Текст книги "Сурамская крепость"
Автор книги: Даниел Чонкадзе
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Глава седьмая
Задумчивый и печальный возвращается наш везир в Сурами. А солнце весело сияет, словно смеется над людскими горестями. Видно, нет ему дела до человека.
Приехав в Сурами, везир распорядился, чтобы в тот же день разобрали старый фундамент и вырыли ров на два локтя глубже прежнего. Этот приказ был, разумеется, тотчас же выполнен. На следующий день отслужили молебен, заложили новый фундамент, и кладка была доведена до уровня земли. Настало время, когда везир должен был объявить о последнем совете прорицательницы.
Трудны иногда обязанности сильных мира сего. С какой радостью уступил бы везир другому свое высокое звание, лишь бы не участвовать в этом страшном деле! Но это невозможно! Родина в опасности, сердце должно молчать! Лучше пусть один умрет за отчизну, чем погибнут тысячи. Укрепив свой дух подобными соображениями, везир призвал мастеров.
– Вы должны беспрекословно выполнять любые приказания Беро, – сказал он каменщикам. – Кто проявит нерешительность или у кого дрогнет рука – того мои люди немедленно предадут смерти. Слышите?..
– Слышим, господин! – ответили мастера.
– Ступайте. Пока мне больше нечего вам сказать. А ты, Беро, останься здесь, – обратился везир к старшему мастеру.
– Приказывайте, господин.
– Ничего приятного ты от меня не услышишь, мой Беро, – начал везир. – То, что я должен поручить тебе, так ужасно, что я с трудом решаюсь произнести.
– Что ж, господин мой! Приятно мне или нет, но если выполнение зависит от меня, за мною дело не станет. Вы знаете, что себя я не стану щадить.
– Нужно заживо замуровать в крепостной стене человека, – быстро проговорил везир.
– Нет, не извольте это говорить, мой господин! – воскликнул в смятении Беро.
– Что делать, друг! Для спасения родины нужна жертва. Иначе нам не удастся достроить крепость. Итак, будь готов. А теперь ступай.
– Боже милостивый! Заживо замуровать человека! – в раздумье повторял про себя мастер, уходя от везира.
А везир, созвав свою свиту и поведав ей обо всем, приказал нескольким княжеским сыновьям привести Зураба туда, где строили крепость, схватить его, связать и отдать в руки каменщиков.
Он распорядился также, чтобы войска были наготове и в нужную минуту окружили то место, где будет происходить это ужасное дело.
Спустя некоторое время смертельно бледный Зураб стоял со связанными руками между двумя рядами каменной кладки, а мастера торопливо возводили стену.
– Господи, что я сделал дурного? Почему хоронят меня заживо? – взывал он время от времени прерывающимся голосом.
Злые вести, в отличие от добрых, быстро разносятся по свету. Стена еще не дошла Зурабу до колен, когда мать его прибежала с распущенными волосами к крепости.
– Ну-ка, сомкнитесь тесней, не подпускайте несчастную, чтобы она ничего не видела! – приказали воинам начальники.
– Пустите, пустите меня! Ради бога, пустите! Зураб, сын мой, где ты? За что, родной мой, в чем ты провинился?.. Пустите меня к сыну, если вы крещеные христиане! Убейте, похороните меня вместе с ним!
– Не бойся, мать, не убьют твоего сына, хотят только испытать его мужество, – сказал ей с жалостью один из воинов.
– Пустите меня к сыну! Пустите меня к моему Зурабу! – взывала мать Зураба и рвалась к крепостной стене.
Зураб услыхал голос матери.
– Спаси меня, мать! Заживо хоронят твоего Зураба! – крикнул он.
– Зураб, сын мой, высоко ли?
– Ох, мама, мама! Уже до плеч!
– Довольно! Или вы еще не убедились в его мужестве?.. Отдайте мне сына, верните моего мальчика! Зураб, сын мой, высоко ли?..
– Мама, мама, уми… – начал он, но ему не дали договорить: несколько ведер известкового раствора, вылитого на юношу, скрыли его навеки.
– Горе мне! – закричала мать Зураба и упала замертво, ее унесли домой в беспамятстве; лишь через несколько часов удалось привести ее в чувство.
– Ах, если б вспомнить! Я что-то забыла! – сказала несчастная, придя в себя, и улыбнулась жалкой улыбкой, – одной из тех улыбок, которые скорее похожи на рыдание.
Бедняжка сошла с ума.
– Несчастная, о чем тебе еще вспоминать, когда твой Зураб похоронен заживо, – с плачем причитала над ней какая-то старая женщина.
– Ах, только бы вспомнить! – повторяла мать Зураба, устремив мутный, бессмысленный взгляд на старуху.
Тем временем Дурмишхан возвращался домой грустный, с тяжелым сердцем, хотя никакой причины печалиться у него не было. Свои торговые дела он завершил весьма удачно, мошна его была набита золотом, он ехал домой к семье, к любимому сыну. Казалось, не было у него причины тосковать. Но, говорят, что сердце – вещун.
Когда Дурмишхан, приближаясь к Сурами, увидел издали почти законченную Сурамскую крепость, он подумал:
«Эге, да они не шутят. Вон какую крепость возвели! Повидимому, страшная будет война. Впрочем, теперь мне все нипочем, я свои дела уладил!.. Хотел бы я знать, кто там старший на постройке крепости? Позвал ли к нам Зураб этого человека? Нужно было попросить его поселиться у нас – пригодился бы в будущем. Но без меня Зураб вряд ли бы на это решился, молод еще, нерасчетлив. Как приеду домой, устрою обед, приглашу начальника, кто бы он ни был, и заведу с ним знакомство. А там я еще подарю ему какую-нибудь славную стамбульскую вещицу и тем еще больше обяжу его».
С этими мыслями подъехал Дурмишхан к своему дому. Слуги и несколько односельчан встретили его с хмурыми лицами.
Что это значит? Прежде, бывало, все от мала до велика весело выбегали ему навстречу и окружали его – кто помогал спешиться, кто принимал коня… Почему же на этот раз хоть и встречают его по-прежнему, но у всех на лицах такая скорбь? Сердце Дурмишхана сжалось от страха: он понял, что семью его постигло какое-то несчастье.
– Что случилось? Все ли в доме благополучно? – спросил он в смятении. – Где жена?
– Пожалуйте в дом, она здесь! – ответили ему. Дурмишхан вошел в комнату. На ковре, разостланном прямо на полу, сидели несколько старух в черном, и между ними его жена. Она, казалось, была вся во власти какой-то неотвязной мысли и силилась что-то вспомнить. В стороне стоял священник в черном облачении, с крестом в руке. Дурмишхан помертвел; смертельная бледность покрыла его лицо, и он без сил опустился на тахту.
– Какая беда обрушилась на мою голову? Скажите скорей! – воскликнул он, заливаясь слезами. – Говорите, не терзайте меня!
Он все еще надеялся, что случилось не самое худшее, что судьба пощадила его Зураба.
Женщины с плачем и причитаниями рассказали ему все, что случилось в его отсутствие.
Дурмишхан сразу постарел на десять лет.
– Жена, где мой сын? Где мой Зураб? Почему ты не умерла вместе с ним, с твоим любимым Зурабом? О, горе мне! Сын мой Зураб, моя надежда, жизнь моя! Может быть, ты стал жертвой вражды твоих товарищей, сын мой? Ты ведь был лучше их всех! Почему ты не сказал им, чтобы они пощадили тебя и убили твоего старика отца? За что они загубили тебя, свет очей моих? Горе мне, горе!
– Мужайся, Дурмишхан! – увещевал его священник. – Вспомни о спасителе нашем, какие мучения принял он ради нас. Вспомни, что есть еще другая, вечная жизнь. Там ты встретишься со своим Зурабом и соединишься с ним навеки.
– Жена! Где мой Зураб? Почему ты не уберегла его? Скажи, где наш Зураб? – плача, спросил Дурмишхан жену и потянул ее за рукав.
– Ах, хоть бы вспомнить! Хотела что-то сказать и забыла, – отвечала она, устремив на него мутный взгляд.
– Горе мне! Погас мой очаг! – причитал Дурмишхан. – За что мне такая кара? Если я причинил кому-нибудь зло, пускай бы он меня убил! Пусть бы отняли у меня мое богатство!.. Но его-то за что?.. Его, моего невинного, чистого голубка! Горе, горе! Сын мой, Зураб! За что постигла тебя такая страшная участь? Хоть бы тебя просто убили, хоть бы удостоили погребения! Заживо похоронили моего мальчика!.. О, горе мне, горе!
– Довольно, Дурмишхан! Перестань! Отчаянием беде не поможешь, – уговаривали его окружающие.
– Если буду жив, сын мой, разыщу твоего врага, найду того, кто обрек тебя на муки! И тогда – горе ему!
– Дурмишхан, Христос учил нас прощать врагам, – сказал священник, – он сам подал нам пример, когда на кресте молился за своих недругов.
Но тщетны были уговоры священника, Дурмишхан уже решил немедля отправиться в город, найти прорицательницу, которая погубила его Зураба, и спросить, что побудило ее дать везиру этот ужасный совет.
И действительно, даже не оплакав, по обычаю, сына, не побывав в церкви, как это подобало главе почтенной семьи, и не отслужив панихиды, Дурмишхан на следующий день сел на коня и пустился в путь. Приехав в Тбилиси, он первым делом стал спрашивать у прохожих, где живет гадалка Вардо. Гулисварди в то время уже так прославилась в городе, что даже малые дети знали ее дом. Первый же встречный объяснил Дурмишхану, как ее найти. Дурмишхан тотчас же направился к ней.
– Начинается, друзья! Сейчас посыплются громы и молнии. Мужайтесь! – насмешливо заметил Алекси.
– Будь проклят, Мефистофель! – отозвался Сико, который с глубоким вниманием слушал рассказ. – Дальше, дальше!
– Дурмишхан подошел к дому Гулисварди и осведомился о гадалке. Его проводили к Вардо. Странное дело, они не узнали друг друга – так сильно изменились оба с тех пор, как расстались.
– Нельзя ли мне побеседовать с вами наедине? – сказал ей Дурмишхан.
– Отчего же, пожалуйста. Вот сейчас освобожусь и тогда буду к вашим услугам, – ответила Вардо.
– Если можно, попросите всех удалиться. Мне надо о многом с вами поговорить, – сказал Дурмишхан взволнованным голосом.
– Воля ваша! – ответила Гулисварди, не обратив внимания на волнение Дурмишхана; слишком уж часто случалось ей видеть людей в подобном состоянии.
Спустя несколько минут Дурмишхан и Гулисварди сидели вдвоем в уединенной комнате.
– Сделай милость, скажи, – начал Дурмишхан, – это ты внушила везиру, чтобы моего сына замуровали в стене Сурамской крепости?
При этих словах Вардо незаметно сунула руку под подушку и нащупала маленький кинжал.
– Да, – с полным спокойствием ответила она.
– Зачем? Будь ты проклята! Зачем? Что он тебе сделал?
– Посмотри хорошенько, Дурмишхан! Не узнаешь меня? Ты убил мое сердце – я убила твоего сына. Теперь мы в расчете…
– Так это ты, Гулисварди, проклятая! – сказал Дурмишхан тихо и, бросившись к ней, схватил ее обеими руками за горло. Он был в таком отчаянии, что даже не подумал об оружии.
– О, иди ко мне, мой Дурмишхан! Двадцать лет дожидалась я этой минуты! – с этими словами Гулисварди обняла его и вонзила ему в спину кинжал.
Спустя час или два слуги, вошедшие в комнату, нашли обоих мертвыми. Они лежали, сжимая друг друга в объятиях, как двое любовников. Видно было, что ни он, ни она не пытались спастись от смерти.
Жену Дурмишхана, после того как она лишилась рассудка, все тянуло к Сурамской крепости. Часто приходила она туда, подолгу стояла под стенами, размышляя о чем-то, И, наконец, проговорив с глубокой тоской: «Ах, только бы вспомнить!» – печально брела обратно домой.
Так прошло около трех лет, и ужас, владевший ее душой, стал понемногу рассеиваться, подобно тому как стихает гроза.
Однажды мать Зураба, по обыкновению, стояла перед Сурамской крепостью и напряженно о чем-то думала. Вдруг она закричала душераздирающим голосом:
– Горе мне, сын мой Зураб! – и лишилась чувств.
Ослабевшее тело не вынесло раздиравшей ей сердце скорби. Страдалица умерла.
Похоронили ее так, как подобает хоронить мать, сын которой погиб столь ужасным образом ради спасения родины.
Говорят, что в том месте, где был замурован несчастный Зураб, крепостная стена всегда остается влажной, капли воды, точно слезинки, время от времени сбегают на землю.
Говорят также, что и теперь еще лунной ночью около Сурамской крепости можно увидеть женщину в черном, с распущенными волосами, она бродит под стенами и с плачем зовет:
