Текст книги "Волчья тень"

Автор книги: Чарльз де Линт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

Пагубами назывались призрачные пережитки какой-то старой истории: обросшие серой шерстью люди-волки, унылые и озлобленные. Много лет они были пугалом страны снов. Впрочем, потихоньку они таяли, как все Эдар, и те, с которыми Тоби сталкивался в последнее время, были уже совершенно безвредными призраками.

– Если узнаю, что ты мне наврал…

Тоби снова пожал плечами. Небрежный жест с каждым разом получался все непринужденнее.

– Сейчас я занят, – сказал он, – так что извини…

– Пожалуй, я пойду с тобой.

Тоби покачал головой:

– Я не разрешаю.

И, не дав Гремучке времени на ответ, он резко шагнул к высокому противнику, сжав пальцы в кулак. Ему с трудом удалось скрыть изумление, когда Гремучка отшатнулся назад. Кажется, Мэдди была права. Может быть, перед наглецами действительно нельзя отступать.

– Поразвлекайся с кем-нибудь другим, – посоветовал Тоби, – пока мне не вздумалось заняться тобой.

Гремучка вскинул раскрытую ладонь:

– Спокойно, мой добрый Тоби. Что это ты развоевался? Видишь, я уже ухожу.

Гремучка попятился назад, и Тоби приказал своему лицу оставаться бесстрастным, пока противник не ступил на быструю тропу и не скрылся из виду. Только тогда он позволил себе перевести дыхание. Коленки дрожали так, что хотелось сесть на землю, но такой роскоши он позволить себе не мог. Вместо этого Тоби заставил себя выбежать на луг и принялся срывать синие цветы, шепча каждому «прости» и «спасибо».

А в голове вертелась одна мысль: «Я выстоял! Перед Гремучкой! Я заставил его отступить. Он просто сбежал от меня!»

Если бы день отрастил крылья и упорхнул в ночь, оставив солнце озадаченно чесать в затылке, Тоби был бы меньше потрясен. Неужто такое возможно? Он же ничто и никто…

Тоби покачал головой. Ничего подобного! Он теперь настоящий.

Удивительное ощущение счастья, наполнившее его, не проходило – не могло пройти. Если бы не тревога за Джилли, он бы непременно прошелся колесом по траве. Однако Тоби продолжал срывать цветы вербены и сплетать их в венок.

Хорошо бы добавить сюда деревей. Для здоровья. И пожалуй, веточку рябины. И тут он вспомнил о прутике, лежавшем у него в кармане. Веточка, сделавшая его настоящим, наверняка сумеет исцелить спящего двойника Джилли – Сломанную Девочку. Прутик и вербена – вдвоем они ее вылечат. Теперь Тоби казалось очевидным: в первый раз веточка не сработала, потому что Джилли тогда не была цельной. А когда обе половины объединятся, сработает наверняка.

3

– Ну-ну, надо отдать тебе должное, – наконец подает голос Рэйлин. – Не струсила явиться сюда, когда весь расклад против тебя.

Ее голос разбивает оцепенение, охватившее нас, и я моргаю. И скашиваю глаза на Рози. Она заряжает пистолет!

– Нельзя было оставлять тебя там, – говорю я, – в том доме.

– Вот тут ты права.

– Но ты же понимаешь, я сама была девчонкой. Когда выбралась оттуда, попала в такую передрягу, что много лет ничего не соображала.

– Стало быть, все в порядке и ты ни в чем не виновата?

Я качаю головой:

– Нет, но я хочу, чтобы ты знала: я за тобой вернулась.

– Врать-то!

– Это правда. Но тебя уже не было, и дом стоял пустой.

Что-то холодное и темное проступает в ее глазах.

– Можешь спросить у Маргарет Суини, – говорю я.

– Эта старая перечница ни с кем говорить не станет – хоть спроси у нее, который час!

Я пожимаю плечами:

– Подумай сама, каково ей было – всякая «белая шваль» вроде нас понаехала в соседние дома и превращала землю, которая их кормила, которую они лелеяли, в помойку. Могла она любить нас?

– Господи, мне что, еще и ее пожалеть? Если уж она такая святая, почему за меня не заступилась?

– Мне она тоже ничем не помогла, – говорю'я. – Может, не знала, что у нас делается. А может, тоже боялась Дэла.

– Я Дэла не боюсь!

– И я не боюсь – теперь. А тогда боялась.

– Надо было сделать, как я, – пустить кровь ублюдку. Может, тогда он оставил бы нас в покое.

– Ты с ним справилась?

Она хлопает себя по карману:

– Мы с подружкой – мадам выкидушкой.

– А у меня так и не хватило храбрости.

– Кажется, тут мы с тобой не похожи, старшая сестричка.

– Мы с тобой во многом не похожи.

– Господи, надеюсь, что так.

Мы проваливаемся в долгое молчание, просто разглядывая друг друга. Ей, кажется, так же любопытно, как мне, но любопытство не изгоняет из ее глаз черной злобы. Я делаю еще одну попытку.

– Я правда за тобой возвращалась, – говорю я. – Знаю, что слишком поздно, но, сбежав из дому, я пристрастилась к наркотикам и в конечном счете попала на панель. Несколько лет у меня в голове была настоящая каша. Но как только я выкарабкалась и начала соображать, что делаю, я стала разыскивать тебя. Хочешь – верь, хочешь – нет, только это правда.

– Это ты так только говоришь, – отзывается Рэйлин. – Просто я нагнала на тебя страху. Ты что хочешь наврешь, лишь бы спасти свою шкуру.

Я качаю головой:

– Я бы умерла за тебя.

Слышу собственный голос, произносящий эти слова, и удивляюсь. Я настолько чужда своей семье, что даже имя сменила, лишь бы не иметь с ними ничего общего. Всю жизнь изменила, и вот, говорю те слова, которые говорят друг другу родные. Наверное, семейные узы крепки – только это не узы крови. Просто обе мы – Дети Тайны, а крепче этих уз вряд ли найдешь. Даже если бы мы были совсем незнакомы, нас крепко-накрепко связывал бы пережитый ужас. А раз то, что случилось с ней, – моя вина, раз я это оставила – мне это и исправлять.

Если бы только знать как.

Рэйлин

Забавно: когда моя сестрица, оскальзываясь, съезжает к нам по откосу, красная пелена, каждый раз заливавшая мне глаза при виде ее проклятой фотографии, не появляется. Не знаю, куда она подевалась. Я ловлю себя на том, что жадно ее рассматриваю, – впервые не украдкой, через дверь больничной палаты, а прямо, лицом к лицу. Я вижу ее, она – меня. И знает, кто я такая. И я знаю, кто она такая.

И тут она начинает оправдываться, а я огрызаюсь и нападаю, но той глубинной черной злости нет как нет. О, я зла на нее, еще бы, но только сейчас я толком не сумела бы сказать, на что злюсь. Потому что она ведь правду говорит: была тогда совсем девчонкой. Что она могла, кроме как сбежать и, ясное дело, вляпаться в новое дерьмо? И может, она за мной возвращалась, может, нет – теперь это не так уж важно.

Не поймите меня неправильно. Я не собираюсь разыгрывать счастливую встречу заблудших сестер или еще что в том же роде. Но вот гляжу на нее и не понимаю: чего я от нее ждала? Черт подери, она, может, только из-за меня и торчала так долго в проклятой дыре, которую мы звали домом. И мне вдруг вспоминается, сколько раз она меня предупреждала, чтобы я держалась подальше от Дэла, а я и не слушала, пока не стало слишком поздно.

Где бы я была, если бы Рози не подарила мне тот ножичек? А ведь я к тому времени была старше ее – и что, умела за себя постоять? У меня была Рози, а у Джиллиан Мэй никого не было, кроме чумазой малявки, из-за которой ей только тяжелее приходилось.

И тут она выдает самую убийственную реплику.

«Я бы умерла за тебя».

И, черт меня возьми, она ведь не врет.

Бывают люди, которые соврут и глазом не моргнут, но моя сестрица явно не из таких. Столько в ее глазах чувства, когда она это говорит, и, главное, ручаюсь, она не меньше меня дивится тому, что сказала.

Я только и могу, что пялиться на нее.

Не знаю, до чего мы могли бы этак договориться. И, как ни печально, уже не узнаю.

– Ну как, закончили? – спрашивает Рози.

Я оглядываюсь на нее. Она стоит, уложив ствол пистолета на сгиб локтя, будто младенца.

– Потому что мне не нравится, к чему это идет, – говорит она.

– К чему идет?..

– С ней. – Рози подбородком указывает на Джиллиан Мэй. – Ты что, сбрендила, Рэй? Погляди на себя – она тебя околдовала, а ты до того одурела, что и не видишь. У меня точь-в-точь такое чувство, как тогда на крылечке у мисс Люсинды.

– И что ты предлагаешь? – спрашиваю я. – Пристрелить ее?

– Это идея.

Оглянувшись на Джиллиан Мэй, я виновато пожимаю плечами. Нам с ней надо разобраться, без вопросов, но о том, что предлагает Рози, речь не идет.

– Не ты ли меня совсем недавно уговаривала не заниматься уголовщиной? – спрашиваю я Рози.

– Было, – соглашается она, – но то в больнице посреди города. Другое дело здесь. Ни копов, ни законов… ничего.

– Рози…

– Христос в кукурузе, Рэй! Я всю жизнь слушала, как ты выплакиваешь свои обиды на сестричку. Все, что было у тебя в жизни дрянного, ты связывала с ней. А теперь что? Так ее и отпустишь? Какого черта? Нашла чем закончить!

Вот о чем я позабыла, глядя, как она целыми днями сидит с пивом и сигареткой перед экраном, – это какой крутой она умеет быть. По ее виду не скажешь, а ведь она пристрелила копа и порезала несколько человек – и женщин в том числе.

– Ты слишком много смотришь дневных ток-шоу, – говорю я Рози.

Она только головой качает и перекладывает на руке пистолет.

– Я покажу тебе, как надо кончать дело, – говорит она.

– Рози, не надо!

Я даже не думаю, что делаю, бросаясь к ней. И то, что сказала моя сестричка насчет умереть за меня, тут ни при чем. Просто это неправильно и надо остановить, вот и все. Коротко и ясно.

Но я не успеваю.

Рози стреляет.

И я не успеваю помешать ей спустить курок.

Зато вполне успеваю перехватить пулю.

Я принимаю ее прямо в грудь, и меня сбивает с ног, словно огромная рука возникла из ниоткуда и смахнула меня пальцем. И не проходит у меня перед глазами вся жизнь. А я бы и не хотела ее увидеть.

Но когда я валюсь на землю и жизнь вытекает из меня, мне вспоминается та несчастная дуреха из трейлерного парка. И что я не сдержу данного ей слова. Она будет думать обо мне так же, как я всю жизнь думала о сестре, а я ведь не виновата, что умерла.

Если, конечно, она вообще обо мне вспомнит.

– Ты покойница! – вопит Рози, и я не знаю, мне она кричит или сестре.

А потом я уже вообще ничего не знаю, а просто проваливаюсь в большую черную яму, только она вроде бы не подо мной, а наверху, и я падаю вверх к искорке света, которая горит на ее дне, в самой дальней дали.

Джо

Эта медовая питбулиха выводит меня прямо к ним. Я надеялся, что мы сумеем разобраться с этим делом без грязи, но я опаздываю, и ничего уже не поделаешь.

Мы успеваем увидеть, как высокая блондинка стреляет в Джилли, и, черт меня возьми, если ее сестра не выскакивает на линию огня и не принимает на себя пулю. На мгновение все замирает. Они даже не замечают нас с питбулихой. Блондинка опускает пистолет и круглыми глазами смотрит на мертвую подругу. А я смотрю на Джилли и вижу ужас на ее лице. Когда Джилли срывается с места, чтобы подбежать к сестре, блондинка поднимает голову. Кричит что-то и снова вскидывает пистолет.

Она целится в дух Джилли, живущий во сне, но тело ее лежит тут же. Кто знает, что станет с ним, если убить дух?

Я бросаюсь к блондинке, но питбулиха опережает меня. Она прыгает на женщину и опрокидывает ее в тот самый миг, когда раздается выстрел. Пуля уходит в сторону, рикошетом звеня по камням. Блондинка падает изогнувшись, пытаясь понять, что сбило ее с ног, вместо того чтобы смотреть, куда летит. От хруста, с которым ее голова ударяется о гранитный выступ, у меня сводит внутренности, и я понимаю, что она уже не встанет.

Питбулиха приземляется мягко. Упав на все четыре лапы, она сразу принимает боевую стойку. На прямых лапах подходит к мертвой женщине, коротко втягивает ноздрями воздух и тут же с визгом отскакивает. Похоже, убийства ей так же не по душе, как и мне. Когда она, поскуливая, оборачивается ко мне, я уже в человеческом облике.

– Ты не нарочно, – говорю я ей. – А ее надо было остановить. Я не успел, а то бы сделал то же самое.

Ее темные глаза неотрывно смотрят на меня, и я вижу в них, что мои утешения не помогают. Это дело долго будет преследовать ее. Я знаю, что она думает: с каждой отнятой жизнью мы становимся меньше. Вот чего многие просто не понимают. Да, надо прекращать насилие и убийства, но если прибегать для этого к насилию и убийствам, вы только ухудшаете положение.

Медовая блондинка поворачивается к Джилли, склонившейся над телом сестры. И я смотрю на нее. Джилли поднимает голову, руки у нее в крови, в глазах боль и недоумение.

Джилли

Я знакома с насилием, хотя много лет прошло с тех пор, как для меня, уличной девчонки, боль и смерть были обыденной реальностью, а не материалом газетных статей. То время позади, и в моем нынешнем опыте такого больше просто нет, если забыть о недавнем уличном происшествии.

То происшествие…

Когда Рози нацеливает на меня пистолет, я возвращаюсь в ту ночь. Замираю, будто снова застигнутая светом фар. Потом звучит выстрел, и Рэйлин падает. Ее шаг навстречу пуле, предназначенной для меня, такой же удар, как и столкновение с несущимся автомобилем.

Я уже не помню о Рози с ее пистолетом, об угрожающей мне самой опасности. Осталось одно. Я, срываясь, скольжу последние ярды по откосу и падаю на колени в сырую траву рядом с сестрой. Трогаю ее дрожащими пальцами. Все мои мысли, чувства, знания сходятся в один узкий луч, направленный на нее. Я не хочу смотреть, но не могу отвести взгляд.

Смотрю на ее разорванную грудь. На неестественно откинутую голову. На подломившиеся ноги. С ужасом вижу, что она не дышит. Что глаза у нее закатились, открывая белки. Что она мертва.

Я хочу позвать ее обратно, оттуда, куда она ушла. Куда ее забрали. Пытаюсь обхватить ее руками и поднять, но она обвисает мертвым грузом. От ее крови пальцы у меня становятся скользкими, и мне никак ее не удержать.

Не знаю, сколько времени меня нет. Опомнившись, я поднимаю голову, ищу глазами Рози и недоуменно моргаю. Над ее неподвижным телом стоит Джо, а рядом с ним – светло-желтый питбуль.

Открываю рот, но голос отказывает. Когда они здесь появились? Что с Рози? Мне смутно вспоминается второй выстрел. Она что, застрелилась?

Пистолет валяется на траве рядом с ней. В руках у Джо ничего нет. Остается Сломанная Девочка, но она так и лежит бесчувственным мешком там, где я впервые увидела ее сверху. Мне ли не знать, что она не способна поднять пистолет, тем более нажать на курок.

Под ложечкой у меня что-то резко сжимается… ко мне, ко мне…

… я смотрю на Сломанную Девочку и поспешно отворачиваюсь. Вижу, что подходит Джо. Опускается на траву по другую сторону от тела Рэйлин. В его глазах мудреца-шута сочувствие.

– Жаль, что так кончилось, – говорит он.

Я снова открываю рот, но голос не возвращается, так что приходится медленно кивнуть. Я слежу за его пальцами. Он сворачивает сигарету, закуривает, вдыхает дым и выпускает голубовато-серую струйку. Предлагает мне, но я мотаю головой.

– Нам надо вернуться в реабилитацию, – говорит он. – Все здорово беспокоятся.

Мой взгляд падает на лицо Рэйлин. Измазанными в крови пальцами я закрываю ей глаза: один, потом другой. На веках у нее остаются красные пятна – как индейская боевая раскраска. Я прокашливаюсь и наконец обретаю власть над своим голосом.

– К чертям реабилитацию! – бросаю я.

Он, кажется, собирается возразить, потом кивает.

– Ну да, – говорит он. – Нам кажется, что мы уже от всего вылечились, да?

– Это несправедливо, – возражаю я, – и ты это знаешь.

– Пожалуй. Хотя чем дольше твой сонный дух отделен от тела, тем труднее будет потом. Тебе придется расплачиваться за все это, Джилли.

Я качаю головой:

– За многое придется расплачиваться.

– Я не о том, что случилось здесь.

– Все равно, – говорю я, – это случилось, верно? Моя сестра умерла. По-моему, я почти достучалась до нее, и тут она умерла. Я с ней целую вечность не виделась, а теперь уже никогда не удастся по-настоящему ее узнать.

– Было бы что узнавать! – доносится новый голос. Я поднимаю голову и вижу, что в расселине вдруг стало тесно. Нанабозхо я узнаю – встречалась с ним в Большом лесу. Второй, в черной шляпе, – тот, что заговорил, – мне незнаком, но по рассказам Джо я догадываюсь, что его зовут Джек Вертопрах. Тоже из псовых.

Они, похоже, возникли из пустоты – меня это не удивляет, потому что я уже достаточно насмотрелась Народа, но питбулю, сопровождающему Джо, это явно не нравится. Из его груди рвется глухой рык. На самом деле я уже некоторое время слышала его краем уха, с тех пор как появились псовые, но до сознания он не доходил.

Джо поворачивается к собаке и бормочет:

– Все в порядке.

Ничего не в порядке. Какой же это порядок? Потом я вспоминаю, что сказал Вертопрах.

– Тебе, может, и нечего было бы узнавать, – говорю я, – а для меня в этом было все.

– Ох, ради бога! Скажи еще, она была святая!

– Джек! – предостерегающе окликает его Джо. Но Джек Вертопрах его не замечает.

– Она убивала наших родственников, – говорит он. – И знаешь зачем? Чтоб купаться в их крови. Помолодеть. Они пьянели от крови – она и ее стая.

Я поднимаю взгляд на Джо, и он неохотно кивает.

– Она много убивала, – говорит он. – Мы уже довольно давно охотимся за ней и ее волчицами. Когда начинали, еще не знали, кто она такая. Знали только, что ее надо остановить. Так или иначе положить конец убийствам.

Он говорит мягко, негромко, стараясь смягчить удар, успокоить меня. Хотя, мне кажется, он старается не только для меня, но и для Джека.

– Она была моей сестрой, – говорю я.

– Но она творила зло.

– Мне все равно. – Я снова смотрю на Джека. – Разве ты знаешь, через что ей пришлось пройти в детстве?

– И знать не хочу! – огрызается Джек. – По-твоему, это оправдание? С тобой плохо обошлись, и это дает тебе право делать что вздумается с другими?

– Нет, но…

– Джо говорил, вам обеим трудно пришлось, – перебивает меня Джек. – Ну скажи-ка мне, почему ты устояла, а она нет?

– И я могла пойти по той же дорожке, что она, – говорю я ему. – Просто мне помогли, нашлись люди, которые вытащили меня из канавы и показали, что есть другие пути. А у нее только и была эта психопатка с пистолетом.

– Чушь! Просто она такой уродилась.

Я встаю. Мне хочется схватить его своими измазанными в крови руками за глотку и придушить.

– Никто не рождается плохим! – произношу я звенящим от ярости голосом.

– Она и тебя собиралась убить, – говорит он.

– Это… это еще неизвестно.

Но здесь я теряю почву под ногами. Не знаю, зачем Рэйлин притащила меня сюда. Я не забыла ненависти в ее волчьих глазах. Не забыла уничтоженных ею картин – она наверняка нарочно выбрала те, что были мне дороже всего. Не знаю, дошла бы она до убийства, но причинить мне боль хотела, это точно.

– Ну а я уверен, – говорит Джек.

– Убирайтесь отсюда! – приказываю я. – Добились, чего хотели. Моя сестра умерла, в стране снов теперь все будет хорошо, так почему бы вам не оставить нас в покое?

Довольно долго Джек молчит. Мне кажется, он уже собирается повернуться и уйти, но тут все снова меняется.

2

Тоби слышал голоса, доносившиеся из расселины, и последние несколько шагов крался на цыпочках. Пристроившись за упавшим стволом над обрывом, он осторожно заглянул вниз и поспешно спрятал голову. Псовые. Двое… нет, трое. Слишком много. Сердце, и без того колотившееся в груди после долгого бега, застучало еще чаще.

Он с трудом проглотил сухой комок в горле, не смея шевельнуться. Но чем дольше прислушивался, тем яснее понимал, что прятаться больше нельзя. Сонный дух Джилли был слишком слаб, чтобы справиться с такой толпой Народа. Хотя свет в ней горел все так же ярко. Душа Большого леса была на ее стороне – наверняка. Разве ей не позволено было сорвать те веточки? Если ее дух соединится с телом и исцелит его, тогда у нее, цельной и сильной, еще есть шанс.

И он заставил себя выпрямиться. Сжимая в руках венок вербены, в котором среди синих цветков и благоуханных листьев были вплетены молочные головки деревея и единственная веточка волшебного дерева Большого леса, он шагнул к обрыву и начал спускаться в расселину.

3

Ньюфорд

Софи вздохнула. Эта ночь напоминала то, как они сидели вокруг Джилли, лежавшей в коме, только сейчас их было меньше. И на постели не было бесчувственного тела. Они ждали в коридоре корпуса реабилитации, откуда исчезла Джилли. Софи, Венди и Касси сидели на полу рядком: она с Венди – поджав колени к груди, Касси – вытянув ноги и скрестив их в лодыжках. Лу с трудом оправился от шока, пережитого при виде Касси и Венди, возвратившихся в коридор сквозь ту же стену, за которой скрылись немногим раньше, и коротал время, расхаживая взад и вперед, пока не появилась Анжела. Теперь эти двое стояли, тихонько переговариваясь, в конце коридора.

Софи взглянула в их сторону. Для Джилли эта пара была вроде разведенных родителей. Лу забрал ее с улицы и привел к своей подруге, которая заставила девочку пройти программу детоксикации, помогла окончить школу и поступить в университет.

Теперь Джилли общалась с ними как с друзьями, но в первые годы они стали для нее приемными родителями – какими те и должны быть.

После их разрыва Джилли признавалась Софи, что чувствует себя ребенком, выбитым из колеи после родительского развода. Она любила обоих и знала, что они любят друг друга, – тем труднее было принять их горький разрыв. И Джилли преследовал детский комплекс вины. Правда, она лично была ни при чем, но все же причиной разрыва был разный подход к таким клиентам Анжелы, как Джилли.

Впрочем, сегодня, как и в ту первую ночь, оба отложили на время свои разногласия. Тревога и печаль объединили их.

Софи созвала бы и остальных друзей Джилли, но она не знала, что им сказать. Сама она теперь способна была допустить возможность того, что две женщины, проникнув в здание, унесли Джилли в страну снов сквозь стену, но убеждать в этом других – кроме разве что Кристи и профессора – казалось ей непосильной задачей.

Лучше подождать, говорила она себе. Пережить ночь. Касси уверяла, что Джо с друзьями сумеют выручить Джилли, так что надо было просто держаться. В любую минуту мог вернуться Джо с Джилли на руках, и тогда Джилли все объяснит сама, в обычном своем легкомысленном стиле.

Но тягучие минуты складывались в часы, а Джо не возвращался. Софи не теряла надежду, но беспокойство ее возрастало прямо пропорционально протекавшему времени. Была уже половина третьего, пять часов прошло с момента похищения. Ей не хотелось думать, что могло их задержать. Слишком хорошо она знала, что опасностей в стране снов не меньше, чем чудес.

Она покосилась на сидевшую рядом Венди. Со времени возвращения из страны снов ее окружало мягкое сияние, но при этом подруга казалась непривычно подавленной. Софи протянула руку, сжала ее пальцы.

– Все будет в порядке, – сказала она, вкладывая в эти слова всю свою надежду.

– Надеюсь. Только…

– Ну, что такое?

Венди со вздохом покачала головой.

– Я чувствую себя такой дрянью, – сказала она. – Теперь, когда сама там побывала, понимаю, чем это было для вас. Разве вы могли не рваться туда?

– Ты это о чем? – не поняла Софи.

– Я просто чувствовала себя… выброшенной.

– Откуда?

– Из нашей троицы. Вы с Джилли обе уходили туда, а я оставалась вроде третьего лишнего.

– Никогда такого не было!

– Знаю, – сказала Венди. – Просто мне так казалось. А хуже всего, что я могла бы не допустить всего этого.

Софи непонимающе уставилась на нее. Венди опять вздохнула:

– Джилли чувствовала, что со мной что-то не так. Может, догадалась о моих переживаниях или просто заметила какую-то странность. Она передала мне через Анжелу, что хочет поговорить, а я застряла на работе, а потом, вместо того чтобы бежать сюда, отправилась ужинать со всей компанией.

– Все равно не понимаю, в чем ты себя винишь?

– Разве не понятно? – отозвалась Венди. – Приди я раньше, оказалась бы здесь, когда те ужасные бабы явились за Джилли. Могла бы их остановить.

– А скорее сама бы пострадала.

– Возможно. Но все равно подняла бы шум, и, может, охранники успели бы вовремя.

– Ох, Венди. – Софи крепко обняла подругу за плечи. – Я тебя понимаю, но, честное слово, тебе не за что себя упрекать.

На глазах у Венди выступили слезы.

– Просто… – Она запнулась и начала заново: – Не хочу, чтобы, может, последнее, что думала обо мне Джилли, было, что я на нее сержусь или что-то такое.

На лице у нее проступила боль. Высказанные вслух, страхи будто становились реальнее. Софи прижала ее к себе.

– Джилли никогда так не подумает, – сказала она, – и мы никогда тебя не бросим.

– Джо ее вернет, – заверила их Касси, сидевшая с другой стороны. – Положитесь на него.

– Полагаемся, – сказала Софи. Но ждать было так тяжело.

4

Манидо-аки

Все оборачиваются к Тоби, который съезжает по откосу, хватаясь за тонкие деревца, чтобы удержать равновесие, а другой рукой прижимает к груди венок из синих цветов, листьев и ветвей. Венок, кажется, сияет собственным светом.

«Ты меня не бросил», – думаю я.

После всего случившегося эта мысль кажется страшно важной. Как якорь, за который я могу удержаться, когда передо мной лежит мертвая сестра, а над ней стоят эти двое псовых и говорят жестокие холодные слова. Слушая их, я почти задыхаюсь. И тогда я ненавижу их, себя, мертвых Рэйлин и Рози: одну – за то, что убила мою сестру, другую – за то, что умерла.

Я смотрю на венок в руках Тоби. Первая мысль – что это цветы для Рэйлин, и я удивляюсь, откуда он знал заранее о ее смерти, но потом я осознаю, что это такое, для кого предназначено и куда он умчался в такой спешке. Он бросился на тот волшебный луг, о котором мне говорил. Нарвал цветов и сплел их в венок для меня. Чтобы разрушить чары, что влекли меня к Сломанной Девочке.

Но все это уже в прошлом.

– Этого человечка я знаю, – произносит Нанабозхо. – Он вечно шныряет в Большом лесу, подсматривает за всеми.

Джек кивает:

– Какой-то Эдар.

Я начинаю понимать, что Тоби не слишком ошибался в своем суждении о Народе. Так мои соседи обсуждают бродячего кота – без приязни. Я с радостью вижу, что Джо не разделяет их чувств – не могу точно сказать каких. Пожалуй, легкой враждебности. Или досадливой скуки. Между прочим, я заметила, что питбуль на Тоби не зарычал.

– Что ты здесь делаешь? – обращается к Тоби Джек. – Для кого шпионишь, а?

– Он не шпион, – говорю я, поднимаясь с коленей. – Он мой друг.

И тогда Тоби встает рядом со мной. Выпрямляется и рассматривает их так же презрительно, как они его, чем удивляет меня, потому что я помню, как старательно он избегал столкновения с Народом.

– Я больше не Эдар! – говорит он им.

Джо тоже поднимается на ноги, и все трое псовых долго изучают Тоби.

– Молодец, – наконец произносит Джо.

Не знаю, что думают остальные двое, но, сдается мне, «молодец» в их мыслях не мелькает. Я уже достаточно на них насмотрелась и, думается, начинаю их понимать. Такие, как они, не любят перемен, кроме тех, которые вызывают они сами. И особенно не одобряют изменений, которые угрожают сместить их с верхней ступени пищевой цепочки. Поэтому я жду от них новой ехидной реплики.

Но неожиданно Нанабозхо произносит:

– Запах. Что-то знакомое, но вспомнить не могу.

Я в нем разочаровалась. По разговору в Большом лесу он мне понравился. А теперь я смотрю на него как на чужака, – такого же, как этот Джек Вертопрах в черной шляпе.

Джек кивает:

– Что-то старое. Глубокое.

– И тревожное, – добавляет Нанабозхо. – Только не понимаю почему.

Я скашиваю взгляд на Джо. У него тоже раздуваются ноздри, а его глаза – ничего не упускающие глаза – шарят по сторонам. Перехватив мой взгляд, он пожимает плечами.

– В воздухе что-то есть, – соглашается он, обращаясь к своим родичам. – Но, по-моему, ничего тревожного. Мне оно скорее напоминает мой абинас-оди – дом сердца, хотя он далеко отсюда.

– И тебя это не тревожит? – спрашивает Джек.

– Нет, только внушает любопытство.

Джек качает головой:

– Рядом кто-то, слишком хорошо знающий нас.

– Мне скрывать нечего, – отзывается Джо, – так что меня это не пугает.

– Это старше, – говорит Нанабозхо. – Старше секретов и страхов. Это напоминает мне мою гостью, заглянувшую на вершину Коди.

Трое псовых обмениваются взглядами, и я собираюсь спросить, о чем они говорят. Но Тоби дергает меня за рукав и, когда я оборачиваюсь к нему, подает венок.

– Надень его на Сломанную Девочку, – шепчет он. – Он снимет заклятие, я знаю, снимет. И думаю, вылечит ее. Тебя. Вас обеих.

Венок оказывается в моих руках, и тогда я понимаю, что почуяли псовые. Кажется, воздух вокруг нас застыл. Словно лес, скалы – все затаило дыхание. И тут я замечаю вплетенную в цветы веточку из Большого леса. Это не просто венок целительной вербены, о которой толковал мне Тоби, – тут иная, более древняя магия, – и я, так же как он, верю: она должна подействовать. Не помогла раньше, потому что тогда я была всего лишь сонным духом, но плоть и кровь Сломанной Девочки она исцелит.

И я снова буду здоровой, цельной.

Я могу выздороветь.

Мой взгляд соскальзывает с венка к телу сестры, лежащему у моих ног.

«Но тогда, – невольно думается мне, – если волшебство этой ветки властно возвратить жизнь погибшим нервам и растерзанной плоти, не может ли оно возродить умершего только что человека? Как-никак, это страна снов! Тоби уверял, что ветви с вершины дерева Большого леса творят чудеса. Вернуть жизнь сестре – разве можно найти лучшее применение чуду?»

Сейчас. Здесь. Пока можно. Исправить то, чего не сделала раньше.

И я твердо знаю, что надо делать.

– Ты уверена в своем выборе?

Я моргаю, заслышав новый голос, исходящий будто из некой тайны, из воцарившейся вокруг тишины, когда все живое затаило дыхание. Я медленно кладу кольцо синих цветов и темных листьев, поднимаю взгляд от тела сестры.

Миг назад в расселине было тесно. Сломанная Девочка и Тоби. Трупы Рози Миллер и моей сестры. Трое псовых и собака, которую привел Джо. А теперь мое спящее «я» стоит на коленях рядом с мертвой сестрой. Остальные исчезли.

Но я не одна.

Женщина, заговорившая со мной, находится там, где секундой раньше стоял Джо. Она напоминает мне Нокомис, Белую Бизониху, однажды показавшуюся мне в Большом лесу. Я уверена, что это она, хотя никогда не видела ее с человеческим лицом. Очень уж велико сходство, а никого другого, подобного ей, я в жизни не встречала. У незнакомки лицо круглое, как полная луна, а вокруг плывет кудрявое облако густых темных волос. На бронзовом лице древние как сам мир глаза: далекий и таинственный взгляд, полный тепла, исходящего из бездонной глубины.

Между тем мы уже не в расселине. Кругом стоят башни-деревья Большого леса или очень похожие на них. Только кажутся еще старше, еще необъятнее – если такое возможно. Окутанные тайной стволы мерцают внутренним светом.

Я возвращаюсь взглядом к женщине. В ее глазах – тот же свет. Она улыбается, и холодок страха, ползший у меня по спине, мгновенно исчезает. Но теперь я уже не так уверена, что вижу Нокомис. Я уже ни в чем не уверена.

– Кто… кто ты? – вырывается у меня.

Ее спокойная улыбка становится чуть шире.