Текст книги "Здравствуй, муха (рассказы)"
Автор книги: Дан Маркович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Маркович Дан
Здравствуй, муха (рассказы)
Дан Маркович
Здравствуй, муха...
Содержание
Слышно...
Страшно.
Я не Гога.
Куда идти...
Махнуть хвостом.
Гарантия.
Знака нет.
Нет, я уверен.
Рондо.
Нетрудно запомнить.
Что могу.
Ошибки жизни или странные тяготения.
О колбасе.
Чем это кончится...
И все-таки...
Я?..
Настанет день.
Монгольский дьявол.
Собачья прогулка.
Негодяй.
Может дикий?..
Перетерплю.
Зря боялся.
Бедоносец.
Не грусти, Сергей.
Повел усами.
Тараканий бог.
Здравствуй, муха...
Простая история.
Послушайте...
Программа.
Что нам осталось.
Поговори со мной...
Еще живой!..
На дороге.
Великое искусство!
Снова удрал.
Через миллион лет.
Лист сухой.
Иногда в декабре.
Где мое пальто?
Не ищите.
СЛЫШНО...
–Ты знаешь, Гена пишет стихи...
Я не знал. Гена -плотный блондин лет сорока. Учился на физика, недоучился, и теперь работает лаборантом в каком-то институте. Он всюду ходит с пухлым портфелем, даже в гости.
– Неужели там стихи?
– Может и стихи. Ведь он пишет много лет – и ничего не печатает.
– Не берут?
– Не пытается, пишет себе и пишет. Иногда дарит друзьям на день рождения – и доволен.
–Ну, достань...
– Да у меня где-то валяются... бери.
Я взял маленькую книжечку в кожаном переплете с шелковой ленточкой-закладкой. Сам переплетает... Открыл, первое стихотворение начиналось – "... юный эллин...", он что-то делал веслом, уже не помню... Второе...– "...прекрасная амазонка..." Ну да, быть не может. Третье "...как прекрасны вечерние розы..."
Я закрыл книжку. Он меня ошеломил. Я не так представлял себе графомана. Творит столько лет – и молчит, не пробивается к славе, не ходит по редакциям со своим портфелем. Знай себе пишет и пишет. Ему это нужно – и все... Когда мы начинаем – нам просто нужно, и ни на что не надеемся. Это не работа еще, а чистая радость. А потом становится профессией – и начинаются сомнения и муки... и проклятия – не рисуется, не пишется...
Приятель смеется:
– Что не читаешь, ведь просил. Натуральный графоман... но какой человек – чистый-чистый...
– А ты сам-то дочитал?
– Признаюсь, до конца не добрался.
– Давай, попробуем...
Я открыл последнюю страницу – и прочел:
– Слышно...
Слышно, как падает лист в осеннем лесу
Слышно, как ветка скрипит – скользит по стеклу
Слышно, как воробей купается в зной – крыльями бьется в пыли
Слышно, как ястреб в небе летит – медленно исчезает вдали
Слышно, как спит старый кот, дышит, сопит
Слышно, как по шершавой бумаге бежит таракан – лапкой стучит
Только неслышно время ползет, или бежит, или летит
Только неслышно подходит смерть, на спинку кресла руку кладет
Переминается, подглядывает из-за плеча......
СТРАШНО.
С недавнего времени мне сосед досаждает, пенсионер. Остановит на лестнице – и говорит, говорит... Ему коты жить не дают. Преступный сговор, говорит, у них.
–Вот посмотри, на лестнице теперь черный сидит, сменил рыжего на посту – на дверь мою смотрит, а вчера здесь серый сидел...
– Ну и что,– говорю,– пусть сидят, у них свои дела.
– Не-ет,– он крутит головой,– ведь все делают по правилам, друг друга сменяют. И внизу, у черного хода, на помойке – еще один, мордастый, одноглазый – никого не пропустит... Это, брат, слежка идет, я ли не знаю, всю жизнь на этом деле.
Я смотрю – черный, действительно, на дверь уставился, мой взгляд заметил – отвернулся лениво, будто и знать ничего не знает. Выглянул в окошко – и на травке черный лежит, с белым галстуком-бабочкой, развалился, щурится...
– Может, у них свой интерес есть?..
– Когда интерес – они орут, а тут молчат, понимаешь... Все по правилам делают.
Тут и я задумался – а что, если наблюдают... Так ведь не за мной, чего мне беспокоиться – то...
А вчера он, бледный, говорит:
– Похоже, что не сговор... дело хуже... – а как хуже, не объясняет.
Вечером пошел я мусор выносить. Он из своей квартиры выглядывает, ведро через щель просовывает – "будь другом,– говорит,– вынеси..." – и руки трясутся.
– Давай, прогоним их, что мы, с котами не справимся?..
Он руками замахал:
– Что ты, что ты, они тогда прессинг применят!
– Какой еще прессинг?
– Будут толпой за мной ходить – не разгонишь.
– Фу, черт, что же делать?
– Похоже, что пропал...– он шипит через щель,– я знал... знал, что меня так не оставят...
– Странно, столько детективов прочитал, а про котов не слышал.
Он скривился – "зеленый еще, многого не знаешь, детективы твои ахинея и вздор – позавчерашний день..."
Вынес я мусор, возвращаюсь – у подъезда белую бабочку сменил тигровый, с тяжелым затылком, нос боксерский, расплющенный. На лестнице вместо белой манишки – серый пиджачишко, карман оттопыривается. Выглянул в окошко – у черного хода одноглазый одноухому дежурство сдает...
У-у-у, страшно...
Я НЕ ГОГА.
Я лежал в темноте. Вдруг раздался громкий стук. Меня дома нет – у меня темно. Я не стану вам открывать – я ничего не должен вам. Я никого не звал. Кто этот он?... А он стучит еще раз – требовательно и громко. Значит, имеет какие-то права?... Он считает, что может войти. А я не хочу!... сейчас подойду к двери и скажу – убирайтесь, я не хочу. А он скажет... Нет, не встану, не подойду...
Но что-то уже потеряно, нарушено. Я думал, что исчез в темноте, в одеяле, как в коконе, буду тихо лежать, пока не стану другим, захочу выпутать ноги из плена... Пробуждение подобно рождению и тоже требует времени... А он снова стучит. Он так стучит, как будто знает, что я скрываюсь здесь. Я еще лежу, но уже выпрямлен и напряжен – и одеяло мне больше не друг, не товарищ. Гражданин, что нужно от меня? Я сегодня никому не должен. Не зажгу свет. На совесть не надеюсь, а терпение у него может истощиться. Или я так нужен – отчаянно?.. Тем хуже для него. Он стучит как лицо при исполнении... Поздновато для службы, пусть катится. Но я уже все потерял, лежу злой и терплю это нахальство. Ну, давай, ломай дверь, тогда хоть все станет ясно.
И вдруг тишина... Ушел, что ли?.. Тихо ноги в тапочки, встаю и крадусь к двери. Нет, дышит, стоит, потрескивают крупинки песка под подошвами переминается... Пусть уходит. Он как будто понял – спускается по лестнице, прошел немного, остановился, замер... нет, снова поднимается... Странно это – время идет, и мы все меньше хорошего ожидаем – от писем, звонков, нежданных гостей. Готовимся к неприятностям – и никогда не готовы...
В конце концов – пусть, будь что будет. Глухо кашляю, шаркаю ногами "кто там?..." – и в ответ слышу радостный голос.
–Это Гога? Впускай. Ты что, умер?..
Ах, как хорошо!
– Я не Гога! Гога надо мной.
КУДА ИДТИ...
У меня что-то заныло в животе – долго и тупо. Где-то в глубине и в спину отдает. Никогда не думал, что живот такой глубокий, до позвоночника доходит. Раньше у меня не было живота – это было место, которым я сгибался, если надо грудь приблизить к ногам. Я мог бы поспорить, что там ничего нет, кроме мышцы, стягивающей тело в клубок. И, конечно, позвоночника, но это уже не живот, а спина – он сзади, как упругий стержень, тело на него нанизано, как шашлык на шампур. Сравнение не очень хорошее, но думаю, что людоед обрадовался бы ему. А мне нечего радоваться – теперь у меня есть живот. Когда много имущества – глаза разбегаются. Я думал – пройдет, не было и не будет. А он еще сильней, грызет меня, как лисенок спартанца... Не обращай внимания – обидится и замолчит. Или засни – проснешься другим человеком и все забудешь... Засыпаю – просыпаюсь, а он все тут. Отстегнуть бы его, как краб отстегивает больную ногу – и бежать. Или вывернуть наружу – выкинуть, как может морская звезда... Я хожу и смотрю в себя, жду новых неприятностей. И мысль больше не летает передо мной, а переехала в живот, как у нас любят говорить, получила новую прописку... А что?... вот и живет там...
Прихожу к приятелю, он говорит: "У меня давно живот. Ты вот что попробуй – есть не давай ему, авось сдохнет. Только воду пей."
Я перестал есть – и живот затих, что-то выжидает. Заснул я, проснулся – нет живота. Поел – болит, но уже потише, послабей... Потом еще тише стал, и еще – и все-таки остался...
Теперь я знаю – в нем много всего и кипит сложная жизнь, и всегда может что-то испортиться. Все каким-то чудом работает, просто чудом. Все кипит, крутится, варится, движется, все само за себя решает, а я тут при чем?... Никто меня ни о чем не спрашивает, делают, что хотят. Это спятить можно, никаких у меня прав нет, ни остановить, ни исправить не могу, не вижу, не понимаю... Я сам у себя в гостях. Заняты все – вот-вот попросят. А идти-то куда... куда идти...
МАХНУТЬ ХВОСТОМ.
Я зашел к соседу, а у него стоит аквариум. Видно скучно ему стало без живых существ.
–Ну, корми тараканов...
–Нет,– говорит,– тараканы неорганизованные твари, приходят, когда хотят, и общаться с ними невозможно – слишком высокомерны.
–А рыбы?..
– Они красивы... Потом они не бегают так нервно и неодолимо по моим припасам, а неторопливо ждут корма – и я их кормлю сам.
– Не спорю, это приятно... и все?..
– Они меня успокаивают. Я умиляюсь – ну, можно ведь, можно хоть кому-то живому неторопливо скользить и переливаться, и блаженствовать на глубине...
– А ты отключи, отключи лампочку – увидишь, как они забегают.
– Тьфу! – он плюнул с досады,– до чего ты циник и нигилист.
Но я шучу, пусть себе забавляется. Меня только волнует – как они добиваются полного спокойствия?.. Вот рыбка,в ней почти ничего нет, тельце прозрачно, позвоночник светится, желудочек темнеет, красноватый сгусток в груди пульсирует... – и глаз, смотрит, большой, черный и мохнатый... Прозрачность – вот в чем секрет. Все самое лучшее прозрачно и не скрывается. Видно как будто насквозь, а тайна остается. Бывают такие люди, делают то же, что и мы, а получается совсем по-другому. Видно, как пишет, рисует... и что говорил до этого известно, и куда ходил, и что видел... а начинает делать – и первая же линия его выдает... Откуда взял?... А ведь наше время суровое, умные мысли все сказаны и даль веков просматривается на тысячи лет. Умри – ничего нового не скажешь. Интеллектуалы перекладывают кирпичи с места на место. Э-э-э, пустое занятие... Только иногда, просто и спокойно вырастает новое слово, как лист на дереве... как будто приплыла прозрачная рыбка – и махнула хвостом... и все... Спокойно-спокойно, не огорчаясь, не злобствуя, не копаясь в себе до полного отчаяния... вот так приплыла и махнула, не отдавая себе отчета, что делает, как делает...
–Слушай, а чем ты их кормишь?
– Мотыля покупаю.
ГАРАНТИЯ.
Мой приятель пришел к врачу. Сердце, говорит, стучит иногда, как будто с цепи сорвалось. Постучит и стихает, работает снова незаметно для организма. Врач, женщина молодая и красивая, говорит – "раздевайтесь..." Он рубашку, майку снял, грудь выпятил – совсем еще молодец. Она послушала его в полном молчании, одевайтесь, говорит, и стала писать историю. Он сидит и ждет решения. Она подняла голову, улыбнулась: – "ничего страшного, это у вас нервное, никаких видимых изменений..." Он повеселел:
–Я уж умирать собрался, сколько оно может так стучать, как пулемет, надорвется ведь...
– Ну, что вы, умирать... я вам... – говорит и оценивающе смотрит на него, – лет десять– пятнадцать даже гарантирую.
Поулыбались они друг другу – и расстались. Идет он домой и почему-то невесел. Десять гарантирует, а дальше что... без гарантии как-то страшно... Пришел, я его утешаю:
– Ведь гарантирует... Все без гарантии перебиваются, а она тебе карты раскрыла.
– Но ведь только десять... Значит, что-то серьезное.
–За серьезное она бы тебе и года не дала.
Он сидит, старый, пожухший какой-то, сейчас со стула упадет. Я смотрю – она его бесконечность разрушила, гарантию дала на десять, а бессмертия лишила. Он еще не верил, что умрет, как все... нет, знал, конечно, но веры не было – в другую сторону смотрел человек.
– Слушай, плюнь,– говорю ему, – живи без гарантии, не ставь себе предела.
Он качает головой:
– Теперь не могу, как-то сразу меня ударило. Понял...
Что сделала, идиотка... Потом и я заболел, и тоже пошел к ней. Стала она читать пухлый том моих болезней и в середине заблудилась. В конце концов мы с ней разобрались, что к чему, лечение назначили, и я говорю:
– Боюсь вот... умирать скоро...
– Ну, что вы,– она смеется,– я вам лет десять-пятнадцать гарантирую.
Прибегаю к приятелю:
– Не горюй, мне тоже пятнадцать дала.
А он лежит, еле дышит, совсем про гарантию позабыл...
ЗНАКА НЕТ.
У моего приятеля с Богом сложные отношения.
–Как я могу поверить, если он мне знака не подает...
– Чуда хочешь?..
– Нет, зачем... но хоть что-нибудь..
Время идет, а знака все нет и нет.
– Смотри, ветка качается, кивает за окном...
– Ветку бьет ветер, а он без Бога живет, ищет перепады давления.
– Вот рябина стоит вся багровая, мороз, ветер, а ягоды держатся...
– Это холод их прихватил, ничего особенного.
И вот чудес все нет, и просто особенных событий тоже нет, все объяснимо, естественным образом возникает и пропадает.
– Вот если б стол вдруг подскочил... или полетел... Или шапка с головы слетела...
Стол стоит как стоял, а шапка помедлила чуть-чуть – и слетела, покатилась. Он поймал ее – ветер это, говорит. Действительно, ветер, веселится на воле, выравнивает давление... и никакого знака нет. Жить спокойней, но что-то беспокоит:
– Вызвать бы его на серьезный разговор.
– Ветер, что ли?..
– Ну, ветер... Бога. Буду ругать его на чем свет стоит, может ответит...
Ругал, ругал – и за дело, и просто так, от тоски, а в ответ ничего ни звука, ни знака... Нехотя зима ушла, весна тут же примчала, все как полагается, согласно расписанию, и никаких чудес. Явилось лето, дождливое, правда, хмурое, но именно оно, а не сразу осень. Листья-травы разрослись чудесно и глубоким зеленым цветом покрыли черноту земли. И опять осень, снова ветер, снова рябина, как всегда – снег...
– Хоть бы снега не стало...
И представьте – растаял, до января земля черна, желта – всюду мертвая трава, нет ей покоя.
– Бывает,– приятель не смущен – было уже и будет, просто циклон, а потом, предсказываю, снова снег, мороз и прочее.
И предсказанное им сбывается. Он и рад и не рад – зима восстанавливает силы, законы подтверждают свое постоянство, причины понятны, ответы найдены... а знака нет.
– Ну как я могу Ему поверить, хоть намекнул бы...
Так он мучает Бога много лет, требует знака и внимания, просит доказательств, верит, не верит, мучается сам – и умирает, опять же как все люди. И снова ничего особенного, ни знака тебе, ни намека – одна печаль. Он лежит холодный, белый, на губах улыбка. Я наклоняюсь к нему:
– Ну, как?.. Что там?... Будь другом, подай какой-нибудь знак, подай!..
Нет, он молчит, тайну соблюдает. А за окном осень, ветер, любимая его рябина – бьется в окно, машет багровыми гроздьями...
НЕТ, Я УВЕРЕН.
Есть люди, которые всегда начинают говорить со слова"нет". Они говорят даже – "нет, я согласен..." Если их спросить, то они сами не знают, зачем им это "нет", но тут же скажут снова: "Нет, я уверен... нет, я знаю..." Другие люди всегда говорят "да", они всегда так начинают говорить, но они не интересны. Впрочем, среди них скрыты и такие, которые говорят "да" или "очень интересно", но у них это "да" – все равно, что "нет". Потом они все равно говорят что-то свое, и выходит, что им было совсем не интересно. Говорить "да" – для них только вежливая привычка, на самом деле они тоже говорят – "нет...". Все эти нет-люди, явные и тайные, не придумывают свое "нет" – оно идет из глубин. Когда два таких человека разговаривают, они слушают друг друга чуть-чуть, чтобы совсем уж не потерять нить, и при первой возможности вклиниваются со своим "нет", а другой ему – тоже "нет", и так они разговаривают. Нет, разговор все же идет, потому что первое слово никто не слушает, а со стороны слышишь – нет и нет... Спросишь – они и сами не знают, почему у них так получается. Все же один объяснил мне:
– Когда я вижу что-то хорошее – книгу или картину, или слышу умную речь – то первое, что мне хочется сделать – отгородиться: "нет, нет, подождите, я скажу сам... нет, почему я это до сих пор не сказал!.. А чуть погодя – "нет, должно быть не так, по-другому... нет, теперь я..."
Нет и нет... Вот такие эти нет-люди. Интересно, откуда берется это первое "нет", ведь большинство людей сразу говорит – "да" или просто бьет поклоны. А эти не то, что на плохое, на самое хорошее – нет и нет... Часто пропадают они, потому что их сил хватает только на первое слово, но иногда, я думаю, что-то получается. Нет, я уверен...
РОНДО.
Иногда кажется, что вообще невозможно что-либо написать. Может быть, писать надо о том, что хорошо знаешь – но это скучно, ведь ничего нового самому себе не скажешь. А писать о том, чего не знаешь вовсе – как-то неудобно. Значит, стоит писать о том, что знаешь неважно и хочешь узнать получше. Тогда хорошо бы написать о котах... или о пауках. У меня живет один паучок. Раньше я не любил их, а теперь слежу с любопытством. Он знает, что делает. Если бы такой паук был писателем, то, наверное, знал бы о чем писать. Он писал бы о своей паутине, и о мухах. Хотя мой паук о мухах знает мало – их нет у меня. Но о паутине он знает все. Он залезает на потолок, бежит по нему на середину комнаты и оттуда спускается вниз на своей паутинке. Потом по полу бежит в угол и скоро снова появляется на потолке, и снова спускается вниз... Непонятно, зачем он это делает часами?..
Я лежу на спине и слежу за ним. Интересно, что он знает обо мне... Встаю и ухожу – и натыкаюсь на паутину. Он решил поймать меня и оплел пол-комнаты, вот так паук, вот это планы! Что ему делать теперь, ведь все разрушено?.. На следующий день он снова суетится и планы свои не оставил. Будь он побольше, мне стало бы страшно... Не пора ли и мне приняться за дело? Если бы я знал о словах столько, сколько паук о паутине – я был бы гениальным писателем. А мне трудно написать рассказ. И не о чем писать. О том, что я знаю – писать скучно, о том, чего не знаю – писать стыдно. Не написать ли о котах – кое-что о них я знаю, но гораздо меньше, чем хотелось бы знать. Боюсь только, что больше узнать не удастся – с ними трудно договориться. А зря, я мог бы стать неплохим котом – люблю сумерки, и ночь, и тишину, и кусты, и мог бы спать на сухих листьях осенью, теплыми ночами... А пока я не могу написать рассказ. Кажется, что вообще невозможно написать ни строчки...
НЕТРУДНО ЗАПОМНИТЬ.
Есть вещи, которые любой человек терпеть не в силах.У каждого свое, но в чем-то много общего. Один мой знакомый не терпит, когда сырники пристают к сковородке, начинают разваливаться. У него сразу портится настроение и он бросает это занятие, остается голодным. Если пристает рыба, он морщится, но терпит – сойдет... Его жена смеется над ним, но не может перенести, когда яичница-глазунья со сковородки не снимается, глаз сморщивается вытекает...Ужасное зрелище. А он смеется, соскабливает все к себе в тарелку и с аппетитом съедает – не может понять ее... Мой другой приятель все это может вытерпеть, но не переносит яйцо в бульоне, особенно, если его крошат. Бульон становится мутным и мерзким, а яйцо – прекрасный продукт превращается в ничтожество, в серую грязь на дне тарелки... С гренками он тоже борется – вылавливает сразу или даже ловит налету, когда жена сыплет их в тарелку. Но кажется теперь он отстоял чистоту бульона – гренки отвергает, а яйцо ест отдельно, на тарелочке, и обязательно сухое, не подмоченное... Он все ест без соли, кроме яйца. Крутое яйцо, соленое и сухое! Разве так трудно запомнить?!... Одна моя знакомая ест яйца только "в мешочке" – и обязательно с хлебом. Вообще-то она не ест хлеба, потому что боится потолстеть, но яйцо без хлеба?... невозможно! Она любит яйца, но из-за хлеба не может их есть часто. Хорошо хоть, что скоро ей исполнится сорок, а после сорока яйца есть вредно. Тогда ей легче будет воздерживаться...
Еще один мой знакомый пьет чай только с конфетами. Конфета нужна не слишком мягкая – быстро исчезает во рту, и не слишком твердая – иначе при сосании дает мало сладости и приходится закладывать в рот по нескольку штук, а это неудобно. Он остановился на двух сортах и всегда ищет только их. Если этих конфет нет, то он отказывается от чая, как будто у него водобоязнь, и ждет нового завоза в магазин... Но это еще что... Я знал человека, который обожал сладкий чай с селедочкой – ломтик на кусочке хлеба. Каждый день в пять часов он так наслаждался. А его жену тошнило, когда смешивали сладкое с соленым...
Но что, собственно, я хотел сказать?... А, вот, я хотел посоветовать вам – возьмите тонкий ломтик лимона и посыпьте его мелкой солью. Попробуйте – не пожалеете. Гадость?... Ну, что вы понимаете.
ЧТО МОГУ.
В путешествиях во времени случаются осечки, и путешественник встречает самого себя. Говорят, что от этого бывают большие неприятности, но я не верю. Ничего плохого не случится, и хорошего тоже – просто ничего не произойдет... Я иду – мне сорок – и встречаю себя, двадцатилетнего.
–Послушай, что ты тянешь свою девушку, не даешь ей смотреть на витрины?..
– На витрины смотреть – мещанство.
– Тогда выбери себе другую девушку, а эту все равно не удержишь.
Дурак, нашел, что говорить – она нравилась мне. Я надеялся, что она поймет – наука важней всего. Так что лучше помолчал бы... Он смотрит на меня – перед ним седоватый человек, кое-как одетый, с лысиной во всю голову.
– Ого, а у меня только начинается.
– Дальше пойдет быстро, годам к тридцати полностью облысеешь.
Снова сплоховал! зачем парню настроение портить...
– Слушай, тебе не хочется рисовать?
Он смотрит на меня как на сумасшедшего:
– Я совершенно неспособен к этому. И мне нравится наука.
– А может попробуешь – порисуй немного...
– Нет, исключено.
– Тебе нравится наука или ты хочешь стать ученым?..
Странный вопрос. Он не понимает. Честолюбивый парень – хочет заниматься чем-то интересным и стать личностью, а дело... Дело всегда меньше человека.
– Мне хочется понять причины жизни, а они в химии.
Я смотрю на него. Зачем ему живопись?.. Пусть будет наука. Зря ты связался с этим возрастом. Тебе нечего ему сказать. Ни подтолкнуть, ни предостеречь невозможно...
– А ты что сделал в науке?
– Написал диссертацию, полсотни статей, книгу...
– О-о, здорово... – он удовлетворен, уходит, волоча за собой девицу, на которую не могу смотреть без стыда. Нет, ты попал не в то время. Этого крокодила не свернешь, пусть сам ломает голову... Поворачиваю рычажок – и передо мной мальчик в плаще и кепочке, гуляет у моря. Его останавливает какой-то старик, показывает фотокарточку. Он удивлен:
–Моя... А вы кто?..
Не узнает.
– Ты кем хочешь стать?..
Он молчит, сам себе не признается. Но я-то знаю, он хочет стать "великим гением человечества".
– Ты чем хочешь заниматься?..
– Если бы я мог – стал бы великим писателем... или художником.
– Послушай, я из будущего. Тебе надо срочно начинать – пиши и рисуй. Гения не обещаю, но что-нибудь получится.
Он молчит, носком ковыряет землю. Упрямый. И не верит. А может не хочет "чего– нибудь"?.. Ну, что за черт, куда же мне ехать, не в роддом же... Я знаю куда. Поворачиваю рычажок – и я в полутемной комнате. На раскладушке лежит человек. Ему тридцать два. Что-то все не ладится, не клеится – интерес пропал, что ли?..
Я наклоняюсь к нему:
– Да, пропал, пора признаться себе и начинать другое.
– Нет, просто устал, что-нибудь придумаю еще.
Но я-то знаю – ничего он не придумает, промучается еще пять лет. А он и слушать меня не хочет... Надо исчезнуть. Ухожу из прошлого – не получилось встречи. Ни пользы, ни вреда. Возвращаюсь к себе, вижу – в углу кто-то шевелится. Дряхлый старик, что-то говорит, предупреждает...
– Ах, оставь, ну, что я могу сделать? То, что делаю. Что пока еще могу.
ОШИБКИ ЖИЗНИ ИЛИ СТРАННЫЕ ТЯГОТЕНИЯ.
Познай самого себя и следуй своей природе – советуют мудрецы, но, как говорит один мой приятель, совсем не все так просто. В природе нашей заложены странные привязанности, может быть, наследие давних времен, когда люди были свободными животными, если так когда-то было, и могли следовать своим свободным инстинктам. Сначала мы обманываем себя, навязываем себе идеалы красоты и хорошего поведения, и нам их навязывают, как же без этого, а потом наши собственные привязанности начинают понемногу выползать... Встреча с ними может причинить серьезные огорчения, ну, уж недоумение во всяком случае, как, к примеру, у натуралиста, который всю жизнь изучал тигра в кабинете и вдруг обнаружил его на лужайке в двух метрах от себя. Это была бы интересная встреча, они удивились бы оба, но натуралист больше, потому что имел свое представление... Я совсем не шучу, это вещи, из-за которых разбиваются жизни людей. Так один мой знакомый, интеллигентный и тонкий человек, к ужасу своему обнаружил, что его привлекают женщины типа продавщицы Маши из институтского буфета, очень крепкого сложения женщины с громким голосом. Он стал искать встреч с этой Машей и однажды даже проводил ее домой, и ждал под окнами несколько раз, а Маша в это время выпивала с одним своим приятелем, шофером Митей, они смотрели в окно и смеялись над бедным хлюпиком. Митя не стал приятеля нашего бить, а просто сказал: – Ну, куда ты лезешь?... После Маши были и другие увлечения, и все они кончались ничем. Интеллигентные изящные женщины ему не нравились, хотя поговорить с ними он любил. Что будет дальше с ним – я не знаю. Сумеет ли он побороть себя и поступить разумно, или, наконец, найдет свою Машу...
Одна моя знакомая, культурная женщина лет тридцати с лишним, обожает молодых мальчиков восточного происхождения, а они на нее не смотрят. С одним, правда, она сошлась, но он оказался дураком и негодяем сразу, и сбежал, прихватив дорогое кольцо и браслет. Она понемногу стареет, но увлечению своему верна... Один приятель признался мне, что ему пришлось расстаться с очаровательной женщиной, умницей и кандидатом наук, только потому что у нее тонкие кривоватые ноги, поросшие волосами. Ему все в ней нравилось – и характер, и походка, и грудь, и бедра... но что об этом говорить – она его любила, и он хотел ее полюбить, а ноги – они все и решили. Теперь он женился на женщине с отличной фигурой, у нее великолепные ноги, полные в икрах, стройные в щиколотке, кожа нежная и гладкая... но она просто стерва и грызет его каждый день, а он без нее не может жить, и страдает, и счастлив без ума, и чем это кончится – не знаю...
Одной нашей знакомой страшно нравятся мужественные блондины с лицами викингов. Первый викинг бросил ее и ушел к другой. Второй был копией первого и просто обманул ее – сказал, что не женат и долго морочил голову; наконец, она рассталась с ним – и тут же появился третий, не менее мужественный. Он оказался ничтожной личностью, мелким тираном с больным самолюбием – и они расстались через год... Одна женщина говорила мне, что может полюбить мужчину в один момент, если он красиво и умно говорит. И действительно, все ее романы были с мужчинами удивительно интересными, они говорили красиво и увлекательно – один был членом союза писателей, другой никем, но все равно говорил просто замечательно, а третий говорил лучше всех, но оказался наркоманом и сомнительной личностью, кажется, ему вовсе не нужны были женщины... Все это было видно с первого взгляда, но ведь она не смотрела – она слушала... Есть мужчины, которым нравятся стройные женщины и высокий мелодичный голос, а есть такие, которые сразу напрягаются, когда видят короткие полные ноги и слышат хриплый низкий голос... Потом, если они в состоянии рассуждать, то отделываются легким шоком, сдерживают себя и только провожают глазами, но не всегда так бывает, не всегда... Одна почтенная женщина призналась мне, что у нее просто слабеют ноги, когда она видит деревенских парней, грубо сколоченных, с крепкими короткими ногами. А ведь она любит своего мужа... ну и что?... Природа играет нами, ну, не так уже, конечно, как раньше, но порой напоминает о себе, и тогда мы чувствуем себя неуютно, как будто обнаружили, что сидим на гейзере, и вот-вот произойдет извержение... Вот и познай самого себя...
О КОЛБАСЕ.
Один мой приятель мог часами говорить о колбасе. Он стоял у витрин и смотрел на колбасы, которые там лежали в большом количестве, дешевые и дорогие, вареные и копченые. Иногда мы угощали его. Он жил дома с толстой доброй матерью, ел сытно, но просто, и никогда ему не давали колбасу так, без хлеба и сколько хочешь. Колбаса стала его мечтой. Он завидовал нам – мы жили в общежитии, на стипендию, и могли покупать все, что хотели, а потом уж перебивались как могли. Он тоже так хотел жить. Иногда и мы ему завидовали, но чаще – он нам. Тем временем он учился, работал, потом женился, и сейчас у него три девочки. Денег у него по-прежнему нет – все уходит на еду, простую и сытную. Иногда в гостях он ест хорошую колбасу и вздыхает – мечта осталась мечтой. Но все-таки есть надежда, что когда-нибудь он свою мечту настигнет... Хуже обстоит дело у другого моего приятеля. Он страстно любил в детстве марципановые фигурки, которые стояли в дорогом магазине на витринах. Иногда ему доставались самые маленькие, на день рождения. Марципан исчез, после войны его не стало, и мечта оказалась совершенно недоступной.Теперь он собирается в ГДР, чтобы посмотреть на этот марципан, который обожает с детства. Тот приятель, который любит колбасу, говорит, что она стала совсем другой, в ней нет того вкуса, который был раньше, и запаха. Так что, даже если он когда– нибудь сможет поесть ее вволю, то вряд ли это будет то, о чем он мечтает. Тот, кто любит марципан, надеется, что все окажется так, как он ожидает, но и он говорит, что умерли старые мастера, которые знали секрет марципана, он где-то читал об этом... Моя мать всю жизнь мечтала поесть вдоволь дорогого шоколада. До войны, она говорила, частник продавал шоколадный лом, с орехами, и очень дешево, а потом лом продавать почему-то перестали. Она умерла с этой мечтой... Я не люблю шоколад, но слышал, что он совсем не тот, что был раньше. Я обожаю миногу, жареную, в маринаде, ломтиками, на блюдечке, с пивом... Я ел ее один раз вот так, на берегу моря, это было давно. С тех пор минога стала совсем не та, иногда я пробую и убеждаюсь в этом. Я даже ездил туда, где ел, на тот берег, но там ее не продают больше... Еще я любил шоколадные пирожные, которые продавали только в одном месте. Крем был особый...
ЧЕМ ЭТО КОНЧИТСЯ...
У нас в доме много детей, но только одна девочка добрая. Остальные, кроме одного, тоже не злые, но добрых нет больше. Ее считают почти что дурочкой, и смеются над ней. Вокруг нее мало доброты, и я смотрю с замиранием сердца – что же будет с ней?... Она похожа на мать – такое же широкое крестьянское лицо и широко поставленные чуть раскосые светлые глаза, но у матери лицо грубое и недоброе. Неужели и дочь со временем станет такой же? Вот уже голос стал грубей и глаза смотрят не так доверчиво и открыто... Она уже озлобляется, потому что кругом другие люди – в них мало сочувствия. Нет, все– таки она отличается от других...
