, но вернулся на землю, и только этот опыт сделал его настоящим Эвереттом, каким она его знала. Мэгги заметила, что он осторожно начал наклоняться к ней, и хотела поцеловать его в щеку, но прежде чем сообразила, что произошло, почувствовала его губы на своих. Она не целовала мужчину с тех самых пор, как закончила школу медсестер. Впрочем, это и было всего несколько раз. Теперь же она вдруг в полной мере ощутила свое человеческое естество, свое сердце и душу. Она прильнула к нему, и этот поцелуй превратил двух людей в единую сущность. Мэгги почувствовала, как у нее закружилась голова. Господи Иисусе! Ведь она ответила на поцелуй. Она с невыразимым ужасом смотрела на Эверетта. Случилось невероятное! Несмотря на все ее горячие мольбы о том, чтобы этого не произошло…
– Господи, Эверетт!.. Нет!.. – Она отступила на шаг, но Эверетт поймал ее за руку и мягко привлек к себе.
– Простите, Мэгги, я не хотел… Не знаю, что на меня нашло… словно нас с вами соединила какая-то неодолимая сила. Понимаю, этого нельзя было допускать, вы должны знать: я и в мыслях этого не держал, но теперь скажу вам все как есть. Скажу, что чувствую с тех пор, как вас встретил. Я вас люблю, Мэгги. Не знаю, имеет ли это для вас значение, но я вас люблю… и готов для вас на все. Не хочу причинить вам боль – вы мне слишком дороги.
Мэгги безмолвно подняла голову и в его чистых и честных глазах увидела любовь. Они будто отражали то, что чувствовала она сама.
– Нам больше нельзя встречаться, – с несчастным видом сказала она. – У меня нет объяснения тому, что произошло. – Она постаралась тоже быть с ним искренней. Эверетт имел на это право. – Я тоже вас люблю, – прошептала она. – Но я не должна… Не звоните мне больше, Эверетт. – Ей было больно говорить это. Эверетт согласно кивнул. Его сердце принадлежало ей. Если бы она попросила, он отдал бы ей свою жизнь.
– Мне жаль.
– Мне тоже, – с горечью сказала она и, повернувшись, молча вошла в здание.
Дверь перед Эвереттом закрылась, а вместе с ней и его сердце. Сунув руки в карманы, он развернулся и пошел в гостиницу на Ноб-Хилл.
Мэгги лежала в постели с открытыми глазами, и ей казалось, что мир рухнул. Впервые в жизни она чувствовала такое опустошение. Ее потрясение было столь велико, что она не могла молиться. Могла только лежать, снова и снова вспоминая их поцелуй.
