Текст книги "Фактор страха"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Москва. 10 мая

Поздно вечером Павлик привез фотографии. Георгий сидел в своем бронированном «Линкольне», рядом стояли две «Ауди» с телохранителями. В отличие от других авторитетов, Георгий не ездил на «Мерседесах» и презирал бандитов, которые ими пользовались, превратив классную машину в служебный транспорт.

Павлик пересел в автомобиль Георгия радостный и довольный. Тот поморщился.

– Все получилось?

– Вот, возьмите, – Павлик протянул пачку фотографий, – мы сделали и видеосъемку. Если хотите, дам вам кассету. Там такие кадры...

– Не хочу! – перебил его Георгий, брезгливо просмотрел фотографии и вернул Чертежнику. – Противно!

Он задумался. Ему были отвратительны подобные методы. Он презирал и сидевшего рядом Павлика, и женщину, изменившую попавшему в тюрьму другу. Наконец он через силу сказал:

– Нужно переслать фотографии Чиряеву через его адвоката, без всяких объяснений. Адвокат сейчас в Берлине, готовится к процессу. Пусть попсихует. Но главное – без комментариев. Истребитель сам все поймет. Поймет, что мы его предупреждаем. И если он не вернет долг, не остановимся на этом. Его женщина наставила ему рога, пусть подумает, что будет с его клубами, казино, магазинами. Посылай фотографии немедленно.

– Можно передать по факсу, но тогда они будут размытыми и не цветными, – заметил Павлик.

– Нет, – решительно заявил Георгий, – не по факсу. Фотографии нужно передать лично Тумасову. В общем, утром они должны быть в Берлине. Понял?

– Понял. Не беспокойтесь, не подведу.

– Копии сделай для Матвея Очеретина. Пусть полюбуется на рога своего хозяина. Сговорчивее будет.

– Сделаю, – обрадовался Павлик. Он люто ненавидел Очеретина.

– Что с альфонсом, про которого ты мне говорил? – осведомился Георгий. – Он еще живой?

– Уже нет, – улыбнулся Павлик. – Вчера Саня его...

– Меня не интересуют подробности, – перебил его Георгий, – это уже твои проблемы. Теперь насчет женщины. У нее есть охрана?

– Нет, но Чиряев приставил к ней водителя. Он приезжает по утрам и целыми днями торчит у нее во дворе.

– Водитель, – задумчиво пробормотал Георгий. – Он бывает у нее в доме?

– Конечно. Привозит продукты, помогает, если надо отнести вещи. Ему лет сорок.

– Был в зоне?

– Два раза. Первый раз за воровство, второй – за драку. Проломил кому-то череп. Он вообще-то телохранитель, ну а заодно водитель. А может, еще и осведомитель.

– Водитель знает, что она изменила Чиряеву?

– Нет. Она вчера сама вела машину.

– Это хорошо. Значит, Чиряев обозлится не только на подругу, но и на водителя. Ты неплохо поработал, Павлик.

Чертежник усмехнулся. В устах Георгия это была высшая похвала. Но Чахава не дал ему времени насладиться своим триумфом.

– Твои люди все еще в тюрьме? – спросил он.

– Вы имеете в виду Хашимова?

– Я имею в виду кретинов, которые похитили девочку, а затем привезли ее в дом к собственной бабушке, где ждала засада. Так вот я спрашиваю: они еще сидят?

– Сидят, – с кислым видом кивнул Чертежник. – Кто мог подумать, что так получится? Мы поверили Хашимову, а он нас подвел и сам оказался в руках французской полиции.

– А где семья того подполковника? У которого рак?

– Не знаю. Мы их не нашли. Наверно, уехали из Москвы.

– Я проверил, – задумчиво произнес Георгий, – подполковник Эдгар Вейдеманис находится сейчас в Онкологическом центре. У него охрана, но там всего один дежурный. Вряд ли подполковник перенесет операцию, шансы выжить у него нулевые. Операция завтра. Ты меня понимаешь, Павлик?

Павлик не понимал.

– Завтра, – повторил он, – вы хотите, чтобы мы пришили его во время операции?

– Зачем? – усмехнулся Георгий. – Бог и без нас его приберет. Я говорю о другом. Он наверняка знает, кто подставил Хашимова. И если останется жив, может рассказать нам об этом. Или его близкие расскажут, если он умрет.

– Но они уехали из Москвы, – возразил Павлик.

– У тебя устаревшие сведения, – холодно произнес Георгий, – сегодня у Вейдеманиса были посетители. Какой-то высокий широкоплечий мужчина и пожилая женщина с девочкой. Кто такие женщина с девочкой, я догадываюсь. А вот мужчина... На его счет у меня тоже есть кое-какие соображения, и если я не ошибся... – Георгий замолчал, тяжело вздохнул и закончил: – Тогда, Павлик, тебе будет плохо. Очень плохо. Нам всем будет очень плохо.

– Нам их захватить? – спросил Павлик.

– С твоими куриными мозгами ты можешь захватить только ребенка, – презрительно бросил Георгий, – и тут же его отдать. Пусть твои люди дежурят завтра у больницы. Там непременно появятся родственники Вейдеманиса. Нужно узнать, кто такой этот неизвестный и откуда он взялся. А заодно, где живут сейчас родственницы подполковника.

– Я пошлю лучших людей, – пробормотал Чертежник, нисколько не обидевшись на «куриные мозги». Он вообще не умел обижаться.

– И смотри не лопухнись, как это с тобой часто бывает, – напутствовал его Георгий.

Павлик кивнул и вылез из автомобиля. Три машины быстро отъехали. Павлик пересел в свой «Мерседес».

– Поехали домой, – приказал он водителю.

Достав фотографии, стал внимательно их рассматривать и подумал: жалко, Фанилина убили, настоящий жеребец был. И дамочка что надо. Голая она лучше, чем одетая. Надо же, что вытворяет в постели. Павлик и представить себе такого не мог. Он платит девочкам по двести баксов, а они ничего не умеют. Жаль, Георгий не разрешил трогать эту бабу. А то бы он попробовал.

– Поворачивай, – приказал он водителю, – поедем в наш клуб, девочек снимем. Будем гулять до утра. И найди Саню. Пусть поищет, у кого из наших есть немецкая виза. Надо срочно фотографии переправить.

Москва. 10 мая

В первой половине девяностых в городе не осталось почти ни одного такси, но во второй половине мэрия постепенно наладила работу этого вида транспорта, и шашечки снова появились на улицах столицы. После августовского кризиса проезд на такси сильно подешевел к неудовольствию водителей и к радости пассажиров. Дронго поймал машину, ночью это было несложно, и поехал к Сиренко. Всю дорогу он сидел мрачный и то и дело торопил водителя. Уже подъезжая к дому, он позвонил Романенко, уточнил номер квартиры. Всеволод Борисович сообщил, что уже выезжает вместе со своей группой, и попросил Дронго ничего не предпринимать до их появления.

Поработав в московском уголовном розыске несколько лет, Галина Сиренко получила звание майора милиции. К группе Всеволода Борисовича она была прикомандирована еще в прошлом году для расследования хищений в Минтопэнерго. Месяца полтора назад она познакомилась с Дронго, помогая ему в поисках Труфилова.

Он оценил и ее дисциплинированность, и надежность. Но была в их отношениях некоторая натянутость. Женщина явно симпатизировала ему, но он не мог ей ответить взаимностью. Именно благодаря Гале Сиренко удалось выйти на группу бандитов, похитивших дочь Эдгара Вейдеманиса. Работай она на противную сторону, этого не случилось бы. Просто в голове не укладывалось, как могла она пойти на предательство. Дронго угнетало ощущение собственной беспомощности в сложившейся ситуации. Если это не фатальное совпадение, значит, именно она выдала место и время вылета Труфилова, она послала Бергмана в тюрьму выручать Ахметова.

В такое не хотелось верить. Но факты говорили сами за себя. Дронго стало душно, и он расстегнул воротник на рубашке, хотя терпеть не мог небрежного вида.

Дронго вспомнил, что Галя жила одна. И тут спохватился, что не взял оружия. Впрочем, пистолетом он почти никогда не пользовался, справедливо полагая, что для эксперта голова важнее, чем оружие.

Он остановил машину, не доезжая до дома, расплатился с водителем и смотрел вслед отъезжающей машине, пока она не свернула на соседнюю улицу. И лишь после этого пошел к дому, где жила Сиренко. Дронго знал, что она получила благодарность от руководства за операцию по освобождению заложников в апреле этого года. Знал, что она неплохо стреляет, что она настоящий профессионал. И он не мог, не хотел верить в ее виновность.

Поверить означало не просто расписаться в собственной недальновидности, но и пересмотреть многие версии, появившиеся в ходе расследования. Размышляя, Дронго не заметил, как подошел к дому. Это была типовая девятиэтажка, грязноватая, с потрескавшейся местами штукатуркой, с выбитым на третьем этаже стеклом, где наверняка собирались делать ремонт. В общем, обычный дом в одном из отдаленных районов Москвы. Кажется, Романенко сказал, что квартира на последнем этаже. Дронго огляделся и вошел в подъезд. Здесь не было даже кодового замка на двери. Вернее, когда-то был, но его вырвали вместе с мясом. Везде грязь, на полу окурки, остро пахнет мочой. Видимо, сюда частенько захаживали бомжи.

Лифт не работал, и Дронго пришлось подниматься пешком. Время приближалось к одиннадцати. На шестом этаже в одной из квартир веселье было в самом разгаре: шум, музыка, громкие голоса. На восьмом Дронго едва не налетел на мальчика с собакой, которая тут же облаяла Дронго, порываясь броситься на него. Мальчик с трудом ее удержал.

Почему-то с четвероногими у Дронго не получалось контакта.

На девятом этаже стояла тишина. Дронго прислушался. Ни звука. Нет, где-то тихо работал телевизор. До приезда Романенко оставалось плюс-минус минут пятнадцать. Если, конечно, Всеволода Борисовича не задержат какие-нибудь непредвиденные обстоятельства.

Дронго позвонил, напряженно прислушиваясь. За дверью послышались быстрые шаги, кто-то посмотрел в глазок. И он услышал взволнованный голос хозяйки.

– Сейчас. Сейчас открою. Не ожидала вас так поздно...

Да, действительно поздно. Дронго с горечью усмехнулся. Много лет назад он был в Минске и случайно познакомился там с двумя молодыми женщинами. Тоже в позднее время, чем-то они привлекли его внимание. Одна, в темной кожаной куртке, была постройнее, другая, в кожаном плаще, пополнее. Почему-то они ему понравились. Позже он понял почему. У обеих были удивительные глаза. В них Дронго прочел силу и слабость, решимость и сомнения. Они были без комплексов и легко пошли на знакомство, хотя не искали его. В них была некая цельность, которую Дронго так ценил в людях.

Они проговорили несколько часов. Дронго тогда только оправился от ранения. Минск ему понравился. Большие проспекты, прекрасные люди, казалось, излучавшие доброту. Возможно, в самом характере белорусов была заложена эта доброжелательность, эта легкость в общении. Ничто не ожесточило этих людей: ни многочисленные войны, ни колоссальные потери во время Великой Отечественной, ни Чернобыль, нанесший Белоруссии страшный удар. Здесь всегда было неуютно экстремистам всех мастей, а убедить белорусов отречься от своего прошлого вообще не представлялось возможным. Они были консервативны в хорошем смысле этого слова, не хотели менять свой уклад жизни и отстаивали свое право на счастье. Дронго и до этого бывал в Белоруссии, но именно в тот приезд, летом девяносто первого, по-настоящему полюбил этот прекрасный город, восставший из руин, и его жителей.

Утром Дронго должен был улететь. Женщины проводили его до гостиницы, и только тут Дронго с удивлением узнал, что его новые знакомые – офицеры милиции. Они долго и тепло прощались. А на рассвете он поехал в аэропорт... Воспоминания молнией пронеслись в голове, пока Галина открывала дверь. Предстоял нелегкий разговор.

Она жила достаточно скромно, как и любой честный офицер милиции, рассчитывающий только на зарплату. Женщина была явно смущена столь поздним визитом. Она едва успела привести себя в порядок, надеть темные брюки и темную блузку и причесаться. У нее были светлые, коротко остриженные волосы, темные глаза, тонкий нос и маленький рот. В свои тридцать четыре она успела около одиннадцати лет проработать в уголовном розыске, пройдя путь от младшего лейтенанта до майора. Причем звание майора получила досрочно.

– Что-нибудь случилось? – встревоженно спросила она. В глубине души ей хотелось поверить в невозможное, но она знала, что мечте ее не суждено сбыться. У него была любимая женщина где-то за рубежом.

– Пока ничего не могу сказать, – честно ответил Дронго, проходя к столу и тяжело опускаясь на стул.

– Я принесу вам кофе, – она направилась к кухне.

– У нас мало времени, – удержал он ее за руку, – садитесь, Галина. Мне нужно с вами поговорить.

Она удивленно взглянула на него, села напротив.

– Мы знакомы всего полтора месяца, – начал Дронго, – но я уже успел оценить по достоинству и ваше мужество, и ваши деловые качества. Поэтому расскажу все, как есть, без обиняков. Вы, офицер милиции, прошли не одно испытание. Буду с вами откровенен. Скажите, кому вы рассказали о поездке Труфилова в Берлин?

– Что? Как вы могли такое... – она осеклась, взглянула на Дронго, потом тихо спросила: – Почему вы решили, что это я выдала Труфилова?

– Вы же знаете, что его сегодня утром убили.

– Знаю, – кивнула Галина, – но при чем тут я? О визите Труфилова в Берлин знали сотрудники группы Романенко. Знали в ФСБ, откуда прислали двух офицеров сопровождения. Почему вы считаете, что это именно я выдала Труфилова? Вам не кажется, что ваши подозрения оскорбительны?

– Да, вы правы, – печально ответил Дронго. – Но неужели я приехал бы просто так?

– У вас есть какие-нибудь факты? – зло, с некоторым надрывом спросила она.

– Есть, – ответил Дронго. Он видел, что она нервничает, но не мог поверить в ее предательство. Не хотел верить.

Она прикусила губу и смотрела на него со все возрастающим напряжением.

– У нас нет времени на разговоры, – произнес Дронго.

– Мы с Всеволодом Борисовичем решили проверить всех сотрудников группы, а для этого он рассказал каждому, в том числе и вам, что Рашит Ахметов готов дать показания. Причем время допроса Ахметова всем указал разное. Адвокат Ахметова – Давид Самуилович Бергман – появился в тюрьме в указанный вам час и стал требовать, чтобы его пропустили к подзащитному, поскольку допросы в столь позднее время запрещены. Хотелось бы думать, что это совпадение. Два совпадения в один день. Вы можете меня в этом убедить?

Она смотрела куда-то сквозь него, словно находилась в прострации. И Дронго растерялся.

– Галина, – он коснулся ее руки, – не бойтесь, скажите мне правду. Может быть, вы случайно проговорились кому-то. Вы меня слышите, Галя?

– Значит, это был обман. Рашит Ахметов не давал никаких показаний.

– Это была проверка, пришлось пойти на крайние меры.

– Проверка, – эхом отозвалась она.

– Галина! – воскликнул Дронго. – У нас всего несколько минут. Вспомните, кому вы сказали про Труфилова и Ахметова. Умоляю вас!

Она посмотрела на него, и такая боль была в этом взгляде, что Дронго содрогнулся. Потом решительно заявила:

– Я виновата. Я одна во всем виновата.

– Успокойтесь, вспомните, кому вы говорили о Труфилове. Это очень важно.

– Я во всем виновата, – упрямо повторила Галина, глядя на него почти с ненавистью, – я рассказала о Дмитрии Труфилове. Я сообщила о согласии Рашита Ахметова давать показания. Я во всем виновата и готова ответить по закону.

– Вы с ума сошли, – разозлился Дронго, – нечего терзаться и строить из себя героиню. Кому вы рассказали о Труфилове и Ахметове? Вспомните!

– Не могу, я совершила предательство и готова держать ответ.

Она порывисто поднялась и вышла в соседнюю комнату.

– Куда вы? – Дронго тоже вскочил.

– Я переодеваюсь, – крикнула она.

Он был в полном недоумении. Если она сказала правду, значит, он совершенно не разбирается в людях, а потому никудышный эксперт. Женщины такого характера и такой судьбы не способны на предательство. Но факты упрямая вещь, а они говорят не в пользу Галины. Он взглянул на часы. С минуты на минуту здесь появится Романенко. Почему она с такой легкостью признала вину и в то же время впала в прострацию? В этот момент Галя вышла из спальни в своей обычной одежде: строгой юбке ниже колен, темной блузке и кожаной куртке. Дронго шагнул было к ней, но она выхватила пистолет.

– Не подходите! – В глазах у нее стояли слезы. – Достаточно того, что вы мне наговорили. Я предательница. Это по моей вине погиб Дмитрий Труфилов. Я его подставила. Слышите? Я. А сейчас посторонитесь, дайте мне уйти!

– Нет! – Никогда еще Дронго не чувствовал себя таким беззащитным. Лучшую мишень трудно было найти. Она направила пистолет прямо ему в лицо.

– Убирайтесь! Иначе я выстрелю, – крикнула она.

– Вы не будете стрелять. Вы расскажете мне, как было дело. – Он говорил мягко, стараясь ее успокоить и в то же время лихорадочно размышляя.

Она признает свою вину, но не может скрыть отчаяние и слезы. Порывается уйти и готова применить оружие, если ее остановят.

– Дайте мне пройти, – взмолилась женщина. – Я не хочу вас убивать. Уйдите!

– Отдайте мне ваш пистолет, – сказал он, на всякий случай не двигаясь с места.

Она мучается, хочет уйти. Признает свою вину и страдает. Почему она страдает, куда спешит с оружием в руках? Если наказать того, кому все рассказала по простоте душевной, это глупо. Наказание заслуживает она сама. За излишнюю доверчивость. Доверчивость... Она кому-то доверила тайну. Доверила и...

– Мне нужно идти, – собрав нервы в кулак, выдохнула Галина. – Вам все равно меня не остановить.

– Вы доверили ему свою тайну, – вдруг сказал Дронго, – а он вас предал.

Она опустила пистолет, отвернулась и заплакала. Может быть, впервые в жизни. Это были скупые, не женские слезы. Галя стыдилась их. Дронго тоже испытывал стыд, сам того не желая, он причинил страдания этой сильной, волевой женщине. В то же время он предотвратил трагедию, которая могла произойти, не появись он здесь до приезда Романенко. Не вникнув в случившееся, сотрудники милиции могли попытаться ее арестовать, а она оказала бы сопротивление. И тогда произошло бы непоправимое. Дронго обнял Галю за плечи, осторожно взял у нее пистолет.

– Успокойся, – он перешел на «ты». – Ты не совершила предательства. Не совершила. Слышишь?

Дронго понимал, что Галю повергло в шок вероломство того, кому она доверилась, а не павшее на нее подозрение. Сама мысль о том, что человек, которому она верила, предал ее, была невыносима.

– Ты рассказала ему про Труфилова? – спросил он, совершенно не зная, о ком идет речь.

– Да, – кивнула Галина.

– И про Ахметова?

– Он расспрашивал как бы между прочим, мне и в голову не могло прийти, что он преследует. Какая же я дура, господи!

В этот момент в дверь позвонили. Она вздрогнула.

– Спокойно, – сказал Дронго, – я им все объясню. Иди в спальню и не показывайся.

Москва. 10 мая

Романенко сразу понял, что Дронго хочет сказать ему нечто важное, и попросил сотрудников подождать за дверью. Выслушав эксперта, он долго молчал, как обычно, когда предстояло принять важное решение, затем спросил:

– Что будем делать?

– Надо все проверить. Найти того, кому Сиренко выдала служебную тайну. С ней должен поехать человек, которому она доверяет.

– Вы можете такого назвать?

– Не могу. Потому что не знаю, как поведет себя в сложной ситуации тот или иной ваш сотрудник и кому доверяет Сиренко. Думаю, мне надо поехать с ней.

Всеволод Борисович снова замолчал. Операция предстояла опасная, а Романенко очень не хотелось подставлять эксперта. Однако дело не терпело отлагательств.

В этот момент в комнате появилась Галя. Лицо ее, совершенно бесстрастное, было похоже на маску.

– Извините меня, Всеволод Борисович, – твердо сказала она, – это я во всем виновата. Вы должны отстранить меня от работы в вашей группе. Я готова нести ответственность за свой проступок.

– Девочка моя, – Романенко поправил очки. – Дело не в ответственности. И не в том, чтобы вас наказать. Гораздо важнее установить, как произошла утечка информации и каким образом сведения об отъезде Труфилова стали известны убийце. И хватит твердить о вине и ответственности, Дронго мне все рассказал. Скорее следует вести речь о вашей доверчивости.

– Преступной доверчивости. – Она была к себе беспощадна.

– Сядьте и успокойтесь. Хотелось бы знать, кому именно вы рассказали о Труфилове и при каких обстоятельствах.

С тяжелым вздохом она опустилась на стул и начала говорить.

– Теперь я понимаю, что все было подстроено. Три недели назад я ездила к матери в Тулу, и моим попутчиком оказался... – она запнулась, подбирая подходящее слово, – этот тип. Представился писателем. Показал книжку со своей фотографией. Рассказал о себе. Бил на жалость. Мол, рано овдовел и пришлось одному воспитывать двух маленьких дочек. Даже фотографии их показывал. Я и развесила уши, поверила. Хотя ни дочек не видела у него в доме, ни написанных им книг. Дочки вроде бы гостили в деревне, у его сестры, а книги и рукописи находились на другой квартире, где он обычно работал. В общем, сплошное вранье. Жил он в хорошей квартире, шикарно одевался, ездил на «Волге».

– У вас с ним роман? – спросил Дронго.

– Можно и так сказать. Я даже замуж за него собиралась.

– Как его имя, фамилия?

– Роман Хатылев. Он говорил, что его книги продаются по всей Москве. «Сила любви», «Меч и разум», «Палач для любимой»...

– Ладно, сейчас проверю, что он там за писатель, – сказал Дронго и набрал по мобильному номер Зиновия Михайловича, своего оператора.

– Добрый вечер, – поздоровался он как мог любезно, зная, что оператор терпеть не может поздних звонков.

– Между прочим, уже полночь, – недовольным тоном ответил Зиновий Михайлович, – я собираюсь ложиться.

– Прошу вас, проверьте, есть ли такой писатель Роман Хатылев, и сообщите все имеющиеся о нем данные. По его словам, он автор книг «Сила любви», «Меч и разум», «Палач для любимой».

– Не так быстро, я записываю. Сейчас перезвоню. Только не беспокойте меня больше до утра, пожалуйста. Я хочу отдохнуть.

– Вы видели его паспорт? – обратился Дронго к Галине, убирая мобильный телефон.

– Конечно, хотела проверить, действительно ли он холостой. Оказалось, что да. Только не вдовец, а разведенный. Правда, он объяснил, что жена умерла сразу после развода. И я опять поверила. Он меня все расспрашивал то об одном, то о другом, особенно делом Ахметова интересовался. Говорил, что это ему нужно для книги.

– И вы ему все рассказали?

– Не все. Только про Труфилова. Его отправят десятого утром обычным рейсом Аэрофлота в Берлин. Сама не знаю, как у меня это вырвалось. А потом вечером, когда Роман ко мне пришел и опять стал спрашивать про Ахметова, чтобы он отвязался, сказала, что в десять вечера Ахметов будет давать показания и на этом все кончится. Он аж подскочил, побледнел, вдруг вспомнил про друга, которому нужно отвезти лекарства. В общем, стал сам не свой. Я тут же приревновала, потому что баба есть баба, если даже она генерал. Подумала, он мне изменяет, на свидание спешит.

Он сразу ушел, пообещав позвонить. Но позвонили вы. И не по телефону, а в дверь. Что произошло дальше, вы знаете. Никогда себе не прощу, что поверила такому мерзавцу. Все время чувствовала что-то неладное в наших отношениях, но приписывала это своей профессиональной подозрительности.

– Галя, вы не совершили предательства. А это главное.

– Но все равно я виновата. Уже не ребенок и обязана была догадаться, что ухаживает он за мной неспроста. И Ахметовым интересуется не из праздного любопытства, так же, как и Труфиловым.

В этот момент позвонил мобильный телефон Дронго. Это был Зиновий Михайлович.

– Значит так, – недовольно сказал оператор. Ему не исполнилось еще пятидесяти, но он был по-стариковски ворчлив. – Не существует писателя Романа Хатылева, – сказал он. – Названные книги принадлежат перу английских романисток девятнадцатого века. Хатылев имеет четыре судимости. Брачные аферы, мошенничество, хищения. В общем, полный букет.

– Вдовец?

– Какой к черту вдовец. Пять раз разводился. Бросил двух детей от разных жен. И из-за этого подлеца вы беспокоите меня ночью.

– Такой у нас контингент, – напомнил Дронго. – Я не нарочно.

– Надеюсь, что не нарочно. А сейчас я хочу спать.

– Отдыхайте, только скажите сначала, передали ли вы на мой компьютер интересующую меня информацию.

– Передал. Час назад. Спокойной ночи. – Он отключил связь.

Дронго передал полученную информацию Галине и Романенко и сказал:

– Видимо, они использовали обложки названных им романов и через компьютеры вводили фотографии Хатылева, чтобы затем вклеить в книги. Типичная афера.

– Не знаю, как я могла поверить этому мерзавцу и не поняла сразу, что он пытается выведать у меня данные расследования дела Ахметова. Верните мне пистолет, Всеволод Борисович. Я исправлю свою ошибку. Поеду к Хатылеву и заставлю его признаться во всем, назвать имена тех, на кого он работает.

– А потом? – спросил Романенко.

– А потом застрелю и его, и себя. Потому что не смогу смотреть в глаза товарищам после того, как провалила такое ответственное дело.

– Вы все сказали? – мрачно спросил Всеволод Борисович. – Значит, убьете его, потом себя. Индийская мелодрама. Или бразильская? Нет, моя дорогая. Если убьете себя, мы не узнаем, кто стоит за убийством Труфилова. Исправляйте ошибку, но без глупостей. У вас еще вся жизнь впереди. Будет и хорошее, и плохое. Нельзя падать духом из-за мерзавцев. Еще не одного встретите на своем пути.

– Где он живет? – спросил Дронго.

– В центре города. Рядом с Курским вокзалом.

– Поехали к нему, – Дронго посмотрел на часы. – Первый час. Наступило одиннадцатое мая. Этой ночью все должно быть решено.

– Верните мне оружие, – снова попросила Галина.

– Обещаете разумно себя вести? – спросил Романенко.

– Обещаю, покажу, где он живет, – твердо ответила Галина.

Романенко кивнул Дронго, и тот протянул женщине пистолет. Она убрала его в кобуру, поправила волосы.

– Я с вами поеду, покажу, где он живет, – сказала она.

– Только спокойнее, – предупредил Романенко, – напоминаю, нам нужны показания этого негодяя. Надеюсь, с ним пока ничего не случилось.