Текст книги "Коэффициент подлости"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Он повернулся, сделал несколько шагов к входной двери, и в этот момент Нодар позвал его:

– Подожди. – Хозяин кабинета тяжело поднялся со своего места, прошел к сейфу, стоявшему в углу. Достал ключи, открыл сейф и вытащил пачку денег. – Возьми, – протянул он деньги, – здесь десять тысяч.

– Нет, – возразил Резо, – у меня есть деньги, спасибо.

– Не нужно меня оскорблять, сынок, – здохнул Нодар, – я сам знаю, что подлец, не нужно об этом мне напоминать. Возьми деньги.

Резо понял, что может смертельно обидеть Нодара. Он подошел к нему, взял протянутые деньги и сказал:

– Спасибо вам за все. Вы мне очень помогли.

– Не нужно, – поморщился Нодар, – я не смог тебе помочь, и ты знаешь почему. Прощай, У тебя есть один час. Потом я сообщу, что ты приходил ко мне.

Резо положил деньги в карман и вышел из кабинета. В приемной никого не было. Даже помощника и секретаря. Видимо, Нодар распорядился об этом заранее. Резо понимающе усмехнулся и вышел из приемной. У него был всего один час. Резо вдруг подумал, что никогда не сможет выбраться из этого города. Подумал и впервые после побега по-настоящему испугался.

Рассказ девятый

Когда мне сказали об убийстве Цфасмана, я сначала не поверил. Ну не бывает так плохо, сплошь плохо. Даже по статистике не бывает. Не выпадает трижды красное, если постоянно ставишь на черное. Откуда я знал, что в этот день смерть банкира будет для меня не самым страшным потрясением! Разве я мог догадаться, что роковой шарик судьбы уже обегает свой круг, чтобы снова показать мне красное и заставить поверить в некую страшную предопределенность судьбы или в игры дьявола со мной? Сначала болезнь Игоря, потом убийство Семена Алексеевича и, наконец, смерть банкира Цфасмана. Трижды мне выпадало красное, и всякий раз судьба издевалась надо мной. Представляете, что я почувствовал, когда узнал, что убит Цфасман? Это означало, что я автоматически становлюсь главным обвиняемым по делу убийства Семена Алексеевича. Иначе чем объяснишь эту нахальную, жирную черту, соединяющую мою фамилию с фамилией банкира?

– Вы хотите нам что-нибудь сообщить? – спросил Облонков, глядя на меня так, словно перед ним сидел сознавшийся в своих злодеяниях преступник.

– Нет, – коротко ответил я, – мне нечего сказать. Я не знал Цфасмана, никогда с ним не встречался.

Дубов явно хотел что-то спросить у меня, но посмотрел на своих напарников и промолчал. Галимов отвернулся, словно происходившее его вообще не касалось. И тогда Облонков изрек:

– Вы свободны. Можете идти. Но никуда не отлучайтесь с работы, вы можете нам понадобиться.

Мне так хотелось в этот момент рассказать ему все – о том эпизоде в туалете. Но я подумал, что куда умнее дождаться возвращения генерала и все рассказать ему. Сдержавшись, я молча поднялся и вышел. Когда я вошел в кабинет, Кислов кивнул на телефон.

– Звонили из проходной. Там вас ждут. И звонил ваш друг, кажется, его зовут Виталием.

– Виталик? – Я поднял трубку и быстро набрал номер телефона. Трубку взял Виталик. Он все еще был у меня дома. – Что случилось? – спросил я. – Почему ты вернулся?

– А я и не уходил, – беззаботно ответил Виталик, – послал к тебе своего родственничка-гниду с договором и вот сижу жду, когда ты подпишешь. У тебя неделя на вывоз личных вещей. Но мебель должна остаться.

– Надеюсь, мои трусы их не интересуют? – грубо спросил я.

– Нет, кажется, не очень. Что-нибудь случилось? – Он всегда тонко чувствовал, когда я нервничал.

– Ничего, ничего не случилось. Когда придет этот тип?

– Он уже давно выехал, – сказал Виталик, и тут я вспомнил слова Кислова, которые он мне сказал.

– Кто звонил с проходной? – оборачиваюсь я к нему.

Он пожимает плечами.

– Зоркальцев пошел туда, – снова повторяет он, – я же вам говорил.

– Он уже пришел, – кричу я Виталику и бросаю трубку, решив бежать к проходной. В этот момент входит Зоркальцев, который протягивает мне несколько листов бумаги.

– Вам звонили, – сказал он, – когда вы были у Облонкова, и я решил сам сходить на проходную. Для вас привезли договор аренды.

У него в глазах мелькнуло удивление, но он ничего мне не сказал, протягивая бумаги. Я машинально взял их, положил на стол. Потом посмотрел на сумму контракта. Две тысячи за три года и однокомнатная квартира, за которую я не должен платить пятьсот долларов. Меня такой договор устраивал. Я взял бумаги и молча вышел из кабинета, чувствуя на своем затылке удивленные взгляды офицеров. Уже в коридоре я подписал все три экземпляра и пошел отдавать их на проходную.

Там меня ждал родственник Виталика собственной персоной. Что бы мне ни говорили, но физиономистика великая штука. Меня ждал сутулый, невысокого роста, с прилизанными волосами тип с маленькими глазками и большим длинным носом. Типичный мелкий жулик с повадками грызуна. Нужно было видеть, как он изобразил радость при виде меня, как протягивал потные ладошки, как радовался этому договору. Вообще господин Провеленгиос был асом по квартирным договорам. Об этом я давно догадывался. Единственное, что мне было непонятно, так это его греческая фамилия. Ах да, его мать была сестрой отца Виталика, а отец – грек. Когда я вспоминаю, что народ Аристотеля и Гомера превратился в таких Провеленгиосов, то прихожу к выводу, что это самое страшное наказание, какое могли придумать боги великому народу, внесшему такой вклад в человеческую цивилизацию. Схватив бумаги, он даже забыл, что мне нужно оставить один экземпляр.

– Оставьте мне один экземпляр, господин Провеленгиос, – напомнил я ему.

Он поспешно кивнул и, достав один экземпляр, протянул мне. Затем быстро спросил:

– Вы согласны на все условия?

– Да, конечно. – Мне хотелось отвязаться от этого типа, чтобы больше никогда с ним не встречаться. Дежурный, стоявший в проходной, уже с интересом поглядывал на нас, и мне хотелось поскорее закончить разговор.

– Я выплачу вам аванс, – прошептал он, выразительно взглянув на дежурного. Я понял и, кивнув нашему офицеру, отошел с этим греком шагов на двадцать в сторону. – Вот двадцать тысяч, – передал мне кровосос две пачки денег, – остальное я привезу сюда же через час.

– Нет, – я положил обе пачки во внутренние карманы пиджака, – не нужно привозить сюда. Остальные деньги отвезите ко мне домой и передайте Виталику. Я ему вполне доверяю.

– Хорошо, – улыбнулся Провеленгиос, – я сделаю, как вы хотите. И не нужно думать, что все так плохо. Вы совершили удачную сделку.

Мне только его советов не хватало. Я повернулся и, не сказав больше ни слова, отправился к себе. С твердой надеждой, что никогда больше не увижу этой противной рожи.

Откуда мне было знать, что в этот момент Облонкову позвонили из ФСБ и сообщили, что у них есть запись разговора одного из офицеров службы охраны с погибшим банкиром Цфасманом. И этим офицером был я, подполковник Литвинов. Представляете, что испытал Облонков, услышав такую новость? Как он обрадовался! Он тут же решил, что пленка может понадобиться службе охраны. Уже через полчаса пленка была в кабинете Облонкова. А еще через час меня вызвали к нему во второй раз. Только теперь Галимова в кабинете не было. Зато там присутствовал Дубов. Это был дурной знак. Если Галимов еще пытался как-то понять меня, то с этими двумя вообще невозможно было о чем-либо договориться. И опять не было Саши Лобанова.

Я вошел в кабинет и, как положено, замер у дверей. Все-таки мы были офицерами и обязаны соблюдать некий ритуал, хотя в службе охраны не такие строгости по этой части. Наши офицеры никогда не ходят в форме и не отдают друг другу честь по той простой причине, что почти никогда не бывают в фуражках.

– Садитесь, – грозно сказал Облонков, приглашая меня к столу.

– Мы работаем… – начал я доклад, но он грубо перебил меня:

– Хватит, Литвинов, мы уже устали от вашего вранья.

– Я не понял вас, – разозлился я, – почему такой тон?

– Другого вы не заслуживаете, – сурово произнес Дубов. – Сегодня утром вы нам врали о том, что никогда не знали банкира Цфасмана. У нас есть доказательство вашей неискренности.

– Какое доказательство? – Я все еще не понимал, насколько трудное у меня положение.

– Самое убедительное! – закричал Дубов. – Вы позорите вашу службу, подполковник Литвинов.

– Не понимаю, что вообще здесь происходит! – рассвирепел я. Бесстыжие люди. Вызвали и несут черт знает что. А если учесть, что все это происходит в кабинете человека, который наверняка причастен к преступлению, то действительно свихнуться можно.

– Он не понимает, – Дубов упивался ролью прокурора. А Облонков молчал. Смотрел на меня и пока молчал. Очевидно, он начал что-то понимать. Возможно, почувствовал, что я знаю о смерти Семена Алексеевича гораздо больше, чем говорю. Или просто решил дать возможность для начала покусать меня прокурору. Он ведь понимал, что обвинение в убийстве нельзя строить только на магнитофонной записи. Тем более искусно препарированной.

– Что случилось? – спросил я Облонкова.

– Мы получили из ФСБ копию записи одного разговора. Они вели наблюдение за банкиром Цфасманом.

Я начинал понимать, что произошло. Случилось невероятное. Все разговоры банкира записывали сотрудники ФСБ. Я должен был догадаться и не звонить Цфасману. Кто-то сообщил о возможной связи Цфасмана и Семена Алексеевича. Кто-то узнал, что они разговаривали в день убийства Семена Алексеевича. И этот кто-то мог сделать вывод, что банкир знал о подозрениях Семена Алексеевича. Или, еще хуже, банкир сам был в курсе всех авантюр, а его разговор с Семеном Алексеевичем только усугубил подозрение. И мой звонок лег уже на диктофоны ФСБ, которые записали нашу беседу. Но там, кажется, ничего страшного не было. Хотя все равно я не имел права звонить свидетелю, чья фамилия была связана с моей жирной чертой. Не имел права и ни за что бы не позвонил, если бы не Игорь, ради которого все это делалось.

Но еще большее изумление я испытал, когда услышал запись. Это была копия записи моего разговора. Но не весь разговор. Сначала раздался голос банкира:

«Слушаю вас».

Кто-то рядом просигналил, негромко выругался. И в этот момент я услышал свой голос. Никогда не думал, что у меня может быть такой просительный голос.

" – Извините меня, Марк Александрович. Я звоню насчет лечения.

– Какого лечения?

– Насчет мальчика. С вами говорил Семен Алексеевич…" – У меня по-прежнему такой жалкий голос. Никогда в жизни и ни у кого ничего не буду просить, чтобы так не унижаться.

«Никто со мной не говорил, – прозвучал раздраженный голос Цфасмана. – Никакого мальчика я не знаю. И Семена Алексеевича не знаю. И про лечение первый раз в жизни слышу».

«Извините, – я все еще пытаюсь ему что-то сказать, – но…»

«Я же вам русским языком говорю, что ничего не знаю, – ставит меня на место банкир. – И мне никто не звонил. Извините меня, но это недоразумение. До свидания. – Он отключается, но запись еще работает, и я слышу его полный ненависти голос: – Сукины дети…»

Пленка кончилась. Значит, банкир Цфасман именно так назвал меня и погибшего Семена Алексеевича. И, может быть, моего мальчика. Значит, мы все сукины дети. В этот момент я даже пожалел, что он погиб. Но долго переживать мне не дали.

– Что вы можете сказать по поводу этой пленки? – спросил меня Облонков.

– Ничего. Я сказал вам утром, что незнаком с банкиром Цфасманом, и из пленки ясно, что я действительно не был с ним знаком.

– Не нужно делать из нас дураков! – закричал заместитель прокурора. – Вы сказали, что вообще его не знали и никогда с ним не разговаривали.

– Неправда, – возразил я, – утром я вам сказал, что никогда с ним не встречался и его не знаю. Это соответствует действительности. Я не сказал, что никогда с ним не разговаривал.

– Он издевается, – возмущенно заявил Дубов.

– Вы понимаете, Литвинов, насколько шатко ваше положение?! – взорвался Облонков. – Эта пленка – очень серьезное обвинение в ваш адрес.

– Какое обвинение, – не выдержал я, – какое обвинение? Я звонил этому ублюдочному толстосуму, чтобы взять деньги на лечение своего сына. Семен Алексеевич именно поэтому провел черту, соединяя его фамилию с моей. Он с ним договаривался о спонсорской помощи. А банкир от всего отказался.

– И тогда вы решили его убить? – в лоб спросил Дубов.

Вот тут я вскочил на ноги. Понимал, что нужно сдержаться, помолчать, понимал, что глупо так вести себя, и все равно сорвался. Особенно когда увидел мерзкую усмешку на лице Облонкова. Мы не любили друг друга давно. Может быть, и потому, что подсознательно чувствовали, что когда-нибудь наступит момент противостояния.

– Я никого не убивал. Знаю, что такое честь офицера. И по туалетам я никогда не прятался, чтобы устраивать заговоры. – Я видел, как вытянулось лицо Облонкова, как задрожали его губы, как побежали в испуге глаза. – Я объяснил вам все, как было на самом деле, – я обращался уже только к заместителю прокурора. – Семен Алексеевич был не просто моим наставником. Он был мне другом, учителем, вторым отцом. И я найду тех, кто его убил, чего бы мне это ни стоило. А банкир должен был помочь мне и в последний момент, узнав, что Семен Алексеевич убит, решил отказаться. И за что его убили, я не представляю. Наверное, как раз из-за подобных штучек.

– Перестаньте, – попытался остановить меня вскочивший Дубов. – При чем тут мальчик?

– Вот, – закричал я, пытаясь достать из кармана договор аренды. И совсем забыв, что у меня в кармане были деньги. Договор вылетел вместе с деньгами. Резинка, связывающая пачку, лопнула, и деньги эффектно рассыпались по комнате.

Дубов вскрикнул. Облонков смотрел на меня во все глаза, и тут я сказал свою главную, решающую фразу:

– Во всяком случае, это не те деньги, которые нужно было переправлять!

И сразу пожалел, что сказал. Я стоял, глядя на Облонкова. Дубов остановился чуть в стороне. Хозяин кабинета сидел. И наступило молчание. Гробовое молчание. Дубов смотрел на потерявшего лицо Облонкова. Тот все понял. Понял по моей последней реплике. Даже если он до этого еще сомневался, я не позволил ему оставить хоть один шанс на сомнения. Он сразу просчитал, кто сообщил Семену Алексеевичу о возможной переправке денег. Я видел, как менялось его лицо. Как осознание моего участия пробуждало в нем досаду, злость, гнев, ужас. Страх. Вся гамма ощущений читалась на его лице. Вернее, в его расширяющихся от ужаса зрачках. Мы смотрели друг другу в глаза. И оба сознавали, что знаем степень причастности каждого к убийству Семена Алексеевича. Это был момент истины, когда говорить необязательно, можно чувствовать состояние сидящего напротив тебя человека.

Даже Дубов почувствовал неладное. Он повертел головой и неожиданно тихо спросил:

– Вы можете рассказать еще что-нибудь?

– Нет, – я смотрел в глаза Облонкова, – нет. Я ничего больше не хочу сказать.

– Что будем делать? – спросил Дубов у Облонкова, и тот словно очнулся, отдирая свои глаза от моих.

– Я отстраняю вас от участия в расследовании, – тусклым голосом сказал Облонков, уже не глядя на меня. – Можете быть свободны. Соберите свои деньги, перед тем как уйдете, – добавил он.

И мне пришлось еще несколько минут униженно ползать по кабинету, собирая деньги. Если бы это происходило в кинофильме или в сентиментальном романе, наверное, очень эффектно прозвучал бы мой отказ собирать деньги и мой последующий выход из кабинета. Но в жизни так не бывает. В жизни я обязан был помнить, что деньги получены от аренды моей квартиры, которую формально я не имел права сдавать. И каждую минуту осознавать, что деньги получены на лечение Игоря и оставлять их в кабинете Облонкова не только самая настоящая глупость, но и подлость. Поэтому я ползал по полу, собирая деньги, а потом, собрав их в одну пачку, положил в карман и подошел к двери. Дубов что-то ворчал себе под нос. Облонков сидел не шелохнувшись. Наверное, ему казалось в тот момент, что он видит перед собой мою живую тень. А вернее, просчитывал варианты моего устранения. Но я не простил ему моего унижения. Уже выходя из кабинета, я повернулся и, глядя ему в глаза, спросил:

– Мне можно обратиться с рапортом к генералу?

– Это ваше право. – Он смотрел сквозь меня. Я вернулся в свой кабинет. Зоркальцева и Кислова не было. На сборы у меня ушло несколько минут. Еще двадцать минут понадобилось, чтобы написать рапорт начальнику службы и отнести его в канцелярию. Зарегистрировав свой рапорт, я вернулся в кабинет. Просмотрел все бумаги, которые были у меня на столе, и пошел к выходу. К счастью, никого не встретив, чтобы не отвечать на возможные вопросы. Мне казалось в тот момент: все, что могло случиться, уже случилось. Откуда мне было знать, что самое страшное в этот день еще впереди?

Эпизод семнадцатый

Выйдя от Нодара, он минут тридцать бесцельно бродил по улицам, словно решая, что же ему делать. Никаких вариантов не возникало. Любого из его знакомых могли вычислить в ФСБ, и тогда Резо могла ждать засада. А после того как Нодар отказался ему помочь, верить кому бы то ни было становилось просто наивным. Время стремительно сокращалось. Когда до предоставленного ему срока оставалось около пятнадцати минут, он решился. Взял такси и поехал к Вере, сознавая, что ничего больше не сможет придумать. Наручных часов у него с собой не было, и приходилось ориентироваться по уличным или спрашивать время у прохожих.

Быстро пройдя внутренний двор, он подошел к подъезду и вдруг с ужасом вспомнил, что не знает кода входной двери. А в этот раз она была закрыта. Он подергал ручку, надеясь, что дверь откроется, но она не поддавалась. Резо с тоской думал о Вере. Потом прошел к скамейке и сел, ожидая, когда у подъезда появится кто-то из жильцов. Минуты тянулись медленно, как в кошмарном сне. Он дважды спрашивал время у проходивших мимо людей. Через пятнадцать минут он уже знал, что первый час прошел и именно в эту минуту Нодар звонит его преследователям. Еще через полчаса Резо начал нервничать, понимая, что обязан дозвониться до приемной Нодара. Когда до окончания второго часа оставалось не более десяти минут, из подъезда вышла молодая женщина с коляской.

– Не закрывайте двери! – закричал Резо, бросаясь к ней. – Я в гости пришел. К Вере, – пояснил он удивленной женщине.

– Я не закрываю, – испуганно сказала она, пропуская незнакомца в дом. Он бросился бежать по лестнице, опасаясь, что может застрять в кабине лифта. Он поднимался так быстро, насколько позволяло его физическое состояние. Тяжело дыша, постучал в квартиру Веры, но никто не ответил. Он позвонил – снова никакого ответа. Значит, ее не было дома. До назначенного времени оставалось, по его расчетам, не более семи-восьми минут. Если сейчас Вера не появится и он не сможет дозвониться до приемной Нодара, – все пропало. Как глупо все может закончиться. У него нет даже часов, чтобы точно зафиксировать момент, когда он должен позвонить.

Внезапно он вспомнил о ее соседях. Еще не все потеряно. Он повернулся и поспешил на лестницу, чтобы успеть попасть к соседям.

Ему открыл дверь уже знакомый ему сосед в своих неизменных подтяжках. На этот раз на нем не было рубашки и подтяжки были надеты прямо на майку.

– Добрый день, – обрадовался старик. – Вы опять к нам? А Вера ничего не говорила.

– Она забыла, – торопливо сказал Резо, – можно мне от вас позвонить? Вы не беспокойтесь. Звонок по Москве, внутренний.

– Пожалуйста, – пригласил его войти в квартиру радушный сосед, – можете звонить куда хотите.

Резо прошел к телефону. В комнате висели большие настенные часы. Он посмотрел и облегченно вздохнул. Еще оставалось около шести минут. Он сел рядом с телефоном, продолжая смотреть на часы.

– Забыли номер телефона? – участливо спросил сосед.

– Нет, – очнулся Резо, – только я должен позвонить через несколько минут, когда мой знакомый приедет на работу.

– Добрый день, – вышла из другой комнаты супруга хозяина, – не хотите ли чайку?

– Нет-нет, спасибо, – занервничал Резо, – ничего не нужно. Мне только позвонить. Через пять минут.

– Конечно, конечно, звоните, – кивнул хозяин, – почему вы так волнуетесь?

– С чего вы взяли? – испугался Резо. – Я совсем не волнуюсь.

– Ну я же вижу, – улыбнулся старик, – не нужно так переживать. Вчера моя благоверная говорила с Верой на кухне и сказала, что вы нам с женой очень понравились. Вера призналась, что вы и ей нравитесь.

– Спасибо. – Он вытер пот тыльной стороной ладони. Снова посмотрел на часы. Четыре минуты. Как медленно идет время! Кажется, секундная стрелка подводила итоги всей его жизни.

Интересно, как они вышли на Нодара? Неужели предусмотрели возможный вариант выхода Резо на столь популярного человека, как Нодар? Или на всякий случай предупредили всех известных грузин в городе, чтобы не оказывали помощь сбежавшему, если тот обратится к ним за помощью? Но как они могли просчитать такой вариант? Если это ФСБ, то почему Нодар послушался их совета? Вряд ли Нодар мог испугаться угроз ФСБ в свой адрес. Значит, это не ФСБ. Но тогда почему приехавшая за ним группа представлялась как группа сотрудников ФСБ? Резо снова почувствовал, что здесь не сходятся какие-то концы. Если ворвавшиеся к нему в дом убийцы были группой сотрудников ФСБ, то почему они не убили самого Резо в тюремной камере или прямо во дворе управления милиции, объявив, что заключенный пытался бежать? Вместо этого они оформили все документы и взяли его в свою машину. Он почувствовал, что задыхается, мучительно размышляя над этими нелегкими вопросами. Взглянул на часы. Осталось не более двух минут.

Если это не сотрудники ФСБ, то почему его так упорно ищут? Почему используют уголовников? На Нодара мог выйти только очень крупный авторитет, которого тот должен был послушаться. Если такой человек, как Нодар, признавался, что боится за жизнь собственных детей, то получается, что угрожавший ему был не просто опасен, за ним стоят реальные исполнители, которые могли причинить зло кому угодно – даже такому влиятельному человеку, как Нодар. И почему, почему они с таким остервенением преследуют его? Неужели из-за этих проклятых паспортов? Неужели именно из-за них? Но что это за тайна, если для ее сохранения не пожалели жизни стольких людей?! Виноваты деньги, или политика? А скорее и то, и другое.

Он снова повернул голову и взглянул на часы. Время! Резо подвинул к себе телефонный аппарат, набрал номер. Первый звонок, второй. Трубку взяла девушка. Голос показался незнакомым, но это было сейчас не самое важное.

– Здравствуйте, – торопливо сказал Резо.

– Здравствуйте, – удивилась она, – вам кого?

– Мне? – От волнения он вдруг забыл, что именно должен сказать, и выдавил из себя: – Мне нужен телефон.

– Какой телефон? – переспросила девушка. – Вы не туда попали.

– Подождите, – он вспомнил, что именно ему говорил Нодар, – это говорит Пятый.

– Кто? – на всякий случай переспросила она.

– Пятый, – подтвердил он.

И тогда она сказала номер телефона. Ничего не спрашивая, ничего больше не уточняя. Просто четко и аккуратно назвала номер, дважды повторив набор цифр. И сразу отключилась.

Резо вздохнул. Положил трубку, немного подумал. Тактичные хозяева оставили его одного. Резо вспомнил все, что говорил ему Нодар. Если его так обложили, иного выхода нет. И он, подвинув к себе аппарат, медленно набрал номер. Трубку долго не брали, но затем раздался уверенный мужской голос:

– Слушаю вас.

– Здравствуйте, – торопливо сказал Резо, – мне нужен адвокат Чепиков.

– Вы, наверно, перепутали, – услышал он в ответ, – здесь проживает адвокат Чупиков.

– Да, – согласился Резо, – мне нужен Чупиков.

– Тогда я вас слушаю. Кто это говорит? Резо помедлил. В эту секунду, возможно, решалась его судьба. И судьба стариков, от которых он звонил. Если Чупиков уже втянут в преступный круг и Демидов хотел подставить адвоката, чтобы тот вошел в его доверие, то участь всех троих решена. Даже четверых, так как Вера тоже будет считаться опасным свидетелем. Но сидеть дома и ждать, когда тебя убьют, еще более глупо. Демидов не стал бы врать, подставляя адвоката. Резо вспомнил лицо офицера, его голос. Нет, он не врал. И Резо решился.

– Кто говорит? – снова спросил адвокат.

– Это друг Демидова, – ответил Резо, – мне нужно срочно с вами встретиться.

– Какой друг?

– Я вам все объясню. By можете сейчас приехать?

– А вы сами не можете приехать ко мне в консультацию? Я буду там через сорок минут.

– Нет. И это не телефонный разговор. Я назову вам адрес, и, пожалуйста, приезжайте. Это очень важное дело, – стараясь говорить как можно более убедительно, сказал Резо.

– Вы друг Демидова? – на всякий случай переспросил Чупиков.

– Да. Он рекомендовал обратиться к вам. У меня действительно очень серьезное дело. Можете назначить любой гонорар, – сказал на всякий случай Резо.

– Я думаю, мы договоримся, – засмеялся адвокат, – хорошо. Я приеду через полчаса. Давайте адрес.

Резо назвал улицу и дом. Но не стал уточнять номер квартиры.

– А квартира? – спросил адвокат.

– Я вас встречу, – предложил Резо, – держите в руках газету. И скажите, как вы будете одеты.

– Обычный серый костюм. Голубая рубашка.

– Я вас узнаю, – пробормотал Резо, – до свидания.

Он положил трубку и в очередной раз бросил взгляд на часы. Может, на этот раз ему все-таки повезет?