Текст книги "Взгляд Сатаны (СИ)"

Автор книги: Дамир Ибатуллин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

И пятки целуют со стоном траву.

Я буду искать под деревьями ласку,

Вдали от машин, магазинов, людей.

Ты выйдешь навстречу, открыв без опаски

Из мрамора снежного пики грудей.

И женщину буду я звать и в гробу –

Сатир козлоногий

С рогами во лбу.

* * *

Ты стоишь у большого фонтана,

И не тронет тебя моя шутка.

И зовешься ты гордо: "Путана",

Не какая-то, мол, проститутка.

Продаешь свое тело по весу,

Лучше в долларах, можно рубли.

Столько шах не давал за принцессу,

Ей читая во тьме рубаи.

А тебя рубаи не прельщают,

А тебе хоть поэму сваргань,

А тебе жизнь в раю обещает

Твой Аллах, твой Господь-чистоган.

Я студент. Я не Морган, не Ротшильд,

Но хочу тоже, к ужасу мам.

Протяну ей стипендии гроши:

"Мисс, почем вы берете за грамм?"

* * *

Другу Георгию

(Песнь о грядущей импотенции)

Мужчина умирает дважды

Н.А.Дадонова

Когда-нибудь это случится,

И бледный свет сентября,

И женские тонкие лица

Уже не взволнуют меня.

Не будет февральских букетов,

Улыбок и встреч при луне,

Ни Оли, ни Тани, ни Светы

Уже не нужны станут мне.

В квартире, как в замкнутом круге,

Где ветра могильного вой,

Останусь вдвоем с лучшим другом

С поникшей навек головой.

* * *

Грязный Гарри

Уселся в тени на песке кенгуру,

Махая тяжелым хвостом.

Что пьет настоящий мужчина в жару?

Холодную водку со льдом.

Ползет торопливо хромой таракан,

Песок на дрожащих усах.

Два кубика холода в полный стакан

И ноги на стол в сапогах

Геккон от жары скрылся под потолок,

Лишь бусинки-глазки блестят.

И выпить неплохо стакан, как глоток.

И новый минуту спустя.

Ночной мотылек, как кусочек коры,

Порхает в углу, невесом.

Уснули в кармане, молчат до поры,

Друзья мои, Смит-и-Вессон.

Без тени стоит посреди двора столб

И мух надоедливый рой.

Пустая бутылка слетает под стол,

Другую, бармен, мне открой.

Подпрыгнула к небу пылинка-блоха,

Считает на нем облака.

Но, все ж, почему моя глотка суха

И снова пустой мой стакан?

Шепчу, к барной стойке идя не спеша:

–Я буду Хозе, ты – Кармен.

Ты водку с водой пополам размешал,

Коварный и жадный бармен!

Не надо еще мне стакан наливать,

К возмездию я уж готов.

Друзья, просыпайтесь, пора вам, сказать

Коротких и хлестких шесть слов.

Ну, кончено дело, пора поспешать

Обман – пуля, честный размен.

Не будет уж водку с водою мешать

С пробитой башкою бармен.

А рядом с барменом еще человек

Семнадцать, плюс-минус один.

Когда Смит-Вессон начинает разбег

Тебе не дожить до седин.

Коня моего запотели бока,

Не виден нечаянный тир,

Но буду скакать, не увижу пока

Я новый приличный трактир.

Я в дверь постучусь торопливо ногой

И жалобно псом заскулю,

Там выпью стакан я, там выпью другой

И жажду свою утолю.

И мчусь на коне я, быстрей кенгуру,

Мечтой лучезарной ведом...

Что пьет настоящий мужчина в жару?

Холодную водку со льдом.

* * *

Ночь наступила на усы бездомной кошке,

Часы пробили бархат неба дробью звезд,

Тишь окропила крышу дома лунной крошкой,

Кого любили – ненавидят не всерьез.

Тьма рассовала город по карманам,

Уселась пьяно на заброшенный пустырь

А после долго-долго рисовала

Тень на диване и дождя псалтырь.

А в дымке сна без ног уснувших тапок –

Безглазого заката красный лик.

Доносит ветер из открытого окна

Тлетворный запах умирающих гвоздик.

* * *

СКАЗКА О СКАЗКАХ

Расскажи мне сказку, милый друг,

Чтобы все кончалось хорошо:

Чтоб журавль не боялся рук...

Мальчик-с-пальчик вырос бы большой,

Карло Буратино б смастерил

Деревянную, под стать, жену.

Крот слепой Дюймовочке б простил,

А она признала бы вину.

Чтоб Кашею отдали яйцо,

Пусть живет спокойно вечный дед.

Козлик волку серому с мясцом

Приносил бы комплексный обед.

Змей Горыныч – знатный сталевар

К Василисе в гости б приходил,

А паук бы муху в шумный бар

С комаром-супругом пригласил.

Соловей-разбойник за свой свист

За рубеж на конкурс б полетел.

Нет бензина, но Яга-таксист

В кризис не останется без дел.

Но не любят сказки все вокруг,

Где не обижают никого,

Сочини такую, милый друг,

Сказку для меня лишь одного.

* * *

Посвящение***

Я правлю сказочной страной,

Где исполняются мечты,

Где солнце встретится с луной,

Когда захочешь это ты.

Нa месяц звезды наживлю

И на гитарную струну

На донце Млечного Пути

Поймаю мокрую луну.

Когда заря влетит в оконце,

Свободная от всех оков,

То поднесу луну я к солнцу

На шампуре своих стихов.

И пусть потом дивятся люди

Моей загадочной страны,

Как я несу тебе на блюде

Кусочек жареной луны.

* * *

Охота на Бармаглота

Он проснулся...

Сонный, ткнулся в стену,

Не обнаружив двери туалета...

Умылся, брызнув на пол пеной,

Долго брился.

Потом пил чай и ковырял котлету

Согнутой вилкой... Грязную посуду

Оставил в раковине. Взял монету

И кинул вверх:

"Орел!"

На груду себе подобных упала. Тоже на ребро.

Вторая в воздухе повисла... Решил:

"Пора!"

Смех истеричный вырвался и смолк.

"Пора попить мне бром."

Потом курил. Хотел завыть, сдержался

Дым сглотнув, став цветом в серебро,

Встал, дверки шкафа отворил

И сжался, глядя внутрь. Медленно оделся:

Комбинезон, перчатки, шлем, противогаз.

"Ну, вроде все в порядке"

Затем взял нож, кастет, нунчаки,

Свинчатку, порох, пули, пистолет,

Гранату, пулемет. Понюхал дуло,

Подумал... Выкатил из шкафа

Тягач армейский с длинной "СС-20",

Пропел : "Не плачь, Маруся!" Подошел

К столу,

Взял книгу – потемневший том. Раскрыл...

Вот первая глава гласила: «Зазеркальный дом».

Он ушел туда, закрыв обложку твердо

За собой, оружьем бряцая. Аккордом

Песне: "Не плачь, Маруся!" раздался рык.

Закончил: "Я вернуся!"

Ушел по строчкам книги. А там:

Варкалось. Хливкие шорьки

Пырялись по наве.

И хрюкотали зелюки,

Как мюмзики в мове...

* * *

Отраженье ломалось в воде,

В зыбь придонную куталось зябко,

И в косматой его бороде

Изгибались вопросом пиявки.

Не боясь, воробьи-дурачье

Пили жадно его движения,

Отражение было ничье,

Беспризорное отражение.

Пузырьки его слез пятачками

На поверхность воды ложились.

Одиноко!

Сверкнув очками,

Отражение все же решилось:

-Утоплюсь, хотя день и светел,

Без хозяина – все одно.

(Есть еще такие на свете,

Для которых и небо-дно).

Глубина небес сперла дух,

Вызывала головокружение.

И, заплакав, нырнуло в воздух

Беспризорное отражение.

И, прибив его труп к облакам,

Ветер пьян, в непотребном виде:

–Упокой его душу! – стакан

Солнца выпил...

Я все это видел.

* * *

Перевоплощение

9 мая 1991

Вспоминаю день вчерашний...

У порога трость:

Черный пудель-набалдашник

–Что за странный гость?

И на вешалке печальный

Бархатный берет

Чуть качается, встречает:

"Здравствуй, сколько лет!"

А в квартире кольца крутит

Серный дым густой.

Черный пудель, черный пудель,

Где хозяин твой?

Черный плащ лежит на кресле –

Непонятный знак.

Где хозяин, пудель, здесь ли?

Друг он или враг?

Мефистофель – старый демон тут?

Мессир Воланд? Подскажи мне, пудель, где он,

Полуночный гранд?

Где он был – все пыль ковылья

Поколения.

С зеркала стираю пыль я,

В зеркале – не я.

Поселился в моей келье

Криворот-жилец. Пузырит в стакане зелье

Шепотом: "Конец".

Хватит жить мне, умирая

С пьяной головой,

Черный пудель, что ты лаешь,

Я – хозяин твой.

Трость хвостом своим виляет –

Новый друг теперь...

Плащ, берет и закрывают

За спиною дверь.

Взлет мой пальцем в небо тычет,

Старт свой потеряв.

Душу хватит продавать мне...

Нынче покупатель – я.

* * *

Только ночь и тень,

Только мокрый дождь,

Безразличье вползает в двери.

В неподвижность стен

Криво вбитый гвоздь

Ни на грош опять не поверит.

Я закрою дверь

На большой замок,

Брошу ключ на книжную полку.

И завоет зверь

Сквозь налипший смог

Сигарет на мокрую холку.

В сердце боль-пинком

О лохматый бок.

"Не придет она на минутку"

И, скуля щенком,

Целовал тот гвоздь

На который вешала куртку.

То ли выл – рыдал,

То ли плакал – выл,

Грыз зубами лапы запястье.

Ничего не ждал,

Но и не забыл,

Растворился в сини ненастья.

Через сырь снегов,

Радость не тая,

Подбежит пес, неся улыбку.

Не гони его,

Может это – я...

Потрепли меня по загривку.

***

Есть ли глаза у тени?

Бьется у тени сердце?

Чувствует тень смятенье

От соловьиного скерцо?

Тень исчезает в полдень,

Тень вырастает к ночи.

Вывешен знак господень

Для ублажения прочих.

Солнцем сброшена наземь,

Втоптана в пыль ногами,

Голос мертвого князя

Воздух взболтал кругами.

Вышло квадратное слово,

Рвет беспощадно уши

Визгом пророков новых.

Любо – не любо, слушай.

Одеколон пьет художник

С именем нежным "Сказка".

Тени приделав вожжи,

Выкрасив желтой краской.

Очень доволен художник,

Выкрасив руки сталью –

Все по последней моде.

Тень встает вертикально,

Ей надоело... Уходит...

* * *

Я умер пятого маюня

В две тысячи пустом году.

Ногтей синели полулунья,

Застывших в судрожном ряду.

Глаза закрыться не успели,

Слезились на неяркий свет,

Они не плакали, а пели...

А кто-то положил букет

Ко мне на грудь. Цветы душили,

Бутон на шее – как ладонь.

И шили саван мне, спешили –

Ждал у подъезда черный конь.

Косая всадница входила,

В шаг ей постукивал костяк,

Пустой глазницей поводила,

Коса сверкнула – мертвый стяг.

–Клиент готов? Работы много...

И двадцать пальцев ткнули:

–Вот!

Вдруг слышу: – Предлагать такого!

Зачем мне этот идиот?

Ведь он живей, чем все вы вместе,

В аду наделает делов,

Не пустят в рай... А ну-ка, бестии,

Все двадцать – вот кто мой улов.

И тишина сдавила уши,

Лишь тихо капала вода.

Я ждал, когда меня обрушат

В Тартар, Аид, еще куда.

Но... ничего...

Я сел, сожмурясь,

Открыл глаза, стряхнул букет,

Встал, закурил, на дым прищурясь:

–Вот это сон, вот это бред!

Живу не хуже и не лучше,

И рву календаря листы,

Но иногда вопросом мучаюсь:

–Откуда же взялись цветы?

* * *

Мститель

Я долго ждал его у дома,

Курил, давил окурки в стену,

А город погружался в кому,

И солнце встало на колени.

И он пришел: не то чтоб старый,

Скуласт, приземист, узкоглаз –

Кровь полудикого татара

За триста лет вливал не раз

В кровь русичей набег к набегу,

И в этом где-то мы родня...

И мы сошлись, хрустя по снегу...

–Вам что-то нужно от меня?

А я молчал, сжимая зубы,

И что сказать ему не знал.

И вдруг его скривились губы:

Он понял все, он вспоминал.

Он вспоминал...

Людей...

Кареты...

Опушку леса...

Белый снег...

Цилиндр...

Пара пистолетов –

Шагов двенадцать...

Прошлый век.

Я говорил, сбиваясь, быстро,

Я обличал,я обвинял.

Он перебил с ухмылкой хитрой:

–А если 6 он убил меня?

Вот, каково, поэт-убийца?!

И род людской б его проклял,

А так поют: душа как птица,

И то, что плохо он стрелял.

К тому ж, – добавил он с издевкой,

Всем гениям идет венец

Великомучеников... Ловко

Попал в историю... Конец

Считаю нашим разговорам...

И я перчаткой. По лицу!

А он сказал тогда с укором:

–Так мне и надо, подлецу!

Я жду вас завтра, ровно в восемь

Два секунданта... Пистолет...

А поздняя какая осень

Ну, я пошел, пока! Привет!

Повисло в воздухе прощанье –

Английский маслянистый смог.

Сверкнул, как будто предсказанье,

Знак: "Ворошиловский стрелок".

Меня убили завтра утром

В пожухшей от тоски траве,

И снег не таял, будто пудра,

На некудрявой голове.

* * *

Последнее посвящение***

Я не знал, что все так просто:

– Раз! – и нету ничего...

Покрывается коростой

Луч восхода из-за гор.

Чешуей покрыты стены,

Мхом зарос от ножек стол,

И вскрывает себе вены

Таракан, блюя на пол.

Плесень лижет занавески,

Стонет жалобно кровать,

Открывается дверь с треском,

Вспоминая чью-то мать.

И кусается дорога,

Что меня к тебе вела,

Вопрошает ворон строгий

Про нечестные дела.

По обочинам трехглазы

Скалят зубы черепа,

Замыкает ноль на фазу,

И выводят мозги па.

А в конце к тебе дороги

Приобрел я свой удел:

Беспредельной безнадеги

Безнадежный беспредел.

* * *

Чей силуэт

Обнял мою тень?

Тих менуэт,

Короток день,

Короток крик

В вязкую тьму.

Мертвенный лик

Тянущих рук.

Вечер застыл,

Сухо, тепло.

Белым покрыл

Иней стекло.

А силуэт

Раздел мою тень,

С ней тет-а-тет

Оборотень.

Месяца блик,

Эроса бал.

Юный старик,

Он разорвал

Новой жены

В клочья подол

И со стены

Сбросил на пол.

Грохотом стал

Шорох белья,

И тут я узнал –

Силуэтом был я.

* * *

Когда упала тень

В сплетенье рук немое,

А ночи стало лень

Беленое зимою скрывать...

Явилась в город:

В плаще, худа, устала...

Луна щербатой мордой

Светила с крыши вяло.

Был серым мокрый снег

И окон глаз пустые,

Дом – мертвый человек

Плел запахи густые.

Со стен прокисшей мездрой

Слетал мороз кусками,

Дом гнал ее подъездов

Раззявленными ртами.

Она просила, в крик,

Чтоб встретили, согрели.

Метался плача блик

По скомканным постелям.

Но спала голытьба,

Раздетая по моде...

Ушла в ничто судьба

В плаще не по погоде.

* * *

Дорога

Пятнышко солнца в квадрате окна -

Поезд.

Снежные люди прервали канкан

В позе.

Топка машины деревьев грызет

Кости.

Старый вагон со скрипом ползет

В гости.

Небо покрасила дымных печей

Краска.

Не прекращается длинных речей

Ласка.

Рельсов проткнуло белую даль

Жало.

Прожитой жизни искренне жаль -

Мало.

* * *

Ожидание

Стучит на стыках поезд. Пыль.

В бархан садится солнце. Грусть.

Звезд высыпали гроздья. Ночь.

Песок шуршит в колодцах. Быль.

Дотлела сигарета. Пусть.

Последний луч заката. Прочь.

Зачем мечтанье это. Бред.

Шаги официанта. Счет...

Столбы – как свечка Будде. В ряд.

Ночь вскрыта солнцем-фомкой. Свет.

Уже не будет чуда. Все.

Но жду я незнакомку... Зря...

* * *

Дорожная

Бесконечной полоски рельса –

Безначальных колес вагона –

Неприкаянной тайны рейса

Относительный бег перрона.

Обезумевший от безделья,

Не желавший трудов тяжких,

В тишине земляной постели

Сбитых накрест гнилых деревяшек.

Уезжающих от расставания

К псевдо-правде: письма листок,

Только память, та дрожь от желания

Обожженных загаром ног.

Цвета хаки мчатся коробки

В перестук чугуна о звезды.

Были те поцелуи робки -

Лёт птенцов, покидающих гнезда.

И бесстыдно открыло небо

Свой пушистый бархат изнанки...

Дай голодным, Господь, хлеба!

Дай солдату дожить до "гражданки!"

Лбом уткнусь в немытые стекла:

–Отними мою память, Поезд!

Семафор, как вареная свекла.

–Остановка. Станция "Совесть".

Кем ты, "Совесть", совсем заброшена?

Уж не мной ли? Я тут не бывал.

–По-о ваго-онам! – не зван и непрошенный

Проводник из окна заорал.

И опять в никуда отправился...

Шпал и рельс...

За вокзалом вокзал...

...ну, а ты ей ведь очень понравился.

...да? А я почему-то не знал...

* * *

Картина в никуда

Спичка свечку зажжет...

Эй, художник бродячий,

Пусть тебя подождет

Твоя серая кляча.

Нарисуй мне любовь

Дом, чтоб было где спать,

Два замка, пять подков

Не пробрался чтоб тать.

Нарисуй цепь и псов,

Можно трех, лучше шесть.

Выйдет волк из лесов –

Полетит в клочья шерсть.

Нарисуй сад в цвету,

Солнца яркий клубок,

Нарисуй мне мечту

На распятье дорог.

Нарисуй там меня,

Снов исполненных рой,

Нарисуй мне коня

Вороного с искрой.

И когда ускачу

В край сверкающих луж,

Погасивши свечу,

Опрокинь сверху тушь.

Чтоб залила она

Тьмой следы моих ног,

Чтоб никто бы сюда

Отыскать путь не смог.

* * *

Кзыл – Орда – Самара

Несытое чрево купе,

Немытые бельма стекла.

Небритой щекой стекла

Слеза с непроспавшихся век.

Надсаден несмазанный скрип,

Наряден и злобен вокзал.

–На! – в голос и всем показал,

Как порнографический клип.

Дымит крематорий-труба – насквозь продырявленный столб.

–Билет! – проводник – жирный лоб,

Как верхняя полка – губа.

А верхняя полка-губа,

Свис ус шерстяной одеяла.

И стуком колес степь смеялась.

(Ну, это бывает у баб!)

–Степь ровная серая мать,-

Надтреснуто выплакнул саз.

Казах смотрит в щелочки глаз

Ей не было чем удивлять.

Натянут струной коридор

Вдоль окон, от двери к дверям,

И каждый бредет, будто пьян,

Бесцельный ведя разговор:

–Тогда я ему рассказал...

–Ну, Миша, наделал делов...

...Давай, начинай, крысолов...

–Кому тут не нравится Алла?

Глаза – ножки – шубка – песцы

Их хищно в прицел вислый нос,

Над носом – голодный вопрос:

–Даст? Вдруг... как его... дефицит?

Коньяк, сервелат, в общем столик.

Чирк! – адрес в трамвайном билете

Любовь второпях в туалете

–Охота пуще неволи.

Ночь темень ведром разлила,

И на небесных погонах

Звезду начищает вагонный,

Сменяет луну... Ну, дела!

Пустеет купе.

Без пяти...

Ворчанье:

–Опять опоздал.

Знакомо синеет вокзал...

Счастливого, поезд, пути!

* * *

Холод белых простыней пустой кровати,

Теплота прогнивших мертвых трав,

Плачет в дымном небе божья матерь,

И уснула смерть, косить устав.

Прорастают корни в позвоночник,

Вверх глаза прилипли навсегда,

Где зевает месяц-полуночник,

Пахнет розой желтой лебеда.

Не узнать хромую птицу по полету,

А по взгляду мразь и подлеца.

Пусть сейчас меня целует кто-то

Перегаром красного винца.

Наблевав в подсохнувшие лужи

И, зажав желание в зубах,

Кружит, вьюжит и никто не нужен

Для прослойки тела и рубах.

* * *

Тоска

Ты входишь в мой сон

Без стука, без звука, без слова

Как тень.

И тянется стон,

Как старый бродяга без крова

Сквозь день.

И гаснет огонь моих жарких мечтаний,

И стынут озера недетских желаний.

То сон или явь:

На атомной свечке растаял

Мой дом,

И по небу вплавь

Летит с дочерьми Лот,

Бросая Содом.

И строит мне рожи из зеркала старость,

На деньгах распятая корчится жалость.

Нет страсти в тебе,

Черна, беспросветна, липка,

Но близка.

В наш каменный век

Шатаюсь по городу пьяный...

Тоска!

Один...

Рождается в горле яростный крик.

И дымится костер ненаписанных книг.

* * *

КПСС

Отпуская невинным свои прегрешенья,

Получая чужие долги,

Иноземным богам принося подношенья,

Чтобы стали друзьями" браги.

Вынося своим братьям в окно подаяние,

Соблазняя их юных сестер,

Выставляя кумиров нагих на страдание,

Их улыбки бросая в костер.

Поручая охрану своих казематов,

Изнасиловав жен сторожей,

Заменяя любовь батогами и матом

На кровати из змей и ежей.

Выпрямляя извилины тем, кто умнее,

Удаляя мозги, кто глупей.

Надевая ошейники тем, кто за нею,

И петлю на того, кто не с ней.

Первый век преступлений твоих

на исходе,

Я со страхом слежу за тобой:

Это в первый творила, не крепкая вроде,

А каким же будет второй?

сентябрь 1989

* * *

Палач

Не плачь,

Еще не все допито,

И будет легче, может быть,

Палач,

Рубить

По тонкой, из открытой рубашки, шее

И забыть...

Полить

Из вен

Мозолистые руки,

Не глядя на глаза святых

Со стен домов,

И предаваться скуке.

В карман свой тридцать золотых – улов,

Как в сейф, сложив.

И на работу

С утра под надоевший гимн.

Свой кайф словить

Со дна бутылки,

Что-то не найдя...

Забвенья...

Крикнуть и казнить...

Опять

Еще не все допито,

И будет легче, дай-то Бог,

Карать,

Хрипя,

За все, что недожито,

Над головою занеся топор,

Себя.

* * *

Молитва

По курганам, по крестам, по могильным плитам

Ищет слово в темноте вновь моя молитва.

Водит пальцем по надгробьям, имена бормочет.

Месяц в целях экономии звезды обесточил.

Не находит это слово, может вовсе нету?

Не узнать его ни формы, ни какого цвета,

Нет ни запаха, ни вкуса, и молчит – ни звука.

Небо грудью принакрыла тучка-потаскуха.

Плачет бедная молитва, ей без слова тяжко,

Старичок-туман блудливый шарит ей по ляжкам.

И уводит далеко, к валунам мордастым,

Следом дождь захохотал хриплым громом страстно.

И остался я один, без моей молитвы,

Нет ни рифмы, ни слогов, фраз – обычной свиты.

Запах розы не понять мне без переводчицы,

Серым волком на Луну всласть повыть так хочется.

Не поймать покоя мне, словно ртуть на вилку,

И опять спасение в требнике-бутылке.

Подмигнет замаслено водочка в стакане...

Элои! Элои! Ламма савахфани?*

_________________________________________________

*Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?!

* * *

Я спросил у Христа,

Бросил в боли оскал:

–Ты от жизни устал?

Ты нашел, что искал?

У аллаха спросил

Я в мечети у гор:

–Громче всех голосит

Кто украл и кто вор?

–Будда, вещий пророк

Ты ответь, не таи:

Не навис надо мной

Рок заразной любви?

Долго плакал во сне,

Сыпал в раны я соль,

Но ответила мне

Лишь Иудина боль.

* * *

Фантазия может, души ли то стон,

Но мне захотелось вдруг стать Христом.

Я приготовил тридцать монет,

Ищу я Иуду, но только все нет.

Я другу ту роль предлагал и врагам,

Прохожим на улице и дуракам,

В Москве и в Сухуми, забрел в Старый Свет,

Но каждый раз слышал лишь краткое: "Нет!"

И так бы я мог весь мир обойти,

Но понял я тут, где Иуду найти,

В левую руку пересыпал я плату

И пошел доносить на себя Пилату.

* * *

Снова падает снег,

Повторяя себя прошлогоднего,

Снова строит ковчег

Ной к потопу... И запах исподнего

Так же душит людей,

Пустивших по кругу желание,

Чистых женщин, детей...

Нужен агнц-иудей на заклание,

Чтобы бить по лицу,

Вопрошая о боге и будущем.

Взгляд литому свинцу уподобив,

Терзать его рубище.

Сколотить новый крест

Из бетонных строительных балок.

Распинать – как инцест,

Жаль таких удовольствий так мало.

И подъехать на белом коне,

С чашей крови промолвить свой тост,

Но узнав этот лик, как во сне,

Возопить: "Прости нас, Христос!"..

Снова падает снег.

* * *

Не буди во мне зверя!

Никому я не верю:

Ведь сценарии жизни

Пишут левой ногой.

На безруких Венерах

Ищут счастья и веры,

И от этих коллизий

Трут асфальт головой.

И с немыми певцами,

С импотенто-отцами

Отправляясь в походы,

Правдолюбцы-лжецы

Смотрят мутно глазами,

Утверждая, что с нами,

А в штанах похотливо

Уминают концы.

И ослепший художник

Нарисует нам дождик

Из слезы Маргариты

И из крови Христа,

А поэт сумасшедший,

На огонь к нам зашедший,

Вдохновеньем накрытый,

Разомкнет вдруг уста.

И глухие флейтисты,

Инвалиды-артисты,

Привставая на цыпочки,

Уходят под снег.

И борясь с этой болью,

Проклиная с любовью,

Мне сложил к изголовью

Руки страшный наш век.

* * *

Ну, распните, если вам

Это надо.

И идите в новый храм,

Волчье стадо.

Растекается по лицам

Волчье семя,

Крушит аналой палицей

Вражье племя.

И пытаясь позабыть,

Как спасенье,

Очень хочется повыть

В день весенний.

Запирает, как в ГУЛАГе,

День вчерашний.

Сатана ведь тоже ангел,

Только падший.

* * *

Вдохновленного маразма

Отщепенцев от экстаза

Тяжек дух,

Не смогли родиться сразу

Пораженные проказой

В рое мух,

Уходившие до срока

От всевидящего ока

Без мечты,

Обезличенных пророков

Все текут вранья потоки

Под мосты.

И не видя откровенья,

Заходясь в служебном рвеньи,

До слюны,

Не познав свое паденье,

Постаревши до рожденья,

Пацаны

Автоматы взяв навскидку

И подобие улыбки,

Как оскал.

Выстрел голубой накидке

Глаз – алеющую дырку

Рисовал.

То ли песня, то ли скрежет -

Умирающая нежить,

Будто альт.

Но все тише, глуше, реже

Продолжают руки нежить

В кровь асфальт.

Давит каблуками пальцы

Неприкаянный скиталец -

В чернь сапог

Непокаянных поганцев,

Что не тот танцуют танец...

ГДЕ ТЫ, БОГ?

* * *

Где, скажи, тебя носило?

Преклони колени.

Я – творенье высшей силы,

Божество прощенья.

В обрамлении иконы,

Веры композитор,

Глаз под теплим капюшоном

Черный инквизитор.

Пламя свечки не осветит,

Мертвенны провалы.

На вопрос твой не ответит

Торжество Ваала.

Обними меня руками,

Как родного сына.

Заслонюсь с тобой от камер...

Хвостиком ослиным

Бахрома подушек алых

Пляшет подо мною.

На церковном этом бале

Получу роль Ноя.

Где, скажи, тебя носило?

Веруй в меня, веруй...

Из поповского кадила

Густо тянет серой.

* * *

Евангелие от Сатаны

Уж коль приспичило молиться –

Молись, проси, бей лбом, кричи,

Под неподвижные ресницы

Христу заглядывай в ночи.

Две стороны одной монеты:

Когда есть бог, тогда есть черт.

Кого просить? Спаситель, где ты?

Орел и решка. Чет-нечет.

Отбрось Марию, что страдает,

И кахексичного Христа.

Я помогу... Меня узнает

Любой по кончику хвоста.

Иди ко мне. Я был и буду

Ты платишь – музыка твоя,

Мир принесу тебе на блюде,

Где я есть ты, а ты есть я.

Где просят боги подаянье

У нарисованных людей,

Где брошен псам на растерзанье

Распятый главный иудей.

Где день, прожитый без оглядки,

Не режет язычком свечей,

Где совесть не играет в прятки

Со связкою чужих ключей

Чужих квартир, где деньги, жены,

Мужей ветвистые рога,

Где честный – будто прокаженный,

Где длится вечный маскарад.

Целуй меня, куда захочешь:

В глаза, лоб, нос, взасос под хвост.

Я знаю, что держать нет мочи

Извечный сексуальный пост.

К греху иди, в грехе рожденный,

Иди и будешь прав стократ,

С тобой, коленопреклоненным,

Я возвращаюсь снова в ад.

Ну, что молчишь?

Ты прав, наверно,

Я искуситель, черт, я бес.

Но помни, что меня отвергнув,

Меня возвысишь до небес.

* * *

Экзорцист

Густо пахло табаком и скукой,

И дрожали почему-то руки,

И глаза поднять не стало силы,

И с небес все лило, лило, лило.

Мой стакан пустой до половины,

Твой стакан наполовину полон.

Кто разрезал эту пуповину?

Кто представился: "Профессор Воланд?"

Кто фортуне – разбитной девчонке

Задирал короткую юбчонку

(С кожи голой свет слепил, как блицы)

И хлестал ремнем по ягодицам.

Мой стакан давно уже без пойла,

Твой стакан пока еще без зелья.

Каждый сам себе построил стойло,

Где хворает сам-на-сам с похмелья.

И в твоих глазах, по-волчьи в зелень,

Сквозь хмельную муть узнаю еле:

Покупатель душ – мой собутыльник...

Зазвенел молчавший год будильник.

Нас Прокруст уложит, как поленья,

Головою на одну подушку,

И тебя отрежет по колени,

А меня укоротит по уши.

Брат мой! Враг мой! Испарись, исчезни!

Бесполезно... Бездна! Бездна. Бездна...

Только возвращайся поскорее,

Дай услышать музыку дверей мне.

Рая, ада мне открой ворота,

Встречу лучше, чем родная мать.

Экзорцист с тобой имел работу,

Нет тебя – и некого изгнать.

* * *

По ком звонит колокол?

Кого тащат волоком?

Чей череп стучит по булыжникам?

Чья кровь красно-смольная,

И кто там из Смольного

Вновь травлю открыл чернокнижника?

В костре рифмы, гласные...

Кто там несогласный?

Тащите сюда отщепенца скорей!

И доски скрестили -

Готово, прибили,

Пусть так повисит, хоть он и не еврей!

Что "мене"! Что "текел"**?

Чего ты замекал?

Вот сука, повесили – он все хамит.

Ну, с крестным знаменьем

Готовь вознесенье,

Начнет сам молиться – у ног динамит.

Тол сложен кирпичиком,

Смелее, опричники...

Бикфордов шнурок лет непрожитых жжет...

С тобою нам тесно.

Сгорел шнур. Прелестно!

И на небесах все готово уж.

Взлет!

* * *

Я очнулся...

Где я? Полумрак...

Пахнет грязным телом и теплом,

Длинный перекошенный барак.

Тут свалили человечий лом.

Койки ржаво выстроились в ряд,

Одеяла-шкурки серых крыс,

И разносит разноцветный яд

Санитар, высок, горбат и лыс.

Мне палатный врач в халате сером

Тычет в грудь свой грязный палец-шест,

Помечая на бумажке мелом,

И бормочет: "Симулянтум эст".

Я здоров...

Мне выдали вещички.

Утомила к выходу ходьба.

Ставит мне в учительском обличье

Двойку с кучей минусов судьба.

И врачи, больные, сестры, няни,

Усмехаясь, за спиной галдят.

Выхожу на улицу,

На волю...

Вижу: койки выстроились в ряд,

И грызет их, кровенея, ржа.

Двойка, ощетинясь минусами,

Стала вдруг похожа на ежа.

* * *

Беги, рогатый,

Пусть хлещут ветки

По взмокшей морде

И по бокам.

Они спасают

Тебя от клетки,

От звуков города...

Тебя рукам

Костлявым потным

Не позволяют

Хватать за холку

И гладить круп.

С тоски подохнешь

То пожалеют

И, словно волки,

Утащат труп...

И пусть копыта

Ломают камни,

И пусть за ночью

Не видно зги.

Слезой умытое,

Сердце встанет,

Устав... Но все же

Беги... Беги!

* * *

Рецидив истории

Вырвут медный язык у церкви,

Как бывало уже не раз.

Зазвучит снова гимн, как реквием,

Ликвидируя кон гору, как класс.

И свою Лот познает дочь,

И устроят опять в храме торг.

Будет Варфоломеева ночь,

Станет город похожим на морг.

А Иуда продаст вновь Христа,

И распнут его вновь, но уже

Не за 30 монет – за полста,

На из рельсов скрещенных "еже".

Принеся для нас жертву, сына

В посеревшее лоно небес

Всевышний, нас бог триединый,

Вознесет на ракете "Эм-Экс".

* * *

Второй Христос

Каждый человек

Должен написать себе

Реквием.

В наш безумный век

Отпевать тебя будет

Некому.

В одеяло бы,

Запереться бы в спаленку.

Ох, и страшно мне,

Бомба ведь большая –

Я маленький.

"Не слышны в саду

Даже шорохи..." –

Пахнет порохом.

И, гореть в аду,

Экую беду –

Ворохом.

Галстук мой – петля,

Шляпа – мой венец

Из терновника.

Человек – как тля.

Упаси, творец,

Быть виновником!

И висеть крестом

На потеху всем,

Плакаться?

Есть тяжелый

Лом,

Подходи гуртом.

Накося!

* * *

Реквием

Я слышу шаги в темноте,

Спит смрадно дешевый отель,

А это идут за мной.

Стой!

Позволь помолиться мне,

Еще кой-какие дела не...

Не слушай, возьми нож.

Ложь.

Зачти мне мой список грехов,

Не видя моих потрохов,

Палач, умерь свою прыть.

Жить.

Мне галстук дай повязать,

Хочу твое имя узнать,

Нет никого, темнота

ТАМ!

Возьму я с собою фонарь,

Веревку тронь тихо звонарь,

Проводит пусть меня звон –

Стон.

Возьму свой рождения миг,

Портфель, ненаписанных книг,

Еще что? Забыл, хоть убей.

Бей!

О, как ты ошибся, мой друг,

Попал прямо в сердце Вселенной.

Я цел, невредим...

Она же исчезнет с тобой.

Я остался один.

У Вселенной рубашка в крови.

– C'est la vie!*

_______________________________________________

* C'est la vi – такова жизнь (фр.)

* * *

АПОКАЛИПСИС

Деревья стошнит от бензиновых пыльных дорог,

И воздух заменится газообразным дерьмом.

Из двух тысяч лет отсчитают последний нам срок

И стрелки замрут циферблатов, сцепившись крестом.

И голые ветки взметнут, о пощаде моля,

Кусты и деревья в сжигающих мертвых ветрах.

Последний олень замаячит в прицел: "Не стреляй!"

Последние травы дотлеют в последних кострах.

Но впрок не пойдет человечеству этот урок,

Пророков распнут на асфальтовой серой земле,

И день тот наступит и вступит на каждый порог,

Стократ отразившись в расплавленном битом стекле.

И атомным кратером вскрикнет прощально Земля,

И пудрою станет на лике ее человек,

Без Белого дома, Парижа, Москвы и Кремля,

И, выпав, уже не растает весной белый снег.

Деревья стошнит от бензиновых пыльных дорог

И голые ветки взметнут, о пощаде моля,

Но впрок не пойдет человечеству этот урок,

И атомным кратером вскрикнет прощально Земля.

* * *

...жил!

...жив?

...будет жить?!!

(поэмка)

Недоуменье чувствовал Хозяин

Тем ранним утром,

Когда нарисовали в небе железные кресты

Чужие самолеты,

Скользя тяжелым нутром

И тыча в землю тяжкие персты.

Воронки-соты – дымные разрывы

Росли и пучились – кровавые нарывы.

И ждал народ защиты,

Смотрел на то окно, которое не гасло

Ни днем, ни ночью:

"Помоги, учитель!"

А Он молчал, обмякший, будто масло,

Царь Всея Руси, Султан Восточный,

Князь Прибалтийский, Брат, Мудрец и прочая.

И не дымила Трубка...

На минутку назад вернемся

Года на четыре.

Быть может, это шутка и злые языки,

Давайте посмеемся:

Кто-то Трубку стырил,

Слямзил, спер, а попросту украл,

Хромой Великий захотел курить,

А Трубки нет... Скандал!

Он чуть не плакал (но во что не верю я),

Но тут вошел Лаврентий Палыч Берия,

Главарь эНКаВеДе

И аглицкий шпион.

–Найды, прошу.

–Найду, батоно Коба. Я поищу везде.

И он, пенснястая лоснящаяся кобра,

Раздул бока и властно засвистел...

Прошло три дня,

И в кабинет знакомый он постучал.

–Входы.

–Есть новости, Coco. Она почти нашлась,

Наш дорогой батоно Коба. Начальник караула снят, посажен,

Чтоб он не скучал, посажены сообщники,

С полтыщи,

И сто сознались. Триста расстрелял. Какая мразь...