Текст книги "Отель Трансильвания "

Автор книги: Челси Куинн Ярбро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 5

Сен-Себастьян обернулся к Ле Грасу, развалившемуся на парчовом диванчике возле огромного книжного стеллажа Он говорил вяло, с какой-то ленивой скукой.

– Может статься, я ограничусь всего лишь внушением, если вы перестанете водить меня за нос, Ле Грас. Просто признайтесь: чего вы хотели добиться? Он встряхнул двумя пальцами мятую, покрытую неровными каракулями бумажонку.

Ле Грас помотал головой, не то отрицая свою причастность к письму, не то пытаясь протрезветь после недавнего возлияния. Он потер небритый подбородок и пробормотал:

– Это не так… барон. Вы… вы не так меня поняли…

– Вы думаете, Ле Грас? – негромко произнес Сен-Себастьян, похлопывая письмом по карману халата.– Вы ведь угрожаете мне. Нет, – резко сказал он, видя, что Ле Грас собирается возразить, – не отрицайте. Что значит весь этот вздор о человеке в черном и белом? Для чего вы придумали всю эту чушь?

– Но я ничего не придумал!

– Лучше бы вам не упорствовать, любезный Ле Грас.

Сен-Себастьян подошел к диванчику сзади, наклонился и положил руку на спинку. Бархат его халата коснулся щеки Ле Граса, и тот задрожал.

– Или вы настолько тупы, что решились меня шантажировать, не имея к тому никаких оснований?

– Я говорю вам, это был тот человек! – Ле Грас отшатнулся от Сен-Себастьяна, но длинная рука ухватила мага за ворот и закрутила жесткую ткань.

– Покайтесь, Ле Грас! Вы же знаете, ложь мне глубоко отвратительна.

Маг стал задыхался, хотя хватка барона была не слишком-то сильной.

– Я человек нетерпеливый, Ле Грас. Предупреждаю, ваше упрямство лишь многократно усилит мой гнев.

Лицо мага пошло багровыми пятнами, он вцепился обеими руками в обруч, перехвативший ему глотку.

– Но это был он! Сен-Себастьян обреченно вздохнул.

– Ладно, Ле Грас. Поскольку правды от вас все равно не добиться…

Он вдруг выпустил из рук воротник, и тот мгновенно перестал быть орудием пытки.

Приятно удивленный такой переменой в своем положении алхимик попытался подняться, однако спокойный, полный ханжеского участия голос одернул его:

– Не двигайтесь, мой дорогой. Я не давал вам разрешения встать.

– Но как же тогда…

– И позволения говорить вы тоже не получали. Барон обошел вокруг дивана и, оказавшись наконец в поле зрения мага, мягко сказал:

– Я не закончил, Ле Грас. И потому вынужден просить вас задержаться.

Тонкий длинный хлыст, незаметный дотоле, вдруг ожил в его холеных ухоженных пальцах.

Ле Грас ощутил холодок в районе желудка.

– Барон, – маг отполз в угол дивана. – Клянусь, я ни в чем не солгал.

– А я вам не верю! – Сен-Себастьян придвинулся ближе, наслаждаясь страхом, охватившим алхимика в воздухе внезапно остро запахло потом.

– Поверьте! Разве я виноват, что этот Ракоци по-другому представился вам?

Маг вжимался в диван, руки маркиза ласкали хлыст, запах пота усилился.

– Бедный Ле Грас, – мурлыкал Сен-Себастьян.– Такой неумелый лжец и такой дурачок – впрочем, кое для чего он еще пригодится…

Внезапно он резко взмахнул хлыстом. Кончик его рассек надвое подбородок Ле Граса. Движение было таким быстрым, что маг ничего не успел понять и лишь пронзительно взвизгнул.

– Я приобрел этот замечательный инструмент у одного бывшего работорговца, – сообщил Сен-Себастьян, отступая на шаг.– Он изготовлен из кожи африканского носорога. Хлыст пропитали маслом и вытягивали до тех пор, пока кончик его не стал тверже стали. Но вы уже поняли это, не так ли?

Барон с мечтательным блеском в глазах поигрывал орудием пытки, которое вилось по полу кольцами, напоминая змею.

– У того почтенного господина было множество нерасторопных рабов. Каждый день перед обедом он брался за этот хлыст и забавлялся с растяпами. Временами я пытаюсь прикинуть, сколько же крови выпила эта вещица.

Рука маркиза взметнулась вверх, и на плечах Ле Граса лопнула кожа.

Алхимик взвыл, пытаясь уйти от серии жалящих точных ударов, но они снова и снова настигали его. Обезумев от боли и ощущая во рту привкус желчи, Ле Грас рванулся к дверям, но лишь повалил диван и упал на пол сам.

Грохот мебели внес в происходящее свою лепту: двери библиотеки открылись и на пороге воздвигся Тит, камердинер Сен-Себастьяна.

– Господин, у вас все в порядке? – обеспокоенно спросил он.

Сен-Себастьян пожал плечами.

– Не беспокойся, Тит, я невредим. А вот нашему другу Ле Грасу немного досталось. Уведи этого дурачка и позаботься, чтобы его раны оставались открытыми. Я еще не закончил с ним. Он так и не сказал то, что мне хотелось услышать.

Отрывистая речь барона выдавала его возбуждение. Он все еще держал в руке хлыст, но теперь длинная зловещая полоса кожи была неподвижна.

Тит подошел к скрючившемуся Ле Грасу. Спина мага была залита кровью, глубокая рана на подбородке выглядела ужасно и кровоточила все сильней. При виде слуги алхимик захныкал и попытался встать, цепляясь за стену и оставляя кровавые отпечатки на дорогой ткани обивки.

– Отведи его на конюшню. В ту комнату, знаешь?

К Сен-Себастьяну возвращалось спокойствие. Шелковым душистым платочком он отер со лба пот и бросил хлыст на пол. – Запомни, я подойду в течение часа.

Огромные лапы Тита мертвой хваткой вцепились в алхимика.

– В ту комнату? Как прикажете, господин.

Лакей двинулся к двери, таща за собой жертву. Его совершенно не волновали стоны, которые испускал бедняга Ле Грас.

Барон поправил кружевное жабо и посмотрел на мага с блаженной улыбкой.

– Хм, полагаю, я им попользуюсь сам. Круг получит кого-то другого, а этот пусть будет мой. Можешь лгать мне или открыть всю правду – это уже не имеет значения, мой милый Ле Грае. Посмотрим, как ты умрешь для меня. Мне всегда интересно, следить, как меняется лицо человека, когда он лишается главных признаков своего естества.

Смертельный холод дохнул на Ле Граса; он онемел, перестав что-либо соображать.

– Идите через террасу, – приказал Титу Сен-Себастьян.– Не думаю, что другим слугам надо его видеть.

Тит кивнул и подошел к французскому окну, занимавшему всю обращенную к улице стену библиотеки. Осенний дождь заливал стекла мутным потоком. Тит распахнул высокие створки, по помещению прошелся сквозняк.

– Комната на конюшне, – пробормотал он, выталкивая на террасу огромную куклу, лишь отдаленно походившую на сильного самодовольного человека, которым еще недавно был злосчастный Ле Грас.

– Какое дивное утро, – сказал себе Сен-Себастьян, изучая открывавшуюся за окном панораму. Думать ему ни о чем не хотелось, он просто стоял, мечтательно улыбаясь, завороженный монотонным шумом дождя.

Из этого приятного состояния его вывел внезапно раздавшийся стук колес. Особняк огибала какая-то большая повозка. Сен-Себастьян пригляделся и довольно осклабился: он узнал карикатурные очертания новой кареты Шеню-Турея. Ощутив мощный прилив энергии, барон вернулся в библиотеку, аккуратно закрыл за собой окно и позвонил в колокольчик.

Через минуту в дверном проеме возник молодой лакей в темно-синей с красными кружевами ливрее. Не поднимая головы, он замер в ожидании приказаний.

– Похоже, у нас гости, Морис? – с удовлетворением сказал Сен-Себастьян.– Мне показалось, что прибыл маркиз де Шеню-Турей. Надеюсь, его приняли как подобает?

– Да, господин барон. И маркиза, и его спутниц.

– Он привез дам? Прелестно, прелестно.– Сен-Себастьян кивнул и небрежным жестом повелел лакею приблизиться.– Я хочу, чтобы вы отправили кое-кому записку. Однако не сию же минуту. Она должна быть доставлена в особняк д'Аржаньяков не ранее девяти часов вечера. Но дам я ее вам сейчас. Потом мне некогда будет этим заняться.

– Все будет исполнено в точности, господин.

– Не сомневаюсь. Безоговорочное послушание весьма упрощает нам жизнь, не так ли, Морис? – Барон наклонился и поднял хлыст с пола Молодой лакей побледнел.– Нет-нет, мой дорогой, не сегодня. Сегодня у меня есть чем заняться. Но лишний раз напомнить о себе не мешает.

Он провел пальцами по рукояти хлыста и со вздохом шагнул к секретеру.

– Я не слишком задержу вас, Морис. Мне ведь надо подумать, как встретить гостей. Кстати, где вы их разместили?

Морис, запинаясь, пробормотал:

– Одна… совсем юная дама… она была обмороке… и маркиз… он… он… приказал отнести ее в ваш кабинет.

Произнеся это, лакей испуганно съежился. Сен-Себастьян отвлекся от письма.

– В мой кабинет? Что ж, неглупо. Есть ли с ними кто-то еще?

– Нет, их только трое. Маркиз, прихворнувшая мадемуазель и ее компаньонка, совершенно обезумевшая от волнения.

– В самом деле? – озабоченно спросил Сен-Себастьян.– Печально, печально. Надо бы успокоить бедняжку. Вскоре я этим займусь. Но сейчас главное – это записка.

Минут через двадцать он закончил водить пером и, улыбаясь, стал посыпать песком два сплошь исписанных листа дорогой бумаги. Каждый из них был украшен тиснением, исполненным с помощью печатки, доставшейся барону еще от гроссмейстера ордена тамплиеров [15]15
  Тамплиеры (храмовники) – члены католического духовно-рыцарского ордена, основанного в начале XII века и просуществовавшего около двух столетий. В марте 1313 года во Франции, управляемой Филиппом IV Красивым, был сожжен гроссмейстер ордена Жак Моле.


[Закрыть]в те времена, когда церковь наносила храмовникам последний удар. В память об этих событиях тиснение изображало древо, каждая ветвь которого являла собой аллегорическую фигуру. Сверху располагался козел, сидящий на троне, под ним помещалась чаша в виде черепа, ниже шла перевернутая свеча, пламя которой переходило в корешок мандрагоры, а подпирал всю конструкцию инквизиторский высокий колпак.

Сен-Себастьян долго смотрел на эту эмблему, попутно размышляя о том, как был бы поражен инквизитор, обнаружив, что еретические, богохульные знания, которые он так сурово клеймил, будут использовать в своих целях его прямые потомки. Вспоминая некоторых достойных прелатов, усердно скрипевших перьями на допросах подозреваемых в ереси, барон припомнил и то, что ему довелось видеть все эти пытки своими глазами, и сладостная волна восторга омыла его существо.

Мысли барона вернулись к Мадлен. Он с наслаждением подумал о мучениях, которые принесет это послание Роберу де Монталье. Поначалу Сен-Себастьян собирался лишь сообщить маркизу, что его дочь в западне, но, поразмыслив, решил описать свои планы в подробностях.

Барон посмотрел на лакея, застывшего в ожидании, и, широко улыбнувшись, запечатал пакет.

* * *

Письмо барона Клотэра де Сен-Себастьяна к маркизу де Монталье.

Вручено адресату вечером 4 ноября 1743 года.

«Мой дорогой и давнишний приятель Робер, шлю вам приветствия и самые сердечные пожелания благополучия вкупе с уверениями в моем неизменном расположении к вам.

Я право же прихожу в отчаяние, когда вспоминаю, что вы позабыли сообщить мне о своем приезде в Париж, не дав мне тем самым заблаговременно позаботиться о каком-либо достойном вас развлечении.

Но фортуна благоволит мне, дражайший Робер. После долгих стараний я все-таки изыскал способ выразить свое отношение к вам в манере, приличествующей многолетней дружбе, которая с моей стороны – торжественно заявляю – несомненно выдержала годы разлуки. Наши взаимные обязательства, Робер, не так-то просто забыть.

Насколько мне известно, вы лелеете надежду связать будущее вашей дочери с маркизом де Шеню-Туреем и, нимало не беспокоясь, самонадеянно полагаете, что она обедает сегодня с семьей своего жениха.

Я полагаю своей приятной обязанностью сообщить вам, что это не так и что я наконец-таки получил в свои руки имущество, с передачей которого получилась довольно длительная заминка. Разумеется, вы и не думали уклониться от выполнения обязательств, а лишь выбирали для того наиболее подходящий момент. И поступили правильно, друг мой, я нисколько на вас за то не в обиде. Ведь сейчас, в пору расцвета, Мадлен особенно хороша, а манеры ее попросту безупречны. Я, как и многие парижские кавалеры, нахожу ее весьма и весьма привлекательной и даже не представляю, как смогу выдержать те несколько дней ожидания, которые необходимы для подготовки к обряду. Впрочем, это время пройдет не впустую – мы совершим над ней некую службу, долженствующую приготовить ее ко дню зимнего солнцестояния. Уверен, что изыщу способы развлечь вашу крошку, Робер.

Например, у меня есть Тит. Помните моего камердинера? Вы ведь знаете, каким он бывает несдержанным. Разумеется, девственности лишу ее я, но Тит вполне может стать следующим. Вам не кажется, а? После него всем остальным будет гораздо свободней. Тит умеет уламывать, я в том убеждался не раз.

Итак, вообразите себе: ваша дочь, моя собственность, лежит на алтаре, связанная по рукам и ногам. Ей предстоит там лежать сорок ночей, мой милый Робер, и она не останется в одиночестве, уж будьте покойны. Когда я удовлетворю свои нужды, на одну ночь ее заполучит Тит, а у него есть особые методы тешить свой норов. После того ваша дочь поступит в распоряжение каждого члена круга, и все они насладятся ею в меру своих фантазий и сил. Случай уж очень удобный, чтобы его упускать, поверьте, никто не отступит.

Надеюсь, вы все еще помните вкусы Боврэ? Представляю, что испытает Мадлен, когда ее тело возьмут единовременно трижды. Жаль, что Боврэ так груб; почему-то мне кажется, он не сможет сдержать дурные порывы. Ему, вероятно, захочется пригласить в компанию де ла Сеньи. Донасьен будет доволен, он любит смотреть, а барон нуждается в зрителях. Вы ведь, конечно, помните тот бесхитростный способ соития, изобретенный Боврэ, который позволял ему проникать собственной плотью спереди и жезлом дьявола, сзади? За последние несколько лет этот способ был неоднократно опробован и значительно усовершенствован. Наблюдения говорят, что процесс протекает довольно болезненно, но, безусловно, не для того, кто его совершает.

Так-то, Робер. К тому времени, как мы вырвем у твоей дочери сердце, она будет счастлива умереть. Каждое надругательство, над ней совершенное, будет причинять ей невыносимые муки. Мы оскверним ее всеми путями, какие только возможны, чтобы заслужить одобрение в глазах сатаны.

Этого не случилось бы, если бы ты отдал ее нам раньше. Она бы стала одной из нас, а участвовать в наших обрядах гораздо приятнее, чем возлежать на алтаре в качестве жертвы. Так что в позоре своей дочери и в ее мучительной смерти повинен ты сам. Думай об этом, прежде чем ударяться в бесплодные поиски.

Уверяю, для наших обрядов давно найдено новое место. Нас никто не подозревает, мы неуязвимы, и сплочены. Знаю, эта мысль больно ранит тебя, как и мысль, что дитя твое ежесекундно находится в моей власти.

Я не забыл, как ты переступил через нашу клятву, Робер. Я не забыл, что лишился из-за тебя своего имущества и богатства. Я не забыл, что ты воспитывал свою дочь у монахинь. Предупреждаю, вина с тебя не снята, и в новом году ты будешь отмечен кругом. Скоро за твою жизнь никто не даст и гроша.

Твои попытки найти нас Мадлен не спасут, сам же ты рискуешь при том угодить в ловушку. Тогда ты умрешь скорее, чем это намечено, а мы лишь возрадуемся, ибо найдем на своем алтаре две жертвы вместо одной. Обращаться с прошением к королю тебе тоже не стоит. Его величество Людовик XIV неразворотлив, он не успеет и почесаться, как твоя дочь будет мертва.

И вот еще что. Не втягивай в это дело кого-то. Нас более чем достаточно, чтобы угомонить всех, кто осмелится тебе помогать. Ты потерял свою дочь, разве этого мало? Терять друзей тоже мучительно, милый Робер.

До встречи, которая рано или поздно наступит.

Всегда твой,

Сен-Себастьян».

ГЛАВА 6

Сен-Жермен пробудился от непонятной тревоги. Он обвел взглядом альков, где стояла его спартанская койка, но ничего неприятного не обнаружил. Граф потер ладонями веки, чело его рассекла морщина раздумья. Затем он кивнул, словно подавая себе знак, и встал. Полы египетского халата тихонько зашелестели, когда владелец этого роскошного одеяния прошел в кабинет.

Это было то самое помещение, где состоялось его первое объяснение с Мадлен. На мгновение ему показалось, что гранатовое колье девушки все еще валяется на полу. Воспоминание о том, с какой решимостью маленькая упрямица запирала секретную дверь, заставило его улыбнуться, но вскоре оно померкло, вытесненное дурными предчувствиями.

На каминной полке горела одна свеча. С ее помощью Сен-Жермен затеплил остальные светильники. В кабинете, залитом вечерними сумерками, сразу стало светлее, но беспокойство не проходило. Сен-Жермен дернул за шнур звонка и в задумчивости уставился на астролябию, словно та могла дать ответ на волновавший его вопрос.

– Хозяин? – окликнул его вошедший в комнату Роджер, склоняясь в поклоне.

– Да? – Сен-Жермен обернулся.– Закройте дверь поплотней. То, что я хочу сообщить вам, не назначено для чьих-либо досужих ушей.

Роджер выполнил распоряжение и в ожидании замер. Через одну его руку было перекинуто полотенце, другой он прижимал к себе тазик для умывания.

– Думаю, мне лучше принять ванну, – сказал Сен-Жермен и принялся расхаживать по кабинету.– Ванна, затем – простая одежда. Пожалуй, льняные или шерстяные чулки. И рубашка из Персии, с вышивкой в русском стиле. И ботинки с тупыми носами. Проверьте, чтобы каблуки и подошвы были прочны. Я чувствую, сегодня защита не помешает.

– Как будет угодно хозяину, – поклонился слуга.

– Еще приготовьте плащ из лосиной кожи. Мне необходимо уйти.

Увидев лежащее на каминной полке письмо, граф резко остановился. Он развернул сложенный вдвое листок, быстро пробежал по тексту глазами, и лицо его помрачнело.

– Доминго-и-Рохас видел Ле Граса, а Ле Грас видел Доминго, – сухо произнес Сен-Жермен, поднося бумагу к огню. Он держал ее в руке до тех пор, пока пламя не стало лизать его пальцы.

– Когда?

– Нынешним утром. Саттин полагает, что этому негодяю не известно, где находится гильдия, но это слабое утешение. Ле Грас обнаружил, что его бывшие сотоварищи находятся в городе, и может доставить нам немало хлопот.

Граф быстрыми движениями развязал пояс халата.

– На этом пока все, – сказал он, но вдруг передумал: – Кстати, Роджер, направьте ко мне Эркюля. Я должен дать ему кое-какие инструкции прямо сейчас.

Сен-Жермен нагнулся, чтобы поправить поленья в камине, и засмотрелся на языки пламени. Ему вдруг почудилось, что на него смотрит Мадлен. Не обращая внимания на жар, он подался вперед, едва не опалив ткань распахнутого халата.

Дверь снова открылась, и в комнату несколько неуклюже вошел Эркюль.

– Хозяин? – промолвил он, ибо граф не оборачивался.

– Эркюль, – задумчиво произнес Сен-Жермен, – завтра ты мне, пожалуй, понадобишься.

– Вот как? Что ж, хорошо.

Сен-Жермен оттряхнул ладони и выпрямился.

– Сегодня вечером мне оседлают бербера, но завтра будет нужна карета. Не согласишься ли ты ею править?

Эркюль растянул губы в улыбке.

– Я поведу карету хоть в ад, только бы взять в руки вожжи.

Ответной улыбки кучер не получил.

– Возможно, именно это от тебя и потребуется. Подумай, прежде чем соглашаться. Если ты подведешь меня, я – мертвец. Причем ты тоже можешь погибнуть.

– Скажите, – спросил Эркюль, помедлив мгновение, – угроза исходит от Сен-Себастьяна?

– Да.

– Понятно.

Кучер пристально посмотрел на графа. Когда он заговорил, слова его были тверды.

– Если вам угрожает Сен-Себастьян и я могу что-то против этого сделать, то я сделаю это, даже ценой своей жизни или души. А если вы не позволите мне принять в этом участие, я буду считать, что вы меня подвели.

Сен-Жермен кивнул. Он, в общем-то, и не ожидал иного ответа.

– Мне понадобится дорожная карета, Эркюль. Поручаю тебе ее подготовить. Снаряди полную упряжь. Нам предстоит далекое путешествие.

– Насколько далекое, господин граф?

– Мы отправляемся в Англию. Мой друг Мер-Эрбо хочет, чтобы я доставил в Лондон несколько писем. Разумеется, тайно. Никого не удивит мой внезапный отъезд. А это даст нам возможность уладить два дела одновременно.

– Кто еще едет? – спросил Эркюль, освежая в памяти дорогу на Кале.– Я хочу подготовить смену лошадей по пути, но не знаю, сколько людей будет в карете.

– Полагаю, попутчики наберутся, – медленно сказал Сен-Жермен.– Роджер поедет следом – в другой карете, но это не касается ни тебя, ни меня. Возможно, я прихвачу с собой пару алхимиков – из тех, что трудятся под нами, в подвале. Им неблагоразумно здесь оставаться.

Эркюль кивнул. Сен-Себастьян мстителен. Всякого, кто останется, настигнет его рука.

– Я помогу им скрыться, – сказал он.– Располагайте мной.

– Хорошо. Роджер скажет, где ожидать и в котором часу. Точно следуй его указаниям, повинуйся ему как мне самому.

Он помедлил, затем продолжил.

– Я также поручаю тебе лично озаботиться тем, чтобы под полом кареты был настелен свежий слой земли. Подходящую землю ты найдешь в особой клети на конюшне. Роджер тебе покажет, убедись, что она не просыплется в щели, прежде чем мы тронемся в путь. Это самое главное.

Смущенный таким необычным требованием, но не осмеливаясь пускаться в расспросы, Эркюль послушно повторил:

– Это самое главное. Я прослежу, чтобы все было сделано, – добавил он.

– Не подведи, ибо эта земля защищает меня и дает мне новые силы. Они мне очень понадобятся, у нас грозный противник.

Эркюль поклонился.

– Не беспокойтесь, хозяин. Я прослежу.

Граф замолчал. Побежали минуты. Кучер в нерешительности топтался на месте. Сен-Жермен, казалось, совсем о нем позабыл.

– Вот еще что, Эркюль, – наконец произнес он, после долгих раздумий.– Предупреди Саттина и других прямо сейчас. Пусть собираются, они должны быть готовы. Скажи им, что существует подземный ход, выводящий к реке. Он прорыт монахами монастыря, некогда здесь стоявшего. В северо-западном углу третьего погреба имеется люк, ведущий в потайную часовню. Туннель начинается там. Пусть воспользуются этой дорогой, ибо другие пути могут быть перекрыты.

– Значит, нам придется бежать?

– Не знаю, Эркюль. Мне надо еще разобраться, что мы должны делать и как. Если завтра до заката вы не получите от меня известий, оставайтесь на месте несмотря ни на что. Ждите, но карета должна быть готова Кстати, погода довольно ненастная, так что бросьте в нее пару ковров.

– Нам понадобятся форейторы и верховые?

– Одного верхового будет достаточно. Найди кого-нибудь ненадежнее. Нам нужен не болтун и не трус. Если я не вернусь к послезавтрашнему рассвету, значит, Сен-Себастьян победил. В этом случае разыщи кардинала Футэ в Чемборде. Расскажи ему, что тебе известно о Сен-Себастьяне. Скажи ему также, что Сен-Себастьян вместе с Боврэ и другими служили мессу плоти на теле Люсьен де Кресси, которая бежала от них и сейчас пребывает в Бретани, в монастыре Милосердия и Справедливости. Она предоставит ему свидетельства их вины. Смотри же, Эркюль, – голос графа сделался очень серьезным, – будь предельно внимателен. Попавшись в лапы Сен-Себастьяна, ты погубишь не только себя. От твоего молчания зависит теперь очень многое.

Он поднял голову, ибо дверь распахнулась и в комнату вошел Роджер.

– В чем дело?

– Ванна ждет, – сказал Роджер.– Я приготовил флакон со святой водой и вашу дарохранительницу. Возможно, они вам пригодятся.

Сен-Жермен кивнул.

– Спасибо, Роджер, – сказал он.– Я скоро закончу.

Он снова повернулся к Эркюлю:

– Помни, что я сказал. Если ты веруешь, зайди сегодня же к исповеднику.

Губы кучера побледнели, но ответ его был спокоен:

– Я повидаюсь со священником в течение часа, В Сен-Сюльпис или в Сен-Жермен-де-Пре.

– Хорошо. Но не открывай там больше, чем должно. Ты не можешь просить за Сен-Себастьяна.

– Я будут просить лишь за себя, – уронил Эр-кюль и неуклюже заковылял к выходу.

Когда он ушел, в комнате воцарилось молчание. Роджер демонстративно разглядывал потолок, Сен-Жермен смотрел на огонь, теребя своей узкой рукой кружева на поднятом вороте египетского халата.

– Ты, похоже, полагаешь, что с моей стороны неблагоразумно так доверяться Эркюлю? – спросил наконец граф.

– Боюсь, да.

– Я однажды доверился тебе, Роджер, еще не зная тебя.

– И правильно сделали. Сен-Жермен поднял брови.

– Ты сомневаешься в Эркюле? Но почему?

– Хозяин, Эркюль – слуга Он всегда служил Сен-Себастьяну. Барон обидел его, это так. Но существует опасность что, увидев своего бывшего господина, слуга инстинктивно вернется к своим обязанностям и примется ему угождать.

– Может, и так, – мягко сказал Сен-Жермен.– Но, видишь ли, я все же считаю, что он нас не предаст. Думаю, ненависть в нем сильнее застарелой привычки. Обиды в душах пылают дольше, чем дрова в очаге.

Роджер покорно кивнул, но было заметно, что сомнений своих он не оставил.

– Ладно, пошли, – сказал граф, встряхиваясь. Пляска языков пламени чуть было вновь не заворожила его.– Сначала ванна, потом принесешь дарохранительницу.

Роджер отступил в сторону, давая господину пройти.

* * *

Письмо аббата Понтнефа маркизу де Монталье.

Отправлено 4 ноября и возвращено аббату графиней д'Аржаньяк 17 декабря 1743 года.

«Мой дорогой кузен, приветствую вас во имя Господа нашего и пресвятой Девы-заступницы.

Довожу до вашего сведения, что разговор, который вы мне поручили провести с вашей возлюбленной дочерью, не состоялся. Несомненно, ее одолело девическое смущение, и она не пожелала обсуждать со мной такой деликатный вопрос. Ваше письмо с уведомлением о намерениях маркиза Шеню-Турея объяснило мне многое, и я очень надеюсь, что Мадлен осознает, какую честь оказывает ей этот утонченный молодой человек.

Я намереваюсь выслушать ее исповедь в среду или в четверг и вновь попытаюсь обратить ее мысли к радостям брака и во многом отрадным обязанностям супруги. Она прочла мое письмо, в котором я касаюсь этих вопросов, и сообщила, что находит его весьма поучительным.

Ранее вы упоминали о ее любознательности, и я рад сообщить вам, что Мадлен продолжает усердно читать. Ее тяга к истории несомненно похвальна, хотя в этих книгах встречается много такого, о чем молоденькой барышне лучше бы и вовсе не знать. В самом деле, печально сознавать, что большая часть исторических манускриптов сообщает нам о прискорбных вещах, не очень достойных для обсуждения в обществе воспитанных и благородных людей. Впрочем, Мадлен говорит, что все эти вещи ее многому учат, что ей становятся внятны причины наших скорбей и что у нее открылись глаза на истинную природу человеческой сущности. В том, что ранее смущало ее, она ныне усматривает подлинные признаки человечности.

Вы очень трогательны в своих заботах о вашем чаде, Робер. Я знаю, именно ваша любовь в огромной мере способствовала тому, что Мадлен стала такой, какова она есть. Но не только ее участь волнует меня, но и ваша. Вспомните, как часто я призывал вас исповедаться, чтобы вновь быть принятым в лоно матери-церкви. С тем же пылом, с каким вы печетесь о Мадлен и о ее будущем, вам следует обратиться к помыслам о себе. Подумайте, Робер, о страшной пустоте, которая разверзнется перед вами, если бракосочетание вашей дочери состоится без вас. Подумайте о стыде, который охватит Мадлен, когда она в этот самый радостный для нее день пойдет к причастию без своего возлюбленного родителя. Подумайте о ваших внуках, которые скоро появятся. Разве вы не хотите, чтобы они пользовались защитой святой церкви и принимали участие во всех церемониях и обрядах, сообщающих нас с нашей заступницей и искупителем всех наших вин?

Я ревностно молюсь о том, чтобы вы поскорее облегчили свои душевные муки исповедью и покаянием, мой дорогой кузен. Это важно не только для меня и вашей возлюбленной дочери, но это жизненно важно для вас. Ваша душа стоит пред угрозой проклятия. Наше время с годами становится все более драгоценным нашим имуществом, ибо мы старимся и не знаем момента, когда ангел смерти нас посетит.

Поверьте, я ежедневно прошу Господа нашего и пречистую Деву коснуться вашего сердца и подвигнуть к насущно необходимым шагам. Срок, великодушно на то вам отпущенный, уже истекает. Во времена менее просвещенные с вами за подобную проволочку обошлись бы очень сурово, и даже ныне в Испании вы были бы поставлены в весьма неприятное положение. Разумеется, темные дни Торквемады [16]16
  Томас Торквемада – глава испанской инквизиции конца XV столетия. Осудил на сожжение более 10 тысяч еретиков.


[Закрыть]минули, но инквизиция там все еще не опустила своей карающей длани. Мы – существа слабые, нам мучительны даже страдания телесные, однако они ничто по сравнению с тем, что ждет наши души в аду. Не думайте, что вас обойдет эта чаша. Покайтесь сегодня, и вы избавитесь от будущих мук.

Но… довольно о том. В конце моего послания позвольте заверить вас, что я с нетерпением жду случая поговорить с вашей дочерью, дабы убедить ее сделать желания ниспосланного ей небесами супруга своими собственными и возлюбить закон его и кары его с тем же благоговейным трепетом, с каким мы трепещем перед бичом, очищающим нас от грехов.

С верою и молитвою остаюсь в мире сем вашим кузеном по крови и братом во Христе,

аббат Понтнеф, С. Дж».