Текст книги "Шота Руставели"

Автор книги: Д. Дандуров

РУСТАВЕЛИ, ЕГО ВРАГИ И ДРУЗЬЯ

Итак, трудности, связанные с построением сюжета «Вепхис ткаосани» и воссозданием обстановки, в которой развертывается действие поэмы, Шота разрешил успешно. Оставалась еще основная задача – обрисовка действующих лиц.

Шота хотел создать художественные образы высокого мастерства, а не хронику, в которой за сухим изложением фактов не было бы видно переживаний ее участников. Но, ставя перед собой такую задачу, он снова должен был задуматься над необходимостью маскировки. Перед ним был выбор: итти по пути «1001 ночи» и скрыть действующих лиц в сказочных образах или, строго соблюдая художественную правду и маскируясь сюжетом и обстановкой, следовать приемам реалистического изображения, показать своих героев такими, какими они были в действительности. Шота решительно избрал последний метод.

Его герои – живые люди с их достоинствами и недостатками, с их радостями и огорчениями, достижениями и неудачами. За их переживаниями встают подлинные исторические события. Как бы красочно ни рассказывали о них летописцы, для нас это только сухая хроника. Лишь когда мы видим лиц, участвовавших в этих событиях, и чувствуем их переживания, перед нами вырастают и самые события во всей их значимости.

Шота был близок к изображаемым им лицам, игравшим руководящую роль в истории Грузии. Тамара, Давид Сослан – второй муж Тамары, Георгий III, русский князь Юрий – первый муж Тамары, ее тетка Русудан, – все они находились в центре происходившей политической борьбы, оказывали то или иное влияние на ее исход.

Первостепенное значение в поэме имеет образ Автандила, в котором Шота изображает самого себя. Это – самый привлекательный образ поэмы, и не потому, что автор насытил свой портрет обилием положительных красок, – наоборот, в Автандиле много отрицательных черт, и Шота с поразительной откровенностью подчеркивает их.

Шота всей своей жизнью, всем своим творчеством был связан с родной землей и потому его черты – это черты тех передовых национальных элементов страны, которые наложили свой отпечаток на эпоху и перешли в историю как лучшие выразители всех тех чаяний и стремлений, которыми жила Грузия в XII веке. Образ Автандила ценен именно тем, что за этим образом встает перед нами не только автор, но и эпоха и все то, что было лучшего в эпохе.

Автандил был близок ко двору, а через него и ко всему высшему обществу. Образ, который создает автор в лице Автандила, содержит в себе все черты человека независимого, чувствующего свою силу даже при дворе; он не опускается до уровня льстивых царедворцев, притихающих, едва сморщится чело их повелителя.

На торжествах по случаю коронования дочери царь вдруг стал грустен. Задумчивость царя тотчас же передалась всем окружающим. Пир и торжество забыты, все притихли. Молодому Автандилу это не нравится. Но он молод, дворцовый этикет не разрешает ему в присутствии такого высокого общества самостоятельно обратиться к царю. Он сговаривается с визирем Согратом и вместе с ним решается прервать задумчивость царя.

 
Автандил с Согратом встали, кубки полные им дали,
И веселые упали на колени пред царем.
Говорит Сограт шутливый: «Царь, ты точно день дождливый,
Нет улыбки, нет красивой на немом лице твоем.»
 

Во время пира дочь царя, только-что возведенная на престол, решила щедро одарить своих подданных, раздала им много денег и всяких благ. Шутка делается острей:

 
И добавил он лукаво: «Впрочем, сердце в скорби право:
Дочь твоя – одна забава, все богатства раздала.
Не давай ей пышной чести, и, лишивши царской власти,
Упасешься от напасти и уволишься от зла».
 

Слова визиря произвели должное действие, и царь вышел из своей задумчивости.

Автандил остроумен и находчив. На царском пиру он не только веселый участник, он держит в своей власти настроение всех присутствующих. Это сама жизнь, ворвавшаяся в затхлые чертоги дворца, зовущая к радости и счастью.

Автандил смел и независим. Характерен эпизод, когда Автандил состязается с царем в стрельбе из лука. Скоро наступит его конец, а между тем во всем государстве нет такого меткого стрелка из лука, как он. Правда, он обучил этому искусству Автандила, но даже тот не может сравниться с ним. Автандил смело принял вызов. Он почтительно попросил извинения за свою дерзость, но все же твердо заявил, что он считает себя достойным вступить в состязание с самим царем; и пусть искусство обоих в стрельбе будет оценено по ее результатам.

 
Царь ответил: «Молви слово. Не приму его сурово.
Скрепа клятвы – святость крова, имя светлой Тинатин».
Автандил сказал: «Так смело молвлю: хвастаться не дело.
Но моя б стрела поспела в цель верней, о, властелин!»
 

Устроили охоту – ту самую, во время которой на опушке леса появился Тариель. Царь оказался побежденным. Автандил пустил в цель на двадцать стрел больше, чем царь. В этой картине много исторической правды. Летописи говорят, что царь Георгий III был действительно лучшим стрелком из лука, и описание состязания, данное Шотой в поэме, очевидно, соответствует действительности. Шота, как говорилось, происходил из среды феодальной знати, которая с детства обучала свою молодежь ратному делу. Несомненно, он владел также с отменным успехом искусством стрельбы из лука, и это – характерная биографическая черта. Но дело здесь, конечно, не в том, что он хорошо стрелял, а в том, что он решился бросить вызов самому царю. Всякий другой постарался бы пустить свои стрелы мимо цели, чтобы угодить царю, Автандил же смело вступил в состязание и постарался его выиграть.

Когда Тариель скрылся, это вызвало у царя припадок глубочайшего огорчения. Он не хотел никого видеть, и даже его любимая дочь не решалась итти к нему без приглашения. Только один Автандил имел доступ к царю, и они подолгу оставались наедине.

«Приемному» сыну, как бы он ни был любим, не оказывают преимуществ перед родной дочерью, только-что провозглашенной царицей. В Автандиле было столько превосходства над всеми, что в тяжелую минуту даже любимая дочь не могла быть для царя тем, чем был Автандил. Конечно, причину этого надо видеть прежде всего в облике самого Автандила. Яркость его мыслей и чувств, его меткие и остроумные замечания делали его незаменимым для царя лицом, и он предпочитал Автандила всем другим своим приближенным и даже дочери.

Конечно, появление Сослана так некстати во время торжеств не могло не вызвать смятения в тех кругах, которые только-что заключили соглашение, приведшее к коронованию Тамары. Это появление можно было понять, как подготовленное Георгием III и, значит, нарушающее соглашение. Естественно, что царю надо прежде всего поговорить с лицом наиболее близким к Сослану – с Шотой.

Но близость Шоты к Сослану могла вызвать и обратное – желание избавиться от него, Руставели; если же его приглашают и с ним советуются, значит, он не только заслуживал доверие, которое ему оказывали, но умел найти наиболее удобный выход из положения. Правда, в поэме Автандил не успокоил царя, не указал выхода, но ведь Автандил мог посоветовать только одно – оставить Тариеля в покое и не гоняться за ним.

Когда его призвала к себе молодая царица, предложила ему отправиться на поиски Тариеля и не возвращаться в течение трех лет, он отнесся к этому философски спокойно. Шота дает образную картину того, как решился вопрос об от'езде Автандила на поиски неизвестного. Он играл у себя на арфе и весело пел. К нему входит раб и передает приказ царицы явиться во дворец. Он спокойно одевается и идет.

Царица говорит ему, что знает о его любви к ней и во имя нее просит его поехать на поиски неизвестного, который показался на опушке леса в день ее коронования: с тех пор она заболела и не имеет ни минуты покоя. Она должна узнать, кто такой незнакомец и куда он исчез. Автандил тотчас соглашается исполнить ее желание.

 
Но тревожный сон напрасен. Брезжит день – он снова ясен.
На коне своем, прекрасен, едет, путь принять готов.
 

Этот поступок Автандила полон юношеской отваги и дерзкого вызова судьбе.

Чего ждет себе в награду Автандил? По существу – ничего. Он любит Тинатин уже давно, еще когда она была царевной. Теперь, когда она коронована царицей, пропасть между нею и Автандилом выросла еще больше, да и сама царица напоминает, сколько препятствий воздвигнуто между ними.

Но идя на рыцарский поступок во имя той, которую он любит, и давая высокий образец верности долгу и своему слову, Автандил тут же совершает такое, что становишься втупик. Действительно: хорош рыцарь и человек долга, если он, заявив царю, что едет в армию, расположенную на границе государства, на самом деле бросает ее и едет на поиски неизвестного.

Мало того. Он вовлекает в это дело своего верного Шермадина, передает ему армию и просит его регулярно доносить царю от его имени.

 
Правь же твердою рукой. Для бойцов, идущих к бою,
Ты пример являй собою. И к двору посланья шли.
И в дарах будь вне сравненья. Будь мое здесь повторенье,
Чтоб мое исчезновенье и заметить не могли.
 

Рыцарь, и в особенности ответственное за армию лицо, этого, конечно, сделать не может. Да Автандил и не сделал этого. Шота не был военачальником царя и ни в какие об'езды армии не уезжал. Но уехав на поиски Сослана, он простился со своим маленьким отрядом, одним из тех, которые тогда имелись у всех, даже не крупных, феодалов.

Но в том-то и суть этой сцены, что, отвергая ее правдоподобность по отношению к Руставели, мы поневоле принимаем и понимаем ее художественную выразительность и правдивость. Этого не было, но это могло быть и бывало в тысяче мелочей. И Шота, как истинный художник, берет вымышленный случай, чтобы ярче обрисовать психологию Автандила, наиболее жизненной фигуры эпохи. Он говорит нам: пусть этого не было, но Автандил способен на это. Поэтому Шота настойчиво морализирует этот момент, берет его под обстрел. И отсюда рождаются известные его афоризмы: «Ложь есть корень всего злого на земле». «Ложь и измена – две родные сестры».

Возьмем случай с Асмат. После долгих скитаний Автандил напал, наконец, на след Тариеля. Он проследил, где тот укрывается, и, выждав, когда Тариель ушел из пещеры, предстал перед Асмат. Он стал расспрашивать ее, кто такой Тариель и почему он скрывается от людей. Асмат, конечно, не проронила ни слова. Всякий другой бросил бы дальнейшие попытки выведать что-либо у Асмат. Но Автандил не таков. Он слишком хорошо знает женщин и умеет затронуть такую струну, которая быстро отверзает самые скрытные женские уста. Он рассказывает Асмат о своей любви, о страданиях вдали от возлюбленной. Его слушательница уже пленена: какая женщина закроет уши перед рассказами о любви? И не успел еще Автандил досказать ей историю своей любви, как Асмат уже готова не только все открыть ему, но и вызвалась содействовать сближению его с Тариелем. Автандил играет на струнах человеческого сердца так же легко, как на арфе.

Его преданность Тариелю – высокий образец бескорыстной дружбы и верности, соединенной с готовностью претерпеть ради друга любые лишения. Действительно ли связал Шота свою участь с Давидом Сосланом именно при тех обстоятельствах, как это изображено в поэме, или при других, для нас не имеет значения. С полной уверенностью можно утверждать, что знакомство и сближение этих двух друзей произошло при более счастливых обстоятельствах, чем уединенная пещера. Пещера – это только образ, символ, но образ и символ такой силы, которые запечатлеваются навсегда. Вы знаете: что бы ни случилось, Автандил не изменит Тариелю. Если Автандил пошел на поиски неизвестного во имя любви к царевне, то теперь, найдя его и сблизившись с ним, он готов на все, лишь бы быть полезным своему другу. Когда он нашел Тариеля, трехлетний срок уже истек. Он верен слову, данному царевне, – вернуться в срок, и знает, что впереди его ждет любовь. И все же он не бросает своего друга в тяжелых условиях и без колебаний обещает ему вернуться через два месяца.

Так великий поэт запечатлел в веках наивысший идеал дружбы и верности. Во многих художественных образах высокой выразительности Шота раскрывает психологию Автандила, его благородный внутренний мир.

Приехав к царице, он ни на минуту не усомнился в себе, не подумал с тоской, зачем ему ехать в неизвестность, когда он так близко от предмета своей любви. Не задумавшись, он возвращается к своему другу и весь отдается его интересам. Он едет искать похищенную Нестан-Дареджан и готов испытать любые превратности, чтобы оказать помощь своему другу.

Как смотрит Автандил на вопросы любви? Это имеет большое значение не только потому, что взгляды Автандила на любовь – взгляды самого Руставели. Любовь в освещении Шоты приобретает характер подлинного свидетельства о феодальной Грузии XII века, о том, как относились на рубеже Азии к женщине и чем отличалось ее положение здесь от положения женщины европейских стран, переживавших, как и Грузия, расцвет феодализма с его трубадурами и миннезингерами.

Автандил любит Тинатин не менее возвышенно, чем рыцари средневекового Запада.

«Приложи слезы к слезам и новые скорби к скорбям. Приодень мое сердце в траур, окружи меня густым мраком, взвали на меня тяжелое бремя горя, как на мула. Скажи ей: „Не изменяй ему, ибо он твой и страдает для тебя“».

«Иди сюда, о, Луна. Пожалей меня.

Я мучусь и худею, как ты: то худею, то тучнею от солнца. Расскажи мои мучения и страдания. Иди и скажи ей: „Не изменяй ему, ибо он тебе принадлежит и страдает для тебя“».

Казалось, тот, кто так тонко чувствует любовь, неспособен на иное проявление своих чувств к женщине. Однако Шота правдив до обнаженности. Он дает сцену любви между Автандилом и Фатман, женой богатого купца. Эта женщина, по описанию автора, уже немолода, недурна собой, жива, весела, любит выпить и наряжаться. Она влюбилась в Автандила и, не раздумывая долго, написала ему письмо.

Ее письмо не обрадовало Автандила, но и не вызвало в нем желания уклониться от прямого ответа. Он рассуждает просто: «Никто не имеет того, что желает, и не желает того, что имеет». Он садится и без долгих колебаний пишет Фатман письмо, правда, думая извлечь пользу для дела Тариеля: «Ты жди меня дома, а то из-за тебя я страдаю и пылаю огнем».

И, что характернее всего, он пишет, что в эту ночь мысль о Тинатин мучит его, он дрожит от тайного страха и сердце его глупое истерзано, словно скребут его свирепые звери.

Казалось, Автандил сильно терзается. Если он решил не останавливаться ни перед чем ради помощи Тариелю и пошел на сближение с Фатман только, чтобы извлечь из этого пользу, то он должен как будто переживать это противоречие между рассудком, заставляющим его итти на этот шаг, и чувством любви и верности своей Тинатин.

Однако Шота впадает в веселый юмор и взывает не к своей совести, а к любовникам: «Смотрите на меня, о, любовники! Я, которому принадлежала роза, я, соловей, сижу на навозе, подобно вороне».

Строгие критики постараются увидеть здесь крайнюю грубость и, сравнивая рыцарское отношение к женщине в феодальном обществе Запада, его идеализацию женщины с этим до предельности доведенным реализмом, скажут, что нравы грузинского феодализма были далеки от Европы. Доля истины в этом, конечно, есть, и поступок Автандила – яркая иллюстрация для характеристики некоторых черт грузинского феодального общества.

Автандил – человек своей эпохи. Мы видим, как он переносит свой вынужденный флирт с Фатман.

Этот жизнерадостный «любовник», как он себя называет, видит в случившемся только комическую сторону и дальше не задумывается.

В конце концов он не просто приволокнулся за праздной женщиной, у него есть своя цель, ради достижения которой он готов на все.

 
Предаваясь размышленьям, так он думал с осужденьем.
И с таким он был решеньем: «Можешь мне лишь ты помочь.
Если в путь пойду, ищу я ту, кем друг горит, тоскуя,
Чтоб найти, все совершу я. И другие мысли – прочь».
 

Когда он увидел, что отверженный любовник той же Фатман может разрушить все его планы, он, не долго думая, убивает его и без чувства раскаяния или угрызений совести продолжает свою связь и свои поиски.

Его юмор вытекает из существа отношения Автандила к жизни.

Его обращение ко всем любовникам – своего рода «декларация любви» – не выходит из рамок того, что было принято в обществе, которое описывает Шота: «Вы, любовники, не оглашайте своей любви. Сегодня одну, а завтра другую, но терпеливо переносите разлуку». Так Шота вскрывает образ своего героя. Основная его черта – способность поставить перед собой серьезную цель и достигать ее любой ценой. Этому автор посвящает много строк своей поэмы. Автандил вступил в связь против воли, убил человека, который мог бы повредить, покинул армию и три года обманывал царя. Набирается столько отрицательных фактов, что невольно встает вопрос: подлинно ли он герой и рыцарь, верный своему другу Тариелю? В том-то и все значение этих фактов, что они еще больше, еще ярче оттеняют, на что способен Автандил ради своего друга. Он считает, что слишком высоки цели, к которым стремятся он и его друг, и в том, что он делает, нет ничего предосудительного. Шота изображает в своей поэме политическую борьбу. И он знает прекрасно, что в его время политика и мораль не всегда уживались между собой мирно.

Чем об'яснить, что образ Автандила воспринимается как положительный? Приемами ли автора, незаметно располагающего читателя в пользу Автандила, или в нем имеется такая черта, которая сама по себе привлекает к нему симпатии? Секрет здесь в облике самого Автандила. Чувствуется, что он попал в несвойственную ему сферу политической борьбы, что натура его в основном созерцательная. Это – художник, который воспринимает окружающий мир и происходящие события для претворения их в художественные образы. Но уже втянутый в сферу этой борьбы он руководствуется одним чувством – верностью Тариелю.

Нельзя упускать из виду и те характерные особенности, которые переживала Грузия в связи с развитием феодализма, связанного с институтом вассалитета и ленной зависимости. Историзм, поданный Шотой в таких выпуклых и выразительных красках, – историзм не только личного порядка. Верность дружбе – социальное качество, возникшее и развившееся в феодальном обществе, и потому проникнута им вся поэма.

Перейдем к не менее значительному персонажу эпохи и поэмы – царице Тамаре. Она изображена Шотой в лице двух героинь – Тинатин и Нестан-Дареджан. История сохранила нам образ царицы Тамары не только как дальновидной и мудрой правительницы, возвеличившей Грузию до степени крупнейшей и могущественной державы древности, но и как образец женщины огромной нравственной высоты. О Тамаре в народе сложились предания, рисующие ее женщиной, чуждой женских слабостей и пороков. Эти предания имеют для нас важное значение: они дают критерий для проверки, соответствует ли образ Тамары, оставленный нам Шотой, той Тамаре, которую сохранила история и народный эпос.

И надо сказать, что Тамара в изображении Шоты и Тамара летописей – две разные женщины. Но нужно внести еще некоторую поправку. Тамара в самой поэме не похожа на Тамару вступительных строф к «Вепхис ткаосани», написанных позднее. В самой поэме Шота изображает Тамару как-то сдержанно, об'ективно; он сообщает факты, но не дает своего отношения к ним.

Иначе отнесся к Тамаре Шота во вступительных строфах поэмы. Здесь он дает высокий образец любви к женщине, тот образец, который не уступает феодальному Западу с его трубадурами и преклонением перед женщиной. Но здесь же он дает ей определение, которое для нас должно быть решающим при выяснении всего облика Тамары. Он называет ее «уцкало вита джихиа» – «безжалостная как зверь».

Шота описал с поразительным мастерством картину убийства «жениха». Почему же летописцы ничего не говорят об этом? Ведь о смерти Демны они упоминают. Что же мешает им прямо указать, что убил его Сослан? Если бы они назвали Сослана, напрашивался бы вывод, что Тамара – его будущая жена – была причастна к убийству Демны. Надо было выгородить Тамару, представить ее свету, как символ независимой, могущественной Грузии. В отношении же того, в ком воплотилось все передовое и лучшее, что имела грузинская нация при Тамаре, – в отношении Руставели летописцы нашли простой выход – они вычеркнули его из истории Грузии. Не потому ли, что летописцы прекрасно понимали значение великой поэмы Руставели, в которой он вскрывал интимную сторону убийства, называя всех причастных к нему лиц. Они и мысли не допускали, чтобы эти две фигуры – Тамара и Руставели – перешли вместе в историю, ибо Руставели в их глазах развенчивал Тамару.

Действительно, Шота разрушает образ Тамары, который оставили летописи. Шота пишет, что виновником убийства «жениха» была царевна. Летописцы указывают, что за все свое царствование Тамара не подписала ни одного смертного приговора. В Грузии конца XII века, если верить летописцам, был чуть ли не матриархат, и царица Тамара правила своим народом на основе любви и милосердия. По летописям выходит, что те войны, которые велись Грузией с окружавшими ее народами, и победы, которые покрыли славой царствование Тамары, дались не оружием и кровью, а примерами любви и словами убеждения.

Надо оставить наивные ламентации летописей о Тамаре, если мы хотим стоять на реальной исторической почве. Летописи писались в тиши монастырей, и авторы их не столько отображали происходившие события, сколько морализировали по поводу них. Они имели свои счеты и с Тамарой и с Руставели, и поэтому летописи не могут служить для нас об'ективным историческим источником в разбираемом вопросе.

С большим доверием, вернее, с полным доверием мы должны отнестись к такому источнику, как «Вепхис ткаосани». Это – первоклассный исторический памятник для выяснения истинного лица Тамары, и у нас нет других памятников равного ему значения.

Итак, как совершилось убийство «жениха» – царевича Демны, о котором летописи хранят молчание? Выше уже излагались, по рассказу Тариеля, обстоятельства этого убийства; не должно быть сомнения, что Сослан убил Демну по подговору Тамары. Но это не все. Нельзя возлагать вину за это убийство только на них двоих. Недаром в поэме Шота отмечает, что царь заподозрил в подстрекательстве и свою сестру. Георгий III, несомненно, хорошо знал всю обстановку политической борьбы и жизнь своей семьи. Поэтому, узнав об убийстве, он мог сразу распознать инициатора – свою сестру Русудан.

Тамара – ей было в это время двадцать один год – росла под исключительным влиянием своей тетки, которая оказывала на нее воздействие и сделала ее проводником своих домогательств. Эта коварная женщина, которую как автор, так и Сослан глубоко ненавидят, что в поэме ярко отражено, пустила при дворе глубокие корни, и, конечно, ей меньше всего улыбалась перспектива победы Демны и потери ею своего положения и влияния.

Поэтому свидетельство Шоты о ее инициативе и об использовании ею через Тамару Сослана в качестве исполнителя убийства Демны не вызывает никаких сомнений.

Факт остается бесспорным. Убийство Демны Сосланом произошло по подстрекательству Тамары. Тамара – участница убийства своего двоюродного брата, и Тамара летописей и народных преданий – два лица, не имеющие ничего общего между собой.

Поэтому те круги, в руках которых находились летописи, стремились уничтожить самую память о «Вепхис ткаосани» и ее авторе. Это не удалось, и поэма пережила их. Она вышла невредимой из костров, на которых ее сжигали, и на много веков сохранилась в народе.

Тамара была умнейшей женщиной своего времени. Несколько веков спустя Иван Грозный называл ее «мужеумной царицей иверской», вдохновляя ее образом свои войска под Казанью. Она обладала большим и твердым характером, умела приносить свои личные интересы в жертву обстоятельствам и государственной необходимости, но также умела быть настойчивой в достижении своих целей. Она была безжалостна, когда обстоятельства этого требовали.

К изображению Тамары Шота подошел со всей прямотой и ясностью, которые отличают его творчество и все его мироощущение. Но существует еще один источник сведений о Тамаре – народные предания. Как относятся они к проблеме «святости» или жестокости Тамары?

В народе сохранилось предание, с поразительной простотой и наивностью рисующее понимание народом этой стороны характера Тамары.

Против города Гори, на одинокой вершине горы стоит Горис-Джаварская церковка. Народное предание гласит, что однажды, во время охоты, любимый сокол царицы Тамары улетел на эту вершину и его никак нельзя было дозваться. Охотящихся отделяла от вершины река Кура. В этом месте в нее впадает бурная Лиахва. Тамара обратилась к присутствующим с вопросом, кто решится переплыть реку и доставить ей сокола. В награду смельчак может потребовать все, что захочет.

Среди присутствовавших был юноша, взор которого выдавал его чувства. Он был влюблен в свою повелительницу. Юноша смело бросился в реку, чтобы доставить царице ее сокола, но она поняла, какой награды потребует он от нее. Юноша быстро переплыл реку, поймал сокола, и вместе с ним бросился вплавь обратно… Тамара видела, что юноша скоро предстанет перед нею победителем, и стала молиться богу, чтобы он избавил ее от позора. Юноша приближался к берегу, но бог услыхал молитвы царицы, и бедняга стал слабеть. Силы изменяли ему, и на глазах молящейся царицы он стал тонуть. Сокол покинул тонущего и прилетел к своей владетельнице, а юноша пошел ко дну. В память этого влюбленного юноши и построена по повелению Тамары Горис-Джаварская церковь.

Это, в кратких словах рассказанное, народное предание удивительно образно передает внутренний облик Тамары. Вымаливать у бога гибель отважного, любящего ее юноши только для того чтобы он не мог потребовать от нее награды, нарушающей атрибут «святости», – что это: жестокость или святость? Во всяком случае, это предание более созвучно творению Руставели, чем древним летописям.

Освещение Руставели вопроса о привязанностях Тамары, в частности, о любви ее к Сослану, видимо, тоже разрушает тенденции летописцев. Шота оставил нам яркую характеристику, которую дает тетка и воспитательница царевны своей племяннице. Когда Давар узнала об убийстве «жениха» и об угрозах своего брата-царя сжить ее со света, как главную виновницу убийства, она набросилась на царевну со словами: «бозо шен, бозо роскипо, бозо диацо», т. е. назвала племянницу проституткой. Но принять эти слова без критики нельзя.

Известная легкость нравов имела место в грузинском обществе XII века – в этом сомневаться нельзя. Нация только в XI веке освободилась от влияния мусульманской культуры, продолжавшегося несколько веков арабского господства. Приниженное положение женщины сменилось внешней свободой, и естественно, что моральные понятия устояться еще не успели. От мусульманского затворничества женщина ударилась в противоположную крайность, и совершенно понятно, что общественные нравы отличались некоторой свободой, вернее, распущенностью. Это явление отражено в поэме неоднократно, достаточно вспомнить отношения Фатман и Автандила.

И выражение «бозо» в ту эпоху видимо употреблялось не в смысле «проституция», «продажность», а означало распущенность.

Не чужда была распущенности и Тамара, и стремление летописцев представить ее как женщину святую и далекую от человеческих страстей об'ясняется тенденциозностью авторов-монахов.

То обстоятельство, что Шота так просто подошел к вопросу о той стороне жизни Тамары, которая тщательно затушевывалась летописцами, стала одной из главных причин дикой травли, которой подвергалась поэма Руставели в течение многих веков.

Руставели не без умысла назвал свою поэму по имени барса.

Когда Шота писал ее, Тамара представлялась ему в образе барса, принимающего угрожающие позы, но неспособного напасть на человека и причинить ему вред. Во Вступлении же, написанном позднее поэмы, он смотрит на нее уже не так. Он называет ее «безжалостной как зверь». У Руставели было достаточно оснований считать Тамару безжалостной, когда он увидел, что она отвернулась от него и позволила врагам безнаказанно напасть на него.

Строфы, где тетка называет свою племянницу «бозо, бозо», уцелели лишь потому, что рукописи поэмы бережно хранились в замках феодальных родов Орбелиани и других, относившихся к Тамаре отрицательно и имевших счеты с династией Багратидов.

Шота оставил более правильный образ Тамары, чем летописцы. Черты, которые он раскрыл в своей героине, служат не к уничижению ее. Но они дают исторически верную картину. Тамара – сильная и законченная натура. Это настоящая дочь своего века, живой образ, воплощающий всю сущность феодальной монархии в Грузии XII века. Основной стимул ее действий – польза государства. И во имя этого она готова итти на смелые, подчас жестокие решения, холодным умом обдумывая создавшееся положение.

Нестан-Дареджан не раз повторяет, что прежде всего надо владеть собой. «Ра мостжирдес машин унда гонебани гониерса» – «Сильный человек должен соблюдать твердость духа в трудных обстоятельствах». Приняв решение, она не остановится ни перед чем. Здесь она будет «уцкало» – безжалостная, и, сколько бы к ней ни взывали, она равнодушно пройдет мимо.

В противоположность ей Тариель изображен беспомощным и даже слабым. Летописи сохранили сведения, что Давид Сослан был мужчиной атлетического сложения, огромной физической силы, красавец собой. Шота тоже изображает Тариеля мужественным, смелым, расправляющимся с барсами, как с зайцами, но на этих подвигах Тариеля он останавливается мало. Чувствуется, что он и вовсе не стал бы говорить об этом, если бы не желание показать, что в такие тяжелые условия попал геркулес, что он физически почти раздавлен тяжелыми страданиями, свалившимися на него. Шота изображает Тариеля жертвой рока, и вся поэма, даже там, где о Тариеле нет и помину, проникнута его сочувствием любимому герою.

Тариель постоянно обливается слезами, падает в обморок, он ушел от жизни и людей, он горд и молчалив, и горе тому, кто захочет приблизиться к нему, нарушить угрюмый покой его уединения.

Это – Чайльд-Гарольд XII века, презревший людей и свет; и если он не окончательно еще порвал с миром, то лишь потому, что должен спасти свою Нестан-Дареджан и с нею достичь Индии и трона.

У Шоты одна только цель – вызвать сочувствие к тяжелой участи Тариеля, привлечь к нему симпатии. Все остальное имеет в поэме подчиненное значение. И автор достигает своей цели мастерски. Тариель – увлекательнейший художественный образ, и современники не замедлили отдать ему все свои симпатии.

Тариель хороший военачальник. Он быстро разбил хатаетского царя и взял его в плен. Тариеля отличает также целеустремленность – он ни на минуту не забывает, что он законный претендент на трон Индии. Вместе с тем он умеет считаться с обстоятельствами и, если нужно, подчиняться необходимости. Когда царь пригласил его к себе и откровенно рассказал, что для сохранения царского рода нужно выдать замуж царевну за «жениха», иначе говоря – уступить ему трон, Тариель подчинился этому, сумев свои личные интересы принести в жертву государственной необходимости.