Текст книги "Вселенная Наследия"

Автор книги: Чарльз Шеффилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 70 страниц)

14

Почему – Лабиринт?

Почему не Сверло, или Морская Раковина, или Рог Изобилия? Вращавшийся в открытом пространстве в ста километрах от "Миозотиса" артефакт весьма походил на все эти предметы. По первому впечатлению, сложившемуся у Дари при взгляде на это крошечное серебристое с черным вращающееся острие, ей казалось, что оно просверливает себе дорогу сверху вниз. Более тщательное изучение показало, что Лабиринт неподвижен по отношению к окружающим звездам. Эффект спуска создавала форма Лабиринта – заостренная перекрученная труба, которая за пять полных оборотов нисходит спиралью от тупого верха до посверкивающего нижнего конца. Воображение трансформировало эту форму в отполированную раковину гигантской космической улитки длиной в сорок километров. По мере вращения Лабиринта в самой широкой его части возникали и пропадали расположенные по периметру круглые отверстия.

Или, согласно Квинтусу Блуму, по мере кажущегося вращения. Дари перескакивала глазами от артефакта к запискам и обратно. Любой внешний наблюдатель мог бы с уверенностью сказать, что Лабиринт представляет собой единую трехмерную спираль, равномерно сужающуюся сверху вниз и вращающуюся в пространстве вокруг своей центральной оси. Возникающие и пропадающие отверстия на верхнем краю только подтверждали очевидное. Очевидное – и неверное, согласно Блуму. Лабиринт не вращался. Частота лазерного излучения, отраженного от противоположных краев объекта, не менялась. Отверстия наверху перемещались вдоль периметра, в то время как сам периметр оставался неподвижным.

Дари сама провела аналогичное лазерное тестирование. Блум оказался прав. Но стоит ли подобно Блуму искать действительное подтверждение совершенно очевидных фактов вращения по результатам независимого физического эксперимента? Вероятно, нет.

Дари вновь вернулась к изучению записок Блума. С того момента, как они покинули Мир Джерома, она занималась только этим. Каждое из тридцати семи темных отверстий являлось входным. Более того, по Блуму, каждое из них представляло собой независимый вход и вело внутрь своим путем: тридцать семь отдельных внутренних помещений сообщались между собой посредством движущихся внутри Лабиринта окон, точно так же, как снаружи вращались входные отверстия. Исследователь находился в "плену" необъяснимой симметрии: при "переходе" из одного помещения в другое интерьер менялся, но при попытке вернуться обратно тем же путем обстановка оказывалась совершенно другой.

Квинтус Блум проделал огромную работу, вычерчивая схему соединений внутренних помещений, и в результате получил набор причудливых рисунков. Чтобы их осмыслить, Дари пришлось поломать голову. Проблема состояла в том, что каждая переходная точка внутри Лабиринта находилась в движении, поэтому любой выход из данного помещения мог вывести в любое из остальных тридцати шести. А по мере спуска в более узкую часть спирали межпространственные переходы видоизменялись.

Она пришла к заключению, что Блум вновь оказался прав, на этот раз в наименовании. Слово "лабиринт" отражало сущность артефакта гораздо лучше любой аналогии с улиткой или вращающимся острием.

Какую же входную точку выбрать ей? По большому счету – разницы никакой, любое помещение могло вывести ко всем остальным. Но "картинная галерея" рукава, описанная Блумом, наверняка окажется только в одной-единственной области. Впрочем, совершенно неясно, смогут ли они туда добраться сквозь движущихся двери. Межпространственные соединения, по-видимому, сильно зависят от времени.

Дари смотрела на перечень межпространственных соединений, выписанных Квинтусом Блумом, изо всех сил пытаясь зрительно представить себе систему переходов в целом. В общих чертах это было нечто среднее между гигантским брюхоногим моллюском и каруселью с различными уровнями вращения (а может быть, это кажущаяся круговерть) с разной скоростью: тридцать семь взаимообращающихся и взаимодействующих между собой трехмерных Архимедовых спиралей последовательно появляющихся одна за другой. Это напоминало одну из популярных в институте доводящих до бешенства математических головоломок, где ключом к решению проблемы был перевод всей системы в многомерное пространство. Дважды Дари казалось, что она схватилась за соломинку, что в голове ее наконец складывается общая картина в виде связной последовательности, и дважды она рассыпалась. Как и многое другое, имеющее отношение к Строителям, внутренность Лабиринта требовала пренебречь обычными законами логики.

Ничего другого не оставалось, как просто-напросто сдаться. Закрыть глаза. Ткнуть пальцем в первый попавшийся вход. И очертя голову устремиться вперед.

Не успела Дари очнуться от мечтательной задумчивости, как тут же перед ней возникла другая проблема. Она должна принять решение, которое откладывала с момента вылета с Мира Джерома: оставить кого-то на борту "Миозотиса". Но кого?

Несправедливо просить Каллик или Жжмерлию отправиться в Лабиринт. Не они затеяли это мероприятие, а в любом новом артефакте могла таиться опасность. Значит, Дари, и только Дари, должна была отправиться внутрь. К сожалению, Каллик питала повышенный интерес к артефактам Строителей, а знала она их не хуже Дари. Она была совершенно бесстрашна и с удовольствием приняла бы участие в любой исследовательской экспедиции. В конечном счете годы, проведенные Каллик с Луисом Нендой, обогатили ее бесценным опытом первопроходца.

Таким образом, остался Жжмерлия. Значит, Жжмерлия будет сидеть на "Миозотисе".

Но, насколько могла судить Дари, эта мысль его совершенно не устраивала.

Она вздохнула и направилась в кормовой отсек к чужакам. Последнее время они вели себя подозрительно тихо.

Она обнаружила их на полу кабины управления в виде клубка из шестнадцати ног, голова к голове. Они разговаривали посредством щелчков и посвистов хайменоптского языка, который раньше Дари считала бедным и неразвитым. С ее появлением они тут же смолкли.

– Я думаю, можно продолжить. – Дари старалась говорить быстро, нейтральным тоном. – Пора заняться исследованием внутренности Лабиринта. – Жжмерлия, я хочу, чтобы ты остался здесь и управлял "Миозотисом".

– Разумеется. – Лотфианин кивнул стебельками глаз в знак подтверждения. – Даже отдавая должное вашим способностям, я здесь все-таки наиболее опытный пилот.

Дари постаралась скрыть охватившее ее чувство облегчения.

– Ты, конечно, ты. А теперь, Каллик, нам лучше надеть скафандры.

Хайменоптка кивнула головой.

– И Жжмерлии тоже.

Реплика прозвучала столь обыденно, что Дари едва не пропустила ее мимо ушей.

– И Жжмерлии?

– Конечно. В конце концов, если корабль вдруг получит пробоину и потребуются скафандры, Жжмерлия как пилот будет нуждаться в защитном костюме не меньше, чем мы. – Каллик кротко смотрела на Дари двумя рядами немигающих черных глаз. – Профессор Лэнг, в какую входную точку Лабиринта Жжмерлии надо направить "Миозотис"?

Это же абсолютно очевидно – но только после того, как ей указали. Дари едва не сгорела от стыда. Лабиринт имел сорок километров в длину. Скрученные спиральные трубы, составлявшие его, должно быть, в несколько раз длиннее. Их было тридцать семь, и, сложенные вместе, они давали тысячи миль туннелей. Никто из команды не успеет осмотреть и сотой доли внутреннего пространства прежде, чем у него иссякнут воздух и ресурсы скафандра.

И каждый из черневших впереди входов, имел по меньшей мере несколько сотен метров в поперечнике: вполне достаточно, чтобы принять корабль, вчетверо превышающий "Миозотис" габаритами. Квинтус Блум в своих записках подчеркивал большое разнообразие пространственных интерьеров артефакта. Вполне логично было бы использовать корабль с неограниченными запасами воздуха, воды и энергии для блужданий по внутренностям Лабиринта.

Дари прочистила горло.

– Я укажу нужную точку входа, как только мы все наденем скафандры и чуть-чуть приблизимся.

– Очень хорошо.

Темные глаза Каллик оставались непроницаемыми: И все равно уверенность, что Жжмерлия и Каллик понимали ее, не покидала Дари. Добросовестные бывшие рабы осмотрительно предоставляли ей возможность сохранить достоинство. Не в первый раз с начала путешествия Дари спрашивала себя, кто же здесь в действительности "правит бал".

– Тридцать семь входов. Почему тридцать семь? Какой Смысл заложен в число тридцать семь?

Дари не ждала ответа, она просто, нервничая, разговаривала вслух. Однако Каллик торжественно заявила:

– Каждое кратное трем число умноженное на тридцать семь, дает произведение, которое, при циклических перестановках его цифр, также будет кратно тридцати семи.

Такое заявление ввергло Дари, пытавшуюся проверить его в уме, в пучину сомнений: это действительно серьезный ответ, заслуживающий размышления, или просто хорошая шутка по-хайменоптски?

В любом случае надо решаться. Дари указала на круглое отверстие на краю Лабиринта и произнесла:

– Вот это.

Жжмерлия кивнул.

– Приготовьтесь к возможности внезапных ускорений после входа. – Он согласовал движение корабля с движением отверстия и с небрежной уверенностью вогнал "Миозотис" внутрь.

Предупреждение Блума о том, что Лабиринт обладает только кажущимся вращением, оказалось весьма ценным. Как только корабль оказался внутри, Жжмерлии пришлось резко дать максимальную тягу, чтобы погасить боковое перемещение. Одетая в скафандр и накрепко пристегнутая к креслу перед панелью управления Дари облегченно вздохнула; воздух, казалось, застрял в ее груди с того самого момента, когда она выбрала входную точку. Теперь Дари пыталась охватить взглядом все наружные дисплеи сразу.

Все признаки входного отверстия напрочь исчезли. Корабль находился внутри гигантского закрученного спиралью горна с извивающимися в виде фосфоресцирующих потоков стенами. Сияющие линии сходились под кораблем в одной точке, перспективно сужаясь до тех пор, пока не скрывались за кривизной самой цилиндрической стены. Но точка пересечения внизу была не просто эффектом перспективы: над "Миозотисом" между яркими лентами выдерживался постоянный интервал, и их схождение на самом деле компенсировалось увеличением расстояния между ними.

Идти следовало вниз. Именно в том направлении, если следовать записям Квинтуса Блума, бесшовные цилиндрические стены в конце концов уступали место анфиладе комнат. Пройди через нее в самую дальнюю, и, по словам Блума, найдешь серии глифов, в которых записано прошлое и будущее человечества в рукаве. Или, скорее, серии "полиглифов". Известный ей термин "глиф" обозначал знак или картину, изображенные на стене. Но Блум не объяснил, что он имеет в виду под термином "полиглиф". Может быть, это один из его секретов, призванный закрепить за ним приоритет?

Едва задавшись одним вопросом Дари тут же пришлось решать другой, не менее важный. Квинтус Блум сделал свое открытие в одном из помещений Лабиринта. Поскольку Дари выбрала входную точку совершенно произвольно, их шанс попасть в комнату с глифами с первого раза, равнялся одной тридцать седьмой.

Ладно, это ее забота, а не Жжмерлии. Она знала куда идти, и "Миозотис" уже опускался вдоль оси, казалось, бездонной извилистой шахты. Через пять минут равномерного продвижения внутрь Дари заметила у основания цилиндра темный овал, неторопливо выплывавший в поле зрения. Это была движущаяся дверь – проход в другие помещения. По словам Блума, войти туда достаточно просто, но пользоваться им не было смысла до тех пор, пока не узнаешь, что находится в данной шахте. Дари мысленно зафиксировала направление, отметив, что по отношению к интерьеру вход перемещается по часовой стрелке. Пять минут спустя появился другой овал, двигавшийся теперь уже против часовой стрелки. Бесполезно пытаться осмыслить эти детали в привычных категориях направления – ведь последовательность интерьеров не носила регулярного характера. Возможно ли, совершив тридцать семь переходов по часовой стрелке, возвратиться к месту старта? Блум убедился, что ответ на этот вопрос отрицательный.

Коническая форма трубы в конце концов стала очевидной. Цилиндр, по которому они спускались, становился все уже, а стены заметно приближались. Дари вглядывалась в фосфоресцирующие полоски, пытаясь прикинуть, когда же труба станет настолько узкой, что "Миозотис" не сможет двигаться дальше. В этом месте им придется вылезти наружу. Ее мысли прервало легкое прикосновение передней лапки Каллик.

– Прошу прощения, но если вы уже успели заметить…

Дари развернулась и вдруг увидела примерно в тридцати метрах от корабля черный вихрь. Он представлял собой извивающуюся воронку из нефти и чернил, непрерывно пропадавшую и вновь восстанавливавшуюся. Природа этой сингулярности была ей прекрасно известна. Это транспортная система Строителей, способная доставлять людей и неживые объекты в любую точку рукава и даже дальше.

– Держись подальше.

Вряд ли следовало предупреждать: Жжмерлия прекрасно знал, что это такое. Они с Каллик уже сталкивались с дорогами Строителей.

Вихрь не входил в список особенностей Лабиринта, перечисленных Квинтусом Блумом. Может быть, он исследуя какой-то другой внутренний район, просто пропустил его? Или же видел эту вращающуюся черноту, но, не считая нужным описывать нечто не поддающееся объяснению, не сделал соответствующей пометки?

Светящиеся стены приближались. Если впереди встретится следующий вихрь, "Миозотису", возможно, не удастся обойти его. И вот наконец гладкая труба кончилась, сузившись до круглого отверстия, пройти сквозь которое корабль был не в состоянии.

Настало время принимать очередное решение, на этот раз очень простое. Одно дело просить Жжмерлию остаться на корабле, находясь в открытом космосе, не лишая его свободы возвратиться на Врата Стражника, в случае если Лабиринт никого не выпустит обратно, но совсем другое дело просить лотфианина ждать в глубине артефакта, с перспективой нелегкого и опасного возвращения при исчезновении остальных.

Все трое уже облачились в скафандры, зарядив системы жизнеобеспечения. Жжмерлия остановил корабль в тридцати метрах от круглого входа. По кивку Дари Каллик открыла передний люк и оказалась в первой комнате.

Квинтус Блум описывал последовательность сферических комнат, напоминавших нанизанные на нить жемчужины ожерелья постоянно уменьшающихся размеров и связанных единственным узким проходом. По Блуму, их ожидалось шесть, включая последнюю комнату, совершенно другой формы, ограниченную остроконечным конусом.

О промежуточных комнатах сообщалось скупо с единственным упоминанием о том, что в третьей существует черный движущийся проем, ведущий, очевидно, к следующему из тридцати семи помещений. Других записей не было, за исключением тех, что относились к последней комнате. Когда Дари вошла в первую и огляделась по сторонам, причина стала ей ясна. Она и оба ее компаньона моментально оказались окутаны туманом – колышущимся серым покровом беспрестанно порождавшим под своей сенью дюжины призрачных изменчивых образов. Перед Дари возник еще один вихрь, бледный и маленький. Рядом с ним в воздухе парили два додекаэдра, очень смахивающих на всеядных фагов с Жемчужины. Прежде чем она успела их как следует рассмотреть, они растворились в тумане. Теперь ее внимание привлекло облачное образование слева. Всего-навсего облако в облаке, но оно казалось тысячерукой медузой, вроде Свертки Торвила. Неподалеку еще один вращающийся вихрь, засасывал все эти конечности в свое черное жерло. Еще секунда, и оба видения стали блекнуть, растворяться, обращаясь в непрерывно клубящуюся массу.

Единственным ориентиром Дари служили стены комнаты. Она ощущала их прочность, даже не различая их в тумане. Она не сомневалась, что продолжает двигаться относительно них и что впереди находится вход в следующую комнату. Сенсоры скафандра подтверждали таившуюся где-то в глубине души убежденность.

Едва они попали во вторую комнату, как туман исчез. Комната не освещалась, но как только Каллик, все еще возглавлявшая группу, включила фонарь, все вокруг засверкало беспорядочным цветным калейдоскопом. И вновь Дари поняла, почему никаких записей о ней не сделано. Стены комнаты представляли собой самое настоящее зеркало, тысячи раз отражающее и переотражающее свет. Она попыталась визуально представить, какой путь проходит свет от их скафандров, пока не трансформируется в отраженный. Напрасно. Черное пятно маячило далеко впереди, указывая путь к следующей комнате.

И то, что они увидели в ней, опять расходилось с сообщением Квинтуса Блума. Световые полосы выходили из проема, сквозь который они попали внутрь и, сходясь на противоположной стороне, очерчивали черный круг. Несомненно, это была третья комната. Однако никаких признаков прохода, соединявшего комнату с другими помещениями, не было видно. Лабиринт изменился или, скорее, тот вход, через который они сюда попали, отличался в данном месте от исследованного Квинтусом Блумом.

У входа в четвертую комнату Каллик задержалась. Поравнявшись с ней. Дари поняла, в чем дело. Всю ее заполнял подвижный оранжевый снег – маленькие пушистые частицы, запорошившие внутреннее пространство и движущиеся к дальнему концу.

Дари застыла в испуге, а Каллик и Жжмерлия отступили назад, в туннель между комнатами. Метров через сорок они остановились, и Каллик слегка скорректировала свое положение. Жжмерлия остался на месте, а Каллик двинулась вперед и пулей пронеслась мимо Дари, включив максимальное ускорение скафандра. В момент проникновения в комнату она выключила двигатель и продолжала лететь по инерции. Скорость ее в точности совпадала со скоростью движущихся оранжевых частиц. Жжмерлия внимательно за ней наблюдал. Наконец он кивнул:

– Вот именно. – Он подозвал Дари. – Пожалуйста, профессор Лэнг, подойдите сюда и мы пролетим вместе. При всем моем уважении к вам, будет лучше, если управлять моментом запуска и отключения двигателей скафандров стану я.

Изумленная Дари летела бок о бок с Жжмерлией, позволив ему управлять ее движением. Однако инстинкт наблюдателя она не утратила. Пролетая сквозь четвертую комнату, она внимательно изучала оранжевые частицы. Все они походили на маленькие тупые дротики – миниатюрные ракеты, заостренные спереди и оперенные четырехлепестковым хвостом. Прямо перед входом в туннель на противоположном конце комнаты оранжевые дротики исчезли. Никуда не влетая, они, казалось, просто бесследно пропадали. Дари и Жжмерлия продолжали плыть в темноте, держа курс на огни скафандра Каллик.

Когда все трое вновь оказались вместе. Дари притормозила и сделала глубокий вздох. Вряд ли могло быть хуже.

За исключением того, что приковало ее взгляд в пятой комнате.

Все пространство заполняли входные воронки транспортной системы – сотни воронок. Зловещие черные вихри скользили в разные стороны и друг за другом в сложном и непредсказуемом танце, отражаясь от стен комнаты. Дари даже не пыталась их сосчитать, но при одной мысли о том, что ей придется пробираться между ними, по телу пробежала дрожь. Зависнув у входа, она с сомнением наблюдала за попытками Каллик и Жжмерлии, которые моментально пустились преодолевать эту бучу.

Существует ли что-нибудь, нагоняющее страх на чужаков? Иногда она подумывала, не являются ли люди единственными существами во Вселенной, которым знаком испуг (научно говоря – инстинкт самосохранения).

Танцующие вихри мешали обзору. Было непонятно, удалось ли Каллик и Жжмерлии пробиться, но переминаться у входа до скончания века тоже нельзя.

Она глубоко вздохнула, выждала, пока хоть на мгновение появится просвет между черными вихрями, и нырнула головой вперед. Ей почудилось, что уже миллисекунду спустя открытое пространство перед ней исчезло, а вихри сомкнулись и двинулись прямо на нее. Дари позавидовала Каллик (множество глаз которой располагались по кругу и смотрели сразу во всех направлениях). Словно вытанцовывая джигу, она подалась вправо, какое-то время подождала, прыгнула вперед, замерла на мгновение, равное промежутку между ударами сердца, затем предприняла быстрый комбинированный маневр вверх и влево. Налетевший спереди вихрь уже практически завис над головой, когда она заметила это. Она почувствовала тормозящее действие вихревых сил и резко рванулась вниз и снова влево.

Самое опасное – оказаться прижатой к стене, что сразу же резко сократит свободу маневра. Двигалась она в основном влево, поэтому стена должна быть уже близко. Она взглянула туда и как раз вовремя, потому что гигантский отраженный стеной вихрь двигался прямо на нее. Ей не оставалось ничего другого, как дать максимальное ускорение вперед и вправо. Когда прямо перед ней показалась очередная черная воронка, она стиснула зубы, но тут же облегченно вздохнула, обнаружив, что это просто выход из комнаты.

Там ее уже преспокойно поджидали члены экипажа. Дари осела, прислонившись спиной к безопасной и твердой стене туннеля, ведущего в следующую комнату.

– Уникальный опыт и острые ощущения, – глубокомысленно произнесла Каллик.

Неясно, к кому она обращалась: к ней или к Жжмерлии, но Дари даже и не пыталась ответить. Единственная фраза, которая вертелась на языке: "Лучше бы эта чертова комната оказалась последней", теперь казалась неуместной. И так ясно, что это последняя комната. Теперь ее взору предстало не сферическое, а гексагональное пространство, которое на противоположной стороне клинообразно сужалось. Другого выхода Дари не видела. Если посмотреть на все происшедшее оптимистически – им удалось живыми и невредимыми добраться до места назначения. Скафандры смогут обеспечить их жизнедеятельность в течение многих дней. Но, с другой стороны, обратный путь будет сопряжен с теми же опасностями, которых они только что избежали. Оранжевый град в четвертой комнате, если они туда доберутся, сделает возвращение трудным вдвойне.

Два ее спутника уже продвигались вперед. Дари заметила, что Каллик даже открывает свой скафандр.

– Воздух пригоден для дыхания, – сказала она прежде, чем Дари запротестовала. Хайменоптка жестом показала на приборы скафандра.

Дари взглянула на свои и убедилась в правоте Каллик. Последняя комната содержала пригодные для дыхания газы при вполне подходящем давлении – несмотря на то, что в пяти предыдущих был глубокий вакуум, а никаких признаков переходного барьера между ними и этой комнатой не наблюдалось. Впрочем, не существовало и никаких признаков барьера, который мог бы останавливать или поглощать поток оранжевых частиц, – тем не менее они все равно исчезали.

Дари раскрыла свой скафандр и, перескакивая в мыслях с пятого на десятое, думала, во-первых, о том, что технология Строителей всегда будет недоступна ее пониманию, а во-вторых – что она вовсе не рождена быть дерзким и отважным исследователем. И если ей удастся выбраться отсюда, то, вернувшись домой, она займется тем, что умеет делать лучше всего: анализом и интерпретацией добытого другими, совершающими сумасшедшие прыжки в неизвестность.

И уже не в первый раз она пожалела, что так погорячилась с Хансом Ребкой там, на Вратах Стражника. Подобное сумасшествие – его стихия. Будь сейчас он здесь, с ней рядом, возможно ее пульс не так бы участился.

В конце концов Дари усилием воли переключила свое внимание на плоские стены гексагональной комнаты. Смотрела и смотрела: потребовалось значительное время, чтобы осознать то, что казалось очевидным с первого взгляда. В этих стенах что-то было не так. Их покрывали многоцветные расплывчатые узоры, сквозь которые едва проступали блестящие полоски и мазки.

Ни прекрасных картин эволюции рукава, о которых сообщал Квинтус Блум. Ни единого изображения окружающих звезд, которые Дари ожидала увидеть. Вообще ничего узнаваемого, только какие-то туманные путаные контуры, с трудом воспринимаемые глазом.

До этого в Дари теплилась безумная надежда, что все тридцать семь внешних помещений, как бы они ни различались, в конце концов должны привести в одно и то же место. Теперь она поняла, чем на самом деле были ее чаяния: безнадежным заблуждением. Они добрались до шестой и последней комнаты, она оказалась совсем другой!

Пульс вновь участился. Если она хочет узнать секреты Лабиринта, другого выхода нет. Ей придется вернуться назад, чтобы перебраться в следующее помещение – очевидно, со своими новыми и непредсказуемыми опасностями и исследовать его до конца.

Каллик и Жжмерлия, вероятно, рискнули бы. Ханс Ребка и Луис Ненда последовали бы их примеру. Но Дари такое было не по плечу. Она понимала, что ее храбрость и жизненные силы иссякнут прежде, чем они доберутся до входа.