Текст книги "Смерть в Кесарии"

Автор книги: Даниэль Клугер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

14

– Рассказывай, – сказал Ронен Алон, усаживаясь напротив Натаниэля. – Пока ребята осмотрятся, мы с тобой поболтаем немного. Как ты здесь оказался?

– Во-первых, привет, Ронен, – сказал Натаниэль дружелюбно. – Во-вторых, ты бы хоть дух перевел.

– Мы уже здоровались, – сухо ответил инспектор. – По телефону. А дух мне переводить не из-за чего. Да и некогда. Поверь, Натаниэль, не обижайся. Столько работы этим летом, даже не представляешь себе.

– Неужели и в твоем отделе тоже?

– Представь себе, – мрачно произнес Алон. – Правда, в основном, на бытовой почве. Ревность и тому подобное. Ну, неважно, думаю, ты еще помнишь.

– Собственно, особо рассказывать нечего, основное я уже сказал, Ронен. По телефону. Она, – он кивнул в сторону убитой, – позвонила мне в четверть третьего, попросила срочно приехать. Срочно не получилось – добирался около часу. Ругаю себя, что не позвонил с дороги.

– Она что – твоя клиентка? – спросил Ронен.

Розовски отрицательно качнул головой.

– Я ее в первый раз увидел. Увы – вот в таком состоянии. Ей порекомендовал обратиться ко мне адвокат мужа. Покойного мужа. Ты же знаешь, после ухода из полиции я специализируюсь на делах репатриантов из России.

– Знаю, знаю… Покойного мужа? А… ты говорил. Ари Розенфельда? Которого убили в Кесарии?

– Кажется, да, – ответил Розовски. – Послушай, дай закурить. Я забыл сигареты в машине.

– Кури, – инспектор протянул пачку «Тайма». – Только, пожалуйста, с пеплом осторожнее. Не стряхивай куда попало.

– Здесь никто не курил, успокойся, так что я никаких улик тебе не испорчу.

Алон нахмурился:

– Ты что, обыскивал номер?

– Бог с тобой, Ронен, просто осмотрелся. Я же, все-таки, полицейский.

– Так чего она от тебя хотела? – недовольно спросил инспектор.

– Я же говорю – понятия не имею. Позвонила, попросила приехать. Я приехал. Все.

– Послушай меня, Натан, – ласково сказал инспектор Алон. – Послушай и запомни: если ты решил заняться расследованием дела об убийстве Розенфельда…

– С какой стати? – Натаниэль сделал удивленное лицо. – Я о нем вообще узнал только из газет.

– Из газет? – инспектор прищурился.

– Откуда же еще? Хотя нет, кажется, сначала я услышал о нем по радио. Что ты на меня так смотришь, Ронен? Мой круг интересов знаешь: рогоносцы, мелкие жулики. Я вовсе не собираюсь отбивать твой хлеб.

– Зато я твой – собираюсь, – бесцеремонно сказал инспектор. – Так ты говоришь, она позвонила тебе в четверть третьего? И ты сразу все бросил и поехал?

– А мне и бросать-то особо нечего было. Мертвый сезон, как говорится, мелочевка.

– Нашли пулю, инспектор, – сказал один из полицейских.

– Покажи… – инспектор повертел в руке сплющенный кусочек свинца. – Что скажешь, Натан?

Розовски осторожно взял пулю.

– Семь и шестьдесят пять, – сказал он. – Ари Розенфельд был убит из револьвера того же калибра.

– Да? В какой, интересно, газете ты прочитал такие подробности?

– В «Вестях», – не моргнув глазом, ответил Натаниэль. – Русская газета.

Вряд ли Ронен выучит русский язык специально, чтобы уличить бывшего начальника во лжи.

– Н-да…Точно, семь-шестьдесят пять, – сказал инспектор Алон, возвращаясь к пуле. – Только револьвер Розенфельда, слава Богу, уже ни в кого не может выстрелить, поскольку лежит в отделе баллистической экспертизы у нас в управлении.

– Действительно, слава Богу.

Ронен Алон повернулся к подчиненным.

– Что с отпечатками пальцев, Шимон? – спросил он незнакомого Натаниэлю полицейского.

– Ничего, кроме отпечатков убитой – никаких следов, – ответил Шимон.

– А на чашках?

– Вообще никаких следов. Стерты. На одной – след губной помады. А у убитой губы ненакрашены. Помаду тоже пытались стереть, ее почти не видно.

– Ясно… – он снова обратился к Натаниэлю: – Ты говоришь, разговаривал с ней в четверть третьего?

– Да.

Алон обратился к Бен-Шломо:

– Нохум, ты можешь сказать, когда произошло убийство?

Доктор, осматривавший тело убитой, выпрямился и с сожалением покачал головой.

– Почему здесь не работает кондиционер? – с досадой спросил он.

– Ты меня спрашиваешь?

– Да нет, но при этой температуре и влажности очень легко ошибиться. Сейчас я могу сказать только, что смерть наступила между десятью часами и тремя.

– Ничего себе, разброс! – Алон посмотрел на Розовски, нахмурился. – Что ж, будем исходить из твоей информации. Позвонила в четверть третьего, ты вошел в номер…

– В двадцать минут четвертого, – подсказал Натаниэль. – Или около того.

– Значит, в четверть третьего она еще была жива. То есть, кто-то сюда вошел в течение того часа, что ты добирался, верно? Кто это мог быть?

– Кто угодно, – ответил Розовски. – И никто конкретно. Но впустила она знакомого. Во всяком случае, некоторое время они беседовали, – он кивнул в сторону столика. – Видишь, даже успели выпить чаю.

– Да, верно. Хотя это могло произойти раньше.

– Могло, – согласился Розовски.

– Шеф, в сумке документы, – сказал Дани.

– Покажи, – инспектор раскрыл папку, быстро, но внимательно перелистал документы. – Ты знаешь, что это? – спросил он Натаниэля.

Розовски заглянул в папку.

– Обычные документы репатрианта, – ответил он. – Джентльменский набор. Свидетельство о рождении, свидетельство о браке, о разводе, о смене фамилии.

– А вот это? – Ронен показал на пожелтевший ветхий листок с обтрепанными краями. – Какая-то архивная бумажка. Что это?

Натаниэль усмехнулся.

– Очень важная бумажка, – сказал он. – Видимо, ей пришлось подтверждать свое еврейское происхождение. Справка из Архива МВД. Выдана в 1946 году, сразу после войны.

– Ясно, – инспектор Алон закрыл папку. – Разберемся в управлении… Получается так, что некто вошел, прямо от порога выстрелил в нее и тут же ушел… Какие выводы можно сделать из этого?

– Ну, во-первых, он должен был ее знать. Прямо с порога в незнакомого человека не выстрелишь. И потом, вовсе не с порога. Он вошел в комнату.

– Можно просто запомнить по фотографии, – возразил Ронен.

– Тоже верно. Во всяком случае, он должен был точно знать, что Соколова в номере одна.

– Возможно… – Ронен поднялся. – Пойду, побеседую с портье. Составишь компанию?

– Если хочешь. Только учти: я с ним уже разговаривал.

– Когда?

– Прежде, чем подняться в номер.

– Зачем?

– Хотел немного ознакомиться с ситуацией. Я ведь не был знаком с ней, – он кивнул в сторону кровати.

– И что же?

– У Соколовой сегодня был посетитель, если верить портье – только один. Он ушел значительно раньше – в половине одиннадцатого.

– И больше никого не было?

– Портье больше никого не видел. Но это – достаточно условные показания.

– Что значит – условные?

– То и значит. У них сегодня прием пассажиров из «Бен-Гурион». С самого утра. Он так мне и сказал: «Если меня не спрашивали о жильце, я не могу помнить точно, был посетитель или нет.»

– Ты что – допрашивал его? – хмуро спросил Алон.

– Бог с тобой, нет, конечно. Так… поболтали немного.

Инспектор задумался.

– Так, – сказал он. – Все равно – я должен допросить его. Дани, – обратился он к одному из полицейских. – Опроси соседей. И вызови санитаров, пусть забирают тело… Не может быть, чтобы никто не слышал выстрела.

– Стрелять могли из пистолета с глушителем, – заметил Розовски.

– Тут очень тонкие стены, – возразил Алон. – Даже выстрел из пистолета с глушителем мог быть слышен. Нам важно знать – когда именно произошло убийство.

Розовски покачал головой.

– Ты прислушайся, Ронен.

– А в чем дело?

– Послушай, послушай.

Они на мгновение замолчали. Из-за стен доносились многоголосые крики, детский смех, грохот передвигаемой мебели.

– Как думаешь, в этом балагане можно что-нибудь услышать?

– Н-да-а… – протянул Алон. – Ты прав. Устроили из отеля какой-то лагерь для перемещенных.

– Или, вернее, центр абсорбции… Что ты хочешь, – сказал Натаниэль. – Восемьдесят тысяч репатриантов из одной России. Недавно поставили рекорд: около восьмисот за один день! В Хайфу пришел паром. А сколько будет еще? Министерство строительства уже воет.

– Вот именно, – буркнул Ронен. – Между прочим, страна не резиновая. Я сам – сионист, и отец мой был сионистом, и дед тоже. Но одно дело – быть сионистом теоретически, и совсем другое… – он не договорил, махнул рукой. – Не обижайся, Натаниэль, я не тебя имею в виду. Между нами – ну какие они евреи?

– Я и не обижаюсь, – ответил Розовски.

– Понимаешь, меня бесит, что они приезжают – и начинают выяснять свои отношения именно здесь, в Израиле, – Ронен кивнул на тело Соколовой. – Почему не там? Почему здесь?

– Да ладно тебе, – сказал Розовски. – Брось чепуху молоть. Ты же знаешь, что процент преступности среди репатриантов ниже среднего по стране. Я имею в виду серьезные преступления. И потом: с чего ты взял, что здесь сводились старые счеты? У тебя есть какие-то данные?

– Ничего у меня нет. Пока нет. А что касается процента преступности… – Ронен с досадой поморщился. – Ка будто ты не знаешь, что русские просто предпочитают не обращаться в полицию. Ты ведь на то и рассчитывал, открывая агентство, сам мне рассказывал. Так что мы толком не знаем, каков истинный процент преступности в их среде… Ладно, не обращай внимания, это я так… Очень много работы. Я просто устал.

– Я понимаю. Кстати, – сказал Розовски. – На каком языке Дани собирается беседовать со здешней публикой? По крайней мере, на этом этаже? Я очень сомневаюсь в том, что они уже освоили иврит. Правда, может быть, он выучил русский?

– Издеваешься? – спросил инспектор Алон. – Нет, конечно. Просто я надеялся, что ты, по старой памяти, поможешь нам… хотя бы в качестве переводчика.

– Пожалуйста, – ответил Натаниэль. – Конечно, помогу. Но, еще раз повторяю, вряд ли кто-нибудь из них что-нибудь слышал.

– Допустим, – сказал Ронен. – Но видеть-то они могли? Для этого никакой особой тишины не нужно.

– Психология, – сказал Натаниэль.

– При чем тут психология?

– Представь себе состояние этих людей. Они ведь только вчера прилетели. Совершенно обалдели от непривычной жизни. Перепуганные, языка не знают, к кому обращаться – тоже. И тут приходит суровый инспектор Алон и спрашивает: «Вы никого подозрительного здесь не видели сегодня утром»? Да им все израильтяне кажутся подозрительными!

– Натан прав, – вмешался доктор Бен-Шломо. – Никто тут ничего тебе не скажет. Нечего даже пытаться.

Инспектор Алон тяжело вздохнул.

– Вот ведь ситуация. Убийцу наверняка видели человек двадцать. И никто из них толком не сможет его описать. Так ты думаешь, не стоит опрашивать?

Розовски пожал плечами.

– Не могу ничего сказать, – ответил он. – Не знаю. Но если хочешь, можем попробовать.

Ронен Алон обратился к помощникам:

– Ребята, у вас еще много работы? Есть что-нибудь интересное?

– Ничего, инспектор, – ответил Дани. – Работы немного. Минут через пятнадцать, я думаю, закончим. Доктор, что у тебя?

– Все. Подробности, после вскрытия. Могу сказать, что причиной смерти был выстрел из нарезного оружия, по всей видимости – пистолета или револьвера, калибра семь и шестьдесят пять сотых миллиметра, – сказал доктор. – Сквозное ранение в голову. Стреляли с близкого расстояния – три-четыре метра. Выходное отверстие в затылочной части головы. Санитары могут уносить тело.

– Есть отпечатки, Ронен, – сказал вдруг Шимон. – Жалюзи открывали и закрывали, по крайне мере, два человека.

– Могла быть горничная, – сказал Алон. – Все равно – нужно проверить. Сейчас скажу санитарам, – инспектор Алон шагнул к двери. – Дани, пусть смотрит Шимон, а ты ступай с Натаниэлем, попробуй поговорить с его бывшими земляками.

15

311-й номер представлял собой точную копию 312. Тот же цвет стен, та же обивка мебели. Разница была, пожалуй, в том, что здесь было не так жарко – видимо, кондиционер работал исправно. И, слава Богу, в том, что обитатели номера, средних лет семейная пара, находились в добром здравии. Если не считать вполне естественного шока от необычной обстановки. Когда Натаниэль и Дани вошли, к этому легкому шоку прибавилась и плохо скрытая тревога от неожиданного контакта с представителями властей (Дани был в форме).

Впрочем, тревожное ожидание на лицах несколько поубавилось, после того, как Розовски обратился к ним по-русски.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, – сказал он и улыбнулся успокаивающей улыбкой. – Нам просто нужно задать вам несколько вопросов. Не возражаете?

– Нет, кончено, задавайте, – сказала жена. – Проходите, садитесь.

Муж молча кивнул, как бы подтверждая приглашение.

Розовски еще раз огляделся по сторонам. Еще одно отличие этого номера от 312-го – гораздо больше сумок. Если бы, не дай Бог, что-то случилось с этой парой, полиция провозилась бы с обыском куда дольше.

– Вы прилетели вчера? – спросил Натаниэль.

– Позавчера, во второй половине дня.

На вопрос, не заметила ли она сегодня утром что-нибудь подозрительное, женщина ответила:

– Мы ничего не видели. И потом – я ведь не знаю, что может быть подозрительным, а что – нет.

Ее муж настороженно поглядывал то на Дани, то на Розовски и хранил молчание.

– Спроси: когда они в последний раз видели свою соседку? – спросил Дани.

Натаниэль перевел.

– Соседку? – переспросила женщина. – Галю?

– Вы ее знаете?

– В аэропорту познакомились. Третьего дня. Пока ждали вылета. А что?

– Что она вам рассказывала? – спросил Розовски. – К кому она летит, чем собирается заниматься?

Супруги переглянулись.

– Ни к кому, – ответил муж. – Сказала только, что ее муж скоропостижно скончался. Не дождался ее приезда. Вот ведь как бывает.

– Они ведь в разводе, – заметил Натаниэль.

– Это был фиктивный развод, – сказала жена. – Она объяснила, что иначе Леву, ее мужа, не выпустили бы.

– Леву? Его звали Ари…

– Это он в Израиле стал Ари. А в Союзе его звали Лева. Лев Розенфельд.

– Розенфельд? – вмешался Дани, уловив в мешанине слов чужого языка знакомую фамилию. – При чем тут Розенфельд?

– Ни при чем, – быстро ответил Розовски и снова обратился к женщине. – Так когда вы видели Галину Соколову в последний раз?

– А что случилось?

– Ничего-ничего. Ответьте, пожалуйста.

– Утром. Часов в десять.

– Понятно. А почему, вы говорите, их бы не выпустили вместе с мужем? – спросил Розовски.

– Потому что она работала в клинике номерного института. Это было еще в восемьдесят седьмом.

– Понятно.

– Что они говорят? – спросил Дани.

– Они ее видели в десять утра.

– О чем ты разговаривал с ними так долго?

– Рассказывали о Соколовой.

– Они что, были знакомы раньше?

– Познакомились позавчера, в аэропорту.

Натаниэль снова обратился к супругам:

– На этом этаже живут те, кто прилетел с вами?

– По-моему, да, – ответила жена. – Нас всех позавчера привезли сюда. Я имею в виду – тех, кто еще не решил, куда поедет, у кого нет в Израиле родственников. Ну, конечно, некоторые не захотели в Тель-Авив, решили, что это будет дорого. А нам пока нравится.

– Это пока, – заметил Розовски. – Дай Бог, чтобы вам и дальше нравилось.

– А вы тоже из Союза? – поинтересовался муж.

– Тоже. Из Минска. А до того – из Крыма.

– И давно?

– Двадцать три года, – ответил Розовски.

– Вы работаете в полиции?

– В общем, да.

– Что они говорят? – снова спросил Дани.

– Ничего, знакомятся, – ответил Розовски. – Удивлены, по-моему, тем, что репатриант работает в полиции.

Дани пожал плечами.

– Ты уже не работаешь. Ну, это неважно. Спроси: кого-нибудь постороннего на этаже сегодня не было?

Натаниэль перевел.

– Нет, – уверенно сказала жена. – Никого не было. Только одна женщина приходила утром. Недавно ушла. Она долго занималась с нами. Не только с нами двумя, я имею в виду – со всеми, кто вчера прилетел.

– Откуда женщина?

– Из отдела абсорбции. Объясняла, что нужно делать с бумагами, которые нам вручили в аэропорту «Бен-Гурион» и куда следует идти в первую очередь. Большое ей спасибо, а то мы вроде слепых котят здесь.

– И глухих, – добавил муж. – И немых. Хорошо, хоть она говорила по-русски.

– Ну что? – спросил Дани.

– Говорят, что никого не было, кроме сотрудницы Министерства абсорбции. Она им объясняла, как пойти в банк, как пойти в Министерство внутренних дел и прочее.

– К ним скоро приставят нянек круглосуточно, – сказал Дани. – Может, оно и к лучшему, по крайней мере, будут под присмотром. Пусть опишут эту сотрудницу. Может, она представилась?

– Ты полагаешь… – начал было Натаниэль.

– Ничего я не полагаю, – перебил Дани. – Просто хорошо бы отыскать эту служащую. Может быть, она что-нибудь видела здесь. Думаю, от нее будет больше толку.

– Эта служащая, – сказал Натаниэль, вновь обращаясь к супругам, – она представилась вам?

Они задумались.

– Кажется, да, – ответила жена. – Ты не помнишь, Миша?

– Эстер, – уверенно ответил муж. – Точно – Эстер. Вот фамилию не запомнил.

– Я понял, – сказал Дани, когда Натаниэль собрался перевести. – Значит, Эстер из Министерства абсорбции. Ладно, пошли.

В коридор они вышли как раз в тот момент, когда санитары выносили из триста двенадцатого укрытое простынью тело Соколовой.

К ним подошел Ронен Алон.

– Ты был прав, – он развел руками. – Портье ничего особенного рассказать не смог. Правда, тебя он описал более-менее точно.

– Соседи тоже, – добавил Дани.

– Что – тоже?

– Тоже ничего толком рассказать не могли. Но, возможно, у нас будет свидетель потолковее.

– Кто?

Дани рассказал о служащей из Министерства абсорбции.

– Сегодня же разыскать, – распорядился инспектор.

– Знаешь, я, пожалуй, пойду, – сказал Розовски после небольшой паузы. – Много работы. Не возражаешь?

– Ради Бога, – буркнул инспектор. – Это ведь не ты ее убил?

– Нет, не я, – серьезно ответил Розовски. – Во-первых, у меня не было с ней личных старых счетов. А во-вторых, я бы это сделал, как мне кажется, профессиональнее. И не стал бы вызывать полицию. Тем более, что портье – я уверен – описал меня весьма приблизительно. Верно?

– Почему?

– Он близорук, – пояснил Розовски. – Но очки держит на полке для ключей. Видимо, считает, что очки портят его очаровательную внешность. Он, случайно, не голубой?

– Понятия не имею, – сказал инспектор. – Ладно, иди. Если что, я тебе позвоню. Ты вечером дома?

– Конечно, – Натаниэль направился к лифту. У двери он остановился и снова повернулся к Ронену: – Ты не знаешь – кто из дорожной полиции дежурил три дня назад выезде из Тель-Авива?

– На выезде? – инспектор непонимающе посмотрел на Натаниэля. – На каком именно?

– Шоссе Тель-Авив – Иерусалим.

– Не помню. Зачем тебе?

– Да так, нужно. Хотел узнать некоторые подробности дорожного происшествия. Были жертвы, по крайне мере, один человек погиб. Мой знакомый. Вернее, друг моих знакомых.

– Кто именно?

– Шмуэль Бройдер.

– Более странного происшествия я не помню, – сказал Ронен. – Поставил машину поперек дороги, на самом краю эстакады. Передними колесами на бортик. Малейшее сотрясение – и машина летит с эстакады вниз, представляешь? С тридцатиметровой высоты. Так и произошло. Впридачу, у него было неисправно зажигание, от удара о землю машина вспыхнула, как факел. Правда, дверь с его стороны оказалась не заперта, так что за долю секунды до взрыва его выбросило из машины. Как тебе подобный водитель?

– Думаю, у него что-то не в порядке с головой, – ответил Розовски.

– В самую точку, – сказал инспектор Алон. – С головой Шмуэля Бройдера был большой непорядок. В ней застряла пуля.

– Что? – удивление Розовски было достаточно искусственным. Нельзя сказать, чтобы он совершенно не ожидал такого.

– Пуля, – повторил Ронен. – Его застрелили раньше, чем поставили машину в столь странную позицию. Видимо, рассчитывали, что тело обгорит полной невозможности идентифицировать хоть что-нибудь. Но, как я уже говорил, его выбросило из машины на несколько метров… Так что дорожная полиция тебе не нужна. Этим делом занимается наш отдел. Тебе не кажется, что среди твоих знакомых началась массовая эпидемия странных смертей?

– Да, – сказал Розовски. – Похоже на то.

Он собрался идти, но инспектор Алон остановил его.

– Послушай, Натаниэль, – сказал он. – Я знаю, что ты был вчера в страховой компании «Байт ле-Ам».

– Да? – Розовски пожал плечами. – Очень возможно. И что же?

– Ари Розенфельд был их клиентом. Я знаю, что они не хотят платить страховку вдове убитого. Думаю, они наняли тебя, чтобы ты подтвердил их фантазии. Я прав? Впрочем, это неважно. Можешь сообщить им, что их версия, в твоем присутствии, приказала долго жить.

16

Белая «субару» медленно катила по вечерней Алленби так, словно ее обладатель еще не решил, ехать ли куда-нибудь вообще, или свернуть к тротуару и остановиться здесь. Собственно, почти так и было. Несмотря на относительно позднее время, Натаниэль понимал, что не может сейчас вернуться домой. Дело было даже не в желании или нежелании. Он чувствовал, что расследование начинает выходить на принципиально новый этап, что событий, так или иначе цепляющихся за смерть Ари Розенфельда, становится все больше. Это означало, что в ближайшее время ему предстоит заниматься только этим, и еще дай Бог, чтобы у него хватило – и времени, и сообразительности – для закрытия дела Розенфельда. Следовательно, нужно в кратчайшее время закрыть всю мелочевку, которая скопилась у него в столе, точнее в компьютере. И, опять-таки, следовательно – необходимо было вновь отправиться в офис. «Железная логика! – мрачно подумал Розовски. – Следовательно… следовательно… – передразнил он сам себя. – Если моя дедукция будет работать только на этом уровне, прощайте, денежки „Байт ле-Ам“!»

Прежде, чем переключить скорость, он снова обратился к папке с документами, нашел там еще один телефонный номер.

Приятный женский голос произнес:

– Компания «Интер», приемная президента компании.

– Алло, меня зовут Зеев Баренбойм, – Натаниэль очень удачно вспомнил, что Баренбойм, на манер многих репатриантов, после приезда переименовался в Зеева. Традиция эта брала свое начало в аналогичном поступке Жаботинского. Впрочем, Натаниэль никак не мог понять, почему, с точки зрения великого сиониста и его последователей «Владимир» и «Зеев» (то бишь, «Волк») суть одно и то же. – Я бы хотел договориться о встрече с господином Левински… Собственно, мы с ним говорили на эту тему, но не конкретизировали («Господи, откуда я знаю такие жуткие слова?!») дату встречи. Да, мы с ним давно знакомы, мне нужно поговорить об условиях кредита. Я понимаю, что его сейчас нет, но, госпожа, я бы хотел… Да, завтра, конечно… Хорошо, в восемь-тридцать. До свидания, – положив трубку, Розовски удовлетворенно потер подбородок. Уколовшись, вспомнил, что сегодня не брился («По дороге домой заехать в „супер“, купить крем для бритья и лосьон»)… Конечно, он вовремя вспомнил, что Баренбойм прилетел в Израиль одним рейсом с Моше Левински. Володя не обидится. Не мог же он представиться своим настоящим именем. Хотя, с другой стороны, ничего страшного в этом не было. Но… «Будем считать, что я положился на интуицию».