Текст книги "Путешествие на Запад. Том 4"

Автор книги: Чэн-энь У

– Что это значит: «множество бед»? – спросил Сунь У-кун, задетый за живое.

– Скажем тебе прямо, ничего не скрывая, – ответили монахи. – Нас собралось здесь в этом глухом монастыре сто десять душ. Все мы с малых лет покинули мир сует. Вот послушай, как мы живем:

 
Лишь волосы большие отрастут,
Мы тут же их сбриваем острой бритвой.
Заплаты нашиваем там и тут
На рубище с усердною молитвой.
Чуть утро, окружаем водоем
И умываемся струей студеной,
И, пальцы с пальцами сложив, поклоны
Смиренные пред Буддою кладем.
Мы в нем священную опору ищем.
Приходит ночь – и тихий фимиам
Мы возжигаем пред его жилищем.
Да-Дао3939
  Да-дао. – Даосисты считают, что добиться высшей степени самоусовершенствования возможно путем «Да-дао», то есть познания «Великого пути». По их представлениям, для того чтобы познать «Великий путь», нужно пройти ряд этапов созерцания, позволяющего добиться «высшей цели», то есть торжества духа над телом и плотью и вступления в определенный ранг праведника, обладающего той или иной чудодейственной силой.


[Закрыть] – «Путь великий» – близок нам.
Зубами щелкаем, чтоб вознести
Сердца и помыслы к святому Будде,
«Амитофо» мы на ночь не забудем
С благоговением произнести.
И, голову подняв, мы видим Будд,
Святых отцов, подвижников блаженных,
Сияющих на лотосах священных,
Которые на небесах цветут,
Мы много праведников различаем
Всех девяти высоких ступеней4040
  Мы много праведников различаем // Всех девяти высоких ступеней… – Даосские святые, в подражание буддийским, часто изображаются на сиденьях из лотоса в порядке, соответствующем рангу того или иного святого, причем низшим рангом является девятый.


[Закрыть],
Душою разгораясь все сильней.
Три звездных колесницы4141
  Три звездных колесницы. – Имеются в виду так называемые «Колесницы бодисатв», на которых эти божества «нисходят с небес» к страждущим; колесницы праведников «Пратек Будды», достигших святости без наставлений Будды; колесницы десяти первых учеников Будды, Шравасти, среди которых почетное место по бокам Будды отводится Кашьяпе и Ананде.


[Закрыть] мы встречаем:
На них и бодисатвы и архаты,
И посреди миров рождаясь вновь,
Там Будды милосердного любовь
Плывет – спасения челнок крылатый!
Хотим тогда войти в Покоя сад4242
  Хотим тогда войти в Покоя сад… – «Садом покоя» (Ци-юань) буддисты называли излюбленное обиталище Будды. Об этом саде существует легенда: когда-то в давние времена некий богатый благотворитель вздумал создать большой монастырский приют для сирот и обездоленных. Он выбрал место для приюта в красивом саду в княжестве Шравасти (Центральная Индия), принадлежащем наследнику князя. Наследник в шутку запросил столько золотых монет, сколько необходимо для того, чтобы усыпать все дорожки в саду. Благотворитель принял шутку всерьез и действительно усыпал все дорожки золотом.


[Закрыть]
И Сакья-муни там узреть воочью.
Потом к земле мы опускаем взгляд
И проникаем к сердца средоточью.
Стараемся вселенную спасти,
Пять заповедей строго соблюдая,
Чтоб, наши заблужденья постигая,
От сущности всю бренность отмести…
Когда приходят данапати4343
  Данапати – милостынедатели и щедрые благотворители, поддерживающие существование монастырей и храмов.


[Закрыть] к нам,
Мы рады приношеньям и дарам.
Тогда —
          Мы, старые
          И малые,
          И мальчики,
          И взрослые,
          Жирные,
          Поджарые,
          Низкие
          И рослые —
Мы все, отрекшиеся от сует,
В медь гонга бьем,
          В бок деревянной рыбы,
Чтоб все пришедшие внимать могли бы
Словам из глав «Ученья Будды цвет»4444
  «Ученья Будды цвет». – Имеются в виду буддийские проповеди, посвященные учению правил созерцания.


[Закрыть]
И к чтенью глав мы добавляем кстати
Письмо, которое, с тоской в груди,
Прислал под старость лянский царь У-ди4545
  Письмо, которое, с тоской в груди, // Прислал под старость лянский царь У-ди. – Имеется в виду покаянное послание царя династии Лян, который (VI в.) только перед смертью принял учение Будды.


[Закрыть].
А если не приходят данапати,
          Тогда —
          Мы, прежние
          И новые,
          Веселые,
          Суровые,
          Крестьяне
          Прямо с пашни
          И богачи
          Вчерашние,
Мы закрываем при луне врата,
Проверим все засовы и запоры,
Нас птиц ночных не потревожат споры,
Их крики, их возня и суета.
Садимся мы на коврики свои
И, погружаясь в самоотрешенье,
Душой уходим в древнее ученье
Терпения, страданья и любви.
 
 
Вот почему не можем укрощать
Мы оборотней хищных и драконов,
Не изучаем демонских законов,
Как духов злых заклятием встречать.
Врага раздразнишь ты, и алчный демон
Сто десять душ сожрет в один присест,
И жизни колесо от этих мест
Назад покатится.
          И будет, дьявол, тем он
Обрадован, что рухнет монастырь,
Что от него останется пустырь…
И вечной славы нас лишишь тогда ты
В грядущем царстве Будды Татагаты.
 
 
Все горести, которые нас ждут,
Когда рассержен будет враг проклятый,
Почтительно мы изложили тут.
 

Слушая речи монахов, Сунь У-кун все больше распалялся от гнева, поднимавшегося в сердце и доходившего до печени. Неукротимая злоба бушевала в нем.

– Ну и дураки же вы! – громко крикнул он. – Вы знаете лишь одно: каков злой дух-оборотень, а на что способен я, старый Сунь У-кун, вы и представления не имеете!

Монахи сконфуженно признались:

– По правде говоря, действительно не знаем.

– Тогда послушайте, сейчас я вам расскажу о себе, – с гордостью произнес Сунь У-кун.

 
Как-то раз я поднялся
     На гору Плодов и цветов,
И мятежные мне подчинились
     Драконы и тигры,
И в небесных чертогах
     Затеял я буйные игры,
Напугав и священных архатов
     И древних отцов.
 
 
Но лишь только мучительный голод
     Проснулся в груди,
В тайнике Лао-цзюня
     Две-три я похитил пилюли,
А замучила жажда,
     Я выпил, лишь стражи заснули,
Чарок семь со стола
     Императора неба Юй-ди.
 
 
Тут бессмертным сияньем
     Глаза у меня засверкали,
И не черным, не белым огнем,
     А огнем золотым.
Небеса омрачились тогда
     Облаками печали,
И луна потускнела,
     Закутавшись в траурный дым.
 
 
В золотых украшеньях, —
     Не посох я выбрал, а чудо! —
Мне как раз по руке,
     Не страшна с ним любая беда!
Я похитил его,
     Ускользнув невидимкой оттуда,
Той же самой дорогой,
     Какою проник я туда.
 
 
Так меня ль испугать
     Кровожадностью демона злого?
Что мне оборотни!
     Что мне происки дьявольских сил!
Что мне черти большие и малые!
     Беса любого,
Ухватив, разорву пополам,
     Сколько б он ни просил!
 
 
Задрожит и по норам попрячется
     Свора их злая,
Не спасут их
     Ни ноги, ни крылья, когда налечу.
Изрублю я коварных,
     Сожгу непокорных дотла я,
Как зерно, истолку,
     И, как легкую пыль, размельчу.
 
 
Восьмерых я бессмертных
     Могуществом превосхожу4646
  Восьмерых я бессмертных могуществом превосхожу... – По даосским представлениям, восемь бессмертных вышли из знаменитых людей, живших в IX– X веках (эпоха Сун). Их имена и изображения весьма популярны в китайском народе, а именно: Хань Чжун-ли (с веером) – покровитель врачей; Люй Дун-бинь (с мечом) – покровитель военных; Цжан Го-лао (с кистью) – покровитель литераторов; Цао Го-цзю (с кастаньетами) – покровитель актеров; Хэ Сянь-гу (с вышивками) – покровительница домашнего уюта; Те-Гуай-ли (с горлянкой) – покровитель магов; Лань Цай-хэ (с флейтой) – покровитель музыкантов; Хань Сян-цзы (с корзинкой) – покровитель цветоводов. Славится художественная композиция, в которой изображены все восемь бессмертных, переправляющихся через море.


[Закрыть],
Тех, что ездили за море.
     Бросьте сомненья и страхи!
Я поймаю вам оборотня
     И его покажу,
Чтоб вы знали меня,
     Мудреца Сунь У-куна, монахи!
 

Монахи, насупившись, слушали Великого Мудреца, а сами думали, покачивая головами: «Ну и расхвастался этот лысый прохвост! Видно, неспроста!» Однако они не стали ему перечить и даже высказали свое одобрение к тому, что он сказал. Один только старый лама не удержался.

– Постой! – сказал он. – Как же ты собираешься ловить оборотня, когда твой наставник хворает? Как бы с ним чего не случилось, пока ты будешь биться с чародеем. Как говорится в пословице: «И не заметишь, как получишь рану». Смотри, затеешь с оборотнем драку, впутаешь в нее учителя – нехорошо получится.

– Да, ты прав! Совершенно прав! – ответил Сунь У-кун, спохватившись. – Я пока снесу холодной водицы испить моему учителю, а там видно будет.

С этими словами Сунь У-кун зачерпнул холодной воды, вышел из кухни и направился в келью настоятеля.

– Наставник! – окликнул он Танского монаха. – Выпей холодной водички!

Танский монах, мучимый жаждой, приподнялся, принял патру обеими руками и осушил ее до дна. Вот уж верно сказано: «Когда хочешь пить, капля воды кажется слаще нектара, когда снадобье верное, хворь как рукой снимет».

– Не хочешь ли поесть чего-нибудь, наставник? – спросил Сунь У-кун, видя, что Танский монах приободрился и глаза его оживились. – Может быть, рисового отвара принести?

– Что ж! Я с охотой поел бы немного, – согласился Танский монах. – Эта вода оказалась для меня живительной влагой, вроде пилюли бессмертия! – пошутил он. – Я почти совсем здоров.

– Наш учитель выздоровел, – громким голосом воскликнул Сунь У-кун, – просит рисового отвару.

Монахи засуетились, приготовляя еду. Одни промывали рис, другие раскатывали тесто, жарили блины, варили на пару пампушки, и вскоре наготовили еды на четыре или пять столов. Однако Танский монах съел лишь полплошки рисового отвара. Сунь У-кун и Ша-сэн отведали по одной порции каждого блюда, а со всем остальным справился один Чжу Ба-цзе, который набил себе полное брюхо. После трапезы убрали посуду, зажгли фонари, и все монахи разошлись, оставив наших путников одних в келье.

– Который день мы здесь находимся? – спросил Танский монах.

– Ровно три дня! – ответил Сунь У-кун. – Завтра к вечеру будет четыре.

– За три дня сколько бы мы успели пройти, – вздохнул Танский монах.

– Зачем считать? – остановил его Сунь У-кун. – Завтра же тронемся в путь!

– Вот это правильно, – обрадовался Танский монах. – Хоть я и не совсем выздоровел, а двигаться надо.

– В таком случае, – сказал Сунь У-кун, – позволь мне сегодня ночью изловить злого оборотня.

Танский монах сильно встревожился.

– Какого же еще оборотня ты вздумал изловить? – с неподдельным ужасом спросил он.

– В этом монастыре завелся хищный оборотень, – спокойно ответил Сунь У-кун, – вот я и решил избавить от него здешних монахов.

– Брат мой! – укоризненно произнес Танский монах. – Как можешь ты помышлять о поимке оборотня, если я не совсем еще оправился от болезни? А вдруг у этого оборотня чары окажутся сильнее твоих, и ты его не одолеешь, тогда мне останется лишь погибнуть, не так ли?

– Плохо ты обо мне думаешь! – рассердился Сунь У-кун. – До сих пор я на всем пути всегда одерживал верх над злыми духами-оборотнями. Видел ли ты хоть раз, чтобы я потерпел поражение? Стоит мне лишь приложить руки, как я сразу же выхожу победителем!

Но Танский монах продолжал отговаривать его.

– Брат мой! – умолял он. – Вспомни мудрое изречение: «Коль случай есть, ты бедным помощь окажи, а где пощады просят – пощади! Все лучше сердцем управлять, чем волю дать ему! Чем в спор пускаться злобный, достойнее сдержаться!»

Великий Мудрец, видя, что Танский монах всячески отговаривает его от намерения покорить злого оборотня, рассказал ему всю правду.

– Наставник! Вот что я скажу тебе. Оборотень поселился в монастыре и пожирает людей!

– Кого же он сожрал? – упавшим голосом спросил Танский монах, испугавшись не на шутку.

– Мы находимся здесь всего три дня, а за это время он сожрал уже шестерых послушников.

– Какой ужас! – содрогнулся Танский монах. – Недаром говорят: «Когда заяц помирает, даже лисица горюет!» А уж если животные горюют друг о друге, то людям само небо велело сокрушаться о погибших! Этот оборотень пожирает монахов. А я ведь тоже монах. Ладно, отпускаю тебя, только смотри будь осторожен!

– Об этом говорить не стоит! – обрадовался Сунь У-кун. – Мне бы только добраться до этого оборотня, – я с ним разделаюсь!

И, несмотря на поздний час, Сунь У-кун велел Чжу Ба-цзе и Ша-сэну зорко охранять Танского монаха, а сам, хихикая от радости, выскочил из кельи настоятеля и направился прямо к храму Будды. В небе сверкали звезды, но луна еще не взошла. В храме было совсем темно. Сунь У-кун раздул священный огонь4747
  Священный огонь – трубочка, скрученная из особой бумаги, которая часами тлеет и издает ароматный запах. Также светильник перед изображением Будды.


[Закрыть], зажег хрустальные лампады и начал бить то в барабан, то в колокол. После этого он встряхнулся и превратился в подростка– послушника лет двенадцати. На нем была узкая рубаха из желтого шелка, а поверх – длинное монашеское одеяние из белого холста. В руках он держал «деревянную колотушку-рыбу», стучал в нее, а сам читал нараспев какую-то сутру. Прошло время первой стражи, но никто не появлялся, и кругом все было тихо. Наступила вторая стража, взошла луна в ущербе, и вдруг в храме послышалось завывание ветра.

Ну и ветер это был! Вот послушайте:

 
Темнота покрыла небо,
Словно черной, плотной тушью.
Ничего кругом не видно
     В облаках волнистой мглы.
Грозно дунул вихрь летучий,
Закрутил он пыль сначала,
А потом валить на землю
     Стал могучие стволы.
 
 
Тьма зловещая сгустилась,
Замигав, померкли звезды,
И луна багрово светит
     Сквозь дремучий бурелом,
И Чан-э, луны богиня,
Солошу4848
  Солошу (или Хэхуньшу) – название священного дерева, под которым почил Будда.


[Закрыть] в объятьях держит,
Чтоб, упав, не поломало
     Землю огненным стволом.
 
 
И нефритовый зайчонок4949
  Нефритовый зайчонок. – Согласно древним китайским легендам, на луне, которая управляется богом Юэ-лао и богиней Чан-э, живет также нефритовый заяц, на обязанности которого лежит приготовление всевозможных снадобий.


[Закрыть]
На луне в тревоге скачет,
Плачет, что найти не может
     Таз волшебный для лекарств,
А испуганные духи
Девяти светил небесных
Спешно закрывают двери
     Девяти небесных царств.
 
 
И правители-драконы
Четырех морей великих,
Содрогнувшись, все ворота
     Поспешили запереть.
Духи храмов растеряли
Всех служителей усердных.
В небесах, на тучах старцы
     Не решаются лететь.
 
 
И в чертогах Преисподней
Царь Янь-ван напрасно кличет
Устрашителя-владыку
     С лошадиной головой.
Судьи адские в тревоге
Разбежались, каждый ловит
Вихрем сорванную шапку,
     С перепугу сам не свой.
 
 
До того разбушевался
Ураган, что камни стонут,
На верхах Куньлуня скалы
     Своротил с железных жил,
В реках воду взбаламутил,
Влагу выплеснул в озерах
И, стеною вздыбив волны,
     Дно морское обнажил.
 

Не успел пронестись ураган, как вдруг весь храм наполнился ароматом орхидей и мускуса и послышался нежный звон яшмовых подвесок. Сунь У-кун насторожился, поднял голову и стал всматриваться. Ба! Да это была настоящая красавица, которая шествовала прямо к алтарю Будды. Сунь У-кун стал нараспев читать сутру, притворясь, что не замечает деву. Красавица подошла к нему, нежно обняла и спросила:

– Что за сутру ты читаешь, блаженный отрок?

– Ту, что должен прочесть по обету, – ответил Сунь У-кун, ничуть не смущаясь.