Текст книги "Сражайся как девчонка (СИ)"
Автор книги: Даниэль Брэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Нет. Затихло все, кроме крика ребенка, и дверь приоткрылась. Я робко шагнула вперед.
– Это я, – крикнула я предупредительно, – Валер.
– Ага, я так и понял, – услышала я голос Симона. Он вышел, щурясь на солнце.
Я повернулась.
– Снимайте Фредо, несите его… – если Жак не поможет, Фредо умрет тут же, на улице, от болевого шока. – Заходите все в дом. Жак… А вы?
Жак. Жук Жак, что он вообще делал на той улице? И так спокойно, словно принимал овес для своих кобыл от лабазника?
– Я же сказал, нам с тобой не по пути, – напомнил он и нахмурился. Женщины неловко пытались стащить Фредо, он стонал в голос, и Жак все же отвлекся от меня.
Все, кроме Симона, который теперь не отходил от телеги, и меня, зашли в дом под марш – вопль ребенка. Малыш Жизель проснулся тоже, и я хмыкнула: добро пожаловать в ад. Симон вздрогнул и напрягся: к нам, абсолютно точно к нам, шли два мужика и женщина. Твердым шагом, как хозяева города, и отвратная весть – кто тут хозяин в этот самый час?
Я дождалась, пока Жак вернется. Он закрыл за собой дверь, встал напротив меня, проследил, куда смотрит Симон, и протянул руку к одному из мешков.
– Я дам тебе немного хлеба, а ты взамен заберешь его, – он кивнул на мальчика. – От него мне толку нет. Решай. Только быстро.
– Давай хлеб.
Пока те трое не подошли, и разбирайся с ними сам, старый лис. А они уже близко, и Симон, который следил за ними испуганно, ни слова не говоря, прошмыгнул в дом. Следом – я с двумя кирпичами хлеба, которые успел всучить мне Жак.
Я задвинула засов и осмотрелась.
– Фуко, – приказала я, и тот в два прыжка подскочил ко мне, голодными глазами глядя на хлеб. – Нет. Сперва ты и Симон найдете что-нибудь… вон хотя бы тот стол, перевернете его и задвинете окна. Окно, которое разбито. Потом так же закроете и другие окна. Понятно? Потом – обед. И помните, это все, что у нас пока есть.
Откуда у Жака хлеб? Неважно. Потом спрошу у мальчишки, если он знает, ответит. Или нет.
Жизель сориентировалась быстрее всех. Никакого стыда и смущения женщины этого сословия в эти времена не испытывали: она без малейших колебаний вывалила из робы обе налитые молоком груди и кормила младенцев. За ее спиной стояла измученная Люсьена. Фредо положили прямо на пол, Мишель сидела рядом с ним, и я покачала головой, но – это потом.
Я выглянула в окно. Вроде тихо, день скоро начнет угасать, наступит ночь, пора иных опасностей этого мира. Тех троих уже не было, и телега Роша медленно удалалясь вверх по улице, провожаемая взглядами занимающихся мародерством крестьян.
– Никто из них не выходит из города, – вслух заметила я. – Это странно. Почему закрыты ворота? Их не выпускают?..
Мои реплики повисли в воздухе. Кашлянула Анаис.
– Его надо перенести… наверх, – негромко сказала я. – И ты уверяла, что знаешь, как лечить.
– Я могу из любой бабы достать хоть десяток младенцев, – хохотнула она. – Но многого ты от меня не требуй, святой брат.
– Он умрет, если мы ничего не сделаем.
– Он и так умрет.
«Знаю», – хотела ответить я, но промолчала. Может, нет. То, что я приняла за серьезное заражение, может оказаться грязью. Да, состояние Фредо дрянь, но кто знает, возможно, его рано хоронить.
Люсьена не вытерпела, кинулась помогать Фуко и Симону. Мальчишка был глупый, но ловкий, а вот у Фуко руки явно росли из неверного места. Но худо-бедно под крики Люсьены стол они перевернули и окна забаррикадировали, а я поняла наконец, что громыхало, когда Симон открыл дверь. Люсьена, предоставленная сама себе, наплевала на вопль ребенка, а может, он удовлетворился сосанием пустой груди и уснул, и его приемная мать соорудила возле двери – зачем возле двери? – замысловатую конструкцию, которую и обрушил Симон, благо что без последствий для себя самого.
– Пока хватит, – устало сказала я Люсьене и ее криворукой бригаде. Меня опять повело, а желудок сильно кольнуло. – Я сейчас дам вам хлеб… Тут есть вода. – И два трупа. Черт бы это все побрал. – Я сейчас ее принесу. Анаис, тебе придется постеречь хлеб, может, заодно и нарежешь его?
Кому из присутствующих я могу вручить нож? Той, у кого и так свой имеется. Я положила на прилавок каменные буханки и пошла в кухню. По испуганному взгляду Люсьены я догадалась, что она туда тоже наведалась. Но молчит – здесь никого не удивить двумя покойниками?
В мешке я видела горшок, так себе, без того битый, но сколько-то воды я смогу туда налить, вяло думала я, опускаясь перед раскиданным барахлом на колени. Лечь бы сейчас прямо здесь и уснуть. На пару минут. Это ведь ничего не изменит? Но сперва мне надо немного поесть…
Я налила воды в горшок – вонючей, мутной теплой воды. Подумала, выплеснула налитое, повисла на невероятно тяжелом рычаге, спуская воду, подождала, пока она станет немного светлее и не будет так противно вонять. Но я уже не могла отличить, откуда исходит запах… Откуда бы ни исходил, этих двух постояльцев нам придется выкинуть из дома, когда стемнеет. Шатаясь, я пошла назад, в торговый зал, где священнодействовала Анаис, нарезая острым ножом бруски хлеба.
Мне тоже достался кусок. Никогда в своей жизни я не ела ничего тверже и вкуснее, и никогда в жизни мне не давался кусок хлеба такой болью и кровью. Мало соображая, что делаю, я макнула хлеб прямо в горшок и держала его так, ждала, что он размокнет. Горшок у меня отобрал Фуко, хлебнул от души, на него смотрела страждущими глазами Мишель, а я стояла со своим размокшим куском как голодный гоблин, и вид, наверное, имела точно такой же.
Анаис резким жестом воткнула нож прямо в стойку – я охнула. Она и голову размозжит так же непринужденно. Мне очень повезет, если не мне.
Я толкнула Фуко, чтобы он оставил немного воды остальным. Он сразу уставился на мой кусок хлеба, и я, пока не лишилась своей скудной еды, поспешила запихнуть ее в рот.
– Держи, – с набитым ртом проговорила я, передавая горшок Мишель. Анаис обернулась.
Будь я не настолько измотана и не так сильно избита – а ведь это были свои, что будет, когда – если – я доживу до чужих? – я успела бы отскочить. Но соперничать с женщиной, которая была в два раза крупнее меня, здоровая и сильная, я не могла.
Она выбила горшок из моей руки, он отлетел метра на два и разбился вдребезги. Мишель вскрикнула, Жизель вскочила, а Анаис схватила меня за грудки. Сейчас вторую руку она протянет к ножу – и мне крышка.
– Ах ты рыбья твоя душа! – зашипела она, притягивая меня к себе ближе. Я захрипела. Сил сопротивляться у меня не было – зато у меня был еще один нож. – Угробить нас захотел? Кто тебя подослал, пащенок? А ну говори!
Глава восьмая
– Во-первых, поставь меня на пол, – твердо, насколько могла, выдавила я. Воздуха мне не хватало. – Во-вторых, это был единственный целый горшок.
Рука моя нащупала нож за поясом. Недооценивать противника очень опасно. Даже если этот противник – девчонка.
Но и Анаис привыкла к взбрыкам девушек, знала бы она, кто я, и мне несдобровать. Пока меня защищал образ монашка – я этим пользовалась. Можно вытащить нож, но сколько я после этого проживу?
– Именем Молчащих, ты меня задушишь, – прохрипела я. Безрезультатно. – Там… кх-хе… вода в кухне. Пойдем вместе.
Анаис выпустила меня, и я не знала, что сработало: имя местных божеств или факт, который уже можно было проверить. Я пыталась отдышаться, во всем был один плюс – очередная встряска согнала с меня невыносимую сонливость, и у меня затеплилась надежда, что я сперва закончу дела, а потом упаду и просплю, сколько получится.
– Следи за хлебом, Фуко, – прокаркала я, и все на него посмотрели. Отлично, значит, сожрать лишнее ему уже не позволят, ибо кто устережет самих сторожей. – Пойдем, – кивнула я Анаис. – Сама все увидишь. Только это был последний горшок, – напомнила я еще раз с очевидным упреком.
– Тут есть еще, – подала голос Люсьена, отправилась за стойку и в самом деле вытащила оттуда горшок. Неизвестно, что в нем было, что-то жирное, но, судя по запаху, съедобное. Я вручила горшок Анаис – пусть у нее будут заняты руки.
Если я смогу вернуться в свой мир, если мне выпадет такая возможность, что я напишу? «Пособие для выживания в экстремальных условиях для попаданок»? Как художественная литература должна иметь определенный успех, только вот я в жизни не писала ничего, кроме курсовых, статей, регламентов и монографий.
– Погоди, – придержала я Анаис, когда мы зашли за лестницу и услышать нас не могли. – Там два трупа. Что нам с ними делать?
Руки Анаис дернулись, я взглянула на горшок с подозрением. Слишком мал для того, чтобы его надеть мне на голову, слишком хрупок, чтобы пережить удар по моей голове.
– Откуда они там взялись?
– Я видел, как сюда зашли три человека, – поделилась я, не сочтя нужным скрывать подробности. Но не все. – А потом видел, как один из них отсюда вышел. Где были еще двое, я тогда не знал, но потом, когда стал осматривать дом… – Я подошла к двери, легонько ее толкнула. – Дверь не сразу открылась, одно из тел подпирало ее изнутри. Они зарезали друг друга, а тот, третий, этого, я полагаю, так и не узнал.
Анаис смотрела на меня недоверчиво, но я очень надеялась, что разум возобладает. То, что я, такая тощенькая пигалица, способна справиться даже со средней мещанкой, вызывает сильные сомнения у любого здравомыслящего человека.
– И вот еще что, – продолжала я, раз уж Анаис развесила уши. – Лазарь торговал питейными травами. Что-то знаешь о них?
– Еще бы, – тоже негромко, в тон мне, отозвалась она. – Можно заваривать для бодрости, можно от простудной хвори, можно роженице давать. Вот для бабы я тебе что угодно намешаю, а остальное – уж извини. Так, для девочек своих сама у Лазаря покупала, драл, паршивец, с меня три шкуры.
– Для чего твоим… девочкам эти травы?
– Известно для чего, – хмыкнула Анаис. – Хотя тебе, наверное, нет. – Она пожевала губами, думая, как бы мне попонятнее объяснить. – Роды – это больно, невинная твоя душа, а чтобы родов не было – так и еще больнее…
– Сможешь найти эти травы? – перебила я. – Знаешь, как они выглядят?
– Если есть – чего не смогу. Только Фредо они уже вряд ли помогут.
– А ты попробуй, – предложила я и толкнула дверь сильнее.
Я, конечно, пролезла в щель, Анаис пришлось сделать для себя проход шире, но она даже горшок мне не отдала. Все так же темно, пахнет… пованивает, с досадой отметила я, от тел надо избавиться срочно. Анаис мельком взглянула на трупы, прошла к крану, только тут передала горшок мне и резко нажала на рычаг.
Из крана с фырчанием полилась сильная вонючая струя. Я стояла, и скрестила бы на груди руки, если бы мне позволял горшок, а вода все лилась, и я гадала – чем она воняет, чем? Нечистоты? Нет, непохоже, да и как бы они сделали водопровод с подачей воды прямо из сточной канавы?
– Не врал, – с искренним изумлением заметила Анаис. Я пожала плечами. – Ну? Она все такая же дрянная, сливай не сливай. И воняет тухлыми яйцами.
– Откуда она идет, как ты думаешь?
– Думать нечего. Она тут в городе одна сохранилась, скважина. Ее еще до большого пожара пробили, был тут такой купец заезжий, Марио… А потом мало у кого трубы остались, – пробормотала Анаис. – Ну, в моем веселом доме была труба, а как прохудилась, мы ее и забили…
Скважина?.. Тухлые яйца?.. Сероводород?
Анаис опять нажала на рычаг, словно рассчитывая, что где-то там что-то по волшебству переключится и вода пойдет наконец чистая, а я стояла, гипнотизируя струю, брызгавшую во все стороны, и чувствовала себя как человек, которому показали изнанку фокуса или рассказали конец интересного детектива, и смысл пропал читать еще двести страниц.
Вся семья Лазаря умирала? Проклятый дом? Неудивительно, потому что отравление сероводородом запросто могло отправить на тот свет любого человека с ослабленным организмом, вдыхал он пары или пил эту воду. Правила посещения сероводородных купален в числе прочих туристических мест повышенного риска я разрабатывала, только вот химическую и медицинскую часть писали эксперты – соответственно химик и два доктора, а я из их объяснений уже ничего не помнила… А в самих купальнях никогда не была.
Никто никогда не знает, о чем придется в будущем сожалеть.
Я поставила горшок на раковину и отвела руку Анаис от рычага. Выжившие Лазарь, его жена и мать, наверное, предпочитали пить разбавленное вино, как и все в этом веке, у кого была такая возможность. А может, и не разбавленное вовсе. А остальные – отец Лазаря, сын Лазаря и его жена, кто-то еще – мир их праху.
– Можно сказать, что воды у нас нет, – буркнула я. Поблагодарить Анаис за то, что она дала мне ключ к разгадке? И посеять в ней еще пару зерен сомнения. – Но раз уж ты здесь, давай спустимся и посмотрим, что там внизу, в подвале.
Анаис с готовностью обернулась. Она кипела жаждой деятельности тогда, когда не кипела гневом. Я не могла сказать, хорошо это или нет, и в какой момент она перехватит у меня инициативу. Смогла бы она еще справиться с тем, что намерена на себя взять.
– Повезет, узнаем, почему эти двое друг друга прикончили, – кивнула она. – А то пока я не очень верю твоим словам, святошенька Валер.
Да чтоб тебя разорвало с твоими предубеждениями, непоследовательная ты женщина. То меня ведут Молчащие, то я стою как кусок дерьма, в зависимости от выгоды, которая маячит у тебя перед глазами.
Не испытывая никакого почтения к мертвым, Анаис оттащила оба тела к стене – пыхтя, но явно не надорвавшись. Итак, я собираюсь спуститься в подвал с женщиной, которая вооружена не хуже меня и намного меня сильнее. Я собираюсь спуститься в подвал, из которого двое несчастных вылезли уже сумасшедшими и отправили друг друга к праотцам.
– Воды нет, – повторила я. Это самая поганая из всех новостей, если не считать состояние Фредо. – Где они могли брать воду?
– Как и все, – Анаис с тяжелым хеканьем подняла крышку погреба, а потом обернулась ко мне с очень жалостливым выражением на лице. – Ты что, в скиту жил?
Этот вопрос я оставила без ответа.
– И все же? – А вот на свой вопрос я очень хотела получить ответ. – Привозили воду? Сейчас не привозят?
Анаис кивнула и начала спускаться. Я не любила помещения, из которых был только один выход, но тоже подошла к лестнице и заглянула в провал. Темнота, воняет плесенью и чем-то кислым, только крупная фигура мелькает едва различимо. Затем Анаис чиркнула чем-то, и в подвале заплясало оранжево-серое пятно.
– Может, – донесся ее голос уже из глубин подвала, – тут осталось вино. Разбавить его этой водой, и можно пить… А, вон и правда, смотри-ка, тут еще…
– Стой! Нет! – завопила я, теряя последние остатки сонливости и неприязни перед подвалом. Многовато для меня разгадок за четверть часа. – Не смей это пить!
– Ты мне еще ука… – возмутилась Анаис, но я уже стояла перед ней и с радостной мстительностью выбила у нее из рук бутылку, а потом отскочила в сторону, больно ударившись обо что-то бедром.
Этот мир меня доконает.
Источник света, что там Анаис держала, погас.
– Вот потому они и прирезали друг друга, – объяснила я, падая на колени, пока Анаис не пришла в себя от моего нахальства, ну и пока я не потеряла из памяти место, куда укатилась бутылка. Даже если содержимое пролилось, травы останутся. – Скажи мне, какая трава безвредна в небольших дозах и даже полезна, а в сильной концентрации лучше сдохнуть от жажды, но отвар из нее не пить?
Я нащупала бутылку. Вино действительно вылилось, но в бутылку было что-то плотно набито. Я осторожно понюхала, погоняв над горлышком воздух. Пахло чем-то похожим на нашу мяту с примесью едко-хвойного.
– Да все они такие, – озадаченно буркнула Анаис. – Если бы нашли ростки кадинлара, я бы их Фредо дала пожевать. Тогда бы он не то что уснул, ходить бы смог…
– Ходить не надо, – предупредила я и, поднявшись, протянула ей бутылку, но в руки не дала, просто сунула под нос. – Чем пахнет?
Анаис потянула носом. Я ждала. Она не великий эксперт, может и ошибиться, но в любом случае я не должна была позволить ей это выпить, этим вином угостились те двое невезучих или же другим. Лазарь, покидая дом, сделал все возможное, чтобы те, кто сюда проникнет, целыми и невредимыми не ушли. Нюхала Анаис долго, чиркнула своей интереснейшей зажигалкой – два камня, сплетенные чем-то смахивающим на проволоку, и свисающий шнурок, – потом требовательно сказала:
– Дай сюда. Вот, похоже, это и есть кадинлар, но я не уверена. Если только с чем-то он смешан…
– И что будет, если ты глотнешь? – прищурилась я. Шнурок снова погас.
– Да ничего, если глотну. Так, слегка пошатает. А если выхлебаю – ну, не знаю, при мне никто столько вина с кадинларом не пил. – Зато я знаю, мрачно подумала я. Крыша съедет. – Парочку штук вытащу и дам Фредо, может, поможет.
На парочку штук я согласилась. У меня все равно не было выбора, и эта трава подвернулась удачно, но мы стали смотреть, что есть еще. Погреб оказался богатый, но насколько безопасный, я даже прикинуть была не в состоянии. Осветительный прибор, которым Анаис передо мной хвасталась, был не слишком большим подспорьем.
Бутылки, часть выпита, я понюхала эту часть, опознала кадинлар. Трава, скорее всего, дорогая, но Лазарь предпочел покарать любого, кто покусится на добро, которое он не смог физически вывезти. Трава начисто забивала запах вина, а может, я не учуяла его там, наверху, из-за общей вони в кухне. Мука – ее обнаружила Анаис, и судя по ее ругани, в ней тоже нашлось что-то весьма ядовитое. Забористые выражения бывшей хозяйки борделя меня не удивили, то, что она сказала после того, как поносить Лазаря ей надоело, обрадовало.
– Тут можно взять муки, с самого низу, – изрекла Анаис уверенно. – Просеять еще, если сито найдем, но ничего, это ларанжа, она тут никому не повредит, даже если и попадется.
– Что она делает?
– Если некрепко заварить или с гиделлой смешать, мужскую силу дает, но пить неделями надо, если крепкий отвар сделать – он бессонницы сдохнешь. – Анаис продолжала копаться на стеллажах, и я ей не мешала. Она разбирается в местном быте намного лучше меня. – Ну а у нас тут разве что ты оскоромишься, – хохотнула она, – и то вряд ли. А ростки тризы я выберу. Сам сюда пальцы не суй, уколешься – останешься без руки.
Я подумала, откуда у нее такие познания, или это естественно и нормально – отличать всю эту странную гадость и уметь с ней обращаться? Удивилась бы я, оказавшись в девятнадцатом веке в селе и обнаружив, что помещица может принять отел у коровы, что в мое время было навыком исключительным? А если бы мне критически не повезло и я сидела бы у костра и смотрела, как потрошат мамонта?
– Жадная сволочь, – подвела итог Анаис, закончив осматривать погреб и повернувшись ко мне. «Зажигалку» она бережно спрятала на необъятной груди. – Все попортил, что мог и как мог, но травы оставил никчемные. Кадинлар заберу и муку, а остальное пусть так и валяется.
Я покорно взяла бутылку, Анаис подхватила мешок. Муки было много, и я подозревала, что она и помимо трав может быть напичкана всякой гадостью, но: мне ли сейчас воротить нос от безвредных личинок?
Лезть наверх оказалось непросто – это вниз я скатилась, напуганная собственной догадкой, теперь подтвердившейся, – у меня болело все тело, двоилось в глазах и снова нагнала невероятная усталость. Мне мешала бутылка, которую я наконец догадалась засунуть за пазуху, руки отказывались держаться за перекладины, ноги то и дело норовили соскользнуть. Анаис только ворчала на меня сквозь зубы, и я хмыкала – это она сознательно возносит хулу на монаха или монах тут больше так, сословие привилегированное, но не настолько, чтобы за несколько бранных слов можно было получить покаяние года на три? Но мне ее ругань была безразлична, я не принимала ее на свой счет.
Потом я слушала, как взбирается Анаис, и отыгралась на ней, едва ее голова появилась над уровнем пола:
– Скинем их в подвал и задвинем его чем-нибудь так, чтобы туда никто не залез.
Люсьена, конечно же, удивится, не найдя двух мертвецов, но вряд ли начнет бегать за каждым, выпытывая, куда они делись. Совсем дурой она не кажется, с ребенком сообразила, с баррикадами у двери тоже…
Анаис пнула ко мне мешок, поплевала на руки и поволокла первое тело к подвалу.
– Кто твои родители? – спросила она.
– Понятия не имею. Я сирота.
Не знаешь, что ответить – выбери тот вариант, к которому не придерешься.
Мы вернулись в торговый зал, и я выяснила, что Люсьена и Жизель с детьми ушли наверх. Фредо лежал на полу, рядом с ним прикорнула Мишель, и она не сводила взгляд с Фуко и хлеба. Симон сидел на стуле и болтал ногами.
А на улице уже начинало темнеть. Сумерки скользили по старым камням, опускались сизой туманной ватой. Анаис принялась возиться с бутылкой, которую я прежде поставила на стойку, а я поманила Симона и Мишель.
– Вам тоже нужно отдохнуть, – сказала я и задумалась. Комнат тут не то чтобы мало, но… Симон – мальчик, Мишель – девочка, а я – ни то ни другое. Черт. – Найдите себе комнатки, ночью нужно будет по очереди дежурить у постели Фредо и, если что, разбудить взрослых.
Они кивнули, но я заметила, что им обоим не очень хотелось идти наверх. Симон, наверное, беспокоится за деда, а малышка Мишель боится оставаться одна.
– Можешь лечь вместе с Жизель и Люсьеной, – шепнула я. – И если они будут возмущаться, пригрози им вон ей, – и украдкой указала на Анаис.
– Иди, иди, – та махнула мне рукой, не отрываясь от своего занятия, но что конкретно она творила с бутылкой, я не видела из-за ее спины. – На ногах уже не стоишь. Мы с Фуко занесем его, ну-ка, вострый, да-да, ты, – она ткнула в Симона, – сбегай найди комнату наверху. – А ты иди, брат, поспи немного. Досталось тебе сегодня крепко.
Я, шатаясь, пошла к лестнице, меня обогнал Симон и догнала Мишель. Малышка тяжело вздыхала, а я думала – дала бы и мне Анаис что-то из трав, чтобы после того, как я проснусь, я не орала от боли во всем избитом теле…
Я ткнулась в первую попавшуюся комнатку и не глядя рухнула на жесткую узкую кровать. Мне показалось, что уснула я прежде, чем щека коснулась матраса – больше на кровати не было ничего.
Я спала и не должна была видеть сны, потому что слишком вымоталась, слишком устала. Стресс, который я испытала за этот день, был сильнейшим в моей в общем-то долгой и полной непростых событий жизни. Но я очнулась в собственном сне от состояния невероятного счастья – такого счастья в своей жизни наяву я тоже не ощущала никогда.
И я откуда-то знала, кто причина этому счастью, рвущемуся изнутри волнами нежности и умиротворения.
Я была в незнакомом саду – окружавшем, может, замок, дворец, особняк, каменный и монументальный. Я видела только стены сквозь заросли и задыхалась от чувств и ароматов цветов, я теряла сознание от близости человека, который даже не прикасался ко мне. Я не смотрела в его сторону, лишь улыбалась.
Мы были не ровня – я знала и об этом. Я, хозяйка всей этой роскоши, и он, простой офицер. Я, титулованная особа, и он, титулованный выше, но, увы, происходивший из потерявшей влияние, некогда приближенной к князю семьи. Или даже к самому королю – кто знает, это все давно быльем поросло. Я знала, что нас разделяет: мои деньги, титул, заслуженный моим дедом за преданность княжеству и короне, и его опала, безвестность и то, что когда-то – глупо, но это так – наши семьи стояли по разные стороны трона.
Мы были не ровня, но нам обоим было на это плевать.
В своем сне я знала не только это. В какой-то момент он решил не портить мне жизнь мезальянсом. Что было от той его связи – меня не волновало. Я не намерена была этого человека кому-то вдруг отдавать и терять фантастическую эйфорию, доступную – дарованную – свыше не каждой. Я знала, что мой отец согласился на брак, ему, как потомку того, кто заслужил титул, деньги и почести не древностью рода, а потом и кровью, все условности были глубоко безразличны. Я вышла замуж – и я была самой счастливой женщиной на Земле, или как, черт ее побери, называлась эта планета, если ей вообще хоть кто-то когда-то давал название.
Я вышла замуж, разрушив чью-то жизнь, но я была эгоистична в своем выстраданном счастье. Я с трудом справлялась с собственными эмоциями в странном сне, и над нами звонили колокола.
Я открыла глаза, потому что сказка внезапно кончилась. Было темно, холодно, тело мое онемело. Я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
Но было необходимо, хотела я того или нет, была я в силах или не в состоянии.
– Пожар! Молчащие прокляли этот город! Пожар! Пожар!..
