Текст книги "Распыление. Дело о Бабе-яге (СИ)"

Автор книги: Д Зимин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– А почему именно она? – шепотом задал я вопрос, который терзал меня всю дорогу. – По мне, полезнее был бы тот парень, Обрез.

– У Обреза уже есть наставник. Если бы он сам захотел... Но он не захочет. Тем более, нам нужна девушка. – договаривая, Лумумба уже стучал в дверь, и спросить, почему именно девушка, я не успел.

Дверь распахнулась рывком, будто там знали, кто пришел, и очень этого ждали... Но, увидев выражение лица Маши я понял: ждали не нас.

– Здравствуйте, Марья. Позволите войти? – Лумумба вежливо улыбнулся.

– Маша меня зовут. – буркнула она. – Чего надо?

– У нас к вам предложение. – она на секунду задумалась, потом кивнула.

– Ладно, проходите. Хуже всё равно не будет. – мотнув копной распущенных, и похожих на огненное облако волос, она пошла вглубь дома.

Внутри было очень уютно, несмотря на то, что обои кое-где отставали, двери давно нуждались в покраске, а потолок в побелке. Но общая атмосфера – детские картинки, яркие и веселые, которыми были залеплены почти все свободные места, чистые, как слеза младенца, окна за кружевными занавесками, запах какой-то выпечки – всё это говорило о том, что дом этот любят. Я даже позавидовал, немножко. Впрочем, у нас, в казармах при агентстве, тоже неплохо. Тепло и сухо. Кормежка три раза в день...

Нас провели на кухню. За круглым столом, бессильно сжав руки, сидела красивая и бледная девушка. А рядом с ней – Таракан. Я удивился: не создавалось впечатления, что они с Машей такие уж друзья.

Неуверенно махнув в нашу сторону, Маша сказала:

– Вот... пришли. Я тебе о них рассказывала. – обратилась она к девушке.

– Это Ласточка. Мы вместе живем. – уже нам с Лумумбой. – А Таракана вы знаете.

– Рад познакомиться. – наставник чопорно поклонился. – Но... Я бы хотел видеть вашего учителя. Нельзя ли его тоже пригласить?

– Нельзя! – вдруг крикнула она. Его никуда больше нельзя пригласить! – и, развернувшись, выбежала из кухни. Где-то хлопнула дверь.

Мы перевели взгляды на Таракана.

– Бабуля ушел. – вместо него сказала девушка. – И не вернулся.

Глава 11

Маша

Бабуля исчез в ту ночь, когда я ушла на охоту. Ласточка думает, он сам так решил. Почувствовал, что больше не может сдерживаться, что навсегда становится чудовищем. И ушел, чтобы никому не навредить.

Это был удар. После всего что было, после Матери Драконов, психованных магов, из-за которых всё и покатилось к чертям собачьим, вернуться домой и узнать, что он ушел... У меня опустились руки.

Ласточка, бледная после болезни, теперь и вовсе походила на ледышку – тонкую до прозрачности. Близняшки рыдали взахлеб.

...Обрез, как и велел ему Таракан, довел меня до самого дома. Я, переборов себя, пригласила его войти. Нельзя отпускать человека, который тебе чем-то помог, даже чаем не напоив. Пусть он тебе и не очень нравится... Так мы и застали Ласточку с детьми на кухне. За пустым столом.

Сила привычки. Бабуля всегда говорил: кухня – сердце хорошего дома. На кухне всегда тепло, вкусно пахнет, и есть стол, за которым может собраться вся семья... Без него – без привычного терпкого запаха самокруток, ироничного смеха, громкого голоса, распекающего за очередную проказу близнецов, было пусто и одиноко. Как мы будем теперь жить?

Узнав, что произошло, я бессильно рухнула за стол. Навалилась усталость: две бессонные ночи, сумасшедшая битва с драконами, а теперь – это. Я будто провалилась в глубокий черный омут. Если б не присутствие близняшек, я бы наверное расплакалась. Но нельзя. Теперь я – старшая в доме. По-честному, старшая конечно Ласточка, но она всегда была не от мира сего. За ней тоже придется приглядывать...

Обрез, поздоровавшись и уяснив, по какому поводу похоронное настроение, развил бурную деятельность. Растопил плиту, поставил чайник, смел окаменелые крошки со стола, выгнал близняшек умывать сопли и слезы.

Ласточке приказал чистить картошку. Ну откуда Обрезу было знать, что ножей дома мы ей не даем? Что моя подружка, начав резать – неважно, что, – уже не могла остановиться... Это была оборотная сторона непревзойденного искусства владения клинком. Самое главное, не Бабуля её этому научил. Она уже такая была, когда к нам попала. Только ничего о своей прошлой жизни не рассказывала.

Теперь, глядя на то, как она аккуратно снимает тонкий слой картофельной кожуры, высунув язык от усердия, я не знала, что и думать. Подменили подружку...

Или Обрез так на неё повлиял? Она смотрела на парня – длинного, нескладного, с куцей, растущей только местами, бородкой, в постоянно съезжающих на нос разбитых очках, как на святого.

– Откуда ты знаешь, что Сашка до сладкого сам не свой? – спросила я, пока Обрез споро замешивал тесто.

Тесто, спросите вы? Ну да, самое настоящее, для блинов. Меня это поразило. Бабуля шутил, что профессионально он только консервы вскрывать умеет, мы с Ласточкой тяги к кулинарному искусству тоже не испытывали. Максимум – яичница и покупные полуфабрикаты. А этот невозможный парень... Каким отморозком он бывал на поле битвы – мама дорогая! Это ведь он меня чуть из огнемета не спалил! А третьего дня целый цыганский табор сжег...

Напоив всех чаем, он пошарил по полкам, и, никого не спрашивая, побежал в продуктовый. Дома было шаром покати, после пельменей, которые я принесла третьего дня, никто толком ничего и не ел. Притащил целую гору продуктов – страшно подумать, сколько всё это стоило, и вот теперь, стоя у нашей, не так уж часто используемой плиты, собирался печь блины.

Мешая большой ложкой тягучую массу, он рассказывал:

– Я тебе уже говорил. У меня в деревне два брата: Петька и Армен. Мы втроем месяцами жили, пока маманя на заработки ездила. А я – за старшего, так что пришлось научиться. И хлеб печь и суп варить... В деревне продуктовых лавок нету. – А что до сладкого... – он усмехнулся. – Помню, лет десять мне было. Сварила маманя варенье из малины, и поставила тазик на верхнюю полку, чтобы я не добрался. Да пригрозила: хоть ложечку сожрешь, пока меня не будет, все уши оборву. Естественно, как только она ушла, я полез за вареньем. Мелкий был, как клоп, а таз высоко стоял, я за край полки уцепился, подтянулся... А табуретка возьми, и упади. Так я и повис. Полка не выдержала, таз с вареньем перевернулся, и – на меня. Так и грохнулся, с тазом на голове. Сижу на полу, обтекаю...

– Что, прямо весь таз? – мне малиновое варенье, может, разок и пришлось попробовать. Я в магазине банку стащила – давно это было. Бабуля тогда так всыпал, за воровство, что вкуса варенья я и не запомнила...

– Ну да, весь. – кивнул Обрез. – Сижу на полу, обтекаю, а вокруг осы роятся. Хорошо, что варенье остыть успело. А тут маманя заходит.

– И что? – близняшки слушали, раскрыв рты. Даже Ласточка, вместо того, чтобы вставлять ехидные комментарии, только сопела потихоньку.

– А то... Маманя даже бить меня не стала. Языком, говорит, чтобы всё слизал.

– А ты?

– А что я? Слизал. Тошнило пото-о-о-м...

– И что, больше ты сладкое не ешь?

– Еще чего. Только пуще прежнего любить стал. Сахар могу тоннами жрать. А уж конфеты...

Близняшки дружно захихикали.

Помявшись, я сказала совершенно искренне:

– Слушай, спасибо тебе. А то мы с Ласточкой по-хозяйству как-то не очень. Да и вообще... Не знаю, что теперь делать. Ладно, мы. А кто близняшек выучит? В городскую школу их не возьмут – больно дикие. Да они и не пойдут...

Жизнь без Бабули представлялась страшной и полной скрытых до поры до времени неурядиц. А если дом отберут? Я удивилась своей отстраненности. Почему я думаю, как мы будем без него? Почти автоматически что-то рассчитываю, планирую... наверное, потому что не привыкла верить в лучшее. Всегда так: как только настроишься на что-то хорошее, поверишь – обязательно случается что-то плохое. Так что лучше не обольщаться. Не раскатывать губу...

– Найдем мы вашего Бабулю. – не переставая мешать – очки запорошены, руки по локоть в муке – спокойно сказал Обрез. Тара – лучший следопыт в наших краях. Обязательно найдем.

– Даже если найдем, что дальше? Как мы его из зверя расколдуем?

И тут я поняла, что нужно делать. Единорог всё-таки не обманул: приезд магов в наше захолустье – судьба. Только они могут помочь Бабуле.

Наконец вкусно запахло блинами. Стало тепло и уютно, будто Бабуля и не уходил вовсе. Последней мысли я устыдилась. Честно отвесила себе пинка, спрятавшись за дверью в углу, чтобы никто не видел. Бабулю заменить нельзя! Да и не нужно... Мы его найдем. Обязательно найдем, а потом я пойду к этим заезжим магам и упрошу, умолю, заставлю, подкуплю... Что угодно сделаю, но уговорю их Бабулю расколдовать.

Сашка ходил за Обрезом как приклеенный – наверное, увидел в нем старшего брата. Он, когда помладше был, часто брата вспоминал. Того, настоящего. Тоже от Пыльцы сгорел: хотел магом стать, да не вышло.

Пока накрывали на стол, Ласточка ускользнула с независимым видом наверх, и спустилась через пять минут совершенно преобразившись. Я глазам не поверила. Никакой бледной немочи! Щечки – розовые, глазки блестят, даже губки чем-то намазала... Вырядилась в своё лучшее платье и волосы по спине, как бледный серебряный дождь! Если б это был кто угодно другой, я бы решила, что моя подружка настроена на серьезный штурм. Или всё-таки?

Когда на столе воздвиглась огромная стопка блинов, с куском желтого масла сверху, я посмотрела на Обреза с уважением. Может, не такой уж он и долбоклюй. Возится же с ним почему-то Таракан, а Таракана все уважают. И Сашка в него сразу влюбился... А у нашего Сашки нюх на людей такой, что собаки завидуют.

– Мир этому дому. – на пороге стоял, кто бы вы думали? Таракан! А я почему-то даже не удивилась...

– Как раз вовремя. – по-хозяйски пригласил Обрез. – Проходи, Тара, знакомься.

Он уже вел себя, как дома! Рубаха на груди расстегнута и выправлена из джинсов, рукава по локоть закатаны. Хаер убран под красный, в цветочек, платок, в котором я с ужасом опознала любимую косынку Ласточки. Да что ж такое, а? Я что, попала в параллельный мир?

– Здравствуй, Марьяшка. – это мне. – Не переживай, отыщется Бабуля...

Я еле сдержалась, чтобы не закричать и не затопать ногами. Тоже мне, нашлись герои. Взяли шефство над бедными сиротками. Мы и сами бы прекрасно справились! Без всяких мужиков.

Но, глянув на подругу в поисках поддержки, я опешила: она сидела вся такая хрупкая, такая беззащитная... И это – моя подружка? Та, которая может не моргнув глазом перерезать горло упырю? Попасть, не глядя, ножом в сердце василиску? Да мне до сих пор снится, как она – глазищи горят, на губах кровожадная улыбка, – расстреливает из автомата орду орков на гигантских волках! А теперь сидит, заламывает ручки и строит из себя цветочек аленький... Точно параллельный мир.

А блины были вкусные. Таракан принес с собой меду – и теперь Сашка, я так себе думаю, продаст ему душу... Мы макали блины в мед и запивали чаем из душицы и чабреца.

Стемнело. Я всё ждала, когда Таракан с Обрезом соберутся восвояси, чтобы поговорить начистоту с Ласточкой, да и свои мысли в порядок привести – третьи сутки на ногах, я уже не понимала, где право, а где лево; но они, кажется, никуда уходить не собирались.

Странно... Не потому же, что Таракан хочет под шумок оттяпать себе жилплощадь, а Обреза так уж волнуют прекрасные глаза моей подружки? Ладно, не гнать же их на ночь глядя – тем более, после всех гостинцев. Завтра разберемся.

Таракан заявил, что прикорнет в гостиной, на диване. Этой комнатой мы почти не пользовались. В ней были собраны раритеты с прошлых времен, до Распыления: несколько шкафов, набитых книгами – могу с гордостью сказать, что уж один-то шкаф набила я сама, лично... Магнитофон. Диски хоть и поцарапанные, но вполне можно было послушать "Травиату" или "Кармен"... Бабуля нам пересказывал по-памяти, в чем там сюжет: ерунда, сплошь любовные страдания. Но пели очень красиво, что есть, то есть.

Ноутбук давно не работал, Бабуля носил его в Слободку, к спецам, те сказали, материнская плата выгорела, а новая стоила больше, чем весь наш дом... Была целая коробка журналов – комиксами назывались. Только мы ими как-то не увлеклись: видала я этих суперменов, трех или четырех. Обыкновенные мужики в трусах поверх штанов, ни ума, ни фантазии...

Был даже телевизор, плоская черная панель размером два на метр. Он, конечно, не работал – не было каналов, которые бы вещали в наших краях, но Бабуля пользовался им иногда вместо радио – что-то там настраивал и слушал голоса, пробивающиеся сквозь белый шум...

Обрез спросил разрешения устроиться в комнате Бабули – я не успела открыть рот, чтобы отбрить его как следует, а Ласточка уже разрешила... Дети, даже Глашка, без звука отправились спать, умывшись и почистив зубы, я тоже не стала выкобениваться – глаза слипались сами собой, так что по лестнице, в нашу с Ласточкой комнату, я поднялась не помню как. Переоделась в ночнушку и вырубилась.

А потом мне приснился зов. Он летел над тихими крышами домов, над сонными печными трубами и ветвями черешен, меж заборов и тёмных фонарных столбов, мимо запертых дверей и забранных ставнями окон.

И во сне я поняла, что это Бабуля.

Встав с постели – босые ноги приятно холодили деревянные половицы, – я ступила в квадрат лунного желтого света, шедшего сквозь тонкие занавески. И, закутавшись в этот лунный свет, как в одеяло, пошла...

Внизу, перед входной дверью, увидела близняшек. Переглянувшись, мы кивнули друг дружке. Казалось, что поступаем мы очень разумно и даже правильно. Единственно верным способом. Отперев дверь, мы дружно шагнули на крыльцо, а потом дальше, в мокрую от предрассветной росы, траву.

Он ждал нас за домами, у реки: огромный, лохматый, похожий сразу на медведя и на волка. Тяжелая голова со светящимися, как плошки с горящим маслом, глазами, низко опущена, лоб покрывает бугристая чешуя. Но мы не боялись, мы понимали, что так Бабуля теперь выглядит.

Зверь беззвучно позвал, и мы подошли к нему. Близняшки, громко смеясь, стали его гладить, я тоже хотела обнять за шею и зарыться лицом в густую шерсть...

И тут перед глазами мелькнул огонь. Зверь фыркнул и отскочил, а потом, в ярости ударив в землю огромной лапой, заревел.

– Уходи. – сказал тот, кто держал огонь. – Уходи, и я не причиню тебе вреда.

– Они мои. – зарычал зверь. – Они мои, и должны быть со мной. Им будет хорошо со мной, на той стороне...

– Уходи. – перед мордой Зверя вновь загудело пламя. – Ты не можешь больше заботиться о них. Ты больше не человек.

– Мне не нужно быть человеком для того, чтобы заботиться о тех, кого я люблю! – зарычал Зверь. Он вновь махнул лапой, но тот, кто ему возражал, увернулся, и лапа не задела его. – Они мои и будут принадлежать мне.

– Ты утратил все права, став зверем. Если ты не уйдешь, мне придется тебя убить. – Зверь засмеялся.

– Давай сразимся! – зарычал он. – Я сломаю тебе шею, вырву внутренности и всё равно возьму то, что принадлежит мне по праву!

Человек с горящей веткой вытащил громадный пистолет и направил его Зверю в грудь.

– Нет! – закричала я и бросилась на него, стараясь вырвать оружие.

– Нет! – закричали близняшки и встали перед Зверем, загораживая его своими телами.

Зверь утробно захохотал.

– Видишь? Они сами пришли ко мне! Ты не сможешь меня убить, не причинив боли им...

Тьму прорезал бледный, неуверенный луч – краешек солнца показался над рекой и в этот же миг раздался громкий, пронзительный крик петуха.

С меня будто сорвало прозрачный, но душный мешок. Сразу всё стало отчетливым и ярким. Зверь больше не казался добрым и красивым. Он был огромен, черен, как подземельный мрак, и так же страшен. Напротив нас стоял Таракан. В одной его руке догорала ветка – от нее остался небольшой огрызок, в другой, дулом вниз, он держал пистолет.

Я еще вернусь... – прорычал Зверь и растворился в отступающей тьме.

– Что случилось? – спросил Сашка. – стоя в уличной пыли, он зябко поджимал босые ноги. – Я думал, это всё сон... Что мы здесь делаем? – хлопая глазами, он глядел по очереди на меня и Таракана. Глашка беззвучно плакала, глотая слёзы.

– Что случилось, дядя Тара? – он пытался сдерживаться, но голос предательски дрожал, а в носу хлюпало. – Это был Бабуля, да? Он приходил за нами?

– Он нас любит. – сказала на удивление спокойным голосом Глашка. – Он хотел, чтобы мы пошли с ним. Я хочу к нему.

– Зря ты вмешался. – кивнул Сашка. – С ним нам будет лучше.

– Простите, детки. – виновато развел руками Тара. – Ошибся. Я не знал, что это Бабуля. Думал, чудовище...

– Он не чудовище! – заорал, срываясь на визг, Сашка. – Он нас любит, а ты его прогнал! – бросившись на Таракана, он замолотил его кулачками.

Стряхнув оцепенение, я подхватила Глашку на руки и крепко прижала к себе. Моё сознание раздвоилось: одной половиной я понимала, что Зверь – это уже не Бабуля, что он изменился, и никогда уже не будет прежним, но другой... Другой я жаждала оказаться рядом с ним. Запустить пальцы в густую шерсть, почувствовать его силу, его могущество... Помотав головой, чтобы избавиться от наваждения, я стала успокаивать близнецов.

Подойдя к крыльцу – хорошенькое мы представляли собой зрелище: босые, чумазые, в ночнушках, Глашка – у меня на руках, Сашка – вцепившись в Таракана мертвой хваткой, – столкнулись с Ласточкой и Обрезом.

– Где тебя носило? – с ходу налетел на парня Таракан. – Я велел тебе стеречь верхний этаж, а ты?

А я стояла молча, и только глазами хлопала. Были они оба – моя Ласточка и Тараканов Обрез – раскрасневшиеся, встрепанные, и видно, что одевались впопыхах... А еще они держались за руки. Таракан тоже, видимо, всё это заметил, потому что осекся на полуслове и заткнулся. А я подумала: зря Таракан на Обреза ругается, он своё дело исправно делал. Ласточка-то с нами не пошла...