Текст книги "Рельсы"

Автор книги: Чайна Мьевиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ЧАСТЬ III
Земляная черепаха
Magnigopherus Polyphemus

^{Из архивов Филантропического Общества Стреггейских Кротобоев, воспроизведено с любезного разрешения Общества}

Глава 28

Итак, они были в центре мира.

Шэм прилагал все усилия, чтобы не глазеть, как новичок. Но на Манихики это было непросто: их поезд еще даже не подошел к запасным путям самой большой гавани познанного мира, а посмотреть уже было на что.

Они шли сквозь оживший бессистемный каталог транспортных средств. Мимо команд, которые не обращали на них никакого внимания, и тех, которые не сводили с них глаз, мимо тех, чья одежда обличала в них соседей по Стреггею, и тех, которые казались то ли сошедшими с картинки, то ли вышедшими из сна. И мимо локомотивов. Точнее говоря, мимо различных транспортных средств, поскольку не все поезда обладали механизмами.

Вот, к примеру, небольшой состав, всего три вагона, маневрирует в гавани по рельсам, а тянут его туда и сюда за прикрепленные к крайним вагонам канаты две большие птицы. Пожалуйста: поезд-канюк, посланец архипелага Тикхи. Деревянные поезда, увешанные масками; поезда, покрытые штампованными оловянными формами; поезда, чьи бока декорированы орнаментами из кости; поезда с двойными и тройными палубами; поезда в пластиковых чехлах с пятнами акриловых красок. Поезда, влекомые грохочущими и лязгающими дизельными машинами, такими же, как у «Мидаса». Шумные, суетливые буяны-паровозы, которые плюются и свистят и рыгают грязными облаками пара, словно не в меру расходившиеся младенцы. И много чего еще.

Рельсоморье – обширная экосистема разнообразных поездов. Вот они уже под проводами, проходят последние мили ухоженных прибрежных путей. И вдруг прямо перед ними кургузый состав из покореженной стали, почти без окон, а те, какие есть, затемнены; его колеса вращают странные пистоны, они выгнуты назад и торчат в стороны. Почему вдруг помрачнел Фремло и другие члены команды? Откуда это плохо скрытое омерзение на лице капитана Напхи?

А. Так это галерный поезд. В его душной утробе десятки рабов сидят, прикованные к своим скамьям, и крутят рукоятки, которые вращают колеса, а ритм им задают хлысты.

– Почему такое разрешают? – выдохнул Шэм.

– Манихики считают себя цивилизованным городом, – говорит Фремло. – На берегу рабства нет. Но ты же знаешь закон порта. На любом причалившем составе действуют законы дома. – А законов в землях рельсоморья столько, сколько самих земель. В иных из них есть рабы.

Шэм уже воображает, как он вышибает двери проклятого поезда и бурей проносится по его коридорам, расстреливая ублюдков-надсмотрщиков направо и налево. Собственная беспомощность угнетает его.

Вот солярные поезда из Гул-Фофкаля; лунарные бог весть откуда; педальные из Менданы; вот заводные поезда, все в изящных завитушках, точно огромные музыкальные шкатулки с ключами, – их, распевая песни, вращают рельсовики, которых Жед приветствует радостными криками; поезда из Клариона – их приводят в движение установленные на них ступальные колеса, по лопастям которых рысью бежит команда; короткие составы, запряженные стадами копытных, достаточно крупных, чтобы им были не страшны грызуны прибрежного рельсоморья; одноместные поезда; громадные военные поезда, увлекаемые вперед неведомой силой; электрические поезда, при движении рассыпающие искры.

Манихики.

Первым заданием Шэма в новом порту оказались не повязки, как он думал, не уборка купе доктора Фремло, и даже не поход в лавку за разными разностями, которые могли понадобиться поездному врачу. Нет, вместо этого Шэм, прямо на глазах удивленно сощурившегося Фремло, получил от капитана приказ сопровождать ее, как она выразилась, «по ее надобностям» в Манихики Сити.

– Ты ведь никогда не бывал здесь раньше, – сказала она, натягивая перчатки – левая изменена под стать ее неорганической руке, – проверяя пряжки и пуговицы фрака, смахивая пыль с панталон.

– Нет, капитан. – Шэм пожалел, что ему не во что принарядиться.

Вокруг дрезины с шумом и хрустом расступалась земля, из нее высовывались тупорылые морды местных кротов и земляных крысят, полуприрученных и раздобревших на отбросах и органических отходах. Слепые или нет, в глаза Шэму они заглядывали. Дэйби всю дорогу до гавани сидела, вцепившись в его плечо. Пока они не сошли на твердую землю.

В город, который, как считал Шэм после первого знакомства с алкоголем, кружил голову не хуже спиртного. Шумные доки, плотная, многоязыкая толпа. Свист, смех, крики «поберегись». Люди в одеждах всех мыслимых цветов и фасонов, от нищенских лохмотьев и прорезиненных спортивных костюмов до цилиндров жрецов Великого Огма, под стать их щеголеватому божеству. И, конечно, – на них Шэм смотрел особо – импровизированные формы сальважиров в сумасшедших цветастых заплатках.

Ученые из Роквейна наблюдали за факирами из Тарпа; посланцы Каиго, подхватив свои длиннополые одежды, обходили манихийские лужи; охотники в комбинезонах острова Питтман обменивались картами и сплетнями с апдайверами Колонии Кокос. Набережными владели воры и мошенники всех мастей; наперсточники, трясуны, лже-уцелевшие после лже-катастроф, клянчившие милостыню.

Сама история, казалось, теряла в этом городе смысл, или, по крайней мере, впадала в ступор. Вот величественное новое здание, облицованное стальной штукатуркой. А рядом с ним развалюха, пережившая не одну сотню лет. Архитектурная полукровка. Повозки, запряженные тягловыми животными, рикши и автомобили с двигателями внутреннего сгорания катились, тащились, ползли или неслись по разнообразно обставленным улицам мимо домов, построенных из того, что, казалось бы, даже отдаленно не напоминало строительные материалы. Можно было подумать, что их сооружали на пари.

Повсюду неспешным шагом прогуливались офицеры в кителях – они наполовину несли дежурство, наполовину показывали себя, а наполовину флиртовали с прохожими. Да, вот именно так, на три половины: куда иначе уместить столько чванства и щегольства? Один и тот же офицер мог в одну минуту в шутку крикнуть что-то вслед пробегающему мимо ребенку, и тут же с твердой уверенностью представителя власти вмешаться в какую-нибудь мелкую разборку. «Представляю, каковы они в деле», – подумал Шэм. Рельсовый флот беспощадно действовал против пиратов, участвовал в спасательных миссиях, за плату защищал острова, не имевшие собственных вооруженных сил.

Дэйби вспорхнула в нижнее небо и понеслась вдаль, исследовать карнизы, резьбу и статуи на домах, выполненные, как догадался Шэм, из утиля.

– Осторожно, – крикнул он ей вслед. А вдруг в небе над Манихики летают скорпионы величиной в руку? Откуда ему знать?

Он проталкивался через толпу, стараясь не отстать от капитана. Мимо магазинов, уличных палаток и разносчиков с бутылками и магнитами. Цветами и камерами. Картинками со зверями и ангелами, которые днем наказуют спесь, а ночами втихую ремонтируют пути, с вертокрылыми птицами из запредельного мира.

Наконец мимо потянулись книжные лавки; Шэм обратил внимание на то, что понятия их владельцев о сути книги отличались беспредельной широтой. Темные комнаты были заполнены кожей и бумагой, дисками для ординаторов и бобинами с пленкой. Напхи везде узнавали, приветствовали любезно. Не раз и не два она останавливалась у прилавка, называла свое имя, и продавец вытаскивал на свет огромный гроссбух или выводил на экран какой-то список.

– Неведомое, – бурчали они. – Верно? Общая теория. А также Дрейфующее Означающее, Асимптотический Телос, Уклончивая Цель. Потеря. Вы у нас по этим разделам. – Они сопоставляли список интересовавших ее наименований с заглавиями недавно поступивших текстов. – Вышло новое издание «Философии Охоты» Сулаймана. Да, еще была статья… погодите-ка… да, «Хватай добычу» в «Капитан-философ квортерли», три выпуска тому назад, но вы ее наверняка уже видели. – И так далее.

«Что я тут делаю? – думал тем временем Шэм. – Если ей надо, чтобы кто-то таскался за ней по пятам, взяла бы лучше Шоссандера».

Капитан, точно услышав его мысли, пробормотала:

– Ну же, Суурап, разуй глаза. Твое предложение привело нас на Манихики. Отличная была мысль. Так неужели теперь ты все пропустишь?

О достоинствах предлагаемых ей текстов она размышляла долго. Те, которые решала купить, она без слов передавала Шэму. Сумка становилась все тяжелее.

Над крышей ветхой, местами развалившейся громады склада, где, судя по шуму, разговаривали сразу много людей, кружила любопытная Дэйби. Напхи взглядом проследила ее полет.

– Напомни мне, – сказала она, – где, по мнению твоей подруги, можно купить следящее устройство?

– Скабблинг Стрит, – отозвался Шэм. – Рынок. Она говорила, что весь лучший утиль там.

Капитан показала на табличку на стене. «Рынок Скабблинг Стрит». У Шэма упала челюсть. Напхи, без сомнения, знала, какие именно артефакты ему не терпится повидать. Неужели, протаскав его весь день за собой по книжному рынку, она все же решила вознаградить его за то, что он сказал ей про устройство?

– Итак, – сказала Напхи. и неожиданно изящным движением обеих рук показала ему, чтобы он шел вперед. – Я иду за утилем.

Глава 29

– Книги у тебя? – сказала капитан. – Отнеси их на поезд. Какое-то время ты мне не понадобишься.

– Мне возвращаться? – «Ты же только что меня сюда привела», – подумал он.

– Разумеется. Книги понадобятся мне к ночи.

– К но?.. – Но до ночи же еще несколько часов. У него есть время! Она подарила ему много времени! Время, чтобы найти то, что он ищет в сплетениях улиц Манихики. И на этом рынке. Напхи протянула ему банкноту. Еще и деньги?

– Купишь себе обед. Считай, что это из твоей доли. – Он промямлил какую-то благодарность, но Напхи уже ушла.

«Вот я и здесь, – вяло подумал Шэм. – Среди утиля».

Рынок располагался в сводчатой галерее. Над его головой слоились людные переходы, путь в них вел по винтовым лестницам. Кругом стояли прилавки с находками из тысячелетних отложений. Везде спорили, торговались, пели и выкрикивали цены на товар, шум стоял оглушительный. В него вплетались голоса гитары и гобоя, а какая-то женщина, склонившись над чем-то вроде коробочки из кости, вслушивалась в звуки, которые та издавала.

Кто только не толпился вокруг: хорошо одетые и попрошайки, предприниматели и предпринимательницы, торговцы в ноской одежде и продажные убийцы. Рельсоходы. Книжные черви. Сановники и исследователи в одеждах своих родных мест – в богатых, странных, или попросту варварских. И, конечно, повсюду сновали сальважиры.

«Ой, знаю я, знаю», – мысленно ответил Шэм на замечания и предостережения, которыми осыпали его Воам и Трууз. Знаю, что все они любители пускать пыль в глаза. Ну и что!

Сальважиры перекидывались жаргонными словечками. Опускали и поднимали слоеные забрала шлемов, нажимали на кнопки и выступы своих защитных комбинезонов, кожаных фартуков вроде тех, что бывают у мясников, и штанов с многочисленными карманами. Их пальцы крутили и вертели всякие чудные коробочки, щупали фрагменты всякого барахла, одни из которых производили звуки и образы, другие пели, или помрачали свет, или заставляли собак выполнять команду «лежать».

Наконец любопытство Шэма победило робость.

– Что это такое? – Он показал на покореженный ржавчиной металлический клин. Торговец взглянул на него хмуро.

– Гаечный ключ, – сказал он.

– А то? – Цветной квадрат, в пятнах ржавчины, заставленный крохотными статуэтками.

– Детская игра. Так говорят ученые. Или набор для гадания.

– А вон то? – Набалдашник в виде паука, филигранно вырезанного из чего-то похожего на стекло, выстукивал ножками сложные ритмы.

– Никто не знает. – Торговец протянул Шэму кусок дерева. – Ударь.

– Э?

– Тресни хорошенько. – Торговец ухмыльнулся. Шэм наподдал по деревянному объекту. Тот, вопреки его ожиданиям, не рассыпался. Наоборот, палка согнулась и закрутилась, как отпрянувшее от боли щупальце. Шэм взял ее в руку. Она была жесткой на ощупь, хотя по форме представляла собой спираль.

– Внетерранская штуковина, да, – сказал торговец. – Высотный утиль, вот что это такое. С одной из небесных стоянок.

– Почем они? – спросил Шэм. Торговец посмотрел на него с нежностью и назвал такую цену, что Шэм тут же прихлопнул рот рукой и отвернулся. Но сразу повернулся обратно.

– Ой, а можно вас спросить… – Он оглянулся, убеждаясь, что Напхи нет поблизости. – Вы здесь детишек не видели? Семью? У них еще арка такая, знаете, как будто из утиля.

Человек посмотрел на него внимательно.

– Что ты затеял, парень? – сказал он, наконец. – Нет. Не знаю. Понятия не имею, кто они такие, и тебе не советую. – Не обращая внимания на испуг Шэма, он продолжал петь и кричать о том, что здесь продаются инструменты и гнущиеся палки и чудесный дешевый утиль.

Шэм обратился к женщине, которая торговалась с раздражительным покупателем из-за древних ординаторных микросхем; к паре мужчин, спецов по внетерранскому утилю, – их каморка была битком набита неведомыми сокровищами, странность которых буквально вызывала оторопь; к поставщику не самого утиля, но орудий для его извлечения: камней для ориентирования, измерительных приборов, очков с дальновизорами, лопат, ботинок с отвертками для бурения, воздушных насосов и масок для полного подземного погружения. За Шэмом следила группа юношей и девушек – его ровесников. Они хихикали и перешептывались, ковыряли под ногтями дурацкими маленькими ножичками. Остролицый рельсоморский офицер глянул на них, и они разбежались, но, едва он прошел, собрались вновь.

Прилавок с куклами. Старыми, из утиля. Сколько бы их ни чистили, пыль, в которой они пролежали много жизней, въелась в них навсегда: какого бы тона ни была их кожа изначально, сейчас они все были коричневыми, как при взгляде через закопченное стекло. Пропорции их тел, человеческих по сложению, чаще девчачьих или женских, вызывали большие сомнения; волосы, там, где они еще сохранились, были безнадежно спутаны. Попадались среди них гротески, чудовища. Многие были без конечностей. И все явно взывали о внимании мастера-кукольника.

Куда бы Шэм ни пошел, его расспросы, его описания арки и двоих ребятишек встречали либо непонимание, вполне искреннее с виду, либо настороженность, за которой обычно следовала ложь и/или рекомендация забыть об этом деле. Причем не понимали в основном сальважиры, а лгали местные торговцы.

Что он знает об этой семье? Сестра постарше, брат помоложе. Неубранный дом. Энергичные родители-путешественники, которых, судя по костям, уже нет в живых.

Такие размышления с неизбежностью заставляли Шэма думать о своей семье. Он не часто вспоминал отца и мать, похищенных у него катастрофой и разбитой любовью. Не потому, что ему было все равно: как ему могло быть все равно? и не потому, что их отсутствие не казалось ему важным пробелом в его жизни. Он был не дурак. Нет, дело, скорее, было в том, что он не помнил их заботы; всю его жизнь о нем заботились, за ним присматривали Воам и Трууз, которые, в сущности, стали его настоящими родителями, как ни крути. Любовь к родным маме и папе ощущалась им как любовь к двум давно потерянным незнакомцам, к тому же потенциально обидная для тех, кто его растил.

Он вдруг ощутил нечто общее между собой и теми детьми с флатографии: они сироты, и он технически тоже сирота. Это слово преследовало его постоянно. Ну, так что? Эти мальчик и девочка тоже, что ли, помощники доктора, недовольные своей долей, всей душой стремящиеся к утилю, ищущие чего-то? Вряд ли.

Стены зала были сплошь увешаны часами разных моделей. Одни современные, другие явно из утиля, перебранные, преобразованные, они снова горделиво отсчитывали время, в строго определенный момент выпуская из своего нутра птичек. У иных вместо циферблатов были синие экраны со светящимися цифрами. Все они демонстрировали Шэму быстротечность времени.

– Как вы стали сальважиром? – Крепкого сложения женщина, к которой Шэм обратился с вопросом, удивленно подняла на него глаза. Она прихлебывала черный, как деготь, кофе, обмениваясь свежими анекдотами с коллегами по раскопкам. Услышав вопрос Шэма, она засмеялась, но без злобы. Перекинув монетку пирожнику за соседним прилавком, она показала Шэму, чтобы он взял у того пирожок.

– Копай, – начала она. – Что-нибудь найдешь. Отнеси к поезду сальважиров. Снова копай. Найдешь еще. Не будь… – Она внимательно оглядела его с головы до ног. – Кто ты? Чернорабочий? Проводник? Стюард? Начинающий кротобой?

– Помощник доктора, – сказал он.

– A-а. Понятно. Значит, бросай это.

– Я нашел летучую мышь, – сказал Шэм с набитым липким подарком ртом. – Только она не утиль. Она мой друг.

Он видел, что ватага юнцов по-прежнему следит за ним. А еще он заметил, что за ними тоже следят, – молодой парень, жилистый, ловкий, быстрый в движениях; Шэм задумался, не встречал ли он его когда-нибудь раньше.

Женщина-сальважир пошарила у себя под прилавком.

– Что-то у меня пачкунов маловато осталось, – сказала она.

– Спасибо вам большое за пирожок, – сказал Шэм. Женщина была великолепна. Он заморгал, пытаясь сосредоточиться. – Наверное, вы не… вы не видели двух детей? Они живут…

– У арки, – закончила она. Шэм моргнул. – Арки из утиля. Я слышала, что кто-то их ищет.

– Как? – удивился Шэм. – Я только недавно здесь, а вы уже слышали?

– Слухи распространяются быстро. А ты кто такой, парень? – Она склонила голову набок. – Что я о тебе знаю? Ничего пока. Вообще-то я не здешняя. Но пара ребятишек в окружении утиля – такое я вроде где-то видела.

– Вы, наверное, часто здесь бываете, – сказал Шэм. – Может быть, слышали о них когда-нибудь.

– Ну, конечно. Это же Манихики. А такие архитектурные подробности, как ты описываешь, застревают в памяти, верно? Да, это точно было здесь, ходки две назад, значит, тому уже пару месяцев, верно? Прямая продажа. Чего, не помню. – Она медленно покивала, вспоминая. – Да, такие, как ты описываешь, у меня точно были. Ребятишки еще совсем. Ребятишки-то ребятишки, а уверенности им не занимать. – Она подняла бровь. – Все у меня перещупали, пальцами тыкали, вопросы задавали. И выбор сделали что надо.

– Думаете, это были те самые, кого я ищу?

– Я слышала, как эти сегодня шушукались. – И она показала рукой на владельцев прилавков: не сальважиров, а местных агентов, перекупщиков. – Косточки им перемывали, сплетничали. А сплетни – мой хлеб. – Она улыбнулась. – Те ребята, они у меня много чего тогда купили. – Она облизнула пальцы. – Да, кстати, о торговле; что-то не идет у меня сегодня дело.

Она достала небольшую коробочку высотного утиля. В ней щетинились проводками зеленые стеклянные осколки причудливой формы, каждый размером с большой палец руки. Один за другим, как живые, осколки выскользнули на стол, оставляя за собой черный след, похожий на чернильный, который пару секунд спустя полностью испарился.

– Пачкуны, – сказала женщина. – Я бы подарила тебе одного, – продолжала она, – да не хочу.

– Мне нужно найти этих детей, – продолжал Шэм, жадно разглядывая внеземные отбросы.

– Тут я могу тебе помочь. Они тогда столько всего купили, что пришлось оформлять доставку.

– Куда? – у Шэма даже голос прервался. – К ним домой?

– Куда-то в Субзи. Знаешь, где это? – Пальцем она нарисовала в воздухе карту. – К северу от старого города.

– Вы помните название улицы? Номер дома?

– Нет. Но это неважно. Спрашивай про арку. Тебе покажут. Приятно было поболтать с тобой. – И она протянула ему руку. – Сирокко. Травизанда Сирокко.

– Шэм ап Суурап. – У нее стало такое лицо, что он даже вздрогнул – В чем дело?

– Да так, ни в чем. Просто – кажется, про тебя здесь тоже ходят слухи. – Она снова склонила голову. – Парнишка твоего возраста тоже чего-то ищет. «Мидас», да? Это же твой поезд?

– Да, – сказал Шэм. – А как вы узнали?

– Рыться в мусоре – моя работа, а слова – это ведь тоже мусор. «Мидас». Делал незапланированную остановку в Боллоне. – Вырвавшийся у Шэма «ах» говорил сам за себя. – Да это все ерунда, – успокоила его Сирокко. – Такой скучнятины я тебе сколько хочешь расскажу, про каждого второго из новоприбывших. – Она улыбнулась.

– Ну, если так, – побормотал он.

– Все еще жалеешь, что дело не пошло иначе? – Она склонила голову. – Я бы на твоем месте держалась своей команды. – Женщина явно желала ему добра.

– Что ж… спасибо.

– Похоже, друзья тебя заждались. – Сирокко кивнула на поджидавшую его в отдалении банду.

– Они мне не друзья, – ответил Шэм.

– Хм. – Женщина слегка нахмурилась. – Что ж, береги себя, ладно?

Придется. Шэм уже был к этому готов.

Да, бывали случаи, когда Шэма ап Суурапа можно было обвинить в нерасторопности, и по заслугам. Но только не в этот раз. Он вскинул сумку с книгами на плечо, снова поблагодарил Сирокко и покинул здание. И совсем не удивился, когда за ним в яркий свет манихикийского дня вывалилась вся банда: одни молотили его кулаками, другие рвали из рук сумку, третьи шарили по карманам в поисках денег.