Текст книги "Под знаком полумесяца"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

В нормальной средней семье считается абсолютно неприличным, чтобы жена проявляла инициативу в кровати, чтобы пыталась хоть как-то разнообразить свои позы и вообще получать удовольствие от секса, когда она выполняет свой супружеский долг. Некоторые исключения бывают, но крайне редко, а дозволительное поведение почти не допускает никаких особенных отклонений. При этом мужчины имеют право на любые эротические фантазии, которые они претворяют в жизнь. От содержания любовниц до групповых извращений, от посещения свингер-клубов, разумеется, с другими подружками, до содержания целых гаремов. А женщины остаются дома, хранительницами домашнего очага, а когда подрастают их дети, так же выдают замуж своих девочек, делая их такими же несчастными по своему образу и подобию. И так же женят мальчиков, считая, что устоявшаяся форма брака наиболее приемлема для всех.

Правда, и сегодня в нашем строго очерченном для женщин пространстве появляются различные мужчины. Хорошо, если среди них появится не обычный «мачо» с его агрессивно-сексуальными взглядами, а относительно порядочный мужчина, который решится на встречу с замужней женщиной. Это, конечно, идеальный вариант, но таких мужчин почти не осталось. Зачем связываться с замужней матроной, рискуя навлечь на себя гнев ее мужа и его родственников, когда вокруг столько незамужних и разведенных женщин? Да и где найти порядочного мужчину, который, с одной стороны, сам проявит инициативу, а с другой – не будет таким напористым «мачо», которого волнует только количество женщин в его «послужном списке». Женщин, над которыми он, одержав победу, почти сразу теряет интерес, зачастую после первого же свидания. А самой проявлять инициативу у нас абсолютно не принято, это неслыханное нарушение всех возможных правил и приличий.

Разумеется, в таком обществе отношение к разведенной женщине всегда крайне отрицательное. В любом случае всегда виновата женщина, которая обязана терпеть все идиотские выходки своего мужа и его скверный характер. Заодно терпеть и свою несносную свекровь и родственников мужа. И никому не интересно, почему они развелись. Никого не волновало, что я чуть не погибла и совсем не была виновата в том, что потеряла второго ребенка. Мы официально развелись, Анвер перестал появляться в нашем доме, и я решила взять тему для написания кандидатской диссертации. Через несколько месяцев одиночества я поняла, что просто не приспособлена к такой жизни. Мне только исполнилось двадцать семь лет, и, конечно, во мне бушевали страсти и нереализованная энергия. Анвер никогда не был особенно заботливым или внимательным мужем. Но он был в моей жизни. Присутствовал. И даже с учетом того, что я почти всегда только откликалась на его призывы, я стала чувствовать себя достаточно некомфортно. Может, дело в том, что моя эмоциональность была несколько выше, чем у других женщин. Не знаю. Но через четыре месяца я начала понимать, что прожить всю оставшуюся жизнь без мужчины мне будет достаточно сложно.

Нужно было как-то продумывать свою жизнь. Я ведь понимала, что в моем возрасте еще очень рано запирать себя в стенах квартиры и ни с кем не встречаться. Но здесь тоже была огромная проблема. Сваты к нам второй раз уже не придут, так просто не бывает. Это не принято в нашем обществе – ходить свататься к разведенной женщине с ребенком. Нет таких родителей, которые согласились бы на подобный брак своего сына с почти «отверженной» женщиной. Значит, искать нужно самой. Самой проявлять некоторую инициативу, встречаться, выбирать, оценивать и принимать решение. С одной стороны, это даже удобно. На этот раз можно выбрать вариант, который тебя устраивает. А с другой стороны, выбор очень невелик. Хорошо, если найдешь молодого вдовца или разведенного молодого человека. Хотя и в этих случаях молодые люди предпочитают жениться на девственницах. Ничто так высоко не ценится в нашем обществе, как девственность невесты. При этом моя знакомая, работающая в соседнем научно-исследовательском институте, умудрилась к двадцати четырем годам сохранить свою девственность, но попробовать все возможные варианты своих сексуальных фантазий с разными молодыми людьми. Думаю, что подробности можно опустить. Но зато сохранила свою девственность и выходила замуж с красной ленточкой на талии, символизирующей чистоту невесты. А другая, переспав с полутора десятками парней, умудрилась сделать операцию и предстать перед своим глуповатым мужем в роли девственницы. Правда, в ее случае все было несколько иначе. Она была дочерью министра, а женившийся парень был из семьи чиновника меньшего ранга. Я думаю, они согласились бы взять ее и без операции, учитывая приданое, которое дал за свою дочку ее высокопоставленный отец. Плюс возможности карьерного роста зятя… Альфонсы в нашем обществе принимают несколько иное обличье, они женятся с расчетом на должностное положение отца. Помню одну семью, где молодой человек женился на дочери очень высокопоставленного сановника. И даже когда родился мальчик, он дал ему фамилию супруги, пояснив, что его фамилия не так благозвучна. То есть уже тогда прикидывал разные варианты. А когда его тестя сняли с работы, он уже через два дня оставил свою супругу с сыном. Такой мерзавец. Я и сама знаю, что это злой вывод. Но зато честный. Взрыв в Дагестане очень сильно меня изменил. Я просто перестала быть доброй ко всем подряд.

Сначала я начала посещать обычные фитнес-центры, чтобы хоть немного разряжать накопившуюся энергию. Я занималась с таким усердием, что наблюдавшая за мной инструктор, посоветовала мне заняться каким-либо видом спорта, к примеру, вернуться в гимнастику. Но в двадцать семь лет возвращаться в этот вид спорта довольно глупо. И практически невозможно. Я успела немного поправиться, кости стали гораздо тяжелее, я уже испытала радость материнства и горе выкидыша, поэтому ни о каком возвращении в гимнастику не могло быть и речи. Но мне порекомендовали заняться самбо или тэквондо для собственного удовольствия. С этим у нас тоже бывают проблемы. Замужние женщины, разумеется, не ходят в спортивные залы для занятий спортом. Мужчинам не нравится, когда их жены в трико или в спортивных костюмах бегают по аренам. В основном этим занимаются незамужние девочки и приглашенные из других стран молодые женщины, выступающие за наши команды. Но я начала заниматься тэквондо не для того, чтобы попасть в сборную или поразить всех своими успехами, а скорее для собственного удовольствия.

Не скрою, что подсознательно я думала и о том, что в спортивных залах смогу встретить нормального мужчину, с которым я могла бы иногда встречаться. Мне казалось, что среди спортсменов будет гораздо больше независимых и сильных мужчин. Уже через несколько месяцев я поняла, что ошиблась. Сильных было много. Но, во-первых, средний интеллектуальный уровень спортсменов явно недотягивал до моего уровня, а во-вторых, это были в основном молодые ребята восемнадцати-двадцати лет, и я для них была старой коровой, такой отвязной теткой, которая бесится с жиру и в своем «преклонном возрасте» ходит на тренировки. Это меня злило. Особенно когда надо мной смеялись молодые девчонки, которым было по шестнадцать-семнадцать лет. Они легко, и явно издеваясь, побеждали меня, а за спиной я слышала насмешки. Не скрою, что меня это начало заводить и злить по-настоящему. И хотя с моей кандидатской диссертацией тоже были некоторые проблемы, я начала заниматься тэквондо с удвоенной энергией. Ее ведь все равно некуда была девать. Мама смотрела за Нарминой, в нашем литературном институте можно было появляться на несколько часов, один из дней считался творческим, отведенным для чтения книг в библиотеках, когда можно было совсем не приходить. И поэтому я начала больше внимания уделять спорту. Тело начало вспоминать растяжки и постепенно приобретало уже забытую эластичность.

Результат не замедлил сказаться. Еще через несколько месяцев я начала побеждать этих молодых глупых самочек, которые выходили на татами, заранее уверенные в своем успехе. Разница в десять-одиннадцать лет казалась невероятной. Они рассчитывали на легкую победу. Но в любом поединке важен интеллект, которым они явно не обладали, и заряженность на победу, которой у них тем более не было. И еще спортивная злость, которая переполняла меня. Соедините эти три слагаемых, и станет понятно, почему я начала побеждать. Первые поединки вызывали просто изумление от спортивной злости и стремительности атак. Но постепенно к моим победам привыкли и начали меня уважать. Не скажу, что я всегда побеждала. Конечно, когда попадались талантливые и умелые девочки, я проигрывала. Но это случалось все реже и реже. На меня даже обратил внимание тренер сборной, который предложил мне выступить на республиканских соревнованиях.

Я его внимательно выслушала и, конечно, отказалась. Мне было невозможно представить себя на каких-то соревнованиях, где могут оказаться либо родственники моего бывшего супруга, либо мои родные. Представляю, что бы они подумали обо мне. Мало того что я развелась с мужем, я теперь еще и выступаю на татами, забыв о своем материнском долге. Опять сказывались наши традиции – молодой женщине в нашем обществе всегда очень нелегко. Я даже скажу больше. Ей гораздо сложнее существовать, чем мужчинам. В обществе к мужчинам традиционно снисходительное отношение. Он может сколько угодно изменять своей супруге, иметь кучу любовниц на стороне, вообще не появляться месяцами дома. Но если он обеспечивает свою супругу и семью, если у него достаточно денег, чтобы дать образование детям и содержать свой дом, то он образцовый муж и отец. А женщина не имеет права даже подумать о возможном друге, так как в этом случае она порочное существо, которое не может заниматься даже воспитанием собственных детей. Даже если она вполне состоявшийся человек, депутат или высокий чиновник, кандидат или доктор наук, известный композитор или популярная актриса. Во всех случаях она не имеет права даже мечтать о другом мужчине, так как это означает беспощадный и суровый приговор общества.

Конечно, я отказалась от подобного предложения. И продолжала побеждать на татами. Иногда к нам приходили даже мужчины, чтобы посмотреть на эту взрослую тетку, которая так неистово побеждала своих более молодых соперниц. Не скрою, мне было приятно. Но среди тех, кто появлялся в зале, не было ни одного, кто мог бы привлечь мое внимание. Я имею в виду не их накачанные мускулы, а выражение их лиц. Как филолог, я сразу видела, что чтение книг для этих спортсменов – невыносимая мука. Это просто отражалось в их глазах. Мне достаточно было в жизни одного Анвера, который так и не понял, как можно тратить время на чтение книг. За все время моего замужества я не видела его ни разу с книгой. Он даже газеты не читал, а журналы иногда только просматривал.

За окнами был уже две тысячи четвертый год. Мне исполнилось двадцать восемь, и я наконец-то была готова к защите своей кандидатской диссертации. И тут в нашем тренировочном зале появился относительно молодой человек. Ему было лет тридцать. Высокий, подтянутый, с внимательным взглядом серых глаз. Да, у него были непохожие на других серые глаза, что сразу привлекало к нему внимание. И вообще, он был не похож на обычного азербайджанца. Темные волосы и достаточно светлый цвет кожи. Позже я узнала, что мать у него была русской, и от нее он получил эти серые глаза и такой цвет кожи. Его звали Максимом. После того как он появился на нашей тренировке, я все время смотрела в его сторону. Он тоже не сводил с меня глаз. Я даже помечтала о том, чтобы он подождал меня после тренировки. Такая глупая, почти девичья мечта. Чтобы я вышла из клуба и увидела его стоявшего у своей машины. Если бы он меня пригласил в свой автомобиль, я бы, конечно, не отказалась. Хотя я тогда вообще не знала – есть ли у него машина и почему вообще он приезжает к нам на тренировки и соревнования.

В тот вечер, приняв душ быстрее обычного, я торопилась к выходу. Но когда вышла из клуба, никто меня не ждал. Я подумала, что мечта была слишком наивной, чтобы оказаться реальностью. Забыла сказать, что у Максима были не просто серые глаза. У него были умные и внимательные глаза, что сразу привлекло мое внимание. Хотя, возможно, мне только показалось, что они были умными. Не знаю. Мы, женщины, способны часто домысливать несуществующие достоинства мужчин, пытаясь обманывать самих себя. Беспощадный анализ не для женского разума. У нас все – сердце, даже голова.

Он еще несколько раз появлялся в зале, и каждый раз я обращала на него внимание. Дважды я выступала против достаточно сильных соперниц и в обоих случаях чувствовала такой подъем, что легко расправлялась с обеими, словно присутствие Максима давало мне лишние силы. Я уже решила, что в очередной раз сама подойду и заговорю с ним, презрев все местные обычаи, когда однажды выходя из клуба, увидела его, стоявшего у машины. Заметив мой взгляд, он вежливо кивнул, улыбнулся и поздоровался. Я тоже поздоровалась и смущенно отошла. Словно боялась выдать себя неловким движением или какими-либо глупыми словами. Сердце у меня забилось, как у девчонки на первом свидании. Я дошла до угла и обернулась, чтобы посмотреть, кого именно он ждет. И с удовольствием увидела нашего тренера, с которым он беседовал. А потом Максим уехал, и я отправилась домой. Настроение в этот вечер у меня было просто замечательным. Я ведь не могла знать, что наша встреча закончится так трагически. Но в тот вечер самые светлые чувства просто переполняли меня.

Глава 7

Я приехала в аэропорт встречать нашего гостя, уже зная, что самолет из Тель-Авива прибывает в пять часов вечера. Конечно, в зале ожидания я была одна. Но видела, как с двух сторон на меня смотрят наши ребята. В газетном киоске устроился Бехбудов, который очень импозантно смотрелся в роли торговца цветами. Кажется, ему эта роль совсем не нравилась. А в другом конце зала сидел со скучающим видом Ариф Салимов. Он читал газету и делал вид, что даже не смотрит в нашу сторону. Но он смотрел, я сразу заметила его напряженную позу и частые повороты головы.

Конечно, я волновалась. Яков Аронович должен был появиться с минуты на минуту. Просчитывала в уме, что самолет уже прибыл и теперь они наверняка получают свой багаж. Уже начали выходить пассажиры, в основном бакинские евреи, ездившие гостить в Израиль. Хотя есть и много приезжих, которые хотят посмотреть наш город. У нас прямое сообщение с Тель-Авивом, что, наверное, самый большой парадокс в мире. Азербайджан не просто мусульманское государство, а государство, где господствующая религия шиитов, наиболее непримиримых врагов Израиля. Достаточно вспомнить «Хамас» или «Хезболлах», уже не говоря об Иране и большой части Ирака. Но наша религия совсем не мешает нам дружить с Израилем и даже иметь их посольство в нашей стране. К большому сожалению, мы сами не можем открыть свое посольство в их стране, хотя это давно уже нужно было сделать. Но мы члены организации стран исламского мира, в эту организацию входит несколько десятков мусульманских государств, и бросать такой откровенный вызов всем этим государствам мы просто не можем себе позволить. Поэтому наше посольство все еще не открыто в Израиле, хотя регулярное воздушное сообщение существует уже давно, а их посольство работает в Баку вот уже больше полутора десятков лет.

Пассажиры выходят с большими чемоданами, и я стою у ограждения, терпеливо ожидаю, когда появится Яков Аронович. Его фотография есть в Википедии, как известного ученого-литературоведа, и я до сих пор не совсем понимаю, как это сочетается с его деятельностью в разведке. Впрочем, я тоже работаю под прикрытием своего филологического образования и даже успела стать кандидатом наук. Но я всего лишь обычный сотрудник, тогда как Гольдфарб был легендой среди литературных критиков и легендой среди разведчиков-аналитиков.

Я вижу, как выходит группа пожилых женщин, громко обсуждающих что-то по-русски. Очевидно, выходцы из нашей страны. Их четверо или пятеро. Когда они говорят по-русски, у них сразу чувствуется такой потрясающий «одесский акцент». Никогда не понимала антисемитов. Как можно ненавидеть этот умный и талантливый народ? Особенно непонятно, когда антисемиты встречаются среди христиан. Господи, нужно быть полными идиотами, чтобы не помнить о Христе и его матери – Деве Марии. Поклоняться им и быть антисемитом. Это уже какое-то извращение. Или националисты и фанатики не подозревают о том, что Мария была еврейкой, а ее сын тоже немного еврей? И почему нужно не любить целый народ, который сумел пронести свою веру и идентичность через такие неслыханные страдания, через такие вековые гонения и погромы? И сумел доказать, что действительно является первым в мире среди равных. Конечно, есть умные и талантливые люди среди всех наций и народов, но среди евреев их поразительно много. Возможно, это последствия естественного отбора, ведь на протяжении тысячелетий выживали самые умные, самые приспособленные, самые толковые. Или все еще сложнее? Может, они действительно богоизбранный народ и всем остальным народам нужно учиться у них воспитанию своих детей и отношению к своей работе? Вы когда-нибудь видели еврейских детей, которые плохо учатся? Я о таких даже не слышала. Или еврей, который не любит свою работу? Наоборот, они пытаются быть первыми и достигают потрясающих успехов. Не говоря о том, что в их постоянно воюющей стране нет детских домов. Это нормальное отношение к детям и к своей нации. Поразительно чувство единения, очевидно, выработанное веками преследований. По большому счету, нужно учиться у этого народа, как необходимо жить, дружить, воспитывать детей, овладевать своей профессией, зарабатывать деньги, заниматься творчеством и уметь сплачиваться в минуты опасности. Просто учиться и любить этих мудрых людей. А ненавидят их только из-за собственных комплексов неполноценности. В этом я убеждена.

Пассажиры продолжают выходить, и я не вижу Якова Ароновича. Ну, когда он появится? Почему его так долго нет? Кажется, уже вышли последние пассажиры, а его все еще нет. Я терпеливо жду еще минут десять и растерянно смотрю по сторонам. Ариф убирает газеты и качает головой. Он сам не понимает, что произошло. Бехбудов хмурится и достает мобильный телефон. К нему подходят две девушки, чтобы купить цветы, но он даже не замечает покупательниц. Ему нужно выяснить, куда пропал наш гость. И в этот момент я слышу за своей спиной мягкий голос безо всякого акцента:

– Добрый день. Вы госпожа Алиева? Я не ошибся?

Я резко оборачиваюсь. За моей спиной стоит Яков Аронович собственной персоной. Каким образом он сумел выйти незамеченным? Ведь мы следили за всеми выходящими в три пары глаз? Он просто не мог пройти мимо нас. Но это сам Гольдфарб. Не может быть никаких сомнений. Я сразу узнаю его по фотографиям. И киваю головой. Произношу смущенно:

– Я должна была вас встретить. Здравствуйте, Яков Аронович.

Он протягивает мне свою сухую узкую ладошку, и я жму его прохладную руку. Рядом оказывается высокий, немного грузный мужчина с почти кавказскими усами.

– Это атташе нашего посольства, – любезно поясняет Гольдфарб, – господин Давид Лернер.

– Очень приятно, господин Лернер, – пожимаю я руку мужчине.

Какая я дура. Конечно, я должна была предусмотреть и этот вариант. Ведь Яков Аронович Гольдфарб – известный на весь мир ученый и, конечно, его должен был встречать кто-то из посольства. Все правильно. Они, очевидно, заказали встречу через бизнес-зал, где встречают пассажиров за довольно высокую плату. Наверняка Лернер встречал гостя именно там. А мы, как полные дураки, ждали его здесь.

– У нас есть машина, – сообщает Лернер. По-русски он говорит чисто, но некоторый акцент все-таки чувствуется. Такой типично еврейский акцент, тогда как у Гольдфарба просто изумительный русский язык.

– У меня тоже машина, – несколько растерянно сообщаю я.

Наш сценарий встречи окончательно сломан. Мы заказали гостю номер в «Хилтоне». Хотя его вполне может отвезти сотрудник израильского посольства. Наверняка он тоже работает на два ведомства. Впрочем, в случае с израильским посольством все и так понятно. Любой сотрудник потенциально может быть сотрудником какой-нибудь спецслужбы. И не обязательно только МОССАДа. Это абсолютно нормально. Они работают на свою страну и на свой народ.

– Тогда я поеду вместе с вами, – решает помочь мне Гольдфарб, – поблагодарим нашего дипломата, и я поеду вместе с вами. Ведь я приехал работать именно в архивах вашего института.

– Спасибо, – мы идем к выходу, и чемодан гостя несет сам атташе. Моя машина – белый «Хундай» – стоит на стоянке. У меня нет дипломатических номеров, чтобы мне разрешили ставить автомобиль ближе к зданию аэропорта. И поэтому мы довольно долго идем к моему автомобилю. Я открываю багажник, Лернер закидывает туда чемодан гостя, жмет ему руку на прощание и дает мне свою визитную карточку. Кажется, он еще что-то сказал гостю, но я не расслышала, что именно. Яков Аронович садится рядом на заднее сиденье.

– Я не люблю ездить на переднем сиденье, – поясняет мне гость.

У каждого свои причуды. Я усаживаюсь за руль и осторожно выруливаю машину со стоянки. Мы выезжаем из аэропорта, и машина, набирая скорость, несется по трассе. Я молчу, даже не представляя, как начать беседу.

– Город сильно изменился, – помогает мне Гольдфарб, – я бывал здесь еще в восьмидесятые годы.

– Еще как, – оживляюсь я, – вы сами все увидите.

– Мне сообщили, что вы сотрудник, действующий под прикрытием, – сразу уточняет гость.

– Верно. Но я действительно работаю в институте литературы и даже успела защитить кандидатскую диссертацию.

– Похвально, – говорит Яков Аронович, – очень похвально. Литература относится к вечности, хотя шпионаж тоже почти вечное занятие. Но наши имена не остаются в истории, тогда как имена великих поэтов и писателей будут жить вечно. Как вас правильно называть?

– Можете просто Кеклик.

– Что это означает?

– Перепелка. Каменная куропатка. Нечто в этом роде.

– Красиво, – улыбается Гольдфарб, – потом расскажете мне подробно свою жизнь.

Он разговаривает со мной и следит за выражением моего лицо через зеркало заднего обзора, в которое я тоже смотрю. И поэтому видит несколько удивленное выражение моего лица.

– Не удивляйтесь, – предлагает гость, – я должен четко представлять, с кем именно я буду работать. Нам ведь предстоит проработать вместе почти два месяца. Кажется, ваш конкурс «Евровидения» состоится в конце мая?

– Да.

– А сейчас только начало апреля, – напоминает Яков Аронович, – срок более чем достаточный, чтобы мы успели подружиться и поссориться.

– Поссориться тоже?

– Обязательно. Иначе не будет вообще никаких результатов. Наша работа не терпит рутины и единообразия во мнениях. Чем больше мнений, тем лучше. Я имею в виду не только разведку, но и литературу.

Кажется, мне нужно будет привыкнуть к его своеобразному мышлению. У меня почему-то не работает радио. Я пытаюсь найти хоть какую-то музыку, но слышу только хрип.

– Выключите радио, – предлагает Гольдфарб, – у меня с собой включенный скэллер. Он нарушает работу вашего радио.

– Здесь нет магнитофонов, – возражаю я ему.

– Дорогая Кеклик, – снисходительно говорит мэтр, – нас легко могут записать с помощью направленного луча. Из машины, которая идет следом за нами или рядом с нами. Поэтому не будем рисковать. Кто знает о моем прибытии сюда? Я имею в виду ваших коллег по второй профессии?

– Мой непосредственный шеф – полковник Кафаров…

– Знаю. Прекрасный специалист еще по советским временам.

– Наш министр и начальник контрразведки. Больше никто.

– А ваши коллеги по группе, которые так нетерпеливо ждали меня в аэропорту. Что им известно?

– Вы их вычислили? – Неужели он смог так быстро просчитать обстановку.

– Конечно. Это было нетрудно. Вы с таким нетерпением меня ждали. А ваш коллега явно не хотел продавать цветы подходившим клиентам. Это было видно по его лицу. И когда я не вышел из накопителя, он сразу начал кому-то звонить, забыв о покупателях и уже даже не маскируясь. А другой делал вид, что читает газету, но выдавал себя частым переглядыванием с вами. Чтобы обмануть возможного наблюдателя, нужно хотя бы в течение минуты не отрывать глаз от газетных строчек, но при этом внимательно следить за нужным человеком. Ваш коллега слишком часто отвлекался. И было сразу заметно, что газеты его не очень интересуют…

– Мы думали, что вы не приехали.

– Все равно нельзя вести себя так провинциально, – делает мне замечание Гольдфарб, – вы должны были просчитать варианты и понять, что я могу появиться с другой стороны. Или кто-то третий может обратить внимание на поведение ваших товарищей. И не нужно так недооценивать спецслужбы других государств, которые наверняка также плотно работают в вашей стране.

– Мы ждали именно вас.

– Это мне понятно. Когда я смогу встретиться с Кафаровым?

– Сегодня. Он сам решает, когда и где ему появиться.

– Конечно. Он профессионал еще старой школы, – удовлетворенно кивает Яков Аронович, – хотя и моложе меня лет на десять. В восьмидесятые годы это был один из лучших аналитиков Первого главного управления КГБ СССР, так тогда называли внешнюю разведку. Очень известный специалист.

– Спасибо. Он наш руководитель.

– Это мне тоже известно. В ином случае я бы здесь просто не появился. Думаю, что именно он и был инициатором моего вызова в Баку. Вы подготовили какие-нибудь материалы по реальному положению дел в городе. Все, что мы запрашивали?

– Конечно. Папка у меня. Я передам ее вам в отеле.

– Хорошо, – Яков Аронович смотрит по сторонам, – кажется, мы въезжаем в город?

– Да. Полковник Кафаров сказал, что у вас тоже будет информация для нас.

– И очень много, – подтвердил Гольдфарб, – судя по нашим источникам, в вашем городе идет серьезная подготовка к срыву этого прекрасного мероприятия, которое вы планируете провести в конце мая. Не всем вашим соседям нравится сама идея проведения «Евровидения» в вашей стране. И не забывайте, что мы занимается этими вопросами достаточно давно. Ведь наша страна тоже принимает участие в этом конкурсе.

– Это слухи или реальные факты?

– Да, реальные. По нашим сведениям, налажен определенный коридор по переброске в вашу страну оружия и взрывчатки, которая будет использована в день «Х».

– Можно вопрос?

– Конечно. Я для этого и приехал, чтобы вы все задавали мне вопросы. И вы больше других.

– Почему вы раньше не сообщили нам об этом? Мы могли перехватить это оружие и взрывчатку на этапе прохождения через границу.

– Не могли. Судя по всему, у них налаженный канал поставок. А кроме того, мы просто не знали. Мы действительно не знали, иначе в первую очередь предупредили бы ваши спецслужбы. Не секрет, что мы считаем вас своими естественными союзниками в этом регионе. Возможно, единственными, после того как с Турцией у нас столь ощутимо испортились межгосударственные отношения. Здесь либо откровенные враги, либо страны, тесно сотрудничающие с нашими врагами. Пожалуй, кроме официального Баку, мы могли бы попытаться опереться на Тбилиси, но там произошли такие стремительные изменения, что Саакашвили потерял в одночасье реальную власть и мы все еще пытаемся разобраться – кому оказались выгодны такие перемены в Грузии? Москве или Вашингтону? Или обоим сразу?

– Все еще не разобрались? – Кажется, я позволила себе усмехнуться.

– Это не так просто, – очень серьезно поясняет Яков Аронович, – иногда интересы великих держав могут совпадать, и тогда небольшим пограничным странам приходится очень тяжело. В данном конкретном случае оппозицию в лице миллиардера Иванишвили поддержали и Москва, и Вашингтон. Хотя не открыто и не столь явно. Но обе державы явно устали от непредсказуемых действий Саакашвили. И даже сейчас никто не может предугадать, какой именно фортель он может выкинуть. А в вашем нестабильном регионе любой лидер такого неврастенического склада – прямая и явная угроза интересам супердержав. И вообще интересам всех государств этого региона.

Неожиданно раздался телефонный звонок. Несмотря на скэллер, телефон гостя работал. Возможно, он был со спутниковой связью. Гольдфарб достал свой аппарат. Внимательно выслушал, поблагодарил, убрал телефон в карман.

– Звонил Лернер, – сообщил гость, – за его машиной следят с момента его выезда из аэропорта. Очевидно, полагая, что я могу находиться в этом автомобиле.

– Кто следит?

– Этого он не знает. Возможно, ваши спецслужбы, возможно, кто-то другой. В любом случае их интересуют все перемещения наших дипломатов и мой приезд. Хотя полагаю, что обо мне они пока не подозревают, иначе моя встреча была бы куда более плотной.

– В моей группе о вашем настоящем задании знаю только я.

– Это нормально. Так и должно быть. Большое количество посвященных означает необязательную возможность предательства, а всего лишь многократно возрастающую опасность случайной утечки информации, что в некоторых случаях бывает даже опаснее намеренного предательства.

– Почему? – не поняла я.

– Предателя легче вычислить, – поясняет Яков Аронович, – ведь в этом случае совершенно очевидно, что передача информации идет достаточно целенаправленно. А в случае с возможной утечкой информации очень сложно выделять кого-то конкретно. Но это только возможные ситуации, которые мы должны с вами просчитывать.

Я молчу. Я уже понимаю, что за эти неполные два месяца должна буду пройти курс у одного из самых опытных аналитиков в мире и получить хотя бы малую толику его знаний. Очень надеюсь, что я смогу соответствовать… Нет, не его уровню, это просто невозможно. Хотя бы своему. Чтобы оказаться достойным помощником приехавшему гостю. Если бы я тогда могла знать о том, насколько сложной и трагичной будет наша совместная операция.

Глава 8

Максим Гейдаров – так звали моего нового знакомого. Он расспрашивал тренера обо мне, и я была первой, кому это сообщили. Еще дважды я выходила из клуба и видела его стоявшим у машины. Он вежливо здоровался, улыбался и больше ничего не говорил. Честно говоря, было немного обидно. К тому времени я уже больше двух лет была в разводе и вся моя энергия уходила только на бойцовские упражнения в нашем клубе. Сложно в это поверить, но самоудовлетворение тоже не в наших традициях. Это будет не только противоестественно, но и аморально. В порядочной семье девочка не посмеет и подумать о таком. А в более зрелом возрасте все это выглядит неслыханным нарушением твердых моральных запретов. Как, впрочем, и многие способы физических контактов с противоположным полом.