Текст книги "Ангелополис"

Автор книги: Даниэль Труссони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Пассаж де ла Вирж, седьмой аррондисман, Париж

Верлен ощутил холодное присутствие, затаившееся в тенях проезда, и понял, что Эванджелина стоит во тьме. Он почувствовал ее ледяное дыхание.

Ангелолог сделал шаг назад, пытаясь отчетливее разглядеть даму, однако та казалась не более чем продолжением тени. Он хотел много сказать ей, задать уйму вопросов, но не мог даже приступить к ним. Противоречивое отношение его к Эванджелине – привязанность и одновременно гнев – оставляло мужчину в ярости и смятении. Полученная подготовка не годилась для такого разговора. Вот бы взять ее за руку и заставить говорить с собой, дабы убедиться в том, что он не вообразил все произошедшее между ними. Наконец Верлен опустил руку в карман, извлек водительские права, протянул ей и произнес:

– Похоже, ты кое-что потеряла.

Встретив его взгляд, она неторопливо взяла карточку в руки.

– Ты решил, что там была я?

– На это указывали все свидетельства, – произнес ангелолог, ощущая, как его желудок сжимается при мысли об окровавленном месиве, оставшемся возле Эйфелевой башни.

– У меня не было другого выхода, – промолвила Эванджелина едва ли не шепотом. – Они хотели убить меня.

– Кто?

– Но они ошиблись, – она посмотрела на него круглыми глазами. – Я направила их не в ту сторону. И позволила им убить другую особу.

Верлена раздирало противоречивое ощущение: хотелось защитить Эванджелину от того, кто пытался убить ее, и самому отправить даму за решетку. Инстинкт охотника требовал немедленно вызвать Бруно и послать ангелицу в тюрьму Ла-Форестье.

– Тебе придется поделиться со мной подробностями.

Дама опустила руку в карман куртки и достала какой-то округлый, похожий на яйцо предмет. Пальцы Верлена ощутили твердую и гладкую поверхность эмали и бугры, выступавшие из нее зернами каменной соли. Сняв очки, он протер их о куртку и снова нацепил на нос. Сложная поверхность предмета мгновенно стала четкой. Верлен покрутил яйцо в пальцах, камни блеснули в неярком свете.

– Зачем им было вредить тебе? – спросил он, встретившись взглядом с Эванджелиной. Сама зелень ее радужки показалась ему опасной и гипнотической. С мыслью этой пришла острая тоска по тому человеку, каким он был раньше, – доверчивому молодому оптимисту, перед которым открывалось широкое будущее. – Ты же одна из них.

Ангелица шагнула ближе и прошептала на ухо:

– Ты должен поверить мне на слово: я никогда не была одной из них. Я скиталась с места на место, пытаясь понять, кем стала. Прошло уже десять лет, но я ничего не понимаю. Кроме одного: я не такая, как Григори.

Верлен отодвинулся, ощутив, что нутро его раздирает на части. Ему хотелось верить ей, и все же он прекрасно знал, на что способны нефилимы. Она могла и солгать.

– Тогда скажи, – спросил Верлен, подбрасывая ювелирной работы яйцо в воздух и ловя его. – Что заставляет тебя вернуться? Неужели Пасхальный кролик?[6]6
  По народным поверьям в западных странах, приносит верующим крашеные пасхальные яйца; иногда его называют «Питер – Пушистый хвостик».


[Закрыть]

– Ксения Иванова.

– Дочь Владимира Иванова? – спросил Верлен, становясь серьезным. Смерть этого человека стала одной из многих, сопровождавших проваленную ими миссию в Нью-Йорке; она была первым соприкосновением Верлена с опасным вероломством врагов.

– Владимир являлся одним из немногих моих знакомых за пределами монастыря, – проговорила Эванджелина. – Он был связан с моим отцом. После его смерти кафе перешло к Ксении, и она по доброте своей взяла меня на работу и позволила жить в крохотной комнатке в задней части магазина, вычитая плату из моего заработка. Так проходили годы. Я подружилась с Ксенией, хотя никогда не испытывала уверенности в том, что она действительно понимает, чем именно занимался ее отец, а также мою тесную связь с ним.

– Не сомневаюсь в том, что ты особо и не старалась просветить ее, – проговорил Верлен.

Бросив на него быстрый взгляд, Эванджелина решила проигнорировать реплику ангелолога и продолжила:

– Словом, я была удивлена, когда в прошлом месяце Ксения объявила, что должна кое о чем поговорить со мной. Мы поднялись наверх, в комнату мужчины, все еще полную его вещей, словно он недавно выехал из нее. Она показала то самое яйцо, какое сейчас находится в твоих руках, и сказала, что, к собственному удивлению, нашла его среди вещей Владимира.

– Оно совершенно не в его стиле, – заметил Верлен.

Владимир был аскет. Его кафе в Малой Италии маскировало крайне строгую жизнь.

– Наверно, он приберегал яйцо для кого-то другого, – проговорила Эванджелина. – Это был единственный предмет подобного рода среди вещей Иванова. Ксения обнаружила его завернутым в полотно в одном из чемоданов. Она думала, что он привез его в Нью-Йорк из Парижа в восьмидесятых годах. Ксения не знала, что с ним делать, и потому просто хранила у себя. Однако несколько месяцев назад отнесла его к аукционисту для оценки, и вскоре после этого в доме стали твориться странные вещи. Ее начали преследовать нефилимы. Они обыскали комнаты и кафе. Рассказывая мне о яйце, Ксения трепетала от ужаса. Однажды ночью в квартиру вломились двое гибборимов и попытались украсть яйцо. Одного я убила, другой сбежал. После этого я поняла, что придется рассказать Ксении всю правду. Я поведала обо всем – о наших отцах, нефилимах, даже о моей собственной ситуации, – и оказалось, что она знает о работе Владимира больше, чем я предполагала сначала. Наконец дама согласилась закрыть свое дело и исчезнуть из вида. Вот почему я здесь. Необходимо найти кого-нибудь, кто поможет объяснить, что означает этот предмет.

– A Ксения?

– Если б я не вмешалась, Ксения была бы уже мертва.

– Это не она погибла возле Эйфелевой башни?

– Нет. – Эванджелина с серьезным выражением на лице покачала головой. – Какая-то случайно подвернувшаяся мне нефилимка, чуть похожая на меня. Я снабдила ее собственными документами и заставила имима поверить в то, что это я.

Верлен задумался, понимая теперь, насколько далеко зашла его возлюбленная, пытаясь сохранить собственную жизнь.

– Итак, они считают тебя мертвой, – продолжил он, и ангелица вздохнула с видимым облегчением.

– Надеюсь, – проговорила она. – Как и на то, что получу достаточно времени, чтобы спрятаться.

Охотник взглянул на шею собеседницы, где поблескивала яркая золотая цепочка. На ней была все та же самая подвеска, что и в первый день их знакомства. Согласно легенде, известный ангелолог доктор Рафаэль Валко изготовил три амулета из редкого драгоценного металла – валкина. Одну из подвесок носил он сам, вторую дал своей дочери Анджеле, третья досталась его жене Габриэлле. Эванджелина унаследовала амулет Анджелы после смерти матери; Верлен носил подвеску Габриэллы, которую получил после ее смерти. Запустив руку за ворот, он извлек драгоценность и показал ангелице.

Та помедлила, разглядывая его.

– Значит, я была права, – проговорила она, касаясь зажатого в его ладони яйца. Беглое прикосновение пальца к его ладони произвело такой шок, что Верлен едва не выронил артефакт. – Ты предназначен для владения им. И Габриэлла хотела бы этого. Храни его.

Она сомкнула пальцы вокруг его ладони, как бы охватывая яйцо.

– Нефилимам нужна эта вещь, – заметил Верлен. – Но что она собой представляет?

– Не знаю, – проговорила Эванджелина, глянув ему в глаза. – Поэтому ты и нужен мне.

– Я? – удивился Верлен, не зная, чем может помочь.

– Разве ты не ангелолог, а? – спросила она вызывающим тоном. – Если кто-то и в состоянии помочь мне, так только ты.

– Но почему не обратиться к другим?

Эванджелина отступила от него, и воздух вокруг нее заколыхался, словно от ее одежды исходило тепло. Гладкая поверхность воздуха прогнулась под воздействием электричества. Ее человеческий облик растворился в флуктуации искривленного пространства; плоть трепетала и колыхалась, словно состояла всего лишь из цветного дыма. Вспышка света охватила ангелицу, когда крылья ее развернулись.

Верлен заморгал, надолго запоминая истинную суть Эванджелины: изображающая женщину поверхностная иллюзия и лежащая в ее основе реальность крылатого создания. Образы человека и ангела были подобны двум голограммам, которые с поворотом света сливались воедино. Она расправила крылья, сперва одно, а потом другое, разворачивая их, пока те не коснулись стенок проезда. Крылья показались ему огромными и светящимися, слои пурпурных перьев пронизывали серебряные жилки – и тем не менее они были прозрачными и эфемерными, такими легкими, что он мог видеть за ними кирпичную стену. Мужчина видел, как они трепещут от прилива энергии. Следуя неторопливому ритму дыхания, они касались ее плеч, заставляли колыхаться волосы.

Он прислонился к стене, чтобы не упасть. Столько лет Верлен пытался представить себе крылья Эванджелины, вообразить их… Когда десять лет назад он впервые увидел их, то смотрел издалека, неопытным взглядом человека, не способного различить разновидности ангелов. Ныне же он мог дать определение всем тонким, характерным для нее различиям, столь же мелким, как вкрапления в кварце; мог видеть игру радуг на теле ангелицы, странное цветное сияние, исходившее от ее волос. Он обошел небесное создание, внимательно изучая, словно крылатую скульптуру в Лувре, пытаясь понять: что значит жить вне времени. Эванджелина не будет стареть подобно людям, смерть не грозит ей много сотен лет. Когда Верлен сделается стариком, она останется в точности такой, какой он видел ее сейчас – юной и очаровательной, похожей на вырезанную из мрамора фигурку. Он умрет, и дама будет вспоминать о нем как о существе кратковременном и незначительном. В тот момент охотник понял, что она куда удивительнее, чем казалось. Верлен едва дышал. Дама была чудом, дивом, явившимся ему.

– Теперь понимаешь, почему я не могу прийти к ним? – прошептала она.

– Подойди сюда, – проговорил ангелолог, и, к его удивлению, дама приблизилась.

Мужчина ощутил дуновение, исходящее от крыльев. Приятное благоухание. Он тронул ее запястье, чтобы прощупать пульс; оно было холодным, как лед. Ангелологу вдруг захотелось приложиться губами к коже любимой. Однако вместо этого он приложил палец к вене. Пульс оказался редким и мелким, почти несуществующим.

– Цвет твоей крови?

– Голубой.

– Зрение?

– Лучше идеального.

– Температура тела?

– На десять градусов ниже человеческой.

– Странно, – сказал Верлен, – ты обладаешь свойствами человека и нефилима. Твое сердце бьется чрезвычайно редко – меньше двух раз в минуту, много реже, чем положено простому нефилиму.

Он стиснул ее руку.

– Ты практически замерзаешь, однако румяна. И не менее похожа на человека, чем я сам.

Эванджелина вздохнула, как бы стараясь взять себя в руки.

– И многих ли подобных мне ты убил?

– Я никогда не встречал существа, подобного тебе.

– Судя по тому, как ты говоришь это, – произнесла она, выдержав его взгляд, – ты понимаешь, кем я стала.

– Все, что я делал, вся моя охота служила тому, чтобы понять тебя.

– Тогда скажи мне, – попросила ангелица дрогнувшим голосом. – Кто я?

Верлен посмотрел на нее, ощущая, что обычная осторожность уступает силе одолевавшего его чувства. И наконец проговорил:

– Судя по твоим крыльям – цвету, размеру и силе, – ты из высших ангелов, принадлежишь к роду Григори, потомка великого Семьязы, и являешься внучкой Персиваля, правнучкой Снейи. Но ты одновременно и человек. Вот в чем заключается невероятное чудо.

Отступив в сторону, он еще раз оглядел крылья Эванджелины, прикоснулся к гусиной коже под перьями и проговорил:

– Я всегда мечтал выяснить одну вещь. Что ты чувствуешь, когда летишь?

– Едва ли сумею объяснить, – ответила она. – Испытываю ощущение невесомости, легкости, плавучести; такое чувство, будто могу раствориться в воздушном потоке. Когда я была человеком, то не могла представить, что можно ступить в пустоту, провалиться в нее и вдруг взмыть на ветер. Иногда мне кажется, что я принадлежу не столько земле, сколько небу, что мне следует заново учиться ходить, чтобы не потерять связи с землей. Я любила летать над Атлантическим океаном. Там меня никто не мог заметить, и я могла, не ощущая усталости, покрывать многие и многие мили. Иногда я летала до рассвета. Мне приходилось заставлять себя возвращаться.

– Твоя суть требует полета, – заметил Верлен. – А прочие свойства нефилима? Ты уверена, что обладаешь ими?

Выражение на ее лице переменилось, и охотник сразу понял, что она сомневается в своих способностях.

– Чувства мои сделались другими – они стали сильней и острее; мне не нужно еды или питья в той мере, как прежде. Но у меня нет желаний нефилима. Я изменилась физически, однако душа моя осталась прежней. Возможно, я унаследовала тело демона, – негромко произнесла Эванджелина, – но буду сопротивляться изо всех сил, чтобы не превратиться в него полностью.

Верлен тронул подвеску, прикасавшуюся к ее коже. Она оказалась настолько холодной, что металл окутал слой инея. Палец оставил влажный след.

– Ты замерзаешь.

– Неужели думаешь, что моя кожа подобна твоей? – спросила женщина.

– Мне случалось бывать в обществе нефилимов, говорить с ними с глазу на глаз. По их жилам течет жидкий лед – так они холодны. Они подобны ходящим среди нас мертвецам. Не имея своей души, демоны питаются душами людей. Даже посредственный ангелолог без труда определит нефилима. Но ты другая. Если б я не знал правды, то подумал бы, что ты одна из нас, людей. Ты неотличима от человека.

– Боишься меня?

Верлен покачал головой.

– Я доверяю своему чутью.

– То есть?

– Хотя ты и похожа на них, но не такая… Ты лучше.

Кожа Эванджелины мерцала под неярким светом луны. Ему вдруг захотелось привлечь эту женщину к себе, согреть в объятиях. Быть может, он сумеет помочь. Охотнику показалось, что нет ничего важнее, чем эта встреча с ней. Коснувшись пальцем ее щеки, Верлен обнял ангелицу, ощущая шероховатую поверхность перьев, – и внезапно почувствовал, что весь мир подернулся призрачной дымкой. Ангелологи и нефилимы, охотники и их добыча – все это перестало что-либо значить. Во всей вселенной остались только они вдвоем. Хотелось, чтобы эта иллюзия длилась вечно.

Однако вместо Эванджелины можно было с тем же успехом обнимать тень. Заметив движение за его спиной, она ускользнула прочь. Верлен вздрогнул. В пассаж внезапно влетела машина, свет фар пробил тьму. Дверца открылась, и выскочил ангел-имим. Но прежде чем он успел схватить ее, Эванджелина бросилась наутек. Со скоростью и изяществом высших творений она взмыла в воздух и тут же опустилась на соседнюю крышу. Ангел-имим расправил собственные крылья – черные, широкие и могучие – и отправился следом.

1973 Альфа-Ромео, рю Боске, седьмой аррондисман, Париж

Бруно блуждал по улицам, не зная, где искать Верлена. Наконец он обнаружил его «Дукати» брошенным на берегу Сены и подумал, что странный вечер становится еще более странным. С Верленом творилось нечто непонятное, это было очевидно. Он любил свой мотоцикл и редко оставлял его без присмотра. Оставить его на тротуаре, да еще в ночное время, когда кафе и рестораны закрыты и весь седьмой аррондисман уже спит за закрытыми окнами… Такой поступок полностью не соответствовал его характеру.

Опустив руку в карман, Бруно достал фляжку с «Гленфиддиком»[7]7
  «Гленфиддик» – известная марка шотландского односолодового виски.


[Закрыть] и основательно приложился к ней. Проклятье, окрестности были полны нефилимов! Со времени, проведенного в Нью-Йорке, ему казалось, что он уже видел самых гнусных представителей их рода. Однако район между Бон-Марше и Эйфелевой башней являл собой крупнейшее в мире собрание старосветских семей нефилимов.

Работая в качестве охотника на ангелов – тридцать лет службы, проведенных на улицах Иерусалима, Парижа и Нью-Йорка, – он часто был свидетелем того, как нефилимы становились все более и более беспечными. Раньше создания эти опасались разоблачения, разрабатывали сложные методы сохранения в тайне своей сущности. Многие сотни лет само выживание их зависело от умения раствориться среди людей. Ныне подобные ухищрения оказались забыты. Новые поколения ангелов уже не таились. Отчеты, признания, фотографии и видео присутствовали повсюду. Прежде подобные свидетельства были бы отправлены в желтые журналы – на первую страницу возле статей о встречах с йети и наблюдениями НЛО. Бруно следил за данным процессом с интересом, а в недавние годы – уже и с растущей тревогой. Это была чистейшая самонадеянность с их стороны: твари полагали, что сделались достаточно сильными для открытого появления. И все же, при всей странности такого процесса, Бруно заметил, что чем больше сведений о тайной жизни ангелов просачивалось наружу, тем менее шокировали они людей. Какого-то определенного знания о них просто не существовало, как и страха и подлинного интереса к природе нефилимов. Людям настолько приелось сверхъестественное, что они потеряли всякую чувствительность к нему. Бруно приходилось признать наличие у них верной интуиции: твари выбрали идеальный момент, чтобы выбраться из скрывавших их доселе теней. После проведенных в подполье тысячелетий для них началась новая эра. Жизнь среди людей в открытую.

Бруно считал, что среди всех его агентов Верлен наилучшим образом подготовлен к новому поколению нефилимов. Бруно всякий раз приглядывался к ангелологу на месте преступления – столь же внимательно, как тот изучал очередной труп, – и считал, что молодой человек способен на многое. Конечно, тот по-прежнему надеялся занять достойное место среди охотников на ангелов. Он обладал необычайно большим дарованием в сравнении с другими агентами. У него не было семьи и надлежащего образования, зато имелся немалый талант в области обнаружения и пленения ангелов. Полагаясь исключительно на нутряное чутье, Бруно перевел его из Нью-Йорка, где мужчина занимался научными изысканиями, в Париж, и там дал ему углубленный курс их науки. Такой чести были достойны лишь самые сильные и смышленые рекруты. Бруно обнаружил в нем уникальную черту – редкий баланс между разумом и интуицией. И, конечно же, вскоре после начала тренировок Верлен обнаружил лучшие качества охотника на ангелов – шестое чувство в поиске тварей и огромное рвение к их поимке. Ну а сверх того Верлен обладал удивительной способностью видеть ангелов собственными глазами, без всякой помощи.

Среди всех слоев общества охотники на ангелов представляют собой самую отборную группу – наиболее законспирированную и весьма состоятельную. Будучи директором парижского бюро этой организации, Бруно лично набирал команду и сам тренировал каждого сотрудника. Процесс был трудоемким, столь же деликатным и утонченным, как воспитание настоящего самурая. Верлен перескочил теоретическую стадию изучения – трудный и длинный курс, предполагавший работу в архивах, – и начал обучение со стадии охотника.

Теперь Бруно числил его среди лучших. Молодой американский ученый, некогда страдавший от отсутствия жизненных перспектив, теперь с удивительной точностью обнаруживал ангелов. Он знал, чем строение ангелов отличается от человеческого. Умел находить монстров в толпе, обращая внимание на острые, с молочным отливом ногти, широкий лоб, чуть неправильное телосложение, большие глаза. Охотник знал, что тела тварей имели такой же, как у птиц, скелет из тонких полых костей, а значит, были созданы для полета. Он быстро мог распознать и их искристую кожу, словно присыпанную крошечными кристаллами. Структура самих крыльев – интенсивный взмах, воздушная легкость перьев, укреплявшие мышцы жилы и сухожилия – всегда завораживала Верлена. Ученик овладел известными только элите Общества методами определения врагов, их поимки, связывания и допроса. Босс полагал, что новичка уже сейчас можно считать опытным ангелологом, однако подозревал, что его протеже станет не заурядным охотником на ангелов, а одним из тех, кто рождается раз в поколение.

Но иногда Верлен грустил по прошлой жизни. Бруно считал своей обязанностью помочь ученику преодолеть эту слабость.

Какое-то движение вдали привлекло его внимание. Бруно показалось, что в дальнем конце улицы происходит что-то любопытное. Подъехав ближе, мужчина выключил мотор и выбрался из машины, чтобы приглядеться внимательнее. Там обнаружился ангел-имим с распростертыми крыльями. Свет луны играл на его перьях, отливая жидким и дымным серым блеском. Хотя охотник не мог видеть, что творится за крылатым созданием, но по воинственной позе и распростертым крыльям было понятно – ангел готовился к нападению. Он не сомневался в том, что именно имим недавно орудовал возле Эйфелевой башни. Учитывая, что башня совсем рядом, существовал отличный шанс того, что Бруно обнаружил убийцу. Достав свой смартфон, босс сделал несколько снимков твари и, подсоединившись к зашифрованной сети Общества, отправил образы на определение. По экрану пробежал ряд изображений монстров, однако заинтересовало его только одно.

Имя: Эно

Разновидность: имим

Рост: 200 см

Цвет волос: черный

Цвет глаз: черный

Домен: неизвестен. Три неподтвержденных наблюдения в Санкт-Петербурге, Россия (см. отчеты).

Отличительные черты: классические признаки ангела-имима; черные крылья шириной двенадцать футов и высотой четыре фута; как правило, работает только с нефилимами.

История наблюдения: первая задокументированная встреча с ангелологами произошла в 1889 году на Парижской всемирной выставке и закончилась смертью агента. Последующие заметки свидетельствуют о долгом наблюдении за имимом во время Второй мировой войны (см. записи агента в досье). Агентами получены образчики ДНК из прядей волос, а также несколько ее фотографий в различных уголках Парижа (см. ниже). Крайне опасна. В отношении своих жертв проявляет сексуальную агрессию (см. результаты вскрытия).

Хотя из отчетов службы наблюдения следовало, что Эно находится в Санкт-Петербурге, Бруно не сомневался, что именно она и стояла сейчас в конце улицы и что на ней лежала ответственность за преступление возле Эйфелевой башни. Мужчина опознал почерк ангелицы в особо жестокой манере убийства и способе, которым было располосовано тело. Глубоко вздохнув, он опустил телефон в карман. Ничего не изменилось. Эно осталась такой же садисткой, какой и была.

В свои молодые годы, двадцатилетним, мужчина подпал под ее чары. Эта злобная тварь, находившаяся в розыске уже более сотни лет, с невероятной ловкостью уклонялась от лучших агентов общества. И Бруно самым решительным образом стремился поймать ее. Он знал, что она смертельно опасна. Один из убитых агентов, упомянутых в деле Эно, получил перед смертью ожог третьей степени на всю грудь, как от удара током. Кроме того, эксперты обнаружили следы веревки на шее, запястьях и лодыжках – видимо, его связали и пытали. О том же самом свидетельствовали раны на лице, торсе, спине и ягодицах. Охотника кастрировали и бросили в Сену.

Бруно понимал, с какого рода созданием придется иметь дело. Однако, оказавшись возле Эно, он как будто попал в магнетическое поле, делающее невозможными любые рациональные мысли. Конечно, исходное притяжение между Хранителями и людьми имело чисто физическую природу, коренясь в темном и настырном сексуальном влечении, порождении чистой похоти… Никак не ослабевшей с течением времени. Посему не стоило удивляться, что Бруно впал в навязчивую манию, заставлявшую его преследовать имима. То, что он мог потерять свое место в Обществе, мог быть опозорен и даже убит, казалось несущественным рядом с восторгом погони за Эно. Она была прекрасна, но Бруно манило другое. Нечто гипнотическое таилось в самом ее бытии, нечто опасное и волнующее крылось в том, что она может сделать с ним, если он попробует схватить ее. Она даровала ангелологу ощущение полноты жизни – даже тем, что могла убить его.

Пассаж де ла Вирж, седьмой аррондисман, Париж

Верлен вскарабкался на подоконник, схватился за железные прутья балкона и, толкнувшись ногами, подтянулся наверх. Каблуки туфель скользили по металлу. Над головой оставались еще четыре балкона. Каждый на самом пределе досягаемости, каждый приближал его к Эванджелине. Словно горгулья, она сидела на черепицах крыши. Когда охотник перевалился через край последней балюстрады, мышцы его разогрелись, радуясь работе. Менее чем через неделю охотнику исполнялось сорок три, и он находился в отличной физической форме. Тело его оставалось стройным, мускулы – тугими и сильными, выносливость не покидала его. Мужчина мог пробежать милю за милей без выступившего на коже пота. Верлен перебросил ногу через чугунную балюстраду и ступил на сланцевые черепицы.

Совсем рядом взлетел в воздух ангел-имим и по дороге в небо задел его крыльями. Волна воздуха пробежала по спине Верлена, демонстрируя силу пролетавшего мимо создания. Если бы, повернувшись, он вцепился в нее, тварь унесла бы мужчину в воздух. Верлен проследил, как она взлетает, оставляя внизу огни и кровли Парижа. Едва ангел-имим опустился, зашевелилась и Эванджелина. Оба крылатых создания замерли посередине крыши лицом друг к другу, размахивая крыльями.

Ангелолог не испытывал никаких сомнений в том, что этот имим чрезвычайно могуч. Кожа Эно была подернута призрачным флером, а осанка обладала благородством, свидетельствовавшим о принадлежности к высшему чину воинов. Вглядевшись в сложение и черты лица крылатого создания, он заметил, что все они не от мира сего. Ее глаза и гибкое тело сливались в единой, лишенной человеческих черт красоте. Никому еще не приходилось видеть столь удивительного имима. Глубоко вздохнув, Верлен задумался над тем, какой творец мог создать это соблазнительное и злое существо.

Неожиданно услышав шорох, охотник заметил внизу на балконе Бруно. Он понимал, что должен был давно позвать на помощь, что, преследуя Эванджелину без поддержки, нарушал все давно затверженные правила, однако так и не подумал позвать босса.

– Вижу, ты решил умереть, – проговорил тот.

– Мне казалось, что подобное желание является условием приема на нашу работу.

– Выходить в одиночку против такого противника, как Эно, – чистое самоубийство, – промолвил Бруно, с легким усилием переваливаясь через карниз. – Поверь, мне случалось встречаться с ней.

Мимоходом отметив легкий страх в голосе учителя, Верлен попытался понять, почему встреча с Эно породила в боссе такую реакцию. Потом повернулся к двум ангелам, застывшим напротив друг друга.

– Думаю, сейчас кое-что произойдет.

Верлен бросил быстрый взгляд на тварей, словно бы рассматривая их оком исследователя. Имим описывала круги возле Эванджелины, раскрывая огромные черные крылья. Они были великолепны. Перья нисходили ровными рядами, от крупных к мелким. Хотя, припудренные, они казались тяжелыми и материальными, Верлен знал, что, если прикоснуться к ним, рука прошла бы насквозь, как через оптическую иллюзию. Большинство имимов обладали отвратительной внешностью, однако Эно была соблазнительна, ибо все дефекты породы сложились в ней в тревожную и мрачную красоту. Верлен был покорен. Хотелось навсегда запомнить каждую деталь ее тела, прочно запечатлеть в памяти, чтобы вспоминать в будущем.

Словно желая продемонстрировать силу и мощь собственных крыльев, Эно свернула их вокруг тела, а затем внезапным и сильным движением расправила. Так кобра раздувает свой капюшон. Посвятив крыльям тварей не один год углубленных исследований, Верлен так и не привык к их абсолютно необъяснимому очарованию. Сила, происхождение, место ангела в небесной иерархии – все это немедленно становилось очевидным после одного только взмаха. Посмотрев вниз на своего готового к нападению противника, Эванджелина взмыла в воздух, и пурпурное сияние трепещущим облаком окутало ее тело. Серебряные струи, быстрые, электрические, словно заряженные током, пронзили перья. Она медленно поворачивалась под лучами лунного света. Представление должно было произвести впечатление и вселить ужас.

– Смотри внимательнее, – взволнованным голосом прошептал Бруно. – Возможно, тебе никогда больше не придется увидеть подобный ритуал.

Склонившись к ученику, он произнес:

– Сперва они расправляют крылья, чтобы установить, кто выше саном. При большом неравенстве в силе, более слабый ангел покорится без сопротивления. Однако соотношение сил сейчас не столь очевидно. Обе дамы наделены необычайными крыльями: родословная одной ставит ее в один ряд с высшими созданиями, другая наделена мощью наемного бойца. Кто из них сильнее – пока не ясно. И если они не смогут установить, кто главнее, то сцепятся в поединке.

Верлен выжидал, ему стало страшно. Дуэльный поединок представлял собой древний ритуал, который современные нефилимы уже считали устаревшим. Тем не менее обряд сохранялся веками в России, где обитают самые могущественные создания, происходящие от древних ангельских родов. Люди переняли его, назвав дуэлью. Приняв вызов, честолюбивые соперники отмеряли шаги и стреляли друг в друга с близкого расстояния. Со временем обычай забылся, и теперь лишь самые явные последователи традиций среди нефилимов устраивали дуэли.

В теории Верлен находил ритуал прекрасным. Он напоминал игру между созданиями, принадлежащими к могучим, но совершенно различным видам. Мужчина много раз просматривал архивные записи дуэлей между нефилимами, однако агрессивная поза Эно и оборонительные движения Эванджелины не были похожи на все, с чем он сталкивался. Гипотетически дуэль между ангелами должна была закончиться смертью: лишь один из них мог остаться живым. Несмотря на то что его знакомая принадлежала к более высокой разновидности ангелов, Верлен не мог избавиться от ощущения, что Эно победит.

Эванджелина внимательно смотрела на противницу. Верлен чувствовал, что дама не хочет драки, что стычка неожиданна для нее. Он вспомнил, что она говорила о своем нежелании становиться нефилимом и, хотя ее мать была одной из этих тварей, отказывалась признать собственную участь. Будучи ангелом, Эванджелина обязана была убить Эно, однако мужчина понимал, что она не позволит себе это сделать.

Внезапно соперница подпрыгнула в воздух и поднялась высоко над кровлей. Эванджелина расправила крылья и взвилась в небо. Ангелы наблюдали друг за другом, внимательно всматривались, готовясь к атаке. Через долю мгновения началась схватка. Издали оба существа казались стрекозами, дергавшимися и кружившими в лунном свете.

Верлен заметил, что его знакомая куда более опытна, чем можно было предположить. Эно ударила с нырка, метя в противницу, кружа вокруг нее, дразня. Та ответила ударом в полную силу, кувыркнувшись в воздухе. Имим отлетела назад. Придя в себя, она прижала к груди колени, толкнулась вперед, сделала сальто, одно, другое, третье, с каждым оборотом набирая энергию, пока не превратилась в огненный шар. Потом бросилась вперед на Эванджелину и нанесла удар такой силы, что та рухнула на крышу под грохот шиферных плит. Ошеломленная силой падения, она недвижно застыла.