Текст книги "Исчезновение (сборник)"

Автор книги: Честер Гейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Если Амелия догадывалась, что Том пришел только для того, чтобы увидеться с Сью, и очень хотел поговорить с ней наедине, она никак этого не показывала. Она искусно монополизировала разговор и сумела весь вечер не давать молодой паре остаться наедине. А потом она отправила Сью наверх отыскивать несуществующий фотоальбом, а сама, дрожа от возбуждения, осталась наедине с Томом.

– Том, я хочу кое о чем поговорить с вами.

Он вопросительно посмотрел на нее, его вьющиеся каштановые волосы падали на лоб.

– Да, мисс Блендинг?

– Том, да оставьте вы наконец это вечное «мисс Блендинг»! – нетерпеливо воскликнула она.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Конечно, если вы так хотите, – медленно ответил Том.

Амелия глубоко вдохнула. Один ноль в ее пользу. Она попыталась собраться, надеясь, что он не заметит, как дрожат ее стиснутые руки, как дергаются губы.

– Том, надеюсь, сейчас еще не поздно сделать что-нибудь, чтобы снова запустить ваш бизнес.

Амелия прикусила губу, потому что ее голос от нервного напряжения прозвучал неестественно высоко и резко.

Но она была довольна, увидев, как изменилось лицо Тома. Потом слегка удивленное выражении исчезло, вернулась полная безнадежность.

– Нет, не поздно, но станет поздно, если я что-нибудь немедленно не предприму.

– Вы получили возможность занять деньги?

– Боюсь, что нет. Нужно очень много денег, и я не знаю никого, что мог бы мне их дать взаймы. – Неожиданно он пристально посмотрел на нее. – К чему вы клоните? Хотите сказать, что вы…

Амелия медленно кивнула.

– Да, Том, я могла бы дать вам деньги. Могу дать столько, чтобы вы купили другой бизнес, не хуже вашего прежнего.

Том Вейл сидел напряженно, глаза его блестели, в углу рта появилась медленная улыбка.

– Это замечательно! – воскликнул он. – Мы со Сью никогда не сможем достойно вас отблагодарить.

– Она к этому не имеет отношения! – выпалила Амелия.

– Понятно.

Он перестал улыбаться, осел в кресле и старался не смотреть на нее.

– Послушайте, Том, – быстро заговорила Амелия. – Я хочу, чтобы вы на мне женились. Как ваша жена, я дам вам достаточно денег, чтобы ваш бизнес снова стал действовать – или, если захотите, любой другой бизнес. Я предлагаю вам замечательную возможность. Теперь вы знаете, что вам никогда не раздобыть нужную сумму, и условия, которые я вам предлагаю, гораздо мягче тех, на которых вы могли бы от кого-нибудь получить деньги. Том, вы согласны?

Он долго молчал. Потом медленно покачал головой.

– Простите. Я не могу это сделать. Я люблю Сью.

– О, Сью! – презрительно произнесла Амелия. Она наклонилась вперед, лицо ее было напряжено. – Том, не будьте сентиментальным глупцом. Что такого может предложить вам Сью, чего не могу я? Она просто девушка без гроша в кармане. Всю жизнь с ней вам придется экономить, чтобы заплатить по счетам. Вы не созданы для такой жизни. И, Том, я предлагаю вам единственный шанс. Другого такого у вас не будет.

Он снова покачал головой.

– Я… я не могу на это пойти. Честно. Не могу забыть Сью.

Амелия попыталась изменить тактику.

– Возможно, Том, я слишком вас торопила. Дам вам несколько дней, чтобы вы подумали.

– Бесполезно, – упрямо ответил он. – Я не передумаю.

Амелия встала. Ее прямоугольное худое тело дрожало, лицо побледнело.

– Значит, вы на мне не женитесь?

– Простите.

Амелия покачнулась. Комната вращалась у нее перед глазами. Горло сжалось, и она не могла произнести кипевшие в ней язвительные гневные слова. Она повернулась и выбежала из комнаты.

Амелия бросилась на кровать и плакала от гнева, унижения и разочарования. Позже в измятом платье она уснула. А когда проснулась, было еще темно. Она смотрела в темноту, и в ее свихнувшемся мозгу возникал план.

Сью… Сейчас Амелия ненавидела Сью, как никогда раньше. Она ненавидела девушку за ее молодость и красоту, от которых никакие обещания богатства не могут отвратить Тома.

Сью стоит на пути ее счастья, угрюмо думала Амелия. Поэтому… Сью следующей будет носить камень.

Амелия не могла снова уснуть. Она неподвижно лежала в кровати, глядя перед собой, пока в окнах ее комнаты не засветилось яркое утро. Тогда она встала, приняла ванну и оделась. Быстро подошла к двери комнаты Сью и постучала в дверь.

– Входите.

Сью была еще в постели, ее каштановые волосы разметались по подушке, голубые глаза еще полны сна.

– Доброе утро, дорогая, – поздоровалась Амелия. Она села на кровать. – Том говорил тебе, что произошло вчера вечером?

– Нет, – ответила Сью. Приветственная улыбка на ее губах сменилась выражением удивления. – О чем ты говоришь, Амелия?

– У нас была небольшая ссора, – сказала Амелия, хотя ей не хотелось этого говорить. – Ничего важного, но боюсь, мы разозлили друг друга.

Сью как будто успокоилась.

– Когда я вчера вечером вернулась, Том вел себя очень странно, и я гадала, что случилось. Амелия что это за ссора? Из-за денег?

– Некоторым образом.

Амелия отвернулась, чтобы скрыть вспыхнувшие щеки.

– Ты предложила Тому деньги на бизнес, и он отказался. Так? О, Амелия, как это хорошо с твоей стороны! Том так упрям!

Амелия быстро кивнула.

– Да… упрям. И поэтому я хочу, чтобы ты взяла это. – Амелия протянула свисающий на золотой цепочке камень. – Я знаю, в какой ситуации вы оказались с Томом, и не вижу другой возможности помочь вам. Надеюсь, это тебя подбодрит, хоть немного. Будешь носить?

– Носить? – воскликнула она. – Конечно, буду! Он прекрасен. – Она закрепила цепочку на горле, и камень розовато-красно замерцал на фоне ее кожи. – Амалия, ты такая хорошая!

– Ну, ну! – успокаивающе сказала Амелия. – Давай одевайся, и пойдем завтракать.

Во второй половине дня Сью пожаловалась, что плохо себя чувствует. К вечеру она была апатичной и вялой и вынуждена была лечь.

Когда Том пришел, его встревожило состояние Сью.

– Она больна, – сказал он Амелии. – Думаю, нужно вызвать врача.

– К утру все будет в порядке, – ответила Амелия с уверенностью женщины, понимающей, чем больна другая.

Но Том продолжал тревожиться. Он допоздна сидел у кровати Сью. Наконец спустился в гостиную, где сидела Амелия и делала вид, что читает. Лицо у него было бледное и мрачное.

– Послушайте, положение серьезное, – сказал он. – Надо вызвать врача.

Амелия посмотрела на его решительное лицо. Она сразу поняла, что спорить бесполезно.

– Если настаиваете. Но думаю, что у Сью ничего серьезного.

– Может, нет, но лучше перестраховаться, – настаивал Том.

Амелия сдержала вспыхнувший гнев. Ненавидя Тома за то, что он вынуждает ее делать, она позвонила доктору Тайеру.

Тайер много лет был семейным врачом Блендингов; это невысокий краснолицый мужчина, с прядями седых волос на голове. Приехав, он сразу пошел осматривать Сью. Амелия и Том пошли с ним и молча стояли, пока Тайер производил осмотр. Сью выглядела худой и бледной. Амелия удовлетворенно отметила, что камень по-прежнему висит на цепочке на горле у девушки и цвет его стал темней.

Наконец Тайер распрямился и достал из ушей стетоскоп. На его обычно жизнерадостном лице было выражение удивления.

– Что с ней, доктор? – торопил его Том. – Чем она больна?

– В том-то и дело, – ответил Тайер. – Не знаю. Сью очень больна, но удивительно: у нее нет никаких распознаваемых симптомов. Никогда ничего подобного не встречал.

Тайер потянул себя за нижнюю губу и нахмурился. Наконец он сел в кресло рядом с больной.

Том Вейл начал расхаживать по комнате, с встревоженным лицом, сжимая руки. Тайер, продолжая хмуриться, смотрел на Сью.

Амелия оставалась, пока больше не смогла выдерживать молчаливое напряжение этой сцены. Она пошла в свою комнату и легла на кровать, возбужденно улыбаясь в темноте. Ее план работал – работал великолепно. Камень насытившийся старой Харриет, действовал медленно, но все так же основательно. Сью скоро умрет. Амелия шире улыбнулась.

* * *

Солнечный свет, ударивший ей в глаза, разбудил Амелию. Она села, удивившись: уже утро. Амелия умылась, переоделась и вышла из комнаты. В коридоре она услышала доносившиеся снаружи голоса. И начала спускаться. Почти одновременно внизу лестницы появился Том Вейл и быстро стал подниматься к ней.

Амелия остановилась наверху в начале лестницы.

– Доброе утро, Том. Как Сью?

– Немного лучше, – сказал он.

На его лице морщины усталости, волосы всклокочены.

Амелия посмотрела на него. Немного лучше. Что-то не так! К этому времени Сью должна была полностью быть во власти камня!

– Тайер не знает, что со Сью, – продолжал Том. – Он послал на Побережье за специалистом по редким болезням. Тот прилетит специальным самолетом. – Том Вейл опустил взгляд на свои руки. – Это стоит дорого – больше, чем есть у Сью – или что я могу надеяться занять. Я знаю, что мы не можем ждать, что вы оплатите счет после… После того, что произошло вчера. Но деньги нужно как-то получить, так что… если ваше предложение выйти за меня остается в силе, я согласен, если вы позаботитесь о Сью.

– Вы… вы женитесь на мне… за это? – ахнула Амелия.

Ее охватило негодование.

Том Вейл медленно кивнул.

– Да … и поэтому я хочу вернуть вам это. – Он достал из кармана пиджака камень на цепочке. – Ночью Сью могла говорить и рассказала мне, почему вы подарили это ей – из-за меня. Я хочу вернуть его вам. Больше не буду упрямиться. Сделаю то, что хорошо для вас обеих.

Том протянул ей камень. Амелия в ярости смотрела на него. Она почти не слышала, что он продолжает говорить.

– Я взял это у Сью, потому что не хотел, чтобы она носила его как символ моей бесполезности. У меня нет денег, и я не смог позаботиться о ней. Она не будет счастлива. Но так лучше всего…

Амелия дрожала от гнева. Красный туман встал у нее перед глазами. Сью! Всегда Сью! Все, что он делает, – ради Сью. Он даже убрал камень, выполнявший свою смертоносную работу. Амелия неожиданно яростно вырвала у него камень.

Камень у нее. Она сжала его в руке. А потом, потеряв равновесие, замахала руками в воздухе.

Потом увидела, что лестница прыгнула ей навстречу, и она полетела вниз, вниз – так, как всегда боялась упасть. Потом сильный удар, еще один. И все потемнело.

* * *

Доктор Тайер посмотрел на лежащую в кровати Амелию, и на его круглом румяном лице появилось смешанное выражение жалости и отвращения. Голова Амелии была в бинтах, но сама Амелия как будто не возражала. Она смотрела на Тайера яркими и счастливыми глазами. Рот у нее был расслаблен в бессмысленной улыбке, и из угла рта по угловатому подбородку текла слюна.

Доктор Тайер отвернулся.

– Сомнений нет, – хрипло сказал он. – При падении она повредила мозг. Боюсь, она никогда не будет прежней.

– Как ужасно! – сказала Сью. – Бедная Амелия!

Она зарылась лицом в пиджак Тома Вейла. После несчастного случая прошло несколько дней, и Сью настолько оправилась, что ходила без помощи.

– Если никаких улучшений в положении Амелии не будет, я переведу ее в частную лечебницу, – сказал Тайер. – Там о ней будут заботиться. – Лицо его неожиданно просветлело. – Я разговаривал с адвокатом Херли. Он сказал, что, если я уверен в недееспособности Амелии, состояние Блендингов перейдет к Сью. Так вот, я совершенно уверен.

На маленьком лице Сью появилось радостное выражение.

– Том – воскликнула она. – Ты понимаешь, что это значит?

Том Вейл медленно кивнул.

– И я обещаю не упрямиться. Я причинил достаточно неприятностей.

У Амелии, словно в ответ, что-то булькнуло в горле. В руках она сжимала красный камень, висящий на золотой цепочке у нее на шее.

– Она кажется очень привязанной к этой безделушке, – заметил Тайер. – просто невозможно ее отобрать. Ну, если она довольна, пусть держит…

Кристалл и магия

Полуденное солнце, просачивающееся, подобно расплавленному золоту, сквозь листву и ветви окаймляющих дорожку деревьев, яркими пятнами лежало на асфальте. Амос Баррик, страдающий ревматизмом, торопливо ковылял в сторону небольшой рыночной площади, к которой вела дорожка. Он расстегнул свой поношенный синий пиджак, а его черная когда-то шляпа, теперь выгоревшая и бесформенная, была сдвинута на затылок, открывая неопрятные космы седых волос.

В сонной тишине парка звучало многозвучное щебетание птиц, и время от времени из ближайших деревьев доносилось хлопанье крыльев. Где-то вдалеке жужжала электрическая газонокосилка, и слышались приглушенные визги играющих детей. Свежий ветерок, остро приправленный смешанным запахом травы и цветов, то мягко, то порывисто колыхал теплый воздух. Окружающая листва с ноткой протеста шелестела на ветру, будто выражала недовольство тем, что ее потревожили.

Баррик близоруко прищурил свои поблекшие карие глаза, подойдя к площади. В ее центре гранитный Линкольн, сосредоточенный и задумчивый, восседал на своем гранитном стуле. Статуя возвышалась на цементном постаменте, с четырех сторон которого стояли деревянные скамейки. Никто не сидел на двух скамейках, видимых Баррику. Он забеспокоился, пришел ли сегодня Джон Тен Эйк в парк.

В душу Баррика закралось дурное предчувствие, похожее на мучительные опасения ребенка, которого вот-вот могут лишить его любимой игрушки. На мгновенье то старое чувство невыразимого одиночества накрыло его с головой. Он провел много приятных часов в компании Джона Тена Эйка, и ждал сегодняшнего дня с особым, острым нетерпением.

Баррик поспешил вперед, чтобы увидеть две другие стороны пьедестала. Он знал, что если Джон Тен Эйк вообще пришел в парк, то наверняка будет здесь, ибо, как и Баррик, больше всего любил именно эту часть парка. И хотя Тен Эйк был новичком в парке, это про него Баррик уже успел понять.

Именно на одной из скамеек вокруг пьедестала Баррик познакомился с Теном Эйком. Сам Баррик был частым гостем в парке по той простой причине, что ему больше некуда было пойти. Дома он мешался под ногами, как слишком часто и громко заявляла ему жена его сына. Вдовец, он переехал жить к сыну несколько лет назад. Плата за стол и кров из скудных сбережений поначалу обеспечила ему радушный прием, но теперь, когда деньги закончились, он жил из милости и на взятое взаймы время.

Вопрос благотворительности не волновал его, ибо он считал, что это моральный долг сына перед ним. Вопрос взятого взаймы времени беспокоил, но он научился не думать об этом слишком часто. Что было по-настоящему обидно, так это тот факт, что ему не с кем поговорить. Сын слишком занят для общения с ним, а невестка слишком раздражена его бесприбыльным присутствием, чтобы проявлять дружелюбие. Да и дети уже достигли того возраста, когда им неинтересно со стариками. Пожилой человек обычно словоохотлив и любит компанию, а Амос Баррик в этом смысле был типичнее большинства.

Баррик замедлил шаг, приблизившись к статуе. Зайдя за угол пьедестала, он увидел сидящего на скамейке старика, который читал газету в очках с золотыми дужками, низко посаженными на круглый красный нос.

Баррик не спеша подошел.

– Здравствуйте, мистер Тен Эйк, – сказал он.

Тен Эйк вгляделся поверх очков и улыбнулся.

– А, это минхер Баррик. – Он приглашающим жестом указал на свою скамейку.

– Славный денек, мистер Тен Эйк, славный денек.

Тен Эйк снял очки и огляделся вокруг, словно впервые.

– Это так, – согласился он. – Почти как в моей родной Пенсильвании. – Седые волосы густой бахромой опоясывали нижнюю часть его головы. Макушка была лысой, а херувимоподобное лицо чисто выбритым. Его короткое туловище наводило на мысль о катающемся в масле сыре, а ухоженная внешность и хорошая одежда создавали разительный контраст с неопрятностью Амоса Баррика.

Сам Баррик, однако, не замечал этой разницы. Единственное, что имело для него значение, это возможность с кем-нибудь поговорить.

– Вы уже нашли своего родственника? – поинтересовался Баррик.

– Моего кузена Вильгельма? – Тен Эйк уныло покачал головой. – Нет, хотя я все утро посвятил расспросам. Мне сказали, что Вильгельм приехал сюда, в этот город.

– Город большой, – заметил Баррик.

– Это да. Но это было давно, и Вильгельм уже мог уехать. – На розовощекой физиономии Тена Эйка отразилось беспокойство. – Не знаю, что буду делать, если не найду Вильгельма. Он был последним из семьи. Мне не так много осталось, а кристалл должен быть передан.

– Кристалл, – многозначительно повторил Баррик. Он взглянул на Тена Эйка с неожиданной хитрецой. – Мне все же как-то не верится, что он может проделывать все те штуки, о которых вы рассказывали третьего дня.

Тен Эйк улыбнулся ангелоподобной доверительной улыбкой.

– Вы не верите, что он способен с помощью магии отправить вас в прошлое? Но я обещал показать вам это, не так ли? Чтобы вы увидели все собственными глазами.

– Несомненно, я бы хотел это увидеть, – с готовностью подтвердил Баррик. Он вел к этому, и теперь протянул руку за своей шляпой, пока Тен Эйк не передумал.

– Тогда идемте. Моя гостиница тут недалеко. – Тен Эйк аккуратно положил свои очки в кожаный футляр и поднялся. Баррик пошел за ним, с трудом сдержавшись, чтоб не вскрикнуть от боли в ревматических ногах.

Тен Эйк жил на деловой улице прямо напротив парка, в маленькой третьеразрядной гостинице, которая отражала характерное для его голландской натуры чувство бережливости. Клерк за конторкой почти не обратил внимания ни на Баррика, ни на Тена Эйка, вручая последнему ключ.

Лифта не имелось. Баррик с Теном Эйком поднялись по лестнице на второй этаж. Номер Тена Эйка был в конце узкого темного коридора. Он жестом пригласил Баррика войти и тщательно запер дверь.

– Я рискую, живя здесь, – сказал он Баррику, – но в других местах слишком дорого. – Он пожал пухлыми плечами и подвел Баррика к стулу рядом с видавшим виды письменным столом. Потом вытащил из-под кровати раздутый чемодан и стал быстро копаться в его содержимом. Наконец, он выпрямился, держа в руке маленькую деревянную коробочку дюйма три шириной. Несколько мгновений молча постоял, хмуро взирая на коробочку в глубокой задумчивости.

– Кристалл принадлежит моей семье много поколений, – вымолвил он, в конце концов. – Всегда передавался по наследству от отца к сыну… до сих пор. У меня нет детей, и Вильгельм единственный оставшийся член семьи. – Снова немного помолчав, он продолжил задумчивым тоном. – Сколько лет кристаллу, я не знаю. Он был привезен из Индии одним из моих предков, морским капитаном, в то время, когда голландский флот прокладывал торговые пути по всему миру. И уже тогда кристалл был очень старым.

Под пристальным взглядом Баррика Тен Эйк открыл шкатулку и с обитого бархатом дна достал сверкающий восьмиугольный кристалл, который положил перед Барриком на письменный стол.

Баррик воззрился на кристалл с внезапным благоговением. Он сиял радужным великолепием словно некий огромный драгоценный камень. Его свет, похоже, не отражался, но был как бы частью себя самого, как будто наполненный изнутри призменным сиянием. Вглядевшись в него, Баррик внезапно обнаружил, что внутренний свет льется не ровно, как свет от электрической лампочки. Он ритмично то тускнел, то делался ярче с быстротой пульсации взволнованного сердца. И с каждым биением великое множество его удивительных цветов вспыхивало и менялось в нескончаемой игре ярких оттенков. Пульсирующее пламя с его бесконечной хроматической трансформацией гипнотически удерживало взгляд.

Все вокруг, казалось, померкло и куда-то отдалилось, пока Баррик, затаив дыхание, заворожено вглядывался в таинственные глубины кристалла. Он услышал, что Тен Эйк снова что-то сказал, но его голос доносился как будто издалека.

– Когда смотришь на кристалл, то попадаешь под действие его чар и вновь проживаешь свою жизнь. Сон ли это, вызванный какой-то непонятной силой кристалла, или же ты действительно попадаешь в свою прошлую жизнь, сие мне неведомо. Но оно, прошлое, кажется реальным – таким же реальным, как и настоящее.

Баррик не шевелился, застыл, словно прирос к стулу. Комната исчезла. Был только свет в восьмиугольнике, пульсирующий, все время меняющийся, ошеломляющий в своем чистейшем калейдоскопическом великолепии. Сквозь последнюю тонкую щель в закрывающейся двери его сознания он слышал голос – призрачный звук, который мог доноситься из какого-нибудь дальнего конца вселенной.

– Но смотреть на кристалл опасно. Он пьет твою силу. Словно использует энергию тела и разума, чтобы вызывать грезы. Надо быть осторожным, чтобы не…

Дверь закрылась. Голос умолк. Баррик колыхался на теплых волнах пульсирующего моря радужных красок. Он ощущал какую-то невесомость, бесконечный покой. Время остановилось. Сама жизнь как будто замерла.

Затем пульсирующий мир цвета побледнел и померк. Пришла серость. Сквозь серость, где-то далеко, но приближаясь, послышались звуки. Нечеткие и неразличимые вначале, но через мгновение Баррик смог разобрать грохот винтовок и рев артиллерии.

Звуки казались мучительно знакомыми. Он силился найти их место в своей памяти. Внезапно воспоминание пришло к нему.

Серость резко развеялась. Он сидит на корточках, один из длинной шеренги мужчин в испачканной в бою солдатской форме за редкими кустиками на склоне длинного холма. Штыковая винтовка у него в руках горячая от постоянных выстрелов. Плечо горит в том месте, где его задела пуля.

Они ждут, он знает, просто дают время врагу, окопавшемуся на холме, подумать, и ждут… Потом приходит долгожданный сигнал. Внезапно до них доносится стук лошадиных копыт, и слева от него показывается кавалерийский отряд с развевающимся над головами знаменем.

Даже на расстоянии он узнает «Звезды и Полосы». Он забывает про свою нестерпимую жажду и про боль в уставших мышцах. Его охватывает бурная, трепетная радость. Он крепче сжимает винтовку и с нетерпением устремляет взгляд на вершину холма.

Грохот лошадиных копыт сотрясает землю. Низенький коренастый всадник во главе отряда скачет к склону, и солнце поблескивает на его пенсне и вскинутой шпаге. Душу Баррика наполняет бурный восторг. Это Тедди там, впереди, как всегда.

– Огонь!

Команда перекрывает грохот боя. В ответ раздается рев возбужденных голосов.

Подобно разрушительной волне, кавалерия неслась вверх по склону холма к его вершине. Баррик бежал следом в удушающей пыли, оступаясь, соскальзывая вниз, крича как ненормальный. И вот он уже на вершине, задыхающийся, но переполненный бурлящей радостью от сознания того, что одержана решительная победа.

Битва за Сан-Хуан-Хилл и еще желторотый рядовой Баррик в испано-американской волне.

Он пережил все это заново. События были яркими и реальными, как будто происходили здесь и сейчас, а не в далеком полузабытом прошлом.

Один за другим, воссоздавались события золотой эры его молодости. Поход в Манилу… возвращение в Штаты… парады и музыка… Все было таким острым и ярким, словно и не было всех последовавших за этим лет.

А потом серость вернулась. В него пришли цвет и пульсация. Он снова был в радужном море – но оно блекло, исчезало.

Баррик открыл глаза. Несколько долгих мгновений он оглядывался вокруг, ничего не понимая. Затем осознание окружающего накрыло его холодной отрезвляющей волной. Он вновь был всего лишь убогий старик в убогом гостиничном номере. Всего лишь убогий старик без цели и надежды. Осознавать это было тяжело и горько.

Он выпрямился на стуле. Для этого потребовалось немало усилий, ибо он чувствовал себя странно вялым и слабым. Его силы, казалось, убыли, пока он находился во власти чар кристалла.

Комната утопала в вечерних тенях. Тен Эйк терпеливо стоял у окна, попыхивая большой изогнутой трубкой. Он повернулся, когда звуки пробуждения Баррика нарушили тишину номера.

– Ну, минхер Баррик, теперь вы убедились?

Баррик слабо кивнул.

– Этот кристалл – дьявольская штуковина.

– Но это было реально?

– Может, даже слишком реально. – Баррик с отвращением оглядел свои костлявые морщинистые руки и поношенную одежду. – В сравнении с магией, это как дурной сон.

Тен Эйк мягко усмехнулся, затем посерьезнел. Несколько секунд он внимательно наблюдал за Барриком. Потом спросил:

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Как побитая собака, – ответил Баррик.

– Это кристалл так действует, – сказал Тен Эйк. – Как я уже объяснял, он использует силы человека, чтоб вызвать магию.

Баррик вновь слабо кивнул и взглянул в окно. В душе зашевелилось дурное предчувствие, когда он вдруг заметил, что уже вечер.

– Мне пора идти, мистер Тен Эйк. Уже время ужина, и Алма – это моя невестка – устроит мне головомойку за то, что опоздал. Вы будете завтра в парке?

Тен Эйк кивнул.

– Я пробуду в городе еще несколько дней. Я не могу отказаться от поисков Уильяма, пока не удостоверюсь окончательно, что его здесь нет.

Баррик в беспокойстве поспешил домой. Как он и ожидал, Алма рвала и метала из-за его опоздания.

– Ты старый бездельник, – вопила она. – Только и знаешь, что есть, спать да болтаться где ни попадя. Если уж не в состоянии ничего полезного по дому делать, так, видит бог, мог бы, по крайней мере, хотя бы приходить вовремя к ужину.

В довершение всего, Том не вступился за него, как он обычно делал. Конечно, помощь Тома была довольно вялой, в лучшем случае, но, по крайней мере, это все же было лучше, чем выносить бурю обвинений Алмы в одиночку.

Алма, однако, не была напрочь лишена сочувствия. Спустя некоторое время, немного успокоившись, она разогрела Баррику остатки ужина, ворча при этом, что ей приходится нянчиться с бесполезным стариком. Спеша сбежать от брюзжащей невестки, Баррик быстро глотал свой ужин. Он понимал, почему его сына Тома так часто не бывает дома. Том говорит, что просто у него такая работа, но эта отговорка ничем не хуже других.

Вскоре закончив, Баррик поднялся в свою комнату в мансарде. Он разделся, облачился в залатанную ночную рубашку и лег на твердую койку, которая служила ему постелью. Ему хотелось бы немного послушать радио, но это бы вызвало у Алмы очередной приступ ярости. Слишком хорошо он знал, что у нее есть сказать на тему бестолковых ленивых стариков, которые слушают радио.

В темноте Баррик пожал своими костлявыми плечами. Он решил, что может обойтись без радио, если придется. Интересно, подумал он, удастся ли выпросить утром у Тома на билет в кино. Том имеет со своей зарплаты только то, что Алма выделяет ему, но время от времени ему удается незаметно сунуть отцу немного мелочи.

Баррик почувствовал прилив жалости к себе. Хорошенькая жизнь для старика! Никто с ним не разговаривает, радио слушать нельзя, денег на кино нет. Как бы ему хотелось снова быть молодым. Тогда бы он работал и делал, что хочется.

Вдруг он подумал о кристалле Тена Эйка. Вот это вещь! Лучше, чем кино. Даже лучше, чем кто-то, с кем можно поговорить. По сути, это почти так же хорошо, как снова стать молодым. Он с жаром уцепился за мысль о кристалле.

На следующий день Баррик поспешил в парк. Однако, Тена Эйка все не было, и он появился возле статуи на площади только под вечер.

Они некоторое время поговорили. Тен Эйк признался, что пока еще не добился успеха в поисках Вильгельма. Баррик ловко подвел разговор к кристаллу.

– Я бы очень хотел еще раз увидеть его, – сказал он Тену Эйку. – В мои молодые годы было так много всего, что я хотел бы пережить заново.

– А вы уверены, что хорошо себя чувствуете? – поинтересовался Тен Эйк. – Так скоро после вчерашнего может быть не слишком желательно.

– Я чувствую себя прекрасно, – настаивал Баррик. – Прекрасно, как никогда, в сущности.

Тен Эйк неохотно кивнул.

– Ну, ладно. Я покажу вам кристалл еще раз.

– Сегодня? – спросил Баррик. – Сейчас я пойду домой ужинать, но потом выскользну потихоньку.

– Сегодня, – ответил Тен Эйк. – Я буду ждать в гостинице.

* * *

Тем вечером Баррик снова сидел за письменным столом Тена Эйка, восторженно вглядываясь в мерцающие глубины кристалла. В этот раз он вернулся в те дни, когда ухаживал за Мартой, которая, в конце концов, стала его женой. У него тогда была хорошая работа, спортивная одежда, лошадь и кабриолет, на зависть своих друзей. Из всех воспоминаний Баррика воспоминания об этом периоде его молодости были лучшими. Добрые старые деньки, затерявшиеся на жизненном пути, но возрожденные магией кристалла. Вновь вместе с Мартой он ездил на долгие конные прогулки под летней луной и посещал незабываемые танцы, пикники и вечеринки. Все это было настолько реальным, что когда сознание, наконец, вернулось, Баррик сильнее, чем когда-либо, почувствовал это, скорее, как дурной сон, чем как пробуждение.

Несмотря на полное изнеможение после недолгого пребывания под чарами кристалла, Баррик мог думать только об одном: он снова должен увидеть кристалл. Это желание было таким же всепоглощающим и непреодолимым, как пристрастие наркомана к наркотикам.

– Я должен снова увидеть кристалл, – сказал он Тену Эйку. – Можно мне прийти завтра?

– Но опасность! – запротестовал Тен Эйк. – Я же говорил вам, что кристалл, когда вы смотрите в него, выкачивает из вас силы. Тело, к счастью, имеет шестое чувство, что-то вроде будильника, который разрушает чары, когда отток сил становится слишком серьезным. Но если смотреть в кристалл слишком часто, это предостерегающее ощущение притупляется, и чары затягивают так глубоко, что человек уже не может из них вырваться и не просыпается.

– Я попросту должен еще раз увидеть кристалл! – настаивал Баррик. – К завтрашнему дню я приду в норму.

На лице Тена Эйка было написано сомнение.

– Это риск. Но если вы так хотите… – Он резко пожал плечами. – Завтра так завтра.

Обессиленный, но торжествующий, Баррик вернулся домой. Было уже поздно, и Алма не преминула язвительно указать ему на сей факт. Но сейчас, когда у него появилась цель. Баррик почти не обратил внимания на ее укоры. Он пробормотал невнятное извинение и сразу же отправился в мансарду на свою койку, где погрузился в тяжелый сон.

Под чарами кристалла на следующий день Баррик заново переживал моменты своего детства. Он снова удирал из дома, чтобы поплавать в заброшенном каменном карьере за городом, ходил в воскресные походы в горы и крал яблоки из сада на ферме Сима Крокета. Как и все остальное, что он переживал под магическим воздействием кристалла, эти события были яркими и реальными. Он прямо-таки ощущал вкус яблок, чувствовал прикосновение воды к коже, вдыхал смолянистый запах горящих сосновых веток и свежести вечернего воздуха.

Когда Баррик пришел в себя – изнуренный в этот раз больше прежнего – он уже настолько подпал под власть чар кристалла, что стал умолять Тена Эйка позволить ему прийти на следующий день. Но Тен Эйк был непреклонен. И только после слезных увещеваний и уговоров Баррику удалось добиться согласия Тена Эйка на возвращение послезавтра.

– И это будет в последний раз, – сказал Тен Эйк. – Я уже почти убежден, что Вильгельма в городе нет, но даю себе еще два дня на поиски. А потом возвращаюсь в Пенсильванию.