Текст книги "Коснись зари"
Автор книги: Челли Кицмиллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 2
Пробормотав что-то похожее на проклятие, Елена Вальдес опустила голову на подушку. Она сомневалась, что сможет заснуть, поскольку ее голова была заполнена мыслями о Хоакине. Как можно любить и ненавидеть человека одновременно? Она с детства любила Хоакина, но возненавидела его, когда он женился на дочери жившего по соседству плантатора, Росите Фелис. Этого она ему никогда не простит! Зато после смерти Роситы именно ей выпала счастливая возможность успокаивать его и заботиться о нем. Как только Хоакин исцелился от душевной боли, она последовала за ним, будто обыкновенная содержанка, шпионила для него, готовила ему еду, согревала ночью его постель. Ни один мужчина не возбуждал ее так, как он. Когда Хоакин занимался с ней любовью, он владел ее разумом и телом, и так происходило всегда. Ей никогда не удавалось понять, почему он единственный так воздействует на нее. По существу, она стала для него настоящей женой – именно такой, в какой он нуждался; но, несмотря на ее преданность, Хоакин отказывался жениться на ней. Поэтому она в конце концов уехала от него, и если бы Франция не оказалась на грани войны с Пруссией, до сих пор оставалась бы в Париже, великодушно поощряя ухаживания некоего богатого маркиза.
Перспектива войны, сражений, грядущей опасности позволила ей мысленно оправдать возвращение к Хоакину, но теперь было необходимо принудить его жениться. Пусть даже он никогда не сможет ответить любовью на ее любовь и всегда будет любить Роситу – ее первая задача состоит в том, чтобы заставить его понять: она нужна ему, она и никто другой, он может положиться на нее так же, как раньше, и его тайны по-прежнему останутся в полной безопасности. В конце концов, только она знает, что руководит им и какие видения беспокоят его сон, она единственная до конца понимает его.
Приказав себе больше не думать об этом, Елена постепенно успокоилась. Годы, проведенные вдали от Хоакина, прошли в полном душевном одиночестве, но не без некоторой весьма ощутимой пользы: ее танцевальный и актерский талант принес ей всемирную известность, благосостояние, уважение высшего общества. Мужчины обожали ее, складывая цветы, драгоценности и сердца к ее ногам. За годы, проведенные в Европе, Елена немало узнала о жизни и о мужчинах – она надеялась, что этого окажется достаточно, чтобы завоевать любовь единственного человека, который был ей нужен.
– Завтра ночью я буду танцевать для тебя – для тебя одного, моего храброго и глупого вакеро, – шептала она в подушку. – Я заставлю тебя желать меня так, как ты не желал ни одну женщину.
Закрывая глаза, она потерлась щекой о льняную наволочку подушки, представляя свое будущее в качестве доньи Мурьета, хозяйки ранчо «Мурьета» – самого большого в провинции Сонора. Это были ее мечты, и это должно стать ее судьбой – она не может и никогда не позволит себе мечтать о чем-либо другом.
Улыбка появилась на губах Елены, когда до нее донесся звук открываемой снаружи двери.
– Кто там? – Она спрыгнула с кровати и нащупала в темноте пеньюар.
– Зажги лампу, Елена, мне нужна помощь.
В столь знакомом голосе Хоакина звучала неприкрытая тревога.
– Помощь? – Обжигающий страх сжал ей грудь. Он ранен? Разоблачен? Она просила его быть осторожным, просила лучше маскироваться, но он всегда смеялся над ее опасениями. Хоакин испытывал судьбу настолько часто, что иногда казалось: ему действительно хотелось, чтобы его выследили и поймали.
Войдя, Хоакин ногой закрыл за собой дверь.
– Мне нужна нюхательная соль.
– Нюхательная соль? Но зачем? – Вспыхнула спичка, и комната озарилась желтоватым светом масляной лампы. При виде рыжеволосой красавицы, которую Хоакин держал на руках, Елена чуть не вскрикнула. – Кто… кто эта женщина? Зачем ты принес ее сюда?
– Нюхательную соль, скорее! – нетерпеливо потребовал Хоакин.
Елена заметалась по комнате, бормоча проклятия, открывая и закрывая всевозможные ящики. Наконец она нашла серебристый пузырек на туалетном столике посреди разбросанных там и сям драгоценностей. Поколебавшись, она взяла пузырек и зажала его в руке.
– Эта женщина больна? – Подойдя к кровати и увидев кровавое пятно на жакете нежданной гостьи, Елена слегка попятилась. – Она ранена! Что случилось?
Хоакин с досадой покачал головой.
– Я бы и сам хотел это знать. Сперва мне показалось, что я случайно зацепил ее, но мой нож чист. – Произнося эти слова, он продолжал поспешно расстегивать жакет пострадавшей, обнажая натянутую плиссированную блузу под ним. Приподняв руку девушки, Хоакин подцепил одежду кончиком ножа, разрезал ее до талии. Ниже блузы было еще одно препятствие – корсет, но теперь ему по крайней мере стало ясно, что произошло, ей нанесли сильный удар, корсет проломился, и косточка впилась в кожу чуть ниже правой груди.
– Черт бы побрал этих женщин и их глупое тщеславие! – Хоакин осторожно вытащил осколок и спрятал его, а затем развязал корсет и разорвал сорочку под ним. – Мне нужно бренди и что-нибудь, чем можно ее перевязать.
Елена кружила рядом с ним словно ястреб, наблюдая за каждым его движением. Нажав кончиками пальцев на края раны, Хоакин остановил кровотечение, но его большие пальцы не спешили покидать теплые выпуклости. Красивые груди, думал он, маленькие, как и вся она. Воспоминания смягчили выражение его лица, унося на несколько лет назад. Его жена была маленькой, как и эта девушка; ее грудь без труда помещалась в его руке.
Неожиданно желание прикоснуться к другим местам незнакомки пронзило его, и он отдернул руку, проклиная себя и обстоятельства, которые привели его сюда.
Разыгравшаяся в его душе буря, разумеется, не могла укрыться от Елены: это был тот самый взгляд, о котором она так долго мечтала, ради которого жила, и вот теперь он дарит его какой-то бледнокожей фифе!
Елена взяла лучшее бренди, подаренное ей одним из поклонников, на мгновение задумалась, быстро поставила бутылку на место и схватила другую, более дешевую. Внутри у нее все кипело от возмущения. Вручив Хоакину бутылку и кусок нового муслина, который только что собиралась отнести портнихе, она недовольно произнесла:
– Неужели жива? А выглядит совсем как мертвая; и кожа у нее такая белая… Ладно, не переживай, это только царапина. – Наблюдая за тем, как Хоакин прикоснулся ладонью к груди девушки, чтобы промыть рану, Елена издала странный шипящий звук, а когда он оторвал ленту, чтобы плотнее стянуть повязку из муслина, решительно отстранила его плечом и расстегнула до конца жакет бостонки. – Я думаю, нужно повязку закрепить за ее спиной, прежде чем она очнется.
Острый резкий запах ударил в нос Хеллер. Сквозь туман, застилавший глаза, она увидела темноволосую женщину, как-то странно смотревшую на нее.
– Мам, это действительно ты, или мне кажется? – Ее голос походил на хриплый шепот. Был ли сейчас день или ночь, она не могла сказать; ее веки, казалось, налились свинцом, а тело отказывалось подчиняться. Все же надоедливый запах заставил ее поморщить нос: она хотела отмахнуться, но у нее не нашлось сил даже на то, чтобы поднять руку.
Неожиданно силуэт женщины стал терять очертания и вдруг превратился в ужасающее видение: перед ней был тот самый человек, который нанес ей удар!
Не осознавая, что делает, Хеллер вскочила с кровати и бросилась на него, но он мгновенно схватил ее за руки и притянул к себе. Она попыталась вырваться, но в тот же миг острая боль пронзила все тело, а с губ сорвался сдавленный стон.
Хеллер подняла на незнакомца заплаканные глаза и пристально посмотрела на него.
– Пожалуйста, не убивайте меня… – Чувство протеста и негодования, двигавшее ею всего несколько секунд назад, внезапно покинуло ее.
– Черт бы побрал эту глупую девчонку! – смутно услышала Хеллер сквозь шум в голове. Она почувствовала, как слабеют колени, и представила себя распластанной на полу у его ног: сильные руки поддержали ее и встряхнули, словно тряпичную куклу.
– Ну же, не закрывайте глаза.
Мужчина перестал трясти свою пленницу и снова притянул к себе. Голова Хеллер покоилась на его плече, в то время как он тихим шепотом уговаривал ее:
– Я знаю, что напугал вас, но, поверьте, у меня не было намерения причинить вам боль…
Слова незнакомца постепенно возымели свое действие: почувствовав себя лучше, Хеллер подавила всхлип и отстранилась от него. Тогда он, приблизив к ней лицо, заглянул глубоко в ее прозрачные глаза.
– А сейчас я приму ваши извинения…
Девушка изумленно выгнула брови. Конечно, она неправильно его расслышала.
– Вы… вы что?
Он осторожно отпустил ее.
– Я сказал, что приму ваши извинения.
Выходит, она не ошиблась в первый раз.
– Извинения? Помилуйте, почему я должна перед вами извиняться? Вы – дьявол во плоти, вы чуть не убили меня! – с негодованием воскликнула Хеллер и невольно дотронулась рукой до раны, что заставило ее вздрогнуть от боли.
– Но я не делал ничего подобного.
Она отвела полу жакета и, посмотрев на тугую повязку, побледнела при виде все еще влажного кровавого пятна.
– Тогда что это такое?
– Всего лишь глупое женское тщеславие.
– Тщеславие? Какое отношение имеет мое тщеславие к ранению, которое нанесли мне именно вы?
– Если быть совершенно точным, мисс, вас ранил ваш корсет. – Хоакин достал из кармана окровавленный осколок китового уса и протянул ей.
Держась за фонарный столб у входа в гостиницу, Абигайль пыталась справиться с начинавшимся головокружением. В свои шестьдесят два почтенная дама уже не была столь проворна, как раньше, поэтому считала, что ей очень повезло, раз она осталась жива в этой ужасающей давке.
– О Господи, – простонала Абигайль, прислонясь головой к столбу. Если бы только этот китайский мошенник побежал в другую сторону! Если бы только ей вовремя пришло в голову опустить свой зонтик, вместо того чтобы держать его перед собой. Хеллер спасла ее от ножа, а вот она не смогла помочь Хеллер из-за того, что была отброшена в толпу полицейским, преследовавшим китайского мальчишку-карманника. Все вместе это походило на не слишком удачное приключение – роковые случайности наслаивались одна на другую, по крайней мере она хотя бы знала, в какую сторону похититель унес Хеллер. Незнакомый молодой человек остановился рядом с ней.
– Вы хорошо себя чувствуете, мэм? – заботливо спросил он.
Абигайль с благодарностью посмотрела на него: наконец-то хоть какая-то помощь!
– Мне… мне немедленно нужна полиция! – Она сделала попытку удержаться на ногах, но тут же поняла, что все еще нуждается в опоре.
– Слишком много спиртного, не так ли, мэм?
– Спиртное?
– Ну да. Вы ведь…
– Спиртное? – Глаза Абигайль сузились. – Так вы думаете, я пьяна? – Она схватила его руку и крепко сжала. – Ну вы и наглец. Знайте, я не принимаю алкоголь даже в медицинских целях! Мою племянницу похитил мужчина с ножом – он отнес ее вон туда. – Она указала пальцем на открытую дверь отеля.
Лицо молодого человека вытянулось.
– Похищение, мэм? Вы абсолютно правы, вам нужна помощь. – Он быстро огляделся. – Пойду попробую найти полицейского.
Абигайль порывисто прижала обе руки к сердцу.
– О да, пожалуйста, я буду чрезвычайно вам благодарна. И прошу вас, поторопитесь!
Она не знала, как долго прождала у входа в отель, прежде чем до нее дошло, что молодой человек не вернется и ни один полицейский не придет ей на выручку. Только после этого Абигайль, глубоко вздохнув, отпустила фонарный столб. Почувствовав себя лучше, она направилась к дверям, ведущим в холл отеля. К ее удивлению, там не оказалось ни души, и она, подойдя к лестнице, начала медленно подниматься по ней.
Казалось, прошла вечность, прежде чем ей удалось добраться до первого этажа. Но там ее ждала новая проблема: длинный коридор с закрытыми дверями по обеим сторонам.
– Хеллер! Хеллер Пейтон, где ты? – Абигайль принялась колотить сначала в одну дверь, затем в другую – безуспешно. Тогда она стала заглядывать в замочные скважины.
Наконец Абигайль достигла последней двери в дальнем конце коридора; тяжело дыша, она прислонилась к ней лбом и начала молиться. Пожилая леди не знала, хватит ли ей сил подняться до второго этажа, и уже тем более не могла думать о третьем.
Она нажала на ручку, и дверь открылась.
– Хеллер?
– Тетушка!
Абигайль Пейтон ворвалась в комнату, словно торнадо из накрахмаленного черного крепа, гневно потрясая при этом зонтиком. Поступить иначе она просто не могла, поскольку уже знакомый ей похититель именно в этот момент принялся угрожать Хеллер каким-то окровавленным предметом.
– Только попробуй дотронуться до нее, и я размозжу тебе череп! – перебарывая страх, выкрикнула Абигайль неожиданно охрипшим голосом.
Однако пустить свое грозное оружие в ход ей так и не удалось, поскольку мужчина ловко выхватил зонтик из ее рук, после чего грозно произнес:
– Предупреждаю, вы напали на меня с этой вещью в последний раз! – Он размахнулся и со всей силы ударил зонтиком по спинке стула, отчего тот переломился на две части.
Абигайль схватила Хеллер за руку и уже потянула к себе, как вдруг из тени выступила черноволосая женщина, ее красная шелковая шаль была повязана вокруг талии.
– Простите, сеньора, – сказала она, обращаясь к столь неожиданно появившейся гостье, – я – Елена Вальдес, возможно, вы слышали обо мне. Не бойтесь, уважаемая, у него просто не было выбора, кроме как принести вашу протеже сюда, в мой номер, после того как она упала в обморок посреди толпы. Как видите, молодая дама в порядке, и ничего страшного с ней не произошло…
Но Абигайль, казалось, не слышала ее.
– Хеллер, дитя мое, как ты себя чувствуешь? – Она кудахтала, как курица, осматривая девушку со всех сторон, а когда увидела ее окровавленный жакет, тут же побледнела и завопила в ужасе: – Бог ты мой, они лгут! Эти люди – просто дикари. Я немедленно иду за полицией!
Хоакин схватил ее за руку, а Елена Вальдес прислонилась к двери, закрывая проход.
– Никуда вы не пойдете!
Абигайль выдернула руку.
– Еще как пойдем! Вы не смеете держать нас здесь против нашей воли!
Все еще пребывая в растерянности, Хеллер осторожно попыталась подать голос:
– Послушай, тетушка, ты не совсем права. Это ошибка. Понимаешь. Корсет… косточка отломилась и…
Седые брови старушки насупились.
– Небеса милосердные, никогда не могла себе представить такое! Пойдем скорее в твой номер – я должна осмотреть тебя. Уверена, это пустяк, но все же… – Она огорченно покачала головой.
Единственное, чего хотела сейчас Хеллер, так это дойти до своей комнаты и позволить Абигайль поухаживать за собой.
– Полагаю, я должна извиниться перед вами, мистер… э-э…
– Монтаньос, сеньорита, дон Рикардо Монтаньос, – непринужденно произнес Хоакин.
– Видите ли, мистер Монтаньос, если бы я так не спешила пройти через толпу к подиуму, ничего бы не случилось.
Пока Абигайль рассыпалась в извинениях, Хеллер осматривала свою одежду. Блуза и жакет, несомненно, испорчены. Посмотрев вниз, она увидела, что из-под кровати выглядывает ее шляпка, на которой отчетливо проступает грязное пятно. Наклонившись, девушка выдернула перо из шляпки и закрепила на блузке в том месте, где она была порвана, затем подняла глаза и неожиданно встретила темный пристальный взгляд дона Рикардо.
В то же мгновение она забыла свой гнев. Что-то в этом взгляде влекло ее; возможно, то был дьявольский огонь, угадывавшийся в его глубине. Хеллер оглядела незнакомца с ног до головы. Она без труда определила, что его одежда сделана из прекрасной ткани: на нем были белоснежная рубашка под коротким желто-коричневым жакетом; светлые обтягивающие лосины, заправленные в ручной работы кожаные ботинки, подчеркивали мускулистые стройные ноги. Точеные черты лица выдавали его происхождение.
Он стоял неподвижно в позе гордого, надменного испанского гранда, продолжая все так же пристально разглядывать ее.
– Как вижу, вам нравится смотреть на меня, сеньора. Возможно, мне повернуться, чтобы вам было удобнее? – Уголки его губ дрогнули.
Только после этого неожиданного вопроса Хеллер осознала, что сама совершенно беззастенчиво глазеет на него. Густая краска залила ее щеки. Она поспешно отвела глаза и тут же наткнулась на откровенно враждебный взгляд сеньориты Вальдес. Пытаясь смотреть в другую сторону, девушка поневоле обратила внимание на неубранную кровать и раскиданную по стульям яркую одежду, которую ни одна леди не надела бы на людях. Все это подтвердило ее догадку: Елена Вальдес была здесь хозяйкой, а мужчина скорее всего ее любовником.
У Хеллер перехватило дыхание, воспоминания детства горячей волной нахлынули на нее: дешевая одежда, ярко накрашенные лица, шепчущиеся в темноте голоса, вздохи, тихие стоны, звон монет, мягкие слова матери…
Ей потребовалась вся ее воля, чтобы взять себя в руки.
– Вы невыносимы. Никакой джентльмен не вел бы себя подобным образом.
– Полагаю, так оно и есть, но я никогда и не утверждал, что являюсь джентльменом, так же как вы, моя прекрасная ирландская девушка, никакая не леди! – Он сказал это почти без выражения, но очень похоже подражая ее акценту.
Хеллер издала звук, подобный ветру, сносящему все на своем пути: сеньор Монтаньос, совершенно незнакомый человек, одним предложением сбил с нее весь внешний лоск; ее подбородок задрожал, глаза начало щипать от непрошеных слез, которые ей с трудом удавалось сдерживать. И все же она не позволит ему увидеть, до какой степени он оскорбил ее.
– Хеллер, дорогая, – Абигайль потянула ее за руку, – тебе, кажется, уже лучше. Я думаю, нам пора поблагодарить сеньора Монтаньоса и сеньориту Вальдес за гостеприимство – мы не можем их бесконечно обременять своим присутствием.
Хеллер икнула, проглотив остатки своей гордости.
– Да-да, спасибо, – неловко буркнула она, – извините за причиненное беспокойство.
Поклонившись с царственным видом, Елена проводила обеих женщин к выходу из комнаты и закрыла за ними дверь.
В коридоре Хеллер остановилась и перевела дыхание. Она слышала за дверью раскаты веселого женского смеха, но ей было уже все равно. На ее счастье, Абигайль сама вызвалась найти клерка и узнать насчет их номеров.
– Ты что-то побледнела, дорогая. Надеюсь, с тобой все в порядке?
– Ну разумеется, – небрежно сказала Хеллер, хотя ей было далеко не хорошо. Более того, она ни разу в жизни не чувствовала себя столь ужасно: к физической боли прибавилась боль душевная от только что испытанного неуважительного отношения к ней. Ах, как она жалела теперь, что не послушалась Элизабет Пенниуорт и не осталась дома, где все ее так любили и уважали.
На сей раз, когда Хоакин покинул «Гранд-отель», толпа не задержала его. Надвинув шляпу низко на лоб, он направился по Монтгомери-стрит на север к отелю, где остановился некоторое время назад.
Даже в этот ранний час в городе кипела жизнь: продавцы фруктов и торговцы рыбой спешили подготовить товар для утренних покупателей; закрытые занавесками экипажи проезжали по улицам, развозя по домам ночных гуляк. Хоакин легко приспособился к городской жизни, но ему здесь совсем не нравилось; более того, он ненавидел манеры так называемого высшего общества, его притворное дружелюбие и вечные сплетни. Но больше всего Хоакин ненавидел сам город, который словно душил его. Где бы он ни находился, не проходило и нескольких часов, как ему уже хотелось услышать вой полуночного койота, шепот ветра, шелест листьев на деревьях.
Шаги Хоакина гулко отдавались по булыжной мостовой, и этот звук тревожил его, не давая сосредоточиться. Как мог он принять наконечник женского зонтика за ствол оружия? Неужели годы притупили его чувства? И почему, черт возьми, его это так волнует?
Как только он пересек Буш-стрит, его мысли вернулись к мисс Хеллер Пейтон. Он никогда не встречал ни одной столь совершенной женщины – огонь и лед одновременно. Вся она – от элегантной обуви до немного нелепой маленькой шляпки с перьями – представляла собой воплощение пуританского жеманства, однако ее ирландский акцент так и не покорился ханжеству благородных людей голубой крови, которым она подражала.
Повернув на Калифорния-стрит, Хоакин уже через несколько минут оказался перед своим отелем. Он был уверен, что Лино все еще ждет его.
Щелчок ключа в замке вывел Лино Торала из дремотного состояния. Он повернулся к двери, разум и тело его немедленно напряглись. Инстинктивно пальцы потянулись к вырезанной из слоновой кости рукоятке длинного охотничьего ножа, спрятанного в искусно выделанном кожаном чехле. В ловких руках Лино это лезвие было столь же эффективным оружием, как и пистолет, а иногда и еще более грозным, так как действовало бесшумно.
Скрипнули давно не смазанные петли; дверь медленно открылась.
Лино вгляделся в темноту прихожей. Никого. Он замер и прислушался – его интересовал любой звук: щелчок курка, шелест одежды, дыхание… Внезапно его ноздри ощутили цветочный аромат. Гардении – он узнал их. Но откуда? Кто это мог быть? Его ум напряженно заработал, пытаясь найти связь…
Что-то темное, напоминающее странную птицу, влетело в комнату и приземлилось у его ног.
Улыбнувшись, Лино нагнулся, чтобы поднять с пола шляпу, а когда снова распрямился, увидел массивную фигуру человека, прислонившегося к дверному косяку.
– Ты стал внимательным, амиго. – Вспыхнувшая спичка осветила смуглое лицо. Говоривший коснулся язычком пламени кончика своей сигары и глубоко затянулся.
– Вовсе нет; у меня все под контролем. Кстати, прекрасный аромат. – Лино поднялся со стула и подошел к другу.
– Вот как? – Хоакин протянул Лино руку.
– Это гардения, не правда ли? Любимые духи Елены.
Скулы Хоакина напряглись; спичка, догорев, обожгла пальцы, и он выронил ее.
– Прости, но, кажется, это я стал невнимательным. – Хоакин вынул ключ, закрыл дверь и, вставив ключ изнутри, повернул его.
Лино не спеша убрал нож.
– Пожалуй, я бы тоже не смог сразу сосредоточиться после вечера, проведенного с Еленой Вальдес! – Он хлопнул друга по плечу и искренне рассмеялся, но Хоакин не поддержал его, и на лице Лино появилось удивление. – Разве ты не счастлив?
– Да, но у меня неспокойно на душе. – Хоакин снял жакет и бросил его на стул, а затем коротко пересказал события последних часов.
Лино нахмурился.
– Не обижайся, но, по-моему, ты делаешь ошибку. Ты – всего лишь человек. Это люди сделали из тебя легенду…
– Так, значит, я легенда?
– Ну да, знаменитый Хоакин Мурьета. Впрочем, я пришел сюда вовсе не для того, чтобы обсуждать твою смерть. Думаю, тебе будет интересно узнать, что Лютер Мейджер на свободе. Более того, он здесь, в Сан-Франциско.
Хоакин не был готов услышать столь неожиданную новость.
– Так он сбежал?
– Не знаю, но я сам видел его в баре. Сначала я был неуверен, что это действительно Мейджер; он был чисто выбрит и одет в дорогую одежду. Я подошел к нему так близко, как только смог, надеясь, что он меня узнает.
– И он… узнал?
– Нет. Он даже не взглянул на меня. – Лино потянулся и затушил все еще дымившуюся сигару Хоакина. – Это совсем не тот Мейджер, которого мы знали. Этот тип стал деловым человеком, и одного взгляда на него достаточна, чтобы понять – очень богат. Я следил за ним до того, как он вошел в дом, расположенный в Китайском квартале, а затем, немного подождав, постучал в дверь и хотел пройти следом, но мне было отказано. Я толком не понял, что говорил китаец, и в конце концов мне пришлось уйти, но будь я проклят, если смогу вспомнить этот дом. Зато мне удалось узнать, что некоторые из подобных домов имеют специальные списки, в которые записываются белые курильщики опиума.
Хоакин сел на край кровати, опустил голову и задумался.
После стольких лет Мейджер наконец-то вышел из тюрьмы; но тогда почему ему не сообщили об этом? Выходит, он зря платит за то, чтобы его держали в курсе относительно действий этого человека.
Прошло довольно много времени, прежде чем Хоакин поднял голову и в упор посмотрел на Лино.
– Первым делом я хотел бы послать телеграмму и выяснить, каким образом он освободился, а затем мы пойдем в Китайский квартал и найдем этот дом.
Лино кивнул.
– Я думал об этом. Но сначала я хочу кое-что показать тебе. – Он взял с тумбочки два небольших листа бумаги и протянул их Хоакину. – Сравни, как Мейджер выглядел семнадцать лет назад и как он выглядит сейчас.
Когда Хоакин смотрел на изображения Лютера Мейдже-ра, в его глазах нетрудно было заметить неприкрытую ненависть.
– Где ты их достал?
– Я изучал много полезных вещей в Восточной юридической школе, в которую ты меня послал, но только одна из них мне действительно пригодилась – умение рисовать.
Хоакин хмыкнул.
– Что ж, будем считать, что ты не напрасно потратил время.
– Как бы то ни было, сегодня в полдень мы идем в Китайский квартал, а там посмотрим.
