Текст книги "Коэффициент подлости"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Эпизод двадцать третий

В субботу утром на дачу приехал Чупиков. В этот момент, во сне, Резо снова сидел в шкафу, а убийца точно знал, где именно он прячется. Внезапно проснувшись и услышав шаги во дворе, Резо потянулся к одежде, чтобы вытащить пистолет, но оружия в кармане не оказалось. Резо вскочил с постели и бросился к столу в надежде отыскать пистолет. Шаги приближались, и Резо начал испытывать тот же панический страх, который овладел им в день, когда убийцы ворвались в его квартиру. Чупиков был уже перед дверью, когда Резо вспомнил, что положил пистолет под подушку. Он бросился к постели. В этот момент адвокат отпер дверь и вошел в дом. Резо вытащил руку из-под подушки и утер испарину со лба.

– Что-нибудь случилось? – Вошедший в комнату Чупиков вопросительно посмотрел на Резо.

– Сон плохой видел, – признался Резо. Чупиков вышел в соседнюю комнату, чтобы Резо мог без помех одеться. Когда тот появился, адвокат указал на кресло.

– Садись, – сказал он.

– Завтракать не будете? – спросил Резо.

– Сейчас не до этого. Мне сегодня звонили из агентства, которому я поручил следить за твоей квартирой.

– Когда звонили? Который сейчас час?

– Уже половина двенадцатого. – Адвокат посмотрел на часы. – Мне кажется, что ты все еще не пришел в себя.

– Да, – кивнул Резо. – Мне все еще плохо.

– Они позвонили мне в девять утра, – продолжал адвокат. – Позвонил сам Рауль, директор агентства. Догадываешься, что он мне сказал?

– Нет. – Резо подумал, что уже ничто не может его встревожить.

– Они отказываются от дальнейшей работы. И даже согласны оставить себе всего лишь половину гонорара. Дело в том, что они абсолютно точно установили, кто дежурит у тебя на квартире…

Чупиков сделал паузу, но Резо молчал.

– У тебя дома дежурят люди из ФСБ, – объяснил адвокат. – И никаких уголовников там нет. Только офицеры контрразведки, которым поручено устроить засаду на твоей квартире. А это значит, что либо ты обманул нас, рассказав про Бурого и убийц, либо тебя действительно подставили. Одно из двух, Резо. И учти: твое письмо в УВИР мы так и не смогли найти. Любой прокурор может сказать, что мы с тобой придумали всю эту историю про туристов, убийц и преступника Бурого, чтобы избежать наказания за двойное убийство.

– Как я мог обмануть? – всплеснул руками Резо. – Неужели вы думаете, что я действительно убил своего компаньона и женщину, а потом сбежал от сотрудников ФСБ, придумав этого Бурого? Это же глупо…

– Понимаешь, что получается… – продолжал Чупиков. – Если за тобой действительно охотятся сотрудники контрразведки, то почему забирать тебя из милиции они приехали с уголовником? Как-то нелогично получается, ты не находишь?

– Откуда я знаю? – проворчал Резо. – Может, они специально его привезли. Чтобы меня убрать, а потом его. И свалить все на него.

– Так не бывает, – улыбнулся Чупиков. – Если хотят подстроить, то вместе не возят, чтобы исключить риск. Убивают поодиночке.

– А как с самолетами? – спросил Резо. – Пассажиров проверили?

– Проверили. Ты ошибался. Самолеты Аэрофлота летают в Цюрих ежедневно. И плюс еще летают самолеты компании «Swissair». Если учесть, что ты не помнишь фамилий людей, которые полетят, то получается задача со многими неизвестными.

– Так что же нам делать?

– Не знаю. Я уговорил Рауля не снимать до вечера наблюдение, но, сам понимаешь, им совсем не хочется связываться с ФСБ. Сейчас на твоей квартире дежурят трое. Брылин все время сидит там. Отвечает на все звонки, проверяет всю твою почту. Они, видимо, уверены, что ты рано или поздно там появишься. Или появится кто-нибудь из твоих друзей.

– Может, мне лучше пойти туда и сдаться? Пусть стреляют – и дело с концом.

– Не нервничай, – посоветовал Чупиков. – Для нас самое важное – установить, кто именно заинтересован в твоей ликвидации. И кто полетит в Цюрих, если действительно кто-то полетит.

– Устанавливайте тогда! – закричал Резо. – Сегодня уже суббота. Они улетят в понедельник – и все. Мы ничего не сможем доказать, Хотите, чтобы я стал бомжем? Без документов и без денег: Если не верите, довезите меня до границы с Украиной или Казахстаном, и я там перейду где-нибудь границу, чтобы потом улететь в Грузию. Может, так лучше будет, а?

– Если будешь кричать, вообще ничего не получится, – заметил Чупиков. – Подполковник Демидов уже неделю сидит на проверке твоего дела. Но пока ничего не выходит. Нет письма в УВИР, не можем найти следов Бурого, нет никаких доказательств того, что ФСБ хотела тебя ликвидировать.

– И не только меня, – вспомнил Резо. – Они ведь хотели убить и самого подполковника.

– Возможно, – согласился Чупиков. – А может, и нет. Потому что нет никаких доказательств.

– Вы мой адвокат или нет? – горячился Резо. – Почему вы говорите так, словно хотите меня обвинить?

– Я говорю так, чтобы ты понял всю сложность положения, – объяснил Чупиков. – Нужно искать конкретный выход, а не кричать, доказывая свою невиновность. Меня ты, положим, убедил, но нам еще нужно убедить судей и прокуроров. А это будет сложнее, если учесть, что у нас нет никаких доказательств. Абсолютно никаких.

– Да, конечно, – в растерянности пробормотал Резо. – Не знаю, что делать.

– Думать, – сказал Чупиков, поднимаясь со стула. – Да, я тебе продукты привез. Надеюсь, на два дня хватит. Самолет вылетает в понедельник утром. Или завтра утром. А может, во вторник утром. Мы не знаем точно, кто именно полетит. Хотя Демидов обещал проверить всех мужчин в туристических группах.

– По воскресеньям группы не летают, – заметил Резо.

– Точно, – согласился Чупиков, – в воскресенье нет групповых туров. Зато в понедельник полетят сразу две группы. И во вторник – тоже две.

– Может, мне дадут списки и я постараюсь вспомнить фамилии? – предложил Резо.

– Если ты сказал правду и вас решили убрать из-за этих фамилий, то ничего не получится. Раз паспорта новые, то фамилии могут быть любые. Учитывая, что ты еще жив, они могут сменить все фамилии, – сказал Чупиков.

– Лучше бы я был мертвым?

– Я этого не говорил. Я стараюсь быть предельно откровенным со своими клиентами. Не люблю показного оптимизма. Если положение серьезное, я честно предупреждаю об этом своих клиентов. Как врач, который должен говорить больному правду о его болезни. Будь здоров – и без глупостей. Не выходи из дома. Вполне возможно, что они тебя ищут по всему городу.

В этот момент во дворе послышались шаги. Чупиков посмотрел на Резо. Тот побледнел и бросился в спальню, где лежал его пистолет. Чупиков подошел к окну. Потом крикнул:

– Резо, иди сюда, это Демидов!

Подполковник, глядя по сторонам, пересек двор. Подойдя к двери, он постучал. Чупиков поспешно открыл.

– Что случилось? – спросил он, не скрывая своего удивления.

– Тебя ищут, – объяснил Демидов. – Вам нужно срочно уходить. Они знают, что именно ты заказал наблюдение за квартирой Резо. Я на машине. Нужно срочно уезжать.

– Каким образом они узнали? – спросил Чупиков.

– Мне звонил Рауль. Он выяснил, что мы работали вместе с тобой. Впрочем, мы этого никогда и не скрывали. В общем, он позвонил и просил срочно тебя предупредить. Одного из его агентов засекли, когда тот вел наблюдение.

– Я говорил с Раулем сегодня утром.

– Верно, он мне сказал. Вы с ним говорили в девять. А в десять один из сотрудников ФСБ узнал следившего за домом агента Рауля, потому что когда-то работал вместе с ним в КГБ. Рауль сразу позвонил мне. Если ФСБ сумеет все верно просчитать, то сегодня днем на даче обязательно появятся их люди. Рисковать нельзя. Нужно отсюда уезжать.

– Ты проверил списки пассажиров?

– Ничего нет. Там сто тридцать человек. В компаниях заявили, что не выписывают теперь коллективных билетов. Каждому туристу выписан индивидуальный билет, чтобы вся группа не зависела от одного опоздавшего. Как узнать, кого именно мы ищем? В понедельник в самолет сядет сто с лишним мужчин. Кто именно среди них тот, кого пытались скрыть от Резо и его партнера? И самое главное: почему пытались?

– Нужно задержать вылет и проверить весь багаж пассажиров, – предложил Чупиков.

– Никто не разрешит без веских оснований задерживать международный рейс, – возразил Демидов. – И где доказательства? Что мы знаем кроме того, что четверо неизвестных пытаются улететь в Швейцарию? Я уже не говорю о сотрудниках ФСБ. Если они прикрывают эту операцию, то нам тем более не разрешат задерживать самолет. Нет, это не выход.

– Собери вещи, – кивнул Чупиков Резо. – Мы сейчас уезжаем.

– Куда? – понурился тот.

– Что-нибудь придумаем. Давай побыстрее. Похоже, сюда действительно могут пожаловать гости. Быстрее, у нас мало времени.

Резо поспешил в спальню. Проводив его взглядом, Чупиков негромко сказал:

– Волнуется парень, нервничает.

– Я тоже, – признался Демидов. – Чем больше думаю об этом деле, тем больше нервничаю. Кажется, мы с тобой влипли в очень скверную историю. И письмо пропало. И этот уголовник Бурый. Все совпадает каким-то… странным образом. Да, я тебе не говорил? Кто-то подкинул прокуратуре бомжа, который якобы угнал грузовик и врезался в нашу машину. Но я видел, как нас ударил грузовик. За рулем профессионал сидел, а не бомж.

– Что думаешь делать?

– Сначала вас спрятать. Обоих. Потом вернусь в управление. Я записался на прием к начальнику МУРа. Сегодня вечером он меня должен принять. Хочу ему все рассказать. Если он меня поддержит, пойду напролом. Любым способом постараюсь задержать рейс самолета в понедельник и проверить всех пассажиров. Всех до единого.

– А если они вылетают во вторник?

– Не знаю, – признался подполковник. – Дважды задерживать международный рейс никто не разрешит. Будет грандиозный скандал. Но если понадобится…

– С письмом так ничего и не вышло? – спросил Чупиков.

– Ничего. Оно исчезло, испарилось, – проворчал подполковник. – Давай быстрее, а то действительно можем не успеть. Я оставил машину у забора. Могут заметить.

Резо выскочил из комнаты. Он успел надеть пиджак и собрать продукты, оставшиеся на кухне.

– Эти пакеты тоже возьмем, – предложил Чупиков, указывая на два пакета, которые он привез с собой. – Уходим.

В этот момент за забором раздался визг тормозов.

– Черт, не успели, – пробормотал Демидов. – Уходите через калитку. Я остаюсь.

– Нет, – возразил Чупиков, – мы остаемся.

– Остаемся, – поддержал его Резо.

– Ребята, сейчас не время играть в благородных ковбоев. Там приехали профессионалы. Вы ничего не сможете сделать. Уходите. А я выйду на улицу. Там они стрелять не станут.

– Если захотят тебя убрать, то станут, – возразил Чупиков. – Мы остаемся.

– Уходи! – взревел Демидов.

– Нет, – отрезал адвокат, – никуда мы не уйдем. У тебя один пистолет. И еще два у нас. Как-нибудь отобьемся.

– Я устал бегать, – заявил Резо. – И потом… почему они должны нас захватить? Может, это мы их захватим? Вы же подполковник милиции. Вы должны арестовать грабителей, которые хотят забраться на чужую дачу. А мы вам поможем.

– Знаешь, – улыбнулся Чупиков, – с такой командой нам ничего не грозит. Помнишь, как мы брали банду Боярина?

Это было много лет назад. Двое молодых оперативников – Демидов и Чупиков сумели вместе с водителем арестовать пятерых особо опасных преступников. Тогда оба получили свои первые в жизни награды. Чупиков вспомнил именно об этом случае.

– Одна машина, – заметил адвокат, – четверо-пятеро, не больше.

– Ладно, – улыбнулся Демидов. – Идите в другую комнату. И без моего сигнала не выходить. Ни в коем случае.

Чупиков кивнул, увлекая за собой Резо. Демидов же достал из кармана пистолет, проверил его и убрал в заплечную кобуру. В следующее мгновение он услышал шаги…

Рассказ шестнадцатый

Мы разговаривали, сидя на кухне. Стрелки часов показывали уже половину третьего. Сын Облонкова то и дело заходил к нам: похоже, мальчику не верилось, что все закончилось благополучно. Наконец он все же отправился спать. Дочь полковника легла в десять, перед этим пожелав нам спокойной ночи. Жена перестала заходить на кухню в половине второго. А мы по-прежнему сидели за кухонным столом.

Странно… Мы работали вместе уже несколько лет, но никогда подолгу не разговаривали. «Здрасьте, до свидания, как дела, принеси, унеси, отдай, передай…» Вот и все наши отношения. Впрочем, ничего странного… Ведь существует некий закон ТКС, как мы его называли. Закон Трудовых Коллективов Спецслужб, первый параграф которого гласил: на такой работе, как у тебя, не бывает друзей, а есть сослуживцы. Под вторым параграфом значилось: не доверяй никому. Параграфом третьим запреща-. лось впускать в свою личную жизнь сослуживцев. И наконец, правило четвертое запрещало посвящать в служебные дела своих родных и близких. Таков был незыблемый Закон Трудовых Коллективов Спецслужб, который мы неукоснительно соблюдали.

– Напрасно ты влез в это дело, – уже в который раз говорил мне порядком захмелевший Облонков.

Мы уже распили бутылку и оба находились в том душевном состоянии, когда ненавидят или любят друг друга.

– Я никуда не влезал, – объяснял я своему собеседнику. – Откуда мне было знать, что у вас такие секреты? Я случайно там оказался.

– Не нужно было никому ничего рассказывать. – Облонков попытался ударить кулаком по столу.

– Тише. – Я перехватил его руку. – Разбудишь детей.

– Да, конечно… – сказал он, отворачиваясь. – А Семен Алексеевич, он был очень хорошим человеком…

– Был, – кивнул я. – А вы его убили.

– Иди ты… – огрызнулся Облонков, доставая сигареты. – Да никто его не убивал! Это ты виноват, что так случилось.

– Почему я виноват? Почему я должен был молчать? Если бы ты услышал такой разговор, что бы ты сделал? Остался бы сидеть в туалете? Никому бы ничего не рассказал? А если завтра что-нибудь случится, кто будет за это отвечать?

– Уже случилось! – злился Облонков. – Ничего хуже случиться не может. Ты побежал сплетничать к Семену Алексеевичу, а он видимо, кому-то рассказал. И сам знаешь, что потом случилось…

– Значит, вы все знали про деньги??

– Конечно, знали. У нас все все знают. Чего ты полез в это дело? Не знал, где работаешь? У нас тысяча секретов может быть – так нужно обязательно бегать, ябедничать?

– Какие секреты? Это же незаконно! Вы вывозите из страны кучу денег.

– Ну и черт с ними. – Он снова попытался ударить кулаком по столу, но я и на сей раз перехватил его руку. – Черт с ними, – повторил он, вставая. – Где-то у нас еще пиво есть, две бутылки.

Облонков прошел в коридор. Долго рылся там в стенном шкафу. Наконец принес две бутылки пива.

– Забыл в холодильник положить, – померещился он. – Теплое…

– Ничего, – сказал я. – И так сойдет.

Он открыл одну бутылку, вторую. Нет на свете ничего хуже теплого пива. Особенно после водки. Но очень уж пить хотелось.

– Мы давно знали про деньги, – прошептал он, наклоняясь над столом. – Деньги нужны… – он покачнулся, – деньги нужны на избирательную кампанию.

– На какую избирательную кампанию? – Я по-прежнему ничего не понимал.

– У нас избирательная кампания… Поэтому нужны деньги. Так сказать, свободные средства, из независимого источника. А где взять деньги? Сам знаешь, как наши журналисты работают. О любом банковском переводе сразу узнают. Тут же и номер счета опубликуют.

– Ну и что?

– Ничего. Но нельзя, чтобы все знали, какие банки кого поддерживают. Нельзя. Они всегда поддерживают только одну власть – самих себя. И своих людей, которых они ставят в правительство и в Думу…

– Ты мне политэкономию не читай, – перебил я. – При чем тут банки? Почему деньги незаконно вывозите?

– Я же говорю, – проворчал Облонков. – Нужно, чтобы деньги поступали из неконтролируемого источника.

– Швейцария – неконтролируемый источник?

– Нет, – поморщился он, очевидно досадуя на мою тупость. – Там создают какой-нибудь фонд, а потом туда вывозят деньги. Наличными. Находят банкира, готового принять всю сумму и зачислить на счет. Чтобы вернуть деньги в Россию уже от имени этого фонда. На финансирование избирательной кампании. Теперь понял?

Я все понял. Понял, что у Семена Алексеевича не было шанса остаться в живых. Ни малейшего. И я понял, что охота за мной будет вестись по всем правилам. Потому что и мне нельзя оставлять шансов. Ведь речь идет об интересах государства. Хотя при чем тут государство? Когда речь идет об интересах такого множества мерзавцев, моя участь решена. Они не останавливаются ни перед чем, чтобы контролировать ту власть, которая их устраивает. И они не остановятся, пока меня не уберут.

– Кажется, начинаю понимать, – сказал я, снова потянувшись к теплому пиву. – Значит, вывозят наличные, там зачисляют на счет, а потом переводят сюда как помощь неизвестного фонда на избирательную кампанию нужных людей.

– Правильно. – Облонков допил свое пиво и с удивлением обнаружил, что кончилось и оно. Синяк на его лице к тому времени уже превратился в огромное темное пятно. – Чтобы никто не узнал, – прошептал он, наклоняясь ко мне, – они все делают так, чтобы никто ничего не узнал… Знаешь, почему они боятся?

– Догадываюсь, – буркнул я.

– Ни о чем ты не догадываешься. Они не боятся проиграть, это невозможно. Они приговорены к власти. Но главное, чтобы между ними не было никаких разногласий. Если они вместе, никто их не победит. Эта оппозиция – пшик, все для видимости, для Запада. Все давно куплено, все давно поделили. Они не могут проиграть. Они всегда в выигрыше.

Это я себе очень хорошо представлял. Механизм выборов – примерно такое же надувательство, как казино в Лас-Вегасе. У вас есть шансы выиграть плюшевую куклу. Кое у кого даже есть шанс получить тысячу или две тысячи долларов. Но основная масса игроков обречена на проигрыш. Обречена с такой же математической неизбежностью, с какой большинство кандидатов у нас на выборах обречены на избрание. Они приговорены к власти, ты понял?

– Кто убил Семена Алексеевича? – спросил я.

– Откуда я знаю? – Он поморщился. – Я ничего не знаю. Ты побежал к нему сплетничать, а потом он кому-нибудь позвонил. Может, нашему генералу, может, еще кому-то… – Oблонков поднял палец, указывая в потолок. – И сам под ставился.

– Это я его подставил.

– Ты, – согласился он.

– Наш генерал знает об этой афере?

– Все знают, – развел руками Облонков. – Конечно, он знает. А как же без него? Придет новое руководство – и его в шею. А то и посадят. Найдут что-нибудь и посадят.

– А я ему рапорт написал.

– Ну и дурак, – подытожил Облонков. – Нашел кому писать.

– Значит, ты догадывался о Семене Алексеевиче?

– Конечно, догадывался. Я думал, что это ты его шлепнул. Как его близкий друг. А потом деньги получил, которые у меня в кабинете разбрасывал.

– Ты что? – Я чуть снова его не ударил. – Думал, это я убил?

– Я так думал. – Облонков покачал головой. – Какая гадость! – Он кивнул на пустую бутылку. – А больше ничего нет. Хотя есть. В гостиной, в баре. Там есть коньяк. Подожди.

Он встал, чуть покачнулся и вышел из кухни. Через минуту вернулся с бутылкой какой-то французской гадости. После водки и теплого пива пить еще и французский коньяк – значит издеваться над собственным желудком. Но Облонков все же откупорил бутылку и наполнил коньяком наши пивные стаканы. Затем снова опустился на стул. Мы выпили – я немного, он больше. Он вообще пил больше меня. Очевидно, сказывалось его психологическое состояние. Как бы Облонков ни укорял меня в смерти Семена Алексеевича, он прекрасно понимал, что это его друзья приняли решение убрать нашего начальника отдела. Более того, он прекрасно понимал, что занимается незаконным делом и может получить вместо благодарности пулю в лоб.

Любой человек, совершающий аморальные поступки, понимает, что делает. Если, конечно, он не сумасшедший. Вероятно, человек, придумавший такую вещь, как индульгенция, приду-. мал ее для себя. Ибо осознавал всю мерзость совершаемых им деяний.

– А кто убил моего друга? – спросил я.

– Не знаю, – пожал плечами Облонков. – Меня в такие дела не посвящают. Я когда деньги у тебя увидел, так подумал, что это ты убрал Семена Алексеевича. И специально мне про разговор в туалете рассказываешь, вызываешь меня на откровенность, хочешь проверить меня. Ну, я тут же все и рассказал.

– Кому?

Он молчал. Сидел, уронив голову на стол, и молчал. Я испугался, что он может заснуть.

– Кому рассказал? – я поднял его голову. Он попытался отмахнуться от меня, но я крепко держал его за плечи. Возможно, Облонков был не так уж пьян, просто хотел уснуть, на время забыть о том, что произошло в этот вечер. Я отпустил его. Поднялся. Затем наполнил стакан холодной водой из-под крана. И резким движением вылил воду ему на голову. Он вскрикнул, приподнялся, что-то забормотал.

– Кому ты рассказал? – спросил я. – Кому ты про меня рассказал?

– Ты чего? – Увидев бутылку коньяка, Облонков потянулся к ней, но я отстранил его руку.

– Кому ты про меня рассказал?

– Ему, – сказал он, тяжело дыша.

– Кому?

– Ему. Ты же слышал наш разговор. Ясно. Значит, Облонков рассказал обо мне своему собеседнику. И именно он, собеседник, принял решение о моей ликвидации. Или позвонил кому-то и сообщил о моей осведомленности.

Говорят, спиртное может действовать по-разному. Облонков от него хмелел и пытался заснуть. Я же зверел и чувствовал, что во мне просыпаются ранее неведомые мне инстинкты.

– И вообще, – неожиданно сказал Облонков, – брось ты это дело. Уезжай на месяц. Я тебе отпуск оформлю. С завтрашнего числа, по болезни. Выборы пройдут, приедешь. Иначе сам знаешь, что бывает… Одна туристическая фирма тоже пыталась проверить… «Галактион». Ну, и с ней быстро разобрались. Только вот президента компании найти не могут. Наши ребята подозревают, что ему один подполковник помогал. Кажется, Демидов. Но они ничего доказать не могут. А деньги все равно повезут. И ты ничего не сделаешь. И Демидов ничего не сделает. Там все схвачено. Таможня, граница, аэропорт. Так что не дергайся.

– Кто такой Слепнев? – вспомнил я услышанную фамилию.

– Тихо, – в испуге прошептал Облонков. – Слепнев – полковник ФСБ. Он отвечает за прикрытие. Ты меня понимаешь? За прикрытие всей операции. Только я тебе ничего не говорил.

Облонков опять опустил голову на руки, словно пытался заснуть. И тотчас же снова приподнялся.

– Что я тебе сказал? – пробормотал он. – Про кого ты меня сейчас спрашивал?

– Не помню.

– Про кого? – Он повысил голос.

– Тише. Мы говорили о Семене Алексеевиче.

– Ах да. Семен Алексеевич был прекрасный человек.

– Ладно, пойду, – сказал я, с трудом поднимаясь из-за стола – давал о себе знать коктейль из водки, теплого пива и коньяка.

Облонков вдруг ударил кулаком по столу. На сей раз я не успел перехватить его руку.

– Сволочи, – всхлипнул он, – такого человека убили.

– До свидания. – Я направился к выходу. Открывая входную дверь, я вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернулся. В прихожей стоял сын Облонкова. Он смотрел на меня строго и испытующе.

– Вы больше не придете? – спросил мальчик.

– Больше не приду, – пообещал я.

– Никогда?

– Никогда. – Я вышел из квартиры и осторожно прикрыл за собой дверь, невольно подумав о том, что мне удалось узнать обо всем лишь благодаря этому мальчику.