Текст книги "Мельмот скиталец"
Автор книги: Чарлз Роберт Метьюрин
Жанры:
Классическая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
Лондонские театры того времени являли собою картину, при виде которой должны были бы навсегда умолкнуть безрассудные крики по поводу возрастающей порчи нравов, – безрассудные даже тогда, когда они выходили из-под пера Ювенала[54]54
…Ювенала… – Ювенал (ок. 55-ок. 128 г.) – римский сатирик. Метьюрин хорошо знал его произведения и несколько раз цитировал в «Мельмоте Скитальце».
[Закрыть], a тем более, когда они вылетали из уст современного пуританина. Порок во все времена находится на некоем среднем уровне: единственное различие, которое стоит проследить, это различие в манере, обычаях и нравах, и в этом отношении у нас есть явные преимущества перед нашими предками. Говорят, что лицемерие – это та дань уважения, которую порок платит добродетели, соблюдение же правил приличия есть та форма, в которую это уважение облекается; а если это так, то приходится признать, что порок за последнее время на редкость присмирел. Что же касается царствования Карла II, то в его пороках было какое-то великолепие и хвастливый размах. Об этом говорил уже самый вид театров тогда, когда Стентон усердно их посещал. У дверей их с одной стороны выстраивались лакеи какого-нибудь знатного дворянина (с оружием, которое они прятали под ливреями) и окружали портшез известной актрисы[55]55
Миссис Маршалл, первой исполнительницы роли Роксаны[56] и единственной добродетельной женщины из всех, что в те времена появлялись на сцене. Ее действительно увез описанным образом лорд Оррери, который, после того, как все его притязания были отвергнуты, инсценировал фиктивную свадьбу, где священника заменял переодетый слуга. (Прим. автора).
[Закрыть][56]56
…первой исполнительницы роли Роксаны… – Роксана – героиня пьесы Натаниэла Ли «Королевы-соперницы» (1677). Та же актриса, миссис Маршалл, играла роль Роксаны в трагедии графа Оррери «Мустафа» (1668). Похитителем актрисы был, однако, Обри де Вир, граф Оксфорд (Aubrey de Vere, Earl of Oxford).
[Закрыть], которую они должны были увозить vi et armis[57]57
Силой и оружием (лат.).
[Закрыть], как только она садилась в него по окончании спектакля. По другую сторону ожидала карета со стеклами[58]58
…ожидала карета со стеклами… – Кареты с окнами из стекла (glass-coach) вошли в моду в Англии около 1667 г.
[Закрыть], приехавшая, чтобы после окончания пьесы увезти Кинестона[59]59
…увезти Кинестона… – Речь идет об Эдуарде Кинестоне (Edward Kynaston, 1670?-1706?) – одном из последних английских актеров, по старой традиции исполнявшем женские роли. Метьюрин называет его Адонисом за его красоту, уподобляя прекрасному юноше, о котором рассказывается в древнегреческом мифе.
[Закрыть] (Адониса тех времен), переодетого в женское платье, куда-нибудь в парк и выставить его там на потеху во всем великолепии женственной красоты, которая его отличала и которую еще больше подчеркивал его театральный костюм.
Спектакли начинались тогда в четыре часа и оставляли людям много времени для вечерних прогулок и полуночных встреч в масках при свете факелов, – встреч, которые происходили обычно в Сент-Джеймском парке, отчего становится понятным название пьесы Уичерли «Любовь в лесу»[60]60
…становится понятным название пьесы Уичерли «Любовь в лесу». – Первая пьеса Уильяма Уичерли (William Wycherley, 1640–1716) имела заглавие «Любовь в лесу, или Сент-Джеймский парк» («Love in a Wood, or St.-James’s Park», 1671). СентДжеймский парк в Лондоне, разбитый к югу от Сент-Джеймского дворца, служившего в то время резиденцией короля, – любимое место прогулок лондонской знати.
[Закрыть]. В ложах, которые оглядывал Стентон, было много женщин; их обнаженные плечи и груди, которые верно запечатлели картины Лели[61]61
…картины Лели… – Питер Лели (Lely, 1618–1680) – английский художник голландского происхождения, написавший много портретов придворных Карла II.
[Закрыть] и мемуары Граммона[62]62
…мемуары Граммона… – «Мемуары» графа Филибера Граммона (1621–1707), Французского дворянина, одного из самых типичных и блестящих представителей двора Карла II, написаны были на французском языке шурином Граммона А. Гамильтоном («Memoires de la vie du comte de Grammont»); английский их перевод впервые опубликовал В. Скотт. Эта книга представляет собою ценный источник, дающий полное и яркое представление о жизни и нравах английской аристократии при дворе Карла II после Реставрации.
[Закрыть], могли бы удержать наших современных пуритан от многих назидательных стенаний и хвалебных гимнов былым временам. Все они, прежде чем посмотреть ту или иную пьесу, посылали на первое представление сначала кого-нибудь из родственников-мужчин, дабы тот мог сообщить им, пристало ли смотреть ее женщинам «порядочным и всеми уважаемым»; однако, несмотря на эту предосторожность, при некоторых репликах, – а надо сказать, что из них чаще всего состояла добрая половина пьесы, – им ничего не оставалось, как раскрывать веера или играть тогда еще бывшими в моде длинными локонами, развенчать которые оказалось не под силу даже самому Принну[63]63
…даже самому Принну. – Вильям Принн (William Prynne, 1600–1669) – ученый юрист, пуританин-публицист, ополчавшийся на порочные нравы своего времени. «Иногда Принн считал страшным грехом, что мужчины носят длинные локоны (Love-locks, как их называли) или пьют за чье-либо здоровье; иногда таким грехом было для него неправильное толкование вопроса о предопределении. Наконец, Принн обратил свое внимание на театры. Тут для бича сатиры открывалось весьма обширное поле» (Р. Гардинер. Пуритане и Стюарты, 1603–1660 гг. СПб., 1896, с. 104–105). О трактате Принна «Бич актеров» («Histriomastix», 1634) и его последствиях см. ниже: [580] и [584].
[Закрыть].
Сидевших в ложах мужчин можно было разделить на две категории. К первой относились «веселящиеся городские остряки», которых отличали галстуки из фламандских кружев, перепачканные нюхательным табаком, перстни с алмазами, выдававшиеся за подарки королевских любовниц (будь то герцогиня Портсмутская[64]64
…будь то герцогиня Портсмутская… – Луиза Рене де Керуай (Louise Renee de Kerouaille, 1649–1734) приехала из Франции в Англию в свите сестры английского короля Карла II Генриетты, герцогини Орлеанской. Керуай поручена была тонкая миссия – склонить английского короля к заключению союза с Людовиком XIV. Исполнить это поручение ей, правда, удалось в малой степени, но Керуай стала первой любовницей английского короля, присвоившего ей титул герцогини Портсмутской 19 августа 1673 г.
[Закрыть] или Нелл Гуинн[65]65
…или Нелл Гдинн… – Элинор Гуинн (Eleanor Gwynn, ок. 1640–1687), или «маленькая Нелли», как ее называли обычно, первоначально была продавщицей апельсинов в королевском театре; затем она сделалась актрисой, любовницей лорда Бакхерста, позднее ее избрал своей наложницей Карл II; она имела от короля двух сыновей; один умер в младенчестве, второй носил имя Чарлза Боклерка, а затем ему был присвоен титул герцога Сент-Олбанского (S. J. Low and F. S. Pulling. The Dictionary of English History. London, 1884, p. 523).
[Закрыть]), нечесанные парики с кудрями, ниспадавшими на грудь, развязность, с которой они во всеуслышание поносили Драйдена[66]66
…они… поносили Драйдена… – О Драйдене см. выше: [33].
[Закрыть], Ли и Отвея[67]67
…Ли и Отвея… – Драматург Натаниэл Ли (Nathaniel Lee, 1653–1692) в 70-х годах XVII в. (между 1675 и 1680 гг.) написал восемь трагедий; большой известностью пользовалась поставленная на сцене в 1677 г. пьеса «Королевы-соперницы, или Смерть Александра Великого», за которой следовал «Митридат, царь Понта» (1678); затем Н. Ли в сотрудничестве с Драйденом создал пьесы «Эдип» (1679), «Феодосии, или Сила любви» (1680). Т. Отвей (Thomas Otway, 1652–1685) занимал видное место среди драматургов того же времени; им написаны «Алкивиад» (1675), «Дон Карлос» (1676), кроме того, известны его переделки пьес Расина и Мольера, знаменитая трагедия в белых стихах «Спасенная Венеция» («Venice Preserv’d, or a Plot Discover’d», 1682), пользовавшаяся долголетней популярностью.
[Закрыть] и цитировали Седли и Рочестера[68]68
…цитировали Седли и Рочестера. – Чарлз Седли (Sir Charles Sedley, 1639?-1701) – автор двух незначительных трагедий и нескольких комедий, из которых лучшими считались «Белламира» («Bellamira», представлена в 1687 г.) и «Шелковичный сад» («The Mulberry Garden», 1668), частично основанная на «Школе мужей» Мольера. Граф Джон Уилмот Рочестер (John Wilmot earl of Rochester, 1648–1680) – любимец Карла II, поэт, автор сатир (среди них «Сатиры против человечества», 1675) и стихотворений весьма нескромного содержания.
[Закрыть].
Другую категорию составляли изящные любовники, «дамские кавалеры», их можно было отличить по белым, украшенным бахромой перчаткам, по церемонным поклонам и по тому, что каждое свое обращение к даме они начинали неуместным восклицанием: «Господи Иисусе!»[69]69
Смотри Поп (взято из Донна):
Свое «Иисусе», дурни, не твердите,Не то еще в паписты угодите.[70] (Прим. автора).
[Закрыть][70]70
…Не то еще в паписты угодите. – Стихотворные строки заимствованы из четвертой сатиры Джона Донна (John Donne, 1571 (1572?)-1631) в стихотворной переделке Александра Попа (см.: A. Pope. The fourth Satire of John Donne versifyed, 256–257).
[Закрыть], или более мягким, но столь же бессмысленным: «Умоляю вас, сударыня», или: «Сударыня, я весь в огне»[71]71
Смотри «Старый холостяк», где Араминта, устав от этих повторяющихся фраз, запрещает своему возлюбленному начинать ими свою речь. (Прим. автора).
[Закрыть][72]72
Смотри «Старый холостяк»… – Речь идет о первой комедии драматурга Вильяма Конгрива (W. Congreve, 1670–1729) «The Old Bachelor» (1693); называя ее, Метьюрин, однако, допускает ошибку: в комедии Конгрива не Араминта, но ее кузина Белинда просит своего возлюбленного Бельмура в разговоре с ней не употреблять обращения «отвратительного вкуса».
[Закрыть]. Своеобразие нравов того времени сказывалось в одном очень необычном для нас обстоятельстве: женщины не заняли еще тогда надлежащего положения в жизни; их то чтили, как богинь, то честили, как потаскух; мужчина мог говорить со своей возлюбленной языком Орондата, боготворящего Кассандру[73]73
…языком Орондата, боготворящего Кассандру… – И в этом месте своего повествования Метьюрин допустил неточности, которые читателю следует иметь в виду. «Кассандр» («Cassandre») – псевдоисторический «галантный» роман французского писателя Ла Кальпренеда (La Calprenede, Gautier de Coster, 1614–1663), изданный в 1644–1650 гг. в 10 томах (объемом в пять с половиной тысяч страниц); английский перевод – 1676 г.; главным героем романа является Кассандр, царь Македонский (сын Антипатра), а действие происходит во время греко-персидских войн; Кассандр влюблен в дочь Дария, на которой женится Александр Македонский. В побочных эпизодах повествуется о любви скифского царя Оорондата (Oorondates) к Статире и ревности к ней Роксаны, пленницы Александра Македонского. (Подробное изложение этого огромного романа см.: H. Karting. Geschichie des franzosischen Romans in XVII Jahrundert, Bd. I, 2te Ausg. Berlin, 1891, S. 247–281). Таким образом, Метьюрин превратил царя Кассандра в Кассандру, а роль Оорондата и самое его имя представил неправильно. Последняя ошибка произошла, по-видимому, потому, что историю Оорондата Метьюрин знал не из романа Ла Кальпренеда, а из заметки Д. Аддисона в журнале «Зритель», где, в частности, говорится: «Любовь – мать поэзии и до сих пор производит среди малообразованных и грубых людей тысячи воображаемых страданий и любезностей. Она заставляет лакея говорить языком Орондата и превращает неотесанного сельского учителя в галантного пастушка» и т. д. (The Spectator, vol. V, 8th ed. London, 1726, Э 377, Tuesday, May, 13, p. 237–238). Имена Кассандра, Роксаны и Ла Кальпренеда в этой заметке, однако, не упомянуты.
[Закрыть], а минуту спустя осыпать ее потоком самых отборных ругательств, которые вогнали бы в краску даже видавшую виды площадь Ковент-Гарден[74]74
Смотри любую старую пьесу, на которую хватит терпения, или, наместо всего, прочти историю галантной любви Родофила и Меланты, Паламеда и Доралии в «Marriage a la Mode»[76] [ «Брак по моде» (франц.)] Драйдена. (Прим. автора).
[Закрыть][75]75
…площадь Ковент-Гарден. – Квартал в Лондоне с рынком овощей, цветов и фруктов, где позднее, после того времени, которое описывается в романе Метьюрина, возник театр Ковент-Гарден (построен в 1809 г.).
[Закрыть][76]76
…в «Marriage a la mode» Драйдена. – Комедия Драйдена (см. о нем выше: [33]) «Брак по моде» представлена на сцене в 1672 г.
[Закрыть].
Партер представлял собою зрелище более разнообразное. Там можно было увидеть критиков, вооруженных с ног до головы всей премудростью от Аристотеля до Боссю[77]77
…всей премудростью от Аристотеля до Боссю… – Французский писатель Ле Боссю (Le Bossu, 1651–1681) – автор часто переиздававшегося «Трактата об эпической поэме», который высоко ценил теоретик французского классицизма Буало. Греческий философ Аристотель упомянут здесь как автор «Поэтики».
[Закрыть]; люди эти обедали в двенадцать часов, диктовали в кофейне до четырех, потом мальчишка чистил им башмаки, и они отправлялись в театр, где до поднятия занавеса сидели в мрачном бездействии и в ожидании вечерней добычи. Были там и адвокаты, щеголеватые, развязные и болтливые; кое-где можно было увидеть и какого-нибудь степенного горожанина; он сидел, сняв свою остроконечную шляпу и пряча скромно завязанный галстук в складках пуританского плаща, а в это время глаза его, глядевшие искоса, но с явным волнением на какую-нибудь женщину в маске, укрытую капюшоном и кутавшуюся в шарф, не оставляли сомнения насчет того, что завлекло его в «шатры Кидарские»[78]78
…«шатры Кидарские». – Так неоднократно в Библии образно именуется Аравия и аравийские кочевники (см.: П. Солярский. Опыт библейского словаря собственных имен, т. II. СПб., 1881, с. 599).
[Закрыть]. Сидели там и женщины, но на лицах у всех были маски, и хотя маски эти успели уже обветшать, как у тетушки Дины в «Тристраме Шенди»[79]79
…у тетушки Дины в «Тристраме Шенди»… – В романе Лоренса Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди» (1760–1767) о приключении Дины, двоюродной тетки рассказчика, «которая лет шестьдесят тому назад вышла замуж за кучера и прижила от него ребенка», говорится несколько раз (см. гл. XXI). Тристрам даже клянется «старой черной вельветовой маской» своей тетушки.
[Закрыть], они все же скрывали красавиц от молодых вертопрахов, которых те хотели завлечь, да и от всех остальных, за исключением продавщиц апельсинов, которые громко их окликали у входа[80]80
Смотри «Оруноко» Саутерна[81]; я имею в виду комические сцены. (Прим. автора).
[Закрыть][81]81
Смотри «Оруноко» Саутерна… – Пьеса Томаса Саутерна (T. Southerne, 1650–1746) «Оруноко» («Oroonoko», 1795), сюжет которой заимствован из романа английской писательницы Афры Бен (Aphra Behn, 1640–1689) «Оруноко, или Царственный невольник» (1678).
[Закрыть]. На галереях теснились счастливцы, ожидавшие исполнения обещания, которое давал Драйден в одном из своих прологов[82]82
Прелесть, песнь, убийство, привиденье. Пролог к «Эдипу». (Прим. автора).
[Закрыть]; им было все равно, являлся ли на сцену призрак матери Альмансора[83]83
…призрак матери Альмансора… – Имеется в виду героическая драма Драйдена «Завоевание Гранады» («The Conquest of Granade, or Almanzor and Almahide», 1670); призрак утонувшей матери Альмансора появляется здесь во II части, в 3-й сцене IV действия пьесы.
[Закрыть] в промокшем насквозь плаще или дух Лайя[84]84
…дух Лайя… – Имеется в виду трагедия Драйдена (написанная совместно с Н. Ли в 1679 г.) «Эдип» («Oedipus»), в которой обработан миф об Эдипе, сыне фиванского царя Лайя (III, 1).
[Закрыть], который, в соответствии с указаниями, написанными для сцены, выезжает вооруженный на колеснице, а за спиной у него призраки трех убитых слуг, – шутка, которую не оставил без внимания аббат Леблан[85]85
Смотри письма Леблана[86]. (Прим. автора).
[Закрыть][86]86
Смотри письма Леблана. – Имеется в виду аббат Леблан (Jean Bernard le Blanc, 1707–1781), автор весьма популярных в XVIII в. «Писем француза, касающихся правления, политики и нравов англичан и французов» («Lettres l’un Francois concernant le gouvernement, la politique et les moeurs des Anglois et des Francois». La Hav, 1745; перепечатано в 1751, 1758 гг., английский перевод: «Letters of the English and French Nations». London, 1747, другое издание – Dublin, 1742). «Письма» Леблана написаны во время пребывания его в Англии между 1731–1744 гг., из 90 писем 31 посвящено художественной литературе, 11 – театру. Отзывы Леблана об английской литературе, в частности о Драйдене, характеризованы в статье: George Havens. The Abbe Le Blanc and English Literature. – Modern Philology, 1920, t. XVIII, p. 82; Helene Monod-Cassidy. Un voyageur-philosophe au XVIII s. L’abbe J.-B. Le Blanc. Harvard Univ. Press, 1941 p. 66–75.
[Закрыть] в своем руководстве к писанию английской трагедии. Иные из зрителей требовали, правда, время от времени «сожжения папы»[87]87
…требовали… «сожжения папы»… – Обряд сожжения сделанного из соломы изображения римского папы происходил в Лондоне несколько лет подряд в день рождения королевы Елизаветы, в частности между 1679–1681 гг. в период сильнейшего ожесточения против католиков, которое подогревалось слухами о воображаемом так называемом папистском заговоре против Англии (S. J. Low and F. S. Pulling. The Dictionary of English History, p. 827–828).
[Закрыть], но, хотя пьеса,
Всех океанов одолев преграду,
Начавшись в Мексике, вела в Элладу, —
не всегда оказывалось возможным доставить им столь милое развлечение, ибо действие широко известных пьес чаще всего происходило в Африке или в Испании; сэр Роберт Хауерд, Элкене Сетл и Джон Драйден – все единодушно остановили свой выбор на испанских и мавританских сюжетах[88]88
…остановили свой выбор на испанских и мавританских сюжетах. – Названные Метьюрином драматурги действительно создали ряд пьес, в которых обработаны были сюжеты из истории Испании и ее колоний, борьба испанцев с арабами и т. д. Драматург Роберт Хауард (Robert Howard, 1626–1698) написал «Индийскую королеву» («The Indian Queen», 1664, напечатана в 1665 г.), продолжение которой создал в том же году Драйден под названием «Индийский император, или Завоевание Мексики испанцами» («The Indian Emperor, of the Conquest of Mexica by the Spaniards»); выше уже была упомянута пьеса Драйдена «Завоевание Гранады» (см. [83]). Элкене Сетл (Elkanah Settle, 1648–1724) создал «Императрицу Марокканскую» («The Empress of Morocco», 1673) и т. д.
[Закрыть]. В этой веселой компании было несколько светских дам в масках; они втайне наслаждались свободой, которой не решались пользоваться открыто, и подтверждали характерные слова Гея, хоть и написанные много лет назад, что
Стентон взирал на все это как человек, «в котором ничто не может вызвать улыбки». Он посмотрел на сцену: давали «Александра»[90]90
…давали «Александра»… – Речь идет о пьесе Натаниэла Ли «Королевы-соперницы, или Смерть Александра Великого» (см. выше: [67]).
[Закрыть], пьесу, в которой участвовал сам автор ее, Ли, а главную роль исполнял Харт[91]91
…главную роль исполнял Харт… – Артист Чарлз Харт (Ch. Hart, ум. 1683).
[Закрыть], с такой божественной страстностью игравший любовные сцены, что зрители готовы были поверить, что перед ними настоящий «сын Аммона»[92]92
…настоящий «сын Аммана». – Александр Македонский был обожествлен при жизни, объявленный сыном Зевса-Аммона.
[Закрыть].
В пьесе этой было достаточно всяческих нелепостей, которые могли вызвать возмущение – и не только зрителя с классическим образованием, но и вообще всякого здравомыслящего человека. Греческие герои появлялись там в башмаках, украшенных розами, в шляпах с перьями и в париках, доходивших до плеч; персидские принцессы – в тугих корсетах и с напудренными волосами. Однако иллюзию было чем подкрепить, ибо героини оказались соперницами не только на сцене, но и в жизни. Это был тот памятный вечер, когда, если верить рассказу ветерана Беттертона[93]93
Смотри «Историю сцены» Беттертона[94]. (Прим. автора).
[Закрыть][94]94
Смотри «Историю сцены» Беттертона… – Томас Беттертон (Th. Betterton, 16351710) – известный актер и драматург. Его заметки по истории английских театров, делавшиеся им в течение долгого времени, были изданы под заглавием «История английской сцены» («A History of English Stage», 1741).
[Закрыть], миссис Барри, исполнявшая роль Роксаны, поссорилась с миссис Баутел, исполнительницей роли Статиры, из-за вуали, которую костюмер, человек пристрастный, присудил последней. Роксана подавляла свой гнев вплоть до пятого акта, когда же по ходу действия ей надлежало заколоть Статиру, отплатила сопернице ударом такой силы, что острие кинжала пробило той корсет и нанесло ей рану, хоть и не опасную, но глубокую. Миссис Баутел лишилась чувств, представление было прервано, большинство зрителей, в том числе и Стентон, взволнованные всем происшедшим, повставали с мест. И вот как раз в эту минуту в кресле напротив он неожиданно обнаружил того, кого искал столько лет, – англичанина, некогда встреченного им на равнинах Валенсии, который, по его убеждению, был главным действующим лицом рассказанных ему необыкновенных историй.
Как и все остальные, он поднялся с места. В наружности его не было ничего примечательного, но выражение его глаз не оставляло никаких сомнений, что это именно он, – забыть его было нельзя. Сердце Стентона сильно забилось, в глазах у него потемнело, – безымянный и страшный недуг, сопровождающийся зудом во всем теле, на котором проступили капли холодного пота, возвестил, что…
* * * *
Прежде чем он успел окончательно прийти в себя, послышались звуки музыки, тихой, торжественной и пленительно нежной; они доносились откуда-то из-под земли и, распространяясь вокруг, постепенно нарастали, становились сладостней и, казалось, заполонили собою все здание. В порыве восторга и удивления он спросил кого-то из присутствующих, откуда доносятся эти звуки. Однако отвечали ему все так, что было совершенно очевидно, что его считают рехнувшимся, да и в самом деле, происшедшая в его лице перемена могла только подтвердить это подозрение. Ему припомнился рассказ о том, как в роковую ночь в Испании такие же сладостные и таинственные звуки послышались жениху и невесте и как молодая девушка погибла в ту же самую ночь.
«Неужели следующей жертвой должен стать я? – подумал Стентон, – и неужели назначение этой божественной мелодии, которая словно создана для того, чтобы подготовить нас к переходу в иной мир, только в том, чтобы возвестить этими „райскими песнями“ присутствие дьявола во плоти, который насмехается над людьми благочестивыми, готовясь излить на них „дыхание ада“?». Очень странно, что именно в эту минуту, когда воображение разыгралось до крайнего предела, когда существо, которое он так долго и так бесплодно преследовал, за одно мгновение сделалось, можно сказать, ощутимым и доступным и для тела и для души, когда злому духу, с которым он боролся во тьме, пришлось бы наконец себя обнаружить, Стентон испытал какое-то разочарование, перестал верить в смысл того, чего так упорно добивался; нечто подобное испытал, вероятно, Брюс, открывши истоки Нила[95]95
…испытал, вероятно, Брюс, открывши истоки Нила… – Речь идет о Джеймсе Брюсе (James Bruce, 1730–1794), шотландском путешественнике, открывшем истоки реки Нил в Африке (так называемый Голубой Нил) и напечатавшем об этом подробный отчет.
[Закрыть], или Гиббон, завершив свою «Историю»[96]96
…Гиббон, завершив свою «Историю». – Эдвард Гиббон (Gibbon, Edward, 17371794) писал свой знаменитый труд «История упадка и падения Римской империи» («The History of Decline and Fall of the Roman Empire») в течение многих лет: первый том (в издании in 4o) вышел в свет в 1776 г., второй и третий – в 1781, последние три тома появились в 1788 г.
[Закрыть]. Чувство, которое столько времени владело им, что сделалось для него своего рода долгом, в сущности было самым обыкновенным любопытством; но есть ли страсть более ненасытная или более способная окутать ореолом романтического величия все совершающиеся во имя ее странности и чудачества? В известном отношении мобопытство походит на любовь, оно всегда сводит воедино предмет и чувство, которое он вызывает; и если чувство это достаточно сильно, то предмет может быть и ничтожен, и это не будет иметь никакого значения. Ребенок, пожалуй бы, улыбнулся при виде необычайного волнения Стентона от неожиданной встречи с незнакомцем, но любой мужчина в расцвете сил содрогнулся бы от ужаса, обнаружив, что ему грозит катастрофа и конец близок.
После окончания спектакля Стентон простоял еще несколько минут на пустынной улице. Ярко светила луна, и неподалеку от себя он увидел фигуру, тень от которой, достигавшая середины улицы (в те времена еще не было вымощенных плитами тротуаров, единственною защитой пешеходов были стоявшие по обе стороны каменные тумбы и протянутые между ними цепи), показалась ему невероятно длинной. Он так давно уже привык бороться с порожденными воображением призраками, что победа над ними всякий раз наполняла его какой-то упрямой радостью. Он подошел к поразившей его фигуре и увидел, что гигантских размеров достигала только тень, тогда как стоявший перед ним был не выше среднего человеческого роста; подойдя еще ближе, он убедился, что перед ним именно тот, кого он все это время искал, – тот, кто на какое-то мгновение появился перед ним в Валенсии и кого после четырехлетних поисков он только что узнал в театре…
* * * *
– Вы искали меня?
– Да.
– Вы хотите что-нибудь у меня узнать?
– Многое.
– Тогда говорите.
– Здесь не место.
– Не место! Несчастный! Ни пространство, ни время не имеют для меня никакого значения. Говорите, если хотите что-то спросить меня или что-то узнать.
– Мне много о чем надо вас спросить, но, надеюсь, мне нечего от вас узнавать.
– Ошибаетесь, но вы все поймете, когда мы встретимся с вами в следующий раз.
– А когда это будет? – спросил Стентон, хватая его за руку, – назовите время и место.
– Это будет днем, в двенадцать часов, – ответил незнакомец с отвратительной и загадочной улыбкой, – а местом будут голые стены сумасшедшего дома; вы подыметесь с пола, грохоча цепями и шелестя соломой, а меж тем над вами будет тяготеть проклятье здоровья и твердой памяти. Голос мой будет до тех пор звучать у вас в ушах и каждый предмет, живой или неживой, будет до тех пор отражать блеск этих глаз, пока вы не увидите их снова.
– Может ли быть, что наша новая встреча произойдет при таких ужасных обстоятельствах? – спросил Стентон, стараясь уклониться от блеска демонических глаз.
– Никогда, – глухо сказал незнакомец, – никогда я не оставляю друзей в беде. Стоит им низвергнуться в глубочайшую бездну уничижения и горя, как они могут быть уверены, что я явлюсь их проведать…
* * * *
Когда Джону вновь удалось разобрать страницы рукописи, на которых продолжался рассказ, он прочел о том, что сталось со Стентоном спустя несколько лет, когда тот очутился в самом плачевном положении.
Его всегда считали человеком со странностями, и это убеждение, усугублявшееся постоянными разговорами его о Мельмоте, безрассудной погоней за ним, странным поведением в театре и подробным описанием их необыкновенных встреч, которое делалось с глубочайшей убежденностью (хотя ему ни разу не удавалось никого убедить, кроме себя же самого, в том, что встречи эти действительно имели место), – все это привело кое-кого из людей благоразумных к мысли, что он рехнулся. Может быть, правда, ими руководило не только благоразумие, но и злоба. Эгоистичный француз[97]97
Ларошфуко. (Прим. автора).
[Закрыть][98]98
Эгоистичный француз… – Как видно из авторского примечания к этой фразе, Метьюрин имел в виду французского писателя-моралиста Ларошфуко Франсуа де (La Rochefoucauld, 1613–1680), автора «Размышлений или Моральных изречений и максим» («Reflexions ou sentences et maximes morales», 1665; много раз переиздавалось). Точно цитируемый текст этой максимы Ларошфуко гласит: «В несчастиях наших лучших друзей мы всегда находим нечто такое, что для нас не лишено приятности». Эта книга пользовалась популярностью также в Англии, Метьюрину, вероятно, хорошо было известно стихотворение Джонатана Свифта, написанное им «при прочтении» этой сентенции Ларошфуко и озаглавленное «Стихи на смерть доктора Свифта» (1731–1732; впервые опубликовано в 1739 г.), в котором он подводит итог своей жизни и дает оценку своей литературно-общественной деятельности как сатирика. Характерно, однако, что английские писатели и философы понимали Ларошфуко односторонне, толкуя его этическую систему как оправдание эгоизма. В полном соответствии с такой точкой зрения находилось, несомненно, и восприятие Ларошфуко Метьюрином. Честерфилд в письме к сыну от 5 сентября 1748 г. пишет: «Ларошфуко порицают и, как мне кажется, напрасно, за то, что главным побуждением, определяющим все поступки, он считает себялюбие. Мне думается, что в этом есть значительная доля истины и уж, во всяком случае, вреда эта мысль принести не может». В этом же письме Честерфилд замечает также: «Вот размышление, которое больше всего осуждается в книге Ларошфуко как жестокое „Человек может находить что-то приятное в горе, которое постигает его лучшего друга“. А почему же нет?» (Честерфилд. Письма к сыну. Максимы. Характеры. Л., 1971, с. 70–71).
[Закрыть] говорит, что мы находим удовольствие даже в несчастьях наших друзей, а уж тем более – наших врагов, а так как человека одаренного, разумеется, каждый почитает своим врагом, то известие о том, что Стентон сошел с ума, распространялось с невероятным рвением и возымело свое влияние на людей. Ближайший родственник Стентона, человек бедный и лишенный каких-либо нравственных устоев, следя за распространением этого слуха, убеждался, что жертве его ничего не стоит попасться в ловушку. И вот однажды он приехал к нему поутру в сопровождении степенного на вид человека, в наружности которого было, однако, что-то отталкивающее Стентон был, как обычно, рассеян и тревожен; поговорив с ним несколько минут, родственник его предложил ему поехать за город покататься, уверяя, что прогулка эта его подбодрит и освежит. Стентон стал возражать, ссылаясь на то, что трудно будет достать наемный экипаж (как это ни странно, в то время собственных экипажей, – хоть, вообще-то говоря, их было несравненно меньше, чем в наши дни, – было все же больше, чем наемных), и сказал, что предпочел бы поехать кататься по реке. Это, однако, совершенно не входило в расчеты его родственника, и тот сделал вид, что послал за экипажем, – на самом же деле карета уже дожидалась их в конце улицы. Стентон и оба его спутника сели в нее и отправились за город.
В двух милях от Лондона карета остановилась.
– Пойдем, братец, – сказал младший Стентон, – пойдем, поглядим, какую я сделал покупку.
Стентон, мысли которого были где-то далеко, вышел из кареты и пошел вслед за кузеном по небольшому мощеному двору; незнакомец последовал за ними.
– По правде говоря, дорогой мой, – сказал Стентон, – выбор твой мне что-то не очень нравится; дом какой-то мрачный.
– Не спеши, братец, – сказал тот, – я постараюсь, чтобы он тебе понравился, надо только, чтобы ты тут немного пожил.
У входа их ожидали слуги; одеты они были плохо и не внушали доверия. Все трое поднялись наверх по узенькой лестнице, которая вела в очень убого обставленное помещение.
– Подождите меня здесь, – сказал Стентон-младший приехавшему с ними незнакомцу, – а я схожу пока за теми, кто должен будет скрасить здесь моему кузену его одиночество.
Они остались вдвоем, Стентон не обратил внимания на сидевшего рядом человека и по обыкновению схватил первую попавшуюся ему на глаза книгу и принялся читать. Это была переплетенная рукопись, каких в то время было гораздо больше, нежели в наши дни.
Первые же строки поразили его, ибо сразу видно было, что автор не в своем уме. Это было странное предложение (написанное, по-видимому, после большого пожара Лондона) построить город внове из камня, причем автор приводил дикие, неверные, однако порою все же не лишенные смысла расчеты, указывая, что для этой цели можно было бы воспользоваться огромными глыбами Стонехенджа[99]99
…огромными глыбами Стонехенджа… – Под этим названием известен гигантский древний памятник из каменных столбов, находящийся в Англии в десяти милях от Солсбери. По-видимому, этот памятник представляет собою развалины храма с алтарем-жертвенником и относится еще к кельтским друидическим временам. В книге Томаса Мориса «Индийские древности», бывшей источником главы «Повесть» (см. о ней ниже: [323]), помещен специальный раздел о «громадном храме солнца» в Стонехендже (vol. VI, р. 123–128), а в приложении к нему дана гравированная картинка, изображающая «вид массивных колонн в Стонехендже при лунном свете». Об историческом значении этого древнего памятника см.: Б. Р. Виппер. Английское искусство. Краткий исторический очерк. М., 1945, с. 5–6.
[Закрыть], которые он рекомендовал перевезти в город. К рукописи прилагались затейливые чертежи машин, с помощью которых можно будет волочить эти гигантские глыбы, а на уголке была сделана приписка: «Я бы начертил все это гораздо точнее, но мне не дали ножа, чтобы очинить перо».
Другая рукопись была озаглавлена «Скромное предложение касательно распространения христианства в различных странах, с помощью которого, как надеется автор, можно будет охватить им весь мир». Это скромное предложение сводилось к тому, чтобы обратить в христианскую веру турецкое посольство (которое существовало в Лондоне несколько лет назад), поставив каждого из турок перед дилеммой: либо быть задушенным тут же на месте, либо сделаться христианином. Разумеется, писавший рассчитывал, что все изберут более легкую участь, но даже тем, кто давал свое согласие, ставилось особое условие, а именно: они должны были дать властям обязательство, что по возвращении в Турцию каждый из них будет обращать в христианскую веру не менее двадцати мусульман в день. Проект этот заканчивался в некотором роде в стиле капитана Бобадила[100]100
…капитана Бобадила… – Персонаж комедии Бена Джонсона (Ben Jonson, 1573–1637) «У каждого свои причуды» («Every Man in his Humor»; поставлена на сцене в 1598 г., напечатана в 1611 г., в новой редакции – в 1616 г.). Бобадил – тип полуголодного, но чванливого и тщеславного хвастуна.
[Закрыть]: каждый из этих двадцати обязан в свою очередь обратить еще двадцать других, а четыре сотни новообращенных должны будут поступить точно так же и обратить соответственное число турок, и таким образом вся Турция окажется христианской страной прежде, чем об этом успеет узнать султан. После этого произойдет coup d’etat[101]101
Государственный переворот (франц.).
[Закрыть]: в одно прекрасное утро со всех минаретов в Константинополе вместо криков муэдзинов раздастся колокольный звон, и имам, вышедший из дома, чтобы узнать, что случилось, неминуемо столкнется с епископом Кентерберийским in pontificalibus[102]102
В полном облачении (лат.).
[Закрыть], совершающим соборное богослужение в Айя-Софии[103]103
…в Айя-Софии… – Знаменитый христианский храм, после завоевания Константинополя турками (1453) превращенный в магометанскую мечеть.
[Закрыть]; этим все и должно будет завершиться.
Тут, однако, возникало возражение, которое предвидел хитроумный автор проекта: «Люди, в которых желчь берет верх над умом, – пишет он, – могут подумать, что, коль скоро архиепископ будет проповедовать по-английски, слова его не очень-то дойдут до турецкого народа, который, придерживаясь старинки, продолжает лопотать на нелепом своем языке». Однако возражение это, по его словам, «устраняется»: автор весьма здраво замечает, что всюду, где богослужение велось на непонятном языке, благочестие паствы еще более возрастало; так было, например, в римской церкви, когда Блаженный Августин со своими монахами вышел навстречу королю Этельберту[104]104
…навстречу королю Этельберту… – Король англосаксонского Кента Этельберт (Ethelbert, 560–616) был крещен св. Августином в 597 г.
[Закрыть], распевая литании (на языке, которого его величество безусловно не мог понять), и сразу же обратил в свою веру и короля и весь его двор; что сивиллины книги…[105]105
…сивиллины книги… – Книги предсказаний сивилл (см. выше: [7]). По древнему преданию, собирать эти книги начал Тарквиний Гордый, приобретший несколько книг от Кумской сивиллы. Последующие правители Рима увеличили это собрание пророчеств, хранившееся в каменном ящике под сводом храма Юпитера в Капитолии, но в 84 г. до н. э. они были истреблены пожаром; позднее собрание было частично восстановлено и пополнено. Как видно из контекста «Мельмота Скитальца», фраза, оборванная на словах о сивиллиных книгах, вероятно, должна была служить началом фразы, в которой мог быть изложен еще один пример, подтверждавший ту «остроумную», по ироническому замечанию автора, мысль, что набожность народа увеличивалась, если богослужение совершалось на неизвестном для него языке; по-видимому, хорошо знавший историю сивиллиных книг, Метьюрин знал также, что древнейшие из них были написаны не на латинском, а на греческом языке.
[Закрыть]
Приводилось и много других примеров.
* * * *
Между листами рукописи были вложены вырезанные из бумаги изображения упомянутых выше турецких послов; бороды их были вырисованы пером с большим изяществом и мастерством, но страницы эти заканчивались жалобой художника на то, что у него отняли ножницы. Он, однако, утешал и себя и читателя уверением, что, когда настанет ночь, сумеет поймать проникший сквозь решетку лунный луч и, наточив его о железную ручку двери, сотворит им настоящие чудеса. На следующей странице можно было увидеть печальное доказательство того, что это был некогда человек могучего ума, ныне уже совсем ослабевшего. То были строки безумных стихов, которые приписывались поэту-драматургу Ли и начинались так:
О, если б мог мычать я, как горох[106]106
О если б мог мычать я, как горох… – Поэт и драматург Натаниэл Ли (см. о нем выше: [67]) окончил свою жизнь в сумасшедшем доме (Бедламе) в 1692 г. Приведенный стих («О that my lungs could bleat like buttered pease») представляет собой начальную строчку приписанного H. Ли стихотворения, озаглавленного «Бессмыслица» («Nonsense») и напечатанного в сборнике «Остроты и забавы» («Wit and Drollery», 1656).
[Закрыть]
и т. п.
Нет никаких доказательств в пользу того, что автор жалких этих строк действительно Ли, разве только, что написаны они модными тогда четверостишиями. Примечательно, что Стентон читал все это, не подозревая о грозившей ему опасности, совершенно поглощенный альбомом приюта умалишенных и даже не сообразив, в какое место он попал, хотя обнаруженные им труды не оставляли на этот счет никаких сомнений.
Прошло немало времени, прежде чем он огляделся кругом и заметил, что спутника его уже и след простыл. Никаких звонков тогда не существовало. Он кинулся к двери – она была заперта. Он стал громко кричать – и тут же послышались еще чьи-то крики, но такие душераздирающие и разноголосые, что его охватил безотчетный ужас и он умолк. Поелику время шло, а к нему так никто и не приходил, он попытался открыть окно и тут в первый раз заметил, что на нем была решетка. Окно это выходило на узкий, мощенный плитками дворик, где не было ни одного живого существа, да если бы и нашлось хоть одно, оно бы, верно, не выказало никаких человеческих чувств.
Сраженный невыразимым ужасом, он не то чтобы сел, а, обессилев, свалился на койку под этим злосчастным окном и стал с нетерпением дожидаться рассвета.
* * * *
В полночь он очнулся от забытья, чего-то среднего между обмороком и сном, которое, впрочем, вряд ли могло длиться долго – до того жестка была койка и сколоченный из сосновых досок стол, к которому он приткнулся головой.
Все было окутано густым мраком; Стентон сразу ощутил весь ужас своего положения; была минута, когда мало что отличало его от обитателей этого дома. Он ощупью добрался до двери, принялся дергать ее с неистовой силой, испуская отчаянные крики, одновременно и моля о помощи, и требуя, чтобы ему вернули свободу, На крики эти тут же отозвались сотни голосов. Сумасшедшим свойственно совершенно особое коварство и необычайная острота некоторых чувств, и в частности слуха, всегда позволяющая им узнать голос незнакомца. В криках, которые раздавались со всех сторон, слышалось какое-то безудержное, сатанинское ликование по поводу того, что в этой обители скорби стало одним постояльцем больше.
В изнеможении он замолчал: в коридоре послышались стремительные и гулкие шаги. Дверь распахнулась – на пороге стоял свирепого вида человек, за его спиной из полумрака выглядывали еще двое.
– Выпусти меня, негодяй!
– Потише, дружок, чего это ты буянишь?
– Где я?
– Там, где тебе положено быть.
– Вы что, собираетесь держать меня здесь? Да как вы смеете?
– Мы и кое-что еще смеем, – ответил наглый страж порядка и принялся хлестать несчастного ремнем по спине и плечам до тех пор, пока его подопечный не упал на пол, корчась от ярости и от боли. – Ну что, теперь ты видишь, что попал туда, куда надо, – повторил негодяй, потрясая над его головой бичом, – вот что, послушай-ка лучше дружеского совета и больше не шуми. Тут у этих ребят кандалы приготовлены, живехонько они их на тебя наденут. Или еще мало тебе того, что сейчас получил?
Сподручные его вошли в камеру с кандалами в руках (смирительные рубашки тогда еще не вошли в употребление). Страшные лица их и сжатые кулаки говорили о том, что они не замедлят привести в исполнение свою угрозу. Когда Стентон услышал лязг цепей, которые они волочили по каменному полу, кровь в его жилах похолодела. Однако ужас, который он испытал, пошел ему на пользу. У него хватило духа признать, что он находится в жалком положении (или что положение его должно считаться жалким), и вымолить снисхождение у жестокого смотрителя, обещав со своей стороны, что безропотно подчинится всем его требованиям. Этим ему удалось смягчить наглеца, и тот удалился.
Стентон напряг всю свою волю, чтобы ночь эта его не сломила; он понимал теперь, что его ждет, и призвал себя выдержать единоборство с судьбой. После долгих размышлений он решил, что самым лучшим для него будет прикинуться покорным и спокойным в надежде, что с течением времени он либо умилостивит негодяев, в чьих руках он сейчас оказался, либо, убедив их в том, что он человек безобидный, добьется себе таких поблажек, которые в дальнейшем, может быть, облегчат ему побег. Поэтому он решил вести себя елико возможно смирно и не допускать, чтобы голос его был слышен в доме; принял он и еще кое-какие решения, причем обнаружил в себе такое благоразумие, что даже испугался, не есть ли это уже первое проявление той хитрости, какая бывает у сходящих с ума, или первое последствие приобщения к омерзительным повадкам обитателей этого дома.
В ту же ночь выводы эти подверглись жестокому испытанию. У Стентона оказались два пренеприятных соседа. Соседом его справа был ткач-пуританин; его свела с ума одна-единственная проповедь, произнесенная знаменитым Хью Питерсом[107]107
…знаменитым Хью Питерсом… – Хью Питерс (Hygh Peters, 1599–1660) – священник, пользовавшийся славой красноречивого проповедника. Получив образование в Кембриджском университете, Питере был священником сначала в Лондоне, затем в Роттердаме (в Голландии), прожил несколько лет в Северной Америке (в Массачузетсе), вернулся в Англию в 1641 г., где стал капелланом в различных армейских частях, сопровождал Кромвеля в Ирландию после Реставрации был судим как один из убийц короля Карла I и казнен 16 октября 1660 г. (см.: S. J. Low and F. S. Pulling. Dictionary of English History, p. 817).
[Закрыть], и он был отправлен в сумасшедший дом, после того как проникся идеей предопределения и осуждения всего на свете, насколько вообще может проникнуться этим человек и даже еще того больше. С самого утра он без конца повторял пять пунктов[108]108
…повторял пять пунктов… – Имеются в виду пять основных положений кальвинистской доктрины, о которых шли споры между представителями различных протестантских сект. В различных сочинениях теологического характера в XVII в. эти положения и порожденные ими разногласия формулировались следующим образом: 1. Предопределение или личный выбор; 2. Неотразимая благость (милосердие божие); 3. Личный грех или общая греховность естественного человека; 4. Личное искупление; 5. Конечное заступничество святых.
[Закрыть], воображая, что проповедует на тайном собрании пуритан и что те восторженно его слушают. С наступлением сумерек бред его принимал все более мрачный характер, а к полуночи он разражался ужасающими, кощунственными проклятиями. Соседом Стентона слева был портной-монархист, разорившийся оттого, что много шил в кредит роялистам и их женам (ибо в те времена, да и значительно позднее, вплоть до царствования королевы Анны[109]109
…До царствования королевы Анны… – Королева Анна (1664–1714) была последней представительницей дома Стюартов на английском престоле (второй дочерью Иакова II и его жены Анны Хайд).
[Закрыть], женщины заказывали портным даже корсеты, и тем приходилось их подгонять потом по фигуре); портной этот сошел с ума от пьянства и верноподданнических чувств, когда сжигали «Охвостье» Парламента[110]110
…«Охвостье» Парламента… – Английский Парламент, избранный 6 октября 1640 г., вошел в историю под названием Долгого парламента, так как, собравшись в Конце этого года, он не расходился в течение двенадцати с половиной лет, вплоть до 20 апреля 1653 г., когда он был разогнан Кромвелем при ближайшем участии генерала Гаррисона (о нем см. ниже: [116]), что явилось важным этапом в развитии революции в Англии и установлении республики. За период своей деятельности и двух гражданских войн Долгий парламент сильно поредел; тем не менее среди депутатов находились еще депутаты, оппозиционно настроенные к революционным переменам, происходившим в стране. Долгий парламент, очень малочисленный, получил также прозвище «Охвостье» (The Rump): с ним и боролся Кромвель, опиравшийся на сектантские элементы в революционной армии и народе.
[Закрыть], и с той поры оглашал стены сумасшедшего дома куплетами песенок злосчастного полковника Лавлеса[111]111
…злосчастного полковника Лавлеса… – Речь идет об известном поэте эпохи гражданской войны и революции в Англии Ричарде Лавлесе (Richard Lovelace, 1618–1658), являвшемся полковником армии роялистов.
[Закрыть], отрывками из «Щеголя с Колмен-стрит»[112]112
…отрывками из «Щеголя с Колмен-стрит»… – Сатирическая комедия Абрахема Каули (Abraham Cowley, 1618–1667) первоначально была направлена против пуритан, но в ней доставалось также и роялистам. Первая редакция «Щеголя с Колмен-стрит» («The Cutter of Coleman Street») относится еще к 1641 г., но окончательную форму эта пьеса приняла уже после Реставрации, когда она неоднократно и с большим успехом шла на лондонских сценах.
[Закрыть] и забавными сценами из пьес миссис Афры Бен, где кавалеров называют героями и где представлено, как леди Лемберт и леди Десборо[113]113
…леди Лемберт и леди Десборо… – Речь идет о персонажах пьесы писательницы Афры Бен (о ней см. выше: [81]) «Круглоголовые» («The Round-Heads, of the Good Old Cause», 1682).
[Закрыть] идут на религиозное собрание, причем впереди пажи несут огромные Библии, и как дорогой обе влюбляются в двух изгнанников-монархистов.
– Тавифа, Тавифа! – закричал голос[114]114
– Тавифа, Тавифа! – закричал голос… – Тавифа (Tabitha) – одно из действующих лиц комедии А. Каули «Щеголь с Колмен-стрит». Цитаты, приведенные Метьюрином, взяты из этой комедии (III, 12: разговор между Щеголем и Тавифой).
[Закрыть] полуторжественно, полунасмешливо, – ты пойдешь с завитыми волосами и обнаженной грудью, – и потом проникновенно добавил: – И я ведь Канарский[115]115
…Канарский… – Оживленный и веселый Канарский танец (canary dance), т. е. испанский танец Канарских островов, пользовался в Англии широкой популярностью уже в конце XVI – нач. XVII в. Он упомянут в комедии Шекспира «Конец – делу венец» («All’s well that ends well», II, 1, ст. 75–78), где о нем рассуждает Мот в беседе с Армадо, а Лафе убеждает короля, имея в виду женское очарование:
…я лекаря такого раздобыл.Который может в камень жизнь вдохнуть,Скалу расшевелить и вас заставить,Мой добрый государь, пуститься в пляс…(Перевод М. Донского) В тексте оригинала ст. 71 читается: «Quicken a rock, and make you dance canary», т. е. «расшевелить скалу и заставить вас плясать Канарский танец». Уже один из ранних комментаторов Шекспира, Френсис Дус, в своих «Пояснениях к Шекспиру» (F. Douce. Illustrations of Shakespeare. 1807) привел подробное описание этого танца, заимствовав его из трактата французского хореографа Туано Арбб «Орхезография» (Thoinot Агbeau. Orchesographie). Это описание дано также в книге Н. Дрейка «Шекспир и его время» (Nathan Drake. Shakespeare and his times, vol. II. London, 1817, p. 174–175), которая, как мы уже предположили выше (см. [10]), была известна автору «Мельмота Скитальца».
[Закрыть] плясал, жена.
Слова эти всякий раз возмущали чувства ткача-пуританина, вернее, пробуждали в нем вражду, и он тут же отвечал:
– «Полковник Гаррисон[116]116
Полковник Гаррисон… – Гаррисон Томас (Thomas Harrison, 1606–1660) – полковник, затем генерал парламентской армии (см. о нем выше: [110]), в 1649 г. являлся членом суда над королем Карлом I и одним из подписавших ему смертный приговор. После Реставрации Гаррисон был казнен (13 октября 1660 г.) как цареубийца по приговору суда, на котором он мужественно и убежденно оправдывал осуждение короля (см. ниже, прим. [534] к гл. «Повесть о двух влюбленных»).
[Закрыть] из райских кущ прискачет верхом на муле небесно-голубом и знак подаст»[117]117
Смотри «Щеголь с Колмен-стрит». (Прим. автора).
[Закрыть].
– Брешешь, круглоголовый! – взревел портной-кавалер[118]118
Брешешь, круглоголовый! – взревел портной-кавалер… – Перебранка между двумя обитателями сумасшедшего дома, ткачом-пуританином и портным-роялистом, которую слышит Стентон, изображена Метьюрином с полным правдоподобием, что свидетельствует о начитанности его в первоисточниках по истории английской революции XVII в. В конце 1641 г. перед началом первой гражданской войны в Англии в Парламенте возникли серьезные споры и волнения по вопросу об епископате в связи с антипуританской позицией, занятой примасом англиканской церкви, архиепископом Лодом. Полемика эта отразилась и в печати, в ряде памфлетов, написанных в типично «барочном» стиле, полном метафор, библейской символики и неожиданных уподоблений. К этому времени, когда в Англии уже совершился переход верховной власти в государстве к Парламенту в последнем появились две противоборствующие политические силы: защитники короля и англиканской епископальной церкви и сторонники Парламента, вскоре вступившие между собой в вооруженную борьбу. В это время и те и другие получили от населения особые клички: роялисты стали именоваться «кавалерами» (Cavaliers), сторонники республики – «круглоголовыми» (Roundhead); эти уничижительные эпитеты быстро утвердились в разговорной речи и распространились повсеместно. В прозвании «кавалеры» видели намек на склонность англичан-«роялистов» к французам и католикам («папистам»), а также иронию к той лености и небрежности, с какой они относились к военной службе. Прозвание «круглоголовые» имело в виду принятый у пуритан обычай (особенно среди купцов и ремесленников и вообще людей, не принадлежавших к дворянскому обществу) носить коротко стриженные волосы в отличие от дворян-«кавалеров», носивших обычно длинные кудри и локоны. Один из современников свидетельствовал о пуританах 40-х годов XVII в.: «Они были скромны по виду, но не по своему языку, волосы на своих головах они носили немного длиннее своих ушей, вследствие чего их и назвали круглоголовыми».
[Закрыть], – твоего полковника Гаррисона спровадят в преисподнюю, и не видать ему небесноголубого мула, – и заключил эту гневную тираду куплетом одной из направленных против Кромвеля песен:
Дожить бы только мне,
Чтоб вздернуть на сосне
Нам Нолла самого
И всех друзей его;
И пусть их видит каждый,
О будь он проклят дважды![119]119
О будь он проклят дважды! – Слова из анонимной политической песни, направленной против Оливера Кромвеля, текст которой приводится в упомянутой выше комедии Э. Каули «Щеголь с Колмен-стрит» (II, 8).
[Закрыть]
– Люди добрые, я могу вам много всего поиграть, – пропищал сумасшедший скрипач, привыкший играть в тавернах сторонникам короля и припомнивший слова подобной же песенки, которую некогда исполнял для полковника Бланта[120]120
…для полковника Бланта… – В середине 40-х годов Блант (Thomas? Blunt или Blount) был полковником парламентской охраны (см.: Alfred Harbage. Cavalier Drama. N. Y. – London, 1936, p. 178).
[Закрыть] в Комитете.
– Ну тогда поиграй мне «Мятеж был, дом разнесли»[121]121
«Мятеж был, дом разнесли»… – Первая строка политической песни «The Sale of Rebellious Household-stuff», включенной (под Э 14) в третью книгу известного собрания Томаса Перси «Остатки древней английской поэзии» (Thomas Percy. Reliques of ancient English poetry: consisting of old Heroic Ballads, songs and other pieces of our earlier poets… 1765). Публикуя эту песню, представляющую, по его словам, «саркастическое ликование торжествующей законности», Перси сообщает, что он взял текст из старопечатного издания политических песен («A choice collection of 120 loyal songs» etc, 1684, in 12o) и что она исполнялась на мелодию песни «Старый Саймон-король» («Old Simon the King»).
[Закрыть], – вскричал портной, пустившись плясать по камере, насколько ему позволяли цепи, в такт воображаемой музыке.
Ткач не выдержал:
– Доколе же, господи, доколе, – воскликнул он, – враги твои будут осквернять святилище, где ты сподобил меня быть пастырем? И даже то место, где я поставлен проповедовать заточенным в темницу душам? Обрушь на меня лавиной могущество свое, да разразится буря и валы накроют меня с головой; дай мне среди ревущих волн призвать тебя так, как пловец подымает вдруг над водою руку, дабы товарищ его увидал, что он тонет. Сестра Руфь, зачем открываешь ты груди, обличая слабость мою? Господи, да будет с нами всесильная десница твоя, как то было тогда, когда ты сломал щит и меч и положил конец битве, когда стопы твои окунались в кровь твоих врагов, а язык псов твоих был красен от этой же крови. Омочи одежды свои в крови и позволь мне выткать тебе новые, когда ты их запятнаешь. Когда же святые твои начнут попирать ногами тяжкий камень твоего гнева? Крови! Крови! Святые призывают пролить ее, земля разверзается, чтобы принять ее, ад ее жаждет! Сестра Руфь, молю тебя, прикрой груди свои и не будь такой, как суетные женщины сего века. О, узреть бы нам такой день, когда явился господь с сонмом ангелов своих и когда рушились башни! Пощади меня в битв ибо я плохой воин; оставь в стане врага, дабы я мог проклинать проклятьями Мероза[122]122
…проклинать проклятьями Мероза… – Бред сумасшедшего ткача-пуританина насыщен отчетливыми отзвуками различных текстов из Библии, которую каждый пуританин времени революции знал превосходно. Мероз (город в северной части Палестины) упомянут в Книге Судей (5, 23); именно это место вспоминает ткач: «Прокляните Мероз, говорит ангел господень, прокляните, прокляните жителей его за то, что не пришли на помощь господу, на помощь господу с храбрыми».
[Закрыть] тех, кто не призывает господа помочь им справиться с власть имущими, хотя бы даже для того, чтобы осыпать проклятьям этого мерзкого портного, да, самыми жестокими проклятьями. Господи, я шатрах Кидарских[123]123
…я в шатрах Кидарских… – См. выше: [78]. Ткач и на этот раз наизусть цитирует ст. 5–7 из 119 псалма («Горе мне, что я пребываю у Мосоха, живу у шатров Кидарских. Долго жила душа моя с ненавидящими мир. Я мирен: но только заговорю, они – к войне»).
[Закрыть], ноги мои спотыкаются в темноте на горных тропах. Падаю, падаю!
И несчастный ткач, измученный бредом, упал и некоторое время ползал потом по соломе.
– О, какое это горестное падение, сестра Руфь! О, сестра Руфь! H радуйся моей беде! О, враг мой! Ничего что я падаю, я подымусь снова.
Как бы ни обрадовали все эти уверения сестру Руфь, если бы только она могла их услышать, ткачу они причинили в десять раз больше радости, чем ей; его любовные излияния мгновенно сменились воинственным: призывами, где в хаосе смешалось все, что он помнил.
– Бог – это воин, – кричал он, – посмотрите на Марстон-Мур![124]124
…посмотрите на Марстон-Мур! – Марстонская пустошь (Marston-Moor) – местность в одиннадцати километрах к западу от г. Йорка, где 2 июля 1644 г. состоялась битва парламентских войск и армии роялистов, по числу участвовавших в ней – одна из самых крупных за все время гражданской войны в Англии. При Марстон-Муре парламентские войска в составе северных армий и армии Восточной Ассоциации под командованием графа Манчестера и Кромвеля встретились с войсками роялистов («кавалеров»), которые возглавляли принц Руперт и герцог Ньюкасл. Потери с обеих сторон были очень велики: было убито 4150 человек, из них около 3000 роялистов; кроме того, парламентские войска взяли полторы тысячи пленных и много оружия и военного снаряжения. Последствием сражения при Марстон-Муре было полное уничтожение армии герцога Ньюкасла, падение города Йорка и освобождение от приверженцев короля всего севера. Кромвель проявил здесь качества выдающегося полководца (см.: S. J. Low and F. S. Pulling. Dictionary of English History, p. 717–718; Английская буржуазная революция XVII в., т. I, M., 1954, с. 180–183).
[Закрыть] Посмотрите на город, на этот возгордившийся город, полный тщеславие и греха! Посмотрите на воды Северна[125]125
…воды Северна… – Бассейн реки Северн своей верхней областью принадлежит Уэльсу; как только река становится судоходной для мелких судов, она вступает в Англию в собственном смысле и, изгибаясь к югу, прежде своего впадения в Бристольский залив, орошает шесть графств. Река Северн и ее берега были неоднократными свидетелями кровопролития во время гражданской войны.
[Закрыть], красные от крови, как воды Чермного моря! Власть имущие все гарцевали и гарцевали и переломали себе копыта. Это было твоим торжеством, господи, и торжеством твои; святых – заковать их царей в цепи, а вельмож – в железные кандалы.
Теперь настал черед коварного портного:
– Благодари вероломных шотландцев и их торжественный союз и до говор и Керисбрукский замок[126]126
– Благодари вероломных шотландцев и их торжественный союз и договор и Керисбрцкский замок… – Имеются в виду события второй гражданской войны в Англии (1648) и непосредственно ей предшествующие. «Вероломными» шотландцы названы на том основании, что шотландские пресвитерианцы поддержали контрреволюционное движение в Англии и с конца 1647 г. подготавливали интервенцию в Англию. В декабре этого года шотландские представители во главе с Лодердейлом заключили договор о сотрудничестве и союзе с Карлом I, находившимся в Керисбрукском эамке (Carisbroock Castle) на острове Уайт. Шотландский Парламент обратился к Долгому парламенту (26 апреля 1648 г.), требуя запрещения всех пуританских сект, кроме пресвитерианской. Однако над шотландцами победу одержал Оливер Кромвель. 1 января 1649 г. решением Парламента Карл I был отдан под суд, его обвинили в сговоре с шотландцами против Парламента, что было сочтено государственной изменой.
[Закрыть], ты, окорнавший себя пуританин, – про ревел он. – Если бы не они, я бы снял мерку с короля да сшил ему бархатную мантию высотою с Тауэр, и стоило бы только взмахнуть ее полой, и Красноносый[127]127
…Красноносый… – Это было одно из прозвищ О. Кромвеля (см.: Е. Cobham Brewer. Dictionary of Phrase and Fable. 1877, p. 290).
[Закрыть] был бы в Темзе, поплыл по ней вниз прямо в ад
– Врешь ты и не краснеешь, – отозвался ткач, – никакого оружия мне не надо, я и так тебе это докажу, у меня будет челнок против твоей иглы, и я повалю тебя наземь, как Давид повалил Голиафа[128]128
…как Давид повалил Голиафа. – Имеется в виду библейский рассказ о филистимлянине, великане Голиафе, побежденном Давидом в единоборстве на глазах готовых к сражению войск филистимлян и израильтян, что привело к бегству первых и победе последних (Первая книга Царств, 17).
[Закрыть]. Это его[129]129
Это его… – Во время гражданской войны и борьбы с Карлом I среди пуритан не принято было называть его ни «король» (King), ни «его величество» (His Majesty), а просто «он» (the man).
[Закрыть] (так пуритане непозволительно выражались о Карле I), это именно его плотское, своекорыстное, мирское духовенство заставило людей благочестивых искать слов утешения в горе у их же собственных пасторов; тех, что по справедливости отвергли всю эту бутафорию папистов – все эти батистовые рукава, паскудные органы и островерхие дома. Руфь, сестра моя, не искушай меня этой телячьей головой[130]130
…не искушай меня этой телячьей головой… – В 1650 г. в годовщину казни Карла I в Лондоне был открыт «Клуб телячьей головы» («Calve’s Head Club»), основанный пуританами для того, чтобы сделать посмешищем память о короле, сложившем свою голову на плахе.
[Закрыть], из нее струится кровь; молю тебя, брось ее на пол, не пристало женщине держать ее в руках, даже ежели братья пьют эту кровь. Горе тебе, мой противник, неужто ты не видишь, как пламя охватывает этот проклятый город, в котором царствует сын арминиан[131]131
…сын арминиан… – Основателем религиозной секты арминиан, или ремонстрантов, был голландец Якоб Гарменсен (Jacob Harmensen, 1560–1600; латинизованное написание его фамилии – Arminius, Арминий) – протестантский пастор в Амстердаме и профессор богословия в Лейдене. Он отрицал предопределение, допускал прощение всех раскаявшихся грешников. Его последователи в Голландии позже получили наименование ремонстрантов; это название произошло из докладной записки, поданной ими правительству Голландских штатов. В 1618 г. на синоде в городе Дордрехте арминиане были исключены из синодального общения и образовали особую секту. Довольно много арминиан жило также в Англии.
[Закрыть] и папистов? Лондон горит! Горит! – вопил он, – и подожгли его полупаписты, полуарминиане, словом, проклятый народ. Пожар! Пожар!
