Текст книги "Калигула"

Автор книги: Даниель Нони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

XV. Мрачный конец принципата Тиберия

Тацит несколько прямолинейно изображает принципат Тиберия, делая упор на морально-психологические характеристики и поведение правителя: «Он был скрытен и коварен, прикидываясь высокодобродетельным, пока были живы Германик и Друз; он совмещал в себе хорошее и дурное до смерти матери; он был отвратителен своей жестокостью, но таил ото всех свои низкие страсти... и под конец он с одинаковой безудержностью предался преступлениям и гнусным порокам, забыв о стыде и страхе и повинуясь только своим влечениям» (Тацит, Анналы, VI, 51). Он, как и другие историки, давал, таким образом, свой портрет Тиберия и свою интерпретацию деятельности принцепса. Факты, сообщаемые Тацитом, зачастую давали более положительное представление о Тиберии, однако автор объяснял их как обман и притворство.

Более или менее известные факты говорят о том, что в последние годы правления – от устранения Сеяна до кончины – принцепс отличался превосходным здоровьем, хотя ему было уже за семьдесят. Но, как полагает Тацит, в основе всей его деятельности было лишь притворство: «Уже Тиберия покидали телесные, покидали жизненные силы, но все еще не покидало притворство; он сохранял прежнюю храбрость духа и холодность в речах и во взоре, но он принуждал себя порою к приветливости, пытаясь за нею скрыть уже очевидное для всех угасание» (Тацит, Анналы, VI, 50). Физически Тиберий был способен отправлять свои полномочия, но мог ли он их осуществлять в морально-психологическом отношении? Были ли ему в течение всей жизни присущи жестокость и сладострастие? Или он, будучи безвольным, сломался, исполняя свою монархическую власть? Или же разочаровался в способности сенаторов решать задачи, им предписанные?

Несомненно, что вопросы о Тиберии как государственном деятеле провоцировались самим принцепсом. То его нежелание возвращаться в Рим, то письма в сенат с требованиями гарантий безопасности в случае возвращения. Он нередко покидал Капри и доезжал до самых ворот Рима, но в город так и не вступил, поселившись в последние годы жизни в Кампании у Мизенского мыса. В других своих письмах сенату он вдруг давал понять, что жизнь его не стоит защищать с помощью оружия. Или же спрашивал: «Что вам написать, почтеннейшие отцы-сенаторы, или как написать, или о чем в настоящее время совсем не писать? Если я это знаю, пусть боги и богини нашлют на меня еще более тягостные страдания, нежели те, которые я всякий день ощущаю и которые влекут меня к гибели» (Тацит, Анналы, VI, 12). Что это – признак растерянности или опять же притворство и лицемерие? Тогда же его видят со слезами обнимающего младшего внука Гемелла (Тацит, Анналы, VI, 52).

Несмотря на драматические события, связанные с разоблачением заговора Сеяна, Тиберий последние пять лет жизни продолжал эффективно и решительно управлять империей, хотя и находился за пределами Рима. Никто уже не говорил о каком-то фаворите в его окружении, хотя у Тиберия, несомненно, были советники, к примеру, его друг, сенатор Нерва, или новый префект преторианской гвардии Макрон. Из всей предыдущей политической деятельности Тиберия видно, что самой насыщенной ее главой были политические процессы, однако будем иметь в виду, что исторические источники во многом односторонни, поскольку опираются только на архивы сената.

В 32 году состоялись, по меньшей мере, двадцать политических процессов. Почти все они имели отношение к заговору Сеяна. Одни из обвиняемых были казнены, другие – покончили с собой, третьи – отправлены в ссылку. Тацит свидетельствует, что один из обвиняемых был оправдан после удачной защитной речи, другой – освобожден после письма Тиберия в его защиту. Сенаторам также удалось отвергнуть обвинения или отсрочить судебные дела пяти нобилей. 32 год прошел более спокойно: состоялось только шесть судебных процессов, к тому же, по всей видимости, носивших не политический характер. Правда, в этом году удушили всех находившихся в тюрьмах сообщников Сеяна, как мужчин, так и женщин; но, видимо, все это были не очень известные люди, поскольку Тацит никаких имен не называет. В 34 году еще несколько человек были обвинены в преступлениях против величия, однако все они покончили с собой. В 35 году четыре человека были обвинены в преступлении против величия; двое из них покончили с собой, еще двое были казнены. В 36 году – три самоубийства, в том числе Эмилии Лепиды, вдовы Друза III, и три казни.

В 37 году Рим жил в ожидании кончины Тиберия, однако политические процессы в сенате продолжались, более того, число их выросло. «Охотники за головами» и за вознаграждением были прежде всего из числа сенаторов или всадников. Иногда сенаторы, как, впрочем, и сам Тиберий, оправдывали подсудимых. Многие преступления были самыми обычными, прежде всего супружеская измена или правонарушения, связанные с управлением провинциями:

– Секст Марий, обвиненный в кровосмесительной связи с дочерью, являлся владельцем одного из самых крупных рудников в Бетике. Он был приговорен к смерти и сброшен с Тарпейской скалы; говорили, что причиной обвинения стало его богатство;

– Помпей Макрин был сослан, его отец, всадник, и брат, сенатор, покончили с собой, обвиненные в том, что превратили своего прадеда в объект героического культа. Однако дело это было в первую очередь связано с событиями, имевшими место в провинциях Ахайя и Азия;

– армянский царь Тигран, проживавщий в Риме под надзором, был удушен в то время, когда на восточных границах возникли сложности;

– сенатор Юлий Африкан, выходец из галлов, был обвинен в сообщничестве с Сеяном; считали, что этот заговор имел ответвления и в провинциях.

Другие смерти известных людей не были связаны с судебными процессами. В 32 году скончался, будучи уже в преклонном возрасте, префект Рима Луций Кальпурний Пизон. В 33 году умер его преемник, бывший консул Элий Ламия. Тогда же скончались знатный нобиль Маний Лепид и правитель Фракии Поппей Сабин.

Однако отмечена эта эпоха именно волной самоубийств. Добровольный уход из жизни одних представлялся вполне объяснимым: они стремились опередить обвинение и осуждение. Тем более, что в таком случае они имели право на достойные похороны и выполнение завещания, особенно если догадывались завещать часть имущества в пользу императора. Самоубийство других было связано с разочарованием в жизни и, согласно Тациту, с отвращением к той эпохе. Луций Аррунций, возраст которого уже перешел за семьдесят, был обвинен в безбожии. Допросом свидетелей и пыткой рабов руководил сам Макрон, ненавидевший Аррунция. В итоге тот вскрыл себе вены. Похоже, что это ощущение отвращения к жизни было достаточно широко распространено. Имеющий безупречную репутацию сенатор Нерва, который всегда сопровождал Тиберия и был его советником, решил добровольно уморить себя голодом, хотя император всячески его отговаривал. Молодой нобиль Секст Папиний из семьи консулов покончил с собой, бросившись со скалы; впрочем, Тацит ничего не говорит о причинах самоубийства юноши – распутная жизнь, колдовство, участие в чем-то противозаконном или что-то еще. Рубрий Фабий самовольно покинул Рим из-за того, что, как он заявил, не мог больше жить в этой атмосфере всеобщего страха. В Мессине его задержал некий центурион и вернул в Рим. Сенат ограничился тем, что запретил ему менять местожительство.

Эти и другие факты представляют последние годы принципата Тиберия в печальном и даже мрачном свете. Можно, как это делает Светоний, собрать ходившие тогда по рукам оскорбительные стихи в адрес Тиберия. Но не надо забывать, что по преимуществу лишь окружение Тиберия и должностные лица Рима были затронуты этими политическими процессами и атмосферой страха. В остальном политическая и административно-управленческая деятельность происходила как обычно. Наместники в провинциях или полководцы в армии всегда находили понимание и поддержку со стороны Тиберия. Магистраты регулярно и в срок назначались на должности, сенат обсуждал все важные вопросы и принимал решения. Принцепс заботился о том, чтобы общественный механизм работал без сбоев, не обращая внимания на переменчивое общественное мнение.

В 32 году самой важной проблемой для жителей Рима стали высокие цены на зерно. До мятежа дело не дошло, однако во время театральных представлений люди выкрикивали в адрес Тиберия ругательства и насмешки. Недовольный всем этим принцепс направил письмо консулам и сенату, где сообщил о мерах, предпринятых для улучшения снабжения города хлебом, которые, однако, оказались малорезультативными вследствие бездарности должностных лиц. Потребовав повысить их ответственность, консулы и сенат вместе с тем предприняли ряд мер, чтобы не допустить возможных беспорядков в городе.

В 33 году разразился финансовый кризис – обострилась проблема наличных денег. Связано это было с тем, что, хотя ускоренное экономическое развитие требовало все больше денежных средств, при Тиберии существенно уменьшились общественные расходы из-за отсутствия крупных военных походов и общественного строительства. Золотые и серебряные монеты скапливались в казне принцепса и в государственном казначействе. Все это привело к росту процентных ставок, т.е. засилью ростовщиков, хотя по закону были запрещены ставки, превышающие 12%. Претор, разбирающий дела о ростовщичестве, доложил об этом сенату и принцепсу. Тиберий предоставил полтора года на наведение порядка путем возвращения долга кредиторам по курсу установленной законом процентной ставки. Однако это еще больше обострило проблему наличных денег. Попытка преодолеть кризис путем продажи земельной собственности успехом не увенчалась. Как свидетельствует Тацит «... цены на поместья резко упали, и чем больше долгов обременяло владельца земли, тем труднее ему было ее продать; так что многие из-за этого вконец разорились. Потеря имущества влекла за собой утрату достойного положения и доброго имени» (Тацит, Анналы, VI, 23). Тогда Тиберий раздал по меняльным лавкам 100 миллионов сестерциев и разрешил получать из них беспроцентную ссуду на три года любому, кто мог представить в залог землю и поместье двойной ценности. Этот шаг принцепса постепенно стабилизировал ситуацию.

В 36 году страшный пожар, поразивший Рим, опустошил часть Цирка, примыкающую к Авентинскому холму, и все застройки на самом холме. Тогда Тиберий вновь выделил из собственной казны 100 миллионов сестерциев и оплатил многочисленным пострадавшим весь ущерб, что увеличило его популярность в народе.

Три этих события отчетливо показывают, насколько многообразны были административные заботы и проблемы. В первую очередь Тиберий заботился об обеспечении Рима хлебом и своевременном отправлении религиозных и жертвенных церемоний. Он также стремился во всем экономить, вплоть до того, что не выплатил завещанные Ливией деньги и не стал устраивать празднеств по поводу того, что Калигула получил право на ношение мужской тоги. Принцепс строго взыскивал за излишества и неразумные нововведения, в частности, при нем были прекращены бои гладиаторов. Римляне считали, что Тиберий хорошо управляет государством, хотя и не заслуживает особого уважения; однако монархический характер власти никем под сомнение не ставился.

В том, что касается внешних проблем и вопросов безопасности границ империи, то здесь в 31-37 гг. серьезных трудностей не возникало. Только на Востоке пришлось решать проблемы, связанные с самовластными устремлениями парфянского царя Артабана. Римские легионы, руководимые посланцем принцепса Луцием Вителлием, продемонстрировали свою мощь. Артабан принес перед изображением Тиберия присягу верности. Позднее начались беспорядки в Каппадокии, вызванные налоговым гнетом, однако посланные Вителлием легионы быстро восстановили порядок. В целом последние пять лет принципата Тиберия были гораздо более спокойными, чем начало его правления. Тиберий оставлял своему преемнику империю, где царили порядок и спокойствие. Во многом это объяснялось умелым подбором наместников провинций, чему Тиберий уделял много внимания; самые способные из них надолго оставались во главе провинций, те же, кто не справлялся, отзывались в Рим. Подобная практика устраивала далеко не всех, ведь сенаторы или всадники лишались возможности обогатиться за счет провинций. Однако Тиберий в ответ на их недовольство заявил, что он предпочитает стричь овец, а не снимать с них шкуру. В последние годы правления Тиберия в провинциях стало гораздо меньше злоупотреблений и вымогательств со стороны местной администрации, которая опасалась гнева принцепса. Сравнительно миролюбивая внешняя политика способствовала тому, что требовалось меньше солдат для военных походов. В то же время Тиберий заботился о боеготовности своих легионов, во главе которых стояли такие способные полководцы, как Луций Вителлий, который сумел решить парфянскую проблему, или Лентул Гетулик, наместник Верхней Германии, который поддерживал порядок на границах Рейна. В самом же Риме Тиберий, не доверяя своей преторианской гвардии, внимательно следил за ней. Он не стал менять установленный Сеяном порядок и вновь расселять преторианские когорты по всему городу, что позволило избежать лишних расходов, а также давало возможность Тиберию держать их всех под контролем. Когда сенатор и известный ритор Юний Галлий однажды предложил, чтобы на зрелищах места, предназначенные для всадников, могли занимать и преторианцы, то Тиберий напомнил, что лишь он может поощрять своих гвардейцев, поскольку командует ими. За свое необдуманное предложение Галлий был, по настоянию принцепса, исключен из сената и сослан на остров Лесбос.

Эффективное управление, жесткое и даже суровое, которое проводилось и в Риме, и в провинциях, по отношению и к плебсу, и к солдатам, требовало постоянных усилий со стороны Тиберия. Это обеспечивало ему всеобщую лояльность. Однако принцепса боялись и не любили, потому что он был строг и не увлекался популистскими жестами. Тиберий отчетливо это сознавал.

XVI. Частная жизнь Тиберия

Калигула был в некотором роде «учеником» Тиберия и прошел хорошую школу обучения жестокости, что так явно отмечало правящего принципса. Что касается общеизвестного сладострастия Калигулы, то здесь также можно увидеть влияние Тиберия, имевшего репутацию похотливого старца, что, впрочем, можно отнести и к области политических оскорблений. По существу, в тогдашнем Риме общественное мнение иногда подталкивало и питало судебные обвинения. Их было три вида:

– обвинения, связанные с социальным происхождением: Унтел, обвиненный в том, что его отец торговал мулами; то же самое было и в случае с отцом Веспашана. Другой пример – Калигула, когда хотел опорочить память своей прабабки Ливии, говорил, что ее мать Алфидия была дочерью простого муниципального служащего;

– обвинение в злоупотреблении властью и, особенно, в обогащении при исполнении служебных обязанностей. Обычно подобные обвинения звучали в адрес магистратов, оставляющих свои должности по истечении срока. Принципаты Августа и Тиберия, как и принципаты Калигулы, Клавдия или Нерона, были полны политическими процессами, основанными на подобных обвинениях;

– наконец, это обвинения, касающиеся человеческих недостатков и пороков: скупости, жестокости, трусости в бою; отсутствие интереса к общественным делам, неисполнение супружеских обязанностей.

Тиберия или Калигулу трудно упрекнуть в скромном социальном происхождении, поскольку через Клавдиев, а в еще большей степени через Юлиев и Ливию, они были связаны с самыми знатными семьями Рима. В том же, что касается злоупотребления властью, их невозможно было обвинить, поскольку авторитарно-монархический режим был узаконен и отождествлялся с личностью принцепса. Что же касается казней без суда, то, по мнению большинства и граждан, и сенаторов, принцепс имел на это право в силу своей власти трибуна. Оставались недостатки и пороки личного характера, и именно такого рода обвинения в адрес правителя получили самое широкое хождение. Правда, трусость в бою или пренебрежение общественным служением здесь мало подходили, но зато распущенность, скупость, жестокость, сладострастие – это было у всех на языке.

Игра слов – Тиберий и «Биберий» (пьянчужка) – напоминала о солдатских пьянках; правда, сравнивая Тиберия с иными его современниками, приходится признать, что он был весьма умерен в винопитии. Более уместны обвинения в скупости – этом старческом недостатке, однако подобные обвинения были очень широко распространены в то время. Скорее, Тиберий, контролируя государственные финансы, не был склонен к безрассудным тратам. Если же возникала необходимость, то Тиберий не скупился: так было в начале его принципата (восстановление городов в Азии, пострадавших от землетрясения), так было и в конце (большой пожар в Риме). Особенно много клеветы и злословия звучало в адрес императора, когда говорили о его жестокости и сладострастии.

Жестокость Тиберия общепризнана. Для некоторых авторов II века н.э., современников таких благонравных правителей, как Антонин Пий или Марк Аврелий, Тиберий – это свирепый принцепс. Признаем, однако, что его свирепость проявилась в отношении невестки, внуков, некоторых из друзей и соратников, но никак не в методах правления. В общественной жизни он был жесток не больше и не меньше, чем большинство сенаторов. Чтобы показать его жестокость и бесчеловечность, распространялись слухи, что он повелел Пизону отравить Германика, а также дал распоряжение отравить своего сына Друза II. Однако Тацит отвергает это. Конечно, Тиберий был правителем противоречивым и в случае нужды мог отдавать жестокие и бесчеловечные приказы, однако это следует отнести и к жесткости управления, но не к жестокорти как к черте характера.

Тиберий был уже стар для сексуальных развлечений, и более молодые недаром считали его похотливым стариком или отвратительным старцем. В его адрес обычно звучали три обвинения: Тиберий занимался вуатеризмом, пользовал молодых людей обоих полов, практиковал фелляцию и куннилингус.

Касаясь этой стороны античной жизни, испытываешь неловкость, однако в противном случае мы не сможем получить объективный образ Тиберия. Прежде всего – о вуатеризме императора. Известен один публичный случай, когда он обедал у сенатора Цестия Галла и там прислуживали обнаженные девушки, на чем настоял сам Тиберий. Однако на Капри он любил тайком наблюдать юношей и девушек, совокупляющихся в разных позах вдвоем и втроем. Тиберий также коллекционировал эротические картинки, скульптуры и книги. Так, он с удовольствием принял картину Паррасия, греческого художника конца V века до н.э., изображающую совокупление в рот Мелеагры и Аталанта (Светоний, Тиберий, 44). Его страсть к мальчикам доходила до того, что однажды во время церемонии жертвоприношения он набросился на двух прислуживающих мальчиков, чтобы растлить их. Что касается фелляции, то он приказывал доставлять ему маленьких детей, только что отнятых от груди, чтобы они сосали его половой член. И у него была постыдная причуда, когда он попросил некую Маллонию доставить ему удовольствие и позволить сделать куннилингус (Светоний, Тиберий, 42-45).

Эротические игры довольно широко представлены в изображениях на вазах, светильниках, монетах, картинах, в частности, на фресках Помпеи. Это свидетельство того, что подобные развлечения были типичны в эпоху Юлиев-Клавдиев, от Августа до Нерона. Но позднее они шокировали тонкий вкус Антониев и подобные изображения стали встречаться все реже. Светоний, описывая частную жизнь Тиберия, демонстрирует полное непонимание того, чем отмечена тогдашняя эпоха. Как и все его современники, Тиберий, конечно, любил эротические сюжеты, но это лишь один из аспектов его частной жизни и вряд ли он может служить примером половой распущенности и извращенности.

Известно, что, как обитатель Капри, он получил прозвище «Caprineus», что означало и «человек с Капри», и «старый козел»; подобная кличка позволяет многое ему приписать. Его любовь к мальчикам правдоподобна, потому что о ней широко известно, но невозможно назвать ни одного имени его миньонов. Что же касается истории о мальчиках-прислужниках, то она – пример нарушения закона. Если сексуальные притязания к рабыне или к рабу были не наказуемы, то римские граждане находились под защитой закона и потому изнасилование малолетних каралось смертью. К тому же сюда можно присовокупить и обвинение в неблагочестии, поскольку описанные события произошли в ходе процедуры жертвоприношения.

Фелляция в Древнем Риме также широко была распространена, и Тиберий, видимо, использовал для этого рабов, если, конечно, рассказы о пристрастии императора к фелляции соответствуют действительности. Однако в любом случае подобные развлечения старика вызывают лишь омерзение. Что касается игр с маленькими детьми, то это доставляло удовольствие и молодым, и людям зрелого возраста. Сенека позднее свидетельствовал, что сам занимался этим, не видя в подобной практике ничего постыдного.

Главное во всех этих эротических сюжетах – то, что доминирует все же мужское начало; Тиберий никогда не обвинялся в женоподобии, что приписывали молодому Юлию Цезарю, а затем – и Калигуле. Ничего неизвестно о любовнице Тиберия, как, впрочем, о любовницах Юлия Цезаря или Августа, но есть сведения о том, что Тиберий практиковал куннилингус: об этом говорят Марциал и Ювенал. У Светония даже упоминается конкретное имя – знатная женщина Маллония покончила с собой после того, как ее обесчестил Тиберий. Однако эта история представляется не очень правдоподобной, потому что, во-первых, это женское имя больше нигде не встречается и не связано с какой-либо известной семьей, во-вторых, эта история напоминает легенду о Лукреции, которая покончила с собой после того, как ее обесчестил сын царя Тарквиния. Таким образом как бы сопоставлялись оба тиранических режима и акцент ставился на злоупотреблении властью, неизбежно ведущем к развращению нравов.

Вполне возможно, что Тиберий был сладострастным старцем, что соответствовало духу времени. Но никаких доказательств этой стороны частной жизни Тиберия не приводится. По существу, все эти свидетельства как бы подтверждают изречение «Пороки – дело личное, добродетели – дело общественное!» и имеют целью, опираясь на негативные стороны частной жизни правителя, опорочить все его правление.

Калигула не был вовлечен в эти гнусные истории и слухи. Хотя незадолго до отъезда к деду на Капри он попался своей бабке Антонии, когда горячо обнимался с сестрой Друзиллой – все же, даже если это и соответствует действительности, здесь можно увидеть лишь половое любопытство двух подростков, грех молодости, простительный детям, лишенным человеческой теплоты, потому что рядом с ними не было ни матери, ни старших братьев.

Позднее, проживая на Капри, Калигула по ночам тайком волочился за юбками и вел разгульную жизнь, что Тиберий одобрял, считая, что это смягчит буйный нрав внука, так же, как танцы, театр и пение. В любовных похождениях юноши не было ничего предосудительного, однако они быстро становились предметом пересудов: в Риме сенаторы рассказывали, что юноша был пассивным гомосексуалистом. Все эти слухи преследовали цель опорочить его как наследника императора и нередко носили клеветнический характер.

Калигула не был аскетом. Как и всякий молодой человек его возраста и положения, он любил наслаждаться жизнью. Тиберий, внимательно следивший за ним, был доволен, что юноша ничем не отличается от своих сверстников. Подобное поведение в определенной мере могло быть условием выживания в то неспокойное время. Однако можно допустить и то, что скрытность его сексуальной жизни объяснялась тем, что Калигула помнил, как Тиберий не раз упрекал его старшего брата Нерона в излишней любви к мальчикам. Поэтому Калигула старался скрыть свои сексуальные увлечения, чтобы не вызывать подобных упреков со стороны деда. Ведь Тиберий был общепризнанным и уважаемым охранителем семейной нравственности.

Личные пороки и общественные добродетели – в этом и коренилась двойственность Тиберия. Пойдет ли Калигула по пути деда, скрывая свои пороки, или будет выставлять их напоказ, как бы в отместку за то, что ему в юности ограничивали свободу действий? Пока еще для римских нобилей молодой человек с Капри был загадкой. Наверное, поэтому Калигуле с такой легкостью приписывали и хорошее, и дурное, опасаясь его пороков или надеясь на его добродетели.