Текст книги "Сурамская крепость"

Автор книги: Даниел Чонкадзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава пятая

В то время, когда происходили описываемые события, – начал следующий рассказчик, – на Авлабаре, к востоку от церкви Сурп-Карапета, на самой вершине горы, стоял одинокий домик, состоявший всего из одной комнаты с двумя выходящими на запад окнами, из которых, однако, ничего не было видно, так как они были заклеены промасленной бумагой. Если бы этот домик привести хоть немного в порядок снаружи – вместо бумаги вставить стекла и оштукатурить стены, – он производил бы приятное впечатление. Но теперь он казался печальным и угрюмым.

Было январское утро. Ветер, завывая, обдавал окна снежной крупой. Обитательницы маленького домика, две вдовы, только что встали: одна подметала комнату, другая же, закутавшись в беличью шубейку, грела ноги над вырытой в полу ямкой с тлеющими углями.[10]10
  …грела ноги над… ямкой с тлеющими углями. – В старину пользовались своеобразной жаровней – углублением в земляном полу, куда насыпали тлеющие угли; сверху устраивалось приспособление для сидения в виде столика с короткими ножками, который для сохранения тепла накрывался войлоком или ковровой тканью, а в ямку свешивали ноги.


[Закрыть]Первой было лет семьдесят; она сгорбилась от старости, но черты ее говорили о том, что в свое время она была недурна собой. Второй можно было дать не более тридцати пяти лет. У нее было худощавое лицо, длинный нос, насмешливые губы; черные глаза ее глядели так пронзительно, что казалось, она видит насквозь вашу душу. Она явно не принадлежала к числу женщин, которые живут изо дня в день, ни над чем не задумываясь.

– Нет, мама милая, я больше так не могу, делайте со мной, что хотите. Лучше возьмусь за какое-нибудь другое ремесло, – сказала молодая женщина старухе.

– Почему, дочь моя? Что тебя тревожит?

– Иногда мне так тяжко становится, что не знаю, куда деться.

– Отчего же все-таки, дочка?

– Человек приходит к тебе, ты ясно видишь, что он в крайности… Плачет, умоляет, заставляет тебя клясться, что ты скажешь ему одну только правду, – а ты плетешь ему бог знает что!

– Что делать, дочка. Не мы же одни… Так повелось еще от наших дедов…

– Обещала я этой бедной девушке, что сегодня дам ей совет… Сказала, что ночью во сне все мне откроется… А мне ничего и не приснилось. Что же я скажу ей? Она сейчас придет.

– Какая девушка? Что-то не помню.

– Да та самая красавица, что была здесь вчера и плакала…

– Ах вот кто! Я как раз вышла из комнаты. Что у нее?

– Она мне рассказала, заливаясь слезами, что нареченный обманул ее – любил, а потом женился на другой.

– Что поделаешь, не с ней первой случилось такое…

– Она-то думает, что над ней одной стрясши беда, – с грустью заметила молодая женщина.

– Чего же ей надо?

– Я хочу, говорит, разбить его сердце, как он разбил мое… Научи, мол, как это сделать.

– Ну, и ты, конечно, не нашлась, что сказать ей?! Небось ревела как полоумная вместе с нею?

– Мне и в самом деле хотелось плакать… Но я все же рассыпала ячмень и сказала, что она должна помолиться Горисджвари и святому Георгию в Арбо и что они накажут ее обидчика.

– Лучше бы послала ее подальше: назвала бы ей Спар-сангелози, или Ломиси, или Лашарисджвари, [11]11
  Спарсангелози, или Ломиси, или Лашарисджвари – в прошлом места паломничества в горных районах Грузии.


[Закрыть] чтобы труднее было выполнить твой совет.

– Да что вы! Она и туда-то не хочет ехать, куда я ее посылаю. «Я, говорит, отступилась от бога. Ты меня научи чему-нибудь такому, что свершилось бы с помощью бесовской силы».

– Что же ты ей ответила?

– Что я могла сказать? Велела прийти сегодня, и вот жду ее с минуты на минуту и не знаю, что посоветовать.

– Так вот, когда придет, скажи, что я сама ей погадаю. Пока гадалки беседовали таким образом, Гулисварди, отпросившись у своей госпожи, направилась к ним. Это было на второй день после того, как она узнала о женитьбе Дурмишхана.

Окоченевшей от холода рукой Гулисварди постучалась в дверь домика.

– Кто там? Войдите!

– Простите меня, я не во-время потревожила вас, – сказала Вардо, входя в комнату.

– Ничего, дитя мое. Поди сюда, погрейся, – сказала старуха.

Гулисварди подошла, сняла обувь, взобралась на тахту и, приподняв одеяло, подсела к грелке.

– Вот, мама, та девушка, о которой я тебе говорила, – сказала молодая женщина матери, когда Гулисварди отогрелась.

Старуха оглядела Гулисварди.

– Что же этот бессовестный, искал девушку еще красивее тебя? Уж не надеялся ли заполучить сказочную красавицу?

Гулисварди стыдливо потупилась, глаза ее наполнились слезами.

– Полно горевать, дитя мое! – сказала старуха. – Не тебе первой пришлось пережить такое.

– О да, не тебе первой… – грустно повторила вслед за старухой ее дочь.

– Чего же ты теперь хочешь, дитя мое? – спросила старуха.

– Об этом спроси свою дочь, она знает.

– Научи ее, как отомстить изменнику, – сказала молодая женщина.

– Мстить грешно, дитя мое. Положись на бога, молись ему, чтобы он воздал должное твоему обидчику.

– Нет, мать. Я сама должна отомстить, и отомстить так, чтобы он знал, что это я, а не кто другой.

– Как же нам быть, дитя мое? Вот что я тебе скажу: пока что месть невозможна, нужно долго ждать.

– Я готова ждать хоть до самой смерти, лишь бы в конце концов поразить его в самое сердце.

– В таком случае, знаешь, что я тебе посоветую?

– Прикажите… я слушаю!

– Научись гадать. Узнав все тайны нашего ремесла, ты сама придумаешь, как наказать своего обидчика. Согласна?

– Согласна, – сказала после некоторого раздумья Гулисварди.

– Нет, дитя мое, не спеши соглашаться. Поразмысли сначала как следует.

– Думать мне не о чем. Только бы наказать моего мучителя, – больше мне ничего не надо.

– Знаешь ли, дитя мое, на что ты идешь? Нет! Не знаешь. Так вот я тебе скажу: с сегодняшнего дня ты порываешь со всем миром. С этой минуты ты становишься ведьмой, чародейкой. В глазах людей ты будешь не человек, а что-то бесовское – не то человек, не то дьявол. Подумала ли ты об этом?

– Мне нечего думать.

– Нет, сегодня еще подумай. Если можешь – помолись богу… Завтра скажешь мне, что ты решила. А теперь – прощай.

На этом их беседа окончилась. Гулисварди пошла домой.

– Только этого нам недоставало, – с укоризной сказала молодая женщина, когда Гулисварди вышла из комнаты. – Зачем ты навязала себе заботу о чужом человеке, когда сама еле перебиваешься?

– Я думала, что наше ремесло отпугнет ее и заставит отказаться от недобрых замыслов. Но, видно, бедняжка не шутит.

– Что ж ты теперь будешь делать? Видишь, она не такая малодушная, как я!

– А ты думаешь, она хорошо поступает? Погубила свою плоть, а теперь хочет погубить и душу.

– Смелая женщина! Хоть и погубит себя, но все-таки отомстит своему врагу.

– Хотела бы я знать, как она будет мстить, далее если выучится нашему ремеслу?

– Как? Разве ты ее ничему не научишь?

– Нет. Я надеюсь, что через год она забудет о своем намерении и снова станет честной женщиной. Мы спасем христианскую душу от мук ада, и, может быть, это нам зачтется.

– А если она настоит на своем и захочет учиться?

– Что ж, научу, всему научу, что знаю, а там – пусть сама решает, как мою науку использовать. А кроме того, дочь моя, эта девушка может нам пригодиться. Не забывай, что она служанка в княжеском доме: она будет посылать к нам людей, у которых окажется нужда в гадалке, и поможет нам заработать кусок хлеба.

Пока они так беседовали, Гулисварди вернулась домой. Она сразу же вошла к своей госпоже и стала просить, чтобы та отпустила ее на волю.

– Почему, Вардо? Или ты разлюбила меня? – спросила княгиня.

– Нет, госпожа моя. Клянусь богом, нет, – ответила Вардо в замешательстве.

– Зачем же ты меня покидаешь? Может быть, тебя кто-нибудь обидел? Скажи мне, дитя мое?

– Нет, но…

– В чем же дело? Говори, и скорее, зачем тебе понадобилась вольная?

– Может, тогда за меня посватается жених получше, – невнятно проговорила Гулисварди сквозь слезы.

– Что ты сказала, Вардо?

– Может быть, я тогда найду жениха получше, – повторила Гулисварди.

– Ну, если так, ты завтра же будешь свободна. Стоит ли из-за этого плакать, глупая? Сегодня вечером, как только вернется князь, я скажу ему, и завтра напишем тебе грамоту. Где ты будешь жить?

– У моей тетки.

Бедная Гулисварди, впервые привелось ей сказать неправду; до сих пор она еще ни разу намеренно не солгала.

На другой день, получив вольную, Гулисварди постучалась в двери знакомого нам домика на Авлабаре. Голос изнутри попросил ее войти.

Не входи, бедняжка Гулисварди! Перекрестись, призови бога на помощь, плюнь на дьявола и вернись обратно!

Не слышит… Вошла. Несчастная Гулисварди!

– Ну как, дитя мое, подумала? – спросила ее старуха.

– Да, подумала и решила учиться, – ответила Гулисварди.

– Молодчина! Да, совсем на меня не похожа! – воскликнула дочь старухи.

– Что ж тут странного? Вы обе еще молоды, бедняжки, кровь в вас кипит… – ответила старуха. – Хорошо, дитя мое, – обратилась она к Гулисварди, – если ты так упорно стоишь на своем, переселяйся к нам. Дай бог, чтобы ты никогда не пожалела о своем решении.

– Завтра же перенесу свои пожитки, – ответила Гулисварди.

После этого она целый год была в услужении у гадалок; однако они ничему ее не обучили.

– Молода еще, вылетит у нее дурь из головы – сама благодарить будет за то, что не впутала я ее в наши грешные дела, – говорила старуха.

Но протекали месяцы, а все незаметно было, чтобы Гулисварди изменила свое намерение.

К концу этого года старуха гадалка умерла. Молодая же решила, что теперь не стоит отпускать Гулисварди, обучила ее тайнам своего ремесла и стала направлять к ней всех, кто приходил за советом. Протекло еще немного времени, и среди простого люда пронесся слух о гадалке Вардо. Народ повалил к ней толпами.

Спустя десять лет Гулисварди – вернее, тень прежней Гулисварди, – с поблекшим и исхудалым лицом, сидела в светлой комнате двухэтажного дома, убранной дорогими коврами, и гадала нескольким посетителям. Пять или шесть карталинских и кахетинских князей, приехавших только затем, чтобы спросить совета у знаменитой гадалки, дались очереди в соседней комнате.

– Здесь я не могу вам сказать, что мне нужно, – сказала одна молодая княжна, входя к Вардо, и, покраснев, опустила голову.

– Извольте пройти вот в ту комнату, я сейчас к вам приду.

Посетительница вышла.

– Право, не знаю, матушка, как тебе поведать о моем горе, – сказала она Вардо, когда та вошла к ней.

– Почему, дитя мое? Что случилось?

– Ты не поймешь моего горя! Меня поймет только тот, кто сам прошел через это… Но ты… ты выглядишь так, словно не знаешь, что такое любовь.

– Любовь? Да, да, я ничего о ней не знаю, – с грустью сказала Вардо.

– Я так и думала! Но я умру, если ты не поможешь!.. Спаси меня, мать, ради самого создателя, – умоляла гадалку взволнованная девушка. Она схватила руку Вардо и поцеловала.

– Кто твой возлюбленный? Девушка назвала имя.

– Не плачь! Бог милостив, устроим как-нибудь – полюбит тебя твой избранник. Но ты должна позвать меня на свадьбу.

– О, непременно, непременно, клянусь тебе! Лишь бы это сбылось.

Гулисварди исполнила просьбу девушки спустя всего неделю, и притом ей в этом случае даже не пришлось прибегать к чародейству.

– Ну-ка, Вардо, погадай мне, что сейчас делает мой Александр? Вот уже месяц, как я не имею от него вестей, – говорила гадалке ее прежняя госпожа, которая, узнав о ремесле Гулисварди, не только не лишила ее своей благосклонности, но даже стала относиться к ней с тем же боязливым уважением, с каким относилась к мужу.

Гулисварди рассыпала ячмень.

– Александр, сударыня, скачет сейчас на коне по ристалищу. Сам царь любуется джигитовкой молодых людей. Вот Александр во весь опор пустил коня. Теймураз Бараташвили погнался за ним, метнул джирити… Молодец наш князь! Он поймал джирити и повернул обратно коня. Гони, Теймураз, своего скакуна, гони! Вот-вот настигнет тебя Александр… Ого! Наш молодой князь кинул джирити, попал бедному Теймуразу прямо между лопаток! Государь похвалил Александра… Видите, госпожа, царь похвалил вашего Александра! Чего вам еще надо!

– Достаточно, душа моя, спасибо, – ответила изумленная княгиня.

Я не стану докучать вам, описывая гадания Гулисварди. Скажу только, что за это время она узнала много такого, что позорит род человеческий.

Прошло еще десять лет. Легко сказать – десять лет! За это время не стало многих из тех, с кем мы имели случай познакомиться в нашей повести. В живых остались только главные действующие лица: Дурмишхан с женой и единственным сыном и Гулисварди – прославленная гадалка. Они остались, как два соперника на ристалище, готовые сразиться друг с другом.

Посмотрим, кто кого одолеет…

Глава шестая

Был апрельский вечер. Солнце только что закатилось за Сурамские горы. Оттуда фонтаном вырывались лучи и, пронизывая небо, окрашивали его в огненный цвет. Природа как бы замерла, прощаясь с солнцем. Ветерок не шевелил листвы. Лишь иногда раздавалось чириканье неугомонных птиц, выбиравших ночлег поудобней и сражавшихся за него друг с дружкой. Пастухи гнали из лесу скот, щелкая бичами и распевая песни. Стадо спешило домой, было тихо вокруг, лишь изредка слышалось мычание коров, любовно призывавших своих телят.

Женщины с кувшинами на плечах в молчании тянулись гуськом к роднику за водой.

Перед домом Дурмишхана на зеленой бархатистой траве был разостлан дорогой ковер, на котором лежал наш герой. Слегка загоревшее худощавое лицо, худые, жилистые руки и подтянутое тело показывали, что этот человек не был домоседом, а морщины на лице и седина в волосах и бороде свидетельствовали о том, что он никогда не оставался без дела. Труды и годы наложили на него свою печать. Да и не удивительно: ведь мы застаем Дурмишхана таким почти двадцать лет спустя после описанных выше событий!

Дурмишхан только что выкурил трубку прекрасного стамбульского табаку, отбросил ее в сторону, лег на спину и устремил взгляд в чистое бирюзовое небо. Глядел, глядел он в небо – и задумался. Вспомнил Дурмишхан свою молодость, то время, когда ходил он в лохмотьях и каждый, кому не лень, мог его угостить подзатыльником. Вспомнил он и свою первую встречу с Гулисварди, вспомнил ее любовь… «Как она меня любила, бедняжка! – думал Дурмишхан. – Если б не она, князь ни за что не дал бы мне вольной. Как умно я сделал, что притворился влюбленным! Впрочем, она и в самом деле была достойна любви. Сколько лет я обманывал несчастную, обещая скоро вернуться! Да, помнится, в последнем письме я обещал послать ей денег. Почему же не послал? Эх, да на что ей деньги? Мне они нужней… Где-то она теперь, бедняжка? Постарела, верно, подурнела! Вспоминает ли она еще меня? Вряд ли. Должно быть, вышла замуж за какого-нибудь простого парня и прижила с ним кучу детей. Некогда ей вспоминать о прошлом… Бедный Осман-ага! Хоть бы одну панихиду отслужил я за упокой его души, хоть бы раз свечу за него поставил! Стыдись, Дурмишхан! Половину своего состояния отдал тебе несчастный, ему одному ты обязан своим счастьем… Но, право, бог свидетель, мне не жалко денег – просто, никак не мог удосужиться. Что поделаешь? Ох, какой страшный вид был у бедняги, когда его вели на казнь! Как он посмотрел на меня – словно молил о чем-то! Что мне стоило похоронить его? Да, грешен – велика моя вина…»

– Здравствуй, отец! – сказал Дурмишхану молодой человек, он только что въехал во двор и соскочил с коня.

– Зураб, сын мой! Это ты! – воскликнул Дурмишхан, вскочил с юношеской живостью и поцеловал сына. – Ну, что поделываешь, сынок? Как поживаешь?

– Спасибо, отец, хорошо. Где мать?

– Дома. Ты ее еще не видел?

– Нет, я направился прямо к тебе.

– Молодец, сынок! Кого же тебе и радовать, как не отца. Ну, что нового! Как съездил, встречался ли с друзьями? Что они?

– Не спрашивай, отец! Видеть больше не могу этих заносчивых княжеских сынков.

– Чем они тебе досадили?

– Стоит мне проронить слово, пошутить или вмешаться в их забавы, как они шарахаются от меня, словно от зачумленного, и бормочут: «Вот еще! Куда конь с копытом, туда и рак с клешней!»

– Почему же? Чем они лучше тебя: богатством, красотой, воспитанием или удалью?

– Ничем.

– Так чего же им нужно? Чем они кичатся?

– Происхождением.

– Гм… происхождением… происхождением, – задумчиво повторил Дурмишхан. – А ну-ка, спроси, кто среди их отцов собственным умом и трудами приобрел поместья и крепостных? Кто добыл столько денег, чтобы иметь возможность купить имение любого князя?

Дурмишхан считал, что разбогател только благодаря личным своим достоинствам.

– Об этом они не думают, – ответил Зураб.

– Ты должен внушить им это. Не их ли отцы упрашивают меня крестить у них детей, рассчитывая на богатые подарки? А когда им нужны деньги, они небось кланяются мне до земли! О, они еще узнают меня! Ты мне вот что скажи: не заметил ли тебя ненароком государь?

– Нет, не представилось случая. Но в последнее время что-то стали поговаривать о войне. Вот если начнется война… Тогда-то и выяснится, кто – лев, а кто – черепаха!

– О дорогой мой сынок, я уверен, что ты не осрамишь своего отца. Но что ты сказал? Война? С кем же?

– Не знаю. Думаю, с турками. Толком еще никто не знает.

– Недобрую весть принес ты, сын мой. Ведь война – враг торговли. Мы пропали, если она вспыхнет внезапно!

– Ты упрекаешь меня, отец, словно это я зачинщик войны.

– Ладно, ладно, сынок! – Дурмишхан задумался. Заметив это, Зураб оставил отца и пошел к матери.

Дурмишхан поглядел вслед удаляющемуся сыну и, залюбовавшись стройным, мужественным юношей, самодовольно улыбнулся.

«Не удивительно, что все эти княжичи завидуют моему Зурабу! Кто из них может сравниться с ним? – подумал не без гордости Дурмишхан; но мысли его снова обратились к торговым делам. – Недобрую весть принес мне мой мальчик. Если завтра же я не приму мер, чтобы обеспечить мое имущество, – я разорен. А тогда уже не быть Дурмишхану дворянином!..»

Назавтра Дурмишхан встал пораньше, сел на коня и в сопровождении трех слуг-турок отправился в Стамбул.

Едет Дурмишхан спасать свое состояние и не чует, какое несчастье готовит ему судьба.

Спустя короткое время после отъезда Дурмишхана царь призвал к себе первого везира, приказал ему осмотреть всю местность вдоль турецкой границы и построить крепости всюду, где он сочтет необходимым.

Везир пустился в путь, осмотрел границы и нашел, что необходимо возвести крепость в Сурами. Тотчас же принялись возить камень, обожгли известь и поспешно приступили к постройке.

– Ну, теперь, кажется, наступил час показать себя, – сказал Зураб и отправил несколько арб к месту строительства.

Но – странное дело! – стоило только возвести крепостную стену до высоты примерно десяти локтей, как она с грохотом расседалась посередине и рушилась. Казалось, какая-то злая сила мешает достроить крепость. Позвали священника, отслужили молебен – не помогло: стена опять осела. Были испробованы всяческие средства и напрасно: стена рушилась. Что делать?

– Не обратиться ли к гадалке? – сказал кто-то.

– К гадалке, к гадалке! – подхватили спутники везира.

Доложили везиру. Ему эта мысль понравилась. Оставалось решить, к какой именно из наиболее прославленных прорицательниц обратиться за советом.

– К Вардо Авлабарской! – воскликнули в один голос несколько человек.

– Удивительное дело! – сказал кто-то. – Однажды она отгадала такую вещь, о которой никто не мог знать, кроме меня да господа бога.

– И со мной был такой же случай, – отозвался другой.

– И со мной! И со мной! – раздались голоса.

– Моя супруга тоже побывала у нее однажды и потом рассказывала поразительные вещи, – сказал, наконец, сам везир.

– Так давайте пошлем кого-нибудь к ней, и пусть она погадает, – предложил старший из сопровождавших везира князей.

– Да, да, чем скорее, тем лучше, – согласился везир. Тотчас же один молодой князь из свиты везира вскочил на лошадь и в сопровождении своих слуг поскакал в Тбилиси. Явившись к Гулисварди, князь застал у нее несколько человек, ожидавших, чтобы она им погадала. Посланец со всей решительностью молодого человека, сознающего к тому же, что ему доверено важное государственное дело, прогнал всех посетителей и вошел к гадалке.

– Что тебе нужно, сын мой? – спросила Вардо.

– Везир послал меня к тебе. Дай нам совет, и немедленно!

– Какой совет, сын мой?

Молодой человек объяснил ей, в чем дело; когда он кончил, на лице Гулисварди мелькнула улыбка.

«Ныне пробил твой час, Вардо, если ты на что-нибудь годишься!» – сказала она себе и задумалась.

– Не раздумывай так долго, моя Вардо, говори скорей! – торопил ее молодой человек.

– Нет, сын мой, второпях дела не сделаешь и крепости не построишь. Скажи-ка мне сначала…

– Спрашивай скорее, что ты еще хочешь знать! – воскликнул молодой человек.

– Скажи мне, живет ли в Сурами купец по имени Дурмишхан?

– Живет.

– Есть ли у него сын?

– Есть. Мой ровесник и товарищ, прекрасный юноша Зураб.

– Хорошо. Так ступай, доложи везиру, что я ничего не могу посоветовать, пока он не явится сам. Скажи, что, если он желает Грузии добра, я прошу его прибыть ко мне.

– Что ты, женщина! Скажи хоть что-нибудь, я не могу вернуться к везиру ни с чем.

– Нет, сын мой, тебе я ничего не могу открыть. Не теряй времени, отправляйся немедленно. В этот час судьба Грузии в твоих руках.

И она почти насильно вытолкнула молодого человека за дверь.

– Так что же мне делать, что сказать везиру?

– Скажи, чтоб приехал сам. Передай, что это необходимо.

Молодой человек вскочил на коня и поскакал обратно в Сурами.

Гулисварди в задумчивости вернулась в приемную комнату и отпустила всех посетителей, попросив их прийти на следующий день.

В тот же вечер по городу разнесся слух, что к Вардо приезжал гонец от военачальника за советом и что после его отъезда гадалка была чем-то озабочена и мрачна.

«Ну, Вардо, – говорила себе прорицательница, – наконец-то пробил час мщения! Вот теперь будет видно, способна ли ты на что-нибудь! Будь проклят, Дурмишхан! Зачем ты погубил меня? Что я тебе сделала? Зачем ты довел меня до этого? О, горе мне! Я загубила свою плоть и должна теперь загубить свою душу! – она принялась горько плакать. – Ах, малодушная! Страшно тебе? – немного успокоившись, продолжала размышлять она. – Итак, Вардо, тот, кто разбил твое сердце, попал к тебе в руки. Какую муку – ты для него придумаешь? Смерть? Нет, смерти мало. Пусть живет и терзается, как я терзалась все эти двадцать лет!»

Как только везиру передали ответ гадалки, он вскочил на коня и, даже не заехав к себе домой, направился прямо к Вардо.

– Погадай, голубушка, и скажи, как мне быть?

– Ты – везир? – спросила Гулисварди.

– Да.

– Если это так, то великая и тяжкая ответственность лежит на тебе. Бедный мой господин! В недобрые времена довелось тебе быть везиром! Боже, что я вижу! Проклятые, басурманы! Что вам нужно от нашей бедной Грузии! Боже милосердный, в чем мы провинились, за что ты нас караешь так жестоко? Горе нам, горе! Несметные полчища идут на нас! Пресвятая богоматерь, спаси нас и помилуй! Господи, как они убивают! Вот вижу… отнимают младенцев у матерей и режут их, как цыплят. Не отдавай, несчастная, не отдавай своего сына!.. Ох, отнял, проклятый!.. Помоги, помоги им, мой господин, помоги – или мы все погибнем…

– Что же мне делать, скажи? – спросил в смятении везир.

– Вижу, вижу… – продолжала Вардо, – басурманы окружают, словно муравьи, Сурамскую крепость… Скорее, скорее стройте ее, только она одна может сдержать полчища врагов. Если не достроите ее, враг скоро будет здесь, в Тбилиси. Боже, что тогда станется с нами? Пожалей хоть своих детей, господин, не отдавай их на растерзанье неверным.

И Вардо разрыдалась.

Плакала ли она на самом деле, я не знаю: за двадцать лет она научилась искусно притворяться. Что в сравнении с ней нынешние знаменитые актеры!

– Что же мне делать? Скажи скорее, что делать? – воскликнул везир.

– Надо во что бы то ни стало выстроить Сурамскую крепость.

– Я ее строю, но она уже в который раз рушится. Как же мне быть?

– Разбери основу крепости и вели заложить ее глубже на два локтя. Потом пусть священник освятит постройку… Но что я вижу?.. Боже, помилуй меня, грешную! Вынь кинжал, господин мой, заколи меня тут же, сделай доброе дело! Будь проклят тот день, когда я взялась за гаданье! Господин мой, не слушай меня, будь глух к тому, что я сейчас скажу. Но нет… слушай, слушай хорошенько! Ты должен знать, от этого зависит спасение Грузии, ее победа!

– Говори, ради бога, говори скорей!

– В крепостной стене должен быть замурован юноша, единственный сын своих родителей – сын Дурмишхана, Зураб.

– Единственный сын! Зураб! Что ты сказала, старуха? – вскричал в волнении везир.

– Да, Зураб! Он должен быть замурован в стене. Иначе стена не будет стоять. О земля, разверзнись и поглоти меня! Как я могла выговорить эти слова! О моя бедная мать, зачем ты родила меня на горе людям!

– Что ж, мать, на тебе нет вины! Ты говоришь то, что видишь, – сказал потрясенный везир.

В глубоком раздумье он вышел на улицу и тут же, не заезжая домой, пустился в обратный путь.

«Хороший подарок привезет моему Дурмишхану везир! Хоть бы спросил Дурмишхан, от кого этот дар. Пусть узнает, что может сделать простая, бедная девушка… Молчи, мое сердце! Вот уже двадцать лет прошло с тех пор, как я отсту пилась от бога. Не грози мне его гневом!»