Текст книги "Мудрость палача"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

День девятый. Тверь. Воскресенье. 1 июля.

После вчерашнего происшествия в Максатихе у Кулакова было плохое настроение. Этот невесть откуда взявшийся майор милиции вывел его из состояния обычного душевного равновесия. Труп Глухаря привезли в Тверь, где им уже занимались патологоанатомы. Кулаков отказался утром от обычной рыбалки. Жена, заметив, что у него плохое настроение, старалась ничем не выдавать своего присутствия.

Все утро он слонялся бесцельно по дому, вспоминая вчерашнее поведение майора, который не побоялся выйти к бандитам, подставив себя, рискуя получить пулю в лоб. Это воспоминание приводило его в мрачное расположение духа. Словно сам он проявил трусость и позволил своим подчиненным усомниться в его моральном авторитете.

С другой стороны, он был убежден, что поступил правильно, позволив пристрелить бандита на месте, без лишних разбирательств. Вина Глухаря была очевидна, даже если не в организации убийства Юрия Аримова, то во всех его последующих действиях. И все-таки полковник не находил себе места после вчерашнего случая.

Особенно неприятно поразила его фраза майора милиции о том, что Кулакову нельзя работать в органах и что он является опасным человеком. Полковник запомнил эти слова, они его крайне задели. Он всегда считал, что находится на своем месте. Всегда работал, не щадя собственных сил. И после стольких лет честной службы вдруг услышать такое! Если бы это сказал кто-нибудь другой, Кулаков, возможно, и не обратил бы внимания на эти слова, посчитав их либо дерзким выпадом со стороны зарвавшегося младшего по званию сотрудника милиции, либо обычной завистью менее удачливого коллеги. Но вчерашний майор не был похож ни на карьериста, ни на завистника. И это было обиднее всего.

Днем он отказался от обеда, уединившись в своем кабинете. Читать не хотелось, телевизор он принципиально по выходным не смотрел, стараясь отдохнуть. Поэтому, накинув куртку, он вышел из дому, решив побродить вокруг дачи. Жена выглянула из окна, когда он открывал калитку.

Странно, что все произошло так стремительно, думал Кулаков, шагая вдоль забора. Сначала смерть Аримова, потом авария в Москве, в которой погиб Кирилл Сергеевич. И вот вчера история с Глухарем. Он все еще не связывал воедино все эти три события. Он все еще считал, что внутренняя связь существует лишь между убийством его сотрудника – майора Аримова – и вчерашним расстрелом Глухаря. Он не считал вчерашние выстрелы Бордученко убийством. Так он и указал в своем рапорте на имя прокурора области. Он считал, что Бордученко был абсолютно прав, расстреливая закоренелого бандита-рецидивиста, и что тем самым он внес свою лепту в борьбу с преступностью. Матерых бандитов нужно расстреливать на месте, был убежден Кулаков. Весь опыт его работы в органах контрразведки красноречиво свидетельствовал о том, что бандиты больше всего боятся именно такого поворота событий, когда между арестом, вынесением приговора и его исполнением проходит всего несколько минут и все завершается без лишних формальностей, без всяких судей, заседателей, свидетелей, адвокатов и прокуроров.

И все-таки в этом было нечто странное, подумал Кулаков. Ведь Аримов и Лосякин встречались в Твери за несколько дней до своей смерти. И оба погибли так глупо. Кажется, Лосякин приезжал не один, вспомнил полковник. Нужно позвонить в Москву и уточнить, кто сопровождал генерала, вдруг неизвестно почему подумал полковник.

Завтра все разузнаю, твердо решил Кулаков. Заодно нужно проверить оружие, которое вчера изъяли у бандитов. Правда, они далеко не дураки, вряд ли станут носить при себе оружие, из которого застрелили офицера ФСБ, они не могли не понимать, что это готовый приговор. Но все-таки проверить нужно. Он шел по тропинке, когда перед ним неожиданно возникла какая-то фигура. Человек был в высоких сапогах, словно собрался на охоту или на рыбалку, и в легкой куртке защитного цвета. Кулаков посмотрел на незнакомца снизу вверх. Я неизвестного было спокойное, слишком спокойное лицо. Он глядел прямо в глаза полковнику.

– Здравствуйте, – кивнул Кулаков, попытавшись обойти неизвестного. И в этот момент увидел в руках у незнакомца тяжелый «ТТ».

Бандит, подумал полковник, только бандиты еще пользовались таким оружием, которое они доставали у перекупщиков.

Неизвестному было много лет. Странно, что они подослали такого пожилого человека, машинально отметил Кулаков.

– Подождите, – сказал он, примиряюще поднимая руку, – вы, наверное, ошиблись. Я не тот, кого вы ищете.

Незнакомец смотрел ему прямо в глаза. В его взгляде полковник не прочитал ничего обнадеживающего.

Как глупо, подумал Кулаков, так непростительно подставиться. Ведь наверняка бандиты решили отомстить за Глухаря. С другой стороны, так быстро выследить его они не могли. Тогда получалось, что это не бандиты.

– Что вам нужно? – хрипло спросил он. – Кто вы такой?

– Извини, полковник, – сказал незнакомец, не опуская пистолета, – так получилось.

Кулаков понял, что тот сейчас выстрелит.

– Почему? – крикнул он.

В ответ раздались выстрелы. Один, второй. Эхо гулко разнеслось по всему дачному поселку.

Как странно, подумал, падая на землю Кулаков, если это бандит, почему он не боится стрелять в таком месте? Ведь на выстрелы прибегут люди. И почему у него такой допотопный пистолет? Или… – он застонал от боли, – или кто-то хочет выдать себя за бандита…

Он увидел, как неизвестный наводит пистолет, чтобы сделать контрольный выстрел. Странно, что он стрелял в живот, а не в сердце.

– Это ты, – спросил вдруг Кулаков, чуть приподняв голову, – ты убил Юру Аримова?

Незнакомец колебался долю секунды.

– Да, – сказал он и выстрелил.

Но в те доли секунды, что отделяли его от последнего выстрела, Кулаков вдруг все понял. Неизвестный вовсе не был бандитом. И с Глухарем они вчера поспешили. Значит, он ошибался, он был виноват. Тогда все справедливо. Ему суждено умереть. Раздался выстрел, и он уткнулся лицом в траву.

Рашников оглянулся по сторонам. Он специально взял старый «ТТ», специально дважды выстрелил в живот, подталкивая следователей к мысли, что у убийцы дрожали руки. Сделав третий выстрел, он быстро пошел в сторону автобусной остановки. Вытерев на ходу отпечатки пальцев с рукоятки пистолета, он выбросил сначала обойму, а затем и само оружие в кусты.

Если здесь будут работать следователи, они наверняка решат, что стрелял дилетант. Никто даже не заподозрит, что здесь работал профессиональный убийца, который не стал бы использовать «ТТ» и наверняка попал бы в жертву с расстояния в несколько метров, выстрелив точно в сердце. Рашников оглянулся. Кажется, к убитому уже спешили люди. «Ликвидатор» уже знал о том, что случилось вчера. Об этом говорил весь город. Теперь у сотрудников милиции и ФСБ будет повод уничтожить всю банду Глухаря. Впрочем, это его уже не интересовало. Ему в любом случае предстояло исчезнуть из Твери как можно скорее. И навсегда.

День девятый. Москва. Воскресенье. 1 июля.

Ночью Элла спала плохо. Она все время просыпалась, ворочаясь, несколько раз ей снился ускользающий кошмарный сон, подробности которого она так и не могла вспомнить, просыпаясь в испуге на влажной подушке и добросовестно пытаясь снова заснуть. Она слышала, как ее гость ночью дважды вставал и с трудом ковылял к туалету. Она понимала, как ему тяжело, но подняться и помочь ему Элла не решалась. Ее гость явно не одобрил бы этого порыва. За несколько дней она успела поближе узнать Саида и понимала, как важно для него чувствовать себя самостоятельным. Почему-то считается, что умная женщина – та, которая образованна, начитанна, разбирается во всех мировых проблемах и т.д. На самом же деле умная женщина – это женщина чуткая, понимающая, улавливающая малейшие нюансы настроения мужчины и старающаяся ему помочь.

Элла была чуткой и понимающей женщиной, поэтому она оставалась в постели, прислушиваясь к нетвердым шагам Саида.

Она проснулась после очередного тяжелого сна рано утром и долго лежала, прислушиваясь к частому ритму своего сердца. Только через полчаса она вспомнила, что сегодня воскресенье и ей не нужно идти на работу. Затем она подумала о своем госте, который спал на диване в гостиной и был еще слишком слаб, чтобы уйти отсюда самостоятельно.

Элла поднялась, надела халат и тихо прошла в ванную. Она стала раздеваться, чтобы принять душ, и вдруг сообразила, что забыла закрыть дверь. Она подумала, что он мог войти сюда и увидеть ее абсолютно голой. Непривычное чувство шевельнулось в ее душе. Неожиданно для себя она почувствовала, что ей было бы приятно, если бы он сюда вошел. Ей стало стыдно и немного страшно. По всему ее телу пробежала легкая дрожь, в зеркале она увидела, какими пунцовыми стали ее щеки. Она решительно подошла к двери и защелкнула задвижку.

Почему подобные мысли вообще приходят ей в голову? В конце концов она поступила благородно, спасла незнакомого человека, оказавшегося у ее порога, от верной смерти. А теперь выходит, что она ухаживала за ним, прятала от преследований не только из сострадания, а еще и потому, что он ей нравился. Для того чтобы привести свои мысли в порядок, она выключила горячую воду и встала под обжигающе ледяной душ. Холодная вода била по телу, вызывая приятное покалывание. Когда они жили в общежитии, у них были постоянные перебои с водой: то вообще никакой, то холодная, то кипяток. Тогда она и приучила себя принимать любой душ. Зато теперь, когда в их доме летом выключали горячую воду, она легко справлялась с этим неудобством.

Элла вылезла из ванной, обтерлась полотенцем. Посмотрела на себя в зеркало. Округлые формы, прямые ноги, покатые плечи. Она никогда не считала себя красавицей. Но иногда ловила на себе заинтересованные взгляды мужчин. Среди них попадались и такие, которым просто нравились подобные «пампушки». Элла еще раз внимательно оглядела себя. Интересно, какой тип женщин нравится Саиду, неожиданно подумала она. Наверное, высокие стройные блондинки. Хотя говорят, что темпераментным восточным мужчинам больше нравятся женщины «в теле». Впрочем, какое ей до всего этого дело? Накинув халат, она вышла из ванной и прошла в спальню.

Переодевшись в мягкие вельветовые брюки и темную блузку, она отправилась на кухню, чтобы приготовить Саиду завтрак. Возможно, он нескоро проснется, подумала Элла. Ведь ночью он несколько раз вставал, наверное, его беспокоила рана на ноге. Она вспомнила, что он просил подыскать ему одежду. Ей подумалось, что с этим не нужно торопиться, он еще слишком слаб. И слишком неуверенно ходит. Он должен отлежаться, как минимум, неделю, прежде чем сможет покинуть ее квартиру. За это время и его преследователи наверняка уберутся.

Зазвонил телефон, и Элла бросилась в коридор, рассчитывая добраться до него прежде, чем он зазвонит во второй раз. Ей так не хотелось, чтобы телефонные звонки побеспокоили ее гостя. Но аппарат успел издать второй звонок, прежде чем наконец она подняла трубку.

– Доброе утро, – раздался приторно-сладкий голос свекрови. Никогда еще он не казался Элле настолько неприятным.

– Здравствуйте, мама, – вежливо поздоровалась Элла.

– Где ты вчера была? – спросила свекровь. – Я к вам приходила днем, долго звонила, стучала, кричала, но мне никто не ответил.

– Меня не было дома, – краснея, сказала Элла, – я выходила в магазин. Вы же знаете, что я по субботам хожу за покупками.

– Странно, – удивилась свекровь, – а мне сказали, что ты уже вернулась. Я встретила твоих соседей, они мне сказали, что ты дома.

– Я вернулась, а потом снова вышла, – пояснила Элла. Ей было неприятно, что приходилось обманывать Сашину мать.

– Жаль, – сказала свекровь, – я думала, что тебе скучно одной, решила зайти. Ну, ничего, я приеду сегодня.

– Нет, – слишком быстро и громко ответила Элла. И тут же сообразила, что подобный отказ не только удивит, но и обидит свекровь.

– Я моей подруги Лены заболела мать, – начала, сбиваясь, объяснять Элла, – она меня просила приехать и помочь. Я обещала.

– Я Лены? – удивилась свекровь.

– Да, у нее. Она звонила и просила меня приехать. – Элла врала, оглядываясь на гостиную и с ужасом думая, что ее может слышать Саид. Ей было стыдно не только перед ним или перед свекровью за свое вранье. Ей было вообще стыдно, что она лжет. Ведь чувство стыда, – это прежде всего внутреннее состояние человека. Не испытывающий стыда бессовестный человек абсолютно свободен в своих подлых поступках. И, может быть, это одно из самых больших наказаний, какое только бог может послать человеку – отнять у него чувство стыда и равновесие совести.

– Ну, если так, тогда обязательно поезжай, – согласилась свекровь, – ничего страшного, я к тебе завтра загляну. Доброе у тебя сердце! – не удержалась она.

– Спасибо. Я вам обязательно позвоню. – Элла быстро положила трубку на рычаг и прижалась к стене, закрыв глаза. Щеки горели от непривычного состояния. Она открыла глаза, дотронулась ладонью до лба. Он был влажным.

– Господи, что я делаю, – упрекнула себя Элла. Ведь завтра придется пустить свекровь и объяснить ей свою ложь. Какой ужас! Но сейчас она ничего другого не могла придумать.

Элла хотела пройти на кухню, но услышала легкое покашливание Саида. Она открыла дверь в гостиную.

– Добрый день, – вежливо поздоровался Саид. За два дня у него выросла густая темная щетина на лице. Кое-где проступала седина, особенно на подбородке.

– Добрый день, – кивнула Элла, – я, наверное, слишком громко говорила. Или вас разбудил телефонный звонок?

– Ничего страшного, – успокоил ее Саид, – это звонила ваша свекровь?

– Да, – печально ответила Элла, – она хотела сегодня прийти ко мне. Я ее обманула первый раз в жизни. Сказала, что иду к подруге.

– Извините, – пробормотал он, – я же говорил, что мне лучше отсюда убраться.

– Ничего, – улыбнулась она, – как-нибудь выкрутимся. Что-нибудь придумаем.

– Можно мне побриться? – вдруг попросил Саид. – Мне как-то неудобно лежать в таком виде.

– Я нас есть одноразовые станки. Я дам вам, только если вы пообещаете лежать в постели.

– Не обещаю, – упрямо сказал он, – я буду бриться в ванной. Я не могу бриться, лежа в постели.

– Я бы вас побрила, – рискнула предложить Элла.

– Я не инвалид, – возразил он, – я могу встать. Жаль, что мне не во что одеться.

– Если хотите, я сегодня съезжу и куплю вам что-нибудь, – предложила она. – Вы говорили, что по воскресеньям работают некоторые магазины. Вы, наверное, себя неуютно чувствуете?

– Конечно, – кивнул Саид, – я постеснялся вам напомнить. Я меня есть деньги. По кредитной карточке вам их не дадут, но я могу назвать вам код, и вы сможете получить наличными.

– Я вас есть наличные, – показала на портмоне Элла, – кажется, несколько тысяч.

– Это не мои деньги, – вздохнул Саид, – и вообще это не мои карточки. Там только одна простая карточка моя. И на счету у меня полторы тысячи долларов. Я не богач.

– А откуда у вас деньги? – шепотом спросила Элла.

– Мне как раз передали их перед тем, как преследователи напали на мой след, – пояснил Саид. – Наша оппозиция очень заботится обо мне. Поэтому мне сделали документы на имя Мирзы Ягубова, кредитные карточки, московскую прописку и даже водительское удостоверение. Но я вам не солгал. В тот момент мне было не до этого. Меня действительно зовут Саид. И я даже не знаю точно, сколько у меня всего денег. Но думаю, что вам нельзя получать деньги по карточкам. Их номера могут быть известны моим преследователям, и они поймут, что кто-то другой получает за меня деньги.

– Я думаю, что на костюм хватит и тех наличных денег, которые у вас есть, – напомнила Элла, – там, кажется, несколько тысяч долларов.

– Тогда, конечно, хватит, – рассмеялся Саид, – только вы упакуйте костюмы в старые пакеты. Самые старые и грязные, какие у вас есть дома. Чтобы никто не догадался. Они наверняка еще следят за домом.

– Что-нибудь придумаю, – согласилась Элла. – Куда мне ехать за одеждой?

– В Петровский пассаж или в ГУМ, – пожал плечами Саид, – все равно куда. Главное, чтобы костюм был пятьдесят четвертого размера. А рубашка у меня сорок четвертого размера.

– Там же очень дорого, – невольно вырвалось у нее.

– Обычные магазины закрыты. К тому же мне еще нужна обувь, а я не хочу, чтобы вы тратили на меня лишнее время, – пояснил Саид, – эти магазины удобнее всего. Да, чуть не забыл, обувь у меня тоже сорок четвертого размера.

– Хорошо, – кивнула она, с удовлетворением вспомнив, что у Саши тоже большая нога. Даже больше, муж носил обувь сорок пятого размера. Это ее приятно удивило. Она думала, что у ее гостя размер больше, чем у Саши. Хотя нет. Я Саши были красивые длинные ноги. Я этого тоже длинные ноги. Но у Саши они были розовые, ровные и гладкие. А у ее гостя – заросшие волосами. И это ее почему-то взволновало. Она никогда не видела так близко чужие мужские ноги. Элла вспомнила, какой шок она испытала, когда увидела Саида, лежавшего без сознания, голым. С каким испугом и интересом одновременно она разглядывала его тело, совершенно не походившее на тело ее мужа – единственного мужчины, которого она знала в свои двадцать семь лет.

Переодевшись в спальне, она снова вернулась в гостиную. Достала деньги, отсчитала пятьсот долларов.

– Возьмите все деньги, – попросил Саид, – вам может не хватить. И не нужно экономить. Покупайте все, что вам понравится.

Через несколько минут она вышла, предупредив его, что завтрак стоит на столе. Заперев дверь, она спустилась вниз, прошла через двор и, к своей радости, обнаружила, что дежурившей у дома машины уже нет. Она дошла до метро и поехала в центр.

Саид был прав. Петровский пассаж работал и в воскресенье. Но цены! Она ошеломленно вертела головой. Нет, конечно, она уже давно была москвичкой, и ей случалось и раньше бывать в этих магазинах. Но в последние годы она сюда не заходила, прекрасно зная и свои возможности, и размеры своего кошелька.

Если до августовского кризиса цены в таких магазинах вызывали шок не только у обычных москвичей, но даже у заезжих иностранцев, то после обвала рубля они стали просто вызывающе неприличными. Она не могла знать, что подобных цен не было нигде в мире и даже в самых фешенебельных магазинах крупных европейских городов они не достигали такого уровня, как в столице государства, где треть граждан жила за пределами прожиточного минимума.

Элла была настолько ошарашена, что ходила по магазину, даже не пытаясь что-либо купить. Она испуганно высчитывала, сколько им с Сашей нужно работать, чтобы купить костюм за тысячу долларов или рубашку за сто пятьдесят.

Из Пассажа она отправилась в ГУМ, рассчитывая, что там цены будут пониже. Она не обманулась. Среди шикарных бутиков можно было отыскать магазинчики и попроще. В одном из таких магазинчиков ей удалось купить для Саида костюм американской фирмы «Ботани» за триста пятьдесят долларов, а в соседнем – сорочку за сорок долларов. Ее так обрадовала цена, что она даже купила сразу две сорочки. И, конечно, обе Саиду. Она приглядела еще одну сорочку, которая очень подошла бы Саше. Нужно будет прийти сюда вместе с ним, решила она. Конечно, сорок долларов тоже очень большие деньги, но ее Саша должен одеваться не хуже других. Подумав немного, она вернулась и все-таки купила третью сорочку – для мужа, потратив на нее собственные деньги. В пересчете это было около тысячи рублей, почти половина ее месячной зарплаты. Конечно, в другое время она бы не стала тратить таких денег. Но сейчас ей стало обидно за Сашу, и она, радуясь собственной решительности, вышла из магазина, прижимая к себе новую сорочку, которая ей так понравилась.

С обувью дело обстояло еще хуже, чем с одеждой. Самые дешевые ботинки стоили около ста долларов. Она быстро отказалась от намерения купить что-либо Саше или Павлику. А для своего гостя нашла пару за сто двадцать долларов. Это было тоже достаточно дорого, но по сравнению с Петровским пассажем, где пара обуви могла стоить и триста, и четыреста долларов, это было все-таки не так страшно.

Она даже купила новые носки и галстук для Саида, подобрав их под цвет костюма. Уже выходя из универмага, она вспомнила его предостережение насчет дорогих пакетов и вернулась обратно в магазин. Все ее покупки не могли поместиться в одном пакете. В газету их тоже не завернешь. Она несколько минут размышляла, как ей быть. Потом вспомнила, что видела на первом этаже большие вместительные полиэтиленовые сумки, в которые можно было уложить все покупки. Она купила сразу две сумки и аккуратно упаковала в них все вещи.

Возвращаясь домой, она даже купила для конспирации зелень, «украсив» ею один из пакетов. Во второй она положила сверху яблоки, купленные у метро. Теперь никто не мог бы догадаться, что на самом деле лежит у нее в сумках. В дежурной аптеке, расположенной довольно далеко от ее дома, она купила мазь, которую ей там порекомендовали как чудодейственное средство для заживления любых ран. Элла не забыла взять и новый немецкий препарат-антисептик. Ее очень беспокоила левая рука Саида. Хотя пуля не раздробила кость, тем не менее рана оказалась достаточно глубокая, края ее за два дня потемнели и не вселяли большого оптимизма. Разумеется, она ничего не говорила об этом своему гостю.

Элла возвращалась домой и уже вошла в свой двор, когда обнаружила стоявшую недалеко от их подъезда корейскую машину, которую она тут же узнала. Кажется, соседский мальчик назвал ее «Принцем». Сердце у нее заколотилось сильнее. Значит, Саид был прав. Они все еще следят за домом, считая, что он прячется именно здесь. Они ведь знают, что он был ранен, понимают, что он потерял много крови. А найти им его не удалось, словно он растворился. Они не сомневаются в том, что он не мог уйти, и дежурят постоянно у дома. Наверное, здесь стояла другая машина, когда она уходила за покупками, а сейчас вернулась прежняя, и в ней сидели двое, которых она до сих пор не видела.

Они проводили ее долгими оценивающими взглядами. Темноволосые, смуглые, они были соотечественниками Саида, в этом не было никаких сомнений. Господи, когда же это кончится, с испугом подумала Элла. Как же он сумеет отсюда уйти, если они так уверены, что он здесь, и будут караулить его, пока не поймают?

Войдя в кабину лифта, она прислушалась, не идет ли кто-нибудь следом за ней. Все было тихо. Уже поднявшись на свой этаж и подойдя к входной двери, она снова прислушалась. Но все было по-прежнему тихо. Она открывала дверь медленно, все еще прислушиваясь к возможным шагам на лестнице. Затем быстро вошла в дом и закрыла дверь. Заглянула в гостиную, Саида на диване не было. Она оставила пакеты, прошла на кухню. Завтрака на столе не оказалось, видимо, Саид все-таки поел, но его самого нигде не было. Неужели он решил уйти в таком виде? Я него же не было одежды!

Из ванной донесся какой-то шум. Она вспомнила, что он хотел побриться. Видимо, нашел Сашины одноразовые станки. Она направилась было в ванную, но вспомнила, зачем ходила в магазин. Я ее гостя по-прежнему нет брюк, и он, наверное, чувствует себя достаточно дискомфортно. Элла осторожно подошла и постучала в дверь.

– Я уже вернулась, – сообщила она.

– Спасибо. Я заканчиваю. Извините, что решил воспользоваться бритвой без вашего разрешения.

– Ничего страшного. Я купила вам все, что нужно.

Он еще раз ее поблагодарил. Она достала купленные вещи, разложила их на столе. Костюм ей нравился. Когда-нибудь она купит такой и Саше. Или лучше Павлику – он так стремительно растет, скоро будет совсем большой. Она прошла в спальню и громко хлопнула дверью, чтобы он услышал. Уловка сработала, он открыл дверь и, поняв, что она в спальне, поспешил, как мог, в гостиную. Элла услышала, как он открывает пакет с сорочками. Она вспомнила, что оставила ему все три сорочки, в том числе и Сашину, и смутилась.

Быстро переодевшись, она вернулась в гостиную. Саид лежал на диване и, когда она вошла, повернул голову. Увидев его, она несколько смутилась. Он успел не только побрить свою щетину, но и сбрить свои темные усы. Без них он выглядел гораздо моложе. И гораздо симпатичнее. Она даже вздрогнула, настолько незнакомым он ей показался. Он успел надеть только сорочку и совершенно преобразился; глядя на него, трудно было предположить, что это человек с двумя ранениями, ослабевший от потери крови. В его лице было что-то азиатское, немного раскосые глаза, четко очерченные скулы, тонкие губы. И в то же время у него были ровные прямые черты лица, позволявшие предполагать в его роду не только азиатов, но и жителей Ближнего Востока, а возможно, в его жилах текла и горячая арабская кровь.

– Вам идет, – искренне сказала Элла, проходя к столу.

– Вы столько для меня делаете, – пробормотал он, – мне становится неудобно. Большое вам спасибо за все.

Если бы кто-то ей рассказал еще несколько дней назад, что она способна на подобные безумства, она бы ни за что на поверила. Но сейчас она лишь кивнула ему и достала чеки.

– Вот все чеки за покупки. А вот ваши деньги. Я постаралась потратить не очень много. А вот эту сорочку я купила на свои деньги, – сказала она, доставая из сумки Сашину сорочку.

– Почему на свои? – не понял он. – Вам не хватило?

– Это для моего мужа, – пояснила она, – я купила на свои деньги.

В неожиданно возникшей паузе она почувствовала всю неловкость сказанного. И его чувство печали и обиды, как будто она изменила своему гостю со своим мужем. Именно так. Он мягко сказал:

– Вы могли бы купить и на мои деньги. Ничего страшного в этом нет.

– Зачем же? – гордо сказала Элла. – Мы, конечно, не миллионеры, но тоже можем себе кое-что позволить, – и чтобы разрядить обстановку, она неожиданно пошутила: – А ваши деньги вам будут нужнее для «политической борьбы».

Он улыбнулся. Я него были прекрасные белые зубы. И улыбка была доброй, хотя его лицо вряд ли можно было назвать добродушным. Глаза у него были умные, взгляд сосредоточенный, цепкий, казалось, он видел собеседника насквозь.

– Кажется, у меня уже все в порядке с ногой, – сообщил он Элле.

– Мне нужно будет посмотреть, – сказала она, – вы можете лечь на живот?

– А что мне еще остается делать? – смущенно пробормотал он, поворачиваясь.

Она принесла свою аптечку. Достала мазь, купленную в аптеке. С ногой действительно все было в порядке. Рана была глубокая, но она затягивалась, заживала, и изменения, происшедшие за два дня, были достаточно очевидны. Она обработала рану еще раз, смазала ее, наложила повязку. С ногой скоро проблем не будет. Он перевернулся на спину, и она осторожно сняла повязку с его левой руки. Рана ей совсем не понравилась. Кожа потемнела, наблюдалось некоторое вздутие. Она дотронулась до края раны. Он поморщился. Ему явно было больно.

Элла ничего ему не сказала, но сама была здорово испугана. Рана на руке вызывала очень большие опасения. Лишь бы не было заражения крови, с ужасом подумала она, обрабатывая рану. Очевидно, какое-то сомнение отразилось на ее лице, потому что он неожиданно спросил:

– Кажется, с рукой у меня не все в порядке, доктор?

– Почему вы так решили? – спросила она.

– Я чувствую, как она затекает. К тому же мне больно стало поднимать ее, как бывает при растяжении.

– Все будет хорошо, – сказала она не очень убедительным тоном. Он это почувствовал, но ничего не стал говорить. Уже после того, как она закончила, он спросил:

– Вы работали врачом?

– Медсестрой. А вот врачу вас показать действительно нужно, – наконец решилась Элла.

– Нет, – решительно возразил Саид, – если врач появится здесь, они все поймут. Они только и ждут, когда мы вызовем врача. Они ведь знают, что ранили меня. Только не знают, насколько тяжело. И если здесь появится врач, они сразу все поймут.

– Я вызову кого-нибудь из знакомых, – предложила она.

– Не нужно, – попросил Саид. – Они ведь все еще дежурят внизу? Вы их видели?

– Да, – она опустила голову, – они во дворе.

– Вот видите, – он поморщился, попытавшись подняться, опираясь на левую руку, – нельзя никого приглашать. Кроме того, я подведу вас, если вдруг выяснится, что в вашей квартире находится чужой мужчина в то время, когда в городе нет вашего мужа. Это будет неудобно.

– Я вас серьезная рана, – попыталась возразить она.

– Есть вопросы, по которым мы не можем договориться, – твердо сказал Саид, – этот вопрос не подлежит обсуждению. Нам нужно продержаться еще один день. И тогда они отсюда уйдут. Мне понадобится ваша помощь. Вы помните номер телефона, который я вам называл?

– Конечно, помню.

– Позвоните туда и сообщите про Лятифа. Больше ничего не говорите. Только сообщите, что Лятиф – предатель, и положите трубку. Хотя нет, они вам не поверят. Вы скажите, что звоните по моему поручению. Нет. Они все равно не поверят. Скажите, что вас просил Мирза. Скажите, что Лятиф работает сразу на две стороны. Вы меня поняли?

– Да, я все скажу. Вы хотите, чтобы я позвонила от соседей?

– Нет, будет лучше, если вы позвоните из автомата, с какой-нибудь соседней улицы.

– Я позвоню, – согласилась она, – а вы сейчас должны пообедать. И не спорьте. Вам нужно еще набираться сил. И много пить. А насчет вашей руки мы подождем до завтра. И если я не увижу никаких изменений к лучшему, то не обижайтесь. Я все равно позвоню врачу. Иначе вы можете потерять руку.

– Вы пользуетесь моей беспомощностью, – неожиданно мягко улыбнулся он, и она вдруг обнаружила, что сидит слишком близко к его постели. Она даже чуть отшатнулась, поднимаясь со стула.

– И не пытайтесь надеть свой костюм, – строго предупредила Элла, – рана на ноге еще не до конца затянулась. Так что вы можете испортить и эти брюки, – она повернулась, чтоб выйти на кухню, когда услышала, как он тихо позвал ее:

– Элла!

Она повернулась к нему.

– Вам никто не говорил, что у вас красивые глаза? – слова его прозвучали совершенно неожиданно, он будто хотел оправдаться за свое упрямство. Она не поддержала его разговора.

– Муж говорил, – строго ответила она и вышла из комнаты. Уже в коридоре Элла дотронулась до своего лица. Щеки полыхали. Она чувствовала, что ей приятны слова гостя, ей вообще было приятно общество этого незнакомца.

Господи, что со мной, с испугом подумала она. Как я могу о нем думать? Саши и Павлика нет в городе, а этот человек здесь... И зачем только я втащила его в квартиру?

Но как бы она ни корила себя, в глубине души она радовалась тому, что оказалась втянутой в необычную историю. Ей нравилось ухаживать за раненым, нравилось чувствовать его горячее дыхание, ощущать его присутствие в доме. А чувство опасности только усиливало ее интерес к этому человеку, делая его пребывание в ее квартире интригующе тревожным. Она не хотела признаваться даже самой себе, но после стольких лет устойчивого и спокойного брака с Сашей ей не хватало именно этой остроты ощущений. Она явно нуждалась в том, чтобы какое-нибудь необычное приключение нарушило привычный и в общем-то однообразный ритм ее жизни. И вот теперь это произошло, и что-то изменилось в ней самой. Словно чувство опасности, связанное с пребыванием в ее доме этого мужчины, внезапно разбудило в ней другую женщину, о существовании которой она даже не подозревала и которая была гораздо более страстной и чувственной, чем первая. Более того, она начинала бояться своего второго «я», так долго дремавшего в ней и вдруг заявившего о своем существовании.