Текст книги "Натурщик"
Автор книги: Далия Трускиновская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
– Крепко, нерушимо… – подтвердил Ариэль, также незримый.
– Будь героем!
– Будь героем…
– Доблестным, щедрым и великодушным!
– Доблестным, щедрым и великодушным…
– Заклятие мое – отныне и до конца времен!
– Отныне и до конца времен!
Юрка почувствовал неладное: воздух сделался другим – холодным и колючим. Но ненадолго.
Герой вошел в железную коробку, дверь захлопнулась, колеса покатили по рельсам, перестук на стыках превратился в сплошной треск и вдруг пропал.
Юрка выглянул из-за коробки.
Герой стоял, держась за поручень. Из длинной трубки на потолке шел голубоватый свет. Лицо, этак подкрашенное, казалось неживым – и тени на нем залегли не по-человечески, и глаза смотрели из каких-то страшных ям. Коробку покачивало, но герой стоял недвижно, как будто его приварили к полу и к поручню.
Нужно было на что-то решаться.
– Ну, привет, – сказал Юрка, вставая на ноги. – Поговорить надо.
Герой оказался пуглив – шарахнулся от неожиданного попутчика и выкрикнул длинную фразу на не известном Юрке языке.
– Значит, так, – начал излагать свою позицию Юрка. – Ты мне отдаешь все это, все железки, бабки, шмотки. Потому что это все мое.
Сказал – и самому понравилось, как прозвучало.
– Да, мое, – повторил он. – Потому что я человек, а ты – кукла, чучело. Манекен. И играть буду я. Вот.
Герой смотрел на незнакомца озадаченно. Казалось, до него доходит. Юрка даже немного пожалел парня – отправляешься в такой путь, и вдруг, здрасьте вам, из-за коробок вылезает твой двойник!
– Хорошо, – ответил герой. – Я тебя понял. Ты хочешь сам вступить в Большую Игру и взять выигрыш. Так?
– Так.
– Я тоже хочу.
– Это все на самом деле мое. Меня обманули, копейки какие-то сраные пообещали. Все из меня вытянули для тебя, – не совсем внятно объяснил Юрка. – Так что, значит, все это – мое.
– Я тебя понял, – задумчиво повторил герой. – Тебя обманули, но при чем тут я?
– Да ты на себя посмотри! Тебя же из меня сделали! Это все – мое! Мозги – мои, понял, нет?! – Юрка стал заводиться. – У тебя в голове мои мозги! И вообще все мое!
– Ты имеешь в виду лицо, телосложение, склад ума…
– Ну да, ну да! Это все – мое! На меня смотрели, а тебя делали! И теперь ты будешь выигрывать бешеные бабки, а я? Это я их должен выигрывать! Ане ты! Тебя… тебя вообще нет!..
Герой вздохнул.
– Речь идет о праве вступить в Большую Игру. Такую, где большие ставки. И тут, как видишь, я тебя понял…
Он был спокоен, чересчур спокоен для человека, которому сообщили такие новости. Да и человек ли он? Юрка вдруг сильно в этом усомнился.
– Хорошо, – сказал герой. – Значит, предмет нашего спора – право вступить в игру. Прекрасно, сударь. Угодно ли разыграть это право в карты, в кости, в орлянку, в пальцы, в любую иную игру? Выбирай. Победитель забирает все, что тут есть: одежду, припасы, документы, – и отправляется в Лютецию-Северную добывать игрой честь и золото. Проигравший возвращается обратно.
– Я не умею в карты, – покраснев, отвечал Юрка.
– Жаль, вся Лютеция играет в «мушку» и в «тресет». Кости?
В руке у героя появились четыре кубика. Эти предметы Юрке были знакомы. И он думал, что уж играть в кости – проще некуда. Но ошибся! Герой тут же достал откуда-то листок желтой рыхлой бумаги, грифель в серебряной трубочке, начертил таблицу и, ехидно ухмыляясь, объяснил, как считают очки на самом деле. Юрка кое-что переспросил и получил кожаный стаканчик с костями. Как следует его встряхнув, он выкинул тройку, две четверки и шестерку. Герой вписал результат, взял стаканчик, встряхнул, но сразу выкидывать не стал, а задержал его в руке. Юрке даже показалось, что он пальцами прощупывает пятнышки на костяных боках.
Наверное, так оно и было: герой выкинул четверку, две пятерки и шестерку.
Юрка взялся за стаканчик, долго его тряс, потом замер. Похоже, в отношениях игрока с костями тоже была какая-то система, и герой ее уже освоил. Юрка потискал стаканчик, толстая кожа не мялась, но слегка пружинила. Пальцы уловили некое множество точек. Значило ли это, что кости полетят всякой мелочью вверх, а пятерки и шестерки окажутся на боковых гранях кубиков? Юрка еще раз встряхнул стаканчик, и выпавшие кости показали тройку, четверку, пятерку и шестерку. На очко больше, чем в первый раз.
Но герой, проделав ту же манипуляцию, выкинул две четверки, пятерку и шестерку. Вроде и немного, но обскакал.
Дальше игра складывалась точно так же: он обыгрывал Юрку то на очко, то на два и ухмылялся при этом, словно намекая – я могу и четыре шестерки выкинуть, но мне интересно подразнить тебя, сопливого. Это как-то смахивало на сложные отношения с автоматом, которого по особой схеме нужно подкармливать то одинокими жетончиками, то целым десятком.
И тут Юрка начал кое-что понимать.
Он мог бы обыграть героя запросто. В нем жила способность к созданию системы! Но эту способность изъял у него Просперо и переместил в голову героя, который, возможно, и не человек вовсе. У людей не бывает такой чистой и гладкой кожи, таких аккуратных ногтей…
Злость и обида проснулись вновь. Цифры на желтой бумаге свидетельствовали – это чучело, черепаха педальная, урод свинский, вот-вот обыграет Юрку. Большая Игра и Большой Выигрыш ухмылялись лягушачьим ртом трясущего стаканчик героя.
А в кармане Юркиных шорт лежало острое перо из крыла валькирии.
Видимо, Просперо чего-то недодумал, взращивая в герое интуицию. Получилось чувство, прекрасное для поединка, имеющего правила, но совершенно бесполезное при внезапной и безумной вспышке ярости.
Юрка не знал, откуда в нем это понимание человеческой анатомии. Он полоснул по горлу героя каким-то странным, не своим, совершенно не обдуманным движением. Но кровь хлынула, герой схватился за рану и повалился на пол, накрыв собой четыре костяных кубика.
– Сука, – сказал Юрка и сразу ощутил себя взрослым, сильным, значительным мужчиной. – Ну, кто кого тут сделал?
Смерть героя должна была вернуть в Юркину голову все украденное. Он заткнул уши, чтобы не слышать хрипов умирающего, и искал в себе признаки этого возвращения.
А впереди была Большая Игра.
– Учитель, тревога! – крикнул Ариэль. – Скорее к экрану!
– Когда мы нашли его, он валялся в овраге и был весь в крови, – быстро говорила диспетчерша. – По меньшей мере три дня не ел. Мы перекинули ему немного еды и лекарства…
Просперо в сером халате с засученными рукавами подошел, счищая на ходу с пальцев зеленый пластилин, и отодвинул Ариэля.
– Дайте связь с ним, – потребовал Просперо. – А сами ищите того, другого… Диспетчерская служба, разрази вас гром! Ни одной камеры в транспортном боксе!
– До сих пор не возникало необходимости! Это ваша ошибка! Следить нужно за воротами! Мало ли кто у вас там бродит – а нам отвечать?
– А проверять боксы после возвращения вы тоже не должны?
– Спокойнее, учитель, – попросил Ариэль. – Это ведь у них действительно впервые.
– Ну и что?
Просперо был зол на весь белый свет. Очевидно, герой должен рождаться в муках, говорил он себе, а когда он появляется на свет чересчур легко – жди неприятностей. Этот стройный мальчик-игрок возник словно по волшебству – и оказалось, что Просперо чего-то важного недодумал, недоделал героя, сам себе заморочил голову прекрасной идеей: как же, торжествующая интуиция, страшное оружие для борьбы со злодеями! А результат?
О результате ему доложили несколько дней назад. Транспортный бокс обслуживал еще двух мастеров рангом пониже, специалистов по героям, и вот некий персонаж с рентгеновским зрением пробовал в пути разные режимы и усмотрел на грязном полу пятна, которые определил как кровяные. Он, посылая десятину с первой добычи, сообщил об этом недоразумении своему мастеру, а мастер в ужасе связался с диспетчерским центром. Пришлось потратить кучу денег, и вот результат – героя не нашли, зато настигли беглеца, этого сволочного натурщика, знать бы заранее – он и близко бы к мастерской не подошел!
Ариэль вертелся, как угорь на сковородке, успокаивая то диспетчеров, то Просперо.
– Хорошо, будет вам связь, – сказала наконец знакомая дама в наушниках, – но ненадолго. Ждите сигнала.
Экран погас.
– Черт знает что! – воскликнул Просперо. – Как вообще могло случиться, что мерзавец залез в транспортный бокс? Что он там забыл?! Я ведь даже деньги для него приготовил – тысячу долларов и еще не помню сколько в рублях! Для мальчишки это – целое богатство!
– Он игрок, – напомнил Ариэль. – Он потому и игрок, что ему всегда мало…
– Молчи ты! Помощничек!.. Он – мальчишка…
– Судя по всему, этот мальчишка зарезал героя, как цыпленка.
– Такое невозможно.
– Если бы герой был жив – его лайф-карта отозвалась бы на запросы поисковиков.
– А ты вспомни Тезея!
Тезей, хоть и был вылеплен с интеллектом, полагающимся, по мнению Просперо, древнему греку, однако сообразил, что странный бугорок в области правой лопатки появился неспроста. Он уговорил кого-то надрезать кожу. Неизвестно, что сказали древние греки, увидев круглый кусочек пластика с серебряными усами, но связь с Тезеем была надолго утрачена, и десятина с добычи стала являться только после вмешательства полевых агентов диспетчерского центра.
Ждать сигнала пришлось довольно долго. Ариэль и Просперо даже переругиваться устали. Наконец раздался характерный писк – и они разом повернулись к экрану.
– Соединяю, – сказала диспетчерша, и тут же серебряная стенка ее кабинета пропала, зато появилась черная земляная стена, разрытая, будто на дне оврага метался обезумевший носорог.
Юрка в одной грязной рубахе стоял на четвереньках возле ручейка, хватал горстью воду и умывался.
– Ну, что ты скажешь в свое оправдание? – спросил Просперо.
Юрка испуганно повернул голову. В трех метрах от него висел в воздухе Просперо – правда, виден он был лишь по пояс, но от того не менее грозен. За левым плечом мастера маячил Ариэль.
– А что я? Что – я?! – закричал Юрка. – Думали от меня этой несчастной тыщей отделаться?!
– Не надо, учитель, – быстро сказал Ариэль. – Не надо его воспитывать! Он сам свою дорогу выбрал. Пока его еще щадили. Когда исполнится шестнадцать – бить будут по-настоящему.
– Хорошо, – согласился Просперо. – Но я должен понять одну вещь. Почему он сейчас сидит в овраге? И не первый день сидит! Он же городской ребенок.
– Ты как сюда попал? – спросил Ариэль. – Говори живо и не вы-еживайся. Иначе тут и останешься.
– Ну, как попал? Это все вы виноваты. Я же здорово играю, я систему понимаю, в игре главное – система, – забубнил Юрка. – А тут, как назло, ничего не получается, и всякие гады с советами лезут, и воруют, и кости у них фальшивые…
– Погодите, учитель! И чем же мы виноваты?
– Вы всё у меня отняли и ему отдали! – пылко заговорил Юрка. – Всё, понимаете? Я во что играть ни сяду – обвал полный, трындец!
– А с ним ты что сделал? – спросил, стараясь держаться спокойно, Просперо.
– Ну, что… я думал, все ко мне вернется, и фарт, и соображалов-ка, и вообще…
– Ты куда его девал?
– Вытащил – и в речку… – понуро признался Юрка. – И все равно ни хрена не выходит! Ведь не мухлевал! Я только стаканчик в руке долго держал! А они сразу на меня с кулаками… и деньги пропали!..
– С автоматом-то легче, – согласился Ариэль. – Автомату на тебя начхать, он только свою арифметику знает. А тут живые люди, и те еще сволочи.
– Но я должен был выиграть! Вы же его с меня срисовали! А он должен выигрывать всегда! В любой игре! Наверняка! Значит, и я!..
– Вот теперь мне все ясно, – произнес Просперо. – Молчи, Ариэль. Значит, ты нас подслушивал и знал, что этот герой – самый удачливый в мире игрок. Ты хотел попасть туда, где играют на мешки золота и ящики бриллиантов. И ты действительно попал. Но ты главного не расслышал.
– Учитель, вы просто не знаете игроков. Он слышал, но не понял, потому что у него в ушах золото звенело, – вмешался Ариэль.
– Может, и так. Ты бы спросил прямо – мы бы тебе, дураку, и объяснили, что такое герой. Думаешь, за что им, героям, все эти штуки полагаются – крылья, способности всякие: сквозь стенку проходить или там водой дышать? Ты десятину видел, которую они мне присылают, а куда остальная часть добычи девается, подумал? Герой придумывается, мастерится и отправляется в мир, где он необходим. Туда, где нужно испуганных и в угол загнанных собрать и в бой повести. Туда, где слабых обижают. Туда, где сатанинская сила власть взяла. Вот для того им и крылья, для того и интуиция. Тот, кого ты в речку спустил, должен был к королевскому двору пробиться и с королем-убийцей на жизнь обреченных узников в карты сыграть. Вот так они мной закляты! Они миру – добро, мне – моя скромная десятина, которую я, поверь, потом и кровью заслужил! А не будут творить добро – и способностям их грош цена! Ты же, дурак неописуемый, хотел пуд золота выиграть – и ничего больше! Теперь понял?
– Не надо, учитель, – уже всерьез забеспокоился Ариэль, потому что Просперо, задав последний вопрос, взялся за сердце. – А ты пойми наконец: для тебя важнее всего игра и выигрыш, они для тебя главная цель, а для него и игра, и выигрыш – только средство, его душа от них свободна! И потому он – герой, а ты…
– Мелкий кусок дерьма, – совсем по-простому подытожил Про-сперо. – Я понял, Ариэль, с ним нужно именно так, а ты – цель, средство… Как будто он такие слова знает… В общем, хватит. Завершаем связь. Прощай.
– Стойте, стойте! – закричал Юрка. – А как же я?
– Как знаешь. Если сумеешь обойтись без игры – будешь как-нибудь жить в этом мире. Начнешь играть – тут тебя и забьют ногами окончательно. Потому что удачи тебе не видать! Это тебе не автоматы, – объяснил Ариэль, косясь на Просперо.
Он не ожидал от старика такой пылкой речи о добре и благородстве. Последние несколько лет он был убежден, что стариком движут два интереса – десятина и любопытство. Так Просперо мог бы заговорить давным-давно, случайно оживив своего самого первого героя. Надо же – проснулось… и дышит старик как-то подозрительно.
– Я назад хочу!
– Назад уже не получится.
– Мне тут жрать нечего! Какие-то сухари прислали, яблоки, разве это еда? У меня штаны отняли, сапоги, плащ…
– Проиграл, – поправил Ариэль. – Ты что, думаешь, мы тебя кормить будем? Живи, как сможешь.
– Да постойте же! – видя, что Просперо и Ариэль превращаются в силуэты, заголосил Юрка. – Давайте я вам покажу, где его в речку спустил!
– А мы тебе за это – бутерброд с колбасой? Нет, натурщик, героя мы и без тебя найдем. Подумаем над ним, поколдуем, оживим, ошибки свои исправим – так ведь, учитель? – поспешно спросил Ариэль.
– Так, – все еще держась за сердце, отвечал мастер. – И он тут еще повоюет.
– Вы не имеете права, – в отчаянии прошептал Юрка.
– Вот интересно! А ты имел право зарезать моего лучшего героя?!
– Учитель, учитель! – закричал, подхватывая Просперо, Ариэль. И осталось от обоих только серебряное свечение по контурам силуэтов, черных на черном. Да и то скоро растаяло.
Юрка просидел в овраге довольно долго.
Все это время он верил, что рано или поздно его отыщут и извлекут из этого негостеприимного мира – хотя бы ради наказания. Наказание ему представлялось необременительным – ну, запрут где-нибудь, как заперли дед с бабкой, ну, лишат каких-то удовольствий, но ведь будут кормить! В последнее время все мысли крутились вокруг еды.
Осознавать, что тебя бросили, бросили навсегда и помощи уже ждать неоткуда, очень неприятно. Поэтому он изругал Просперо и Ариэля последними словами. А потом устроил смотр своего имущества.
Немногое осталось от экипировки героя. Рубаха, короткие портки, пустой мешок, и тот – разорванный по шву. Ни оружия, ни денег, ни еды – вообще ничего. Даже не на что сыграть… хотя они ведь предупредили, что игра выйдет боком… И, кажется, не врали.
Еще ему удалось сохранить игральные кости. Кожаный стаканчик хранился в суконном мешочке, мешочек стрягивался длинным шнуром, и это совершенно ненужное сокровище висело у Юрки на шее.
Еще у него был контейнер, в котором прислали еду, а там – последний сухарик. Вспомнилась бабка, которой совесть не позволяла выбрасывать такие пластиковые коробочки, она их мыла, сушила и все собиралась на что-то употребить, пока не набиралась целая пирамида в углу кухонного стола. Сейчас бы туда, на кухню, и пельменей навернуть, подумал Юрка. Бабка любила кормить его пельменями, все подбавляла и подбавляла из большой кастрюли, обильно поливая жирной сметаной.
Напрасно он это вспомнил. Слезы полились сами, и он долго не мог успокоиться. Бабка с дедом, должно быть, его уже похоронили. Сколько дней прошло после побега? Сосчитать оказалось невозможно, однако не меньше месяца. Да что месяц?! Все полтора. А если по ощущениям – не меньше года. Когда постоянно что-то болит и ноет, время меняет скорость течения – а болело у Юрки многое, поскольку его за полтора месяца неоднократно били.
Юрка посмотрел на контейнер и вздохнул – воды в нем, что ли, с собой взять? Он был довольно вместительный, литра на полтора. Придется куда-то идти, а Юрка уже знал, что здешние жители не любят, когда чумазые босоногие подростки заходят на двор с какими-то просьбами. Могут и зверя спустить (Юрка не знал названия тварей, охраняющих эти дворы попарно: похожи на козлов, только морды широкие, как у бегемотов, и передние резцы оранжевые). Могут и прогнать с гиканьем до известного им места, где человек, не знающий о повороте тропинки, неминуемо должен сорваться вниз и, тщетно хватаясь за ветки, долететь до дна оврага. Из-за чего, спрашивается, из-за лепешки несчастной, выставленной на подоконник, чтобы остудить?
Понятия не имея, как жить дальше, Юрка выбрался из оврага и вышел на большую дорогу. Там он сел на камень и стал изучать прохожих и проезжих. Его интересовали ровесники – чем они занимаются в этом мире? Он одинаково был готов примкнуть и к шайке воришек, и к процессии монахов-паломников с морскими раковинами, привязанными к тульям широкополых шляп. Юрка искал тех, кто будет его кормить.
Несколько часов прошло впустую. Он видел странствующего кузнеца с подмастерьями, но низкорослый мальчик в кожаном фартуке объяснил ему, что кузнец берет на обучение только родственников. Он видел коровьего пастуха с подпасками, но подпаски только посмеялись над городским дурачком: это ремесло изучают с пяти лет, сперва дети пасут гусей и овец, изучают нравы стада, и только к во-семнадцати-девятнадцати пастух получает бич и право самостоятельно пасти коров. Мимо ехал меняла, и Юрка подумал было, что ему пригодится человек, умеющий считать в уме. Но меняле мало было таблицы умножения, он попросил Юрку перевести сорок два золотых дублона старой чеканки в серебряные альбертовы талеры по курсу, принятому в Тарбе Южном. Тем затея и кончилась.
Последний сухарь был сгрызен. Попытка продать кости чуть не кончилась побоями – Юрку схватили за шиворот и стали выяснять, где он эти кости украл. Он вырвался, кинулся прямо через поле, перескакивая борозды, выбежал к пруду; за ним не гнались, и он встал, чтобы перевести дух.
Есть хотелось просто страшно. Напротив, на другом берегу пруда, лежали в грязи свиньи. Юрка подумал, что их ведь наверняка кормят какими-то объедками со стола, и надо бы подкрасться к свинарнику. Он пошел по тропинке, огибавшей пруд, и набрел на дерево. Ветки были сплошь в мелких зеленых яблочках. Юрка обрадовался, сорвал одно покрупнее, дважды куснул, принялся жевать – и тут его вывернуло наизнанку. Яблочко оказалось неимоверно горьким.
Юрка сидел под деревом и плакал. Проклятое яблочко стало последней каплей – он понял наконец, что жить осталось недолго и смерть будет мучительной. Он плакал обо всем сразу, а потом вдруг принял решение: уйти самому. Повеситься – это быстро и не больно, а помирать от голода – долго и страшно.
Вспомнился герой с перерезанным горлом. Юрка вдруг дико ему позавидовал – герой погиб, не приложив для этого никаких усилий. Ему не пришлось принимать решение и собираться с мужеством…
Выдернув шнур из мешочка с костями, Юрка прикинул – должно хватить. Подергал – шнур был удивительно прочным. И стал высматривать подходящую ветку.
Вдруг ему показалось, что зарезанный герой стоит у него за спиной и даже подталкивает сзади: ну, давай, торопись, еще немного – и встретимся. Мало было Юрке прежних страхов – прибавился и этот. Встречаться с героем он совершенно не желал.
– Пошел отсюда, долбень, – тихо сказал Юрка, надеясь, что живой голос прогонит мертвую тень.
Герой не ответил – да ему и говорить-то нечем, горло перерезано. Как же теперь быть? Здесь жить невозможно, там – он встретит…
Тут к пруду подошел человек и опустился на корточки. Юрка не видел, что он там делает, и даже присматриваться не стал бы, если бы не детский вопль.
– Не надо! Не надо! – кричал, спеша к пруду, мальчишка лет семи, не больше. Он споткнулся, упал, вскочил и, прихрамывая, побежал к мужчине. Тот выпрямился и встал так, что Юрка невольно увидел: у него на руках довольно крупный щенок, к шее которого привязан камень.
Мужчина был очень недоволен, когда мальчишка подбежал и стал хватать его за руки.
Юрка понял, что щенок натворил по щенячьей своей жизнерадостной глупости каких-то страшных дел.
Если бы в пруду собирались утопить человека, Юрка, скорее всего, просто отвернулся бы – своего горя, что ли, мало? Да и не спасти ему человека – вон какой здоровенный дядька вздумал заняться смертоубийством. Но щенка стало жаль до слез. Ну в чем он виноват?
– Я маме скажу, все скажу! – кричал мальчишка.
– Иди к маме, рассказывай, – позволил мужчина.
Ребенок заметался. Он понимал: пока будешь бегать за мамой, щенка утопят. А если остаться тут, все равно ничем бедолаге не поможешь. Остается одно – кричать и звать, авось кто и откликнется.
Юрка в своей жизни совершил немного добрых дел. А если совсем точно – то ни одного. Дед с бабкой не так его воспитывали, чтобы он имел для этого время и возможности. Они четыре слова знали: сиди дома, учи уроки. Потом, когда Юрка сорвался с нарезки и стал играть, ему тем более было не до благотворительности. Чужая боль для него как бы и не существовала.
Но сейчас речь шла о его собственной боли. Душа странным образом отозвалась на щенячью беду. Как будто он сам растил этого щенка, выгуливал, приучал к порядку. Это было маленькое несбывшееся счастье никому не нужного человека.
Юрка вышел из-под дерева и направился к мужчине.
– Тебе чего? – спросил тот очень недоброжелательно.
– Щенка не продашь? – по-взрослому грубовато (по крайней мере, так ему казалось) спросил Юрка.
– А что дашь?
Юрка оставил шнурок от мешочка с костями на дереве, но сами кости прихватил с собой.
– Вот, хорошие, дорогие.
– Стянул где-то?
– Выиграл, – загадочно даже для самого себя ответил Юрка. Мужчина посмотрел на кости с интересом. Кубики и впрямь были
хороши – гладенькие, блестящие, с аккуратными точками, инкрустированными какими-то тусклыми камушками.
– Нет, ступай себе. Мне от этой сволочи мелкой нужно избавиться.
Но Юрка уловил в голосе мужчины хорошо ему известное сожаление. Так отказывается от игры тот, у кого нет при себе денег даже на один-единственный жетон.
– А сыграем! – вдруг предложил он.
– На что сыграем?
– Ты ставишь щенка.
– А ты?
– А я – вот эти кости. Идет?
Мальчишка, который горько плакал, держась за пояс мужчины, посмотрел на Юрку с надеждой. А надежды тут и быть не могло, Юрка все рассчитал иначе.
– Играть будем по правилам, с таблицей, – сказал он.
– А ты что, умеешь с таблицей?
– А чего тут не уметь?
Юрка подобрал прутик и быстро нарисовал на сером песке сетку. Собственно, только это он и запомнил из объяснений покойного героя. Потом разровнял ладонью площадку для бросков и уселся рядом с ней по-турецки.
Мужчина отцепил от себя детские руки и сел напротив.
– А ты чтоб близко к этой твари поганой не подходил! – крикнул он мальчишке. – Ишь, заступник!
Был только один миг, чтобы незаметно подмигнуть мальчишке и глазами, беззвучными губами, поворотом головы показать: беги, зови маму, зови кого-нибудь из старших! И Юрка успел.
Теперь нужно было тянуть время.
Они сделали первые броски. Мужчина выкинул двойку, тройку и две четверки, Юрка – две тройки и две четверки. Очки были записаны. Следующий бросок принес мужчине единицу, двойку, тройку и пятерку. Юрка выкинул кости – и вышли две двойки, тройка и пятерка. Он вспомнил – там, в транспортном боксе, герой всегда опережал его на одно очко…
Третий бросок был значительным – у мужчины впервые выскочила шестерка, а это много значит. Но рано он обрадовался – Юрке судьба тоже шестерку послала.
– Идем ноздря в ноздрю… – проворчал мужчина и выкинул кости в четвертый раз. Но не просто так – он уже встряхивал стаканчик с каким-то особым смыслом, прислушиваясь к стуку костей внутри.
Малыш, пятясь, отступал, не отводя взгляда от затылка мужчины.
– Не туда пишешь! – закричал мужчина и выхватил из Юркиной руки прутик.
– Ну, сам пиши! – огрызнулся Юрка, и мужчина вписал очки почему-то в самый низ таблицы.
Юрка понимал, что есть в этом какое-то жульничество, но возразить не умел.
Малыш скрылся за кустами.
Щенок подкапывался под камень, к которому был привязан. Он сердился, тявкал и упирался лапами. Юрка не понимал, как можно убивать таких маленьких и смешных.
Он как следует потряс стаканчик и выкинул кости. Тройка, четверка и две шестерки, неплохо. Стаканчик взял мужчина – и ни одной шестерки. Совсем хорошо!
Таблица заполнялась, Юрка глазам не верил: его кости вылетали шестерками вверх, а кости противника просто отказывались выдавать больше четверки. Это была победа, настоящая победа, единственная за все страшные, голодные, переполненные страхом дни.
– Все… – пробормотал мужчина. – Все! Ты выиграл!
И уставился на таблицу, словно не понимая, что в ней за цифры и откуда они взялись.
Юрка тоже глазам и ушам своим не верил.
– Забирай, и чтоб я тебя тут больше не видел! – рявкнул мужчина, вставая. – Забирай, а то этот мелкий паршивец… куда он, к бесу, подевался?
Юрка медленно сложил кости в стаканчик, стаканчик сунул в мешочек и сжал горловину в кулаке. Он выиграл щенячью жизнь – и на кой она ему? Разве что обменять добычу на кусок хлеба?
– Бертран! Бертран! – кричала издали женщина.
– Дядя Бертран! – звал и мальчишка.
Они выбежали из-за живой изгороди. Женщина с виду была хозяйкой богатого хутора, в длинном льняном платье, подпоясанная широким красно-белым тканым поясом, продетым в огромное кольцо связки ключей. Ее белое жесткое покрывало, накрученное на голову так, чтобы не было видно ни волоска, сбилось набок.
Юрка встал возле своей добычи. Щенок, бестолковое создание, стал напрыгивать ему на ногу, царапаясь и норовя ухватить за короткие портки.
– Мама, вот он, вот он!
Женщина, запыхавшись, перешла на шаг. Юрка посмотрел в ее широкое румяное лицо, лицо толковой, но прижимистой хозяйки, и решил, что много за щенка не запросит, а то и вовсе ничего не получит. Лучше всего было бы выменять добычу на миску горячей похлебки, заправленной толченым салом, а потом…
Очень смутно и туманно обозначилось перед ним будущее. Ясно пока было одно – его жизнь теперь связана с жизнью и смертью чужих людей и зверей. Именно такова цена Большой Игры, предназначенной герою. А выбора нет.
У героев, сдается, вообще никогда нет выбора.
