Текст книги "Алесик едет в Красобор"

Автор книги: Даир Славкович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Пожалуйте в Бородовичи

До Бородович было и вовсе уж близко. Вначале проехали возле огороженных кладбищ с высокими соснами, затем полем, потом дорожкою через березник выкатили к какому-то заводику, который дымил в синее небо высокой грубою.

– А что на таком заводике делают? – громко, чтобы слышал дядя Борис, спросил Алесик. Тот нагнулся и объяснил:

– Бетонные столбики, плиты и еще круги для колодцев отливают. Во-он круглые лежат, видишь?

– Конечно, вижу. Маленький ваш заводик. Вот в нашем городе заводы! Как глянешь с шестого этажа – конца краю не видно.

– Там настоящие заводы, а тут и не завод вовсе, а бетонный цех совхоза «Партизанский».

– В совхозе, в деревне, цех? – удивился Алесик.

– Строят много. Поэтому и есть свой бетонный цех. Строителям в помощь.

Бетонный цех с краном и какими-то железными фермами остались позади. Мотоцикл выскочил на шоссе. Вдруг слева, на бугре, Алесик увидел настоящие самолеты. Два. Двукрылые, как стрекозы. А рядом горка чего-то белого насыпана.

– Почему самолеты прямо на поле опустились? – заволновался Алесик. – Авария?

– Что ты! Это аэродром совхоза «Партизанский». За бугром все подсобные помещения и ангары. Самолеты нынче рожь, ячмень да овес подкармливают, лен пропалывают, люпину созреть помогают, жука колорадского с поля выводят. Вот сколько работы самолетам на полях. А там еще луга да сеножати ожидают их!

– Просто не верится, что это та самая земля, где мы когда-то воевали… Так все изменилось, похорошело, – не выдержал отец Алесика. Он еще что-то говорил, но мотоцикл как раз разминался с колонною новеньких синих тракторов «Беларусь». У каждого трактора был зеленый прицеп, нагруженный с вершком свежескошенной травою.

– Зеленую массу для сенажа готовят, – объяснил дядя Борис. – Корм для бычков. Тут, в совхозе, фабрика мяса – животноводческий комплекс на десять тысяч голов.

Не все понял Алесик, но переспрашивать не стал.

А вскоре подъезжали они к Бородовичам. Алесик это не уточнял – сам догадался. И всякий бы догадался. Потому как дорожный знак стоял с надписью: «Пожалуйте в Бородовичи!»

Золотые руки

Возле голубого ларька мотоцикл остановился. Алесик с папой слезли на землю.

– Справа, за железными воротами, и есть хирургическое отделение районной больницы, – пояснил дядя Борис.

– Эта деревяка?! – не поверил Алесик.

– Дом деревянный, старый. Его кирпичом обкладывать будут. А отделение хирургическое – что надо, самое современное. И я лежал в прошлом году тут с переломом руки.

Алесик хотел спросить у дяди Бориса, было ли ему страшно, когда рука сломалась, но не успел. Мотоциклист опять заговорил:

– В это время в саменький раз и застанете доктора Жирмонова.

Мотоцикл затрещал и помчался по улице.

– Пойдем? – спросил у отца Алесик.

За воротами, вдоль высокого длинного деревянного дома с белыми занавесками на больших окнах, дорожка асфальтированная. По ней и пошли. На здании Алесик вывеску увидел. Прочел: «Хирургическое отделение Бородовичской больницы».

Папа вдруг заволновался и потащил сына за руку в сад, огороженный низеньким аккуратным заборчиком, за которым виднелись удобные скамеечки и беседки. Возле одной скамейки остановились.

– Проведем такую боевую операцию, – почему-то таинственно, по-заговорщически прошептал отец. – Ты занимай позицию на этой скамейке. Я пойду к нему один, больным скажусь. Интересно, узнает или нет?

Посмотрел Алесик на папу и удивился: всегда спокойное лицо его оживилось, глаза хитро блестели, как у шалуна-ученика.

Он поднялся по ступенькам на высокое крыльцо с узенькими скамеечками по обе стороны. На одной сидел рыжий стриженый мальчишка в серой больничной пижаме.

Как только закрылась дверь, мальчишка осторожно сошел с крыльца и медленно, держась за собственный живот, прошел в сад, приблизился к Алесику. Остановился.

С минуту они молчали разглядывали друг друга. Мальчишка был повыше Алесика и, надо думать, старше. Но то ли от боли, то ли от того, что преогромные больничные штаны все время съезжали с его худого тела, он как-то сутулился, почти сгибался, а потому казался ниже, чем был на самом деле. Белое лицо, какое бывает у больных, долгое время лежащих в больнице, и курносый нос его были щедро усыпаны веснушками.

– Ты к кому? – спросил веснушчатый.

Алесику такая бесцеремонность пришлась не по душе.

– К козе-дерезе. А ты прочь топай да ушами хлопай.

Мальчишка не ответил, но и не ушел, и Алесик уже пожалел, что так ответил ему.

– Тебя как дразнят-то? – неожиданно спросил рыжий и подтянул спадавшие больничные штаны.

– Так я тебе и скажу! – хмыкнул Алесик. – Хитрец-мудрец нашелся.

– Хочешь, давай побьемся, – без злости предложил мальчишка. – Люблю бокс!

Он хотел занять боксерскую стойку, но, видимо, неосторожное движение причинило острую боль, потому что он обоими руками схватился за живот.

– Куда тебе с боксом! – фыркнул Алесик. – Тебя муха нынче нокаутирует.

– Жаль, – вздохнул рыжий. – Не получится. Я бокс люблю, а тут ходить разрешили, и то за живот хватаюсь.

– Понравишься.

– Удивил! У Жирмонова все поправляются. Знаешь, как меня зовут? Олимпиец.

– Ка-ак? – у Алесика глаза на лоб от удивления едва не вылезли. – Ври больше!

– Правду говорю. Меня так доктор Жирмонов назвал. Тогда, когда операцию делали и когда очень сильно болело. «Спортом, говорит, ты, Юрка, так или иначе заниматься будешь. А вот если хочешь стать олимпийским чемпионом, учись терпеть. Олимпийцы народ терпеливый!» Я и не стонал больше. Потом Цыбульский, который в нашей палате лежал, так и обращаться ко мне начал: олимпиец да олимпиец. За ним и остальные. Теперь все зовут. А мне нравится. Думаешь, я олимпийским чемпионом стать не смогу? Не веришь?

– Верю, – улыбнулся Алесик.

На крыльцо вышел высокий стройный немолодой мужчина в синем берете.

– Олимпиец, где ты? Марш в палату! Тебя медсестра ищет, укол делать пора.

К удивлению Алесика, рыжий мальчишка не спорил. Повернулся и маленькими шажками, поддерживая руками живот, посеменил. Будто не на укол его звали, а на что-то интересное и очень-очень приятное. А то, что медленно, то, как показалось Алесику, еще и красивее: солидно, по-взрослому.

– Так вот он какой, сын моего друга! – хрипловато произнес мужчина, сошел с крыльца и – напрямую к Алесику.

Алесик успел заметить седые виски и морщинистое лицо мужчины и спросил:

– Вы доктор Жирмонов?

– Нет, друг мой. Я – Цыбульский Андрей Антонович. Жирмонов мне самому операцию делал. Два осколка от немецкой гранаты вытащил. С войны носил их. По всем городам и странам, где сам бывал, и их возил. И боль от них. Нынче приехал к нему и с порога: «Хватит, Михаил, давай вырезай. Прошу по-хорошему – удаляй немецкие гостинцы». А он в ответ: «Едь в городскую больницу – операция сложная». – «Не отказывайся, говорю, во время войны и не такие сложные делал. Я тебе верю. Доставай немецкие осколки. Не хочу их больше таскать!»

– Достал?

– Конечно! И на ноги меня к партизанской встрече поставил. У него, дружочек ты мой, руки золотые! Да тебе, верно, отец не раз про Жирмонова рассказывал. Мы же тут вместе партизанили…

– Не-е, – покрутил головою Алесик. – Сколько раз упрашивал, расспрашивал. А папа свое: «Мал. Подрасти еще, и мы с тобою теми тропинками пройдем. Тогда и покажу и расскажу».

– На встрече, на этом партизанском празднике, немало рассказов да воспоминаний будет. Наслушаешься…

– А кем вы… Андрей Антонович, работаете?

– Ты, мой друг, можешь называть меня просто дядя Андрей. Работаю учителем. Физкультуру преподаю. Не тут – в городе. И сейчас в город поедем, на вокзал. Курт приехал. Его встретить надо.

– Я про Курта слыхал, – вспомнил Алесик. – Так вы в город?

– И я, и Жирмонов, и твой отец. Кроме Курта Пильцера, еще и Ксения там, в больнице.

– А Ксения – кто такая?

– Как, ты не знаешь Ксении?! Ну, ничего. Останешься – Михась-младший расскажет.

В этот момент во двор въехал вишневый «Москвич» и засигналил.

И сразу же из хирургического отделения на крыльцо вышли отец и среднего роста пожилой мужчина, горбоносый, чисто выбритый, с седою головою и довольно большим животом, на котором едва сходился пиджак.

Из «Москвича» навстречу доктору вылез юноша, на мизинчике подал ключи от машины.

– Задание выполнено, отец, – коротко сказал он. – Машина готова.

– Займись гостем, – доктор кивнул в сторону Алесика.

К Алесику подошел папа.

– Вот что, брат, – папа слегка сморщил лоб. – Обстановка изменилась. Не до церемоний. Мы срочно едем встречать боевого друга. Возможно, он не один.

– Едьте. Только завтра ты мне про все расскажешь. Хорошо?

– Завтра не получится. Завтра мы будем возле Косоланова болота искать кое-что, спрятанное там много лет назад. Зато на встрече и после обещаю тебе все рассказать. Слово партизана.

Алесик вздохнул и отвернулся. У него защипало в глазах.

Папа наверняка догадался, что делается на душе у Алесика, потому что провел большой сильной ладонью по волосам сына.

Цыбульский наклонился, обнял Алесика:

– Будь здоров, сын партизана! До встречи!

Михась-младший

Как только «Москвич» вырулил со двора, к Алесику подошел юноша. Тот, что пригнал легковушку. Он слегка наклонил набок голову с длинными, гладко зачесанными назад волосами, прищурился, смешно сморщил верхнюю губу, на которой ниточкой приклеились маленькие усики, и в растяжку промолвил:

– Как тебя зовут – для меня не тайна. А я Михась-младший.

– Младший? – удивился Алесик. – Ты же как столб телеграфный!

– Остроумно, но не слишком точно. И до столба далеко. А младший потому, что есть еще и Михась-старший, отец мой, доктор Жирмонов. Теперь главное: мне поручено завести тебя домой. Пошли.

Улица широкая, асфальтированная, как в большом городе, с подрезанными кудрями тополей по обе стороны. Вдоль улицы покрашенные в синий, зеленый и салатовый цвета стояли дома. Деревянные. И скамеечки при них – почти на тротуарах. Это уже не как в городе, но Алесику понравилось.

– Смотри, какая скамейка хватская! – показал Алесик на одну. – Без столбиков, железками к стене прикреплена. Я на такой еще ни разу не сидел.

– Привал, выходит, – вздохнул Михась. – Вынужденная остановка. Как прокол в колесе автомашины… А мне, честно говоря, все это не по нутру.

– А что по нутру?

– Побыстрее тебя уладить и за учебники засесть.

– Так ты ученик?! – от удивления Алесик даже остановился. – Такой огромаднейший! Пра-пра-правторогодник, летний зубрила?

Михась-младший даже не улыбнулся.

– Студент я, – коротко пояснил он. – Учусь на инженера по сельхозмашинам. Сессия у нас сейчас. Экзамены. Домой подготовиться приехал, а тут ты со своей скамейкой.

– Я знаю, что сделать, чтобы на экзамене повезло.

– Тебе-то откуда знать? – Михась с усмешкой посмотрел на Алесика.

– Лиза, соседка, говорила… Смотри, вон как раз бабка с пустыми ведрами пошла! Сразу с двумя. Садись быстрее!

– Зачем?

– Не понимаешь? А еще студент… Подождем, пока она из колонки воды наберет и с полными нам дорогу перейдет. Тогда повезет!

– Не-ет, – засмеялся Михась-младший. – Так только Лизе везет. Мне не поможет. Лучше давай так сделаем. Ты отдохни, а я скокну, ведра бабушке поднесу. Видишь, как согнувшись идет?

Михась-младший широкими шагами подался за бабушкой. Алесик видел, как он догнал ее, замедлил шаг. Они пошли вместе. Потом, у колонки, он у бабушки ведра из рук взял, воды в них набрал. Назад Михась сам нес полные ведра, а бабушка рядом шла. И как-то так случилось, что отдыхать Алесику вовсе расхотелось.

Когда Михась вернулся, они двинулись дальше. Прошли возле гостиницы, сквера с памятником, завернули на другую улицу.

– В этом особняке и будет твоя штаб-квартира, – показал Михась на большой деревянный дом с желтыми ставнями и телеантенной над шиферной крышей.

«Штаб-квартира» приглянулась Алесику. Особенно то, что вокруг дома рос большой сад. Правда, яблони и груши давно отцвели.

– Пойдем, Алесь. Тебе с дороги умыться надобно, поужинать. Меня же учебники ждут.

– Ужинать сегодня не обязательно. А умываться тем более. Я лучше сад посмотрю.

– Нет, все должно идти своим порядком, – не согласился Михась. – И приказано мне так.

Законы Жирмоновых

На следующее утро проснулся Алесик поздно. Открыл дверь в коридор, прошел несколько шагов и очутился в кухне. Посреди нее высокая, как шкаф, белая кафельная плита. Алесик пальцем дотронулся – плита была холодная. У окна, слева от холодильника, белый кухонный стол, а на нем мясорубка, глубокая тарелка с готовым фаршем и пустая эмалированная миска. Михась-младший перемешивал фарш.

– Доброе утро! – поздоровался Алесик. – Я проснулся.

– Тогда дуй во двор умываться под рукомойником, а потом будешь мне помогать.

– Чего?

– Помогать завтрак готовить.

– Я не умею.

– Приехали! – удивленно воскликнул Михась. – А что ты умеешь?

– Умею читать, задачки решать, гулять. Могу съесть все быстро и без понукания, – начал перечислять свои достоинства Алесик. – Если вкусно, умею даже добавки попросить.

– Не слишком много умений. Можно сказать, даже слишком мало. И еще можно бы кое-что сказать, да уж ладно. Потому что даже от самых красивых слов завтрак на стол не придет. Ты бульбу любишь?

– Картошку? Люблю. А с чем?

– С котлетами, с простоквашей, с салатом.

– Очень!

– Прекрасно. Тогда умывайся и за дело. У Жирмоновых закон: не болен – становись в рабочий строй.

Не очень-то по душе Алесику тот закон. А куда денешься? Дом не свой, и порядки свои заводить не приходится.

Сколько ни плескался он во дворе под рукомойником, а конец мытью пришел.

– Вот тебе ведро с бульбой, вот острый нож и кастрюля с водой. Бери картофелину, чисти и в кастрюлю бросай, – уточнил задание Михась-младший.

– Мне чистить? – удивился Алесик. – Одному?

– Чистить одному, а когда сварится, есть я помогу.

– А ты что чистить будешь?

– Я, пока ты проснулся и встал, луку головку очистил, фарша из мяса накрутил, а сейчас котлеты жарить буду.

– Может, лучше я? – безнадежно предложил поменяться ролями Алесик и пригладил на лбу намоченную водою гривку. – Может, нам вовсе без картошки обойтись? Я вчера ее уже целый чугунок начистил…

– А суп молочный любишь?

– Больше всего на свете! Не веришь? Дома я только им и живу. По три раза в день ем.

– Ну кто же это завтракает молочным супом? Да и молока еще нет.

– Могу сходить купить. Скажи мне только, где у вас магазин молочный.

– Идти никуда не надо. Молоко Веник принесет.

– Кто-о?

– Сосед. Вениамин его имя. Все Веником кличут.

– Смешное имя.

– Смешно то, что мы болтаем, как две болтушки у колодца. Чисти картошку, я пошел, – Михась взял тарелку с фаршем и пустую миску.

– Подожди, – остановил его Алесик. – Плита-то холодная, я пощупал. И сковороды нет.

Михась усмехнулся:

– На веранде плита газовая и сковорода с жиром. Неужели не заметил, когда умываться выходил? Больше вопросов нет?..

Ушел Михась жарить котлеты. Алесик вздохнул и нехотя принялся чистить картошку.

Легко сказать – начистить! Картофелины не крупные, как у бабушки Алены в деревне Углы, где печь ремонтировали. Пока очистишь такую – состружешь на орех, нечего и в кастрюлю бросать. Да и крутится она все время, из рук норовит на пол убежать. «Нет, – думает Алесик, – у бабушки Алены и картошка другая, и чистить ее веселее было. Там это было очень нужное дело, не для себя – для других.»

Стукнула дверь. Обернулся Алесик, а на пороге мальчик, почти такой же, как он, разве что повыше чуток.

– Веник я, – вместо приветствия добродушно сказал он. – Молоко принес. Михась сказал, чтобы перелил в банку стеклянную.

– Нет банки.

– В буфете, справа.

– Молоко нам только днем нужно будет, сейчас картошки начистить надо.

– Хочешь – помогу? – в глазах у Веника желание быть нужным.

– Зачем помогать? Нож один. На, бери его и чисти.

– Не надо, у меня свой перочинный имеется, – доверчиво улыбнулся Веник. Хорошо улыбнулся, дружелюбно. Алесику даже не по себе стало, стыдно как-то.

Начали вдвоем чистить.

– Ты не режь ее так, – посоветовал Веник. – Ты легонько ножом подцепляй, чтобы шелуха потоньше получалась. Тогда и порчи меньше, и начистим быстрее.

Закипела работа!

«Шурх-рах, шурх-рах, шурх-рах… Болт!» Это Веник готовую картофелину в кастрюлю с водой бросил.

У Алесика пока так не выходит, хоть он и старается. Но все же быстрее пошло.

На веранде жир на сковороде заскворчал, вкусный запах по кухне поплыл.

– Эй, бригада, как там у вас? – просунул в дверь голову Михась. – Кипяток готов.

Кастрюлю взяли «за уши» – Веник так про ручки сказал – и вдвоем занесли на веранду, на плиту газовую, возле которой стоял и колдовал над котлетами Михась. Алесик и один смог бы донести кастрюлю – не тяжелая ведь! – но вдвоем интереснее.

– Здорово настругали, – похвалил Михась. – И перемыли. Кипяточком залью, подсолю и на огонь. В момент закипит. А вам теперь салат с редиской приготовить требуется. Веди его, Веник, в огород! Мне некогда, котлеты смотреть надо, чтобы не подгорели.

Вместе с Веником редиску да салат рвали, вместе крошили («силос», как шутя сказал Веник, приготовляли), вместе и за стол сели. Веник вначале стеснялся, а потом сел. Возле Алесика.

Сопкие, разваристые картофелины Михась высыпал из кастрюли в глубокую тарелку, а котлеты так со сковородою и принес на стол, на подставку поставил.

Только Михась сесть приготовился, как на веранде кто-то затопал, и на пороге появился человек. Пожилой, словно доктор Жирмонов. Но с бородою. И в рубахе навыпуск, неподпоясанной, без ремня. Увидел Веника, строго спросил:

– Ты почему здесь? Разве дома не завтракал?

Веник покраснел и молчит. А во рту картофелина горячая и в руке вилка с котлетой.

– Он с нами, – заступился Алесик.

– Завтрак вместе готовили, – вставил слово Михась, – сейчас пробу снимает. Ну как, Веник, получилось?

– Я молоко принес и Алесю помогаю, – проглотил наконец горячую картофелину Веник.

– Вижу, как помогаешь, – усмехнулся бородатый. Ласково усмехнулся. И Алесик понял, во-первых, бородатый человек не сердитый и не страшный, а во-вторых, он и не старый вовсе. Борода у него не такая, как у старого деда.

– Вы по делу, Иван Акимович? – дует на горячую картофелину Михась. – А может, с нами за стол?

– Спасибо, завтракал, – степенно ответил бородатый. – Хотел тебя просить, чтобы мне помог бревно на сруб поднять: к обеду новый венок связать хочу. Только ты поешь. Я подожду.

Веник начал почему-то вертеться за столом, а Михась-младший просто сказал:

– Чего там ожидать! Пойдем поднимем, а тогда и завтракать буду.

И ушел с бородатым.

– Он кто? – спросил Алесик у Веника.

– Отец мой. Мы через улицу живем. Новый дом строим.

Михась не задержался. Но мальчишки успели уже достаточно набить животы, пока он вернулся.

– Эх ты – из-за стола сбежал! – скосил взгляд Алесик. – Мог бы поесть сначала. Бревно, надо думать, не убежало бы.

– Бревно-то не убежало бы, – усмехнулся Михась. – Только у нас, у Жирмоновых, закон есть: сначала людям, потом себе. К тому же просьба эта – считай, вызов по скорой помощи.

– Ну, так ешь теперь, «скорая», остывшие картофелины.

– Ничего, съем и такие. Они теперь, знаешь, какие вкусные! А Иван Акимович к обеду еще венок сруба свяжет. Это значит, что у Веника новый дом быстрее вырастет. А в новом доме куда веселее жить, чем в старом, правда, Веник?

* * *

Когда кончили с трапезой, Михась принес большой таз и чайник горячей воды. Алесь недовольно причмокнул губами.

– Ты что, дома посуду не моешь? – исподлобья посмотрел на него Михась.

– Мою. Два раза, – ответил Алесик.

– Так редко ешь? – изумился Михась.

– Нет, ем я четыре раза в день. А мою два. За год два раза. Восьмого Марта, в Женский день, и на мамин день рождения. По разу.

– Мне вот Михась-старший много про партизанскую жизнь рассказывал. – Михась-младший потрогал кончиками пальцев небольшие черные усики. – Лесные солдаты и еду варили сами, и белье стирали, и сами себе одежду шили.

– Сравнил! Тогда же война была.

– Была. Но кухни они не чуждались. И Зайчик, скажу тебе, также с партизанской кухни воевать начал.

– Зайчик мост помог сжечь! – фыркнул Алесик. – Он автомат, а не поварешку добыл себе в бою. Чтобы по фашистам строчить.

– Добыл. А потом две недели карантин на партизанской кухне отбывал. Тебе не рассказывали?

Алесику не понравилось и то, что Зайчик на кухне работал, и то, что об этом сообщил Михась. Да еще в такой неподходящий момент.

– Можно подумать, сам ты всезнайка! – снова фыркнул Алесик. – Даже знаешь, где нынче Зайчик находится.

– Примерно догадываюсь.

– А на празднике партизанском Зайчик будет?

– Если приедет, то будет.

– А ты… – у Алесика даже дух захватило, – ты мне его покажешь?

Михась отворачивается и смотрит куда-то вдаль. Молчит, не отвечает.

– Так покажешь нам? – переспрашивает Веник.

Михась поворачивается к мальчишкам:

– Сам как следует рассмотрю и вам покажу.

Как только за Михасем закрылась дверь, Веник налил из чайника горячей воды в таз:

– Кто дежурный по партизанской кухне – становись!

– Есть становится! – громко ответил Алесик.