Текст книги "Линия аллигатора"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Чингиз Абдуллаев
Линия аллигатора

Величайшая трудность для тех, кто занимается изучением человеческих поступков, состоит в том, чтобы примирить их между собой и дать им единое объяснение, ибо обычно наши действия так резко противоречат друг другу, что кажется невероятным, чтобы они исходили из одного и того же источника.

Мишель де Монтень «О непостоянстве наших поступков»

Вступление

Он часто вспоминал эту сцену… И восприятие ее каждый раз менялось в зависимости от ситуации. Несколько лет назад, в Таиланде, они с приятелем смотрели ферму аллигаторов, где, кроме разведения страшных животных, местные дрессировщики показывали и различные фокусы. Собственно, ферма была коммерческим заведением, здесь разводили крокодилов на продажу и для выделки их особенной кожи. Именно тогда один из дрессировщиков, пожилой человек лет семидесяти, подошел совсем близко к аллигатору, демонстрируя полнейшее спокойствие. Но когда за ним двинулся и один из самых храбрых зрителей, тот предостерегающе поднял руку.

– Нельзя, – сказал сурово, – нельзя подходить ближе. У каждого аллигатора есть своя линия, своя черта, переступив которую вы уже не сможете убежать. Я стою чуть сбоку и знаю, куда нужно прыгнуть в случае опасности. А вы этого не знаете. Вы не успеете убежать. Они очень проворные и очень хитрые животные, эти бестии. Не смотрите, что он лежит так спокойно, как будто спит, с закрытыми глазами. На самом деле он ждет, когда вы переступите черту, пройдете линию, за которой он сможет вас достать. И тогда вам уже ничто не поможет. Он умеет прыгать как обезьяна. Мы говорим: если дьявол решит принять чье-то обличье, он превратится в аллигатора.

Огромный аллигатор в этот момент открыл глаза, словно поняв, что именно говорит стоявший рядом с ним человек. И действительно прыгнул в его сторону. Но дрессировщика там уже не было. Ведь он не сказал, что еще более опасным и хитрым животным является сам человек. Хотя Дронго знал это, пожалуй, лучше других.

1

Чтобы нормально засыпать по ночам, нужно иметь либо пустую голову, что гарантирует отсутствие всякого рода переживаний, либо тяжелую физическую работу, выматывающую так, что сон воспринимается как заслуженный отдых. Во всех остальных случаях, особенно если вам около сорока лет и вы все еще не женаты, спокойный сон представляется вещью почти невозможной.

Он плохо спал последние дни. Может, сказывалось отсутствие того самого напряжения, к которому привык за многие годы. Может, сказывался его переломный возраст, с наступлением которого ясно осознаешь, что лучшая часть жизни уже позади. Может, сказывались атмосферные явления, о которых так любили писать в газетах. Но он спал плохо, ворочаясь в своей постели иногда до самого утра. Собственно, он и раньше был «совой», предпочитая ложиться не раньше четырех-пяти утра. Но сейчас не помогали даже ночные бдения. Возможно, это было связано с отсутствием привычных нагрузок на мозг.

У него были две постоянные квартиры. В Москве, ставшей теперь столицей чужого государства, и в своем родном приморском городе, в котором он рос и мужал. Приехав сюда два месяца назад, он дал себе слово ничем больше не заниматься, просто читать любимые книги, смотреть телевизионные передачи и встречаться с еще оставшимися знакомыми. Но мир, царивший за окном, властно вторгался и в его квартиру, стоило только включить телевизор или взять свежие газеты.

Бессмысленное, бесперспективное, варварское противостояние в Чечне, когда с обеих сторон проявлялись чудеса мужества и героизма, приводившие к еще большей крови, вызывало возмущение и тем обстоятельством, что на этой войне еще больше проявлялось самых низменных человеческих качеств, словно напоказ выставленных всевозможных пороков. Беспрецедентная жестокость, откровенный бандитизм с обеих сторон, мародерство, пренебрежение человеческой жизнью, характерные для любой войны, становились нормой и на этой, превращая ее в самую кровавую бойню конца двадцатого века. Не хотелось слушать новости, не хотелось снова видеть изувеченных и раненых людей, зачастую становившихся просто разменной монетой для откровенных циников и мерзавцев, возглавлявших обе стороны.

В этот день он заснул лишь в седьмом часу утра и уже через четыре часа проснулся от настойчивого звонка в дверь. Посмотрев на часы и пробормотав проклятие, с трудом поднялся с постели. В такой ранний для него час он никого не ждал, и этот звонок вызвал тем большее раздражение. Подойдя к двери и убедившись, что звонит неизвестный ему человек, он отошел, намереваясь вернуться в постель. Когда незнакомец снова настойчиво позвонил и, уже обращаясь к кому-то, стоявшему рядом, сказал громко по-английски: «Может, его нет дома?» – Дронго еще раз посмотрел на незнакомца. Более внимательно. Очень дорогой костюм сдержанных тонов, подобранный в тон шелковый галстук, хорошо уложенные волосы, холеное, надменное, несколько вытянутое лицо с красными, воспаленными глазами. На всем его облике лежала печать какой-то беды либо растерянности, характерной для людей, впервые столкнувшихся с неразрешимой задачей или с большим горем. Дронго чуть поколебался и лишь затем спросил:

– Что вам нужно?

– Извините, – сказал чей-то женский голос за дверью, и рядом с головой незнакомца появилась приятная женская головка, – мы хотели бы с вами переговорить.

Она говорила по-русски достаточно чисто, почти без акцента, но тем не менее Дронго уловил определенные паузы перед гласными, столь характерные для людей, говоривших на английском.

– Вы ошиблись, – равнодушно отозвался он.

– Нет, – торопливо сказала женщина, – нам нужны именно вы, Дронго.

Это было уже действительно интересно. Откуда они знают его адрес и даже его кличку? Он щелкнул замком, открывая дверь. На лестничной клетке стояли незнакомый ему мужчина лет шестидесяти и молодая женщина, очевидно, его переводчик, лет тридцати. Гость действительно имел импозантную внешность, мощный подбородок, характерный нос с большой горбинкой, глубоко посаженные глаза и почти седые волосы. У женщины в лице было что-то неуловимо скандинавское: то ли большие темно-зеленые глаза, то ли несколько тяжеловатый подбородок, не обращающий на себя внимания из-за красивого чувственного рта, а может, собранные в тугой узел светлые волосы позволяли относить ее к северному типу. При этом Дронго мог поклясться, что видел раньше это красивое лицо, хотя молодая женщина была очень молода, на вид не более двадцати – двадцати пяти лет.

Отсюда было видно, что на нижней площадке стоят двое молодых людей, терпеливо ждущих любых распоряжений. В свою очередь, нежданные гости с интересом смотрели на высокого широкоплечего лысоватого мужчину лет сорока. Бросались в глаза его большой лоб, тонкая линия губ, прямой ровный нос, внимательный, изучающий взгляд. Он потер рукой подбородок и задал вопрос:

– Кто вы такие?

– Это мистер Джозеф Роудс, – пояснила молодая женщина, все-таки по-русски она говорила с ощутимым акцентом, – он прилетел из Вашингтона. А я его переводчик.

– А у переводчика есть имя? – насмешливо осведомился Дронго.

– Да, конечно, – смутилась женщина, – меня зовут Сигрид.

– И что вы хотите, Сигрид?

– Мистер Роудс хочет с вами переговорить.

Дронго посмотрел в воспаленные глаза стоявшего перед ним человека. И прочитал в них нечто такое, что не позволяло больше шутить либо держать этих людей на пороге квартиры. Он распахнул дверь и сказал по-английски:

– Проходите. Надеюсь, эти молодые люди внизу не станут ломиться ко мне в дом?

Роудс повернулся и махнул рукой.

– Подождите внизу, в машине, – резко сказал он. Это был уверенный голос человека, привыкшего распоряжаться. Дронго обратил на это внимание.

Роудс и его спутница прошли в столовую по коридору, заставленному полками с книгами. Гости обратили внимание, что книги были на нескольких языках, однако больше всего на русском и английском. В столовой пришедшие удобно расположились в глубоких креслах. Дронго принес бутылку хорошего французского коньяка и набор шоколадных конфет. Прошел на кухню, поставил чайник, глянул в небольшое зеркало, висевшее в коридоре, и, оставшись недовольным своей несколько помятой физиономией, вышел к гостям. Он уселся на диване, напротив незнакомцев, потревоживших его столь неожиданно.

– Теперь я к вашим услугам, господа, – сказал он, разливая коньяк в небольшие фужеры.

Гость не притронулся к спиртному. Он просто внимательно следил за хозяином квартиры, словно изучая его и оценивая его возможности. Это было настолько очевидно, что Дронго, усмехнувшись, сказал:

– Так обычно разглядывают на базаре лошадей при покупке.

Роудс смутился. Отвел глаза. Резкие черты его лица не смягчились.

– Вы так хорошо говорите по-английски, – удовлетворенно сказала Сигрид, – вам не нужен переводчик.

– Вы правы. Мистер Роудс, очевидно, хотел со мной познакомиться, чтобы сообщить нечто важное. И я рискну даже предположить, не очень приятное для него.

Хмурый взгляд Роудса не обещал ничего хорошего. Изумленная женщина посмотрела на Дронго.

– С чего вы взяли?

– Мне так кажется.

Женщина взглянула на своего спутника. Она заколебалась, не решаясь перевести слова хозяина дома.

– Мистер Роудс, – Дронго смотрел в глаза незваному гостю, – я не фокусник и не астролог. Если вы приехали получить какую-то консультацию, я могу сделать все, что сделал бы любой человек. Если за чем-то другим, извините. Это не по моей части.

Роудс заколебался. Вздохнул. Потом достал из кармана пачку сигарет «Картье», очень дорогую зажигалку.

– Здесь можно курить? – спросил он, и Дронго кивнул ему.

Роудс судорожно достал сигарету и несколько раз щелкнул зажигалкой. Очевидно, он раньше не курил, так как обращался с зажигалкой совсем не как заядлый курильщик. Дронго обратил внимание и на этот штрих.

– Мне рекомендовали обратиться к вам, мистер… – он не стал называть его имени, – мне просто сказали, что есть человек, способный решать некоторые вопросы достаточно нетрадиционным способом именно здесь. И я решил найти вас.

– Кто вам сказал?

Роудс затянулся. Потом ответил:

– У меня есть связи. В Вашингтоне, в Пентагоне, в Лэнгли. Мне посоветовали обратиться именно к вам, уверяя, что вы лучший из экспертов-аналитиков в странах СНГ. Один из наших общих знакомых, мистер Пьер Дюнуа, помог мне найти вас. Думаю, вы его помните.

– Прекрасно помню, – кивнул Дронго.

Он не стал говорить, что Дюнуа практически спас ему жизнь в восемьдесят восьмом году, когда его тяжело ранили в Нью-Йорке. Он тогда заменил сиделку и врачей, бережно выхаживая своего друга.

Роудс достал из кармана письмо, протянул Дронго. Тот раскрыл конверт, достал листок.

«Дорогой друг, – писал Дюнуа, – я рад и горжусь твоими успехами, о которых иногда мы слышим и у нас, за океаном. Сенатор Джозеф Роудс пережил страшную трагедию. Думаю, что ты мог бы хоть как-то помочь ему. Ты лучше всех подходишь для этой работы. С уважением и любовью к тебе, твой Пьер Дюнуа».

Дронго дочитал письмо. Положил бумагу и конверт на столик. И поднял глаза на гостя.

– Что у вас случилось? – спросил, уже понимая, что все его догадки были верными.

В ответ Роудс опустил голову. Потом с силой раздавил сигаретный окурок в пепельнице. Тяжело вздохнул и, глядя в глаза Дронго, сказал:

– Дело в том, что я полгода назад потерял свою старшую дочь. Потерял ее в Москве. Никто не сумел объяснить мне, что здесь произошло и как она погибла. Вразумительного ответа я не получил до сих пор. А мне нужно знать, как все случилось. Именно поэтому я здесь. И именно поэтому вы мне так нужны, мистер Дронго. Я хочу знать, как и из-за чего погибла моя дочь. Хотя бы для того, чтобы отомстить. И еще одно немаловажное обстоятельство. У меня растет младшая дочь. И я должен защитить себя от повторения подобных трагедий. Вы понимаете мои мотивы?

– Рассказывайте, – выдохнул Дронго, – я вас слушаю.

2

Телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Он посмотрел на стоявший слева от него аппарат, словно решая, стоит ли вообще прикасаться к телефону. И только когда раздался пятый звонок, он наконец включил магнитофон, подсоединенный к аппарату, и поднял трубку.

– Господин Леонтьев? – спросил незнакомый голос.

Каждый раз – незнакомый голос, как будто звонивших был целый легион. Или они набирали добровольцев-садистов?

– Что вам нужно? – устало спросил он. Кажется, за эти дни он научился чувствовать, когда именно они позвонят, и безошибочно угадывать тех, кого он больше всего опасался.

– Вы должны были решить, – напомнил незнакомец, – мы ждем уже достаточно долго.

– Я помню, – торопливо сказал хозяин кабинета, – но это не так просто, как вам кажется. Я должен продумать варианты.

– Вы говорите о них уже вторую неделю. Мы не можем столько ждать. Нам нужно ваше согласие. И как можно быстрее.

– Я еще не готов, – пробормотал он, уже не думая, каким образом сумеет оправдаться.

– Это не оправдание, – жестко заметил очередной незнакомец.

Все-таки интересно, почему они каждый раз говорят разными голосами?

– Перестаньте, – быстро перебил его Леонтьев, – неужели вы не понимаете, что такие вещи быстро не делаются?

Ему было важно, чтобы они как можно больше наговорили на пленку. В нужный момент можно будет использовать пленку против мерзавцев, которые ему звонят. Хотя он понимал: если его подозрения окажутся оправданными, ему не поможет даже такая пленка. Звонившие в любом случае будут неуязвимы для него. Но попытаться стоило в любом случае.

– Вы тянете с ответом уже столько времени, – снова напомнил его собеседник, – а сегодня был последний день.

– А если я соглашусь?

Может, стоит попытаться таким образом? И они раскроются?

– Тогда и будет настоящий разговор. И не нужно с нами хитрить. Вы напрасно тянули время.

– Я прошу дать мне еще три дня.

– Нет, – жестко сказал незнакомец, – вы исчерпали свой лимит времени. И не вздумайте с нами играть в кошки-мышки. Себя вы, возможно, и спасете. Надеюсь, вы помните, что у вас есть две дочери. И они ходят в ту самую школу, которая находится совсем недалеко от вашего дома. Причем ваш водитель довозит их только до поворота. Вы ведь понимаете, как сильно они рискуют, когда переходят улицу. Может появиться случайная машина и…

– Замолчите, – почему-то шепотом сказал он.

– Теперь вы действительно все поняли. До свидания.

Телефон отключился. А он остался сидеть в кресле с трубкой в руках. Потом медленно набрал номер знакомого ему телефона. Послышался знакомый бас.

– Иван Дмитриевич, – сказал Леонтьев, – нам нужно принимать решение. Мне опять звонили, угрожали. Я просто вынужден буду это сделать. Мне понадобятся деньги.

– У меня их нет. Ты ведь знаешь, что сейчас происходит. Я никак не могу дать тебе нужную сумму.

– Мне нужно хотя бы половину.

– Они все в обороте. Вытащить их за несколько дней невозможно. Объясни, что тебе нужно подождать.

– Но поймите…

– И не нужно меня убеждать, Леонтьев. Все равно ничего не получится.

– Они могут прийти ко мне в любой момент. Вы ведь знаете, они не будут шутить.

– Придумай что-нибудь. Они должны понимать, что дела так не делаются… Ты толковый человек, сам можешь все объяснить.

На том конце снова гудки, и он осторожно кладет трубку на рычаг телефона. Потом, вспомнив про магнитофон, выключает и его. Кажется, он случайно записал оба разговора. Может, это и к лучшему. Он перематывает пленку, прослушивает, затем ставит во второй раз. Именно в этот момент в его кабинете появляются двое незнакомых молодых людей в светлых перчатках. «Странно, что они вошли без доклада», – мелькнула последняя мысль. Незнакомцы молча подходят к нему, пока он соображает, что нужно этим ребятам.

Один вдруг с силой тянет на себя его руки, а второй достает пистолет. Леонтьев еще не понимает, что они хотят сделать, и даже не успевает спросить, когда второй вошедший приставляет к его виску дуло пистолета и стреляет. Мозг и кровь растекаются по стене. Убийца осторожно перекладывает пистолет в руку убитого и, кивнув напарнику, быстро направляется к выходу. Другой идет следом за ним.

Они выходят вместе. Через минуту в кабинете Леонтьева появляется его секретарша, вызванная в другое крыло здания по какому-то пустяковому делу. И тогда из кабинета заместителя начальника республиканской таможни раздается громкий крик.

3

Мистер Роудс помолчал, словно раздумывая, с чего начать, и, прикурив очередную сигарету, приступил к своему нелегкому рассказу:

– Моя дочь Элизабет с детства мечтала работать в газете. Она всегда хотела быть собственным корреспондентом крупного издания в какой-нибудь экзотической стране. И успела побывать повсюду: от Африки и Индонезии до Латинской Америки. Она знала несколько языков, в том числе испанский. Особенно давно она хотела побывать в Москве, где, по ее мнению, было довольно интересно. Она прибыла в Россию в качестве собственного корреспондента «Чикаго трибюн» примерно восемь месяцев назад. Нужно сказать, что поначалу дела шли неплохо. Ей нравилась новая работа, новые друзья.

– Простите, – вмешался Дронго, – откуда вы знаете, что ей все нравилось? Неужели она вам звонила?

– Да, – кивнул Роудс, – не удивляйтесь. Мы выходцы из Джорджии, и хотя сейчас и живем в Чикаго, тем не менее сохранили достаточно патриархальные отношения. Моя дочь обязательно хотя бы раз в неделю звонит нам, чтобы узнать, как мы себя чувствуем, и рассказать о себе. Вернее, звонила…

«Патриархальная семья, – подумал Дронго, – все-таки разные цивилизации до сих пор еще не оформились в единое человеческое пространство». Он считал для себя обязательным звонить своим родителям почти каждый день, и если он не звонил два-три дня, это было уже чрезвычайным событием. А находясь в родном городе, он посещал родителей почти ежедневно. Но его родители не были выходцами из Джорджии.

– Она проработала всего около двух месяцев. Последний раз позвонила нам в субботу. Я так точно помню, потому что был день рождения моей супруги. Элизабет позвонила и поздравила мать. А через несколько дней нам позвонили и сообщили о ее смерти.

Роудс потушил смятую сигарету и потянулся за новой.

– С этого момента рассказывайте подробнее, – попросил Дронго, – как все это было. Кто вам позвонил, что сообщил, когда именно вы узнали о смерти дочери?

– Нам позвонили двадцать второго числа. Был тяжелый день, с самого раннего утра у меня уже было какое-то недоброе предчувствие. И вдруг этот звонок ко мне в офис. Секретарь доложила мне, что звонят из Москвы. Я взял трубку, посчитав, что это Элизабет, и услышал чужой мужской голос.

«Мистер Роудс?» – спросил меня этот мужчина.

«Да», – ответил я, уже не ожидая ничего хорошего от звонка.

«Я говорю с вами по поручению американского посла в Москве мистера Пиккеринга. Я обязан сообщить вам скорбную весть».

«Что случилось?»

«Ваша дочь, мистер Роудс. Она погибла два дня назад. В автомобильной катастрофе. Примите наши соболезнования, сэр…»

Что дипломат говорил потом, я уже не помнил. Все поплыло перед глазами. Кажется, на мгновение я даже потерял сознание. Только услышав следующие слова, я пришел в себя.

«Мы хотели бы знать, какие будут пожелания вашей семьи, мистер Роудс. В настоящее время мы готовим документы для отправки тела в Чикаго. Если вы не распорядитесь как-то иначе».

«Я вылетаю в Москву, – довольно невежливо перебил я дипломата, – вылетаю немедленно».

И действительно вылетел уже через несколько часов, успев на российский самолет, отправлявшийся из Чикаго. В Москве меня встречали представители посольства. Я сразу попросил отвезти меня в морг. Что они и сделали. Там я увидел мою девочку…

Роудс замолчал, отвернувшись, словно заново переживая все, что с ним произошло. Дронго протянул руку к бутылке, плеснул ему еще коньяка. И терпеливо ждал, пока гость заговорит.

– Спасибо, – оценил его тактичность Роудс, – кажется, я уже лучше справляюсь с этим, чем раньше.

Я ее, конечно, сразу опознал, хотя голова была разбита. Потом словно в тумане подписывал какие-то бумаги, разговаривал с представителями московской прокуратуры и нашего посольства. Вечером меня отвезли в отель, где я переночевал. На следующее утро меня повезли на квартиру, которую снимала Элизабет. Нужно было собрать ее личные вещи, которых оказалось не так много, лишь два чемодана и сумка. Она не очень любила роскошные платья, предпочитая ходить в джинсах и куртках. Мы забрали ее личный компьютер, ее бумаги, документы, дискеты. Сотрудники посольства объяснили, что я могу требовать подробной описи всего того, что было внесено в протокол во время обыска, но я отказался. Нам помогала Магда, подруга Элизабет, с которой они вместе снимали эту квартиру.

– Она тоже приехала из США?

– Нет, она приехала из Англии. Была корреспондентом радио. У нее мать, по-моему, итальянка. Но они были знакомы с Элизабет достаточно давно, пожалуй, несколько лет. Вот они и решили жить вместе.

Дронго кивнул, но не стал ничего больше уточнять, и его гость продолжал свой нелегкий рассказ:

– Я успел побывать на том месте, где разбилась машина Элизабет. Это был довольно крутой поворот, в который она не вписалась и врезалась в грузовик. Откровенно говоря, место там действительно сложное, и вполне можно было не вписаться в поворот, тем более что в день аварии шел довольно сильный дождь.

Дронго внимательно слушал.

– Автомобиль, который арендовала Элизабет, был разбит почти полностью, и мне пришлось еще оплатить его стоимость. Я почти не встречался с представителями прокуратуры и полиции, простите, в России, кажется, полицейских называют милицией. Только один раз, перед самым отъездом, встретился с молодым человеком, который передал мне папку с заключением экспертов и официальным заключением московской прокуратуры. После этого вылетел в Америку, куда привез тело нашей Элизабет.

Роудс снова замолчал, но молчание на этот раз не затянулось, просто он раздавил очередную сигарету и потянулся за новой.

– Больше рассказывать, собственно, нечего. Мы похоронили Элизабет в Джорджии, в Даблине, рядом с моими родителями. Я бы не стал никогда больше приезжать в эту страну, если бы не одно обстоятельство.

Дронго смотрел на своего гостя и по-прежнему ничего не спрашивал.

Роудс достал из папки, которую принес с собой, лист бумаги.

– Это официальное заключение о смерти Элизабет. Вы ведь можете прочесть его сами. Оно написано по-русски.

Дронго внимательно прочел заключение медицинских экспертов и акт вскрытия патологоанатомов. Потом посмотрел на гостя.

– Ваша дочь злоупотребляла спиртным? – спросил он.

– Вот-вот, – оживился Роудс, – все дело как раз в этом. Вы тоже обратили внимание на этот странный факт. Эксперты утверждают, что у нее в крови обнаружили достаточное количество алкоголя. Мне это показалось очень подозрительным.

– Почему?

Роудс помедлил, затем все-таки сказал:

– Дело в том, что Элизабет не могла выпить такого количества спиртного. Она вообще не притрагивалась к алкоголю. У нее с детства была аллергия на алкоголь. Вы меня понимаете?

Дронго посмотрел на листы бумаги, которые все еще держал в руках. Затем осторожно положил их на столик перед собой.

– Это серьезно, – сказал он, – это очень серьезно, мистер Роудс. Кажется, вы уже убедили меня в том, что этим делом обязательно следует заняться. Но почему вы сразу приехали ко мне? Было бы логичнее, если бы вы обратились с подобным запросом к следователям и экспертам, которые выдали заключение.

– Я уже обращался, – кивнул Роудс, – примерно месяца три назад я обратил внимание на это несоответствие. И сразу позвонил в Москву, в наше посольство. Через две недели получил официальный ответ из московской прокуратуры. Они уверяли меня, что ошибки не могло быть, Элизабет действительно управляла автомобилем в нетрезвом виде. Тогда мне пришлось бросить все свои дела и снова приехать в Москву.

– И вам никто не поверил, – понял Дронго, тихо переспросив своего гостя.

Тот кивнул.

– Вот именно, мне просто никто не верил. Даже когда я предъявлял заключение лечащих врачей Элизабет, московские следователи смеялись и говорили мне, что в их стране даже убежденные трезвенники со временем становятся поклонниками Бахуса. Но я-то знал, что Элизабет не могла пить ни при каких обстоятельствах.

– Тем не менее вы настаивали на новом расследовании? – уточнил Дронго.

– Да, конечно. Они провели еще одну экспертизу, решили проверить все на месте и доказали мне, что на этом повороте даже абсолютно трезвый человек мог врезаться в грузовик. Собственно, это я видел и сам. После чего дело было закрыто официально и мне повторно выдали справку.

Роудс снова замолчал. Даже рассказывать о столь трагических обстоятельствах было для него чрезвычайно тяжело. Затем он поднял рюмку и сделал несколько маленьких глотков. И лишь поставив рюмку на столик, продолжил свою нелегкую историю. Дронго обратил внимание, что пришедшая с ним молодая женщина смотрит не столько с сочувствием на своего патрона, сколько с явным любопытством на самого Дронго. Ее черты начинали раздражать Дронго, привыкшего полагаться на свою память. В этот раз она его подводила. Он никак не мог вспомнить, где раньше видел эту молодую женщину.

– Я вернулся в Америку, – продолжал Роудс, – и решился на эксгумацию трупа. Скрыв от своей семьи, настоял на подобной процедуре, и уже наши американские эксперты-патологоанатомы исследовали тело Элизабет. Должен сказать, что самого меня в этот момент там не было. Я бы просто не смог во второй раз наблюдать за всем этим… В общем, наши эксперты подтвердили все мои опасения. Элизабет не была пьяна. Хотя после ее смерти прошло несколько месяцев, тем не менее специалисты исследовали ее костные ткани и пришли к однозначному выводу. Но более того… Они посчитали, что смерть не могла наступить в результате удара автомобиля, смерть Элизабет наступила от удушья.

Дронго еще раз взглянул на листы бумаги, подписанные экспертами. «Нужно будет в первую очередь обратиться к этим экспертам, – подумал он. – Очень интересно, что они не заметили явного убийства и нашли не существующий в крови алкоголь. Для любого патологоанатома такая ошибка просто невозможна».

– После этого я снова прилетел в Москву, – продолжал Роудс, – мы, южане, любим справедливость. Мне хотелось узнать, кто мог убить мою девочку и почему он за это не отвечает? Я пошел на прием в прокуратуру республики. Принял меня заместитель прокурора России. Он любезно меня выслушал, пообещал принять меры. Я показал ему экспертные заключения российских и американских экспертов, указал на явное несоответствие смерти моей девочки официальному заключению. Он твердо пообещал, что дело будет проверено. Но с тех пор прошел уже целый месяц. Когда я, позвонив, поинтересовался, что именно происходит, мне сказали, что следователь занимается моим делом, но ничего конкретного они пока сообщить не могут. Целый месяц они не могли просто проверить показания экспертов, узнать, почему те дали такое некомпетентное заключение. И вы хотите, чтобы я поверил в российское правосудие? В их следователей и прокуроров? Мой прадед охранял свои земли с винтовкой в руках. Он учил моего отца, что в жизни важно самому решать свои проблемы. Поэтому я не собираюсь больше никого ни о чем просить. Я достаточно состоятельный человек, чтобы нанять частного детектива, надеюсь, вас не обижает это выражение. Я понимал, что американский детектив здесь ничего не сделает. Россия слишком специфическая страна, со своими характерными особенностями, чтобы в ней мог добиться успеха иностранец. Я искал такого человека, как вы, Дронго, пока из Нью-Йорка не позвонил мой знакомый и не порекомендовал мне обратиться к Пьеру Дюнуа.

Роудс чуть отдышался после долгой речи и продолжил:

– Я готов оплатить любые издержки, которые появятся в ходе расследования. Меня интересуют только два вопроса. Кто и почему это сделал? Пока я не получу ответа на оба вопроса, я не успокоюсь. Вы согласны помочь мне в этом деле?

Дронго взглянул на сидевшего перед ним человека. В его глазах были огромное, безмерное горе и капля надежды. Он смотрел на Дронго и ждал его согласия. Нет страшнее горя, чем горе человека, потерявшего своего ребенка. Дронго заметил, как дрожит правая рука Роудса, как дергается его щека.

– Да, – сказал он, – я согласен. Мне понадобятся копии всех имеющихся у вас документов. И ваше полное доверие, сенатор.